да сколько их?

Восковые стекла, в которые не барабанит. Подземка. Твои восковые глаза. Восковые от мыслей; пелена от твоих загадок, покрытие персонального вакуума. Подземка, время суток не имеет значения. Ты опять не здесь, захват странствующих проблем и размытых млечных путей. Уголки, поднимающиеся к скулам, очень периодически, очень осторожно. Одна точка в пространстве, голубой воск, который так редко плавится. И ты катаешься в вечном метро, а  твоя жизнь всегда едет слева. И ты ничего не меняешь – знаешь, что протянешь ладонь – почувствуешь тепло ее руки. Она всегда едет слева от тебя. Твоя жизнь. И ты. Роль нескольких актеров, женщина чьей-то мечты. Больное воображение. Ты – больное воображение.
Сколько в тебе?
Они - оборванцы-странники, а ты каждому даешь крышу над головой.
Ты увидела ее, когда она пела  под барабаны. В тот день солнце било так, что никто не мог его затмить. А ты была одна, а ты потерялась. Облака твоих далеких мыслей разогнала ее песня. Она была в длинной юбке и лентах. Выбранный символ мира во всем мире, кусочек солдатской куртки. Протест войне и насилию… И ты. Как было не приютить ее, когда ты так жаждала моральной свободы от… От обстоятельств? Ты всегда была свободна, хотя думала обратное. Знаешь, посадил кошку на руки, гладишь, а потом отпускаешь ладони, а она сидит, будто думает, что ей нельзя уходить, хотя совершенно свободна, никто не держит. Да? О чем это я? Она незаметно поселилась в тебе, заполнив пространство вокруг звуками гитары и бубна. Музыка стала вводить тебя в транс, из которого не хотелось выбираться. Устроилась она довольно легко, ей нравилась твоя открытость. И понеслась. Она знакомила тебя со своими друзьями, иногда вы вместе приобретали новых, она много курила и загорала на обочинах дорог. Завораживая своей нагло открытой улыбкой, она смотрела прямо в души, она доверяла и открывала. Себя. Других. Курила, постоянно курила. Рыжая ворожея, она колдовала над травками, измельчая, нюхая, делая из них трубочки. Спать она могла где угодно, и в любом уголке земного шара была готова провести экскурсию, и совсем не потому что она там была, не была, конечно… Ее дом был везде. Но местом прописки она все-таки выбрала тебя. А как не выбрать? Ты давала ей столько незаполненного места, она могла часами крутить только свои пластинки. Она могла оставлять заметки прямо на стенах, чьи-то наполненные цитаты, чужие мысли… да, прямо на стенах, чтобы в твоей голове оставались хотя бы чьи-то мысли. А потолка у вас не было. Зачем? Он только мешал прыгать в небо, когда захочется. Он только мешал подниматься вверх вместе с дымом от сигарет и благовоний… У нее не было денег, и ей почему-то вовсе не нужно было их зарабатывать, и потому времени было слишком много. Слишком много на то, чтобы подумать о своем внутреннем, слишком много, чтобы замечать мир. Слишком много, чтобы искать причины мироздания и задавать лишние вопросы о своем присутствии на земле. Слишком мало, чтобы надышаться. Хотя ее жизнь была вечной. Да, она делала вид, что не знает, что такое смерть, делала вид, что не слышит те рассуждения о ней… а ты купилась на ее вечный диалог с миром, не направленный ни на что, не символизирующий ничего. Ведущий в никуда.
