Туристский поход по Карелии в 1958 году

 ПЕШЕХОДНЫЙ ПОХОД ГИМОЛЬСКАЯ–ПАДАНЫ–СЕГЕЖА
2-15 июля 1958 года

В июле 1958 года мы, группа ленинградских учеников, из 366 школы, организовали  туристский поход по Карелии. Предстоящий маршрут был спортивным летним пешеходным походом второй категории сложности, общей протяжённости  свыше 200 км. Из которой  80 километров,  от  станции Гимольская Октябрьской железной дороги, на восток до  станции Масельгская  Кировской железной дороги  проходили по практически безлюдной местности. Населённых пунктов в этом районе Карелии почти совсем нет: люди селятся либо вдоль железной дороги, либо по берегам крупных рек и озёр. На остальной территории, покрытой густыми лесами и болотами, люди не живут. Посёлки, если и встречаются, единичны.  Конечной целью нашего похода были экскурсии на Сегежский ЦБК и  Надвоицкий алюминиевый комбинат. Путешествие оформлялось в рамках проводимой в 1958 году Всесоюзной экспедиции пионеров и школьников, и по результатам этого похода каждый его участник мог получить третий разряд по спортивному туризму.
 Руководила походом только что пришедшая в 366 школу молодая, не многим нас старше, учительница географии Людмила Николаевна Карсунская.
Основную часть группы из 20 человек составляли ученики нашего 10б класса. Шесть девушек Лида Зайцева, Лида Соболева Ира Бокова, Ира Семидетнова, Света Главацкая,  Света Ровнова,  и восемь парней Юра Бахарев, Юра Зотов, Гена Горбунов, Гена Худяков Саша Данильченко, Саша Коровкин,  Марк Драпкин, Витя Леус. Из 10а класса был один Женя Друян, и из 9 класса четверо Петя Меделец, Женя Пролыгин, Миша Меламед, Миша Симонов.
 Выехали мы с Финлянского вокзала  и, объехав с запада и севера Ладожское озеро,  2 июля 1958 года  высадились на железнодорожной станции,  расположенной на юго-восточной оконечности оз. Гимольское, в полутора километрах от  берега. Наш плановый маршрут на первый день похода следовал на северо-восток мимо горы Котвомяги к горе Пюкс и далее к Кукозеру, где предполагалось заночевать.
 Дорога  от железнодорожной станции в поселок Гимолы, центр местного Леспромхоза, вела на северо-восток. Для уточнения пути к горе Котвомяги, мы решили зайти в поселок Гимолы.
К нашему прибытию, в посёлке был переполох-  случилась беда. Горела, находящаяся в нескольких километрах от посёлка, лесная биржа, где складированы заготовленные для транспортировки брёвна 
Нас попросили помочь в тушении пожара, и мы, естественно, согласились. К месту пожара нас повезли  по узкоколейке-времянке. Маленький тепловоз толкал перед собой миниатюрные платформы. Мы расселись на передней платформе и , вскоре, поехали, не без опаски разглядывая эту самую «узкоколейку». По болоту были проброшены длинные неошкуреные брёвна; поперёк них – короткие, чуть стёсанные бревёшки, на которых были уложены рельсы. Стыки между рельсами имели огромные зазоры; часть накладок, скрепляющих эти рельсы на стыках, просто болтались на одном-двух болтах. Рельсы, которые должны плотно крепиться к поперечным брёвнам, еле держались на редких костылях.
 Мы спросили сопровождавших нас женщин – в рукавицах и с лопатами, не боятся ли они ездить по такой узкоколейке? Они дружно рассмеялись и ответили, что «они привыкши».
– А не случаются ли аварии?
– Да каждую неделю вагоны сходят с рельсов; иногда – тонут в болотах.
Как бы в подтверждение сказанного мы проехали  мимо грузового полувагона, лежащего на обочине под углом 45.° Из него грустно торчали  вверх концы свежеспиленных брёвен.
Нам стало как-то неуютно. Может быть от этого, или под влиянием естественного волнения, что мы едем тушить лесную биржу, Юрка Зотов затянул песню из кинофильма  «Молодая гвардия»: «На ветру листовка вьётся, биржа черная горит!» 
 Ира Семидетнова, наш комсорг, интуитивно почувствовала неуместность пения в такой ситуации, и  сердито крикнула на него: «Замолчи!» Юрка послушно замолчал.
 Через несколько минут, мы прибыли на место пожара, и поезд остановился в сотне метров от ревущего пламени. Горели
 не только, сложенные в высокие штабеля, бревна, но и окружающий биржу сосновый лес. Пламя было высотой с девятиэтажный дом.
Рабочие, вдали от места пожара  валили деревья и рыли канавы. Приехавший с нами начальник  участка стал  уточнять  с прорабом по карте направление противопожарной полосы. По замыслу, она должна была дойти до озера и, тем самым, запереть огонь на берегу.
« А что делать с этими пацанами?» – спросил прораб.
«Дай им рукавицы, топоры, лопаты: пусть помогают!» - ответил начальник.
«Нет у меня ни рукавиц, ни лопат, ни топоров свободных»- возразил прораб.
«Я сейчас съезжу за инвентарём, а они пока в твоём распоряжении,»- распорядился начальник и тут же уехал.
Мы стали ждать, наблюдая за огнём.  Пламя стояло сплошной ревущей стеной, уходящей вглубь леса. Стена была словно живая: она бурлила, клокотала, гудела, клубилась.  Над ней в небо поднимались густые клубы черного дыма.  Уходящие в огненную стену рельсы узкоколейки чудовищным жаром закручивались, как полозья русских саней.. Передним фронтом беды, за десятки метров впереди стены огня горела трава и подлесок, оставляя после себя,  дымящуюся землю и почерневшие стволы деревьев.   Сила стихии вызывала глубокое к ней уважение!
