Глава 1. В которой встречаются два давних друга

Природа в этих местах была божественно красива, чиста от ложного образа насажденной цивилизации, от людских рук и прогрессивного разума. Все эти поля, перерастающие в горные монолиты, покрытые шапкой хвойных лесов, таили в себе дух прошлого и чувство свободы, понятной лишь птицам, способным взмахнуть широкими сильными крылами и вознестись над суетой и безумием окружающего мира. Нигде более нельзя было увидеть столь чудесной земли. Булыжные камни врастали в почву прямо посреди полей, а деревья пускали свои могучие корни на скалистых породах, не тронутых даже мхом. На краю неба, у самих облаков вырастали утесы, а лес покрывал линию горизонта нестройным гребнем хвойных деревьев. Эти северные земли пропитались былинной славой и девственной чистотой, магическими знаниями и языческими обрядами. Даже небо здесь было другим, не похожим на остальное, и облака большими хлопьями восседали на гребне лесов, румянясь от вечернего солнца.
Ахтиан Юрсен был влюблен в эти края, его сердце трепыхалось только от одной мысли об этих землях. Стоило ему закрыть глаза, как перед ним тут же всплывали образы цветочных полей и густых лесов, вещей столь разных, но столь близких его сердцу. Он был готов воспевать эту прелесть природы в балладах и песнях, если бы умел их писать.
До города оставалось еще несколько верст.
Ахтиан стряхнул осевшую на кожаном плаще пыль, поправил широкополую шляпу. На горизонте виднелось здание пригородной корчмы.
Привязанные у дверей таверны лошади говорили о том, что внутри полно народу. Серый дым из трубы валил густым столбом: хозяйка явно стряпала на кухне. Запах пыли и похлебки сразу бил в нос входящему: типичный запах придорожных трактиров, в коих каждый вечер было полно людей, оставшегося перевести дух и расслабить тело, в длинную ночь, неприветливо встречавшую путников промозглым ветром. Здесь оставались разные люди: и кто побогаче, попав сюда случайно и не имея иной альтернативы, кроме здешнего «уюта», и бедный сброд, пахнущий дешевым пивом, грязью и потом. Хозяин всем был рад, лишь бы в кошельке звенело.
Местность была пустынной. Трактир стоял в поле, на большом тракте, посему гостей в нем не переводилось.
Небольшое двухэтажное здание сливалось с ночью, уходя глубоко с полумрак темной черепичной крышей. Камень, из которого был выстроен первый этаж, впитал в себя сырость и промозглость здешних мест, а брусковый верх смотрел в темноту окнами-глазами невиданного зверя.
Ахтиан вошел в трактир и осмотрелся. Картина была привычной. За центральным столом сидела приличная компания из трех человек, поедая предоставленный ужин из копченой курицы и жареного картофеля, запивая все это вином. В дальнем углу уже утихомирились выпивохи, заснув прямо за столом. Иные шумели и пели песни, но как-то тихо. Чуть ближе расположились люди сколь разносортные столь и похожие. Одинаково испуганный взгляд не сходил с их лиц, они не были знакомы, просто сели за один стол, не имея другого выбора.
Бесцеремонно растолкав людей у стойки, Ахтиан проследовал прямо к трактирщику.
- А налей-ка мне пивка пару кружек, трактирщик. – Растолканые недобро взглянули на наглеца, но промолчали.
- Сию минуту, милсдарь путник… - трактирщик повернулся, уже держа в руках одну кружку пенного напитка. – Ах, ты ж, старый ты черт! Дуришь старика, и как тебе совесть-то не мучает. Трунишь надо мной, издеваешься…
- Ладно тебе дуться, старина Ярри, и так уже сто лет у тебя не был… уж, ей богу, и подшутить над тобой нельзя. С коих пор ты стал таким серьезным занудой?
- Я? Да никогда. Старина, Ахти, ты же знаешь, что здесь тебе рады. Уж не прими за негостеприимство ворчание старика. – Он улыбнулся и принял путника в крепкие дружеские объятия. – И жена рада будет. Проходи в комнату на втором этаже, там тебе уютно будет… А я к тебе подойду чуть позже, как разойдется весь этот… контингент.
- Расстроить тебя хочу, не останусь на ночь.
- Чаво так? Или обиду затаил на старика Ярри? Ха!
- Нет. Дела, понимаешь ли, в городе. До ночи побуду.