Но ты…. Ты такая просторная, сколько же в тебе было место тогда…. И потому соседняя комната оказалась заполнена бесполезными расчетами, сметами и графиками. Она. Юбки-карандаши, брюки и высоченные каблуки. Тысяча девятьсот пять. Доллары. Ее пафос и стремление к невероятной звездности. Лицемерие. Ухмылки и широкие улыбки. Идеально прямая спина, вздернутый нос и устремленный вперед взгляд. Жажда миллионов, жажда славы. Миллион двести пятьдесят. В Евро. Жажда роскоши. Роскоши жизни, роскоши нарядов, роскоши знакомых, роскоши мыслей. Она кусалась, она была способна откусить по самое плечо, и потому ей никогда не протягивали руки… да и она, кстати, не протягивала. Эмансипация, гордая самостоятельность и самодостаточность. Ее мера – деньги. У нее были свои валюты. Двадцать тысяч. Переведите на счет. Сделать карьеру из ничего, добиться больше поставленного, круглосуточные светскость и трудоголизм. Она  скоропостижно принимала решения, никогда не учитывая твое мнение. Да и кто его вообще учитывал? Вместе вы извлекали выгоду из твоих друзей,  заключали сделки, ходили на пафосные мероприятия…. Там она поила тебя вином и учила фальши. Отличать фальшивые бриллианты от настоящих, отличать фальшивые комплименты от искренности (это было не трудно, так как  искренности не было в принципе), учила фальшиво улыбаться. Презирать. Ненавидеть. Бороться. Ее комната была завалена экономическими журналами и книжками по управленческой психологии. В ее комнате пахло дорогими духами. В ее комнату никто не заходил по любви. По любви не было вообще ничего. Это она убила в тебе восторг от живого. Ее вообще было несложно убивать. Что угодно, кого угодно… ты разрешила ей войти, как раз тогда, когда плакала из-за своей несостоятельности…. В тот день тебе казалось, что в этой жизни ничего не добиться. Или тебе кто-то в очередной раз сказал об этом. А тут она. Ее дорогие туфли с острым носком и жутко дорогая сумочка. Камни в мочках больше, чем сами уши, да это было и не важно – она не слышит. Никого. Только себя. Тебя гипнотизировал ее холодный властный голос. Убивающий все.
А одиночество продолжало бить в окна. Твои окна были слишком большими, а еще хуже, что почти всегда нараспашку… это было бы идеально, если бы вокруг царил мир, и светило солнце, это бы позволяло дышать чистым воздухом…. Но не когда ураганы бьют в ставни, не тогда, когда пыль заставляет слезы выступать в уголках. Не тогда, когда капли дождя, такие крупные и холодные проникают во внутрь. А все потому что нараспашку.
Он потребовал совсем немного, занял самую маленькую комнату. С тех пор каблуки считались чем-то смешным. Это он привил тебе брутальность, и ты скупала мужские толстовки, мужские рубашки, огромные мужские кеды. Из-за него ты навсегда смыла цветочные свежие ароматы, напитав кожу древесными мускатными запахами. Ты купалась в его терпкости. Твоя жизнь еще здесь? Пощупай ее пульс. Рука холодная, но ничего, она у тебя сильная девочка. Он принес в твой дом небрежность и беспорядок. Хаос скорее… и тебе резко стало наплевать на многие вещи. Уют? Вы вместе забыли, что это такое. Ужин? Нет нет, он питался когда угодно, где угодно и с кем угодно. Никаких диет, кола и пицца. Возможно, сидя на улице. А в голове разврат и пошлые шутки. Похотливые взгляды вместо десерта. Десерта проходящим девушкам. А по ночам футбол. Теперь ты знала, кому и почему кто забивает. Теперь ты знала что такое забить самой. На всех. Появился он из-за его же любопытства. Ему было любопытно посмотреть, что же творится у тебя дома, а ты еще и сама пригласила его на чай. Он не пьет чай. Никогда. Ты пригласила его, наивно полагая, что он и есть воплощение мужественности и силы. Авторитетная брутальность. Пригласила, потому что ничего не смогла с собой поделать. Ты никогда ничего не можешь поделать. Вечные добровольные наручники, молчаливый кивок головой, шаг, почти строевой. И большая общага, где они на общей кухне готовят для тебя терпкий чай с примесями ревности, гордости, ярости и сожаления. Они плетут вокруг тебя паутины, связывая руки, которые ты тянешь к ним по очереди. Тебе завязывают глаза и ты делаешь шаги в какую угодно сторону. Какую им угодно.
