Сублимация 2

Рейтинг: PG
Жанр: экшн, романс, местами юмор


Начало событий: см. "Сублимация 1" в разделе "Магистральная линия сюжета".


Содержание:

То место, куда Шон ушел из Зоны и увел друзей. Тот мир, который он строил сам, без них и вдали от них, куда он позвал тех, кто ему дорог.
POV Ногейры, много о Дэреке, в финале Рой, и вообще все, и ясно, кто на ком женился.






***


Глаза немилосердно слипались.
В голове стояло равномерное гудение – то ли двигатель, то ли просто так.
Дэрек закономерно опасался, что оба этих фактора, помноженные на нечеловеческую усталость, не способствуют безопасности вождения, а новую машину, притом недешевую, бить не очень хотелось. Парень душераздирающе зевнул, сильно потер лицо ладонями, яростно взъерошил короткие волосы и понадеялся, что взбодрился в достаточной степени.
Сноп света мощных фар скользил по черному асфальту небогатых улочек далекого предместья. Глубокая ночь, никого. Соблюдать дорожные правила Дэрек совершенно не любил, не особо умел и, во всяком случае, не собирался – хотелось домой, и побыстрее, поэтому от аэропорта он выбрал именно этот путь, не через центр, а по захолустьям. Всё короче на пару десятков километров.
А еще здешний пейзаж – почти одинаковые угрюмые дома, утонувшие в густых тенях, гиблые замусоренные переулочки, негостеприимные подворотни – напоминал ему о местах, где он вырос и прожил большую часть своей неспокойной жизни. Теперь на выщербленные стены, кучи скомканных упаковок, шевелящиеся на холодном ветру, мутные лужи, провалы водостоков Дэрек смотрел из нагретого салона хорошей машины, где пахло кожей и привычными большими деньгами. Смотрел с каким-то странным щемящим чувством, как на старый, уродливый, нелюбимый дом, который всё-таки в чем-то родной. Но возвращаться ни в эти места, ни в ту жизнь Дэрек не хотел.
Хватит.

– Ох ты ж… бля!
Дэрек избежал столкновения только благодаря инстинктам и безусловной реакции. Краем глаза увидев тень, метнувшуюся перед капотом, он в ту же секунду ударил по тормозам и выкрутил руль, пустив машину в немилосердный занос. Джип закрутился по дороге, сбоку по крылу что-то глухо несильно стукнуло. Когда инерция заноса угасла, машина замерла поперек улицы, в опасной близости от желто-серого фонаря.
Дэрек закончил материться, перевел дух и вылетел наружу.
Сбил, не сбил? Удар был, но не в лобовую, вскользь. Ну вот нахрена под колеса-то лезть?! Есть же тротуары! Хотя медитировать за рулем, если честно, тоже не годится.
Он даже не сразу заметил, что единственное, что поблизости могло сойти за человека, находилось у высокого кирпичного забора, причем на земле и в скрюченном положении. Дэрек снова выругался – неужели аж туда отбросило? Метров восемь… так далеко фонарь почти не доставал.
Он подбежал к сидящему у стены, присел, вглядываясь, легонько тряхнул за плечо.
– Эй, парень… ты как?
Действительно определенно парень, но что-то более конкретное сказать о нем было трудно. Он сидел, низко наклонив голову, опираясь на колено, другую ногу вытянул вперед. Плечи опущены, лица не видно, одна рука безвольно отброшена в сторону, другая где-то у живота. До чего же этот тип был грязный…
Одежда на парне не просто испачкана – на нем были настоящие лохмотья. Трудноопределимые вонючие тряпки, из тех, что люди выбрасывают после масштабной возни в гараже, вытерев ими пол и порог: потерявшие цвет штаны в пятнах и прорехах, истлевшая куртка с заскорузлым, натянутым по самый нос капюшоном, который скрывал жуткого вида патлы, торчавшие по бокам, а обувь… расползающиеся, стянутые скотчем остатки от разных пар.
Дэрек окинул это всё внимательным взглядом, оценил, невольно поморщился от запаха, но не отстранился. Выросшие на Дне небрезгливы и знают, что жизнь может обойтись по-своему с каждым. Дэрек сам когда-то умирал в подвале на куче гнилья, захлебываясь тухлой слизью из рвущихся легких, и пахло от него тогда вряд ли лучше.
В этот момент до того неподвижный парень вдруг резко дернулся вперед, схватил Дэрека за шею, а в кулаке той руки, что он прятал, сверкнуло лезвие. Он молниеносно приставил нож к горлу Дэрека и прохрипел:
– Давай сюда деньги!..
Зрачки Дэрека сузились. Человек у стены перешел для него в другую категорию.
Короткое движение, и нож звякнул об асфальт где-то далеко, а нападавший застонал, врезавшись затылком в кирпичи. Дэрек, уже на ногах, сгреб парня за лохмотья на груди, вздернул вверх, припечатав к стене.
Капюшон не слетел, а голову бродяга держал странно, вниз и вбок, прятал лицо до последнего, но Дэреку, разозленному таким поворотом, на его личность было наплевать.
– Вот оно что?! Зарабатываешь ты так, мразь? Зря я тебя не раскатал!
Он добавил еще пару ругательств, поборолся с искушением избить эту сволочь, но не стал. Парень не сопротивлялся, сразу обмяк в захвате, почти лег на державшую его руку, молчал и тяжело дышал. Может, он не рассчитал как следует свой провокационный бросок, и Дэрек всё-таки серьезно ушиб его машиной… но выяснять это совершенно расхотелось.
– С-скотина… – процедил Дэрек сквозь зубы.
Отдернул руки, отстранился, презрительно сплюнул парню под ноги и пошел к машине. А тот остался у стены, перегнулся почти пополам, судорожно держась за живот, а в свете фар из-под капюшона блеснули на миг его глаза.
– …Смит?

Он даже сначала не понял. Посчитал, что показалось. Но когда позади прозвучало еще раз, хрипло и с той же неверящей интонацией:
– …Дэрек? – он обернулся.
Перекошенный, изломанный грязный бродяга медленно поднял дрожащую руку к голове и стянул капюшон на затылок.
Дэрек едва удержался от того, чтобы сделать шаг назад.
Лицо человека было изуродовано. Не просто повреждено, а садистски исковеркано. На лбу и щеках – глубокие, плохо зажившие раны, неслучайные, складывающиеся в какой-то дикий симметричный узор. Нос искривлен, свернут на сторону давним мощным ударом. В черных спутанных волосах участки багровой корки там, где всё вырвано с корнем, и седые пряди. Рот с одной стороны надорван, зашит прямо по-живому даже не ниткой, а леской – белесые пластиковые узлы под сочащейся пленкой нездоровой плоти. На переносице, между бровями, выжжено настоящее клеймо, наполовину скрытое подсыхающими струпьями. И только глаза, оставшиеся нетронутыми на этом жутком лице, темные глаза молодого еще парня, горящие сухим болезненным блеском, смотрят в упор на потрясенного Дэрека, а растресканные губы изгибаются в страшной улыбке:
– Не узнаешь меня, Хостовский? – там, где в щеке торчит леска, пузырится кровь. – Странно, мать твою, и почему же это…
Парень с огромным трудом распрямился, потянулся к вороту драного свитера, одним движением отвел его далеко вниз, обнажая верх груди. А там, под слоем грязи, среди давних и свежих кровоподтеков и царапин, безошибочно угадывался старый, ровный диагональный белый шрам, уходящий на костлявые ребра.
– А теперь? Так лучше?
Дэрек всё-таки отшатнулся. Потрясенно втянул воздух, почти беззвучно выдавил:
– …Меченый? Ногейра?

– Он самый…
Давние знакомые долго смотрели друг на друга в полной тишине. Ногейра изучал Смита с неменьшим удивлением, а тому в свою очередь было на что посмотреть.
– Fuck, да что ж это с тобой такое?! – очнувшись, импульсивно выдал Дэрек.
Ногейра сразу отвернулся и судорожно вернул капюшон на место.
– Не твое дело.
– Но… – в растерянности Дэрек шагнул к нему, не зная, что говорить и делать. – Подожди… ты что, меня тут нарочно ловил?
– Вот еще, – поморщился парень. – Ну откуда мне было знать.
В его голосе звучала глубинная хрипота нездоровых легких, неловкая, неестественная поза свидетельствовала о сильной постоянной боли. Ему просто было трудно стоять.
Дэрек шагнул вперед, но остановился, попытался собраться с мыслями.
– М-мать твою… я тебя задел?
Оторвав грязную ладонь от стены, Ногейра вяло отмахнулся.
– Слегка, но это херня… Моя главная проблема, как видишь, не в этом.
– Дьявол, ты как до такого дошел вообще?! – получилось не тактично, зато искренне. – Кому ты позволил с собой – так?!
Пальцы Ногейры, на половине которых не было ногтей, медленно сжались в кулаки.
– Я уже, бля, сказал – тебя это не касается.
– Вообще да, но ты ж хуже последнего паршивого пса с помойки! Что у тебя нахер произошло?
Ногейра покосился на Дэрека исподлобья, прошелся внимательным взглядом по его одежде, машине… Привычно слизал кровь из уголка рта, хмыкнул:
– Да пошел ты.
– Подожди…
Не то чтобы Дэрек относил Ногейру к числу хороших знакомых, но он не мог спокойно видеть когда-то гордого, сильного парня таким, буквально растерзанным и вмятым в грязь.
– Чего-то тут не то, так нельзя… Ты ведь мог хотя бы…
Неожиданно Ногейра взорвался. Забыв о боли, подался вперед и заорал:
– Заткнулся б ты! Выискался весь такой правильный! Нельзя так, говоришь? Можно! Представь себе, всё можно! И чего я должен был, чего я мог?! Чего ты нотации мне тут читаешь, чего ты вообще обо мне знаешь, ублюдок?! Вали отсюда, ты явно теперь не в этой дыре обитаешь, так чеши куда пёрся, не спрашивай у меня ничего!
– Ногейра…
– Иди ты нахрен, Смит! Крыло я твоему «шевроле» попачкал – сейчас плюну и сотру, если не брезгуешь! Уматывай отсюда, и чтоб ты навернулся где-нибудь по дороге. Не отнимай у меня время, я очень занят…
Ногейра оттолкнулся от стены, задавил стон, согнувшись, поковылял прочь.
Дэрек, не двигаясь, смотрел ему вслед и гадал, насколько силен на самом деле был удар о машину. Если б не столкновение, он уже заводил бы двигатель. Причины неудач этого урода – действительно не его дело, он совершенно не обязан даже интересоваться…
До поворота Ногейра не дошел совсем немного. Он не вскрикнул, не издал ни звука, просто осел на землю у мусорного бака, словно из тела вмиг исчезли все кости. Это случилось за долю секунды до того, как Дэрек бы отвернулся.

Изощренно ругаясь, Смит пристроил безвольное тело парня у стены в полусидячем положении. Тот был едва в сознании, бледный до желтизны, часто-часто дышал оскаленным ртом. Под запавшими зажмуренными глазами обрисовались почти черные круги. На этот раз он обе руки вжал себе в живот, и колени подтянул, скорчился, пытаясь защититься.
– Прекрати, кретин… не буду я тебя бить… – Дэрек попробовал расцепить ему пальцы. – Дай я гляну.
Ногейра не реагировал, только странно всхлипывал при каждом вздохе, а на асфальте рядом с ним начала расползаться темно-красная лужа.
– Fuck!
Увидев это, Дэрек с силой рванул руки Ногейры в стороны, разодрал свитер и – закашлялся от жуткого запаха, высвободившегося оттуда.
Слева на впалом животе парня зияла страшная рана. Вздутая, воспаленная, синюшная, обильно истекавшая гноем и темной кровью.
Дэрек упал на колени рядом с ним.
– Да ты… д-да ты охерел что ли, вконец... Бля, это ж огнестрел. И несвежий, мать твою, ты гниешь уже! Разлагаешься нахрен заживо, мертвечиной несет… Ты чем вообще думаешь, ты что – сдохнуть хочешь?!
Он выкрикнул эти слова Ногейре в лицо, а тот вдруг открыл мучительно ясные от боли глаза и тихо, чётко ответил:
– Да. Я хочу. Сдохнуть.
В следующую секунду он отключился, а Дэрек с полумертвым Канальским на руках взвыл и проклял всё на свете.

Ногейра пришел в себя от тряски. С неимоверным усилием попытался поднять веки и не удивился темноте – за год с лишним новой жизни он почти забыл о солнечном свете. Что-то мешало дышать, и удивило его другое: тугая повязка на животе, которой раньше не было. Тревога начинала вытеснять мутную дурноту. Получилось слегка шевельнуть головой, и Ногейра понял, что привычный капюшон на поллица на месте, но вот под курткой ничего нет, кроме всё той же неизвестной повязки. А еще он полулежит на пассажирском кресле в чьей-то машине. Вот это совсем плохо.
Еще одно болезненное движение, и в мерцании приборной доски он разобрал, кто именно за рулем.
Память последнего получаса догнала и шибанула в лицо.
– …Смит?
Дэрек коротко покосился, буркнул:
– Очухался, что ли?
– Куда ты м-меня тащишь?
– Уже притащил. Сейчас увидишь.
Борясь с тошнотворной слабостью и пеленой беспамятства, так и норовящей затянуть всё вокруг, Ногейра глянул вперед. Сразу дернулся, вскрикнул от боли, зашарил по двери непослушными пальцами.
– Смит, ты… ты чего… мне ж нельзя в больницу, ты же знаешь…
Дэрек уже затормозил у широких прозрачных дверей с огромными красными крестами. Отмахнулся:
– Ничего, со мной можно.
Странная фраза Ногейру не успокоила, но он ничего не мог сделать, когда Дэрек обошел машину, выволок его наружу и потащил к отделению ER местной больницы. Он пробовал слабо отбиваться, но стоило Дэреку на миг сделать вид, что он его сейчас отпустит, Ногейра сам вцепился ему в одежду, почти повис. Прошептал:
– Какого хрена ты делаешь, Дэрек…
– Вот я еще тебе не объяснял. Ты вроде не слепой, а? И не трясись, хотел бы я тебя копам сдать – не сюда бы повез. А хотел бы я, чтоб ты концы отбросил – я б тебя вообще никуда не возил.
Дальнейшее плохо фиксировалось в периодически отключающемся мозгу больного парня. Белый холл, яркие лампы, крепкий поддерживающий захват, далекие гулкие голоса…
– А ну врача сюда, и быстро!
– Да, сэр, но сперва вам придется заполнить эти бланки…
– Засунь себе эти бумажки куда влезут! Хирурга зови, идиотка, я тебе сейчас тут всё разнесу!
– Э-э, одну минутку…
– Бля, ни одной!
Потом что-то горизонтальное и мягкое, легкий укол в локтевой сгиб, и уже почти не больно. Лицо Смита рядом, тревожное, озабоченное, интересно – чем?
Почему-то хватает сил на усмешку:
– Где ты научился… так гонять городских, Дэрек?
Тот слышит его шепот, а может быть, читает по искусанным губам, и нервно хмыкает в ответ:
– Да это что, так, мелочи… Если уж я наших гонял, помнишь? Там и научился.
А потом вокруг появляется множество других лиц, все суетятся, говорят о непонятном, кричат друг на друга, но знакомые зеленые глаза всё еще здесь, и холодные сильные пальцы на пылающем жаром запястье, и его голос, всё дальше и дальше в сияющем тоннеле:
– Держись, парень, держись!..

Уже под утро хирург устало толкнул дверь операционной, вышел в пустой коридор. Почти пустой – на скамейке у телефонного аппарата сидел какой-то человек. Привалился к стене, сгорбился, опираясь на колени, может, даже спал. Обычный ожидающий результатов чего-нибудь, или забредший не туда пациент из амбулатории… к чёрту его. Использованные перчатки полетели в мусор, кофе хотелось ужасно, но сперва важный звонок.
Врач не успел взять трубку, только руку протянул, когда перед ним вырос тот, совершенно, оказывается, не сонный, весь перемазанный в крови.
– Так, вы ранены? – Профессионализм прежде всего.
– Нет.
– Ах да, – теперь понятно, откуда смутно знакомо это мрачное лицо и злобный взгляд. – Это же вы привезли того типа.
– Как он?
– Операция прошла в целом успешно. Пуля извлечена, рана очищена, еще немного, и пошла бы гангрена. Все необходимые препараты… Да, еще пришлось заняться лицом. На щеке тоже начиналось нагноение, шов кошмарный, такое впечатление, что он самостоятельно пытался стянуть себе рану.
– Я не знаю.
– Сэр, приходите утром. Или, по крайней мере, вам лучше пройти вон туда, в холл, там вам будет гораздо удобнее.
– Ага, конечно, а ты пока стукнешь копам об огнестреле.
Врач растерялся. Настораживающе опытный, явно опасный парень придвинулся вплотную и тихо заговорил:
– Я тебе скажу, что ты будешь делать. Ты никуда не позвонишь. Ни сейчас, ни потом. И смене своей запретишь. За этим типом следить станешь так, будто он твой любимейший брат. Если ему хуже будет, я сам спрошу с тебя лично, понял?
Судорожным кивком врач подтвердил, что да, понял, мечтая добраться до сотового и вызвать полицию. Парень, видимо, разгадал эти намерения, неприятно усмехнулся:
– Ты, небось, думаешь, что я с ним из одной банды? А вот и нет, по крайней мере, теперь нет. Я знаю, у вас инструкции ставить закон в известность о таких ранах, и всё такое. Расслабься, закон уже в курсе.
И он продемонстрировал врачу свои документы, недвусмысленно подтверждавшие его слова.
Хирург и впрямь немного расслабился. Он действительно сначала счёл этого человека, с которым совершенно не хочется пересекаться на ночной улице, таким же, как тот уголовник на операционном столе, но теперь… Ясно, спецслужбы. Кто сказал, что там одни сплошные обаятельные Джеймсы Бонды? В реальности эти парни, наверное, должны быть как раз такими: властными, хищными и агрессивными. С ними не тянет вступать в конфронтацию, вмешиваться в их дела, даже просто спорить. Инструкции как-то теряют вес в сравнении с их полномочиями и авторитетом.
– Хорошо, я понял. Всё ясно. Я… пойду, ладно?
– Нет, стой. Еще одно. Что за хрень у него на лице?
– Множественные механические повреждения…
– Не гони, ты знаешь, о чем я. Он не просто напоролся рожей на осколки пивной бутылки.
– А, это… Это клеймо. Я видел такое пару раз. Так поступают местные цветные банды со всякими неугодными: бунтарями, стукачами, ну, точно не скажу… Короче, если не убивают сразу, то наказывают – режут кожу грязными ножами, как будто специально вносят инфекцию, ублюдки, а потом еще прижигают, чтоб навсегда след остался. Таким одна дорога, в могилу, только они еще помучиться успевают.
Парень стиснул зубы. Врач добавил, чувствуя гордость за то, что информирует представителя властей:
– Я лечил когда-то одного заклейменного, с ним даже круче обошлись, лицо кусками висело. Мы его собрали, и он уже на поправку пошел. Медсестра предупредила, что через сутки на выписку, а утром следующего дня она же его и нашла в постели с перерезанным горлом. Он добыл как-то скальпель – ума не приложу, как, из-за этого уволили двоих, но так и не догадались – и сам. Это довольно редкий и очень …трудный способ самоубийства, но снаружи, наверно, его ждало кое-что похуже. А другой – не у меня лечился, у других там, неважно – уйти-то ушел, только на четвертый день вернулся. На каталке, в морг. Так что…
Врач отважился дать совет:
– Если вам надо что-то важное из этого больного вытянуть, то поторопитесь. Он не жилец, даже если выздоровеет.

Давно, очень давно Ногейре не было так хорошо. Наркоз не только стер до жути надоевшую боль, но и помог справиться с почти уже нагрянувшей ломкой. Отличные лекарства тут дают, хоть каждый раз сюда ложись, перекумаривайся. Хотя эти в белом тоже не дураки, копов кликнут мигом… Но всё равно классно. А тепло, а свет, а чистые простыни, да что там – вообще кровать, постель человеческая, а не картон и тряпьё… И одежда больничная, светлая, свежестью пахнет, он уж и забыл этот запах. Боже, его даже помыли.
Ногейра медленно поднял руку, неуверенно уставился на кожу без коросты грязи, на пробу согнул пальцы. И ссадины обработали…
– Эй, ты чего, глюки ловишь?
Он вздрогнул.
На стуле у кровати сидел тот, кого Ногейра искренне считал примерещившимся ему в горячке видением.
– Т-ты?..
– Ага, ну вот. Он меня уже и не узнает. Хотя ты ж еще под кайфом, тогда ладно.
Реальность настигла, развернулась, огорошила своей неправдоподобностью. Это было так похоже на бред, от начала до конца. Предлагается поверить в настоящего Смита? Здесь? После того джипа… и мусорки… Чёрт, в памяти одни мутные провалы.
Теряясь в вихре обрывков ускользающих мыслей, Ногейра попытался сосредоточиться на настоящем. Оно, конечно, тоже какое-то совершенно сумасшедшее, но если сделать вид, что так и надо…
Например, насущный вопрос. Больница, врачи, копы, арест, тюряга, смерть. Если уж играть в эту реальность, то надо бы уяснить, действует ли эта цепочка.
– Чего ты им сказал? Обо мне?
Дэрек пожал плечами:
– Ничего. Записал тебя как Алонсо Нуньеса, напрягись и запомни. А вообще… да что я мог им сказать-то? Что я в принципе о тебе знаю, Меченый? Я не в курсе, есть ли у тебя фамилия.
Он посерьезнел, понизил голос, придвинулся ближе.
– Вот что. Пойми сразу – копов не будет. Точно. Поэтому выкинь из головы то, о чем ты думаешь. У тебя всё нутро на нитках, ты даже до двери не дойдешь. Лежи спокойно и приходи в себя столько, сколько надо, тебя не достанут. Никто. Охрану местную я на уши уже поставил, нужно будет, и покруче людей пристегну, но пока вроде хватит. Ногейра, сейчас эта комната для тебя самое безопасное место на свете, уяснил?
– Нет… Смит! Какого хрена ты это всё… и вообще – кто ты?
– Заткнись лучше. Разводить объяснения на полдня? Да пошел ты. Я дома не был две недели, потом еще с тобой завис на целую ночь, как ты мне надоел!.. Короче. Если ты оторвешь задницу от этой постели, я тебя лично найду по кровавому следу и с удовольствием закопаю. Дошло?
А у Ногейры перед глазами давно уже клубился ватный туман. Из последних сил цепляясь за сознание, он еще успел на грани небытия увидеть, как неуловимо меняется суровый взгляд Смита, и тот тихо обещает:
– Я приду завтра. Обязательно приду, слышишь? Вся эта хрень для тебя кончилась, парень, это я тебе говорю... До завтра, Меченый. Ты доживи только, ладно?
Эта реальность явно неправильная. Дурная, безумная, интересная такая. Сдвинутая, только почему-то в сторону плюса.
С этой мыслью Ногейра, уже не сопротивляясь, улетает в призрачные облака белого пуха…

***


Расплывчатые смутные картинки поочередно всплывали в его полуотключенном сознании.
Смит.
Мощный, умелый, жёсткий боевик. Напряженный, угрюмый широкоплечий парень с вечным взглядом исподлобья. Всегдашний спутник Дэлмора, его верная тень. Сравнение с ним Смит проигрывал, в нем не было той потусторонней ошеломляющей смертоносности, но это далеко не делало его слабым.
Вот эти двое вместе: «У Дэна», на Triple Cross, на улицах Центра. Оказывается, если повспоминать прицельно, Смит в одиночку появлялся на людях нечасто. Либо со своим повелителем, что чаще всего, либо с кем-то еще из верхушки Хоста, редко – просто с рядовыми парнями, это когда в день большой пьянки.
Еще Ногейра помнил его стоящим на каменных ступенях главного здания на Triple Cross в тот осенний день, когда Хост вернулся.
Странное это было время – до того октябрьского утра. Несколько месяцев пустоты. Они все вмиг разъехались по приказу Дэлмора, просто растворились в городе, на просторах страны, как и не было вовсе. Тишина и безлюдье. В Underworld оставались и все ребята с Фэктори, и сами Канальские, добрая половина всегдашнего населения, но, несмотря на это, Неподконтрольная Зона опустела. Вымерла. Никто из оставшихся даже не ожидал, что без надоевших, вездесущих, несносных Хостовских будет так… одиноко.
В те месяцы Underworld напоминал дом накануне похорон: люди жили, двигались, но с оглядкой. Тихо и растерянно. Пришибленно. Вроде бы – какой отличный момент расшириться, заграбастать огромные территории, угодья Хоста. Кто знает, сумеют ли они выбить их обратно, когда вернутся, да и вернутся ли они вообще?
Но – никто этого не сделал, даже не начал думать в этом направлении. Только иногда, по одному или мелкими компаниями, пробирались вглубь открытых теперь земель, заезжали в Квартал, как в музей, смотрели. Молчали. Ничего не трогали. Никто ни к чему не прикоснулся и пальцем.
Может, боялись. А может, просто не считали честным копаться в чужом исподтишка, пока не видят. Притормаживали у незапертых домов, ходили по дворам, почему-то стараясь не оставлять следов, заглядывали в окна, в тишине смотрели на пылящиеся в комнатах вещи. И Ногейра ясно помнил, как Рамон, которого в детстве частенько били за то, что у него много чего к рукам прилипало, задумчиво пошевелил ботинком забытую в спешке у крыльца сумку, аккуратно задвинул обратно вывалившийся из нее ноутбук, сунул руки в карманы и отвернулся.
А потом они возвратились.
Все, сразу, так же слаженно, как исчезали. Вернулись и взорвали Underworld собой. Своей яркостью, своим деятельным напором. Остальные демонстративно кривились, комментировали, перехмыкивались, но каждый мог бы признать – если на все сто откровенно, для себя – что хоть на миг, но испытал странное облегчение. Лучше пусть они будут.
Та гроза, что заставила Хостовских прятаться, в тот проклятый октябрьский день разрослась до бури. Организованная городскими властями атака объединенных сил федералов и военных обещала смести Underworld с лица земли. Жизнь предложила свободный выбор – сдохнуть поодиночке или выживать сообща.
И когда Ногейра пришел на Triple Cross вместе со всеми Канальскими, он уже знал о том, что по периметру Полосы стоят убийцы-профессионалы, ориентированные на отстрел и уничтожение. Знал, что Дэлмор, вынужденный принять вызов, объявил у себя тотальную мобилизацию, скомандовал практически контролируемой им Фэктори сделать то же самое, а тамошний лидер, Орландо Четтер, который по уши был должен Дэлмору, чётко сформулировал временный отказ от всех прав и с готовностью отдал Хостовскому власть.
Ногейра догадывался, что если уж все Канальские, даже раненые и больные, с оружием в руках тоже стоят на площади, то наверняка между Вентурой и Дэлмором был разговор на ту же тему. В тоне приказа, как с Орландо, или нет – никто не знал, но результат такой же: Канал присоединялся. Рамирес не остался в стороне. И в самый жуткий момент истории Underworld все, кто жил в границах Полосы, невзирая на подданство и расу, молча ждали распоряжений одного из них – лучшего.
Из толпы у подножия лестницы Ногейра видел тех, кто стоял там, наверху. Трое лидеров: Дэлмор над всеми и несколькими ступеньками ниже Вентура и Четтер. И двое Вторых: Тайгер и Смит.
Даже сейчас Ногейра отчетливо помнил то жгучее, ослепительное желание, которое вспыхнуло в нем тогда. Дьявол, как же ему хотелось тоже оказаться там, вместе с ними, в этом круге власти! Пусть не лидером – хоть Вторым, это, на самом деле, вполне достойная компания. У Рамиреса ведь не было спутника… Ведь он мог бы. Чем он хуже тех двоих?
Но импульс зависти ушел, его заслонил вихрь боя, а потом – дурманящее ликование победы и долгий расслабляющий пьяный откат. От тех смутных счастливых часов в памяти осталось одно: странный кадр, где, как нарочно, во всеобщей неразберихе и столпотворении свело в одном месте троих. В ту фантастическую ночь никто не рассматривал, с кем пил, дух единения смешал всех. Если дрались плечом к плечу, то чего ж теперь-то делиться? И когда три звякнувшие полупустые бутылки сошлись и опустели окончательно, державшие их парни только после этого сфокусировались и опознали сиюминутных случайных собутыльников. Ха – Ногейра, Тайгер, Дэрек…
Пару секунд они просто осознавали. А потом – расхохотались, свободно, бесшабашно, с запрокидыванием головы, всхлипываниями и висением друг на друге.
Да, в тот момент так было можно.

