О демографической политике 1980-х годов

О демографической политике 1980-х гг.

Как-то при подготовке текстов о 1980 году мне попалась статья о проведении демографической политики в 80-е годы XX века.
Оказывается, «что меры семейной политики были введены в действие в ноябре 1981 года на Дальнем Востоке, в Сибири, Карельской АССР, Коми АССР, в Архангельской, Мурманской, Вологодской, Новгородской и Псковской областях, а с ноября 1982 года на всей остальной территории РСФСР» (http://www.demoscope.ru/weekly/2007/0309/analit01.php, С.В. Захаров, Демографический анализ эффекта мер семейной политики в России в 1980-х годах. Опубликовано в журнале «SPERO», №5, осень-зима 2006, с. 33-69).
Я решила проверить факт и спросила у мамы, что она об этом слышала. Ничего особенного. Допустим, такая ситуация сложилась из-за удалённости той же Киргизии от центральной России, и данная семейная политика здесь проводилась только лишь как распоряжение, спущенное сверху, что сказалось лишь на изменении срока отпусков по уходу за ребёнком и назначении пособий. Конечно, женщины почувствовали определённое облегчение. Но для некоторых из них это стало дополнительным бременем, так как они воспользовались сложившейся ситуацией для решения своих материальных проблем.
Тем не менее, введённые изменения в области семейной политики проявили себя недостаточно ярко. Возможно, это было связано с нормальной деторождаемостью на территории Киргизской ССР. Она была выше, чем в РСФСР.
Если судить по временам, когда рождённые в 1980 и 1981 годах дети пошли в школу, то их было много – переполненность классов была колоссальная (35-40 человек, хотя к 1987-1988 годам нормой считалось 25 человек в одном классе).
На начало 1983 года население города Фрунзе составляло 576,8 тысяч человек, а среднегодовой темп прироста населения – 2%.
Большинство детей, начавших свою учебную жизнь в 1987 году, были по национальности русскими, хотя в русских семьях было по 1-2 ребёнка, за редким исключением (например, на весь наш военный городок было всего две многодетные семьи: в одной было четверо детей, во второй – шестеро). Далее следовали дети, рождённые в смешанных браках, корейцы, евреи и, наконец, киргизы. Далее – украинцы, татары, немцы. Примерно так. Возможно, загруженность школ была связана с их числом: к 1983 году во Фрунзе была 81 общеобразовательная школа. Количество школ к 1987 году не изменилось. Ближе к 90-м годам наметилось снижение количества детей в классах. Вероятно, это связано с началом массовых выездов русского населения в Россию, евреев – в Израиль, украинцев – на Украину, немцев – в Германию. Когда я оканчивала школу в 1997 году, наш класс ещё был во многом русским и смешанным, а вот в начальных классах количество киргизских детей существенно увеличилось.
Немного статистики: «Изменения в численности браков и разводов привели к изменениям в количественном составе семей фрунзенцев. Типичными стали семьи, состоящие из 3-4 человек. Из 127 тысяч семей, учтённых при переписи 1979 года, около трети (26,5%) состоят из двух человек; 29,1% – из 3; 25,5% – из 4;11% – из 5; 4,3% – из 6; 3,6% – из 7 и более человек» (Фрунзе: Энциклопедия. – Ф.: Главная редакция Киргизской Советской Энциклопедии, 1984. – С.14).
А вот данные страноведческой он-лайн энциклопедии «Кругосвет» (http://www.krugosvet.ru/enc/strany_mira/KIRGIZIYA.html): «Ядро населения Киргизии составляют киргизы – народ, принадлежащий к тюркской группе. В 1989 их численность составляла 2248 тысяч человек, или 52,4% всего населения, а в июне 1998 – 2737 тысяч человек, или 58,6%. Киргизы проживают на всей территории страны и преобладают в большинстве сельских районов. Численность и удельный вес русских за аналогичный период сократились с 923 тысяч (21,5%) до 786 тысяч человек (17,1%). Большинство русских проживают в городах. Увеличилась численность узбеков (с 554 тысяч до 644 тысяч человек), сконцентрированных в основном в Ошской области. Среди других этнических групп, имеющих значительную численность (от 30 до 100 тысяч человек), следует упомянуть украинцев, немцев, татар, казахов, дунган, уйгур и таджиков. Среди покинувших страну после 1991 года большинство составляли русские и представители других славянских народов».