- Давай позже. Через часик, когда люди разойдутся, я к тебе поднимусь. – Ярри залез под столешницу и вынул оттуда связку ключей. – Вот ключ от восьмой комнаты. Не лучший, конечно, вариант, но людей сегодня много, остальные комнаты заняты уже. Еще эти господа, что за центральным столом, заняли лучшие номера. Пришлось даже одному отказать из-за них. Но деньги не пахнут… хоть они, господа эти, и с запросами, зато платят золотыми.
- Восьмой, говоришь? Это тот, который в углу?
- Он самый. Там прохладно, зато никто мешать не будет. Ну, иди, я поднимусь через часок.
Ахти отпрянул от стола, провожаемый недовольными взглядами оттолкнутых клиентов. Пахло похлебкой и пылью – запахом всех придорожных таверн. Эта таверна не была исключением.
Изрядно истертые ступени уже множество раз перекрашивались, пропитанные пылью и запахом похлебки, они вели вверх, на второй этаж. Ахти знал каждую ступеньку наизусть.
Он поднялся. Там всё было так же, как и прежде: деревянный пол скрипел в тех же местах, на стенах висели масленые фонари в закоптившихся плафонах, дающие весьма тусклый свет и, если бы не окно в конце коридора, то не было бы видно ничего, на полу постелена шерстяная ковровая дорожка, которую точно периодически мыли, и ее это, явно, не спасало. Некогда дорожка была бардового цвета, но со временем выцвела, впитала в себя пыль и запах похлебки.
Угловая комната тоже не претерпела никаких изменений. Темно бордовые обои с изображением лилий покрывали стены, потолок был побелен относительно недавно, а печная труба проходила по самому углу.
Ахти бросил вещи в угол и улегся на кровати. Задремал.
Ахтиан был уже не молод. Юные годы пролетели, как вольный ветер по степи, оставив о себе только воспоминания. Теперь на его висках уже белели следы лет, хотя вечно задиристый взгляд не давал никому усомниться, что телом он силен, не меньше, чем духом. Он был высокого роста, стройный и подтянутый: на такого молодца женщины смотрели, с нескрываемым томлением, а его голубые глаза нордлинга воспламеняли сердца представительниц слабого пола, не хуже чем огниво печь.
Что ему снилось сказать сложно, а может быть и ничего не снилось, но время провалилось в пустоту и потеряло свою привычную тягучесть. Разбудил его стук в дверь.
- Ахти? Не спишь? Я захожу.
Вошел сутулистый Ярри.
- Опять влип?
- Ха, да мы тут все влипли… Ну, не будем о грустном. Как дела-то идут, вижу народу поприбавилось у тебя в таверне-то с нашей предыдущей встречи. Любят люди твою фирменную похлебку, ой любят.
- Что есть, то есть. Хвастать не стану. Матильда всегда умела стряпать. А похлебка – пальчики оближешь. Еще курей развели, там во дворе, спросом пользуются отменным. Хоть вспомни тех господ, что ближе к центру, копченого цыпленка уплетали за обе щеки. Нет, Ахти, ты не подумай, что я хвастаюсь, просто действительно вкусно.
- Я тебе верю, Ярри. Только ты вместо описаний своих вкусностей пожевать бы что-нибудь притащил, старый балда.
- Ты меня обидеть решил? Матильда скоро принесет зажаренного цыпленка и пива, как ты любишь. Мы же с тобой, старина, столько всякого на этой земле вместе пережили, что и вспоминать если, недели не хватит. – Ярри посмотрел в окно. Там была темень, хоть глаз коли. – Смотрю, поседел ты, Ахти…
- Что есть, то есть… Да и ты, смотрю, совсем побелел. Уже и бакенбарды как пакля стали, и лысина блестит не хуже самовара. А пузо-то отъел на курях, да на пиве, что… ты в двери нормально проходишь? То-то я гляжу, ты дверные проемы расширил…
- Вот курва! За что я тебя всегда любил…
- …За то, что я такой болтун. – продолжил Ахти, перебив собеседника на полуслове. – Ты мне это каждый раз говоришь, Ярри, когда мы видимся.
- Я тебя и тысячу раз это скажу. Потому как язык твой – длинный как хвост у змеи… и яда в нем примерно столько же. Сколько раз мы попадали в беды из-за него, и всё это, потому что ты не умеешь держать его за зубами. И, дорогой Ахти, я обожаю тебя за это в той же степени, сколь и ненавижу.