Саша Корвкин  предложил вооружиться еловыми ветками и сбивать огонь, пожирающий кусты и траву. Мы дружно бросились на огонь. На наше счастье, ветер немного утих, и нам удалось сбить пламя с горящей травы. Теперь важно было не допустить новых возгораний травы, что мы с переменным успехом и делали. Но,  вдруг, снова задул ветер. Сзади нас опять вспыхнула, погашенная было  трава, а верховой огонь перекинулся на кроны соседних сосен. Возникла реальная опасность сгореть в огненном мешке.
 В страхе мы бросились назад, не обращая внимания на сыпавшиеся на нас сверху искры и горящую под ногами траву.
Едва мы выскочили на безопасное место, как верховой огонь соединился с низовым,  образовалась новая стена огня, неуклонно приближающаяся к противопожарной полосе, которую рабочие продолжали тянуть к озеру…
Приехал начальник и сообщил нам, что инструмента на складе не оказалось, и если мы хотим, то он отвезёт нас в безопасное место.  Конечно, мы не возражали, так как  на себе почувствовали, что такое лесной пожар, и поняли бессмысленность  борьбы с ним  без инструментов. Мы быстро забралась на платформу узкоколейки и поехали подальше от страшного места. Через несколько минут пути начальник высадил нас на какой-то горке посреди вырубки.  Место действительно внушало успокоение. Оно оказалось отрогом  самой высокой в Западной Карелии горы с названием  Воттоваара.
На горке стоял миниатюрный пассажирский вагончик, в котором мы и расположились на днёвку.  Выходить  на маршрут к вечеру, несмотря на «белые ночи», не имело смысла.
Вагончик был устроен по типу трамваев тех лет. Сзади и спереди – небольшие тамбуры, на стенках которых были штурвалы тормозов. Из тамбуров купейные двери вели в салон. Вдоль больших окон салона располагались продольные сплошные сиденья типа парковых скамеек. На полу салона были брошены дощатые решетки. На них мы и расположились, положив всё «лишнее» в рюкзаках на эти самые скамейки. Было тесновато для двадцати  человек. Кроме того, девочки с помощью палаток отделили женскую просторную половину от тесной мужской.
Пока дежурные кухарили, а девочки причёсывались, мальчики развлекались.
Сначала залезли на поваленную ветром ель и, переползая к её вершине, согнули её до земли и отпустили . Затем умудрились сдвинуть с места наш вагончик, и тот покатился под горку. Осознав, что они наделали, ребята замельтешили. Юра Зотов вскочил в тамбур и бешено закрутил штурвал тормоза: в одну сторону, в другую – никакого эффекта! Вагончик продолжал набирать скорость. Всполошились девочки: со стороны было видно, как из вагончика под песчаный откос посыпались наши подружки, только что приведшие себя перед ужином в порядок.
Мы начали подбрасывать под колёса вагончика поленья. Но те  только разлетались из-под колёс  в разные стороны. Тогда Саша Коровкин побежал вниз под горку и перевёл стрелку. Вагончик послушно свернул с основной колеи, идущей вниз, в болото, прокатился по горизонтальной колее, снизил скорость и упёрся в тупик. Предусмотрительно подложил под задние колёса булыжники и брёвна мы пошли к костру, ужинать
После сытной еды (макароны с тушёнкой и компот с булкой!) был «разбор полёта». Людмила Николаевна, не очень настойчиво, стала выяснять, кто виновен в сучившемся, однако , все в один голос, твердили, что вдруг вагончик тронулся, а благодаря находчивости и героизму Саши Коровкина – его удалось остановить.
На следующее утро дежурной по кухне была палатка Худякова.
Вообще-то палаток было пять: три мужские – по пять человек в каждой четырёхместной «полудатке» и две – женские.
Обязанности палаток распределялись таким образом: одна мужская – ведёт по маршруту, вторая мужская – готовит завтраки и ужины (в обед – раздаёт сухой паёк), третья мужская – обустраивает лагерь, обе женские – вдохновляют и развлекают мальчиков. Бессменным медбратом был назначен Гена Худяков.
Ещё накануне выяснилось, что на вершине и склонах нашей горки были только хлюпающие болота, никаких ручейков поблизости не было. Ужин готовили из воды, которая была в вагончике. Питьевой бачёк, приготовленный для рабочих, был полон. Но всю эту мы воду израсходовали на ужин. Поэтому пришлось Худякову встать пораньше и идти с двумя вёдрами искать ручей. Воды в болоте было много, но она была не проточной и  ржавой.
Ему пришлось изрядно побродить, прежде чем  он обнаружил мостик и под ним весёлый ручеёк . Однако вода в ручейке, была светло-красно-коричневой. В  болотистой почве всегда много железа. Гена, как медбрат, принял волевое решение: «Вода в ручье ржавая, но проточная. Надо, на всякий случай, бросить на ведро воды несколько кристалликов марганцовки – и всё. Это гарантирует бактериологическую безопасность воды». Но как быть с её ржавым цветом?»
Замысел Худякова был прост: сварить рисовую кашу с черносливом и со сгущенкой. Чернослив даст каше красноватый оттенок, а сгущёнка – отобьёт горечь. А на третье – кисель из чёрной смородины.
Изза проблем с водой, приготовление завтрака затягивалось, а народ стал подходить.