Немного о миграционных процессах в подтверждение сказанного мною: «Анализ развития процессов внешней миграции в постсоветский период свидетельствует о том, что с 1991 по 2001 год Кыргызскую республику покинуло около 600 тысяч человек, при этом отрицательное сальдо миграции составило 384,7 тысяч человек. Специфической чертой внешней миграции является преобладание русскоязычного населения среди покидающих республику. В отдельные годы рассматриваемого периода доля русских в составе эмигрантов варьировала от 44,9 до 63,9%; немцев – от 5,3 до 20,0%; узбеков – от 3,2 до 10,3%; украинцев – от 5,8 до 8,2%; представителей прочих национальностей – от 13,8 до 16,0%. При этом доля кыргызов не превышала 7,4%. Для абсолютного большинства национальностей было характерно сохранение отрицательного сальдо внешней миграции (то есть миграционная убыль) на протяжении 1991-2001 гг. Устойчивый миграционный прирост наблюдался только у кыргызов. Однако с 2000 г. численные потери от эмиграции начинает испытывать и эта группа населения республики, хотя справедливо отметить, что в абсолютном выражении пик оттока представителей титульной нации приходится на 1991-1993 гг.» («Трудовая миграция в Киргизии», http://catalog.fmb.ru/kirghizia10.shtml). Но об этом я буду говорить в других разделах своей книги.
Надо сказать, что именно в киргизских семьях количество детей всегда было большим, чем в русских. Однако я имею в виду в основном не городские семьи, а проживающие в аулах, в горах. Но в 90-х годах деторождаемость в киргизских семьях стала расти. В русских семьях заводили одного-двух детей. В киргизских семьях – в среднем 3-4 ребёнка. Много детей было у татар, проживающих на территории Киргизии. Довольно много было корейцев. Количество смешанных детей также увеличилось со временем, причём я не имею в виду только русско-киргизские семьи. Смешение зачастую было просто каким-то невероятным, об этом можно судить по сочетаниям имён, отчеств и фамилий.
В статье С.В. Захарова читаем: «Характер изменения календаря рождений и социальный состав, продемонстрировавший эти изменения, подтверждают, что наиболее значимыми для семей инновационными инструментами политики были увеличение отпуска по беременности и родам и учреждение не известных ранее в нашей стране отпусков по уходу за ребёнком (до 1,5, а затем и до 3 лет, в том числе частично оплачиваемого до 1 года, а затем до 1,5 лет). Именно городские квалифицированные женщины, работающие в режиме полной занятости, впервые в советской истории получили возможность отвлечься от трудовой деятельности на несколько лет для выполнения материнских функций с минимальным риском потери рабочего места и без последствий для будущей пенсии. Женщины-учащиеся получили возможность оформлять отпуска по уходу за ребёнком с частичной оплатой вместо неоплачиваемого академического отпуска».