Но после…
Жизнь вошла в колею, возобновилась привычная мелочная грызня, грубости, подначки, стычки. Конечно же, Ногейра не мог не вспомнить ту несостоявшуюся схватку с Хостовскими «У Дэна», которая из-за вмешательства Рамиресовой сестренки переросла в дикий вариант баскетбольного матча. Поддержав по приколу издевательский разговор, парни сами не заметили, как всерьёз влезли в нереальную авантюру, а потом, раз уж начали, отступать было как-то западло. Та легендарная игра Канала с Хостом относилась к считанным теплым воспоминаниям, что грели душу Ногейры, когда бывало совсем плохо. А играл он как раз против Смита…
И еще один чёткий кадр оттуда, из той ночи.
…Дэрек сидел у стены прямо на земле, один, с растянутой ногой, уставший и взъерошенный. Проигравший. Ногейра пробился к нему, заговорил. А ведь тот мог и застрелить запросто, Смит шальной, об этом все знали. Но Ногейра не мог не подойти.
Игра была не просто честной – в один из сложных моментов Дэрек сознательно не воспользовался настолько явным шансом на решающее преимущество, что выигравшему это не давало покоя. И после нескольких фраз того короткого разговора Ногейра в глубине души честно признал, что Дэрек может быть каким угодно ублюдком и какой угодно сволочной заразой, но безошибочно видит грань между выгодой и подлостью.
Предложенным от чистого сердца шансом на матч-реванш Хостовский так и не воспользовался, как-то не сложилось.

Образы прошлого таяли сигаретным дымом, сквозь них проступала странная действительность.
Больничные стены, хорошая палата, внимательные врачи. Когда в дверь впервые заглянул человек в синей форме, Ногейра чуть не слетел с постели в панике, но охранник вежливо поинтересовался, всё ли в порядке с мистером Нуньесом, а сам внимательно оглядел всю комнату, и потом еще заходил не раз. Охранял.
Всё, как он сказал. Он – Дэрек Смит.
Второй из Хоста. Чёрт его разберет, кто он там теперь, но Ногейра помнил его таким, и ясности этот факт не прибавлял.
«Какого дьявола?» – в сотый раз парень задавал себе этот вопрос, но понять не получалось.
Да, полуослепший от боли, он нырнул под машину, под первую попавшуюся в том захолустье в поздний час. Ему правда были нужны деньги: рана отказалась заживать сама, как он ни надеялся, как ни тянул. Даром никто ничего не делает, любому ветеринару надо заплатить, а нечем. Охотиться сам он почти не мог после… после того, что с ним сделали. Да, мать вашу, оставалось только так, и кто ж знал?!
Dios, если б только он мог предвидеть… В самую последнюю очередь Ногейра хотел бы предстать в таком  виде, в таком состоянии перед любым, кто знал его раньше. Наверное, надо было не окликать его, когда узнал, не привлекать внимания, не снимать чёртов капюшон, само так вышло, какого хрена он это делал… Что его несло…
Тогда Смит бы уехал, и всего этого позора не случилось. Он бы не валялся в отключке перед Хостовским ублюдком, не катался бы в его машине, не был бы настолько в его власти.
И был бы уже стопроцентно мертв.
Какого дьявола?
Самым сложным для Ногейры вопросом, который чудесно прочистил мозги от наркоза за несколько жалких часов после операции, был следующий.
На хрена это всё сдалось Смиту?
Будь они друзьями…
Будь они оба из одной структуры в прошлом…
Будь они оба хотя бы одной крови…
Но – так?
Белый. Хостовский. И не кто-нибудь вроде мирного и прикольного Картера, который вообще неизвестно что делал в Хостовском правительстве – Джойнте, а сам Смит.
Это в голове не укладывалось. Всё то, что за годы в Underworld столкнуло их, случайно и ненадолго, никак не тянуло на что-то серьёзное. В сотый раз проигрывая ситуацию, Ногейра честно сам с собой соглашался, что более-менее логично они перебросились парой фраз после взаимного узнавания, до тех пор, как Смит не полез выяснять, почему это он так хреново выглядит.
А будучи откровенно посланным, на его месте Ногейра уехал бы. Точно. Может, потом и пожалел, но свалил бы из принципа. Грязный урод пытается ограбить, орет, психует… Да плевать, кто он там есть и кем был когда-то! А то и – тем более.
Ногейра поморщился, шов на щеке под пластырем отозвался болью.
А ведь и правда уехал бы.
Отомстил. А за что?
Чёрт…
А этот – не бросил. Не побрезговал копаться в его гнилых кишках. Перевязал. Дотащил до больницы, куда попасть и надежды не было. Орал на врачей, что-то сверхъестественное сделал с охраной. Как ему удалось? Неужели запудрил мозги копам? Ни один Неподконтрольный никогда не пользовался больницами, они избегали законной помощи, дорогой ценой она в итоге обходилась им, нелегалам. А Смит так запросто… Хостовские всегда были наглые, но настолько?
И еще сидел здесь, ждал. Ругался, но не уходил. Издевался, но сделал просто всё, чтобы у Ногейры получилось выжить. И те слова: «держись, парень»… он мог поклясться, что ему не померещилось.
Да что же это такое? Почему?
Какого, в конце концов, дьявола?
И долгов-то никаких с Ногейры не возьмешь, не в том он положении сейчас, далеко не в том. Расчетливые соображения не прокатывают. Смит вгрохал в него гораздо больше – денег на взятки врачам за молчание, времени, нервов – чем он сумеет вернуть. Смит всё равно загнал его авансом в такой долг, что смерть у мусорного бака выглядела немного привлекательнее.
И что теперь делать? Как вести себя с ним? Да чтоб он провалился со своей благотворительностью…
Ногейра вздрогнул.
Нечто похожее он уже однажды слышал.

Много лет назад, в те золотые времена, они с Рамиресом, Диего – он жив еще тогда был – и Энрике Варгой сидели в «Эстрелле», и уже под утро, после энного литра и не одной затяжки, вожака неожиданно пробило на откровенность. Он сверкал бешеными глазами, пил текилу, как воду, страшно матерился и говорил… То орал, то шипел, бессвязно и огненно-эмоционально, не кому-то персонально, в никуда. Вряд ли он вообще отдавал себе отчет, что рассказывает вслух.
Энрике спал на столе, остекленевший Диего поддакивал невпопад, сам Ногейра помнил только урывки от обрывков, закинулись они тогда неслабо. А говорил Рамирес интересные вещи…
Вроде о Корде, давнем своем враге номер один, сгнившем на Холмах года за три до этого. О тех временах, когда на Канале было много гордых командиров, и всем им не по душе был самый из них гордый по фамилии Вентура. Ногейра помнил, и влезать в разговор не хотел – не дай бог сообразит лидер, что свой запоминающийся шрам Меченый получил в тогдашних сватках, и никак не за Рамиреса он дрался…
Но тому плевать было, в нем горело другое, из путаных слов выходило странное, очень странное.
Фактов было два.
Первый: Корда сломал Вентуру в поединке, назвался лидером вместо него, а прежнего отвез на автомобильное кладбище. Многие смотрели, как Корда сам ему руки сзади скручивает проволокой и к подъемнику ржавому приматывает. Вешает воронью на радость, живого. Многие слышали, как плечи в суставах у Вентуры трещат и рвутся. Ногейра тоже смотрел, тоже слышал, хорошо, что Рамирес без сознания был и не знает. Варга там тоже стоял, кстати. Потом Корда кинул клич и умотал жечь «выводок этого отродья» в их тогдашнем доме, где-то на том берегу. Но сестер Вентура знали и любили, потому за новым лидером поехали только самые его близкие, которых сейчас в живых никого.
А остальные разошлись. Корда сильнее, да? Кому охота ссориться.
Факт второй: новым лидером Корда пробыл недолго. Непонятно как воскресший Рамирес возник у него на пути одним дождливым вечером пару месяцев спустя, бросил ему, побледневшему, вызов, и медленно, с наслаждением разрезал на куски перед всеми его прихвостнями и просто зрителями. Именно на куски, и тоже не мертвого – живого. Убил не сразу, тянул, нож у него так летал, как никто на Канале делать не умел, таких жестоких приёмов не знали. Плохо умирал Корда, долго и страшно, и это тоже видели многие, а знали наутро все. Когда Вентура поднял жуткие, адские глаза от раскромсанного трупа, с лезвия еще капала кровь. Он обвел взглядом всех, кто смотрел, но никто того взгляда не выдержал. И Варга, и Хименес, и Диего, и Гарсия, и сам Ногейра по очереди опускали головы, и с тех пор на Канале стал один лидер навсегда.
Это было известно всем. И ни единая душа не была в курсе того, что именно произошло между этими двумя фактами.
Об этом и говорил пьяный Рамирес спустя годы, выплескивал жгучую тайну, не в силах больше держать ее в себе…

Выходило, что на автомобильном кладбище вовсе не плохо его к вышке примотали. Так думали – он сумел отвязаться, где-то залечил руки и устроил Корде преисподнюю на земле из справедливой мести. Потом на волне приподнялся и подмял всех, и дальше уже своего не упустил. А получалось – нет.
Крепко он там висел. Качественно. Тут без посторонних рук не обошлось. А вот чьи это руки были…
Ногейра тогда списал на дозу в крови. Услышать он мог не так, да и Рамирес себя не помнил. Не всерьёз же он, на самом деле, выдавил сквозь намертво сжатые зубы имя Первого из Хоста?
Бредил лидер, не иначе, но сам явно верил в то, что говорил. И выходила фантастика.
Что вроде снял тот Вентуру оттуда на три четверти уже дохлого, перевязал…
Ногейра неосознанно передернулся.
…В больницу не потащил, нет, зато отвез домой. Не в тот, который Корда спалил пустым – есть же на свете люди лучше него, семью Вентуры предупредили – а в другой, мужа старшей сестры, где они все тогда вынужденно гостили, а с тех пор и живут, хоть и муж у нее давно не тот.
Получалось, что тот чужой парень – спокойный, внимательный и страшный, который умеет бывать таким, что по сравнению с ним Рамирес над мертвым Кордой выглядел бы слегка разозленным вчерашним малолеткой – получалось, что Шон Дэлмор просто сознательно снял Вентуру с рейса в один конец. И не только – приходил потом, они общались, и сестренка младшая у них двоих гонцом-посредником была. Вот почему она такая смелая.
Он дал Вентуре время вылечиться, даже чуть ли деньгами им в те дни помогал, и когда тому лучше стало, тренировал его для ответного поединка… Не повезло Корде.
Ну не бред? Не бывает такого.
Какого, вашу мать, дьявола. Оказалось, бывает.
Вот теперь Ногейра был готов поверить каждому слову.
Смял тогда разговор Вентура, опомнился. Проглотил ругательства с текилой, замолчал надолго. Ногейра рядом с ним сидел, и только он расслышал тихое, замученное:
– Будь ты проклят, ну зачем ты меня спас… Да лучше б я сдох, чем я теперь тебе так должен…
Только что Ногейра, по сути, сказал то же самое.
Да что ж это творится…

Взволнованный парень дернулся на больничной койке, сел. Швы взвыли, но быстро успокоились, не до них было. Ногейра подтянул колени к груди, уставился в белую стену, а вихрящиеся мысли распирали голову так, что, казалось, она сейчас лопнет.
Так. И выходит что?
Выходит, Рамирес уже через такое проходил?
В ту ночь в «Эстрелле» не наркота в нем говорила, не-е-ет…
Вентура был должен Дэлмору, как раз, видимо, за автомобильное кладбище. Теперь это уже точно факт – третий.
Тот же потом предъявил счёт к оплате.
Они тогда поймали какого-то копа, к которому у Рамиреса были личные дела, и как раз веселились в старом убежище на Холмах. Полицейский висел на цепях в углу, служил им пятерым чем-то средним между боксерской грушей и пепельницей, и явно заканчивал свою жизнь не самым лучшим ее днем. А потом явился Дэлмор, хрен знает как нашедший их в секретном месте, встал перед Вентурой и официально потребовал у своего должника странное – не территории Канала, не передел зон влияния в Городе в пользу Хоста, не денег, не унижения, а всего-навсего жизнь и свободу какого-то занюханного копа…
У лидеров свои загоны, свои счёты, и остальным никто не объяснял, зачем Дэлмору настолько понадобился тот тип ублюдочный, что он на него угрохал такую вещь, как долг лидера Канала. Был какой-то идиотский слух, что тому копу был должен сам Дэлмор, но подобной ерунде не то что верить не стали, а даже не дослушали, хотя Рамон божился, что именно это он и разобрал из разговора двоих главных, выходя последним из бункера на Холмах.
После того случая Вентура как будто распрямился, успокоился – долг-то снят.
Ладно, со всяким может случиться, в кабалу можно попасть резко, серьезно и надолго, Ногейра сам должен был Диего за помощь в одной мерзкой заварухе, пока не вытащил его из-под пуль в очередной облаве.
Теперь понятно, что не врал Рамирес насчет помощи Хостовского, хоть и пьяный был – не врал. За спасенную жизнь, за подаренную возможность отлежаться и прийти в себя, за шанс вернуться и снова встать во главе Канала Рамирес заплатил, всего лишь отступившись от полицейского. Как повезло! Такой удачный расклад – редкое дело, странное до нереальности везение.
Хотя на самом-то деле Рамиресу, похоже, повезло значительно раньше – в тот момент, когда Дэлмор почему-то решил не дать ему умереть.
Долг был погашен, пятеро тому свидетелей, но не кончилось у них на этом, и дальше было непросто, ох, непросто…

Заезжие байкеры спалили на Triple Cross скособоченную развалюху, где тянул нелегкий бизнес Дэн Карриган, и захаживавшие туда Неподконтрольные обиделись. Что Дэлмор сделал с поджигателями, Ногейра не знал, но про его идею восстановить бар, немного расширив его до размеров нынешнего двухэтажного комплекса человек на триста, узнали абсолютно все от своих лидеров.
Ладно, Дэлмор придумал и приказал заняться строительством своему Хосту, это понятно. Допустим, он пристегнул к делу Орландо – всегда было как-то так, что куда Хост, туда и Фэктори. Тоже, видать, без долгов там не обошлось, но тут со своими бы разобраться… А вот почему Вентура сразу согласился составить компанию тем двоим? Почему он скомандовал впрячься в общую стройку бок о бок с белыми, будто работать – такое привычное для латинос и увлекательное занятие? Да плюс к тому сообща с грингос? Долгов ведь там уже не было, Вентура сам решал, и решил он так, как хотел Дэлмор.
Что же там было, если не долг?
А поединок… Позже, через полгода где-то, Вентура бросил Хостовскому лидеру вызов, никто так точно и не понял, за что, знали только, что речь шла про его сестру, ту самую, уже пятнадцатилетнюю Исабель. Они сшиблись на площади, на ступеньках недавно законченного колоссального бара, и Вентура превратился в безумца, совершенно реально слетел с катушек. С ним нельзя было говорить, он не слышал ничего в диком бешенстве, его можно было только остановить, а остановился бы он только мертвый.
Дэлмор принял тогда вызов – ничего другого не оставалось, и Underworld замер. Все поняли, что это война. Канал не простит Хосту смерти лидера, а по-другому тот поединок закончиться просто не мог.
И тем не менее, он закончился совершенно по-другому. Дэлмор зажал Вентуру в безнадежном захвате, и все подумали – вот и всё. Сейчас начнется конец света. Но тот не свернул ему шею, как ожидалось, а произнес, глядя в глаза, несколько тихих слов. Сказал так, что Рамирес услышал. Это было не запугивание, не угроза, у Шона было совсем другое лицо, Ногейра видел из толпы и мог бы поклясться, что тот парой слов сумел открыть Рамиресу глаза на то, как там было на самом деле. Сейчас Ногейра дорого бы отдал за то, чтобы тоже это знать.
А потом Вентуру всё равно надо было убивать. Потому что поединки кончаются смертью. Потому что в поединках никто не сдается сам, это невероятный позор, это гораздо хуже смерти. Вентура встал, шатаясь как слепой, и всем было ясно, что он проклял сам себя за поспешность, что он уже понял, что через минуту умрет, а за ним умрут другие – война не пощадит сотни ребят.
Он стоял и ждал, он не мог сказать Дэлмору: «Стойте. Я был неправ. Прости».
Унижений он пережил уже слишком много, и сдаться лидер Канала не мог.
Вместо этого сдался лидер Хоста.
Он и до того дрался неохотно, через силу, то есть даже не дрался, а только отшибал осатаневшего Рамиреса, ни разу не атаковав в ответ. А после того, как тот молча признал свою смертельную ошибку, но остался в круге поединка, связанный правилами и своей обреченной гордостью, Дэлмор плюнул на правила. То есть формально он сделал всё как полагалось – опустил руки и сформулировал свой выход из боя. Отказался наносить последний удар, отказался начинать войну, громко и внятно признал свое нежелание продолжать, а значит, поражение и неизбежный позор бесчестья, но не было на площади ни единого человека, кто не понял бы, кто тут на самом деле слаб, и кто тут на самом деле опозорен.
Ногейра тогда поразился, насколько же надо быть уверенным в себе, чтобы пойти на подобное унижение ради каких-то своих целей. А вдруг не поймут? А вдруг, пытаясь сохранить жизни своих людей, он потеряет их уважение? Но, видимо, Дэлмор знал, что делает. В ту ночь сдавшийся ушел с площади победителем, сопровождаемый восхищенными взглядами с готовностью расступившейся перед ним толпы, а выигравший по закону упал на каменные ступеньки, сжался и закрыл лицо руками.
А теперь заподозрившему во всем этом потайной особый смысл Ногейре было интересно: только ли политика была в голове у Дэлмора, когда он отступил? На сколько процентов он думал о будущем и о своей ответственности, и на сколько процентов он этого парня просто не хотел убивать?

Долгов не было, было что-то странное.
Сейчас, годы спустя, Ногейра мог это определить словами: Дэлмор с Вентурой перестали смотреть друг на друга как враги. Оставаясь лидерами-конкурентами, эти двое умудрялись многое делать вместе.
Причем Ногейра не сказал бы, что они держались на равных, вероятно, потому, что Рамирес на ровню Дэлмору абсолютно не тянул. В жуткие моменты – как та атака федералов, или эпидемия мерзкой смертельной заразы, выкосившей четверть Канала и подбиравшейся вплотную к другим районам – Дэлмор брал на себя всё, и Вентура не только не возражал, а явно был благодарен за снятую с него ответственность, за то, что внимательный, умный, уверенный Хостовский рядом и знает, что и как нужно делать.
Ногейра видел, как Рамирес меняется в его присутствии, сам того не осознавая: задиристый, агрессивный, болезненно гордый парень успокаивается, гаснет, становится как бы меньше ростом, но не как задавленный страхом раб перед жестоким повелителем, а как младший брат рядом со старшим, которого он искренне уважает и втайне гордится своей с ним близостью.
А Дэлмор в ответ ни разу на памяти Ногейры не оскорбил обидчивого Рамиреса, не бросил тому в лицо свое явное превосходство, не прогнул под себя перед его людьми, следил за тем, чтобы, даже приказывая, сделать это в стиле корректной просьбы. Он прекрасно знал, что Рамирес сделает всё, что бы он ни захотел. Вероятно, потому что Дэлмор не требовал невозможного и неправильного, а может, потому что он давно заслужил стопроцентное доверие Вентуры.