« А что это вы варите?» – спросила Лида Зайцева
Худяков ответил: « Рисовую кашу с черносливом. А Кисель из черной смородины уже готов»
«А что это у вас каша, какая то странная? Я такой у мамы не наблюдал!» - поинтересовался Марик Драпкин
« Так ведь у мамы ты видел готовую кашу, а  в процессе приготовления ты её не видел», – парировал Худяков.
Однако все, и прежде всего – девочки засомневались в такой интерпретации. Тем не менее, все плотно позавтракали: каша оказалась вкусной и сытной, и компот  неплохой; хотя не без странного привкуса. Гена явно не пожалел марганцовки
После завтрака мы по тропе, ведущей на северовосток, вошли в тайгу. Началась «ненаселёнка».
Мы толком не знали, к каким  отрогам горы Воттоваара, протянувшейся с севера на юг на 7 километров, привезла нас   узкоколейка (она была временной и на карте, естественно, обозначена не была), поэтому можно считать, что Людмила Николаевна приняла, достаточно смелое решение. Она предложила  не возвращаться назад к началу нашего  пути, чтобы следовать  по намеченному ранее маршруту, а идти  на восток к ближайшей точке нашего маршрута Кукозеру. Тем более, что с этим  с направлением   совпадала уходящая от нашей  первой ночёвки тропинка.
Поначалу всё шло хорошо: мы были сыты и веселы, лесная тропинка была, как в парках пригородов Ленинграда, мозоли мы ещё не натёрли, поясницу ещё не намяли. Поэтому мы оглядывали, как на экскурсии, окрестности, обращали внимание на «достопримечательности».
Гора Воттоваара, на южных отрогах которой мы заночевали,  представляет собой кряж, вытянутый  почти в меридиональном направлении. Удивляет обилие крупных камней, абсолютное большинство которых — это окатанные валуны. Среди них попадаются диковины, стоящие на более мелких камнях.  Тут и там, большими  проплешинами, выступает из-под зелени мха и низкой травы, каменное основание горы. В некоторых местах сколы кварцита образуют  каменные лестницы, естественного происхождения. Поражает своеобразная форма растительности. Сосны на плоскогорье закручены вокруг своей  оси и тянутся к земле.
Мы спускаемся с  плоскогорья, и вскоре тропинка теряется среди переплетений невысоких ягодников. А мы пошли дальше,  держа по компасу общее направление на восток и любуясь изменившимися пейзажами..
Рельеф очень холмистым, не даром этот район носит название Западно-карельская возвышенность. Множество затяжных подъёмов и крутых спусков, перепады высот часто достигают 50-70 метров, иногда до 100. Множество мест, откуда открываются виды на 15-20 и более километров.
 Невысокие холмы моренного происхождения - озы, сплошным ковром одеты сухим, слегка хрустящим под ногами оленьим лишайником,  то здесь, то там, покрытым невысокими кустиками, брусники, толокнянки, черники. Ягоды были еще не спелые, но уже изредка среди плотных грудок брусники проглядывали ягодки с розовым бочком. Стройные, красноствольные  сосны, почти без подлеска, с ветвями, где то там, далеко вверху, почти не заслоняли солнца и, даже без тропинки, идти было и легко и радостно. На наиболее толстых соснах  вырублены топором стрелообразные зарубки сборщиков живицы. Значит в настоящую «ненаселёнку» мы еще не вошли. Изредка между холмов, показывались небольшие озерца, заросшие вдоль песчаных берегов кустами цветущего шиповника.
Возле одного из таких озер, после двухчасового перехода, мы остановились на пятнадцать минут, чтобы передохнуть и полюбоваться вблизи на всю эту красоту. Легли, не снимая рюкзаков, прямо в сухой ковер оленьего лишайника, покрывшего, залитый солнцем, склон,  спускающийся к песчаному берегу озера. Нежный аромат цветущего шиповника, смешивался с канифольным запахом соснового бора и свежестью чистой озёрной воды.
 Немного передохнув, мы обогнули озеро, и пошли дальше в выбранном направлении.
Потом начались затяжные болота, которые выматывали всю душу.
Поскольку даже Людмила Николаевна толком не могла ориентироваться на местности, а  местность была очень сложной, то где мы оказались к вечеру – не знал никто. На самом деле, плутая среди озер и болот, мы всё сильнее отклонились на север.
Когда, наконец, закончился четырехчасовой путь по болоту, с перепрыгиванием  с кочки на кочку и переходам по бревнам через бесчисленные рвы и канавы,  мы выбрались на сухой берег холма, за вершиной которого на наше счастье оказалось небольшое  озерцо, с чистой водой, возле которого мы и остановились. Но это явно было не Кукозеро.
Через пол часа уже стояли натянутые палатки  и горел костер, во круг которого суетились, уже имеющие опыт приготовления походной пищи, наши утренние кашевары. Хотя все изрядно устали, но ужин был съеден с аппетитом, и от костра уходить не хотелось. Тем более, что в начале июля белые ночи в самом разгаре. Сидели у костра, смотрели на огонь и пели  песни. Туристская «Бригантина» сменялась романсом  «Белая акация», романс -  шлягером «Мишка». И, конечно же,  звучали самые любимые мелодии  «Я смотрю на костер догорающий»  «Сиреневый туман». Сидели долго, пока Людмила Николаевна, сославшись на  трудный завтрашний  переход, не загнала певцов спать.
Поутру  мы обнаружили, что некоторые из нас примёрзли к стенкам палаток, а вода, оставшаяся после мытья посуды на дне кружек, замёрзла.