Поскольку моя мама Надежда Николаевна Глотова работала в отделе кадров Министерства высшего и среднего специального образования (Минвуз), то я снова обратилась к её опыту. Действительно, эти меры были введены и в Киргизии, то есть всё-таки закон распространился и на территориях республик. И часто увеличение срока отпусков приводило к следующим последствиям: женщина приносила больничный за четыре месяца до родов, после родов ей оформляли декретный отпуск сначала на полтора, а затем на три года. Когда её отпуск по уходу за ребёнком подходил к концу, она приносила новый больничный лист, в котором указывалось, что она опять беременна уже несколько месяцев. Затем эта женщина снова уходила в отпуск по уходу за вторым ребёнком. «Отпусками по уходу за ребёнком воспользовалось подавляющее большинство матерей. Причём значительная часть молодых бездетных женщин не только незамедлительно реализовали свои права, произведя на свет первого ребёнка, но и с минимальной отсрочкой поспешили обзавестись вторым ребёнком. В результате более одной трети всех женщин вновь становились беременными в период отпуска по уходу за первым ребёнком и рожали второго, на законных условиях продлевая отпуск по уходу за маленькими детьми. Последствия от столь коротких интервалов для здоровья матери и детей – вопрос для изучения», – говорится в исследовании С.В. Захарова.
Некоторые особенно смелые женщины, работавшие в Минвузе, повторяли всю эту процедуру в отношении третьего ребёнка. После девяти лет отпуска по уходу за детьми часть этих женщин принимали решение вернуться к работе. Они не учитывали тот факт, что за время их нахождения в отпусках на смену старым руководителям и коллегам приходили новые, а это влекло за собой разного рода проблемы.
К примеру, побочным эффектом становилось несоблюдение законодательства. На места ушедших в декретный отпуск женщин принимали временно новых работников. Возникали ситуации, когда женщина возвращалась после трёх, шести или даже девяти лет, а ей заявляли, что её никто не знает, что она здесь никогда не работала. Многие женщины не отстаивали свои права, так как не знали всех тонкостей закона. Некоторые всё-таки начинали бороться за своё рабочее место. К Надежде Николаевне Глотовой за справками и советом обращались женщины, попавшие в такую ситуацию.
Стоит заметить, что эти больничные листы и отпуска оплачивались (правда, отпуска по уходу за ребёнком оплачивались в течение полутора лет, даже когда срок нахождения с ребёнком довели до трёх лет). И женщины этим пользовались. Причём, замечает Надежда Глотова, чаще пользовались таким положением вещей киргизские женщины, что в очередной раз подтверждало их нежелание трудиться вне дома. А это может быть связано с тем фактом, что в начале XX века русская революция насильно выдернула их из привычной обстановки, развитие их общественного уклада не достигло тогда ещё необходимого уровня. Кроме того некоторые киргизки обращались за поддержкой в различные фонды и получали продукты, денежные суммы, тогда как русские женщины узнавали о существовании таких организаций и их деятельности только от них, но зачастую так и не прибегали к подобного рода помощи. Невысокий уровень работоспособности иногда связывают и с местными климатическими условиями.
То есть палка оказалась о двух концах, как это часто бывает. Женщины решали воспользоваться отпусками и выделяемым пособием, а затем лишались своего рабочего места навсегда или им приходилось долго добиваться справедливости.
Теперь посмотрим, что говорят исследователи в области демографии о республиках Центральной Азии. В исследовании Центра демографии и экологии человека Института народохозяйственного прогнозирования РАН, подготовленном М. Денисенко, «Киргизия вымирает?» (http://wwwpx.polit.ru/research/2005/03/11/demoscope191.html, http://www.demoscope.ru/weekly/2005/0191/tema01.php) читаем: «Тем не менее, рождаемость коренного населения всех этих стран оставалась очень высокой, и это было, пожалуй, самой яркой отличительной чертой республик Средней Азии в СССР. В течение длительного времени казалось, что процессы «социалистической модернизации», снизившие смертность у коренных народов, практически не сказываются на уровне их рождаемости. В итоге установились высокие темпы демографического роста, которые медленно, но уверено увеличивали их долю как в общей численности населения среднеазиатских республик, так и в общей численности населения Советского Союза».
Далее там же: «Наметившееся после 1987 года (год максимального числа рождений за всю историю республики, когда оно составило 136,5 тысячи) падение числа рождений было очень глубоким. Минимум рождений (96,8 тысячи) был достигнут в 2000 году, причём в городе и сельской местности относительное сокращение числа рождений равнялось одной и той же величине – 25%».
