Глава3 Красс и сын

Красс пил старинное фассосское вино, наслаждаясь его вкусом и ароматом. Он невольно вспоминал, какой длинный жизненный путь прошел он, прежде чем возлежать вот так, наслаждаясь дорогим вином. Он прошел через обманы и предательства, обманывая и предавая. Бесчисленные проскрибированные … он помнил по именам все свои жертвы. Но теперь он может играть в, если можно так выразиться, другом амфитеатре, имя которому Рим. Катилина добудет ему царскую власть. Но тот  почему-то запаздывал. Утром Красс получил от него письмо с советом уехать из Рима. Хороший совет, если учесть что кровопролитие только начинается. А вот Цицерону не поздоровится. Жалкий выскочка, наемный адвокат. Теперь он почувствует, что такое настоящая разрушительная сила.
В дверь постучались. Красс сказал: « Войдите!», и в зале появился смуглый темноволосый мальчик - его сын.
-Не спится, сынок? заботливо спросил Красс - он был хорошим отцом, хотя и не примерным мужем.
-Папа я хочу быть с  Цицероном, -  проговорил сын.
-Тебе так нравится консул? иронически заметил Красс.
-Да, папа. Он честный, умный и сильный,  и он победит Катилину.
-Победит? Выйди на улицу и посмотри, сколько солдат охраняют наш дворец. И тогда ты поймешь, какая сила у Катилины и избавишься от иллюзий в отношении Цицерона. А затем – спать. Перед сном я сам почитаю тебе что-нибудь, - сказал Красс.


                ***



Красс недооценил Цицерона. Его дом на Палатинском холме был похож на гигантский муравейник. Казалось, все противники Катилины  собрались в нем, чтобы сохранить жизнь и достоинство своего вождя - Марка Туллия Цицерона.
Сам он сидел за рабочим столом и готовил речь, с которой должен было выступить завтра в сенате -  речь против Катилины. Строчка бежала за строчкой; мысль обгоняла перо.
«Доколе же ты, Катилина, будешь злоупотреблять нашим терпением? Как долго еще ты, в своем бешенстве, будешь издеваться над нами? До каких пределов ты будешь кичиться своей дерзостью, не знающей узды? Неужели тебя не встревожили ни ночные караулы на Палатине, ни стража, обходящая город, ни страх, охвативший народ, ни присутствие всех честных людей, ни выбор этого столь надежно защищенного места для заседания сената, ни лица и взоры всех присутствующих? Неужели ты не понимаешь, что твои намерения открыты? Не видишь, что твой заговор уже известен всем присутствующим и раскрыт? Кто из нас, по твоему мнению, не знает, что делал ты последней, что предыдущей ночью, где ты был, кого сзывал, какое решение принял? О, времена! О, нравы! Сенат все это понимает, консул видит, а этот человек все еще жив. Да разве только жив? Нет, даже приходит в сенат, участвует в обсуждении государственных дел, намечает и указывает своим взглядом тех из нас, кто должен быть убит, а мы, храбрые мужи, воображаем, что выполняем свой долг перед государством, уклоняясь от его бешенства и увертываясь от его оружия. Казнить тебя, Катилина, уже давно следовало бы, по приказанию консула, против тебя самого обратить губительный удар, который ты против всех нас уже давно подготовляешь21».
«Да, после таких обвинений он покинет Рим, - размышлял Цицерон, -  соединится с теми негодяями, которых он выдрессировал, и нам легче будет его уничтожить.
На следующий день он выступил со своей речью. Но она была напрасной - еще до ее произнесения Катилина покинул Рим.

21Цицерон , Первая речь против Луция Сергия Катилины, 1-3