После завтрака, который нам приготовила палатка Саши Коровкина, нас повели Генки: Худяков и Горбунов. Оба они немного владели картой и компасом: Худяков каждое лето бродил с компасом в руке в окрестностях Солнечного, Репино, Зеленогорска, а Горбунов на летних каникулах шастал по лесам своей родины – под г. Солигалич Костромской обл. Оба читали туристскую литературу, а у Худякова в отрочестве был даже «Справочник партизана». Поэтому они подошли к своим обязанностям «с научной точки зрения».
Сначала нужно было точно сориентироваться на местности. Худяков прокладывал какие-то визиры, Горбунов лазал на большие деревья, чтобы определить обратные азимуты на дальние озёра, чтобы найти по этим азимутам наше местоположение. Поэтому двигались мы довольно медленно – и радовались этому, потому что многие из нас за первый день «ненаселёнки» натёрли мозоли, а когда после привала мы вскидывали на плечи увесистые рюкзаки – обжигало плечи и поясницу.
Наконец Генки сориентировались, показали Людмиле Николаевне, где мы находимся – и уже уверенно и быстро повели нас по  выбранному азимуту.
Вот тут-то и начались наши мученья. Местность такая: километра три-четыре – хлюпающее болото, маленькая передышка на морене, опять затяжное болото – маленькая морена и так до бесконечности. Неожиданно – небольшое озеро с долгожданной передышкой и сухим пайком .
На болоте нет твёрдой опоры под ногой, при ходьбе нет толчка, мышцы ног быстро устают – и ты просто садишься в изнеможении. Особенно трудно пришлось девочкам – ребята у нас были довольно спортивными. Мальчики пытались отвлекать девочек разговорами на кулинарные темы, обнаружив большие познания в этой области – и подробно, со смаком рассказывали, как готовятся разные экзотические кушанья.
«Нет ничего вкуснее жареной куры с яблоками. Молоденькую курочку, хорошо ощипанную и опаленную, потрошишь,  наполняешь антоновскими яблоками и кладешь в смазанную маслом латку. И ставишь в духовку на часок. Только не забыть посолить и обсыпать специями»,- начинает искушать Пахомов.
  «Да ты что»,- возражал ему я: «Для этих целей нужен гусь, или на худой конец, утка, вот это по настоящему вкусно! А курица хороша  просто отваренная в подсоленной воде. И ни каких специй! Вот тогда чувствуется её неповторимый, нежный вкус!»
Эти разговоры отвлекали от боли в мышцах ног, в плечах и в пояснице, но возбуждали зверский аппетит: калорий молодому организму при таких непривычных нагрузках не хватало! Поэтому уже вечером, за ужином, который готовили ребята из палатки Саши Коровкина,  было принято твёрдое решение: ни слова о еде!!
На следующий день (05.VII.58 г.) Людмила Николаевна поняла, что будет лучше, если и дальше нас будут вести Генки. И те, с виду довольно уверенно, повели нас, в жутком темпе, вперёд.
Однако после похода  Генки признались: уже днём второго дня «ненаселёнки» они поняли, что  окончательно и бесповоротно заблудились, и им становилось всё труднее и труднее объяснять  нам, где мы сейчас находимся. Только благодаря запутанности и однообразию болот, морен и озёр им удавалось «вешать–лапшу–на–уши». На самом же деле они решили не поднимать панику и вести нас просто на восток.
В конце третьего дня «ненаселёнки» (05.VII.58 г.) Людмила Николаевна почувствовала, чисто по-женски, что-то неладное. Вечером она велела нам разбивать лагерь на ночёвку и сказала, что после ужина она пойдёт искать дорогу и не вернётся, пока её не найдёт. Худяков решительно заявил, что они с Горбуновым два дня вели группу, а потому они должны идти с ней.
Мы разбили лагерь, и стали готовиться к ужину. Ребята пошли собирать хворост для костра, а я, так как пришла очередь кашеварить нашей палатке, начал подбор продуктов  для приготовления пищи. Оказалось, что продуктов осталось всего на один день. Мы встали на маршрут, имея четырехдневный запас, которого нам должно было бы хватить до поселка Пряккила, где мы рассчитывали купить продуктов еще на 4 дня. А вот выйдем ли мы завтра к этому посёлку – большой вопрос.
После ужина  все опять расселись вокруг костра, приготовившись к хоровому пению, а  Людмила Николаевна с Генками пошли искать дорогу.
Когда разведчики вернулись,  у костра сидели только ребята из нашей, дежурной палатки, дожидавшиеся их возвращения. Разведчики рассказали, что довольно долго они шли по перелеску. У Горбунова  был с собой маленький туристский топорик, и он, как Мальчик–с–пальчик, на всякий случай стал делать зарубки на чахлых болотных сосенках.
 Стало медленно темнеть: к вечеру холодало, и сгущавшийся туман спускался на болото. Наконец,  наткнулись на множество тропинок. Судя по их виду, тропинки были действующими. Разведчики повеселели, начали переговариваться и шутить. Прошлись по тропинкам и определили, в какую сторону они сходятся…
А в это время ночной туман настолько сгустился, что обратной дороги видно не было. Тут-то и пригодились зарубки Горбунова. Генки вернулись назад и долго врассыпную искали последнюю зарубку. Наконец Горбунов закричал: «Нашёл!» – и минигруппа собралась в обратный путь. Теперь было важно не потерять зарубки. Поэтому Генки шли вперёд параллельными курсами, а Людмила Николаевна «сторожила» предыдущую зарубку. Когда один из Генок находил следующую зарубку, на его крик все собирались вместе. И так далее. Продвигались очень медленно, но надёжно: потеряй они эти самые зарубки – и неизвестно, что было бы и с ними, и с нами.