Итак, в 90-х годах XX века наметилось значительное увеличение доли киргизского населения в городе Бишкеке. Во-первых, это было связано с тем, что многие киргизские сельские жители стали «спускаться с гор», как принято говорить в республике, и занимать пустующие городские земли. В частности мне лично пришлось это наблюдать: между нашим и соседним военными городками был пустырь – бесхозное поле (разумеется, оно кому-то принадлежало). Как раз его и стали занимать спустившиеся с гор киргизы и строить без разрешения свои частные дома. В основном это были небольшие саманные домики, но среди них были и огромные дома зажиточных бывших пастухов. Со стихийным строительством так и не справились, так что это была практически революция. Стоит признать, что пришлые киргизы заняли очень удобное место с развитой инфраструктурой, а также и то, что городские киргизы относились к ним с некоторой долей презрения и возмущения.
Во-вторых, в 90-е годы XX века начались массовые выезды русских, украинцев, немцев. Количество людей славянской внешности стало резко сокращаться. Для того, чтобы это понять, можно было просто проехать в общественном транспорте или посетить любую школу.
Часть русских почувствовали, наконец, свободу. Иногда складывается ощущение, что наших дедов и родителей загоняли в Киргизию насильно. И они, а затем и их дети и внуки продолжали чувствовать себя чуждыми на этой территории, как бы оказались в роли рабов, которых заставляли воевать с басмачами, затем строить мирную жизнь с городами, школами и другими учебными заведениями, работать за себя и за киргиза, узбека, таджика и так далее. Хотя этот киргиз, узбек, таджик и так далее, вероятно, хотел жить своим привычным укладом, и так бы и развивался в естественной среде.
В той самой России, которая «рабов» гнала в Азию, причём самых лучших специалистов, а потому, наверное, представляющих опасность для существующей власти, киргизские русские никому нужны не были, они не ставились в расчёт. Следует отметить, что такие русские более инициативны и предприимчивы, а также патриотичны. Дело в том, что нахождение в чуждой обстановке, в среде других национальностей и формировало у русских эти черты характера. Из-за чего потомственная неприязнь основного населения России сохраняется к киргизским и другим возвращающимся русским и по сей день.
В исследовании Центра демографии и экологии человека говорится, что в Киргизии в 1990-е годы наметилось снижение рождаемости. Однако если исходить из наблюдений, именно в это время количество киргизских детей растёт. Об этом опять-таки говорит тот факт, что в 1996-1997 годах среди первоклассников преобладали киргизы. Можно решить, что это связано с увеличением доли киргизского населения в городе («спустились с гор»). Но очевиден и тот факт, что в пришлых киргизских семьях рождалось больше детей, что, вероятно, было связано с общими традициями сельских жителей.
Интересно отметить, «что средний возраст рождения первенца в Киргизии был несколько выше, чем в России, как в конце 1980-х годов, так и в конце 1990-х годов». А среди среднеазиатских республик в советский период Киргизия имела самый низкий уровень рождаемости «из-за высокой доли народов европейского происхождения». «Коэффициент суммарной рождаемости не превышал 5 рождений на одну женщину, хотя у киргизок его максимальное значение было выше 7. Более низкая рождаемость была в Казахстане, но там доля «европейского» населения была ещё выше».
Кроме того, на рождаемость влияют ещё и медицинские и физиологические факторы. Например, количество женщин и мужчин, которые не могут иметь детей, аборты, контрацепция и планирование семьи с определённым количеством детей. Также мы должны учитывать тех, кто проживает вне территории своей страны.
