Путь ведущий в никуда

При осознании того, что тебя будут лечить от алкоголизма, во мне появился какой-то червь, который выкручивался в мозгу. Осознание того, что мне больше нельзя будет пить, то, что я должен буду бросить, вызывало непреодолимое чувство выпить все мировые запасы алкоголя. Этот червь меня грыз и не давал мне покоя. Как так? Я больше не буду пить! Нужно напоследок дать жару. Последний раз всегда самый кайфовый и ненасытный.
В морозилке было еще около половины литра водки. Для среднестатистического славянина – это обыкновенная норма вовремя гулянки. Я осилил это количество, не смотря на свое еще хмельное состояние. И запивал водку водой из крана. Мой желудок был пуст, поэтому я изрядно облевал весь туалет. Картинка не из веселых. Я рухнул на кровать, и почувствовал страшное головокружение. Меня тошнило, но уже не было что выблевывать. Вертолеты были неимоверные. Спустя какое-то время, я отъехал в сон, лишь изредка просыпаясь от собственного храпа. Наутро был полнейший абзац.
Я проснулся с мыслей о неоконченном деле. И хоть шеф сказал, что похлопатает за меня, мне было ужасно неловко и невыносимо противно за самого себя. Но все это только плод моих предрассудков. Все это всего лишь совесть, которую следует искоренить. Я собрал в дорожную сумку какие-то шмотки, кинул пару книг, оделся и вышел из дому. По дороге на автобус меня тревожила все та же мысль о неоконченном деле. Эта статья была как бы итогом моих возможностей. Итогом того, что я умею делать. Но я не оправдал надежд. А теперь сбегаю, как щенок, поджав под себя хвост. От чего я убегаю? От кого? От Жоры, которого прогнал, как бездомного пса. Сначала приютил. Накормил. А дождавшись того момента, когда он привык к подобной жизни, прогнал его на все четыре стороны. Или, может, я убегаю от Ани, которая меня приютила, накормила, подала надежды на уверенную жизнь. А я, как хренов козел, выпер ее из своей жизни. Такая моя благодарность? Так, значит, выглядит искренняя любовь? Нет! К черту их всех! Они все желали мне зла! Они все хотели моей смерти! Жора знал, что мне нельзя пить, и, тем не менее, соблазнил меня. Он прекрасно знал, что даже просто произносить слово «алкоголь» в моем присутствии запрещается. Я начинаю пьянеть, когда даже просто слышу это слово. Но он ворвался в мою тихую спокойную и одинокую жизнь, с двумя литрами водки, четырьмя литрами пива и испорченным шампанским. Разве так поступит настоящий друг, который знает, что это опасно для моей жизни? Без сомнений, он хотел моей смерти. А Аня? Она тоже хотела споить меня. Она сразу заметила, что меня быстрее развести на запойное пьянство, чем на секс. Еще тогда, когда я впервые переступил порог ее квартиры, она вручила мне бутылку вина, и явно заметила, что я воспринял это угощение, как Святой Грааль. Тогда-то она и поняла. А в силу своей заинтересованности ко всяким экспериментам, ей захотелось посмотреть, что же со мной произойдет. Она тоже ворвалась в мою жизнь, чтобы убить меня.
От кого я скрываюсь? Конечно же, от них. Ведь у них  осталось чувство не исполненного желания, и они захотят вернуться. Они это сделают. Поэтому мне нужно скрыться. Мне нужно укрытие. Фрейд был прав – у них осталось чувство незавершенного действия. И пока они не завершат начатое – мне не будет покоя. Нужно бежать. Куда? В диспансере они меня могут найти. Возможно, за рубеж? Но тогда нужно бежать, как можно дальше. В Канаду или Аргентину. А может в Китай? Там легче всего смешаться с толпой. Нет. О чем я думаю? Я становлюсь похожим на параноика. Кто-то когда-то говорил мне, что у меня проявляются все симптомы паранойи. Но это было давно, может даже и в прошлой жизни, когда я убегал, как трусливый пес, от проклятых нацистов.