 «Дорогу нашли. Всем спать!»- скомандовала Людмила Николаевна, когда рассказ о поисках дороги закончился. Не возражая, мы  послушно разошлись по палаткам.
Наутро (06.VII.58 г.) наш руководитель всех известила: «ненаселёнка» заканчивается! А потому нужно привести себя в цивилизованный вид.
Мы повеселели, «почистили перья», быстро позавтракали пустой кашей – уже без тушёнки и чаем – уже без сгущёнки и пошли по горбуновским зарубкам. Вышли на лесную тропинку и, весело чирикая, рванули по ней вперёд.
Через пару переходов тропа превратилась в отличную лесную дорогу, которая прошла по бревенчатому мосту через речку и   вывела нас в небольшой посёлок .
В посёлке оказался сельмаг. Мы расположились на полянке перед ним  Дежурные с Л. Н. пошли закупать продукты. Худяков попросил нас обязательно узнать, как называется этот посёлок.
В сельмаге мы узнали, что посёлок называется Сонго. Посёлок совсем маленький, сельмаг рассчитан только на местных жителей, и нам удалось выпросить только две буханки хлеба и килограмм колбасы.
Но и этому были все рады. С великим удовольствием набросились на хлеб с колбасой, а затем,  заинтересованно склонились над картой. На ней никакого Сонго видно не было. Обследовав каждый квадратный сантиметр нашей плохонькой самодельной карты (в те времена настоящая двухкилометровка имела гриф «Для служебного пользования»), на одном из сгибов карты обнаружили полустёртую надпись: «Сон…», а южнее было обозначено «оз. Сонго». Озеро Сонго оказалось, выходящим с севера,  семикилометровым заливом Селецкого озера. По  плану, мы должны были выйти в поселок Прякилла , ещё вчера днём. Мы  же оказались, не на южном берегу Селецкого озера, где расположен посёлок, а на 23 км севернее! Наши ведущие были сильно смущены. Однако они тут же, по известному местоположению  - посёлок Сонго, воссоздали по карте уже пройденный нами маршрут
Начали думать, как-то выпутываться из создавшейся ситуации. Сбившись с маршрута, мы уже потеряли один день. Решили найти хорошее местечко для лагеря, заночевать, а с утра пойти вокруг северного берега  озера Сонго и далее на юго-восток, с намерением выйти  на грунтовую  дорогу Прякилла- Погост–Паданы. Можно было, идя на юг по этой дороге, через 15 километров войти в Прякилла, один из базовых пунктов нашего маршрута, где мы планировали закупать продукты на дальнейший путь, и дальше следовать в соответствии с маршрутной картой. Но это означало, что нам пришлось бы возвращаться назад, минимум на 15 километоров, и вошли бы мы в Прякилла, уже  на двое суток позднее запланированного.  Поэтому было решено по грунтовой дороге  дойти до посёлка Паданы и там закупить продукты.   На карте этот населённый пункт был обозначен как  посёлок городского типа.
Утром 7 июля, позавтракав остатками продовольствия: пустая, но подсоленная каша и чай с кусочком сахара, направились в путь.
 От речки, соединяющей озеро Сонго и Унутозеро, мы пошли, огибая Селецкое озеро с северо-востока. Иногда в лесах и болотах просматривались довольно чёткие тропинки, которых мы и старались придерживаться. Вели нас по-прежнему Генки, но уже не по азимуту, а, в основном, по тропинкам. А это было куда приятнее и веселее. Да и спина и плечи перестали ныть,  и мозоли уже лопнули и засохли.
Правда, попался один участок леса, на  котором досталось и нам самим, и нашей одежде. Лес был завален подгнившими соснами, которые образовали хаотическую свалку. Приходилось идти по покрытым слизью стволам, держась за гнилые сучья, на высоте метра два от болотной топи. Ноги постоянно соскальзывали, сучья – обламывались, одежда – рвалась.
Наконец вышли к длинной и глубокой канаве, преграждающей нам путь. Начали искать переправу. Вскоре нашли место, где поперёк канавы лежало окорённое, замшелое бревно. Генка Горбунов осторожно перешел по бревну на другую сторону и наклонил тонкий стволик березки, росший на берегу, так, что придерживаясь за её ветки можно было удобно перебираться на другой берег. Первыми благополучно миновали опасное место девочки . Следующим пошёл Генка Худяков, гордо отказавшийся от  помощи березовой ветки. Остальным ничего не оставалось, как повторять  храбрый переход. Последним шел Сашка Пахомов, но на самой середине бревна , вдруг, зашатался и с лихим криком «Асса»! Рухнул в воду канавы. К счастью, всё благополучно закончилось. Не без особого труда, он вылез из канавы, а Людмила Николаевна объявила остановку, для приведения одежды в порядок.  Сашка Пафомов отошел в сторонку выжимать свои штаны и переодеваться, а остальные стали зашивать, повреждённую при переходе через бурелом, одежду. Миша Меламед разорвал штанину своих единственных шаровар снизу доверху. Нитки у нас закончились. Пришлось забрать у народа все булавки и наложить на штанину швы булавками, как зашивают разрезы хирурги.
Переправившись через  порожистую речку Лужму, мы вышли на грунтовую дорогу, идущую  из поселка  Прякилла вдоль южного берега Селецкого озера и далее вдоль Лужмы в село Паданы.