Иногда, впрочем, эти двое сталкивались и всерьёз, вернее, иногда Дэлмор Рамиреса не щадил. Однажды «У Дэна» пьяный до потери пульса Вентура грязно полез к одной Хостовской девчонке и заработал от Шона прямой в голову, проехавшись спиной по всем шестнадцати ступенькам. Особая прелесть ситуации состояла в том, что от любого другого вовлеченного Хостовского он, скорее всего, заработал бы пулю в голову, никак не меньше. Но и удар Дэлмора ему даром не прошел, видимо, тот действительно разозлился и решил обнаглевшего парня наказать.
Рамирес пластом провалялся ночь с сотрясением мозга, его младший брат прибегал к ним в «Эстреллу», просить каких-нибудь таблеток, и рассказал, что Исабель в ужасе, а старший почти при смерти. Таблеток дали, только таких, особых, не медицинских… Хотя Рамиресу помогло, и он даже сам пришел на следующий день в то самое убежище на Холмах, где когда-то Дэлмор снял с него первый долг.
У него там было дело – поединок. С одним парнем, Тулио, который был как найфер, пожалуй, никак не хуже Смита, а это дьявольски высокий уровень.
Ногейра там стоял у стены вместе со всегдашней компанией приближенных, держал за руки Исабель, чтобы она не рвалась к бледному, полумертвому на вид Рамиресу, и не мешала Тулио его убивать. Чем это кончится, никто и не сомневался, достаточно было посмотреть на то, сколько сил Вентура тратит, только чтобы держаться на ногах, не говоря уж о драке.
Поединок есть поединок, вмешаться нельзя, видно, Рамиресу на роду написано сдохнуть именно так - не с Дэлмором, так с Тулио, хотя, будь Рамирес в порядке, он бы взял верх. Он не забыл уроки боя на ножах, которые подарили ему судьбоносную победу над Кордой.
Но он и нож-то удержать не мог. От стены оторваться не мог. А Тулио был совершенно не из тех, кто отложил бы поединок из идиотского благородства: больного убить проще, чем здорового, так над чем тут думать?
Чуда не ждал никто, даже Исабель, дрожавшая в объятиях Ногейры и прятавшая лицо у него на плече. Но чудо случилось, с пугающим постоянством приняв то же излюбленное обличье – парня из Хоста. Того, кто вчера разбил Рамиресу голову.
Он без малейшего стеснения вмешался во внутреннюю разборку между Канальскими, без малейшей реальной причины вызвал на поединок обоих участвующих в текущем, воспользовался частью Закона улиц, которая гласила, что счёты между своими подождут, если назревает бой с чужим, и, не успели зрители моргнуть, Дэлмор выбрал своей первой целью… разумеется, не Рамиреса.
Тулио прожил недолго, потому что у Хостовского не было особого настроения куражиться. Он всего лишь перехватил кулак нападавшего, согнул его руку, как пластилиновую, в обратную сторону, и вскрыл ему живот его же собственным ножом, так же зажатым в его же собственной ладони. Легко и просто, а ведь на Тулио висело не менее двадцати жизней его жертв, а с ножом он практически родился, и управляться умел безупречно. Мало это ему помогло.
А потом Дэлмор развернулся к Вентуре. Следующему на очереди в ад, экспресс отправляется немедленно.
Ногейра не понял тогда, почему Исабель больше не плачет. Она, наверное, о чем-то догадывалась, не зря же они через нее общались, девчонка умная была, но и она застыла в шоке, когда Дэлмор шагнул вперед, к обреченно распрямившемуся Рамиресу, и – нет, он не убил. И даже не повторил прием с выходом из боя, как когда-то на Triple Cross.
Дэлмору явно нравилось утонченно издеваться над Каналом, поэтому он взял – и извинился.
Такого не было предусмотрено ни в одном законе. Лидер Хоста чётко и внятно принес свои извинения за неоправданный вызов, пристально глядя на ошалевшего от происходящего Вентуру, поинтересовался, приняты ли они. Потому что, если кто-либо в помещении всё еще чувствует себя в какой-то мере оскорбленным, то он готов к бою на любых условиях, сказал Дэлмор, сделав шаг в сторону от распластанного Тулио с вывалившимися кишками. Любопытный факт, но оскорбленных как-то вообще не нашлось.
Что это было? По дороге с Холмов парни пытались осмыслить, но лично Ногейра чувствовал себя точь-в-точь как после сотрясения мозга, хотя его-то как раз никто не бил. Дэлмор извинился? Да, он сказал это словами, но они значили не больше, чем откровенно надуманный вызов. Всерьёз он извинился молча. Делом.
За то, что не вовремя лишил парня боеспособности, Дэлмор извинился, встав на его место в круге поединка и убрав с лица земли его врага.
Если уж у этих двоих зашло настолько далеко…

Ага, а тот случай с Картером? Младший координатор Хоста явился даже не на Холмы, а напрямую на Канал, просто зашёл в их берлогу, и лично Ногейра долго считал, что у него занятный глюк с качественной колумбийской пыли. А наглый блондин не смущался ни капли и гнал что-то совершенно запредельное – что вроде бы кто-то из Южных заказал ему Рамиреса! Ничего себе заявка… Все, кто верил в реальную природу Картера, ждали, что Рамирес его либо продырявит моментально, либо возьмет как товар и хорошенько поторгуется с Дэлмором за его целостность. Но Вентура не стал принимать поспешных решений, безапелляционно выгнал из берлоги всех и долго общался с Хостовским за закрытыми дверями. Мало того – они вдвоем всю ночь пили, орали, ржали и бесились, а утром десятку отборных боевиков Канала пришлось ехать по приказу лидера на Юг решать проблемы Картера. Невероятно – Канальские заслоняют Хостовского, у них что – своих людей мало, что за бред…
Значит, не только лично с Дэлмором завязка у Вентуры была?
Слух ходил, правда или нет, неизвестно, что Вентуру-младшего, когда пацан пропал в Старом Комплексе, Рамирес нашел не один, а чуть ли не вместе с тем же Картером и, чёрт возьми, Смитом… Они что, втроем за мальчишкой по дебрям заброшенного завода лазили? Координаторы Хоста за братом Вентуры? Ногейра уже был готов поверить во что угодно. Хотя, если они так сделали, ясно, почему Рамирес потом выдернул Картера из беды, в которой он захлебнулся на Юге. Или наоборот, если это он успел помочь Рою раньше, ясно, почему Хостовские спасли ему братишку…
Чертовщина… Давние традиции взаимовыручки. Бред.
И в малом, и в крупном.
Перед долбаными федералами весь Underworld встал плечом к плечу – это еще понятно. Это серьёзно, когда речь о выживании, собачиться будут только идиоты. По отдельности смяли бы всех. Один выход – вместе, а кто во главе… Да ладно, тут без вариантов, не Четтер же. И не Вентура. Он не слабак, конечно, и не дурак, но… но Дэлмор это Дэлмор. Только он мог такое провернуть, и Хостовское зазнайство тут ни при чем. Было в нем что-то особое, подчиняться ему тянуло, правильным это казалось, простым и нужным, как будто излучение от него шло, и кто попадал под его воздействие, тот уж прежним не был… Странный до жути парень.
Так. К чёрту Дэлмора, не хватало здесь его, со Смитом бы разобраться.
Выходит, если подумать, не впервые такое, чтобы Хостовский Канальского при встрече не пришиб, а даже скорее наоборот? Смиту, похоже, было у кого учиться вытаскивать людей из дерьма.
Ногейра усмехнулся и тут же сморщился от боли в щеке.
Это у Хостовских, видать, зараза такая бродит – на Канал лезть то с одолжениями, то с просьбами, то с требованиями… Вот гады.
 
Мысли не на шутку утомили слабого еще парня. Он откинулся на подушку, расслабился, постарался отогнать нервное возбуждение.
Ладно. Психовать не будем. Надо Смиту было ввязываться – прекрасно. Долг с бродяги хочет? Ха-ха. Если чего найдет, всё его, только нету же нихрена.
Завтра придет, вот и надо будет спросить обо всем. Вот и поговорим. Придет он, куда денется? Интересно же ему должно быть, чем возня его кончится, результат-то. Придет.
А то вдруг врачи очухаются и копам стукнут, или местная охрана всё-таки полезет, что тогда делать? А страховка? Лечат, дрянь всякую в вены льют, а платить кто будет? А?
Нет, он должен прийти. Завтра. Он обещал.
Ч-чёрт, Ногейра поймал себя на том, что ждет Дэрека Смита, как… Парень оборвал сам себя и отказался додумывать.
Он придет. Ведь правда?

Назавтра он не пришел.
И послезавтра тоже.
И через два дня.
И через три.

***

Нет, всё шло чудесно. Обслуживали его по-прежнему отлично, о деньгах вопросов не задавали, арестовывать никто не порывался. Алонсо Нуньес быстро шел на поправку, швы скоро обещали снять.
Но всё-таки что-то было не в порядке с мрачным парнем, на чьем смуглом лице экзотическим жутковатым рисунком побелели шрамы. В истории болезни было отмечено, что, несмотря на категорический запрет, пациент на вторые сутки после операции вставал с постели. Цепочка красных капель вела к двери – и обратно. Наутро он никак не ответил на ругань врача, внезапно шваркнул об стену поднос с завтраком и резко успокоился.
Проблем больше не создавал. Процедуры проходил, подчинялся и молчал. Молчал, даже если спрашивали, смотрел в стену или за окно, просто отсутствовал. Медсестры слегка встревожились, проверили назначения – вдруг там что-то с депрессантным эффектом, влияющее на психику. Но не было такого ничего, хотя, с другой стороны, парень ведь наркоман, на таких как самый обычный препарат ляжет, не предугадаешь, они потравленные все… Но он не буянил, его состояние не было ни ступором, ни кататонией, потому что за ним понаблюдали и заметили – в те моменты, когда он думал, что его не видят, на страшном лице проступали эмоции, непонятные, нечитаемые. Самая опытная сестра в отделении, шестидесятилетняя негритянка, мать огромной семьи, говорившая, что видела в этой жизни всё и еще три серии сверху, вздохнула: «Отстаньте от человека. Неужели не понятно – тоску не снимешь антибиотиками».
Ее послушали, до странного пациента перестали пробовать достучаться. И так ясно было, что немало за душой такого, о чем можно тосковать, у тридцатилетнего парня, изуродованного и практически убитого, который выглядел так, будто в его насильно спасенной жизни нет ни цели, ни смысла.

А потом однажды вечером пришел опять тот тип, мрачный и грубый, который Нуньеса привез.
Первым делом потребовал врача, беззастенчиво выдернул из комнаты отдыха, оскалился, прорычал что-то вполголоса и потребовал полный отчет о состоянии пациента из восьмой палаты. Выслушав, коротко благосклонно кивнул, отвернулся и пошел по коридору, расталкивая встречных плечами, прямо к той самой палате. На пороге вдруг замер на миг, вроде собираясь с духом, и толкнул дверь сильно, а закрыл за собой – тихо, но плотно.
Несмотря на время перевязки, в восьмую заходить не торопились.

Задумчивые темные глаза рефлекторно метнулись на звук, уже почти закрылись привычно, но… вместе с узнаванием в них впервые за последнее время зажглась жизнь.
И злоба.
Дэрек по-хозяйски прошелся по комнате, подергал решетку на окне, потом тщательно огляделся, избегая касаться взглядом кровати, даже принюхался. И только после этого бухнулся на стул для посетителей, пыльный от неиспользования, откинулся на спинку и скривился в усмешке.
– Ну, привет.
Парень на постели не шевельнулся. Но сейчас он казался гораздо более живым, чем прежде, в его неподвижности не было и намека на расслабленность, только скованное, болезненное напряжение.
– Говорить разучился, эй? Или тебе рот зашили за ненадобностью? Я с тобой поздоровался, Меченый.
Дэрек помолчал, давая тому время на ответ, но настаивать не стал.
– Ну, как хочешь. Смотришься не в пример лучше, эти костоправы тебя вроде не зарезали. Хотя украшен ты, конечно, хуже жертвы маньяка, но это не здешний профиль, косметическая клиника тут за углом.
Дэрек то сцеплял пальцы, то снова расцеплял, то быстрым неспокойным движением проводил по волосам. Глазами всё время обшаривал палату, ни на чем не останавливаясь.
– Ага, мозги у тебя, видать, всё-таки имеются, и долечиться на халяву ты не против, Ногейра. Может, втихую договорился с кем-то из этих, и тебе в систему улетную химию через раз впаивают? А что, это лучше, чем по ночам тачки чужие ловить лбом…
Он искоса глянул на молчавшего Ногейру, тут же отвернулся. Ёрнически продолжил:
– Здорово устоился, наслаждаешься, да? И кормят, похоже, неплохо, раз ты всё до крошки подмел. - На столе еще стоял не убранный поднос от ужина с пустыми тарелками. – Правда, я почти уверен, что тебе всё равно, чем брюхо набить, лишь бы съедобно было. После крыс-то помоечных, или чего ты там жрал…
И уже в открытую Дэрек посмотрел, наконец, на Ногейру, ожидая реакции. Ну не мог же тот смолчать и после такого?
А Меченый не отвел взгляда, только чуть прищурился, холодно, остро. Казалось, он и не слушал…
Дэрек опустил голову. Вдохнул, задержал воздух, медленно выдохнул. Обращаясь к своим рукам, глухо, через силу произнес совершенно другим голосом:
– Знаешь, я не смог. Дел было… много. Очень. Со мной так часто, я не… Я хотел прийти, Ногейра. Я не забыл. Я просто не смог.
После долгой-долгой тишины он услышал хриплый бесстрастный ответ:
– А мне плевать.
Дэрек кивнул, так же глядя вниз.
– Ну да. Ладно.
Распрямился, словно перечеркивая всё:
– Проехали. А теперь ты мне объясни, что за херня и кто тебя так расписал? Это что-то новое, в наши времена так не делали.
На явную заинтересованность Дэрека Ногейра среагировал так же, как тогда, в их первую встречу на ночной улочке.
– Не твое гребаное дело, Смит.
– Чего?! Как это? Теперь-то ты просто должен…
Его прервал оскаленный рывок вмиг напрягшегося парня:
– Нихрена я тебе не должен!!!
Дэрек отшатнулся, а Ногейра продолжал орать на него, не помня себя от прорвавшейся ярости:
– Ты и думать об этом забудь, сука! Должен я тебе не буду, я тебя ни о чем не просил!
– Да ты бы сдох там через полчаса!
– Может, я это как раз и планировал!
– Ну, конечно…
– Заткнись! Вообще, проваливай отсюда, тебе пора!
– Я это уже слышал.
Шрамы на лице Ногейры налились багровым, глаза горели гневом, губа снова лопнула и кровила.
– Н-ненавижу тебя, гребаный Хостовский ублюдок… Только посмотрите на него – он теперь в полном порядке, чистенький, упакованный, тачка небось даже не в угоне, а своя, купленная. Поднялся, сволочь, вынырнул… ты в легале, сука, от тебя воняет легалом… Значит, над другими можно издеваться?!
– Я? – растерялся Дэрек. – Бля, когда это я над тобой…
– Молчи! Да, отлично, Смит, ты выпендрился, прикинулся благородненьким, будь доволен! Может, тебе за меня грехи простятся, отыграешь за меня назад какого-нибудь мертвяка своего на выбор… На что ты там еще рассчитывал?
– Я не рассчитывал, я домой ехал. Ты сам мне под колеса лег.
– Нихрена! Как лег, так и встал, и нечего было разводить всю эту бодягу! Я же говорил – уходи!
– Ногейра…
– Да пошел ты! – тот уже дрожал от бешенства, – Кто я тебе?! Зачем?! К-какого дьявола?!
– Не ори… Как это зачем? Я же тебя знаю.
– Ты меня не знаешь! Даже фамилию мою!
– Да нахрена мне фамилия, псих? Надо было бросить? Ногейра, ты бы бросил?
И тот крикнул ему в лицо:
– Да!!! Вот именно тебя я бы бросил! Запросто! Гребаная Хостовская мразь… Да если хочешь знать – я бы тебя добил! Чтоб крысы помоечные тебя сожрали!
Зрачки Дэрека сузились. Как в тот момент, когда грязный неудачник после подлой уловки приставил лезвие к его горлу.
А Ногейра протянул с искренним сожалением:
– Чё-ерт, а я ведь нож держал у твоей глотки… Если б знать, что это ты… Бля, какой же охеренный шанс я упусти-и-ил…

Когда за не сказавшим больше ни слова Смитом захлопнулась дверь палаты, Ногейра еще с минуту смотрел в никуда диким остывающим взглядом, потом закрыл лицо дрожащими ладонями и упал назад. Замер так, затем перевернулся, зарылся лицом в подушку, не убирая рук, и застыл очень, очень надолго…
А ведь он больше не придет.
И потерявшийся в тошнотворном водовороте парень думал не о том, что невидимое поле странной защиты больше не существует, что он теперь снова один на один со всем миром, который сомнет его вмиг, не заметив.
Он думал о другом.
О том, что давно проклятый им бог всё же есть. Иначе кто тогда подкинул ему шанс?
О том, что дьявол в который уже раз доказал свое существование. Иначе кто подтолкнул его обойтись со своим шансом – так.
А еще о том, что Рамирес Вентура оказался когда-то, судя по всему, гора-а-аздо умнее его самого…

***

Из дурного забытья Ногейру вытолкнуло как-то резко. Он вздернулся, застонал от горячей боли, мазнувшей по животу, но тут же окаменел.
В окно били лучи раннего утра, больница бурлила своей нескончаемой суетой, а почти у самых дверей его палаты слышались голоса.
– …Нуньес? Алонсо Нуньес? Да, есть такой.
Это охранник. Чёрт, сволочь…
– Туда идите, в восьмую.
И двое других:
– Ага. Спасибо за службу.
– О-кей.
И шаги.
…Fuck!.. Так быстро.
Ногейра взлетает на ноги, забыв обо всем, мечется по комнате. Штаны на нем больничные, зеленые и тонкие, сойдет. Майку на себя через голову рывком, всё-таки март, рукав треснул. Решетка оконная не поддается ни на чуть, да что же это…
Выход один, дверь с матовым стеклом, а за ним уже два силуэта, судя по теням, один из них длинноволосый. Ну и копы пошли… странная мысль, идиотская, думать, что ли, больше не о чем. Дьявол, как болит залатанный бок, так замахнуться даже не получится, да и замахиваться, собственно, нечем, стулом разве что, но его же не поднять, чёрт, чёрт… Как их вырубать? А охрану? А бежать? На чем, и главное, мать твою, куда?..
Ручка поворачивается.
А он еще нихрена не придумал, и стоит, как дурак, посреди комнаты.
И мысль – неужели это …он навел? Ведь не Ногейру эти сволочи спрашивали, а Нуньеса. Имя, которое он придумал, он один знал, кто этот Алонсо на самом деле. Как-то мерзко стало сразу. Эх, Смит, почему-то я от тебя такого не ждал…
Даже драться расхотелось.
Он выпрямился, опустил руки, прищурился злобно и презрительно, встречая начало последнего этапа своей судьбы.

– О, ну ты глянь! Мы точно вовремя. Я же говорил? Ты мне – успеем, давай днем… Да он навострился уже, еле поймали. Ты мне, Рамирес, пять сотен должен.
– Отвали, insolente.
Ногейра даже дышать перестал.
Только глазами хлопал и головой пару раз тряхнул. Ну не может такого быть…
– Вент-тура?..
– Угадал, Меченый!
Яркая улыбка на знакомом красивом смуглом лице. Рамирес, ты совсем не изменился…
А из-за его плеча – еще один. Друг, собутыльник, свой… Суарес, Гарсия, да ты живой!.. Тоже смеется. Передразнивает отвисшую челюсть Ногейры, фыркает.
Оба держатся свободно, без настороженности, без той тревоги, которая в крови была у всех, кто из Неподконтрольной Зоны выходил в город, которая у Ногейры не прошла до сих пор. С чего бы ей исчезать у нелегала?
А они, похоже, отвыкли жить с оглядкой… Шмотки броские, Суарес в черной коже, с байкерской банданой, из-под нее топорщатся встрепанные ветром пряди. Рамирес – рубашка алая, пара цепочек на открытой шее, колечко в левом ухе, сапоги то ли змеиные, то ли крокодиловые, матерь божья… Волосы приглаженные, глаза блестят, горячий, быстрый, белозубый, сияющий…
Ни о чем не спрашивает, в два больших шага оказывается рядом с Ногейрой, который смотрит на него, как на оживший призрак, кладет ему руки на плечи и чуть сжимает сильные пальцы.
– Я рад, что ты жив, hermano.

– Так, народ, наговориться еще успеем, а сейчас мотать пора.
Суарес вытаскивает из рюкзака какие-то тряпки, швыряет на постель.
– Одевайся, Ногейра, мы за тобой.
– Ч-чего?..
Всё никак не верится.
– Повалялся в этой дыре, и basta. Поедем в нормальную клинику, в нашу. Там тебя до ума доведут, кровь почистят, всё такое, и уж точно бесплатно – для своих-то. Хотя я б на твоем месте узор на роже не убирал, круто смотрится! Подкорректировать только слегка и сэкономить кучу денег на модной скарпластике.
– Но…
– Не упирайся, придурок, тебе что, тут нравится? Не верю. Всё улажено, тебя забудут начисто, тебя уже забыли.
– Стойте!
Ногейра нервно выставил ладони вперед.
– Погодите. Я чего-то не… Вы, мать вашу, откуда в-взялись?!
Рамирес ухмыльнулся:
– Мама родила.
– No me jodas! Как вы обо мне узнали? Что я здесь?
Суарес недоуменно пожал плечами и совершенно свободно произнес:
– В смысле – как? От Дэрека, конечно.
Новая волна немого ступора навалилась на Ногейру. От Дэрека? Даже не …Смита? Дэрека?
Не обращая внимания на его состояние, Суарес тормошит Ногейру, всовывает в руки какие-то джинсы, куртку, поторапливает. Они с Рамиресом привычно и увлеченно переругиваются, пока он одевается, а Ногейре, при всей его ушибленности происходящим, бросается в глаза, что знакомые ему с детства парни всё же изменились.
Эти двое больше не лидер и его боевик. Рамирес не такой жёсткий и готовый к удару в спину в любой момент, каким Ногейра его помнил. Суарес веселый, хоть ничуть не под кайфом и даже не пьяный, и разговаривает с Вентурой без тени подобострастия. Не похоже, чтобы между ними по-прежнему были отношения подчинения, скорее каким-то непостижимым образом они стали просто друзьями… Они оба выглядят так, словно не ждут от жизни подвоха, будто они ее сумели оседлать и стреножить.
Ногейра замер с полузастегнутой молнией на дорогой куртке и тихо спросил:
– Вы что – в легале?
Они замолкли на полуслове, посмотрели на него. Рамирес кивнул:
– Да. Мы все в легале.
Вполголоса Суарес добавил:
– И ты, кстати, тоже.
На это Ногейра не отреагировал, послышалось. Обратился к тому, кому привык подчиняться, и всем своим видом как бы просил не шутить с ним, ему вполне хватит.
– Все? Кто это – все?
Двое переглянулись. Суарес почесал в затылке.
– Бля, парень, ты с такими вопросами торопишься. Если мы тебе сейчас всё выложим, ты нас в дурку запишешь. Я сам знаешь как долго в новый расклад въезжал?
Рамирес подхватил:
– Не всё сразу, Ногейра. Сначала мы тебя починим, а Гарсия постепенно в курс дела введет, он уже такое проходил на своей шкуре. Это я вроде как из первых…
– Ой, не гордись, нашелся el pico del mundo.
– Так, кончаем языками чесать. – В голосе Вентуры проглянул знакомый командир. – Готов? На выход. Суарес, ты забыл, башка дырявая.
– А, да…
Тот спохватился и выкопал со дна рюкзака то, чего Ногейре безумно не хватало всё последнее время.
Глухо булькнувшую, полную, тяжелую бутылку скотча.

Развезло его моментально. Раскинувшись на заднем сиденье их «BMW»-кабриолета, Ногейра только слушал: урчание мощного мотора, забытые искрометные ритмы из фантастической стереосистемы – сколько же он уже не слушал музыки? Да еще в таком качестве? А еще слушал разговоры тех двоих впереди, что пришли за ним и теперь везли куда-то. Его даже не особо волновало, куда именно.
Ногейра устал удивляться. Жизнь окончательно вышла из-под контроля.
– Рамирес, может, мы зря его накачали? Тревис ведь голову оторвет. Тебе.
– Почему это мне?
– А ты главный.
– Не оторвет. Не дотянется. А если что – самому же и пришивать придется.
– И пришьет он тебе криво…
– Заткнись, Гарсия. Я тебе язык укорочу.
– Хрен тебе, я пожалуюсь.
– Ха! Кому?!
– А ты забыл, кто меня крышует? Мистер Мартинсон – Президент Соединенных Штатов, это вам не чего-то там!
– Ой, бля, сейчас умру… Мистер Мартинсон… Этот сосунок, чиновник с протертыми в кабинете штанами, одно слово – колледжбой.
– Ну никакого почтения к высшей власти, до чего ты докатился, Рамирес? Неуважение к Президенту…
– Власть! Ха! Вэнн!
– Да пусть бы даже и! Он взлетел, и ты не можешь отрицать. Вот подоставай меня, и я точно пожалуюсь.
– Кто кого достает! И прекращай пугать меня каким-то Мартинсоном, кто он такой против Дэлмора?!
– Эй, а причем тут? Нахрена тяжелая артиллерия?
– Я тоже пожалуюсь. Ты, malparido, мне все нервы измотал. И какого фига тебя из тюряги вынули, а, Суарес? Как хорошо было…
– Не твоего ума дело. Я – важная персона, за мной в Лоу Спрингз такая делегация приехала… Президент собственной персоной, а главное – сам Шон и Смит за компанию! Начальство там под плинтус постекало, попробовали бы они меня не отпустить!
– Ага, а я теперь мучайся. Ты не выделывайся, Гарсия, что Шон за тобой приехал, это ничего не значит, я с ним напрямую всё равно общаюсь почаще тебя! Сравнил! И вот я ему скажу, чтобы он тебя отдал Дэреку в прямое подчинение.
– Чего?! Бля, Вентура, не вздумай! Ты этого не сделаешь!
– Ага-а-а… запаниковал. Я знаю, кем тебя пугать.
– Твою мать, ты даже не шути так. Нет уж, я лучше с тобой. Вот скоро Ногейра присоединится, твой братик испытательный срок пройдет, еще кого-нибудь подгребем… Кстати!
– Что?
– Слушай! Это что – только Хостовским можно старых знакомых протаскивать? Йорк, Моран, Стэн… ладно, Монстры, это ясно. Кеньон, Вест, Логан, Макс… юнит-лидеры ихние толковые тоже все здесь, как на подбор. Найджел, Тизер, вообще пацанва вся эта, Уилл, Айк, Доэрти… Райдер даже, он вообще не из наших, а всё равно мы с ним вместе из Лоу Спрингз приехали… Чего мы-то с тобой тормозим, а?
– Суарес…
– Да погоди ты! Глянь, ведь можно тоже поднять связи, поискать, кто – где. Сьерра, Энрике, Рамон, да Хименес, чёрт возьми! Кто знает, что там с ними, Рамирес, надо найти! Они же наши… Лопес, Агирре, Эстебан, Чинко…
– Постой.
– Какого чёрта я раньше не додумался! Бывшие Хостовские реальное дело делают, потерявшихся в одну кучу сгребают, как в старые времена, да большинство из них нифига и не терялись даже. А мы? Ты – отдельный разговор, ты с Дэлмором рядом всю жизнь держался, и он тебя не забыл, а вот нас с Ногейрой они чисто случайно зацепили. На меня Шона навел Мартинсон, que tenga suerte, а то гнить бы мне в Лоу Спрингз до второго пришествия. Меченого вообще Дэрек откопал. Чего это только они действуют, а? Мы же наших лучше знаем, и кто из них стоящий, решить сумеем!
– Да утихни ты! …Суарес. Я понимаю, но… Ты что, не доходит до тебя? Да, Хостовским можно. Потому что – нравится нам с тобой это или нет – рулят они. Протаскивают только тех, на кого согласен Дэлмор, и ты это прекрасно знаешь! Тебе повезло с Вэнном Мартинсоном, Шон ему доверяет, и тебя взял с его слов, хоть лично ты от Дэлмора далеко. Вэнн за тебя вроде как поручился. За Эрнандо поручился я, брат он мне всё-таки. Ногейрой заняться приказал Дэрек. И всё, Суарес! Мы тут не командуем, делать что-то за спиной у Дэлмора я тебе не советую и сам по-любому не буду.
– Ну и что, я про это знаю. Я шел на эти условия с открытыми глазами, я в курсе, кто у нас решает. Но ведь мы тоже чего-то стоим, Рамирес! Мы с тобой неплохо вписались и можем попробовать на что-то повлиять, вот как ты говоришь – поручиться. Допустим, может, и не я, кто я, в конце концов, такой, но ведь тебе Шон доверяет уж никак не меньше, чем Мартинсону! Поручись не только за собственного брата, Вентура.
– Мать твою… Гарсия…
– Не молчи. Мы с тобой живем, как en cielos, а они?.. Посмотри на него, Рамирес. А если б Дэрек поехал другой дорогой? Можно помочь не только Ногейре. Может, плохо кому-то еще. А мы с тобой развлекаемся по уши в деньгах и за мощными щитами, и считаем себя избранными, потому что нам с кем-то повезло.
– Чёрт, Суарес, ты так говоришь…
– Ты боишься его? Боишься наглеть перед Дэлмором? Думаешь, он тебя вышибет?
– Чего ты несешь…
– Ладно, знаю. Вот тебя-то точно нет, после всего, что у вас было, это как будто если он вышибет Смита. Ты из первых, Вентура… А я готов рискнуть. Я поговорю с ним, я попрошу Дэлмора, вдруг он согласится? А если нет… Если прогонит меня за наглость, что ж тогда, уйду к Мартинсону, он меня в охрану давно звал. А ты сиди, Рамирес.
– Чёрт! Гарсия, ублюдок, не делай из меня сволочь! Шон еще даже о Ногейре нихрена не знает! Вот если он согласится его взять, тогда…

– …У меня есть вопросы.
Двое впереди резко замолчали. Суарес обернулся, Рамирес посмотрел в зеркало.
– Бля, мы думали, ты спишь.
– У меня. Есть. Вопросы.
– Кто бы сомневался…
– Во-первых. Я правильно понял, что Шон Дэлмор должен решить насчет меня, взять куда-то и тогда я буду жить en cielos и за щитами?
– Ну… в общих чертах, да.
– Так. Во-вторых: заняться мной приказал Дэрек Смит?
– Да.
– Приказал? Вам? Рамирес, тебе? Он? Приказал?
– Да.
– Когда?
– Вчера ночью. Мы и не знали, что он тебя нашел, мы бы сразу пришли, но этот ни словом не обмолвился. Только вот буквально часов пять назад приехал еще мрачнее, чем обычно, вытянул нас из-за стола в баре и велел перетащить тебя к нам поближе, в нашу систему.
– Ясно. И еще одно, Рамирес.
– Ногейра, если ты сейчас спросишь, что такое наша система…
– Нет, я хочу знать другое. Вентура, а кто поручился перед Дэлмором – за тебя?..
– Я думал, ты пьяный… – пробормотал Рамирес. – Меченый. Мне перед Шоном не нужны никакие поручители. Мы с ним давно уже… не совсем враги, если ты не заметил. Я ему многим обязан, он мне – тоже кое-чем, но мы давно долгов не считаем. Помнишь, как я из Underworld исчез?
– Помню. Года через два после него.
– Он пришел за мной. Вроде дела там у него ко мне были, но он потом сказал, что на самом деле искал меня. Что мы все, кто в старые времена нормально контачил, должны снова быть вместе. И его люди, и Четтер, и вот я… Что нас слишком многое связывает. Что мы все – свои, понимаешь? Неважно, кто и откуда.
– И Дэрек… меня…
– Ну да. Они все так думают. Если человек не гнилой, не сволочь, если они кого-то знают, ну, не как облупленного, но хотя бы просто как стоящего - они помогают. Они, значит, Шон, потом Дэрек… ну, иерархию ты знаешь.
– А ты? На каком уровне теперь ты, Рамирес?
– Хм… может, хватит вопросов, Ногейра?
– Я только начал.