Я успешно добрался до автобусной стоянки, и даже ни разу не попал под колеса какого-то внедорожника. Кинув свою сумку в багажный отсек, я занял свое место. Дорога предстояла не дальняя. Но нужно было ехать через весь город, а это занимало целый час времени, если только пробки будут не большие. А потом еще минут пятнадцать езды по окраине города. Я уселся в своем сиденье, и посмотрел в окно. Только вставало солнце. Зеленые силуэты деревьев на фоне ультрамаринового неба покрытого румяной цедрой рассвета, в тишине, застыли неподвижными скалами. Ветра не было, и казалось, что природа остановилась на мгновение, застыла в безмолвии, заставляя страдать человеческий глаз от подозрительной красоты, будто все вокруг находилось в нетерпеливом ожидании яркого события. И события произошли: упал самолет, и погибло много людей; юноша предложил девушке выйти за него замуж; человека сбила машина; умер дедушка от сердечной недостаточности; мальчику подарили новый велосипед; мужчина нашел деньги и так далее. Да, событий было много, но не одно из них не касалось меня. Меня вообще нихрена не касается! Я вообще не причем.
Но это обстановка за окном, чем-то напомнила мне вечера в селе, куда мы ездили с Викторией к ее родителям. Святое место было. Силуэты окаменелых деревьев казались вычурными образами, какими-то могучими магическими образами. Шафранный фон рассвета возвещал величие неба, и дарил неописуемую теплоту, лаская самые потаенные места грустной души. И каждое секундное молчание природы сопровождалось тонким излучением красоты. Теплый терпкий летний воздух наполнял мои легкие, преподнося мне самый изысканные запахи июньских цветов, которые смешивались в один эликсир и сводили с ума каждое нервное окончание носа. По асфальту ползали улитки и всякие темные жуки, а где-то в кустах что-то зашевелилось – явно еж отправился на ночное путешествие. Я был похож на ежа – такое же маленькое безобидное существо, такое обаятельное и радужное, дарящее улыбки, а в случае опасности, так же сворачиваюсь в клубок и выставлял свои саркастические иголки.
В полном безмолвии, вдали от человеческих криков и гула машин, я все никак не мог налюбоваться природой, пусть уже испорченной людьми, наполовину искусственной, но все же живой и пахнущей. Странно, что все это начинаешь замечать только в определенном настроении. Жаль, что такая предрасположенность к красоте посещает людей не всегда. А те времена, когда мы ездил к родителям Виктории, давно прошли. Остались только воспоминание, и память о той сельской свежести. Я не удивляюсь, что Виктория так много могла взять от природы. Она росла среди нее. А я – дитя многоэтажек и выхлопных газов. Что с меня можно взять?
Автобус отправлялся. А я все никак не мог выйти из своего замкнутого круга. С чего бы это? Я все-таки еду в наркологический диспансер. А по дороге туда, мимо воли начинаешь думать о глубоких вещах. Здесь поверхностное мышление уже не катит. Тут особый момент. Момент, когда понимаешь, что дальнейшее будет зависеть от твоих усилий. Если ты туда едешь, то понимаешь, что подписался под бланком с названием «Я исправлюсь, честное слово!». Подобное ощущение было и в прошлый раз. Но тогда я был совсем молод. И чисто физически не мог глубоко задумываться. В этом-то и вся фишка молодости.
Сначала мои мысли поглотила проблема недосказанности. Голову не покидала мысль о моей статье. Возможно, часть ее издадут, но я сомневался. Там была незавершенная мысль, и сомневаюсь, что кто-то захочет ее завершить. Только теперь я понял, что все мои слова были напрасными. Только теперь я знал свои ошибки. Всю эту статью можно было скоротать до одного предложения, но это предложение самое, что ни есть истина. Простота – сестра таланта.
«Фредерик Бегбедер был прав – настоящие писатели мертвы.» – крутилось у меня в голове.
Эта фраза, как ни какие другие фразы говорит истину. Литература умерла. А для того, что обеспечить нею свою жизнь, нужно: или быть Джоан Роулинг, или издавать каждый день по роману, надеясь на то, что люди будут их покупать, как семечки в дорогу. В школьной программе по зарубежной литературе, из достойных современников, только один Зюскинд. Из отечественных – кто-то, о ком я ни разу не слышал, или слышал, но очень тихо. Как это так? Я – сын своей страны, и не слышу о достойных современниках! Плевать! Это только тема моей статьи. Нельзя так заморачиваться. Но проскользнула маленькая саркастическая мысль в голове.