- Ну, ты-то всегда был молчалив, - Ахтиан шлепнул друга по плечу, - хотя иногда стоило бы и вставить своё веское…
- Как там твои ребята-то, раз уж начали говорить об этом?
- Зря… - Ахти начал судорожно кидать взгляд по комнате, и часто моргать. Дыхание участилось и сердце замерло, - зря ты это спросил. Не хочу об этом. Прости, не хочу…
- Что случилось, Ахти? Я тебя не узнаю… У тебя на глазах… что это? Слезы наворачиваются?
- Ярри, извини… - Ахтиан опустил глаза в пол, и в комнате повисла давящая тишина. Взгляд верного пса, потерявшего хозяина, оставшегося без надежды и опоры, блуждал по нечистому полу комнаты, в поисках того, что могло бы успокоить его, но не находил.
В комнату вошла Матильда, держа в руках поднос с цыпленком и бутыль пива. Ее светлые с редкой проседью волосы сползали на плечи широкими волнами, играя бликами в свете масляных ламп. Аметистового цвета платье сходилось складками на груди, подчеркивая пышные формы, опускалось до самого пола, полностью закрывая ноги. Матильда была все так же великолепна, несмотря на свой уже немолодой возраст. Ее чистое лицо вселяло радость в душу и трепет в сердце любого мужчины, и взгляд, будто глаз медузы, заставлял окаменеть каждого, кто попадал под его чары. Легкие бороздки морщин женственных ланит придавали особый шарм.
Ахтиан не мог себе в этом признаться, но где-то в глубине души он испытывал благой трепет при встрече с ней. Матильда очень нравилась Юрсену, нравилась не только в моральном, но и в платоническом смысле. Однако он никогда бы не позволил себе произнести этого вслух. Она была женой его лучшего друга.
Поставив еду и пиво на стол, она села в углу на стуле. Печаль и грусть Ахтиана не могла ускользнуть о проницательного взора Матильды. Она промолчала.
- Пауза затянулась. – Кашлянув, сказал Ярри, - Ахти, попробуй цыпленка, которого принесла Матильда.
- Здравствуй, Матильда. Давненько я тебя не видел. Уже несколько лет.
- Мы мало видимся, Ахти, друг мой. Хотелось на тебя посмотреть… Хотя, ты совсем не изменился. Только если, чуть постарел, и седины начали появляться. А так, всё такой же бодрый. – Голос Матильды звучал чарующе нежно, и, казалось, комната наполнилась запахом и духом ушедшего времени. – Что ж, мальчики, я чувствую, что здесь лишняя. Разговаривайте, а я пойду… тем более и дел по дому еще полно.
Она встала и направилась к двери.
- Постой, Матильда. – оживился Ахти, остановив ее на полпути, - Посмотри на меня. Что ты видишь?
- Полно, друг… - кинул Ярри.
- Ответь, пожалуйста. Я прошу…
- Ахти, и вправду, не стоит…
- Ярри!
- Я вижу в тебе ярость и злость, дорогой Ахти. – Начала хозяйка, - И печаль. Она разъедает твое сердце, она терзает твою душу, а ты не знаешь, как ее побороть. Ты хороший друг нашей семьи, но твои помыслы сейчас далеко за пределами этого дома. Ты борешься с собой, пытаясь перебороть свою сущность, убить дракона, сидящего в тебе, но при этом желаешь остаться тем, кто ты есть на самом деле. И я не могу пожелать тебе удачи, потому что как только ты переборешь себя – потеряешь душу и будешь вечно скитаться между небом и землей. Но и бросить это битву, сдаться, сложить оружие и смириться ты тоже не сможешь: я вижу это в твоих глазах. Ты сейчас на распутье… не ошибись в выборе дороги… Это всё, что я скажу тебе.
- Спасибо, Матильда.
- А теперь, я всё-таки вынуждена вас покинуть.
- Еще раз, спасибо…
- Болтаешь... не за что благодарить. Поверь, Ярри не зря тебя останавливал. Лучше не знать своей сущности, чем понять ее и запутаться.
С этими словами Матильда вышла из комнаты.
- …Я же тебе говорил… - укоризненно насупил бровь Ярри. Ахти наоборот, как будто получив заряд бодрости и силы, откинулся на спинку массивного стула.
- Наливай, Ярри. Выпьем, как в старые добрые времена. А то глотка соскучилась по пиву, по хорошему пиву. Что они там, на юге, готовят… никакого понятия о настоящем пиве там нет. А у тебя всегда было самое лучшее.