Он оказался в такой клинике, которая отличалась от его бывшей, как военный авианосец от надувного круга. Над его телом работал молодой врач, опытный, высокопрофессиональный и вечно ужасно всем не довольный. Ворча и ругаясь, он подключил Ногейру к аппарату масштабной очистки организма, и минуты на четыре парню стало неизмеримо хуже, чем когда-либо в жизни. С началом пятой минуты он почувствовал, как внутри будто что-то сдвинулось или вернулось на старое место, и дышать стало легче, без хрипа, уже незамечаемая постоянная фоновая боль ушла, швы на животе под повязкой перестали дергать при каждом движении. Даже шрамы на лице уже не так стягивали кожу, и почему-то на ощупь были не такими жуткими. Ногейра вообще ощутил себя здоровее, чем был в бурной юности. Хотел было встать, но врач так разорался, что пришлось покориться грубой силе и лежать дальше, хотя хотелось бегать и прыгать.
К нему приходили Суарес и Рамирес по очереди, рассказывали многое пропустившему парню долгую-долгую историю о том, как всё было и как всё стало.
Ногейра спрашивал и внимательно слушал ответы.
С Суаресом было проще.
Его юморные, полные деталей описания подробностей биографии первого лица государства воспринимались как увлекательная фантастика. До Ногейры, наконец, дошло, что Мартинсон – это и есть тот самый Вэнн, городской мальчишка, сын сенатора Мартинсона, который какими-то странными путями был давно завязан с Дэлмором, и поэтому пришел в Underworld утром того страшного октябрьского дня и предупредил всех о нападении федералов, которое, окажись оно внезапным, как планировалось его отцом, стало бы смертельным ударом по Зоне. Предупрежден – значит, вооружен, Вэнн сломал расчет собственного отца на внезапность и дал Шону драгоценные часы на мобилизацию и спаивание всех сил Underworld воедино. Поэтому они выиграли, и поэтому Дэлмор перед всеми показал на дрожащего от волнения колледжбоя и произнес: «Его зовут Вэнн. Ему обязаны все. Каждый из вас. Я так сказал».
Ногейра хохотал, когда Суарес в лицах рассказывал эпизод, как чуть позже они вдвоем с Рамоном загнали в Полосу классную «феррари» каких-то городских сосунков, но в процессе ограбления выяснилось, что Гарсия держит пистолет в двух сантиметрах от лба парня, у которого в должниках примерно три тысячи человек, включая, видимо, и самого Дэлмора. Суарес так изобразил свою физиономию в тот момент…
Неловко получилось. Тачку пришлось вернуть и сильно извиниться. По удачному наитию – Суарес признался, что в тот момент он перенаправил всю свою судьбу – он оставил городскому свой мобильный и взял с него обещание дать ему шанс загладить промашку любой нужной помощью. Возможно, он перенаправил не только свою судьбу, потому что помощь Канальского и его друзей через год очень пригодилась Вэнну Мартинсону – заложнику одной банды с Ист-Вэя. Многие обрадовались возможности снять с себя наложенный Дэлмором долг городскому, уродов с Востока раскатали моментально, увлеченно и с нескрываемым удовольствием. Возглавлявший их Суарес не подозревал, что делает колоссальные инвестиции в собственное будущее.
Умный мальчик, сын политика, пошел по стопам отца и нехило его переплюнул, став после триумфальной победы самым молодым Президентом страны. Но этот факт не помешал ему помнить про одного властного парня с нью-йоркских улиц, который дал Вэнну впервые насладиться изысканным чувством уважительного поклонения огромной толпы, а потом, спустя много лет, пришел в Зал Конгресса поздравить повзрослевшего колледжбоя. Они вдвоем смылись куда-то на глазах у сотен журналистов, и в ту ночь, отмечая свой удачный взлет в кругу старых знакомых, Мартинсон спросил, где же Суарес, тот парень с Канала.
А тот был в Лоу Спрингз, федеральной тюрьме, давно и прочно застрявший, потерявший все связи и забытый... В ту же ночь Гарсия в глубочайшем шоке вышел из камеры, чтобы начать новую жизнь – на выбор, либо под защитой Президента, либо среди людей бывшего Хостовского лидера. Оба они стояли в коридоре тюрьмы, похожие на снизошедших с неба в ад ради растерянного парня с Канала…
Когда Суарес описывал этот ярчайший момент, они с Ногейрой ржали так, что примчался Тревис, тот врач-мизантроп, и заявил, что ответственность на шов на брюшной стенке «этого придурка» он с себя снимает.

Рамирес – другое… На прямые, беззастенчивые вопросы Ногейры о том, что тот когда-то видел, но не понял, Вентура отвечать старался, но у него не всегда получалось. О чем-то он говорить не хотел, чего-то сам не понимал, с большей охотой рассказывал о «сейчас», чем о «тогда». Но от Ногейры непросто было отвязаться: он чувствовал, что в том, что связывало Рамиреса с Дэлмором, есть немало общего с тем, что произошло между Смитом и им самим.
Они ссорились, кричали друг на друга, но Рамирес не уходил, с трудом, но держал тяжелые разговоры, только иногда Ногейра натыкался на монолитную стену его молчания, за которой тот хранил совсем уж личное. К чести Ногейры, у него хватало ума не настаивать в такие моменты, он сам не каждому рассказал бы все свои мысли о Дэреке.
Кроме двоих старых знакомых, к Ногейре не приходил никто.

Тревис разрешил пациенту покинуть осточертевшую палату, пройтись по коридору, чтобы размять ноги, а сам отлучился выпить кофе или, если получится, чего-нибудь покрепче. Спустя некоторое время он нашел парня в туалете, намертво застывшим перед зеркалом над раковиной.
Ногейра дрожащими пальцами касался своего лица.
Чистого лица.
С которого бесследно сошли и глубокие шрамы, и ожог на переносице, и безобразная рваная рана на щеке, словно всё это было не более чем обычными царапинами.
Тревис встал за его спиной, наблюдая за кошмарным шоком в черных глазах, прошептал:
– Чёрт, это всегда как в первый раз.
Не отрываясь от своего отражения, Ногейра хрипло выдавил:
– Таких лек-карств не бывает.
Врач пожал плечами.
– Тебе-то откуда знать. Специалист нашелся.
– Нельзя вот так… влить какую-то хрень, и…
– Ха. Смотря что влить.
Ногейра, бледный и потрясенный, повернулся к Тревису, очень тихо спросил:
– Так это что – о нем – всё правда?
Тот вздохнул, помолчав, и поморщился:
– Не знаю точно, о чем ты, латино, но если я верно угадал, то… да. Правда. Такая красота, как у тебя, действительно сама не ликвидируется, без определенного …нетипичного воздействия. А кто у нас тут самый нетипичный, ты явно догадываешься. И всё, ни одного вопроса больше, ничего от меня не услышишь. Что тебе надо знать – узнаешь, я не нанимался поднимать твой уровень осведомленности. А теперь марш в постель.

***

В тот вечер Рамирес притащил очередную сумку отборной жратвы, с помощью которой больного спасали от хронического истощения. Поболтал с Тревисом, потом с каким-то слабо знакомым Ногейре пареньком из соседней палаты. У того было легкое ранение, и он всё время куда-то рвался, хотел работать.
Наконец, Рамирес собрался с духом и сел рядом с кроватью Ногейры.
– Вот ты и на человека стал похож. Это я про шрамы. Хотя Гарсия всерьёз завидовал, но тебе без них лучше. Ладно… Ну, и чего ты хочешь знать еще?
– Расскажи мне, как вышло, что Дэлмор решил уйти из Underworld.
– Ничего себе, Меченый, я всё-таки не из Хоста! Откуда мне знать точно? Спроси у него самого.
– Рамирес…
– Ладно. Расскажу, что знаю. Он вроде как хотел подготовить старт в новую жизнь, для себя и для всех. Не век же на улицах шляться, надо было что-то менять, идти дальше, взрослеть. А еще ему, видать, скучно стало, он же там, в Underworld, всё уже сделал. С нуля, с развалин, пустой район поднял и освоил, город себе, считай соорудил, даже не город – страну, получается, если Фэктори и Канал за города считать – и народом заселил… А когда отшлифовал последние шероховатости, нашел новую цель. Продумал направление – то, на что он собирался раскрутить государство, он мог получить только через армию – и смылся из дома резко, в один кошмарный вечер. Я вот, например, в шоке был, чего уж там скрывать, но видел бы ты его близких: Картера, ту девчонку Флэйм… Ногейра, видел бы ты Дэрека. А он ничего не объяснил, сволочь, исчез как не было, и живите без него как хотите. После того, что он со всеми нами сотворил…
Рамирес потряс головой, с усилием отбросил то, о чем думал.
– Зато как круто было потом. Когда он набрал себе статус в легале, да такой, что по щелчку пальцев ему генералы ботинки лизать будут, он нашел своих снова. Приехал в Underworld за Роем, за Монстрами, забрал заодно Орландо. Достал Смита из какой-то далекой дыры, где тот, говорят, свой мини-Хост организовал, чтоб с тоски не сдохнуть. И со мной вот тоже… увиделся. Короче, он не навсегда уходил, как мы думали, никого он не бросил. Просто он себе и нам новый район расчистил, и у кого хватило веры его ждать – те дождались.
Ногейра слушал молча, смотрел в потолок, не перебивал, не реагировал. И вдруг прервал Рамиреса одной чёткой фразой:
– Получается, Дэлмор как лидер в сто раз лучше, чем ты, Вентура.
Тот осекся, отшатнулся:
– Что?.. – удивленно переспросил: – Что ты сказал?
– А что слышал. Вы с ним, по сути, одно и то же сделали, в разное время только. Он ушел, и ты ушел тоже. Разница в одном – он при этом подумал о тех, кто остается. Даже если планы свои не раскрыл, как ты говоришь… За его спиной ничего не рухнуло, понимаешь? Изменилось, но слабее не стало. Он сумел как-то так крепко всё слепить… Он всё по-умному сделал. А ты…
– А я?
– Вентура… Да ты никогда ни о ком не думал, кроме себя. Ну, и семьи своей, наверно. Мы тебе солдаты были, ну, собутыльники еще, не больше. Ты никогда бы не рискнул ни за одного из нас, скажешь, нет?! Ты не отбил бы никого от копов, как сто раз делал Дэлмор, не устроил бы ад на Юге, потому что они задели твоих близких, да ты и слова такого не знаешь! Суарес говорил: «свои», «наши», а ты его не понимал даже! Ты не такой, тебе бы одиночкой быть…
– Да ты чего несешь нахер?! – опомнился Рамирес.
Ногейра не заметил.
– Ладно, ты ушел. Твое дело, твоя жизнь. Но ты не просто смылся – ты кинул всех! Всех, кто в тебя верил. Ты, сука, возвращаться, как он, ни на секунду не собирался! Ты мог хоть задуматься, что будет с Каналом без тебя?
– А чего там думать было?.. Да всё так же…
– Нет, не так! Раньше, совсем давно, до тебя, вернее, до того, как Дэлмор тебя поставил к нам на Канал Первым… - У побледневшего Рамиреса расширились глаза. – …У нас был дикий бардак. Потом стало хоть что-то, вроде структура, вроде порядок, до Хоста, мы, конечно не дотягивали, но мы знали, что будет завтра, мы неплохо жили! А когда он тебя поманил, и ты исчез, не оглянувшись, всё началось снова. Мы же передрались все, перегрызлись, одичали хуже зверей, убивать друг друга начали, а ты об этом даже не знаешь! Ты и знать-то не хочешь! Тебе плевать! А Диего убили, у меня на глазах его Рамон обдолбанный вскрыл сверху донизу за то, чего не было, а ему приглючилось… А я Рамона.
– Ногейра…
– Нет уж, слушай! Здорово, да? Бля, лидер, хотя какой ты нахрен лидер, почему ты не оставил хоть кого-то вместо себя?!
Рамирес в шоке глотал воздух. Глаза растерянно метались, руки дрожали.
– К-кого? Кого я должен был оставить? Тебя, что ли?
Ногейра не отреагировал на беспомощную агрессию, поморщился брезгливо, отмахнулся:
– Да причем здесь я… Всё равно, мы все там одинаковые были, Хименеса, например, того же Гарсию. Власть надо было передать. Как передал Дэлмор какому-то мальчишке, над которым мы сперва ржали, как сумасшедшие, а потом быстренько смеяться перестали. Он чуть попривык и рулить стал так, что Хост ни в чем не потерял. Не зря его Дэлмор еще сосунком заметил и лет пять на свое место готовил, у него пацану тому всегда всё можно было, и юнит-лидером он стал в тринадцать лет! Дэлмор еще тогда всё вперед продумал, нихрена не «живите без него как хотите»! Ты так не умеешь…
– Заткнулся б ты лучше… несешь хрень какую-то. Что значит «власть передать», какую власть, да как бы я?.. Вы же на куски порвали бы того, на кого я указал! Вы бы сроду не подчинились, сам подумай!
– Неправда. Это только у пацанов вольный ветер в башке, свобода и ничего больше. Не спорю, мы такими и были, в юности дурной, да только ты, видать, не заметил, как мы поменялись… Мы видели, как работает сильная система, мы даже были ее частью – помнишь ту драку с федералами? И нам понравилось! Это здорово, когда кто-то знает, как сделать правильно, когда ты не только в пьянке с кем-то рядом сидишь, но и в драке есть на кого опереться, когда тебя заслонят в случае чего, а не бросят… Мы видели это, Вентура. Мы видели Хост. Ты не знаешь, что многие у нас с тоской поглядывали в ту сторону? Не один ты. До чего повезло сволочам… Но он не брал латинос. Бля, до меня потом дошло – может, просто никто не осмелился попроситься? Если бы он не ушел, Рамирес, кто-нибудь стал бы первым. Обязательно. И не исключено, что это был бы – ты… Короче, если бы наш лидер догадался оставить нам хоть подобие системы, мы бы подчинились. Мы были давно готовы, мы хотели этого, Вентура… Тогда бы у нас был шанс остаться Каналом.
– Господи… – Рамирес опустил голову, зарылся пальцами в волосы. Плечи вздрагивали.
– Но это если бы ты хоть немного подумал о нас. Диего нет. Рамона нет. Хулио нет. Агирре нет. У Эстевеса всю семью сожгли, а сам он с такими ожогами, что сдох уже точно, могу поклясться. Мико, Сантос, Гонза, Нардо, еще куча других – по тюрягам, Суарес вот тоже. Я… про себя я не буду, хотя тоже ничего хорошего. О Хименесе я не знаю. Йоне помнишь, она еще Диего нравилась? Ее забил до смерти сутенер, бейсбольной битой. Элия умерла от аборта, Марибель жива, сейчас выглядит лет на пятьдесят. Сестренки Анхелес – Рамирес, ты помнишь наших великолепных Анхелес, Шанталь и Эмбер? – однажды просто не пришли в «Эстреллу», и никто, бля, никто не знает, что с ними! Кто их увез, куда… хорошо, если в город, а если девчонки сгнили в Канале? А еще рассказывали…
– Замолчи!.. – простонал Рамирес, – ну, пожалуйста…
– Страшно? А мы так жили… пока не передохли или в грязи не захлебнулись. А ты устроился сам с ним рядом, устроил туда же брата, устроил младшую – Суарес говорил, в Европу куда-то, остальных родных тоже, и успокоился. Такой ты, значит… Но почему Шон – не такой?! Почему он и сейчас собирает людей, собирает для дела, для хорошей жизни, как тогда собирал бездомных ребят, а сам-то был почти мальчишкой… Почему он тебя в живых всю жизнь держал, и потом не забыл, с собой позвал? Почему он поехал за Суаресом в тюрьму? Вряд ли Мартинсон заставил бы его, если б он сам не хотел помочь парню. Почему Смит – дьявол меня забери, долбаный Дэрек чёртов Смит! – не оставил меня подыхать на улице, даже если я… – Ногейра осекся, но договорил: – Рамирес, ну вот почему им не плевать? Даже на нас?
Тот уже больше не мог ни отвечать, ни слушать. Вскочил, сбив стул, вылетел из комнаты, хлопнула дверь в конце коридора.
А Ногейра нашарил под подушкой бутылку, сделал огромный глоток и подумал, что так у него вообще никого не останется.
Но о разговоре почему-то ничуть не жалел. Он сказал чистую правду, даже если она Рамиресу не нравится, и если теперь разозленный Вентура отомстит и настроит Дэлмора против него, что ж, Ногейра тогда не удивится.

Утром пришел Тревис и объявил:
– Так, больной. Ты уже не больной. Можешь выметаться, я больше не собираюсь тратить на тебя время и ресурсы.
Ногейра потерянно замялся, а врач нехотя буркнул:
– Там внизу машина, за рулем твой сосед бывший из палаты напротив, Найджел. Он отвезет, куда надо.
– В смысле – куда надо?
Если это что-то вроде последней любезности, такси, «назови адрес и мы тебя дотуда подкинем, а дальше уж сам», то он попросит доставить его на ближайшее кладбище. Он всё еще отмечен, даже если шрамы испарились, его всё равно достанут моментально; плюс к тому, копы есть копы, розыск никто не отменял, его теперь еще и гораздо проще узнать без капюшона и коросты на физиономии… Нечего даже рыпаться.
Тревис снисходительно хмыкнул, догадавшись о ходе мыслей растерянного Ногейры, и коротко сказал, прежде чем уйти в лабораторию:
– Тебя ждут, парень.

Бывший Хостовский за рулем обещанной машины, которого Ногейра помнил среди банды тамошних малолеток, смерил его нелюбезным взглядом, пробормотал что-то неразборчивое и резко стартанул, давая понять, что к беседе не расположен. А Ногейре говорить совершенно не хотелось, его больше беспокоило – нет, не куда его везут, не кто его ждет, это он примерно представлял – а как бы сделать так, чтоб руки не дрожали.