«Каково будущее у писателей?» – задался я  вопросом.
Они могут стать «акулами пера», но в журналистике нет никаких эмоций и сюжетов. «Пиши о пафосном и антиутопичном!» – кредо журналистов. Писатели могут пойти в рекламу. А скоро они начнут писать совсем маленькие рассказы на упаковках от молока и макарон. А вот еще одна гениальная идея. Можно на туалетной бумаге размещать разные истории. Отрываешь кусочек, а там бабац и рассказик. Люди, зайдя в туалет, сначала прочитают ее, посмеются, а потом используют по предназначению. Жестокая и горькая правда. Ты становишься популярным, твои истории читает вся страна, они делятся друг с другом прочитанными сюжетами. Но с другой стороны, это не спасает участь твоего творчества. Им все равно вытрут жопу. Хотя, если без иронии размышлять, то можно, допустим, после того, как зарекомендовал себя, написать цикл афоризмов: прикольных и не очень. И продавать их по несколько штук. Людям такие вещи интересны. Им сложно придумать свое – низкий уровень интеллекта и остроумия не позволяет. Поэтому надо помочь человекам.
А что же сам я? Куда я еду? Зачем? Кто я? И чем я зарабатываю? Ах да! Я просто не зарабатываю. Как-то само по себе живется. Но почему? Мог бы и зарабатывать. Нет! Я знаю причину своей неудачи. Я слишком рано стал циником. Точнее, я им родился. Поскольку на мою жизнь ничего особенного не перепало, чтобы в чем-то разочаровываться. Значит, я уже таким родился. А может это чувство собственной безопасности – не лезть в разные дела, чтоб не потерпеть неудачу? Или это паранойя? Бегство от собственной жизни? От испытаний, которые после своих проверок покажут мне смысл жизни? Может я и в самом деле параноик?
Вдруг в моих мозгах что-то треснуло. В глазах искры. И я осознал. Да, это именно так! Без всяких сомнений! Я лгал. Я лгал сам себе, пряча свою голову в песок. Но меня осенило!
Да, я бежал от самого себя. Все, что раздражает нас в людях – характерно для нас самих. Именно поэтому оно нас раздражает, потому что лишний раз указывает на собственные недостатки. Я прогнал Жору, потому что видел в нем самого себя – неудавшегося моралиста, философа двадцать первого века, не издавшего ни одного труда. Я был таким же самым мародером человеческих умов. Скрывался от обязанностей. Был бездомным нищим, который искал опеку в лицах прошлого. Я – безумный алкаш,  сознательно пропустивший молодость. А талант? Талант можно пропить. Это факт! Талант пропадает тогда, когда жизнь опустошается, и становиться большой дырой, с которой нельзя даже заняться любовью. Все правильно. У меня так и произошло. А Аня? Подобно ей, я был бездарным художником, который искал новые способы самовыражения, полагаясь на маразм своих мозгов и абсурдность идей. Подобно ей, я пытался рисовать оригинальную картину, отдаваясь похоти, вожделению и нездоровым удовольствиям. Но у меня вышла лишь бессмысленная мазня, плохо подобранный колорит, не трехмерный объем – и все это залито кислотой. Я, подобно своему шефу, погряз в паутине быта, вставив свою размытую картину в золотую рамку, написал под ней: «Моя жизнь». А самым абсурдным было то, что я в этой картине пытался отыскать какой-то смысл.
Но где кроется причина? На какой глубине находиться корень? Верно! Это случилось тогда, когда я впервые посмотрел на бутылку пива и подумал: «А почему бы и «нет»? Ничего со мной не случится!»
Но, как сказал один психиатр, есть вещи, которых лучше не начинать. Алкоголизм – это страшная штука. Это тюрьма для разума. А вся жестокость пыток заключается в том, что алкоголь находит самые слабые места, самые большие вавки, и зацикливает их. Опьяненное сознание попадает в замкнутый круг, и в программном обеспечении мозга происходит сбой – процесс не развивается. Алкоголизм – это болезнь сильных людей, которые однажды свершили глупость. Одна маленькая глупость может перечеркнуть все достоинства и честь – это говорили мудрейшие из мудрейших, старейшие из старейших. Но это не моя проблема! Моя проблема в жалости к самому себе. Мне так хочется, чтоб меня кто-то пожалел. Но я сознательно всех выкинул из своей жизни. Вот моя проблема, которая каждый день атакует мой мозг. Одиночество, которое разрушает, а не поучает. Остается только бороться, или смириться. Но нет сил бороться. Я слишком слаб для этой планеты, для этого времени.