«Различия в динамике рождаемости между коренными и некоренными народами стали очевидными, вероятно, с конца 1930-х годов. К середине 1960-х у русских и других, европейских по происхождению народов Киргизии, в основном завершился переход к современному типу рождаемости. В их среде для ограничения числа рождений активно практиковались аборты и контрацепция, а репродуктивные установки большинства были ориентированы на двухдетную семью. Разрыв в уровне рождаемости между коренным и некоренным населением в Киргизии увеличивался вплоть до 1970-х годов. Если у русских за полвека коэффициент суммарной рождаемости уменьшился примерно в 3 раза – до 2,1-2,2 рождения на одну женщину, то у киргизов и узбеков он несколько вырос. В 1969-1970 гг. этот показатель у киргизок достиг 7,7 рождения на одну женщину, в том числе в городах – 5,9 и в сельской местности 8,1», – говорится в демографическом исследовании Института РАН.

Что касается нашей семьи, то мама целенаправленно планировала родить ребёнка. И на это у неё были личные причины, вне зависимости от проводимой или не проводимой демографической политики. У женщины бывает потребность в детях – это естественно. Особенно, когда рядом с женщиной любимый мужчина. Однако попытки родить ребёнка долго были безуспешными: выносить до конца плод не удавалось, видимо, из-за резус-конфликта. Следствием были выкидыши. Родившийся в 1979 году семимесячный мальчик оказался нежизнеспособным, по словам врачей (врач Вихрова). И ни в какие рамки не укладывается тот факт, что матери не показали умершего ребёнка. Ей было заявлено, что её мальчика отправили в какой-то институт для каких-то исследований.
Моя мама не оставляла попыток родить ребёнка, хотя врачи указывали ей на то, что её организм должен отдохнуть. Но ведь и после отдыха никто не может гарантировать, что не возникнет резус-конфликта.
Также моей маме пришлось выдержать сопротивление со стороны папы. Его смущал тот факт, что в таком уже солидном, по его разумению, возрасте он снова станет отцом! Надо заметить, что у моей мамы была дочь, а у отца двое взрослых сыновей и одна дочь от предыдущего брака. Самое интересное, что моего отца мать родила в 37 лет, отцу его было 47. В момент моего зачатия (в июле 1979 года) моей маме было 39 лет, а отцу шёл 52-й год.
В общем, мама, в конце концов, забеременела и родила. Это была я. Отец был очень рад.
Условия жизни располагали к тому, чтобы в семье появился ребёнок. Во-первых, личный фактор. Во-вторых, наличие удобного жилья и материальных средств.
Мало того, мог бы быть и ещё один ребёнок. Но он перешёл в форму пузырного заноса. Это было в 1987 году, когда я пошла в школу.
Есть предположение, что какая-то часть женщин в то время рожали детей именно по своему собственному желанию от любимых мужчин, не планируя год, месяц. Часть женщин рожали по причине традиционного уклада – так надо. И ещё часть вообще беременели спонтанно, так же и рожали.
В настоящее время, в 2008-2009 годах опять проводится курс на увеличение рождаемости в стране, в России. И якобы изучаются материалы демографической политики 80-х годов XX века. Ведётся какая-то глупая пропаганда, в телевизоре постоянно говорят о каких-то материнских капиталах. При этом никаких реальных мер не осуществляется, если не иметь в виду принудительных абортов с целью получения фетальных продуктов.
За примерами далеко ходить не нужно. На данный момент мне 29 лет, но я не могу позволить себе родить ребёнка по причине отсутствия стабильности: самое главное – жилья. Также есть опасения в связи с современной медициной: например, открытие новых видов анализов заставляет наших медиков прописывать женщинам антибиотики типа «Спарфло» для уничтожения уреаплазм. И в то же время они зачастую плохо следят за состоянием гинекологических отделений и родильных домов, где скапливаются стафилококки и спирохеты, которые гораздо опаснее для жизни матери и новорождённого. Само качество приёма родов снизилось. Как и качество приёма больных – нет вежливости в общении и обращении. В основном все заняты исключительно заработком – врачи, фармацевты, к которым отправляют врачи, государство, которое производит, закупает и продаёт лекарства. Забота о женщине и о ребёнке уходит на второй план. Я не обвиняю в этом все медицинские учреждения, но этого действительно много в настоящее время.