***

В темном зале маленького уютного бара пусто. Стулья подняты на столы, пол просыхает после мытья – скоро вечер, потянутся люди отдохнуть, пообщаться, расслабиться.
А сейчас у стойки сидят только двое. Перед ними на три четверти пустая бутылка, какая-то нехитрая закуска. Один из этих двоих развернулся вполоборота к другому, неспокойному, дерганому и пьяному…
Черноволосый опрокинул в себя очередную дозу, снова закрылся длинными прядями, уставился в мутное от дыхания полированное дерево, затем пробормотал что-то на родном языке и резко перешел на крик. Явно не впервые.
– Joder de puta madre! А ведь этот гребаный Меченый охереть до какой степени прав, он даже сам не знает, насколько!.. Он думает, я хотя бы о своей семье заботился. Ха! Это он хорошо про меня подумал, слишком хорошо. Сестренку мою не я спас, а ты. Я до сих пор бы думал, что она выучилась, разбогатела и выкинула нас всех из головы. Я б до сих пор черной завистью исходил. А она б в это время… ее б уже… чёрт, ну почему я сам не почуял, что с ней настолько плохо, что она умирает, ждет меня… бля, старший брат я, называется! Ты меня тогда ударил, Дэлмор, за то, что я ее упустил, а надо было убить!
– Слушай, ты себя достаточно за то дело погрыз. Исабель ненавидит, когда ты поднимаешь эту тему, ей больше нравится тебя любить.
Рамирес не слушал.
– …Да, брат я, конечно, зашибись какой… Вот Эрнандо без меня, вроде, продержался, и парнем стоящим вырос, но в том-то и дело, что – без меня! Первое время он советоваться бегал, о чем-то своем рассказывать пытался, спрашивал, как лучше, но я его быстренько отучил у меня помощи просить. Он и приходить перестал. Я его и в детстве отшибал всегда, мне не до него было, как же, всякая мелочь под ногами путается. Я его позорил перед всеми, издевался, из «Эстреллы» однажды просто за шиворот выкинул. Как он меня не возненавидел после такого? Чёрт, а ведь наверняка и возненавидел. Конечно… Не был я ему старшим братом, не учил я его ничему, кроме плохого – своим собственным примером, даже ножи как кидать ему Смит показал! Бля, было б смешно, если б не страшно… И защитить я братика не сумел, не нашел бы я его в Старом Комплексе в том жутком колодце, и даже если нашел, не поднялся бы я оттуда, оба мы там остались бы навсегда. Рою спасибо, а с Дэреком за то, что он в тот раз сделал для нас, я за всю жизнь не расплачусь, как бы он ни отнекивался. Я отвратительный брат, Шон. В тот день, когда Эрнандо девчонку свою привел знакомиться, он тогда, наверное, впервые вообще «спасибо» мне сказал, за то поручительство, и то – это же ты всё так повернул, чтобы я вроде как за него перед тобой заступился, как будто ты без этого решить не мог! Зачем-то тебе понадобилось, Дэлмор, чтобы мой брат на меня другими глазами посмотрел. Бля, неужели и этим я тебе обязан… Здорово получается. Про мать я уж и не говорю…
– Хватит. Серьёзно. Прекрати, Рэм.
– А что? – с болезненной запальчивостью взвился тот. – Так и есть, хреновый из меня родственник, кошмарный из меня сын, а лидер так и вовсе никакой. Я же тебе рассказал, что Ногейра…
– Мне жаль.
– Тебе? Это тебе жаль?! А мне?! - Парень уже практически сорвался в истерику. - Да что же это со мной такое, а?! Что со мной не так, Шон?!
Ответа на этот крик измученной души он не ждал. Поэтому сильно вздрогнул, когда на плечо ему легла рука.
– Я знаю, в чем тут дело.
– Д-да?..
– Просто когда-то давно, в самом начале, тебя – предали, Рэм. Вспомни, Корда был тебе другом с детства, до того дня, как решил, что ты ему мешаешь. Но это еще полбеды, он мертв, и к дьяволу его, хуже другое. Когда он тебя вешал, он делал это, не скрываясь. Та казнь – на автомобильном кладбище были почти все, весь Канал. Они смотрели, как ты умираешь, и готовились пить вечером с Кордой, чтобы это отметить. Они потом и пили… Спроси Ногейру о той ночи, вот увидишь, он опустит глаза. Никто из них не вступился за тебя, Рамирес, и я, если честно, не понимаю, почему ты должен был вступаться за них впоследствии. Тебя предали свои, и сильно – так, что это практически стоило тебе жизни. Парень, ты просто так и не научился доверять им снова… Это нормально.
В черных глазах метались отблески внутренней бури, губы подергивались, но сказать ничего Рамирес не мог, горло перехватило намертво. А Шон мягко усмехнулся, подталкивая к нему по стойке стакан с остатками спиртного.
– Кончай с ума сходить, на вот лучше выпей. Эх, еще один неуравновешенный тип с заниженной самооценкой на мою голову, чем я заслужил такое? Хорошо хоть я опытный уже, гасить саморазрушительные загоны Дэрека давно научился.
Рамирес покосился на Шона, оттолкнув пустой бокал.
– Он-то чего?
– Плохо ты его знаешь… С такой силой презирать самого себя – это уметь надо. Но сейчас мы не о Дэреке, а о тебе, правильно? И вот что. Такую сволочь, как ты тут из себя изобразил, люди должны за милю обходить. Избегать и яро ненавидеть. Что-то я такого не наблюдаю, Рамирес. Нет, ты, конечно, не центр Вселенной, но… сестра любит тебя, поверь, я давно вас обоих знаю. Когда ты благодаря Корде валялся с вывернутыми из суставов плечами, она пришла ко мне и искренне порывалась заставить меня что-то сделать, а заплатить планировала своим долгом. Ей ты был важнее, чем свобода, и ей не страшно было лезть в кабалу взрослому парню, чужому, гринго… Мне.
– Шон… ты – взял?... – одними губами выдохнул Рамирес.
– Кретин ты, Вентура. Я с тебя-то долгов, считай, не брал. Взял ли я долг с испуганной четырнадцатилетней девочки? Ты сам понял, как сейчас меня оскорбил?
– Бля, я сам не свой… прости.
– А когда ваша мать умерла, и ты чуть вслед за ней не сорвался, Исабель мне второй раз это же самое предложила. И она не шутила, понимаешь? И как бы я на тебя тогда ни злился, против этого аргумента у меня до сих пор ничего нет. А Эрнандо тебя уважает, раньше так вообще боготворил. Можешь мне не возражать. Никто так не ругается между собой, как родные братья латинской крови, тут ничего странного, а вот скажи, ты обращал внимание на то, что мальчишка полностью сделал свою жизнь с твоего примера, один в один? Сам подумай, кто ты тогда для него… Насчет твоих парней, Рамирес, я мало что могу сказать, но ты вспомни вот что: когда я Суареса сюда привез из Лоу Спрингз, и он тебя увидел, он что сделал? На шею тебе кинулся. Искренне. Монстру бессовестному… Меченого в первый момент я не видел, но готов поклясться, что он обрадовался, узнав тебя, ведь так?
Рамирес растерянно прошептал:
– Да… он как привидение увидал, только такое… хорошее.
– Ну так чего ты комплексуешь? Никто из нас не ангел, Вентура. Тем более конкретно мы с тобой, потому что на нас полжизни лежала дикая ответственность власти. За нами такой ворох ошибок громоздится, что просто страшно, и ничем я не лучше тебя, уж поверь. Сколько всего я б исправил, сколько всего не допустил… Думать об этом – с ума сойдешь, парень, а мы с тобой тут многим нужны вменяемые. Назад не смотри, шею свернешь. Так что…
Он тряхнул Рамиреса за плечо, добился осмысленного взгляда в ответ и продолжил чуть жёстче:
– Сделаем так. Я освобождаю тебя пока от всего, дела скинь на Гарсию. Он орать будет, но справится прекрасно. А сам иди туда, в те места, что раньше мы Каналом называли, пошатайся, посмотри, поищи… Найдешь – помогай. Там по ситуации прикинешь, кому чего надо: деньги, работу, отмазку, защиту, лечение, короче – сам разберешься, не маленький. У вас полно неплохих ребят было, можно и присмотреться к Каналу попристальнее. Вообще-то, я давно ждал чего-то подобного, но я думал, это ты предложишь, а не я и не Суарес…
Взглянув на Рамиреса, Шон тут же спохватился:
– Нет-нет, не начинай снова. Гарсия молодец, но сделать всё как надо, сумеешь только ты. На Канале всегда был один лидер, и это ты, Вентура. Действуй.
Тот вскочил в лихорадочном возбуждении.
– Правда?! Я могу – ?..
– Денег трать сколько надо, вот уж это не проблема. Побудь благодетелем, тебе полезно… Только не вздумай тащить весь Канал в полном составе сюда! Побереги мои нервы и дэрековы патроны.
– Но… ведь… если…
– Послушай. На данный момент я сразу не против здесь видеть… – Шон задумался. – Во-первых, Хименеса. Мы с ним, помнится, неплохо контачили когда-то.
– А-а-а, это та пьянка, да?
– Откуда знаешь?
– Все знали. На Холмах за каналом, гулял весь Джойнт. Ты еще был с какой-то блондинкой из городских, твои координаторы с нашими Анхелес, – при упоминании о девушках тень легла на лицо Рамиреса, – а Бэсс как раз с Хименесом. Урод Одноухий, везучая сволочь…
– Ух ты, Вентура, ты хотел бы быть на его месте? С Бэсс Флэйм?
– Иди ты. Мне она никогда не нравилась даже. Хотел бы – на месте Хименеса, только ни разу не из-за нее. Ты ублюдок, Дэлмор.
– Прикуси язык, Вентура. Будь там ты – нас бы неправильно поняли подчиненные.
– Ой, когда это тебя волновало?
– Хватит, давай серьёзно. Кроме Хименеса, найди мне Энрике Варгу, Эстебана, Агирре…
– Он… его нет, – глухо перебил Рамирес.
– Диего?
– Тоже.
– Жаль. Тогда еще того, чёрт, как его, всё с красной тряпкой на шее ходил…
– Сьерра?
– Наверно. Понял?
– Да. А если… – неловко пробормотал пуэрториканец, – ну, вдруг еще кто-то...
– Я же сказал – разбирайся. Действуй по обстоятельствам. Суть ты вроде уловил и знаешь, что я умею гибко смотреть на вещи.
Рамирес непроизвольно широко улыбнулся.
– Вот уж это точно! Это ты умеешь.
– Давай, двигай. Раньше начнешь…
Рамирес воодушевленно кивнул, дернулся к двери, но застопорился.
– Ой, я вспомнил, мы ж через два часа с Дэреком в Уругвай летим! Он по-нашему ни слова не свяжет, я его вроде как сопровождать должен. Если я его кину, он меня не захоронит?
Шон искренне рассмеялся:
– Я восхищен тем, как Смит ведет дела. Так всех запугать, и тебя в том числе… Рамирес, тебя отпустил – я. Дэрека я уж как-нибудь нейтрализую. На твоем месте я б волновался о другом – как представить ему энное количество новых подчиненных-латинос. Он, насколько я его знаю, будет в неописуемом восторге от усиления Канальского… э-э-э, скажем, латиноамериканского сектора.
Рамирес не смутился. Хитро прищурился:
– А ты знаешь, как сделай? Ты Дэреку никого нового не отдавай, он и вопить не будет, а возьми и выдели нас отдельным блоком! Я уж, так и быть, соглашусь покомандовать…
– Наглый ты, Вентура, как никто. Кстати, тот же Дэрек твердит мне об этом лет пятнадцать.
– И ты только заметил?
– Иди. Я подумаю.
На лице воспрявшего духом парня огоньком вспыхнула улыбка, и дверь бара захлопнулась за ним.
Он ушел играть в бога. Он знал, как надо, он не раз видел, как это делается.


Несколько шагов от входа к стойке дались Ногейре с неимоверным трудом. Он буквально заставлял себя передвигать ноги, ему было трудно даже просто приближаться к человеку, который в одиночестве сидел у стойки спиной к залу и, казалось, не замечал его присутствия.
Тревис же сказал, что ждут. Найджел же остановил напротив и кивнул на дверь из темного стекла. Ошибки нет, тогда почему так тяжело? Господи, ну зачем он столько себе навспоминал… Страшно. Даже страшнее, чем тогда.
Ногейра остановился метрах в трех, не зная, что делать дальше, как обратить на себя внимание. Пока он лихорадочно соображал, что лучше – кашлянуть или окликнуть, и если окликнуть, то как именно, проблема решилась сама собой.
Местный парень одним движением развернулся и пристально посмотрел на переставшего дышать Ногейру. Да, глупо было предполагать, что Дэлмор не в курсе, есть ли кто за его спиной.
Шли секунды.
Бывший Канальский замер, как завороженный, перед человеком, которого он, собственно, знал, и давно, и неплохо, как ему казалось, но теперь… После всего, что о нем рассказал Суарес… И Вентура… И даже Тревис… После всего, что Ногейра узнал о том, чем тот занимается, на что тот способен, после того, как с лица и тела Ногейры исчезли шрамы…
В полумраке пустого бара его глаза казались очень темными, хотя Ногейра помнил их серыми. Наверняка, они такими и остались, но в этот момент инстинктивно суеверному латино явственно померещилось, что в его зрачках приглушенно мерцает какое-то пугающее сияние, и захотелось сделать глупый жест: перекреститься и отмахнуться большим пальцем от нечистой силы, как учила в детстве старая бабка…
Глубокий, спокойный голос Дэлмора разбил иллюзию.
– Ногейра Кортес де Алариано.
Тот моргнул и перевел дыхание, но на ответ смелости еще пока не хватало.
– Кто тебя отметил?
Он знает? Разумеется, он знает…
Пришлось всё-таки прокашляться, и всё равно получилось хрипло:
– Один тип из города. Баско. Кличка у него такая была, – зачем-то пояснил Ногейра.
Под взглядом этих странных глаз не думалось никак.
Дэлмор усмехнулся.
– За что – спрашивать не буду, захочешь – расскажешь сам. Ты в курсе?
– …Чего?
Глупо прозвучало. Он чертыхнулся про себя, а Дэлмор молча продолжал его изучать.
– Н-ну, да… в курсе. Наверное. Мне Суарес говорил, и как вы работаете, и где вы живете, всё говорил. …Наверное.
– Хорошо, значит, основное ты знаешь. Ты свободен, Меченый, хочешь уйти – уходи. Никто вдогонку не кинется и ничего не предъявит. Хочешь остаться – будь готов к тому, что работать будешь в команде Вентуры, тут для тебя мало что изменится. Вот только и Вентура, и все, кто с ним, работают под руководством Дэрека Смита. И в конечном итоге – на меня.
Он выжидающе замолчал, давая Ногейре время на реакцию, тот ответил как можно спокойнее:
– Да. Я знаю.
– Получишь много. Это тебе точно расписали. Взамен потребую не меньше: твое время, твои умения, твою силу, твою способность подчиняться. И не только мне.
– Знаю.
– Готов?
– Да.
Получилось сказать без колебаний, но Дэлмор всё равно медлит и не отводит своих дьявольских глаз.
– Уверен?
Ногейра чуть приподнял голову, прищурился.
– На самом деле это ты хочешь быть уверен, буду ли я выполнять твои приказы, Дэлмор. Правильно? А что, Гарсия выполняет, Рамирес тоже… чем я хуже, а? И, к тому же, я когда-то это уже делал, у меня неплохие воспоминания о той ночи. - Он окончательно распрямился, скинув оцепенение, смело, уверенно завершил: – Да, Дэлмор. Я действительно хочу быть своим здесь, и я всё сделаю, чтобы им стать.
Парень у стойки молчал еще несколько долгих секунд. Наконец, хмыкнул:
– Ну, раз так, то прекращай называть меня Дэлмором. У меня имя есть, Кортес де Алариано. Напомнить?
– Не надо… – в груди плеснуло горячим, сразу стало непривычно, до странности легко. – Я помню, …Шон.
– Здорово. Ладно, приступаешь ты завтра. Вентуры пока не будет, я лично с тобой возиться не собираюсь, все дела с Суаресом. Найдешь его, он здесь где-то, спросишь – скажут. Он тебя устроит. Всё, вали.
Шон отвернулся, ясно давая понять, что разговор окончен, но Ногейра не двинулся с места. Несколько раз коснувшись клавиатуры ноутбука, Шон со вздохом снова посмотрел на него через плечо.
– Ногейра, приказ – это не только «кругом марш». «Вали» – это тоже приказ.
– Да, я… я понял, но… – голос предательски упал почти до шепота, и как объяснить, он даже не представлял. – Я сначала, если можно… я должен п-поговорить с… с одним человеком, и если он… если вдруг, то я… я, наверно, тогда не…
К огромному удивлению Ногейры, Шон понимающе кивнул.
– Так тебе нужен Дэрек? Четырнадцатый дом по той стороне улицы. Удачи.
Ничего не добавил и не спросил, отвернулся уже окончательно, достал коммер и забыл о Ногейре.
Тот тряхнул головой, повторил про себя: «четырнадцатый» и, почему-то стараясь не шуметь, даже не стучать подошвами, вышел из слабоосвещенного помещения, где только что решилась его судьба, на ослепительный свет полуденного солнца.
Остановился за порогом, поморгал, привыкая, вдохнул полной грудью. До чего же, вашу мать, странные бывают в жизни повороты…
Оставалось самое главное.

***

...На первый взгляд ничего странного в этой пустынной в середине дня городской улице не было. Обычные дома, правда, построенные не под одну гребенку, а обжитые каждый по-своему, ухоженные.
Территорией от дороги до порога жители явно распоряжались в соответствии с личными вкусами, а не с требованиями муниципалитета. Где-то привычный ковер зелени, где-то чистый асфальт и навес для парковки горных велосипедов. Ногейра удивился, зачем горные, много ли тут в окрестностях гор? Горы далеко, туда не доедешь, на самолете только, так нафига так много именно горных байков? У хозяина свой самолет?
Перед одним домом незатейливо стоял здоровый стол и добротные лавки, рядом – промышленных размеров кег с надписью «Budweiser», сбоку кран и на столе несколько чистых кружек… Ногейра долго оглядывался.
Еще ему попался дом с выносным спортивным залом, где прямо на газоне стояли тренажеры, и дом, где бассейн не был традиционно упрятан на заднем дворе, а раскинулся озером приличных размеров непосредственно перед крыльцом. Видимо, обывателей мало волновали проезжающие по улице машины, подумал Ногейра.
Но до него тут же дошло, что, скорее всего, движение здесь далеко не интенсивное, не зря же он на въезде краем глаза заметил чуть выступающий из асфальта непонятный гребень на всю ширину дорожного полотна, перед которым привычно притормозил Найджел. Что это такое, он точно не знал, но явно не просто «лежачий полицейский», и у Ногейры возникло стойкое ощущение, что чужой транспорт на этой улочке незамеченным не останется, а то и в принципе не сумеет на нее попасть, даже если вознамерится.
Похоже, данное правило распространялось и на полицейский транспорт тоже. Дорожный патруль по-любому не пропустил бы вон ту тачку, не припаркованную, а брошенную вкривь и вкось, которая закрывала полдороги, и по ней плакал штрафной эвакуатор. Но вместо этого на пыльном борту было выведено длинное послание владельцу, содержавшее понятие «мудак» и обещания того же стиля. Ниже, что особенно Ногейру поразило, был ответ. Некоего Фрэнка посылали далеко и надолго.
Машин вообще было много, разных, но всегда хороших. Латино хмыкнул – ну да, хостовский почерк. Интересно, что почти в каждой, куда он заглянул, в замке зажигания болтались ключи. Они что, не боятся вот так? Хотя, правильно, чего им бояться. Здесь. И вообще…
Странное место.
Почти центр, вернее, компромисс между суетливым сити и сонными штампованными предместьями. Город, одиннадцатимиллионный город вокруг, а здесь тихо и пахнет лесом. Это за домами шумит старый парк, маленький островок зелени, такая редкость, и Суарес сказал не без гордости, что это частная собственность.
Да. Они обосновались всерьёз и со вкусом. Сейчас, в полдень, тут никого не видно: случайных прохожих и быть не могло, а свои либо мотаются по делам, либо сидят дома. Где-то за окнами музыка, чей-то смех, веселый женский визг.
Просвистел мимо алый кабриолет, с пробуксовкой влетел в гараж дальнего дома, и, что характерно, ворота даже не закрылись за дико дорогой машиной. Ногейра отметил этот факт опытным взглядом уличного, но усмехнулся сам себе: вряд ли они наивные, непуганные горожане, о, только не эти. Просто, если что, полиция им не понадобится, сами справятся. Более того, они в принципе даже не допустят саму возможность этого «если что». Не зря же в тот момент, когда Найджел свернул на эту улицу, Ногейре на миг показалось, что сквозь машину прошла какая-то призрачная незаметная зеленая сетка, как сканер, или, вернее, сама машина пересекла какое-то стационарное сенсорное поле…
Они не наивные. У них на каждой крыше такие спутниковые тарелки, что можно с Сатурном болтать. У них в квартале силовая подстанция – это не маленькая будка, скорее, шкафчик, как везде, а отдельное здание с очень толстыми стенами; значит, нехило экранированное, значит, излучение там внутри хреначит не дай бог, значит, что же там за оборудование?
У них теперь Периметр – не стена бетонная, как раньше, а что-то другое, но он есть.
Он отгораживает этот особый мир для немногих от остального мира, отсекает лишнюю суету, оставляет спокойствие и уверенность, то, к чему они привыкли еще тогда, в Хосте.
И он, Ногейра, теперь внутри этого периметра. Интересно, по какому это праву…

– Чёрт!
Задумавшийся парень вздрогнул от этого неожиданного возгласа, отшатнулся и напрягся, а ошарашенный местный уставился на него во все глаза.
– Будь я проклят, ты?! Ногейра? Меченый?!
– Ну, да, Йорк, – настороженно согласился тот, инстинктивно провел рукой по груди. – Вот только теперь я никакой нафиг не меченый.
Рэддер не разобрал этого бормотания и с живейшим интересом осведомился:
– Ты чего тут делаешь, а?
Ногейра, скривившись, сунул руки в карманы.
– Да вот, забрел на вашу долбаную секретную базу и хожу, тачку себе присматриваю. Раздолье тут у вас… Может, присоветуешь чего?
Рэддер растерянно нахмурился.
– Подожди-подожди, хрена ли ты забрел, тебя ведь провели? Кто?
– Ну, формально Найджел.
– Что? Он? Гонишь ты, нет у него таких прав… бля, а вот я не догоняю, Ногейра. Кто-нибудь из главных знает, что ты здесь?
Тот вздохнул.
– Да, Йорк, не волнуйся так. Дэл… то есть, Шон сказал, что я могу остаться.
Рэддер сразу расслабился, улыбнулся.
– А-а-а, так бы и говорил, а то… Свежий, значит, ты у нас, новенький? А где живешь? В тридцать третьем, наверно, он вроде свободный был, да? Ой, нет, его ж отдали Эрнандо с Джей, молодоженам нашим… Где тогда? В двадцать девятом? Ха… – почему-то фыркнул парень. –  Или тебе восьмой подсунули? Не бери, там подстанция рядом, половину каналов наводками глушит. Дополнительный экран надо ставить, у Ника руки не доходят, а Шону подавно некогда. Или ты пока у Вентуры?
– Я… я пока нигде. Я только пришел, часа не прошло.
– Понятно. Парень, а ты вообще какими судьбами? Тебя кто нашел?
Ногейра не торопился с ответом.
Рэддер ждал, щурясь на ярком солнце, волосы – еще длиннее, чем у Ногейры – раздраженно закинул назад. Он быстро справился с удивлением, явно не впервые тут такие встречи с давними подзабытыми знакомыми, и привычно уже не держать их за чужих. Если здесь – значит, не чужой.
Вдруг на поясе у Рэддера сработал коммер. Парень глянул на экран, заторопился:
– Эх, идти надо, ждут. А то бы… Слушай, мы с Мораном тридцать первый на двоих делим, это во-о-он там. Ты заходи. Надо чего будет, инструменты там, или помочь, просто пожрать… Правда, заходи. Давай, увидимся.
Он хлопнул Ногейру по плечу, обошел, направился дальше, куда-то туда, к бару, но через несколько шагов оглянулся, потому что тот проговорил вслед ему со странным выражением лица, как будто через силу, делая нечто непривычное:
– Спасибо, Йорк… нет, Рэддер – спасибо тебе. Я приду. И потом… когда устроюсь… я тебя позову, и мы напьемся, обещаю.
Хостовский рассмеялся:
– Ой, ты тогда мной одним не отделаешься. У нас каждый новенький – тако-ой повод для пьянки, ну, сам понимаешь.
Рэддер махнул рукой, побежал по улице, явно уже опаздывая. Резко свернул через дорогу, забрался в ту машину с запечатленным диалогом и газанул. Ногейра помотал головой, она ж не его, он что – ? А, какой к чёрту угон, они просто все свои, и так можно…

Вот и четырнадцатый.
Ногейра пригляделся к дому – аккуратный, крепкий, два этажа, потом перевел глаза на лужайку перед крыльцом… и офигел.
Трехколесный велосипедик вверх колесами. Груда кубиков с яркими буквами. Сцена сражения с участием игрушечных самолетов, танков, солдатиков и еще чёрт знает чего. На дереве у дома висят качели, на другом суку – старая автомобильная покрышка на цепях. Чуть в глубине слева – вкопанный в землю минибассейн метра три в диаметре, на поверхности плавают какие-то уточки…
В смятении Ногейра крепко выругался.
У Дэрека Смита дети?!
Боже… Это вышибало из колеи гораздо сильнее, чем лазерные пропускные сенсоры. Всякой фантастике есть пределы. Так он что, еще и женат?!
Диким усилием воли Ногейра отмел скачущие мысли, пару раз глубоко вздохнул. Так, спокойно.
Стараясь ни на что не смотреть и в то же время ни на что не наступить, он прошел к крыльцу, поднялся на террасу, задержал дыхание и нажал на кнопку звонка.
Безрезультатно. Обычно, когда звонишь, слышно, дверь-то вполне обычная, тонкая и наполовину стеклянная, а тут тишина. Еще раз.
Потом Ногейра придумал постучать.
Вот стук свой он услышал хорошо, но, видимо, он один. Открывать ему не собирались.
На этот случай он даже не придумал, что делать. Неужели тут камеры на входе, и он настолько нежеланный гость, что… Ничего удивительного. Его сейчас пристрелят прямо через дверь. Класс, а труп закопают в парке, на этом всё и кончится. Дэлмор пожмет плечами и ничего Смиту не скажет, да кто такой этот грязный ублюдок с Канала, чтобы из-за него начинать разговоры, чтобы о нем вообще думать? Не было его – и не надо.

– Эй, так ты ничего не добьешься.
Ногейра снова глупо вздрогнул. На лужайке в свободной позе стояла светловолосая девушка в забавном разноцветном платье. На траве босиком. В руке она вертела маленького медвежонка, с которого ручьями текла вода – видимо, только что спасла из бассейна. Девушка лукаво склонила голову к плечу, улыбнулась незнакомому парню тепло и открыто:
– А ведь ты из новеньких, да?
– Ну, да.
На лбу написано, точно.
Этой девчонки не было в Underworld. Ногейра бы запомнил такую редкую, легкую и светлую красоту, а естественная дружелюбность никогда не входила в перечень положительных качеств уличных.
– Заметно, знаешь? – улыбка у нее совершенно невероятная. Дополнительное солнце. – Иначе бы ты не стучал и не звонил. Дома здесь не запираются, можно просто входить, и всё.
– Не запираются? – удивленно повторил он.
– Не-а. Зачем? – она удивилась не меньше.
Ногейра в полной растерянности запустил ладонь в спутанные волосы, а солнечная девушка любопытно спросила напрямую, как знакомятся дети:
– А как тебя зовут?
– Ногейра… – выдавил тот.
– Я – Эва. Вообще-то Эвелин, но все зовут меня Эва, с легкой руки моего мужа. Ему так больше нравится.
Вместо светской ответной реплики о приятстве знакомства Ногейра издал сдавленным горлом серию странных звуков, неопределенно обвел рукой двор, махнул назад, на дом, и это всё с вопросительным видом. Эва нахмурилась, но вдруг просияла и звонко заразительно расхохоталась:
– Ой, что ты, нет! Я замужем не за Дэреком, не-ет… Я жена Роя.
– К-какого? Картера?
Она пожала плечами.
– У нас один Рой.
Парень тряхнул идущей кругом головой, отвел глаза, часто моргая. Эва помахала, привлекая его внимание, указала куда-то через дорогу.
– Мы живем там, в пятнадцатом. Рой сейчас спит после вчерашнего, но к обеду я его всё равно разбужу. Я приготовила жаркое по-итальянски, так что мы тебя ждем, Ногейра.
– Но… я…
Он не помнил, когда в последний раз был так смущен. Не помнил, когда его в последний раз приглашали в гости, тем более дважды с интервалом в десять минут. Когда его хотели не избить, а угостить жарким по-итальянски, причем искренне…
Эва кивнула, думая, что понимает причину его нерешительности:
– Ага, ну конечно, знаю-знаю, сначала дела. Смиты почти все уехали, вроде бы в Майами, купаться, но Дэрек здесь.
Ногейра неожиданно для себя выпалил:
– Он женат, да? И – ребенок?
– Ты не знал? Давно женат, и по большой любви. У них двое мальчишек, близнецы. Здорово, я тоже так хочу, но вряд ли получится. Тревис говорит, близнецы рождаются, когда в роду такое раньше бывало, а у нас с Роем нет, – вздохнула она. – Дэрек вот как раз один из пары.
Латино снова впал в ступор от таких подробностей не известной ему жизни Смита – святой боже, Смит в двойном размере? – но Эва не заметила.
– Они такие лапочки, их малыши! Совсем еще крохи, два годика, но характеры уже видно, о да… Ну правильно, родители-то какие? Без твердости в полиции работать нечего и думать, тем более отделом руководить, а у Мэри-Ли отлично получается. Взрослыми мужчинами командует. Правда, дети – это совсем другое, да если еще плюс к тому мальчишки в отца пошли, а его характер… ой-ой-ой. Когда его нет в городе, Мэри-Ли с матерью еле справляются.
– С матерью? – эхом повторил Ногейра, отупев от потока информации и не особо вникая.
– Ну, это не ее мать, конечно, а Дэрека.
Тут парень не смог не отреагировать. К удивлению Эвы, он выпучил глаза и с нескрываемым ужасом спросил:
– Так у него и мать была?! …Есть?
Эва подозрительно прищурилась, раздельно объяснила:
– Ногейра, у всех людей есть мать. Дэрек не исключение.
Латино не стал обсуждать с ней свою всегдашнюю подсознательную уверенность в происхождении такого в корне негуманного типа, как Смит, какими-то иными путями, отличными от общепринятых. Вообще, любая нормальность, вроде семьи, потомства и, господи боже, «большой любви», с ним совершенно не вязалась.
Эва спохватилась:
– Я тебя заболтала! Дэрек не дома, вот тебя и не слышал, он на заднем дворе, в гараже с машиной возится. Я случайно точно знаю, к нам Ник заглянул недавно, он как раз от него шел. Сказал, там дел до вечера, Дэрек его так и не отпустил бы совсем, но Ник додумался под благовидным предлогом Шону позвонить и нажаловаться, и тот вернул ему свободу и независимость. Ник так рад был, а Дэрек разозлился. Стоп, я опять о чем-то постороннем… Короче, ты можешь пройти через дом: за холлом столовая, коридорчик и кухня, и дверь… но вдруг заблудишься? Лучше иди во-о-он там, смотри, калитка, в нее, по дорожке вокруг дома, и увидишь.
– Ага, ладно. Понял.
Ногейра в некотором остаточном обалдении двинулся в указанном направлении, но через пару шагов вдруг развернулся:
– Эва! Скажи, а… Шон тоже? Женат?
Смеясь, она покачала головой.
– Нет, он – нет.
По необъяснимой причине Ногейре стало значительно легче.
– Эй, не забудь про обед! – прокричала девушка ему вслед.
Завернув за угол, парень остановился, отдышался и пробормотал пару фраз из молитвы, чего давно уже не делал…