Но тут оказалось, что от ходьбы по нормальным твёрдым дорогам мы отвыкли, да и мозоли всё ещё давали о себе знать. А Генки задали, как всегда, дикий темп! Девочки заныли…
Было решено, карту и компасы у них отобрать, а палатку Худякова на весь оставшийся поход из авангарда поставить в арьергард. Через три часа хода по твердой грунтовой дороге, мы вошли в Паданы центр местного леспромхоза. В посёлке жили рабочие – заготовители  и сплавщики леса. Лесорубы пилили лес в окрестностях, расположенных западнее Сегозерского водохранилища, а брёвна сплавляли их по рекам и озёрам в Паданы. Там их связывали в кучки и буксировали через водохранилище, к  противоположному   берегу, в пос. Попов Порог, а затем по довольно быстрой реке Сегежа и через оз. Линдозеро связки брёвен попадали в г. Сегежа на один из крупнейших в СССР Сегежский целлюлозно-бумажный комбинат.
В Паданах,  мы направились к местной столовой, которая, к сожалению, в эти часы уже не работала. Людмила Николаевна узнала, где живет заведующая и  пошла к ней.  Объяснила, что она, с  группой  туристов-школьников заблудилась, кончилась провизия, и они   второй день не ели. Заведующая вошла в положение, открыла столовую, посадила за столы, поставила хлеб с горчицей. Мы дружно навалились, а она нас не только накормила хлебом, но еще, по-быстрому, сготовила горячее.
 После ужина Людмила  Николаевна договорилась с начальством лесосплава, что нас перевезут через Сегозеро до пос. Попов Порог. А оттуда одним переходом, к  Урусозеру, мы выйдем на наш плановый маршрут и ликвидируем накопившееся в пути  отставание.
 Но попасть на катер-буксир было не так-то просто. Вся прибрежная полоса около пос. Паданы (сплавной рейд) была плотно забита связками брёвен. Далее виднелись отдельные, ещё не связанные между собой брёвна. И уже совсем далеко от берега виднелся катер-буксир.
Пришлось сначала идти по брёвнам, перепрыгивая со связки на связку. По ним мы прошли к лодкам, которые качались на рейде. Брёвна в связках были не ошкуренными, не высушенными и мокрыми; моросил мерзкий холодный дождик; связки брёвен то сходились, то расходились и под нашей тяжестью норовили провернуться.
Но без происшествий, мы сели в лодки  и подплыли к катеру.
Ребята устроились на корме катера, девочек отправили в крошечный кубрик, и катер отправился в путь. Пока мы выходили из-за мыса Нефентьев Наволок , хотя  было сыро и холодно, но терпимо. Когда  же мы вышли из-за мыса, нас пронзил ледяной ветер. Все стали спускаться в кубрик и набились в нём, как сельди в бочке. Кубрик был рассчитан человек на пять экипажа, а нас было 21.
Иллюминаторы открывать было нельзя: волны регулярно бились о стекло. В результате вскоре стало нечем дышать. От духоты и от качки (вдали от берегов волна разыгралась балла на четыре) народ начал покидать кубрик. Особенно плохо было Марику Драпкину: лицо его побелело, он выполз на палубу, перегнулся, рискуя оказаться за бортом, через леер и оставался в таком положении довольно долго. Но до него никому не было дела: каждый не знал, как самому спастись от морской болезни.
 Корму плавно покачивало вверх-вниз и из стороны в сторону. От этого становилось дурно. А нос катера то круто взмывал вверх, то резко падал вниз: как качели. Правда, когда нос падал вниз, через него перекатывалась ледяная волна. Два друга, Худяков и Горбунов  заметили, что на самом носу катера его борта круто повышались и были скреплены как бы навесом. Это устройство называлось волнорезом.
Выбрав подходящий момент,  ребята юркнули под волнорез, устроились на рюкзаках, и  радовались жизни, как будто качались в  парке Победы на качелях.
Остальные ребята, то сидели на корме, то перебрались в кубрик. Затем снова, поодиночке, выползали обратно, уже плохо что-либо соображая.
В таком вот состоянии на бак катера вышла, судорожно держась за перила рубки, Света Главацкая. Увидела веселящихся Генок и громко воскликнула: «А вы тут хорошо устроились!»
Вдруг её окатило с ног до головы ледяной волной, чуть не смыв за борт. Худяков крикнул: «Прыгай сюда!» – подхватил Свету за руки и усадил на канатную бухту, лежавшую у борта. Очередная косая волна перекатилась через навес волнореза и сильно наклонила катер. Бухта вместе со Светой поехала вниз и упёрлась в довольно низкий борт за волнорезом, окатив Свету с головой – уже со спины. Худяков одной рукой схватил Свету за шиворот, другой – за кнехт. Потом он усадил Свету на свой рюкзак, одной рукой обнял её за плечи, другой держась за кнехт; успокоил Свету и стал её отвлекать от происшествия разными разговорами. Света прижалась к Худякову, дрожа от страха и холода, судорожно вцепившись в его руку: Гена для надёжности ещё и упёрся ногой в борт. Немного согревшись и успокоившись Света перестала дрожать: действительно – место под волнорезом было надёжным и даже  уютным.
Через час мы прошли открытое место Сегозера и пошли между многочисленными островами, где ветер был умеренным и волнение – небольшим.