Пелена слез покрыла глаза. Герой фильма умирает. Звучит лакримоза, а толпы народа держат над трупом знамя. В руках малолеток самодельные плакаты с надписями. Герой! Поэт! В зале раздается шепотом, поднимается суета. Мужчины кротко и сдержано освобождаю свои места, а женщины вытирают на лице размазанную тушь.
Да, именно такая картина открылась моему взору. И что мне теперь делать? Покончить жизнь самоубийством, как это сделал Мартен Иден? Но я же не в открытом море. Хотя, можно выбить в автобусе окно, и выпрыгнуть на встречную полосу, чтобы мое тело, к черту, размазали шины какого-то грузовика. Или стоит подождать? Подождать, пока разъяренная от голода и вожделения толпа людей наброситься на меня и съест, подобно тому, как это сделали с парфюмером Гренуем? Нет! Ну почему я должен умирать? Потому что все печальные истории заканчиваются смертью? Пусть тогда умирает кто-то другой. Жора или Аня. Хотя, все печальные истории, которые кончаются смертью, на самом деле имеют счастливый конец. Тогда просто мир остается без выскочек, которые больно уж сильно выделились из толпы. А все, кто выделился из толпы, имеют склонность к больному размышлению. Они умирают – мы плачем. Такова жизнь. А что может быть печальней истории той, где такой отпрыск общества, как я, остается жить? Что может быть печальней моей жизни, которая вовремя не оборвалась? Мое нахождение среди людей – само собой уже печальная история! Это как у Томпсона: «… слишком дикий, чтобы жить, и слишком редкий, чтобы сдохнуть…». Или как у Бегбедера: «… одиночки, затерявшиеся в море смутно знакомых лиц…». Таких героев много. Я – один из них. Мы бы могли создать свою державу, но она не продержалась бы долго. Такие, как мы не размножаются. Мы просто ошибаемся планетами. А кто знает, когда в следующий раз произойдет ошибка природы?
Вот уже с окна  вдалеке виднеется здание наркологического диспансера. Мне нужно сойти на следующей остановке. Я вышел из автобуса; водитель достал мою сумку с багажника. Перекинув ее через плечо, я начал идти по знакомой дороге. Эти места я помню, хотя они и изменились. Как странно… Все вокруг меняется, и люди тоже. А проблемы все те же. Кто-то сверху дал нам эти проблемы, чтобы иметь контроль над нами. Нет, это не мистические силы. Это люди, которым выгодно держать нас на узде. Они пропагандируют алкоголь, чтобы оправдать свой бизнес, а им помогаю в этом власти, которым выгодно, чтобы люди чем-то страдали. Тогда они будут меньше думать о чем-то важном. О какой свободе можно говорить? Когда нас всячески хотят взять под контроль. Недавно увидел в газете вырезку. Там был купон и рисунок с изображением цветов. Нужно было найти на рисунке пять изображений головы, которые и так явно кидались в глаза. За разгадку такого ребуса обещали много денег. Просто космическую суму для обыкновенного гражданина. Но заполняя купон, нужно было указать свои инициалы, дату рождения, где живешь, место работы, телефон и так далее. Додуматься, чтобы таким хитрым способом собирать базу данных населения. Это просто маразм. Они хотят всех подковать. Мы стали для них кукольным театром. Они дали нам мнимую свободу.
Без всяких сомнений, истинная причина разрушительной силы человечества кроется в постоянном стремлении к усовершенствованию. С благими намерениями ученый изобретает аппарат, который становится оружием массового поражения.
Постоянно совершенствующийся аппарат власти становится такой же губительной силой. Во времена рабов широко пропагандировалась демократия, а в корнях этой идеологии уже были скрытые махинации иного порабощения. Персоны, что приходили к власти, всегда наперед рассчитывали стратегии, механизм которых разработан для контроля живой массы. Скрытые звериные законы выживания хранятся в самом обществе. За экономико-социальными иллюзиями (бизнесом и политическими убеждениями) кроется всеми известный «естественный отбор». Но человек, существо, которому позволено делать выбор. И как бы мы не хотели поработить друг друга своим влиянием, нам никогда не удастся без жертв добиться идеальной жизни.