Дэрек ругался себе под нос, не замечая этого, просто привычно костерил всё на свете, в частности, забастовавший движок любимой тачки и коварного дезертира Вебстера.
Он был с ног до головы перемазан в тосоле и грязи, спина ныла от долгого застывания в неудобной позе, но настроение было совсем не плохое. Копание в моторе всегда успокаивало, Дэреку нравилось вглядываться в сложный механизм, искать в нем неправильности, убирать их из дефектной цепи, превращая ее в безупречную. Потом наградой ему были упоение скоростью и надежность, которую он сотворил своими руками.
Не нравились ему две вещи. Нет, в жизни Дэреку не нравилось гораздо больше вещей, но в гараже – две. Когда пиво теплое и когда мешают.
С первой проблемой он наловчился бороться с помощью личного холодильника в углу, но вторая решалась сложнее. Домашних соваться в гараж он так или иначе почти отучил, мухи не в счет, а вот различные потенциальные самоубийцы с на их взгляд неотложными делами… Дэрек переносил на своей индивидуальной территории только тех, кто смыслил в деле и мог помочь, это значит – Шона и Ника. Ну, еще иногда спеца по байкам Криса, который Райдер, но это под настроение. А остальные рисковали.
Поэтому, стоя спиной к воротам и узрев на противоположной стене тень посетителя, Дэрек повысил голос на очередном нецензурном пассаже, раздраженно шваркнул тряпку об пол и обернулся с крайне нелюбезным выражением лица.
Его глаза окончательно заледенели, когда он узнал пришедшего.
– Так. Какого, бля, хрена?!
Парень агрессивно распрямился, оскалился, мышцы под загорелой кожей напряглись.
Ногейра старался не казаться испуганным. Воздух вокруг него звенел от напряжения, голос стал совсем деревянным.
– Я поговорить пришел. М-мешаю?
– Еще как мешаешь. – Дэрек стиснул грязные кулаки. – У меня не осталось ни малейшего желания с тобой разговаривать.
Он сделал шаг в сторону неподвижного латино, негромко добавил сквозь зубы:
– Уйди. Это мой дом. И видеть здесь тебя я не хочу.
– Нет, Дэрек, я не уйду. Я…
Тот взорвался:
– То есть как это – нет?! Тебя вышвырнуть, ублюдок? Запросто!
Ногейра заставил себя стоять на месте, хотя разозленный Дэрек медленно двинулся в его сторону.
– Постой. Выслушай меня. Пожалуйста.
– Нет!
– Шон принял меня, и я подумал…
– Мне плевать, что ты подумал! Понятно? Исчезни отсюда, урод, пока я тебе башку не разбил!
Да что же это такое, как раз в те моменты, когда один из них хочет объяснить что-то важное, другому резко становится наплевать… Но обсудить эту обнаружившуюся закономерность хоть в подобии разговора явно не получится, Дэрек общаться не намерен, скорее, действительно вмажет ему сейчас, осталось всего шага три…
Тогда Ногейра начинает действовать по наитию. Оглядывается, неожиданно цепляет с полки справа от себя тяжелый гаечный ключ, поудобнее перехватывает его в ладони, заносит руку над головой и… изо всех сил швыряет его в сторону машины с раскрытым капотом.
Увесистый снаряд со свистом пролетает мимо Дэрека, врезается в фару, которая вмиг осыпается дождем сверкающих осколков на бетонный пол, а ключ остается издевательски торчать в глазнице ослепленного джипа.
Тишина.
И в тот момент, когда Дэрек, оценив жест, медленно и неотвратимо развернулся к Ногейре с чёткой жаждой убийства в глазах, тот воспользовался этим молчанием и на адреналине выпалил охреневшему парню прямо в лицо, горячо и громко:
– Прости!!!
Тот замер.
Эта встряска не только для того, чтобы Дэрек услышал, это еще и для того, чтобы он сам смог сказать…
Дэрек сдерживал себя с неимоверным усилием, но – сдерживал. В пылающих глазах застыл немой вопрос.
Видя, что сработало, что он остановился, Ногейра закрепил успех. Уже спокойнее, тверже повторил:
– Прости меня. Слышишь?
С Дэреком творилось что-то странное, лицо кривилось, будто его раздирали противоречивые намерения. Широким жестом указывая на результат поступка Ногейры, он через силу, заикаясь, выдавил:
– З-за что, мать твою? За то, что ты, с-сука, у меня на глазах разбил мою тачку?..
А того уже неслабо трясло от нервов.
– Нет.
После паузы:
– То есть, да.
В конце концов, он уже просто заорал:
– Да пошла она в задницу, твоя тачка!
Резко тише:
– Просто… прости меня.
Оба парня стояли напротив, тяжело дышали, взглядами сверлили друг друга, прожигали, боролись. Кто-то должен был отвернуться первым, и Ногейра знал – если это будет он, то всё зря, и уже никогда…
– Ну ты и наглый. Все вы такие, но ты самый.
В голосе Дэрека прозвучало чуть ли не восхищение. Постепенно отходя от шока, он в растерянности опустился на ящик у стены, закурил.
Ногейра после такого всплеска соображал практически никак. Он был парадоксально удивлен сам себе, действительно поражался, как это ему хватило смелости на такое, и чувствовал себя ужасно неуютно и неловко. Поэтому ляпнул первое, что в голову пришло:
– Не кури! С ума сошел?
Дэрек посмотрел на него, и Ногейра указал глазами на маркировку на бочке, на которую тот опирался локтем. Бочка была либо с бензином, либо из-под него.
Хозяин гаража вяло отмахнулся.
– Пошел ты. Указывать мне еще будешь.
Еще пара минут молчания, такого, как после хорошей драки. Отношения выяснили, отдышались, кровь утерли, точку поставили.

На этот раз очередь ломать тишину была за Ногейрой.
– Знаешь… тот шакал, который меня отметил, его зовут Баско. Я был с ним года два. Так получилось. Лучше я ничего найти не смог, когда у нас всё… поменялось. Это была просто свора психов. На меня за те два года крови больше налипло, чем за всю остальную жизнь. Иначе – никак…
Дэрек заинтересованно покосился на приоткрывшегося парня. Его даже не спрашивали, сам созрел.
– Я бы так и продолжал там, но… У Баско имелся брат, законченный маньяк, и я не знаю, чего ему вдруг вставило, но он взял и вызвал меня на поединок, буквально как я прошел рядом ему не понравилось. Он не просто на меня с ножом кинулся, не во сне прирезал без лишних проблем, он меня прилюдно вызвал по всем нашим правилам, мол, ты бывший Неподконтрольный, давай тогда поиграем в ваши игры. Развлечение, бля… Я принял. Он хотел убить меня на глазах Баско, выпендриться перед братом, а не вышло – убил его я.
Ногейра сел напротив Дэрека. Смотрел на сцепленные пальцы, говорил глухо, с трудом поднимал в памяти самое тяжелое время своей жизни.
– Когда он упал и умер, Баско приказал меня схватить. Мне тогда локоть вывернули, почки нахрен отбили, а измордовали… Осколок ребра был в легком, Тревис удивился, как я с этим дышал вообще. Баско хотел меня сразу пришить за брата, но чего-то задержался. Я от боли в тот момент ослеп натурально и не видел кто именно, но шепнули ему, что не годится плевать на Закон улиц. Вроде не для них он писан, но вдруг Underworld узнает, типа, нахрена с теми отморозками проблемы? Ха, как будто за меня хоть кто-нибудь вступился бы! Но они не знали и струхнули. Правда-то на моей стороне была, тот псих меня сам вызвал, и дрались мы честно, может, Баско и сам это видел… Он вывернулся. Вроде, хотите Закон, будет вам Закон. И объявил на меня Хант, прикинь… вот так. А для верности еще и отметил. Ну, ты видел.
– Видел, – хрипло согласился Дэрек.
– И вот. Я ушел из их района как мог дальше, забрался в чёртову глушь, зарылся в такое дерьмо… А они продолжали развлекаться. Хант – что может быть веселее? Я убегал, они находили, как будто по запаху выслеживали, псы! В натуре охотились… А мне с такой рожей ну просто никуда, ни в автобус, ни на поезд, ни смыться, ни выйти к людям, ничего.
– А чего домой не пошел? На Канал, в смысле?
– Ты меня еще спроси, чего я оттуда ушел… Длинная история, и поганая, не хочу говорить, пойми. Тебя там не было, ты не видел, как у нас всё стало. И крови за мной много слишком тянулось, нашей крови, которую не прощают, которую я сам себе до смерти не прощу… Бля, в общем, слушай дальше. Я по трущобам шастал, с бродягами, а я сам-то кто? Тот же бродяга, только еще и под Хантом. Дичь для этих. Я спать перестал вообще, мутило меня жутко, везде их рожи видел, на потолке даже, глюки пошли, так я боялся. Однажды подстрелили меня. Повезло мне в тот день, правда, сказочно, потому что уже нагнали, а я в коллектор канализационный закатился, и они за мной туда не полезли. Постреляли наугад, а я в дерьмо с головой нырнул, нахлебался на всю жизнь, но – ушел… Отмылся вроде, но рана та чёртова заживать отказалась наотрез, зараза пошла, видать, какая-то. Вот… начал я гнить, и совсем уж хреново стало, думаю, раньше-то я в сравнении чудесно справлялся!
Ногейра внезапно поднял голову, встретил взгляд Дэрека.
– Помнишь, ты смеялся, что я крыс жрал? Дэрек… я их действительно жрал. И даже иногда сырыми.
Тот сразу отвел глаза, закусил губу, передернулся, но не от отвращения.
Ногейра поднялся.
– Я хочу им смерти. И за крыс, и за дерьмо, и за всё остальное, я хочу, чтоб они сдохли все, и Баско первый. Но один я не справлюсь. Дэрек… помоги мне.
Тот замер.
– Я?
– Да, ты. Помоги. Пожалуйста.
Дэрек ответил почти сразу. Затянулся последний раз, отбросил сигарету и встал. Сосредоточенно нахмурился, спросил по-деловому:
– А их сколько?
Ногейра почему-то запнулся, словно ожидал гораздо более длинного разговора на менее конкретные темы.
– Их? А, это… двадцать примерно, было тогда.
– Ха, ерунда. Пару-тройку парней я возьму, и мы их накроем.
– Впятером? На два десятка? Дэрек, они…
Тот снисходительно перебил:
– Это тебе, слабаку, они чудовищами кажутся, а нам… Там и пятерых-то много, если у каждого хороший автомат с подствольником.
На когда-то изуродованном лице Ногейры проявилась особая улыбка.
– Дэрек, а… огнемет у вас есть?
Парень уважительно хмыкнул:
– Ух ты, даже так… тогда для тебя, Ногейра, точно найдется.
Дэрек не стал откладывать дело в долгий ящик. Сгреб куртку, комком валявшуюся на столе, полез по карманам, выудил коммер, что-то набрал и произнес несколько полузнакомых имен. Потом кивнул Ногейре:
– Пошли, чего тянуть. Днем лучше, они спать должны, а логово ты покажешь. Не тормози.
Латино недоверчиво сощурился, не двигаясь с места, пристально посмотрел Дэреку в глаза.
– Ты… и правда поможешь?
Тот скривился, но ответил тихо и серьёзно:
– Само собой. Я же тебя знаю. - Потом спохватился и вернулся к прежнему тону: – А ксеноновую фару за полкуска ты купишь и принесешь в упаковке. Я б тебя еще и монтировать заставил, но, боюсь, у тебя руки кривые.

***

Вечером они возвращались. Домой.
Почему-то Ногейра сразу с легкостью смог подумать об этом месте, как о доме.
Первая машина из двух ушла вперед: ребята торопились на какую-то вечеринку у друзей в городе. А Дэреку с Ногейрой торопиться было некуда.
Низкое закатное солнце било в глаза. Дэрек за рулем сначала жмурился, потом с чертыханием включил поляризацию лобового стекла, и оно вмиг потемнело сверху. Из стереосистемы тукал ненавязчивый ритм, пальцы Дэрека повторяли его на руле. Смотрел он вперед, на дорогу, Ногейру это ничуть не тяготило.
Парень южных кровей любил солнце, оно его не раздражало, поэтому он неосознанно сполз вниз по сиденью, подставил лицо теплому свету, а в мыслях был не здесь.
Он вспоминал.
Он вновь видел Баско. Сначала поверх плеча Дэрека, который первым вошел в убежище их кодлы, вышибив ногой дверь. Они даже не удосужились сменить берлогу. Хотя зачем, разве они ждали угрозы от жалкого, отмеченного ими, загнанного никчемного типа? В первый момент на лице вожака проступило изумление – что за чёрт, что здесь делают эти четверо, незнакомые, мрачные, вооруженные чем-то очень неприятным? Порыв Баско приказать своим смять чужаков завял под их прицелами. Осталось настороженное непонимание и нотка заискивания – ребята, вы чего? Вам кого? Мы с вами никак не пересекались, ошибаетесь, мы не те, с кем у вас счёты… А те стояли, молчали. И из-за их спин вышел Ногейра.
Миг узнавания и понимание – вот в чем дело. Тут же пораженное смятение – при чем здесь этот? У него же не может быть таких знакомых! Как он мог привести этих …карателей, откуда он их взял?!
А потом глаза Баско медленно начинают заполняться ужасом.
Он неожиданно осознал – шрамов-отметин на лице Ногейры больше нет. Вот этого вожак не может понять совершенно.
Никто не ждет. Времени у Баско и его людей уже не осталось. Пришедшие мстить начинают действовать.
За ту долю секунды, что нужна освобожденному из ствола пламени, чтобы пожрать расстояние между Ногейрой и его кровником, латино успел увидеть в расширенных зрачках Баско обреченность и торжествующую улыбку своего отражения.
А вокруг свистел смертоносный ветер из пуль и горячего воздуха. И это было приятно…

Из воспоминаний Ногейру вытолкнуло смутное ощущение, что кто-то чего-то сказал. Он дернулся, глянул на Дэрека и обнаружил, что тот действительно ждет ответа.
– А? Что?
– Что-что… Глухой ко всему прочему.
В зубах у Дэрека незажженная сигарета, в пальцах – зажигалка.
– Я говорю, пахнет чем?
– Пахнет? Не, не знаю, – растерянно поморгал Ногейра.
– Не знаешь… – Дэрек с озадаченным и тревожным видом морщился, втягивая ноздрями воздух. – Не знаешь… А ведь воняет какой-то химией, и давно уже, всю дорогу…
Видимо, он уверился, что Ногейра и есть источник проблемы, потому что отвлекся от дороги и дернул его, развернул к себе, бесцеремонно шаря глазами по одежде.
На куртке расползались несколько темных маслянистых пятен.
– Это что? – почему-то севшим голосом выдавил Дэрек.
Ногейра недоуменно вытаращился на эти пятна.
– Н-не в курсе… А что?
Дэрек мазнул пальцем по испачканной ткани, поднес к носу, вдохнул – и ударил по тормозам так, что Ногейра чуть не улетел головой в лобовое стекло.
– Ты… Смит, охренел совсем, да?
Он попробовал возмутиться, но проглотил продолжение при виде действительно охреневшего и …бледного Дэрека.
Когда машину перестало крутить по дороге и она успокоилась на обочине, тот сунул измазанный палец Ногейре под нос, сипло произнес:
– Это огнесмесь, д-да? Из огнемета?
Латино осторожно пожал плечами.
– Ну, наверно… хрен его знает. Может, попало чуть-чуть, и чего такого?
Дэрек молча моргнул. И еще раз.
Продемонстрировав Ногейре зажигалку, со сложной интонацией осведомился:
– А если б я закурил?!
И разразился талантливо-разнообразной матерной тирадой минуты на три, не повторившись ни разу. В конце под восхищенным взглядом испуганного Ногейры он шваркнул зажигалку об приборную панель, обозвал латино, помимо всего прочего, «дремучим бабуином» и буквально ногами выпихал его из машины.
Получивший ускорение парень потерянно затормозил посреди пустой дороги. К тому моменту они уже почти доехали до дома, оставалось от силы полмили, и джип стоял у ограды того самого частного парка, принадлежавшего небедным жителям странной улицы.
Дэрек вылетел следом и заорал:
– Кретин! Псих! Огнесмесь! Как это – чего такого? Ты б в ней еще искупался!.. Хочешь как этот твой как-его-там, возгореться и поджариться?! Fuck, да сколько влезет, но не в моем обществе и не в моей машине! Снимай быстро!
Ногейра моментально подчинился, содрал с себя злосчастную куртку, отставил подальше на вытянутой руке.
– Брось нахрен!
Бросил. Жалко… дорогая, вообще единственная, отмыть надо бы, да Смиту разве докажешь.
Дэрек пригляделся к майке, застонал:
– Да ты пропитан насквозь, дубьё! Это тоже снимай.
Кожа сразу же покрылась мурашками, мартовский вечер - не летний полдень. На смуглом тощем животе парня темнело липкое вонючее пятно. Он и сам уже запаниковал, попробовал оттереть скомканной майкой, но только размазал еще больше и застыл с глупым видом.
Дэрек взвыл. Закопался в багажник, распрямился с бутылочкой какой-то бурой жидкости и пинками в спину погнал Ногейру вглубь заросшего парка, похожего, скорее, на лес. Калитка в сплошной кованой ограде, мгновением раньше распахнувшаяся перед ними от прикосновения Дэрека к незаметному сенсору, теперь мягко защелкнулась позади.
– Ты к-куда меня т-тащишь, эй?
Возмущение в исполнении грязного, дрожащего, перепуганного парня смотрелось как-то не убедительно. В следующее мгновение он чуть не полетел с невысокого откоса прямо в небольшой чистый пруд, окруженный сухим камышом.
– Мойся, урод безмозглый! – рявкнул Дэрек.
Ногейра, уже не рискуя возражать, съехал к воде сам, получив вдогонку по затылку бутылкой растворителя.

Минут через десять, мокрый и посиневший – вода в марте некомфортной температуры – парень вылез наверх, стараясь больше не пачкаться, и огляделся.
Дэрек сидел неподалеку, на поваленном стволе старого дерева, задумчиво разглядывал удлиняющиеся тени на ковре слежавшихся прошлогодних листьев под ногами. Ногейра медленно подошел, чуть замялся, но сел рядом, и некоторое время они молчали уже вместе.
Наконец, латино шмыгнул носом, примирительно буркнул:
– Теперь кури. Можно.
Дэрек и правда только сейчас, будто ему не хватало разрешения, достал пачку сигарет и еще одну зажигалку. Ногейра завистливо втянул дым недешевого табака, неожиданно для себя попросил:
– Слушай, дай и мне, а? Я сто лет не курил…
Тот покосился, но пачку кинул. Огонек чуть не погас в пальцах Ногейры, сигарета в бескровных губах тоже тряслась.
– Ты чего, – хмуро поинтересовался Дэрек, – от нервов, что ли?
– Я? Нет. Х-холодно п-просто.
– Холодно?
– Ну, д-да.
Зеленоглазый вздохнул, кинул под ноги окурок, раздавил его подошвой и – стянул с себя куртку.
Бросил остолбеневшему Ногейре, скомандовал:
– Одевайся. Только с больничной койки, не хватало опять улечься.
– Дэрек!..
– Я сказал, надевай! – прикрикнул он. – Ох и надоел ты мне.
– А ты? – смущенно выдавил Ногейра, глупо повторил: – Холодно же…
Дэрек скривился:
– Ой, какая забота о моем здоровье, ну кто бы мог подумать.
Ногейра молча надел куртку, еще хранившую тепло чужого тела. Она была ему, исхудавшему, великовата, и парень запахнулся поплотнее, низко опустил голову.
– А ведь тебе кликуху менять придется, – отстраненно заговорил Дэрек, по-прежнему глядя вниз. – Ты уже нихрена не меченый, я заметил. С тебя не только новьё сошло, старый шрам тоже. Еще тосковать будешь по своей визитной карточке…
Ногейра не ответил. Дэрек подобрал корявую сухую веточку, повертел в пальцах.
– Кроме всего прочего, прими к сведению – ты больше не нарк. Успел заметить, что физически не тянет? Очистку тебе делали не только для красоты, дрянь всю из организма тоже вышибли. Если начнешь снова – здесь не задержишься, понял?
Тот кивнул. А что, если пришлось поверить, что жуть на лице можно снять, то почему бы не поверить в очередную серию фантастики про многолетнюю задолбавшую до предела зависимость… Убрали. Почистили. Испачкаешься опять, значит, недостоин. И свободен на все четыре стороны.
Дэрек кинул на него короткий взгляд:
– Тебя Шон точно принял? – потом оборвал сам себя. – А, чего я спрашиваю… Такая штучка у тебя есть?
Он быстрым движением протянул руку и достал из нагрудного кармана собственной куртки на Ногейре серебристую пластиковую кредитку.
Тот помотал головой.
– Нет… А должна быть?
– Забыли. Обделили, – поморщился Дэрек, засунув карточку обратно. – Всем сразу дают, неужели твои не рассказали? Ладно, эта пусть твоя будет.
Ногейра удивленно вскинул глаза:
– Моя? А как же ты?
– Ты видел на ней моё имя? Они стандартные, какая нафиг разница. Я себе еще раздобуду, не волнуйся, я тут вроде как не из последних. Поздравляю, проблем с деньгами у тебя теперь просто нет. Любой банкомат, любая банковская и кассовая система. Нас вроде немножко покупают, чтоб мы сами про деньги не заморачивались, а больше о деле думали. Это безлимитное бесконтрольное снятие средств с правительственных резервов, про которые простым смертным не только знать не положено, а даже сны видеть. Но не наглей, не привлекай к себе лишнего внимания, не то чтобы это было опасно – нет, просто некультурно хапать, захлебываясь, и жрать в три горла. Некоторые особо одаренные экземпляры попервой умудрялись по нескольку миллионов в день наличкой утягивать, в подвале складировали и валялись на деньгах, ногами ворошили, закапывались… гасили старые комплексы. Это перегиб, такого смотри не учуди.
Ногейра шепотом повторил:
– Миллионов? Наличкой? И – получалось?
– Разумеется… – равнодушно ответил Дэрек, – куда ж они денутся, эти финансисты. Наш «департамент» покруче будет, и сотрудников своих из особых подразделений голодом не морит. Правда, хрен бы мы все к этому источнику подключились, если б не Шон… Но ты, говорю, не борзей с непривычки, всё успеешь. - Дэрек махнул рукой, словно спохватившись. – Ай, и чего это я с советами лезу, сам разберешься. И другие советчики найдутся, ваше наглющее Канальское отребье, которого у нас из-за Шона теперь навалом…
– Не только.
– Чего?
– Не только из-за Шона. Меня-то привел ты.
Ногейра сумел впервые за весь разговор пристально посмотреть Дэреку в глаза, и тот долгие секунды выдерживал этот дерзкий и просящий, вызывающий и виноватый, отчаянный взгляд, пока латино не сдался и не спрятал лицо в ладонях.
– Смит, прости… Сам не знаю, зачем я так… Дэрек, пожалуйста!
Тот отвернулся, небрежно, беззлобно кинул:
– Да заткнись ты.
– Нет… Я такой идиот, я такого наплел тогда, в больнице, я не хотел, я половины не думал, что сказал…
– Это ты про идею перерезать мне горло? Да-а, тут ты слегка погорячился. А вот насчет остального, как там: «никаких долгов, я тебя не просил вытаскивать меня из дерьма, мне там очень нравилось, а если и нет – то кто угодно, но не ты…» – Дэрек усмехнулся. – Это я хорошо знаю. Сам такие речи произносил, чуть не слово в слово. Вентуре вашему, как сейчас помню.
– …Вентуре? …Рамиресу?
– Ага.
– Ты был ему должен?! – Ногейра в шоке уставился на Дэрека. – Что он сделал?
Тот спокойно пожал плечами.
– Он? Вытащил меня из первоклассного дерьма.
– Когда?
– Давно. Но правда. Меня в Полосе копы прижали, и там бы я и остался, да этот ублюдок длинноволосый взял и раскатал их в лепешку трейлером. Не случайно. Во-о-от… Он меня не связал тогда, хотя видит дьявол, было за что, чистый долг. И я его не связал за его младшего, за которым мы по всему Старому Комплексу ползали в грязи по уши… Я мог, но не стал, понимаешь, ни к чему это, все эти формулы, это пустые слова. Раз уж сделано что-то – если у парня внутри не гниль последняя, то он и так не забудет никогда. А если гниль – то для такого никто и пластаться не станет. Не словами мы друг друга связывали, кое-чем покрепче, настолько крепким, что до сих пор всё в силе… И Шон Вентуру официально связал только раз, в самом начале, хоть по-хорошему тот ему обязан жизнью и всем остальным раз триста, не меньше. Круче, чем Рамирес, Шону должен только я… Но мы долгов не считаем, Ногейра, больно сложная арифметика выйдет, при нашей-то жизни. Просто… как-то само так получается, не знаю…
Дэрек перевел дух, поворошил носком ботинка прелую листву.
– Я вот думал, и на какого хрена ты мне, спрашивается, сдался? Чего я в тебя вцепился? Чего в больницу тащил, чего кровников твоих жарил, чего сижу тут и разговариваю – с тобой, Канальский…
У Ногейры сердце пропустило удар. Он что, возьмет и ответит сейчас на все эти вопросы, которые его самого уже с ума свели?
– И почему?..
– Ничего личного. – Дэрек на миг замялся, видимо, решив быть до конца честным. – Ну, почти ничего. …Короче, если б в тот раз мне под колеса Хименес там кинулся или Варга, я б то же самое сделал. Тебя я помню с тех времен, и неплохо помню, но не в этом дело, пойми… Просто однажды, очень давно, меня на финишной прямой в ад тоже поймал за шиворот один человек. Нипочему, просто так. Он меня не знал, я его не знал… Взял и сделал он так, что я выжил, потом долг с меня за это потребовал. Я тоже извелся – почему, хрена ли ему с меня брать, с выродка бездомного, который не умеет ну вот просто ни-че-го? Потом только сообразил, что он меня связал исключительно для того, чтобы я не ушел и не подох всё-таки за ближайшим углом. Он меня к себе привязал. Сперва тем долгом, а чуть я парня того поближе узнал, так поверь – ушел бы я от него только под землю мёртвый. Или если б он сам меня прогнал, а это абсолютно то же самое. Кто он такой, тебе назвать?
– Не надо… догадываюсь. Знаю.
– Потом он эту схему провернул и на Рамиресе, да чёрт с ним, не о нем сейчас. Раз уж я начал о себе, так слушай. Тот парень мне не только жизнь спас, он не только мне с ума сойти не дал, он для меня такие вещи делал – никакой фантазии не хватит. На тебе благодаря ему шрамы стерлись, а я этими шрамами был бы покрыт в пятнадцать слоев без единого прогала. Не считая того, что половина из тех …неприятностей были просто смертельными. Всерьёз. Знаешь, я тоже его не понимал, до крика, до кулаков, до слёз. Я спрашивал: «почему?» и его, и себя. Он объяснял, и не твое дело, что он мне про меня говорил, но я всегда как-то чувствовал, что есть что-то еще, что он, может быть, сам не совсем понимает… И только недавно я, наконец, похоже, разобрался.
Дэрек сжал сухую веточку в кулаке так, что пальцы побелели.
– До меня дошел смысл, Ногейра, когда я сам начал делать то же самое. И я тебе объяснить не смогу, я никогда не был силен в растолковывании… просто однажды ты встретишь кого-нибудь, кто тонет в дерьме у тебя на глазах, знакомый или нет – неважно, а сам ты будешь стоять на твердом и в чистом, и тебя что-то толкнет, и ты отвернуться не сумеешь. Ты вспомнишь себя, ты вспомнишь это дерьмо на вкус – бля, Меченый, ты думаешь, я не ел крыс?!
Ногейра дернулся, а Дэрек резко провел рукой по лицу, вздохнул, сгорбился и продолжил гораздо тише:
– Ты извинялся… придурок, это ты меня прости. Такой уж у меня язык сволочной, ничего не поделаешь, сколько я себя за это казнил всю жизнь. Вроде хочешь сказать что-то нормальное, хорошее даже, а выходит само собой обидное, я вижу, как людям со мной тяжело, и мне самому от этого не передать как хреново… Кто согласился меня по жизни рядом терпеть – тем я так благодарен, что аж внутри больно, это Шону и Мэри-Ли. Они об этом знают… И виноват я перед тобой, потому что можно было по-другому всё сделать, проще, легче, лучше.
Дэрек улыбнулся.
– Но ничего, я научусь. Я уже поймал этот кайф, я знаю это чувство, когда уводишь добычу у смерти из-под носа, а ее злоба лежит потом на этой бывшей добыче тенью, пока назад не уползет, не отпустит, а это не сразу… Не ты мне горло перерезать хотел, парень, это она тобой говорила.
– Прости…
– Я ж сказал, ничего личного, Ногейра. Если тот человек, на которого я всю жизнь молился и до смерти мне других богов не надо, если он с меня ничего не требует, то это вовсе не значит, что я не должен. Может, всё настолько сложнее, что и не ему совсем… Он, когда незнакомого мелкого паршивца неблагодарного вытаскивал, он тоже не о нем думал, говорю ж, он меня не знал тогда, да и знал бы – не стоил я этого. Он в тот момент какие-то свои долги гасил, а перед кем – у меня сформулировать мозгов не хватит. Вот и я теперь… свои необъявленные долги через тебя кому-то возвращаю, понимаешь? Ничего, парень, скоро поймешь. Ты-то уже во всё это втянут, мысли у тебя в башке правильные крутятся, и к выводам ты придешь тем же самым. Ты тоже станешь платить за то, что получил, но не мне лично: не обижайся, лузер необразованный, мне от тебя ничего не надо. Кого-нибудь другого увидишь – и вспомнишь, что я мимо тебя не прошел. Знаешь, эта зараза такая липучая, что со временем ты и сам разучишься проходить мимо…