- Узнаю старого добряка Ахти! Вечно молодого, пьяного и веселого.
Зажаренный цыпленок оказался невероятно вкусным, и если и раньше Ахти знал, что в этой таверне отлично готовят, и не только похлебку, то теперь осознание этого поднялось на более высокий уровень, свыше человеческих чувств. Как будто душа питалась им. Ахтиан не знал, что Матильда добавляет к этому цыпленку, но вкус у него был божественный: мясо было нежным и при этом не таяло во рту, а давало сок.
И в пиве он не ошибся. Напиток был великолепен: только вынесенный из погреба, еще не успевший пропитаться дневной суетой и враждебным теплом.
- Ахти, как ты узнал… ну что моя супруга… ну, в общем, читает людей? Я тебе никогда этого не говорил. И вообще этого кроме меня никто не знает, ни одна душа в округе.
- Да всё довольно просто, дорогой Ярри, и ясно как день. Каждый раз, когда я тебя вижу, дела твои всегда улучшаются. В последний раз ты только закончил строительство пристройки к дому и не мечтал о большем, лишь бы народ шел в твою корчму, но прошло чуть больше года, а хозяйство твое растет, как тесто на дрожжах. Хотя ты все время скулил, что у тебя не осталось денег и что клиент нынче привередлив стал… Однако, люди идут в твою таверну, и, чую, дело отнюдь не в вашей фирменной похлебке. Матильда всегда знала, чего хотят люди. Вот и дела твои, за одно, поправила.
- Неужто так прямо-таки и заметно? – Ярри обомлел. Он никогда не предполагал, что его друг обладает столь проницательным умом и строгим рассудительным мышлением.
- Успокойся, - Ахти в очередной раз хлопнул товарища по плечу, - я пошутил. А ты, дурында, повелся… будто я шериф какой.  – Голос Ахти звучал уже жизнерадостно и весело. Тонкие нитки оптимизма звенели как бубенцы в повисшем тяжелом воздухе.
- Я всегда знал, что Матильда прорицатель. – Продолжил Ахтиан, - Еще тогда, когда она была совсем девчушкой с белобрысыми косами до пят. Тогда она впервые встретила нас: мы и тогда были вдвоём… боже, сколько лет минуло… Я уж не знаю, что прельщало ей в двух бандитах, но вот ты от нее голову потерял, уж точно.
- Да я и сейчас от нее без ума. Эта женщина стоит того, чтобы бросить всё на свете и пойти за ней…
- Ты и пошел, старый плут. Всё бросил и ушел… А мне она как-то рассказала, что может читать людей: по взглядам, по лицам, по жестам. Люди сами в себе несут множество информации, даже не подозревая об этом.
- Я просто люблю её. Все сердцем и душой…
- Да, я заметил. Думал укрыть это от старого друга, разбойник. Я много не замечаю в этой жизни, но уж маленький животик у Матильды я не заметить просто права не имел… Да ты еще в силах детей плодить, старина, еще рано тебя-то со счетов списывать.
Они опрокинули несколько кружек пива, заев всё это курятиной. Жирными руками оставляли плохо смывающиеся пятна на столе. Ярри уже бесцеремонно вытирал руки о белую скатерть, а Ахти насвистывал песенку. В чумных глазах двух закоренелых друзей отражались огни масляных ламп, и бегали светлячки и черти.
- Мы же давно хотели ребенка. Но как-то не получалось.
- Тебе везет, Ярри, везет… по жизни. Ты нашел свой путь, можешь идти по нему, постепенно достигая своей цели. Помнишь ты недавно спросил, что сталось с ребятами? – спросил Ахти и, не дожидаясь ответа продолжил, - А ребят не стало. Месяц, может быть больше, назад на нас напали военные в нашем же собственном лагере. И вот больше нет банды красного Ахти…А я, как последний пёс, сбежал поджав хвост, оставив товарищей на погибель. Правда, продырявили меня. Хороший шрам остался… Многих в ту ночь убили, некоторых арестовали, хотя их участь не подвергается сомнению. А я страдал, корил себя, за своё бегство… мне было стыдно смотреть на своё отражение, я не хотел показываться людям, и даже хотелось влезть в петлю, покончив тем самым с душевными муками. – Ахти сделал большой глоток, и прохладный напиток обволок немеющее горло ласковой свободой, - Но однажды, я всё же вышел в город из своего добровольного заточения и узнал одну интереснейшую вещь…
Ахтиан видел, что Ярри не хочет верить во всё сказанное. Вся эта банда была часть его, ярриной, жизни. И вдруг всё растворилось в туман, покрылось пеленой времени, ушло в небытие. Он переживал, не меньше своего друга. Его немолодое, перепаханное бороздами морщин, лицо наполнилось немой скорбью, в глазах застыл тлен и пепел, от сгоревших воспоминаний.