У меня нет примеров, чтобы обращались к каждой молодой женщине и мотивировали её рожать, помогали строить жильё для неё и ребёнка, если его нет, причём безвозмездно. Никто не ищет молодых здоровых женщин, не изучает их историю. Конечно, проще работать спустя рукава, завлекая неразумную женскую часть материнскими капиталами. Какие же планы у государственных чиновников? Современная демографическая политика (хотя я сомневаюсь, что в ней заинтересованы, больше похоже на то, что заинтересованность в дальнейшем разложении русского народа) влечёт за собой то, что нормальные женщины как не могли родить, так и не смогут. А ненормальные (которые постоянно смолят, практически каждый день пьют пиво и более крепкие спиртные напитки, с букетами болезней) как раз будут рожать и рожать в погоне за материнскими капиталами, которые потом прокурят, пропьют и проедят, потому что это будет для них единственным источником существования. Нормальные женщины будут рожать поздно, одного, максимум двух детей. Но я не считаю нормальным позднее рождение детей. И по медицинским критериям, и по психологическим. Я не удивлюсь, если нынешняя демографическая политика – это очередной грандиозный откат.

Угол зрения. Александр Титов о демографии

«У меня вопрос в связи со статьями на исторические темы, которые я пишу.
Что тебе известно о демографической политике, которая проводилась в 80-х годах? Как она тебя коснулась? Вашей семьи? Напиши мне подробно, какова была ситуация на Украине: сколько в среднем детей в семьях рождалось, какие традиции с рождением детей связаны, в каких семьях – русских или украинских – было больше детей, что со смешанными браками и детьми. И в основном интересует даже 1980 год, но тогда ты был ещё в Москве. Короче, всё, что помнишь, как про Высоцкого».
(Из моего письма-просьбы к Александру Титову в июне 2009 года).

1980 год. Речь идёт о Белоруссии, Украине, центральной России. По моим наблюдениям, вообще ни в чём внятной политики в сколько-нибудь крупном масштабе (например, таком, как демография) тогда не проводилось. Был стереотип жизни, сформированный предыдущей историей и броуновским движением. Хотел сказать «типичный образ жизни», но говорю «стереотип жизни», потому что образ – это образ для кого-то, а действительное явление может быть не такое, как его образ. Слово неточно.
Сразу надо сказать о главном крупномасштабном следствии этого стереотипа в демографии, которое моих родственников не касалось, но было. В среднем советская женщина за свою жизнь делала – не помню точно – 8 или 10 абортов, точно больше 6. Это в среднем. Не удивляйтесь такой статистике. Вот ещё пример: знакомые милиционеры говорили мне, что в среднем по стране сидел каждый третий. Это были 80-90-е годы, и речь шла уже не о жертвах тотальных репрессий. Это просто жители сельской местности… Когда моя жена со второй беременностью пришла в «консультацию» на регистрацию, врач простодушно спросила, почему так поздно, и как же теперь делать аборт. В скобках замечу, что регистрация в консультации была нужна для того, чтобы при родах не отправили в инфекционное отделение. Однако второго и третьего ребёнка именно специально рожали в областной больнице, для чего я несколько лет работал в этой больнице. Работа квалифицированного специалиста за соцзарплату – это форма оплаты услуг больницы. Любая больница Кировограда, и инфекционная, по моим наблюдениям, была в среднем безопаснее роддома. Впрочем, кому как повезёт. С первым ребёнком мы, по наивности, пошли в консультацию на раннем сроке. В ответ получили официальное «наблюдение», состоящее в том, что приходилось раз в неделю или две сидеть по очередям, и в том, что без нужды неизвестно какими инструментами и неизвестно в какой обстановке лазили, пардон, во влагалище. Со вторым и третьим ребёнком мы следовали народной традиции обращаться в консультацию на максимально позднем сроке беременности. Это не политика, а механизм работы «здравоохранения». Не думаю, что аборты – это политика, и даже вряд ли политика в масштабе местного здравотдела. Смотря объективно, дело не в том, что люди не могли иметь детей, а именно они не