Зачарованный Ногейра вздрогнул, будто очнувшись от транса, потому что Дэрек резко встал. Как ни в чем не бывало, заявил:
– Ладно, хватит болтать, нас дома потеряли. Поднимайся, поехали, тебе еще жилье подбирать, а уже скоро темнеть будет. В восьмой дом пойдешь?
Такие резкие переходы к приземленным делам Ногейре давались плохо. С абсолютно отсутствующим видом он моргнул пару раз и услышал собственный голос:
– Не-а, не пойду… Там подстанция рядом, половину каналов наводками глушит… Дополнительный экран… нету его, короче. Если тридцать третий занят, то лучше двадцать девятый.
Дэрек потрясенно вытаращился на него и не своим голосом, с определенной ноткой ужаса выдавил:
– Ты, бля, откуда это всё з-знаешь?!
Спохватившийся Ногейра обматерил про себя обнаглевшее подсознание.
– Да я это… ничего! Забудь, я… пойду куда угодно, хоть в восьмой, хоть на саму подстанцию, хоть в гараж, какие мне нахрен каналы…
– В мой гараж?!
– Да причем здесь твой…
– А в какой еще гараж ты вознамерился залезть?
– Дэрек, отстань… – взмолился Ногейра. – Поверь, мне всё равно, где спать, где я только не спал. У меня башка кругом, ты меня не спрашивай, а скомандуй чего-нибудь уже, а я сделаю, и всё…
– Золотые слова! – довольно усмехнулся Дэрек. – Классный из тебя, оказывается, подчиненный, Ногейра, или я зря обольщаюсь? Это ты такой покладистый, пока тряханутый, а потом возбухнешь?
– Дэрек…
– Хорошо-хорошо, отстану. Вот только не надейся, что ксеноновую фару я тебе просто так прощу! Взамен подло раскоканной ты мне новую купишь, не далее, чем завтра ранним утром, и не вздумай смухлевать и взять подешевле, я помню модель.
– Я… но… у меня денег пока нету, я ж еще не…
– Дебил! У тебя «бездонная» кредитка! А ставить фару будет Ник Вебстер, он обязан поплатиться за сегодняшнее. А уговаривать его это делать будешь ты.
– Я его не знаю!
– А ты думаешь, к тебе специального человека приставят, ходить по домам и тебя со всеми знакомить? Не тушуйся, не пытайся мне лепить, что ты зашибись какой стеснительный. На двадцать девятый замахнуться наглости хватило, а там трехуровневый подвал, дизайн хай-тэк, вертолетная площадка, и вообще там система смарт-хаус последнего поколения, он почти живой! Его в свое время Четтеру не отдали, если хочешь знать правду – я его, мать твою, для себя строил! Только вот женился и ушел в другой, попроще, для детей побезопаснее… Так что, короче, меня не колышет как, но к полудню фара должна быть на месте, если нет – меня не будут колыхать отговорки, я вам с Вебстером обоим головы пооткусываю и скажу, что так и было. Доступно изложено?
Ногейра в ответ очумело покивал.

На въезде на Private-street машина чуть затормозила. На этот раз они пересекли границу частных владений не там, где утром с Найджелом, не со стороны города, но сенсорное поле так же кинуло мгновенный зеленый отсвет на их лица. Дэрек передернулся:
– Терпеть я не могу этот купол. Каждый раз мурашки по коже.
Купол?.. Ничего себе. Как интересно стало жить.
А всего лишь полмесяца назад Ногейра в пятый раз заматывал себе щеку леской и радовался найденному в мусорном баке свитеру. А тут купол. И «бездонные» кредитки. И огнеметы. И детские игрушки во дворе дома Дэрека Смита. И лекарства от всего на свете. И Дэлмор, который предлагает называть его по имени. И жаркое по-итальянски…
Ногейра искренне не понял, что это такое странное с ним происходит. Резкая боль полоснула по глазам так, что пришлось зажмуриться, воздух ощетинился в легких острыми иглами, через сжавшееся горло рвался наружу какой-то жуткий хрип. Он скорчился на сиденье, подтянул ноги, буквально зажав голову между коленей, обхватил себя за плечи, неживым движением привалился к двери вильнувшего к обочине джипа…
Мелькнула мысль – что за хрень, как обидно будет пройти сквозь всё и сдохнуть именно сейчас.
– …Ничего. Пару раз в жизни – можно. Сегодня, похоже, у тебя как раз тот случай, парень…
Ногейра, превратившийся в сведенный напряжением комок, в накаленную точку невыносимости, не мог ни двигаться, ни дышать, а чья-то теплая сильная рука оторвала его от ледяного стекла, кто-то хмыкнул, вздохнул и притянул его к себе, обнял, чья-то ладонь взъерошила ему волосы, чей-то слегка смущенный голос тихо произнес над ухом:
– А ведь ты меня возненавидишь нахрен за то, что я это видел… И почему это, интересно, меня волнует? Ай, бля, к чёрту всё, не стесняйся, твою мать, я клянусь, что никому не скажу.
Содрогаясь в мучительных сухих спазмах, Ногейра слепо нашарил эту чужую ладонь, которая с неумелой готовностью подалась ему навстречу, зажал ее намертво в своей, переплетя пальцы, и спрятал то, что получилось, у себя на груди, в складках чужой куртки, там, где было горячо, больно и – как-то еще, непонятно, но ярко, мучительно и хорошо.

Потом, спустя столетия, появилась бутылка со скрученной уже пробкой, к которой Ногейра прильнул так, будто в ней была вода. Куда она делась впоследствии - неясно, он просто разжал руку, и бутылка исчезла в никуда так же, как взялась из ниоткуда. Мир вокруг был далек, размыт, но дружественно настроен.
– Эй, ты любишь эту песню?
Какую песню… Что, есть музыка? Звуки прояснились, пришли из-за туманной завесы. Да, музыка…
– Это чего-то по-вашему. Вот я такое вообще не слушаю, но конкретно эту помню. У Одноухого день рождения был, и вы оккупировали «У Дэна» весь зал, захватили ди-джейский пульт, врубили эту херню… И ты танцевал с какой-то девкой – э, не с какой-то, а с Шанталь Анхель! - под эту песню прямо на столе. Помнишь? Ногейра?
Мир, кроме звуков, обогатился и образами, потому что глаза сумели открыться.
– Помню.
– Серьёзно? Ты был просто в осколки.
– Я помню… – он шмыгнул носом и улыбнулся. – Ты обматерил нас и ушел из бара, Хименесу было двадцать один, Шон выпил с нами за его здоровье, и это была не Шанталь, а Эмбер.
– Бля! Вот вечно я их путаю! И спал вроде с обеими, а всё равно…
– Ты спал с обеими Анхелес?! Уверен?
– Ага. Точно. Они в процессе поменялись, поэтому уверен.
– Твою мать, Дэрек, ты успел больше меня… Проклятый наглый Хостовский.
Тот пару секунд поколебался, стоит ли ему задрать нос или разозлиться, и выбрал компромиссный вариант: расхохотался. И Ногейра тоже, это почему-то получилось так легко…
Успокоившись, Дэрек повернулся к латино, уже не такому бледному, прищурился и весело сказал:
– Нет, я тут вспомнил, кое-что личное всё-таки есть. Ты лет… э-э-э, порядочно назад задолжал мне одну вещь, у меня всё руки не доходили стребовать. Вот теперь ты не отвертишься, Канальский.
Ногейра непроизвольно насторожился. Дэрек кровожадно потер руки:
– Ты заплатишь мне немедленно.
– Э…
Машина стояла у обочины в начале улицы, вернее, в конце, потому что у домов были большие номера. Дэрек резко газанул, не менее резко затормозил метров через двести, вылетел из машины и бесцеремонно вытянул ничего не понимающего Ногейру наружу. Уверенно свернул в проулок между двумя домами, таща парня за собой, пнул незапертую калитку, ведущую в чей-то задний двор, и торжествующе показал на залитую идеально ровным прорезиненным покрытием просторную площадку.
Зеленые глаза азартно блеснули закатным солнцем.
– Ты должен мне матч-реванш, Ногейра.
И тот разглядел на той площадке баскебольные кольца, а в центре лежало нечто круглое и оранжевое…

***


Они играли.
Сначала вдвоем.
Мячом завладел Дэрек, пока Ногейра озирался и пытался подстроить мозги под происходящее. В этом непродуктивном состоянии латино пропустил первый точный удар по кольцу, но когда Дэрек обидно фыркнул и сострил на тему «я так и знал», Ногейра сумел собраться и вполне достойно ответил. Шоковые приступы, которым парень за сегодня счёт потерял, наслаивались друг на друга, единственным способом сохранить рассудок, или то, что от него осталось, было плюнуть и не переживать долго над очередным. Сыграть со Смитом в баскет после безобразной истерики в его присутствии – что может быть проще…
Площадка оказалась великоватой для двоих, бегать из конца в конец приходилось много, а играть в одно кольцо они принципиально не хотели. Дэрек первым применил грязный прием в виде коварной подсечки, но готовый ко всему Ногейра красиво перелетел через преграду, не дав себя срубить, и сразу же отомстил, заехав давнему своему противнику локтем по зубам. Тот было разорался, но Ногейра в дискуссию предпочел не вступать и увеличил разрыв в счёте в свою пользу. Дэрек спохватился и кинулся наверстывать…
Минут через десять, привлеченные стуком мяча и азартными воплями, из дома выглянули хозяева площадки: оба в домашнем, полуголый парень и девушка в завязанной узлом на животе мужской рубашке.
Ногейра моргнул в замешательстве. На миг ему показалось, что это резко скинувший лет десять юный Рамирес, но потом дошло – перед ним просто повзрослевший знакомый мальчишка.
– Эрнандо?..
Тот улыбнулся, приветливо махнул рукой:
– О, здорово, я про тебя слышал. Добро пожаловать, Кортес.
Дэрек нахмурился:
– Кто-кто?
Ногейра отвел глаза, пробормотал:
– Бля, не Нуньес же я, в конце концов.
За плечом парня стояла симпатичная девушка с распущенными светлыми волосами и точеной фигуркой. Белая, не латинка… Тем удивительнее для Ногейры оказалось зрелище их привычного нежного полуобъятия и легкого поцелуя.
Дэрека же это, напротив, ничуть не тронуло, он пару раз стукнул мячом об землю и абсолютно утвердительно пояснил:
– Мы тут того… развлекаемся. Вы же не против.
Эрнандо пожал плечами, видимо, действительно не собираясь возражать, но вперед выскользнула его девушка – жена, вспомнил Ногейра, «наши молодожены»… Подтянула легкие брючки, вмиг закрепила волосы наверху, от чего те встопорщились смешным хвостиком, и заявила:
– Нет, Дэрек, мы не против, но при условии, что мы с Эром в деле.
Парни переглянулись, но деятельная Джей уже стащила мужа с крыльца. У самой площадки Эрнандо отцепился, пробормотал что-то вроде «ладно-ладно» и шагнул было к Ногейре, но… вдруг хитро покосился на него, ухмыльнулся и встал на половину поля рядом с Дэреком.
Ногейра удивленно нахмурился. Для него было настолько очевидно, что латино будет с латино, а белая – с белым…
Эрнандо мстительно прищурился:
– Ха, ты не помнишь, как ты меня в детстве гонял? Не помнишь? А я вот помню. И вообще… – он подчеркнуто подобострастно, с уважением на грани издевки кивнул на Дэрека: – Он мой босс, знаешь ли, тут без вариантов!
Тот с важным видом принял усиление состава, свысока глянул на растерянного Ногейру, а нимало не смущенная Джей легким шагом приблизилась к незнакомому парню и подмигнула:
– Привет, …Ногейра, да? Ты не думай, ты меня еще в игре не видел. Еще неизвестно, кому повезло.

Девушка играла великолепно. Они с Ногейрой моментально скоординировались и на пару выделывали такие трюки, что чисто мужская команда только зубами скрипела. Джей отдавала точные, рассчитанные пасы, быстрой тенью скользила между противниками, а когда Эрнандо зажал ее в углу площадки, она выпрямилась, медленно завела мяч за спину, прогнулась так, что на рубашке расстегнулись две и так далеко не верхние пуговицы, дождалась, пока парень зависнет понадежнее, уставившись в ее резко увеличившееся до самого узла над пупком декольте, и со смехом нырнула ему под руку, чтобы чётко и красиво положить мяч в их кольцо. Дэрек завопил:
– Так нечестно! Теперь я ее прикрываю, пусть она против меня так играет!
Эрнандо отчетливо выдал в сторону босса оттопыренный средний палец.
Потом появились соседи.
Моран и Рэддер Йорк из тридцать первого.
Они были слегка возмущены и принесли мяч, причем Моран до сих пор вытряхивал осколки окна из волос. Рэддер, не без усилий вернув себе дар речи, начал было какие-то выяснения и обсуждения, единодушным решением проигнорированные остальными. Мяч отобрали, объяснять и слушать не стали, продолжили играть.
Захваченные зрелищем парни не удовлетворились ролью болельщиков, нагло лезли на площадку, а Дэрек с Ногейрой, изначально желавшие лишь помериться силами один на один, возражали. Их мнение не учлось, потому что Моран выхватил у Эрнандо мяч и воинственно заявил:
– Эй вы, не будьте такими козлами! Вы уже играли тогда, а мы нет, прекратите жадничать, сволочи!
К ним неожиданно присоединились еще двое: привлеченный шумным весельем Суарес в компании того мрачноватого парнишки-драйвера Найджела. В результате действо удвоилось, каждая команда получила еще по паре игроков: Дэрек забрал себе давних подчиненных, Йорка и Морана, а Суарес даже не думал и потащил слегка сопротивлявшегося Найджела к Ногейре и Джей.
Юный бывший Хостовский явно стремался в компании двоих старших латинос и жены еще одного такого же, но скоро игра захватила и его, заставив забыть про всякие мелкие глупости. После очередного удачно разработанного на пару броска Найджел и Ногейра с искренними улыбками ударили по рукам.

Улучив момент, Рэддер подобрался к Ногейре.
– Эй, ну как прошел день?
Тот долго подбирал слово.
– …Разнообразно.
– Тут всегда так, – понимающе хмыкнул парень. – Рад видеть, что ты уже в обойме. Так когда новоселье-то? Куда приходить пить?
– Не знаю…
Рэддер получил пас, не глядя, кинул дальше.
– В смысле? Живешь ты теперь в каком доме?
Ногейра замялся, сообразив, что этот вопрос как-то забыл решиться, непроизвольно поискал глазами Дэрека, и тот нашелся неожиданно совсем близко. Явно слышав их разговор, Дэрек ответил Рэддеру сам:
– Он теперь живет в двадцать девятом.
Суарес с Мораном, боровшиеся за мяч в четырех метрах от них, этот самый мяч уронили. Рэддер сглотнул, просипел:
– …Чего?!
– Чего слышали, тугоухие. Он живет – в двадцать девятом, пока на восьмой не поставят еще один экран. Хотя, если честно, восьмому и пять экранов не помогут, его сносить надо и чего-нибудь другое на его месте устроить, парковку, например… А о вечеринке там даже и не мечтайте, поняли?
Дэрека утянул зашившийся в одиночестве Эрнандо, на которого наседали Найджел и Джей. Моран придвинулся, горячо зашептал:
– Ух, и повезло же тебе! Чего это с Дэреком, так расщедрился… Пригласить нас не забудь, Ногейра, в первых рядах!
– Но… он же сказал…
– Да плевать, дом уже не его, он тебе отдал, и мы все слышали! Подтвердим под присягой. Наконец-то поглядим, чего там внутри!
Суарес подпихнул приятеля локтем:
– Я – VIP-гость, ага?
– Да ну вас, – неловко улыбнулся Ногейра, – я этот двадцать девятый не знаю где вообще находится.
– Ой, не спутаешь, он один такой.
– Рядом с нашим прямо, через дом отсюда на этой же стороне…
– А ну, заткнулись! – врезался в компанию бесцеремонный Дэрек и всех распихал. – Развели тут дискуссию, играть надо!

Если считать отказ Эрнандо играть на стороне Ногейры в некотором роде подлым предательством, то Ногейра почувствовал себя полностью и даже с лихвой отомщенным в тот момент, когда Мэри-Ли Смит мило улыбнулась мужу и влилась именно в противоположную команду.
Невысокая аккуратная девушка с цепким взглядом – Ногейра вспомнил разговор с Эвой: «в полиции», «руководит отделом», а еще «по большой любви»… – помахала всем, обнялась с обрадованной Джей, перемигнулась с Суаресом и подала Ногейре неожиданно очень сильную ладонь:
– Привет, парень.
– …Привет.
Всё-таки крышу сносит, если тебе улыбается коп. Да еще это девушка, да еще жена Смита.
– Я так понимаю, ты и есть Кортес де Алариано, и это тебя надо похоронить?
– К-кортес де… – чего?! – трогательно охренел Дэрек.
Ногейре гораздо больше не понравилось последнее слово.
– Меня?..
– Ой, прости, не пугайся, – рассмеялась Мэри-Ли. – Это наш внутренний слэнг, имеется в виду – похоронить все дела, что на тебя заведены в полицейской системе, очистить досье. Всем так делаем, Шон позвонил, сказал, тебе тоже надо.
– А… – прокашлялся Ногейра, проклиная пересохшее горло и нервы, которые, как выяснилось, у него еще в наличии.
– Жена! – начал Дэрек воззвание к совести супруги, но она шагнула к нему, легко прервала заготовленную речь глубоким поцелуем.
– Милый, с тобой я с удовольствием встречусь один на один в дополнительное время, у тебя законный приоритет. А сейчас позволь мне сделать свободный выбор, хорошо?
– У меня не приоритет, – проворчал Дэрек, – у меня абсолютный эксклюзив.
– Конечно, именно это я и имела в виду. Просто слова перепутала, а ты у меня такой умный…
Смиты разошлись на разные стороны площадки. Мэри-Ли встала рядом с Джей.
– Ну что, покажем им класс, подруга?
– А то! – улыбнулась ей миссис Вентура-младший. – Ребята ваши с матерью?
– Нет, Эва взяла.
– Завтра ко мне приводи! Не перепутай.
– Приведу, Джессика. Когда вы своих-то заведете, скоро?
Девушка густо покраснела, и Ногейра счел необходимым вмешаться:
– Э-э-э, леди, раз уж… не пора ли…
– Есть, капитан! – чётко отреагировала Мэри-Ли. – А ну, вперед.
Ногейра подумал, что с девушками на этой сумасшедшей улице ему явно пока везет. Пусть даже они все и чьи-то жены.

На данном этапе игры в команде Ногейры наблюдался перевес пять к четырем, поэтому Дэрек ужасно обрадовался появлению Тайгера.
Его помнили судьей той самой первой, легендарной встречи, поэтому он был незамедлительно призван устранить несправедливость дисбаланса и запретить позорить фамилию Смит в компании не пойми с кем.
Но Тайгер решительно заявил, что наблюдать ему надоело – это раз, он твердо намерен участвовать – это два, и путь к решению проблемы дисбаланса он видит в добавлении самого себя к страдающей команде, и точка.
Дэрек: Эрнандо, Моран, Йорк, Тайгер.
Ногейра: Джей, Найджел, Суарес, Мэри-Ли.
– О, Фэктори приплюсовали, теперь все в сборе, – фыркнул Гарсия.
– Не говори, даже копы… – Ногейра чувствовал себя, как пьяный.
Его подмывало на беспричинный смех, хотелось подольше не просыпаться.

Через полчаса совсем стемнело. Девчонки зажгли парням прожектор и ушли в дом, вдвоем готовить ужин на всю ораву.
Резко обедневшая команда «латинос плюс Найджел» остановилась в растерянности, Рэддер заикнулся:
– А может, я к ним? Для равности.
Но за его спиной от края площадки кто-то сказал:
– Не стоит, не ослабляйте сыгранный состав. Мы на замену.
Ногейра предположил, что навсегда утратил способность удивляться после того, как обе вакансии в его команде легко и естественно заняли двое – Рой Картер и Шон Дэлмор.
Первый бросился пожимать руки всем и каждому, а Шон подошел к окаменевшему Ногейре.
– …Если ты, конечно, не против.
– Я? – В горле что-то несолидно пискнуло.
– Успокойся, Ногейра, я не такой уж чудовищный тип, как ты думаешь, – тихо произнес Дэлмор, улыбаясь. – Мы просто играем.
Потом бывший Первый в Underworld, а теперь хозяин этого безумного места, повысил голос и кивнул на площадку:
– Так какой мне брать фланг, капитан?
Ногейра неинформативно моргнул.
– Ну, левый так левый, – согласился Шон.
Подобрав мяч, он неторопливо двинулся к центру поля, где его поджидал, скрестив руки на груди, мрачный, как туча, Дэрек.
– Это как же называется, а? – осведомился тот сквозь зубы. – Сначала она, теперь ты… Чего творится?
– Ты и я в одной команде – неинтересно. Давай ты сразу признаешься, что просто боишься.
– Дэлмор!
– Ну так действуй, Смит. Я уверен, что только ты один тут под меня не прогнешься, а в этом и смысл.
– А-а-а, – воспрял Дэрек, – так бы сразу и сказал. А то – боишься…
– Эрнандо, ну-ка, вбрось нам.