В тот день ты читала журнал.  В твоей большой общаге стоит повесить календарь с красными овалами. Ты запоминала каждую дату их появления. Те дни становились знаковыми днями. Те минуты приносили революции и перевороты. Переезды в другую идеологию, новоселье новых принципов. В тот день ты читала журнал. Статья о детях с пороком сердца.  Глянец впитывал соль, в горле останавливались комки, сердце тускнело. В тот день ты сама привела за руку ту женщину. В ее глазах стояли вечные слезы, ее пальцы умели рисовать любовь на волосах, ее ямочки внушали неземную нежность, ее красивые ступни боялись нарушить сон. Она была мамой. Мамой всех детей на земле, потому что лишь они были ее источником счастья. Она отдавала им всю свою безграничность, она умела прясть все на свете, переплетая мудрость, строгость, мягкость и лучи своих глаз. Дети питались ее мелодиями голоса, она же питалась лишь их благодарностью. Дети были ее цветами, она была счастлива строить им оранжереи и греть в ладонях воздух.  Ее вечная боль в глазах и забота в жестах. Ей нужно было лишь светить солнцем для своих цветов – и хватит с нее. Поселить ее пришлось в комнате с самыми большими окнами, которые еще и выходили на юг. Шторы в рюшах и уютные чайники на полках.  Тапочки, и пушистые коврики. Узорчатые покрывала…. Кошка, теревшаяся о ножки стульев. И мама вселенной.  Она была воплощением жизни среди твоих стен.
Ты оказалась на удивление просторной. В последней комнате поселилась она. Одни сплошные ноги и всегда пухлые губы. Ее длинная шея с ударами пульса заставляла оставлять все мысли на потом. Она бывала раздетой миллионы раз за день. Когда они смотрели, не могли не раздевать. Проститутка по жизни. это не было профессией, это существование, просто ей так нравилось. Нравилось соблазнять, завлекать, ублажать, удовлетворять и оставаться в памяти. Она научила тебя женским штучкам и сексуальным тонкостям. Однако о ней мало кто знал. Она приходила домой,  когда все уже спали, устраивая порнокино. В тайне. Она раздевалась, и когда шелк, касался земли, она танцевала в софитах лунных теней. Она зажигала и гасила фонари, сжигая ваниль и сандал, выпивая бутылку игристого, негромко смеясь… ты не помнишь, как она пришла. Во всяком случае вряд ли ее кто-то позвал, ей этого не требовалось. Ей не требовалось ничего, кроме огромного шкафа, наполненного чулками и струящимися платьями, не требовалось ничего, кроме стен, в которых она танцевала только для себя. Не требовалось ничего, кроме как оставить после себя вспоминания и капельку миндаля.
А иногда они собирались все вместе и терзали. Они были готовы рвать тебя на части, чтобы ты предпочла кого-то одного, а ты… Ты водила их на встречи с друзьями. Иногда была с кем-то в паре. Иногда окружающие не успевали, не помнили, кто из них ты. А ты…. Ты была надежными стенами, на которых они оставляли следы от жирных пальцев, отметины ручкой, брызги…. Ты была потолком, в который бил дождь, снег, град… ты дверь без замка, запускавшая каждого странника, выслушивающая их истории, обвенчанная с их идеологиями. Ты, ступавшая каждый раз на новые камни, резавшая ноги, выбирающая новую экипировку. Ты – многоэтажное общежитие с туалетом, куда они отправляют отходы своей жизнедеятельности, отравляющие твой организм. Они платят тебе криком о том, что ты должна следовать за каждым из них. Они тащат в свой дом огромную кипу ежедневных мыслей.
Протяни руку еще раз. Пусто? Ты проехала, а она вышла на предыдущей станции.