хотели детей. Они хотели спокойной жизни без трудностей с детьми, которые на ровном месте в 80-х годах им казались трудностями. Грязные пелёнки, крики и прочее. Некоторые женщины, раз побывав в роддоме, говорили: теперь ни за что и никогда не буду рожать. Но плохой роддом при желании и некоторой работе можно преодолеть или обойти. Материальное положение (и здравоохранение) того самого большинства, которое формирует статистику, в 80-е годы было сказочным по сравнению с тем, что с ними стало во времена перестройки и далее. Бесплатный вариант перекрыли, и платить стало нечем. Зиновьев вспоминает эти времена, когда было по 10 абортов на рыло, как воплощённую утопию. Вот так, опосредованно, а не впрямую, работал механизм утопии Кампанеллы и Мора. Не контроль, но травоядная жизнь животных (которым не нужно платить) (я употребил здесь некий термин, о терминах дальше).

В среднем в семьях в Белоруссии и России рождалось по одному ребёнку.
Национальный фактор в этих местностях почти не сказывался. В 80-х годах я был в Белоруссии и центральной России – у большинства жизнь была одинаковой.
Традиции, связанные с рождением детей. Обычаи были простые, но приятные. Переговоры в окно роддома или больницы. Пелёнки и тряпочки покупаем, когда дитя уже родилось; покупаем синюю ленточку мальчику, розовую – девочке. Папа несёт младенца до машины. Дома уже всё приготовлено. Дитё купается в отваре череды, достаётся какая-нибудь старинная кроватка или люлька, в которой выросло несколько поколений и которая бережно сохраняется. Старые люди советовали туго пеленать («повывочем») и качать младенца, что на самом деле вредно. Сначала мы слушались, потом перестали. Старинная люлька была модернизирована, чтобы она не качалась. Среди друзей, знакомых и коллег было принято собирать в своей семье детские вещи и передавать их новому ребёнку «по эстафете». Официальное «наблюдение» из детской поликлиники продолжалось и после рождения младенца. Как кому повезёт. Нам повезло, и наша участковая медсестра Нина Дмитриевна была всегда желанным гостем.

Рождение детей было, конечно, обременительно для каждой конкретной социальной организации. Так, в МГУ, где я учился, существовало правило выделять семейной паре (и тем более с детьми) отдельную комнату в общежитии. Конечно, это было неудобно и хлопотно. Мест в общежитии не хватало. Общежитием должны были обеспечить всех + это правило + другие текущие проблемы с расселением. Я подчёркиваю: неудобно, а не невыгодно. Коррупции и неофициальной платы за размещение в общежитиях МГУ тогда не было. Но какой-то чиновник или член народа (конкретный механизм мне не известен) – придумал сыпать в чай и суп студентам главного здания (ГЗ) МГУ на Ленинских горах препараты брома. Чай и так имеет коричневый оттенок, и бром не заметен. Бром оказывает тормозящее действие на нервную систему, отчего студенты не так хотят секса. Так что есть в столовых ГЗ можно было не всё; мы предпочитали салатики в буфетах, расположенных при входе слева и справа. Штрих к описанию МЕНТальности советского человека. Насколько помню, почти никто не готовил себе приличную пищу сам, хотя плиты на этажах были. Большинство из нас ходило «хавать» в это стойло. Препараты брома нашли коллеги по комсомольскому оперотряду, когда проверяли соответствие нормам закладки продуктов. Дурдом? Да, дурдом, или локальная политика МГУ, или глобальная, как назвать. Не меньший дурдом то, что в том же МГУ на мехмате в приёмной комиссии специально отмечали похожих на евреев по фамилии и другим косвенным признакам (честно сознавшимся евреям путь на мехмат был закрыт). «Закрыт» не безлично, и бром не «сыпался» сам, а проверяли анкеты и сыпали конкретные люди в процессе своей работы. Спросишь, почему бром XIX века, а не более эффективные и незаметные препараты? Да не было у коммуняк других препаратов. За десятки лет они так и не сделали собственного химоружия, всё тот же иприт. В ГБ была отравительная служба; несмотря на легенды о всесилии службы, Этингон и Блюмкин кололи врагов в машине острой тростью с выписанным откуда-то ядом кураре, про который раньше читали в книгах Майн-Рида.