В Поповом Пороге брёвен не было: их уже отправили по довольно бурной реке Сегеже на Сегежский ЦБК. Нас высадили на мостки, которыми разграничивалась акватория местного рейда и которые представляли собой сдвоенные, слегка стёсанные и скреплённые скобами брёвна. Мостки были скользкими, и когда мы подходили к Т-образному стыку, верхушка ножки буквы «Т» под тяжестью нескольких человек начинала тонуть. Народ подавался назад, и по очереди каждый, с рюкзаком за спиной, должен был перейти с ножки буквы «Т» на её поперечину. Иногда между ними было расстояние до полуметра, прыжок должен быть очень точным, чтобы надёжно зафиксироваться на поперечине, как гимнаст после соскока со снаряда. Двое ребят на поперечине буквы «Т» страховали девочек. Около пятисот метров, чуть живые от морской болезни,  мы шли  по этим мосткам.
Удивительно, но никто не соскользнул ни с брёвен в Паданах, ни с мостков в Поповом Пороге!
На берегу стоял одинокий домик. Это была контора лесосплава со столовой для рабочих. Мы не стали разбивать лагерь и разводить костёр. Людмила Николаевна сходила в посёлок, нашла директрису столовой и уговорила нас  приютить. За этот долгий день мы так измотались, что все спали как убитые.
 На следующее утро, (08.VII.58 г.)  наша группа направилась по дороге через посёлок   Попов Порог к железнодорожной станции Уросозеро.  Примерно через час ходу,  перешли по мосту на другой берег реки Сегежа, бурные воды которой несли плоты брёвен к Сегежскому ЦБК. Еще через четыре часа мы, этой же дорогой, вышли к железнодорожной станции Уросозеро. Передохнули, и по тропинке, идущей   вдоль железнодорожных путей направились к берегу Уросозера, где разбили лагерь и остановились на ночлег.
 Следующим утром, свернув палатки  и позавтракав,  направились в сторону города Сегежа, рассчитывая сделать последнюю остановку  в болотно-плолевых условиях вблизи  железнодорожного моста пересекающего автомобильную трассу на Мурманск. Этой ночёвкой и закончились наши экстремальные болотно-таёжные приключения.
На следующий  день (10.VII.58 г.) наш путь проходил по автомобильной   дороге. Обогнув с запада и севера Линдозеро, по существу, большой залив огромного Выгозера, мы прибыли в город Сегежу, стоящий на его берегу. Там нас приютила местная городская школа – совершенно пустая в это время года  . Мы, хотя и сильно устали, от длинной и достаточно скучной дороги, однако устроили себе танцы под радиолу. Было уютно и весело. Спали в пустых классах, устроившись  на полу  вповалку.
На следующий день мы пошли на экскурсию по Сегежскому ЦБК . Комбинат был основан в 1939 году на берегу озера Выг, в центре республики Карелия. Впоследствии вокруг комбината вырос моногород Сегежа. Сегежский целлюлозно-бумажный комбинат был принят в эксплуатацию летом 1939 года и считался одним из крупнейших предприятий отрасли. Цех, где делают бумагу для цементных и прочих мешков, представлял собой глухое здание из белого кирпича, в нижней части одной из стен которого было отверстие, к которому подходил чуть наклонный бетонный жёлоб. По жёлобу текла вода; по этой воде от самого склада до здания плыли брёвна. Чтобы они не застревали, вдоль жёлоба ходили рабочие и баграми устраняли заторы.
В здании вплывавшие в цех брёвна непрерывно поднимались наверх и сбрасывались в огромную брёвнорубку, из которого сыпалась древесная щепа. Щепа непрерывным потоком шла по ленте конвейера наверх и попадала в огромные, высотой метров двадцать, баки, в которых она смешивалась с какими-то химическими реактивами и проходила варку. Из этих баков проваренная щепа поступала, также непрерывно, в баки, в которых она промывалась. Из этих баков превращенная в труху мокрая и горячая целлюлоза равномерно разливалась по горизонтальной, шириной метра два, ленте конвейера, образуя непрерывный ровный слой. Лента конвейера проходила через сушилку, на выходе которой получалась широкая бумажная лента. В конце конвейера лента сворачивалась в огромные, диаметром метра два, рулоны. По завершении формирования рулонов бумага обрезалась, начинал формироваться новый рулон, а готовый – катился на склад. Рабочих в цехе почти не было видно…
Потом нас повели в цех по производству  спирта. Цех представлял собой аналогичное предыдущему цеху здание, и в него также вплывали брёвна, и они также превращались в щепу. Но потом щепа поступала в герметичные баки-цилиндры, где она смешивалась с серной кислотой. Запах у этого бака был ещё тот!
Потом смесь поступала в другой бак-цилиндр. Третий…
В результате нескольких перегонок получался технический.
Когда мы вышли из этого цеха, многие шатались, как пьяные: ведь большинство из нас даже крепкого вина ни разу в жизни не пробовали. Такие были времена и нравы семейного воспитания!
12 июля мы направились  в  посёлок Надвоицы.
 Посёлок расположен на северном берегу озера Выгозера, которое является частью трассы Беломорско-Балтийского канала. В том числе и  поэтому, там построили современный Надвоицкий алюминиевый завод, посещение которого было запланировано в нашем маршруте. НАЗ— введен в эксплуатацию в 1954 году. Основная продукция — алюминий первичный в чушках, силумин. Мы прошли по всей технологической цепочке от загрузки сырья до цеха, где производят отливку металла в слитки. Электрические печи, в которых из бокситов (серый такой порошок) получают, с помощью электрической дуги колоссальных размеров, жидкий алюминий, впечатляют.
 Основное чувство от посещения двух этих производств – гордость за страну и народ, который всем этим богатством владеет. А я – часть этого народа.
К, сожалению, все это в прошлом и светлые воспоминания смешались с горечью, что какая то сволочь все это сейчас считает своим, руководствуясь девизом: «У кого нет миллиарда, пусть идет в жопу!»