- …Понимаешь ли, дорогой друг, - продолжил Ахти после непродолжительной паузы, - мне стало известно, что всё случившееся, не происки врагов, ни хитроумный план кровожадных имперских ищеек, не злой рок, постигший нас за все злодеяния и грехи, а обыкновенное предательство.
В глазах Ахти блеснул огонек ярости, почти незаметный, едва видный, но старый друг сразу узнал его. Именно с таким огоньком красный Ахти и шел биться, именно этот огонек загорался, когда предводитель готовился к бойне, и эта пылающая ярость не отпускала Ахтиана. Он становился зверем, монстром, готовым разорвать любого, кто встанет у него на пути. Когда красный Ахти впадал в ярость, его боялись даже друзья. В древности таких людей назвали берсеркерами, медвежьими шкурами.
- И тогда я задумался: чего ради я тратил свои годы, к чему я шел всё это время? Промышлял разбоем и нападениями, зачастую на беззащитных людей. Мои руки в крови по локоть и мне никогда не смыть ее с себя, но я и не хочу этого. Я одолею богов, никогда не стану слюнтяем. Жизнь меня сделала убийцей, значит, так ей было нужно. Но теперь я понял, что не хочу больше ничего… Понимаешь, Ярри, я не хочу зависеть от воли и разума других людей, которые не знают, где их место под солнцем. Мне надоело бегать от всех на свете: от властей, от солдат, от предателей, от врагов, от друзей – и бояться того, что рано или поздно, мой путь прервется в канаве, с перерезанным горлом.
- И что ты теперь намерен делать? Восстановишь банду? А, красный Ахти?..
- Красного Ахти больше нет. Он умер вместе с бандой, исчез, испарился… А меня зовут Ахтиан Юрсен, и я намерен прожить оставшуюся жизнь под этим именем.
- Я тебя не узнаю, Ахти. Куда делся твой запал, твои амбиции?
- Мне просто хочется жить, как и все. Завести семью, зачать детишек, построить дом… свой дом. Ты однажды ушел от нас, а тоже хочу от себя уйти…
Они снова выпили. В голове уже шумело, но здравый рассудок не покидал друзей. В теле возникла приятная расслабленность, а в мозгу легкость мысли.
- У меня осталось последнее дело. Ты, наверное, догадываешься, какое.
- Я всегда знал, что ты слегка безумен, но сейчас я даже не могу предположить, что именно ты задумал. Я надеюсь, под конец своих похождений ты не станешь впутывать меня с Матильдой. Ты же понимаешь… мы так давно мечтали о ребенке. Мне бы не хотелось тревожить супругу на данном этапе.
- Не бойся, Ярри, ты останешься не при делах. А дело очень просто: я хочу лишить жизни того, кто решил играть со мной в кровавые игры. И пусть я проиграл партию, но я не проиграл всю игру… Только когда тело мерзкой крысы будет валяться в у моих ног, захлебываясь в крови, покой придет в мою душу. И это должно случиться сегодня… Извини, Ярри, я же говорил, что не останусь на ночь. Около полуночи я покину тебя, а сейчас мне бы хотелось отдохнуть и протрезветь.
Ярри вышел из комнаты, плотно закрыв за собой дверь. На душе у него было неспокойно. Бес тревоги и паники пытался склонить его к нехорошему, но Ярри не был бы лучшим другом красного Ахти, самого опасно и известного бандита во всех северных землях, если бы ни умел подавлять в себе подобного рода позывы.
Ахти спал сном младенца, как будто ничего вокруг него не происходило. Ему всегда было легко и уютно в этом доме, но всегда знал, что рядом верные друзья, которые помогут в трудную минуту.
Ночь наступила внезапно, будто сумерек и не было, как это и бывает весной. Солнце прыгнуло за горы, обласкав верхушки елей алым теплом. Облака на какие-то мгновения покраснели, стесняясь наступления темноты, и поглотили ползущую луну в мякоть пушистых гор.