Само понятие идеальной жизни исказилось в наших умах. То, что нам навязывалось с рождение до определенного возраста, перестало быть нашим выбором. Понятие «возможного» стало выбором «конкретного» из «предлагаемого». Здесь не нужно «новое», что сразу превратилось бы в конкурентоспособное, а коль это «новое» и появилось – оно сразу же превращается в одно из «предлагаемого».
Понятие «индивидуальности», стало совсем не индивидуальным. Это такой же выбор «конкретного» из «предлагаемого». Мы создаем понятия ценности и мораль, называем все вокруг именами, и постоянно движемся к новому. Это все, объединяясь, создает единый комок разрушительной силы. С того момента, когда человек перестал быть частью природы, и взбунтовался, экосистема земли пошатнулась, а в наше время может совсем прекратить свое существование. И это реалии, которые не спрячешь за отговорками. Все намного глубже, чем кажется. За последние сто лет человеческого существования на Земле, планета пострадала в сотни раз больше, чем за все предыдущие века вместе взятые. Но глупо говорить об этом сейчас, когда механизм запущен, а процесс необратим. Мы никогда не увидим утопии, о которой мечтаем всю свою сознательную жизнь. Мы никогда не сможем сказать, что наши дети будут жить в надежном мире, где нет самоуничтожения и зла. Люди не перестанут быть беспощадными и жадными. Рай был тогда, когда человек был животным. Иного рая мы не увидим больше никогда.
В поисках удовольствия и комфорта, мы все дальше отдаляемся от своего дома, но дом – это единственное, где можно найти тот же комфорт и то же удовольствие. Зачем все усложнять, если в простоте кроется весь смысл? Скажите мне, глупому сыну двадцать первого века, чего не хватало людям? Еды? Ее было очень много – природа щедра. Воды? Ее могли пить и без очищения, без всяких фильтров. Воздуха? Он был чист и прозрачен, пьянящий и свежий. Места для жительства? Его было полным полно, пока человечество не стало сопротивляться естественному отбору. Чего еще не хватало? Может секса? Он был – я вас уверяю, иначе не наплодилось бы нас столько. Какого рода наслаждение не существовало? Было все, и это все осталось далеко в истории.
Мне противно, что я продукт нашей эпохи. Мне противно, что я оружие массового поражения. Мне противно, что я высокоинтеллектуальное существо стремящийся уразуметь смысл бытия. Мне противно, что я отказался от свободы, ради развития цивилизации. Мне противно, что я человек.
Чувство уединения с природой потеряно. Больше не слышны запахи, неощутимы вкусы. Звуки природы непостижимы нами. Мы превратились в непризнанных лидеров, и каждый стремится доказать, что он, именно он, тот, кого именуют богом. Мы не признаем победителей, и не признаем поражения. Мы уходим в никуда, а оглядываясь, видим, что совсем и не жили. Можно кричать о продвинутой цивилизации, и посвятить этому крику всю жизнь, чтобы хоть кто-то услышал. Как бы человек не старался сделать жизнь проще – он только усложняет ее, убивая оставшуюся ничтожную веру в «теплое» завтра. Это конец! Но что делать, когда все так предначертано. Придется извиваться, как змий и проделывать свой «индивидуальный» путь, который, спустя время, станет частью «предлагаемого».
Но что они хотят от меня? Неужели я им мешаю? Зачем нужно было насаживать меня на крючок? Чтобы пометить штампом, и снова выбросить в засоренное озеро? Есть вопросы, на которые невозможно дать ответы. Но задав их, ты ставишь крест на своей нормальной жизни. Ибо будешь ты мучиться в поисках правды, и попусту тратить свои силы.
А я, медленно иду по аллейке. Куда я пришел? Какие выводы я сделал? Нет! Бороться у меня не хватит сил, но возможно можно попробовать просто существовать? Просто переждать это время, чтобы потом снова отправиться в путешествие, к тем мирам и планетам, где тебя любят, и ждут твоего возвращения.