13 июля 1958 года мы отметили день рождения Иры Семидетновой. Чем мы её могли одарить? Мы написали на бумаге Сегежского ЦКБ поздравление на фоне нашего маршрута и сувенир от НАЗ: алюминиевые литники с надписью .
Пора ехать домой. Программу похода мы выполнили, хотя и не совсем так, как намечали.
Продукты все закончились. Когда мы взяли железнодорожные плацкартные билеты, выяснилось, что оставшихся денег хватает только на пять буханок хлеба и двухлитровый бидон яблочного повидла – на полусутки пути. Каждая палатка получила свою долю на переезд. Несколько часов мы   тоскливо дожидались посадки на поезд  и, наконец, поехали домой.
Под стук колёс мы забрались на третьи (багажные) полки и постарались как можно больше спать: во сне не так есть хочется. Но уснуть на голодный желудок было трудно!
А внизу народ почти непрерывно ел, ел, ел – и нас приглашал. Но мы гордо отказывались.
На следующий по приезде в Ленинград день (15 июля 1958 года) мы собрались в «Лягушатнике», как тогда в народе  называлось кафе «Север».
Настроение было отличное: мы чувствовали себя героями. Под бокалы шампанского и под полукилограммовые порции мороженого мы вспоминали весёлые походные случаи – и никто не говорил о пережитых трудностях…

ЗАКЛЮЧЕНИЕ
После окончания в 1959 году школы №366 наш 11Б класс разошёлся по жизни в разные стороны.
Лет через двадцать  мы решили встретиться всем классом. Потом встретились на 30-летие. Увидев, какими мы стали старыми, решили встречаться каждый год – чтобы не замечать старения! С тех пор так и встречаемся и видим всё тех же милых девочек и скромных мальчиков.
Жизнь у всех нас сложилась по разному, но в целом – удачно. Все мы  поступили в престижные ленинградские ВУЗы – спасибо нашим великолепным учителям.
Приложение:
Краткие сведения об участниках похода.
Людмила Николаевна Карсунская (впоследствии – Грачёва)- руководитель нашего похода. До сих пор работает в 366 школе.
Бахарев Юра окончил Высшее военно-морское инженерное училище имени Дзержинского.. 32 года прослужил в Военно-морском флоте, из них 10 лет на АПЛ 705 проекта. Закончил службу начальником кафедры ТОЭ и ЭМ. Капитан 1 ранга, к.т.н, доцент. В настоящее время преподает в Балтийском университете «Военмех». Двое детей, трое внуков.
Бокова Ира окончила Педагогический институт имени Герцена. До сих пор работает в школе. Имеет дочь, которая тоже стала учителем и внучку- студентку Педагогического университета
Главацкая Света окончила  Ленинградский технологический институт. Много лет работала по специальности. Сейчас на пенсии. Имеет детей и внуков
Горбунов Гена, отслужив на флоте четыре года, окончил Ленинградский институт авиационного приборостроения (ЛИАП). Стал известным в Ленинграде переводчиком научно-технической литературы с японского языка.  В 1996 году заболел раком мозга, два года мужественно боролся с недугом. Умер 13 октября 1998 года.
Данильченко Саша, окончил Военно-механический институт, много лет работал по специальности. Последний раз видели его на вечере встречи в 1979 году. После этого его следы потерялись
Драпкин Марк, окончил ЛИТМО, работал по специальности, стал кандидатом технических наук. Последний раз видел его перед отъездом в Израиль, кажется в 1985 году, когда он зашел к мне попрощаться.
Зотов Юра окончил ЛКИ, к сожалению, рано, в 1970 году умер.
Коровкин Саша окончил Сталинградское военное авиационное училище лётчиков, служил лётчиком-истребителем. Проявил себя как классный и пытливый лётчик. Был направлен в Забайкалье, в лётно-испытательный центр КБ Сухого.
В 1975 году он участвовал в испытаниях современного реактивного бронированного штурмовика СУ-25; по существу – спас проект, посадил самолёт, хотя имел приказ катапультироваться. Получил болезнь сосудов, связанную с взрывной декомпрессией. Долго работал инструктором.
Однако декомпрессия его всё же доконала: 27 июля 1995 года он умер.
Пафомов Саша окончил ЛИАП, до сих пор работает по специальности в г. Жуковском
Ровнова Света окончила ЛКИ.  Имеет многолетний трудовой стаж работы по специальности. Сейчас на пенсии. Имеет сына и внуков.
Семидетнова Ира окончила Ленинградский кораблестроительный институт . Имеет многолетний трудовой стаж работы по специальности. Сейчас на пенсии. Имеет двух дочерей и внуков.
Соболева Лида окончила Ленинградский институт киноинженеров. Работала на должности инженера, старшего инженера в различных НИИ. Имеет больше 30 лет рабочего стажа. Сейчас на пенсии. Имеет дочь, сына и трёх внуков.
Худяков Гена окончил ЛИАП, тридцать три года проработал в оборонной промышленности, стал известным учёным, получил учёную степень доктора технических наук и учёное звание профессора по специальности. Затем в 1998 году перешёл на преподавательскую работу, десять лет заведовал кафедрой радиотехники в Северо-Западном политехническом институте.
В настоящее время является профессором СЗТУ и ЛИАПа. В 2011 году был включён в «Золотой фонд профессионалов образования и науки Санкт-Петербурга».Ему же принадлежит часть текста, вошедшая в эти воспоминания.

На заставке характерный  пейзаж тех мест из Интернета    Декабрь 2011 года