Пламя любви

               
Был сентябрь. Золото листьев небрежно валялось на земле. Прохожие ненароком разбрасывали их мысками своей обуви. Пашенька шла, задумчиво вглядываясь в желтое покрывало, сотворённое природой.

- Почему у меня волосы становятся седыми, а не отливают в цвет золота, как эта опавшая листва?  Может быть, на меня мужчины обращали бы больше внимания? Столько лет уже прошло, скоро бабий век закончится, а я всё одна…

Что-то быстрое промелькнуло у неё перед глазами. От неожиданности она поскользнулась на золотистых  листьях и упала. Тут же перед глазами она увидела узкие шины велосипеда, с серебряными спицами. Мужчина в черном кожаном шлеме, в клетчатой тенниске  протягивал ей руку, со словами:
- Простите, ради Бога. Из-за меня Вы упали. Я так промчался! Не ушиблись?
Пашенька встала, оправила юбку, сняв с неё кленовый, жёлтый листок и, глядя - в упор на велосипедиста - произнесла:

- Почему так случается? Умирающая природа кидает под ноги надежду на прекрасное? Цвет золота мне навевает радость, и в то же время такую грусть! Я всё время чего-то жду... Вот, придёт осень, и что-то случится яркое. Но потом приходит зима, холод. В душе происходит омертвение. Я будто бы умираю на зиму. Разве это справедливо? Но тут, в придачу, появляетесь Вы, и я, как осенний лист падаю на прелесть золотого покрывала, но… не более того.

- Не расстраивайтесь так сильно. Простите. Я же уже извинился. А давайте, посидим с Вами на скамеечке. Вот она, как раз пустая.   
Положив свой велосипед на землю, мужчина, взяв под локоток Пашеньку, подвёл к скамейке. Паша не сопротивлялась. Молча села. Уставилась взглядом в жёлтые листья. Мужчина это заметил, с напыщенной весёлостью спросил:
- А какая самая заветная мечта живёт в Вас. Кстати, а как Вас звать величать?
- Да просто меня звать-то - Прасковья. Редкое имя. С огнём не сыщешь. А вот назвали же!? К этому имени и женщины не льнут, и мужчины не замечают – с тоской сказала она и отвернулась от собеседника. Родители так захотели. Их-то нет, а я – мучайся. Только и слышно было: Паранька,-  мой пол. Прасковея, – чисть картошку…

- А меня зовут Пантелеймон. Вот, оказия какая! Нарочно не придумаешь. Вы не довольны своим именем, я – не доволен. Это надо же было так наехать на Вас, уважаемая Пашенька, чтобы услышать такие же слова, которые я, иногда, посылаю в адрес родителям. Но, ведь они не виноваты. Мы, вероятно с вами родились в дни, приближенные к именам одноимённых  святых, и теперь носим их. Так что нам радоваться надо, а не печалиться. Имена как имена. Нормальные. Только редкие. Значит, не в каждый святой их день рождаются дети. Нам повезло, - заключил он своё успокоительное резюме, и причесался узкой расческой, достав её из нагрудного кармашка клетчатой тенниски…

С тех пор они не расставались. Пантелеймон проводил Пашеньку до её дома. Они часто приходили на ту же самую скамейку. Долго любовались на падающие жёлтые листья, напоминающие золотые монеты, особенно если это были мелкие листья. Через некоторое время мужчина сделал ей предложение. Они были до встречи совершенно одинокими. Но осенний мотив золотого листопада навеял им новые чувства, что бывает редко осенью. Пантелеймон однажды сказал Пашеньке, что в душе он ощущает огромное пламя любви. Оно так согрело его, что не представляет себя без Пашеньки. Она зажгла это пламя, и им необходимо неразлучно находиться вместе. Пашенька не была против. У неё в душе не менее сильно горело такое же пламя. Она даже стала гордиться своим именем. В жизни ей никто не говорил таких ярких слов. Всё больше расспрашивали, откуда имя такое, да откуда она сама родом. А она просто человек. Имя не определяет в данный момент её статус.

Она радовалась, что осенние жёлтые листья вызвали пламя любви в  людях, которым далеко за пятьдесят. Они еще долго вместе погреются у этого огня.