Полоний дешевле было бы продать и купить на те деньги нормального яду. Про диоксин они вычитали в публикациях о вьетнамской войне. Дурдом, но он был. А политики над этим дурдомом не было, и слава Богу.

Сразу надо сказать о явлениях НЫНЕШНЕЙ локальной политики. Я слышал, что сейчас расплодились центры планирования семьи под этим и другими названиями, так называемые абортарии, в которых женщин призывают делать аборт. Причина в том, что из выскобленных эмбрионов можно якобы получить стволовые клетки для модных «лекарств». Год-два назад это было актуально и в большой моде. Не знаю, как сейчас.

Как советский стереотип жизни работал в нашей семье?
В семье моих родителей один ребёнок, это я. Согласно одной из легенд, которые сообщает моя бедная мама, папа пил, и по этой причине они расстались. После чего она ни с кем больше не сошлась. Я вижу душевную травму от такого Страшного события, как Разрушение Семьи или Измена. С табуированной ситуацией «Муж Пьёт» справиться куда труднее, но можно. Про папу слышу теперь от мамы разные выдумки или не выдумки, верить которым трудно, и приходится анализировать информацию, что тоже своего рода дурдом.

Один знакомый в 80-е годы хвастался, что «никогда под бабой не лежал». Другой сказал: «А зря».

Итак, мне приходилось работать в больнице; но и в ментовке. Несмотря на то, что эти заметки имеют тон ужастика, я всю дорогу как-то ориентировался на солнечную сторону, и поэтому встречал в основном «хороших ментов» и хороших врачей. Менты говорили мне также, что в каждом областном центре активны два-три сексуальных маньяка, и давали инструкции о том, что делать, если увижу дядю, кого вызывать и т.п. Разговор был после того, как жена рассказывала, что под окном играли маленькие девочки, а дядя звал их в подвал. Мы жили на первом этаже. Девочки хорошо обматерили дядю, и он слинял.

В стереотип жизни советского человека 80-х годов входили невежество, пьянство, недалёкость, заморочки (сверхидеи, запреты). Сейчас говорят: «психологическая неграмотность».
А рождение и воспитание детей предполагают радость и творчество. Вот как здесь встряло канцелярское слово «предполагает», но оно уйдёт.
Мы медленно выползаем из той пещеры, где «не было секса» (и не было творчества, НЕСМОТРЯ на объективную материальную беззаботность). Впереди времена, про которые говорил Ошо: когда будут награждать не солдат, а любовников.

В нашей семье с бывшей женой трое детей. Способ жизни наследуется, но медленно уплывает в сторону! Нам хватило ума сообразить, что вред от детей меньше вреда от абортов. Также очень заметно, что когда детей больше одного, справляться с ними легче. Им самим это лучше. Но внешней по отношению к нам политикой многодетность никак не поощрялась и не осуждалась. Формально многодетность с точки зрения пособия и льгот начиналась с пяти детей. В общественном сознании наши трое – уже экзотика. Оформление и получение мизерного пособия от государства – это была скорее игра.