Компания, на взгляд Ногейры, подобралась просто кошмарная.
Немыслимое сочетание: двое Канальских плюс разнокалиберная троица из Хоста: один вчерашний малолетка и парочка из Джойнта.
Против невероятного альянса двоих «Монстров», бывшего Второго с Фэктори, Смита и младшего брата Вентуры.
Большей дикости не бывало и быть не может…
Дэрек оказался не единственным достойным противником Шону, Моран и Рэддер тоже не струхнули и втроем неплохо слаженно отбивались. Тайгер с Эрнандо скромно помогали на вторых ролях, не рискуя лезть в пекло.
У Шона оказался отличный помощник в лице Суареса, который по характеру был явно посмелее Ногейры и не стеснялся взаимодействовать с Дэлмором, они вдвоем легко уравновешивали ударную тройку противников. Найджел увлеченно прыгал где-то на периферии, а Рой под шумок утащил Ногейру за рукав к краю площадки.
– Уф, не спортсмен я… Во-первых, здравствуй. Сразу во-вторых: ты почему не пришел на обед?
– Здравствуй… – тупо ответил тот, вроде бы и как надо, и в то же время явно невпопад.
– Переходи к смысловой части высказывания.
– А?
– Так. Меня, значит, из-за него зверски будят чуть свет, а он игнорирует?
– Как чуть свет? Обед же…
Рой прищурился, и Ногейра, одумавшись, жутко смутился.
– Прости, я… не смог, мы с Дэреком…
– Ага. Мы с Дэреком. Здорово звучит, – тоном заправского детектива протянул Рой. – Эва мне все уши прожужжала, какой ты классный, когда краснеешь, прямо фу.
Ногейра немедленно почувствовал, что становится неумолимо классным с головы до ног. Чёрт, не хватало сразу влезть в историю…
– Это вот из-за чего конкретно ты так цвет поменял, из-за Смита или из-за моей жены?
Рой вгляделся в остекленевшие глаза Ногейры и милостиво махнул рукой:
– Короче, забей. Слу-у-ушай, а ты на данный момент один?
Молчание.
– Ногейра, у тебя есть девушка? 
Молчание.
– Парень? Кто-нибудь? Что-нибудь?
Молчание.
– Ногейра, ты умеешь отвечать на вопросы?
Молчание.
– Бля… Давай объясню, может, проще будет. У Эвы есть подруга в городе, она полукровка, отец был с Кубы. Красивая, жуть… С личной жизнью у нее траблы какие-то, хотя девочка вменяемая, лично сам заценил. Не полностью заценил, понятное дело, но… короче, Эва безумно загорелась вас познакомить.
– Н-нас?
– О, прогресс, я снова слышу твой голос. Не нас с тобой, а вас. С ней. С ней тебя. Чёрт, я сейчас сам запутаюсь. И ради этой благой цели Эва уже позвала ее к нам на ужин завтра. Так вот, я пришел и говорю – если ты только допустишь мысль не появиться… я страшно отомщу. Я чего-нибудь навру про тебя Дэреку, только прикинь, что он с тобой сотворит!
– Рой… я…
Светловолосый заговорщицким жестом приобнял Ногейру.
– Не переживай ты, подумаешь, посидишь за столом с симпатичной девчонкой. Она говорить сама умеет, топ-менеджер зашибись крутой фирмы в центре, ты только слюни не пускай, и всё путем будет! Ты ей уже визуально понравился, они с Эвой час обсуждали разрез твоих неземных глаз.
– Ч-чего??! Откуда?..
– Ты неандерталец. Твое досье Шон кинул в нашу внутреннюю сеть, для Мэри-Ли, а все любопытствующие мигом осведомились. Они знают даже точный размер твоего…
– К-Картер!!!
– Заикаешься от природы или иногда проходит? Чего завелся, стыдиться тебе, по-моему, нечего, правда, дело вкуса, конечно… Кстати, если Каэтана тебе не приглянется, отпугнуть ее раз плюнуть – просто веди себя с ней, как сейчас со мной. Порази ее непринужденным юмором и бурным красноречием.
– Рой, подожди…
Неожиданно мячик прилетел Ногейре прямо в руки, и он озлобленно отшвырнул его, не глядя, через полплощадки прямо Суаресу в голову.
– Бля, ты… серьезно? Или издеваешься?
– Истинная правда. Хочешь, в доказательство скажу точную цифру? Ну, из досье?
Ногейра молча резко развернулся и быстро пошел к границе освещенного пространства у края игрового поля. Рой смущенно почесал нос, чертыхнулся и бегом сорвался за ним. Догнал, заступил дорогу, с большим трудом остановил тяжело дышавшего парня, забормотал:
– Стой-стой-стой, ты не слушай меня, дурею я чего-то совсем, последний стакан был лишний… Не обижайся, Ногейра, тут ко мне все привыкли, и если меня заносит, надо просто по лбу мне стукнуть, вот и всё. Хочешь – стукни сейчас! – искренне предложил Рой и подался вперед. – Давай!
– С ума сошел… – прошипел Ногейра, оглядываясь на парней на площадке.
– Да им пофиг! Не хочешь?
– Нет.
– Тогда извини меня просто так.
Рой обезоруживающе улыбнулся, глядя на латино снизу вверх, и тот вспомнил, у кого еще видел такую же солнечную улыбку.
– А ты с ней похож.
Рой прекрасно понял его без уточнений.
– Нам все говорят. Так всё нормально, да? – он поправил на Ногейре смятую в процессе задерживания одежду и вдруг замер: – А почему на тебе – дэрекова куртка?
Тот отвел взгляд.
– Рой… долго объяснять.
– Я чего-то сильно упускаю в происходящем, – пожаловался светловолосый в пространство. Спохватился: – Так ты приходи завтра. Клянусь, я прикушу язык, я тебе только помогать буду.
– Да вряд ли это меня спасет… – неожиданно признался Ногейра. – Честно говоря, я и не помню, когда с нормальной девушкой не то что… не то что разговаривал, а рядом сидел.
– Так вспоминать навык-то надо. Каэтана прикольная, заводная такая,  – Рой перешел на шепот. – Она, скажу я тебе, ого-го чего откалывала! Я накопал ее фотки на каком-то сайте – ей там лет шестнадцать, и это полновесный третий с половиной размер!
– Картер, ты маньяк, – усмехнулся Ногейра.
– И комплексами при этом не страдаю. Придешь?
– Рой, у меня завтра куча дел.
– А-а-а, опять «мы с Дэреком»? Он тебя в оборот взял и дыхнуть не дает? Я тебя отмажу…
– Нет, правда, я сам хочу. Я ему фару на джипе разбил, купить надо и Ника уговорить, чтоб поставил ее.
– Ты… разбил… Дэреку… фару? И жив?
– Ну, он ругался, но…
– У меня крепнут подозрения, что чего-то нового о мире я не знаю, – повторил Рой. – Тогда так. Завтра утром я за тобой заеду, и мы скатаемся в город за фарой. Ты, интересно, пешком отсюда выбираться хотел или как? Угнал бы у Смита недобитый любимый джип? Ладно, не отвечай мне. О-кей, потом вернемся, и я уломаю Ника поработать.
– Да? – обрадовался Ногейра, не представлявший, как подъехать к практически незнакомому Вебстеру.
– Я знаю, что он пьет! – провозгласил Рой таким тоном, словно это решало всё. – К полудню должны управиться, а затем мы с тобой снова в город – по магазинам.
– К-куда?
– Опять? Ногейра, ты пойдешь на свидание к женщине, зарабатывающей триста тысяч в год, в чужой куртке на голое тело? Она сама, конечно, и не в таком виде перед камерой засветилась, но это не повод. Купим тебе шмоток, мелочи всякой, часы там, запонки, кабриолет – «BMW» или лучше «феррари»? У Ника спросим. Постричь тебя, обувь не забыть, кроссовки не катят…
– Рой! Ты офонарел?!
– А чего? – искренне изумился тот. – Человека из тебя сделаем.
Ногейра задыхался.
– П-платить кто будет?
– Да вот же у тебя из кармана торчит.
Рой достал кредитку, помахал у него перед глазами.
– Забыл? Или по моей, какая разница… Ха, а эта ведь тоже Дэрека.
– А откуда ты знаешь? На ней ведь имени не написано.
Рой, заметно помрачнев, указал на рисунок на оборотной стороне. Солнышко фломастером и корявые буквы: «Пап».
– Ой… – растерялся Ногейра, вертя карту в пальцах. – Я не видел. Он и сам, наверно, не видел, я тогда верну…
– Верни, – коротко произнес Рой.
Холодно добавил:
– Знаешь, не стоило с этого начинать.

С минуту они оба молча смотрели друг на друга, и лицо Ногейры бледнело всё сильнее и сильнее...
Наконец, он стиснул зубы и тихо предупредил:
– Картер, я тебя сейчас ударю.
Рой помедлил еще мгновение, испуганно охнул, отступил и схватился за голову.
– Бля, да чего ж я творю-то!.. Парень, мать твою, я просто сволочь… Говорю же – я что-то серьёзно упускаю, поэтому делаю неверные выводы и веду себя, как последний ублюдок! Извини ради всего святого, до меня не сразу дошло, что Дэрек сам тебе дал эту гребаную кредитку, и куртку, и… ч-чёрт! На него это не слишком-то похоже. Прости.
Ногейра чуть расслабил побелевшие кулаки.
– Выходит, Дэрек охренеть как интересно себя ведет с тобой, это надо учесть и запомнить намертво. Зря я тебя им пугал, да? Это, наоборот, ты ему расскажи, как я лопухнулся сейчас, он меня за это в узел завяжет и прав будет. Любопытный ты случай, Ногейра, редкий ты человек – получить протекцию Смита почти невозможно, уж поверь мне, я так давно его знаю, и то не уверен, что он поделился бы со мной курткой. А ты, Канальский… Ух, как всё круто… Тебе с ним повезло, запомни.
Я знаю об этом гораздо лучше тебя, Картер, - подумал Ногейра.
Рой заискивающе заглянул ему в глаза:
– А ты со мной всё-таки завтра поедешь? А на ужин пойдешь? Или я испортил всё безвозвратно и мне выдвигаться нахрен самому, без лишних напоминаний?
Он замолчал в ожидании ответа, нервно закусив губу.
Ногейра давно уже чувствовал дикую, изматывающую усталость. Не из-за игры, усталость другую, не физическую. Трудно выдерживать эти шквальные перемены, говорить с теми, кого всю жизнь побаивался, принимать от них помощь и заботу. А они ведут себя, как будто так и надо, естественно и просто. Они его заметили где-то в центре болотной трясины за миг до того, как он захлебнулся бы, вытащили оттуда и слишком, слишком резко подняли наверх. От такого у водолазов закипает кровь в артериях. С непривычки там, в заподнебесье, тяжело дышать.
Когда хорошего чересчур много, это не только настораживает, это пугает.
Картер вот заподозрил его сейчас в воровстве, и Ногейре почему-то стало немного легче. Это напомнило ему о нем самом ...настоящем. Это было так логично, правильно и взаправду. Действительно реально. Его не скинули с небес на землю, нет, просто в разреженном воздухе вышины стало ощутимо больше кислорода.
Ногейра расслабился, опустил плечи, сунул руки в карманы, поднял голову к необычно звездному для марта небу. Послушал стук мяча на площадке за спиной, смех, музыку из дома, принюхался – из окна пахло жареным мясом.
Интересно, а можно ведь, наверное, и привыкнуть? Поверить в реальность этой улицы, в свое право здесь находиться, просто жить и наслаждаться? Они-то сами тоже не en cielos родились, и это мягко сказано. Они сами выбрались туда, вернее, кто-то сам выбрался и помог другим залезть следом. Они привыкли, так – почему бы нет? Если жизнь может шмякнуть с размаху в грязь и надавить сверху рифленой подошвой, кто сказал, что она же не может и пошутить совсем наоборот? Бывают же случаи фантастического везения? Выпадают же людям изредка джек-поты?
Он вздохнул, посмотрел на тихого, растерянного Роя и хмыкнул:
– Поеду, Картер. Я поеду с тобой в город. И на ужин пойду. И с Каэтаной познакомьте меня. Хотя насчет одного ты прав – нахрен тебе самая дорога.
Тот расцвел:
– Кто спорит! Я просто тебя слабо знаю, а такие непонятки надо решать единственным путем – надраться вместе до потери сознания, и всё наладится! Завтра осядем в городе в одном местечке, потренируемся перед ужином, а вечером с девчонками догонимся, договорились?
– Там посмотрим.
– Куда заехать?
Ногейра напрягся, почуяв шанс отплатить, чётко проговорил:
– Рой, завтра часов в восемь подъезжай к двадцать девятому дому – это отсюда через один по этой же стороне. Карту свою не забудь, купишь мне по ней «ягуар», давно я собирался. И обувь. И часы. И смотри, не опаздывай.
При виде того, что творилось с лицом бывшего Хостовского координатора, Ногейра понял, что удовлетворен сполна. Рой долго давился словами в суеверном ужасе, пока не смог вытолкнуть:
– …Он отдал т-тебе т-тот д-дом??!
Ногейра мстительно скривился:
– Чего это ты заикаться-то начал?
– Бля… ну и дела… Такого я даже не предполагал. Охренеть! Смит рехнулся и завел себе друга из Канальских! Ой, как интересно… И где-то я уже такое определенно видел!

Рой хотел сказать что-то еще, но поперхнулся и начал хватать ртом воздух, потому что в грудь ему врезался увесистый оранжевый снаряд.
– Это не меня вы тут обсуждаете, уроды? – поприветствовал их подошедший Дэрек. – Чего стоим, языками чешем? А ты, как тебя там с твоей трижды через колено заковыристой фамилией, почему команду бросил?
Ногейра поежился, кивнул на Шона, который остановился у Дэрека за плечом.
– Ну, они, вроде, неплохо справляются и без меня…
– Э, нет, – покачал головой тот, – ты на меня не смотри, Ногейра. Брать на себя твою команду я не собираюсь, поверь, я за всю жизнь накомандовался по горло. Сейчас небольшой тайм-аут, Эрнандо с Найджелом я послал в бар за выпивкой, а потом ты по-любому вернешься и доведешь дело до конца.
Дэрек хмыкнул, поднял бровь:
– Ты слышал, Ногейра, приказ этого уставшего распоряжаться человека?
– Смит, ты сейчас у меня огребешь.
– Ага… – лениво отреагировал Дэрек, свободным жестом опираясь Шону на плечо. – Очень страшно. Очень-очень.
Шон улыбнулся Ногейре:
– Если когда-нибудь ты так же обнаглеешь…
Тот замотал головой, искренне сомневаясь, что сумеет достичь подобных высот непосредственности. Пререкаться с Дэлмором… вот фару Смиту раздолбать гаечным ключом, это пожалуйста. Каждому свое.
– Люди, – опомнился Рой, – а пойду-ка я пока девчонкам помогу, или мелких у бара догоню, проконсультирую.
– Отлыниваешь?
– Только не говорите, что я у вас ключевой игрок.
– Да ладно, правда, пусть идет, – предложил Дэрек, – а то опять учудит чего-нибудь эдакое и Тревису работы прибавит. Помните, как Картер разбил лоб об доску для серфинга? А как его мустанг копытом достал? А…
– А как Смит позорно продул в баскет Каналу в лице Ногейры? – подхватил обиженный Рой.
– Да иди ты! – дернулся к нему Дэрек.
– Да пошел я, – согласился тот с таким видом, словно этого и добивался, и быстренько направился к дому.
По пути оглянулся, поднес ладони рупором ко рту, прокричал:
– Так завтра во сколько? В одиннадцать?
Ногейра твердо отрезал:
– В восемь, Рой, в восемь.
– Изверги… Опять не высплюсь…
Рой, ворча, потащился к крыльцу. Дэрек заинтересовался:
– Это куда это вы настрополились? Ты, Ногейра, помнишь про…
– Помню, Дэрек. Отлично помню, как раз эту проблему и будем решать.
– Так-то лучше.
Шон скрестил руки на груди, смерил Ногейру удивленным взглядом:
– Чёрт возьми, я тебя сегодня в полдень принял. Меньше, чем за полсуток, ты много чего успел, с кучей народа дела завязал, не последних здешних людей пристегнул, столько всего организовал! С Роем у него встреча, с Дэреком у него общие проблемы… Ты, Кортес, талант.
– Я?.. – покраснел тот. – Да нет, просто как-то…
– Не смущайся. Ты отлично вписался, парень. Такое впечатление, что именно тебя здесь давно не хватало.
– Очень его тут не хватало… – проворчал Дэрек, – раздолбают мой двадцать девятый со своими вечеринками, уже в очередь выстроились.
– Так Суарес с Рэддером не врали? – развернулся к нему Шон. – Ты…
– Бля, да! Да, да, да! И уже пожалел. Раз пятьдесят. Но где ему тогда жить, сам подумай? Он примерялся к моему гаражу…
– Ладно, не уточняй, я уже понял, что всё гораздо серьёзнее, чем мне казалось. Кстати, о жилье надо будет позаботиться особо, потому что, – Шон немного замялся, – вероятно, ожидается некоторое расширение.
– Чего? Какое-такое расширение? – Дэрек насторожился.
– Ну…
– Шон! Говори!
– Ладно. Дэр, знаешь, куда уехал Вентура?
– В Уругвай? Собирались мы сегодня днем, ты сказал – не надо… А он туда?
– Нет. Вентура уехал на Канал.
– …Что? – побледневший Дэрек несколько раз беззвучно открыл и закрыл рот, затем застонал: – Ой, бля… да он притащит сюда… мать их, Шон, нахрена ты ему позволил?! Лучше б он в Уругвай! Да там и сгинул!
Никто не заметил, что Ногейра был в неменьшем шоке.
Рамирес собрался навестить старые места и прежних знакомых? И Шон говорит, что последует расширение? Ага… То, чего хотел Суарес, становится явью. Канальских станет больше, чем четверо, на Private-street, совсем скоро появится кто-нибудь, Хименес, или Энрике… хоть бы они дотянули до такого момента, который Ногейре выпал на ночной пустой улочке под желтым фонарем. Рамирес вспомнил про своих, и тот тяжелый разговор, из-за которого Ногейра считал, что бывший лидер вполне может его возненавидеть за излишнюю честность, тоже наверняка сыграл свою роль.
Так, про это Дэреку знать совсем не обязательно.

Поглощенный своими мыслями, Ногейра упустил несколько фраз и очнулся, когда Дэрек всё еще предлагал расселить потенциальное прибавление по землянкам в парке, но уже покладисто кивал и не ругался.
Ногейра вдруг вспомнил о важном.
– Дэрек, ты говорил, карточки эти не именные. Неправда.
Оба парня посмотрели на него, а он вытащил серебристую кредитку, подал ее Дэреку обратной стороной вверх.
– Эта точно твоя. Подписана, – приглядевшись, констатировал Шон.
– Ах, они!.. – задохнулся тот от возмущения. – Вот сорванцы! Оба причем, художник у нас Даллас, а почерк Дэнниса… Приду домой – задам я им по первое число.
– Гордись лучше.
Дэрек еще поизучал рисунок, вгляделся в неровные солнечные лучики, танцующие буквы, к которым создатель явно приложил немало старания, поднял глаза и тихо ответил:
– Я… горжусь, Шон. Мне этот пластик теперь в тысячу раз дороже, чем все бумажки, что по нему можно снять. А ты, – он повернулся к Ногейре, – спасибо, что заметил.
– Не за что, – смутился тот и неожиданно для себя сказал: – Дэрек, как здорово, что у тебя есть дети.
Приступ искренности нахлынул на парня, который за один сегодняшний день узнал о себе самом больше, чем, наверное, за полжизни.
– Я не ожидал, как увидел все эти игрушки – я так удивился… Никогда не думал – правда, никогда в голову не приходило! – что у кого-нибудь из наших может быть семья…
Ногейра так волновался, что не заметил этого слова «наши», которое для него уже не означало только Канал.
– Это же… как хорошо, когда можно так. Не бояться, не убегать, не прятаться, не считать гроши, не биться впустую, а детей растить… любить… Дэрек, прости, что говорю, я не в свое дело лезу, но я так рад за тебя, я тебе завидую, прости, это плохо – завидовать, но я тоже так хочу!
– Будет, – тихо ответил тот. – Будет у тебя так обязательно, даже еще лучше.
– Да? Ты думаешь?
Дэрек шагнул к нему ближе.
– Само собой. Хочешь – будет. Эта сука жизнь нам с тобой много задолжала, и надо просто не побояться предъявить ей счет. Всё у тебя сложится нормально, парень, и даже скорее, чем ты думаешь. Вот увидишь.
Ногейра понял, что у него сильно дрожат руки.
– Знаете, у меня завтра свидание… – выдал он, даже не задумываясь, с кем именно делится секретами. – У меня не было свиданий лет десять. Да и тогда их было не густо, нормальных-то, всё по пьяни… Бля, я жутко боюсь. Знаете, я ни с кем не трахался больше года. Вообще.
– Ты тогда смотри, не отпугни девушку, – мягко улыбнулся Дэлмор. – Не кидайся на нее.
– Ты что! Да я скорее замру, как идиот, и слова не скажу…
– А она кто?
– Зовут Каэтана. Это Рой с Эвой устроили.
– А-а-а, – кивнул Дэрек, – тогда всё супер. Этим двоим можно доверять, они гладко проведут, как по нотам, в лучшем виде тебя разрекламируют. Опомниться не успеешь, она на тебя сама прыгнет. Это завтра? В общем, как пройдет – сразу расскажешь, понял?
Ногейра отмахнулся. Он даже не верил до конца, что всё это по-настоящему происходит с ним здесь и сейчас.
Дэрек стукнул себя по лбу:
– Шон, парень же без карты! Мою-то он мне вернул, а…
– Не вопрос. - Шон достал свою. – Держи. Потраться завтра на себя всерьёз, не ударь в грязь лицом. Рой поможет?
– Ага…
– И потом не жадничай, девчонки любят шик. Это хорошо, что ты в двадцать девятом, там есть на что посмотреть. Только сам сначала проверь там всё, а ты, Дэр, покажи днем, где и что. А то он вместо спальни Каэтану в бункер затащит.
– В бункере там тоже отлично! – возразил Дэрек, но тут же согласился: – Как вернетесь с Роем, сразу ко мне. Экскурсию устрою.
– А… фара?
– Какая фара? – не понял Дэрек. Потом скривился: – Да двинулся ты, что ли, в натуре думаешь, мне важно? Это я так, для порядка, чтоб не расслаблялся никто… Забей, собой займись, придурок, я уж как-нибудь машину подлатаю, тем более она у меня определенно не единственная.
– Нет, я всё-таки починю, а то меня совесть заест. Стоп, а вот я еще не понял… то есть, я могу… пригласить девушку? Туда? В дом?
– Идиот, он твой. Хоть двух. На сколько тебя хватит.
У Ногейры опять предательски помутнело в глазах. Дышать стало больно.
– Дэрек… Шон… я…

Тут от центра площадки раздались многоголосые вопли – это вернулись из бара гонцы, занесли ящики в дом, присоединились к ждавшим их остальным и теперь жаждали воссоединения команд. Даже Роя девушки вытолкали на поле и заставили пульнуть мячом в кольцо, что стоило неудачливому светловолосому синяка на плече, куда мяч отлетел, так и не попав в цель.
– Эй, идите к нам!
– Бля, Картер там лежит на коленях у моей жены! – Дэрек оскалился и угрожающе двинулся в гущу событий. – Шон, тащи этого сам.
– Ты слышал, Ногейра? Пошли, народ ждет. Доиграем матч, потом ужинать. Домик у Эрнандо, конечно, поменьше твоего будет, но уместимся.
– Шон, – парень остановился, еще не дойдя до остальных, и придержал его за локоть. – Скажи, это правда?
Тот правильно понял масштаб вопроса и не стал уточнять.
– Да, правда. Всё правда. Плохо уже было, станет только лучше.
Ногейра долго смотрел Дэлмору в глаза, без смущения, без страха.
– Спасибо.
– Ты это Дэреку скажи.
– Скажу. Обязательно. Ты не представляешь, сколько у меня для этого поводов. - Под влиянием непонятного импульса Ногейра вдруг спросил: – А тебе Рамирес это сказал? А …сам Дэрек?
Шон прищурился, смерил его внимательным взглядом:
– Кортес, а ты, оказывается, довольно интересный тип. Что-то в тебе есть, не зря же Смит… В общем, надо с тобой как-нибудь поподробнее пообщаться.
– Непременно. Ты мне тоже дико интересен, Дэлмор, я тебя про многое спрошу, если ты не против. Но ведь мы вроде перешли на имена?
– Да, Ногейра. Определенно перешли, – подтвердил Шон. – Ну, что – пойдем, присоединимся к Суаресу и раскатаем этих уже наверняка?
Тот улыбнулся.
– Давай. Только я немного отвлекся от игры. Там какой счет? И в чью пользу?
Шон поднял бровь.
– А это важно, капитан?
– Мать твою, – потрясенно ответил Ногейра, – а ведь это и впрямь нихрена не важно…