Его исповедь

Все началось с пролитого кофе.
Я неосторожно махнул рукой, и белая чашка со звоном соскочила с блюдца, разливая по деревянному столу густую коричневую жижу. С молоком. Я смотрел, как белые салфетки наполняются мягкой коричневой влагой, как покачивается опрокинутая чашка, пачкая свои белые круглые фарфоровые бока, и думал, что теперь все изменится. Полностью и бесповоротно.
Пролитый кофе запросто может изменить однажды твою жизнь.


- Гадали? - раздается над ухом веселый голос. Я поднимаю глаза. Официантка. Длинноногая, красивая. Они тут все на подбор - модели. Я одариваю ее оценивающим взглядом и говорю:
- У вас тут глупые шутки входят в процент чаевых или мне их отдельно оплачивать?
Приятно смотреть, как с приветливо-услужливого лицо меняется на обиженно-плаксивое.
Я отодвигаюсь на стуле, пока она вытирает мой стол.
У них тут такие короткие черные платьица, приятно посмотреть, чем я и занимаюсь. Задница что надо.
- Когда ты заканчиваешь работать?
Здесь все хотят жить красиво. Если ты выглядишь соответственно, приходишь в дорогой ресторан и с высокомерной, скучающей рожей даешь понять, что у тебя то жизнь удалась - любая будет твоей.  Они все хотят жить красиво...
Ночь она проводит у меня. Всегда всё происходит одинаково.


В детстве мы все мечтали стать космонавтами, журналистами, шпионами.
Но что-то я не припомню, чтобы кто-нибудь радостно кричал, шагая по весенним лужам: "Мама, я хочу стать менеджером по продажам, когда вырасту!" У жизни на тебя свои планы, и плевала она на детские, сопливые мечты.
Я сижу в офисе, таращась на дождливое месиво за окном. Мерзко. Я работаю в одной из множества мелких строительных фирм, продаю какие-то трубы и другую ерунду, в которой ничего не понимаю.  Да мне и плевать. Эта работа скорее прихоть. Жалкие копейки.
Настоящие деньги я давно начал делать совсем другим способом... Когда ты молод, привлекателен, приезжаешь учиться в Столицу из какого-нибудь Муходрищинска и проводишь время в клубах на деньги, что присылают тебе родители или зарабатываешь какой-нибудь ерундой, рано или поздно вокруг появляются люди, объясняющие, что к чему в этой жизни. Предлагают свои деньги за твою внешность. И у тебя возникает выбор: либо и дальше учиться на вшивого инженера, перебиваясь "бомжпакетами" и бухая с одногруппниками в общаге, готовясь к серой, не примечательной жизни, либо постараться продать себя подороже.
Я никогда не любил "бомжпакеты"... Мне нравятся деньги.
Мне повезло. Почти сразу я встретил чудаковатого богатого извращенца-вуайриста. Ему нравится наблюдать. Либо просто подрочить перед ним, либо трахнуть какую-нибудь красотку, что он приводит. И все. За это он снимает мне квартиру в центре, оплачивает учебу в универе и дает хорошие деньги.
Скоро я стану архитектором. Уеду из этого города, мне всегда хотелось жить в Питере. Однажды я был там, и он поразил меня до самого основания своей серостью, мрачностью и величием. Соседством великолепия и убожества. Наверное, я просто на него похож.
Еще несколько месяцев, отложенных средств хватит, чтоб прожить спокойно год, может, полтора, пока я буду там устраиваться. Осталось только получить диплом. И прощай, веселая жизнь мальчика-жиголо. Прощайте, Вадим Иванович, телки Вадима Ивановича и деньги Вадима Ивановича!
А пока, я сижу в офисе на работе, которая служит мне последней связью с "нормальной" жизнь, и стучу по клавишам, составляя месячный отчет о продажах для директора-идиота. 
К моему столу подходит начальница отдела. Мария, но она всем представляется "Марго". Ей 36, но она всем говорит, что 30.Под предлогом вопроса по моей работе, она садится на край стола так раздвинув ноги, что мне становится видно ее красное белье.
Я переспал с ней после корпоратива на прошлых выходных.
- Я звонила тебе вчера вечером, - говорит она тихо, - Почему ты не перезвонил?
Чувак из соседнего отдела тоже переспал с ней на прошлых выходных, в ее кабинете.
- Я был занят. Учеба там, знаешь?
И один из отдела напротив.
- И позавчера ты тоже был занят? Ты мог бы перезвонить, - Пока она спала, я накормил ее тупую мелкую собачонку слабительным - эта падла пыталась грызть мои ботинки.
Говорят, ее уже четвертый день несет. Прямо на хозяйкины шелковые белоснежные простыни. С которых, кстати, я постоянно соскальзывал. Я слышал, она стелет их перед каждым корпоративом...
Я поднимаюсь с места. Я говорю:
- Я был занят.
Я двигаюсь мимо нее к принтеру, чтобы забрать свой отчет:
- Я позвоню.
Я наклоняюсь к ее уху и шепчу:
- Классное белье...
И слегка касаюсь кончиками пальцев красного кружева под короткой юбкой.
Она закусывает губу и кидает призывный взгляд, как в лучших порнофильмах.
Вульгарщина.
Когда большинство сотрудников уходит на обед, она все же затаскивает меня в туалет. Закрывает дверь изнутри и опускается на колени.
Войдя в азарт и неудачно вильнув задом, она теряет равновесие, оставляя на краю моей белой рубашки след своей красной помады.
Твою мать!
Она извиняется довольно фальшиво. Она говорит:
- Это тебе на память, - и улыбается откровенной, пошловатой улыбкой.
Я улыбаюсь в ответ. Я говорю "ничего страшного", при этом думая, что не зря заменил ее противозачаточные таблетки своими витаминками С, пока она спала.
Эта чертова рубашка стоит дороже, чем все ее шмотье вместе взятое.
Я кладу ладонь на ее затылок и она продолжает.
 За все надо платить.


После работы я сижу в кафе, верчу в руках чашку кофе и гляжу в окно на проносящиеся мимо автомобили, куда-то спешащих людей. Вдруг накатывает ощущение тотальной никому ненужности. Это ощущение настолько липкое и отвратительное, что я начинаю злиться: на него, на себя, на всех подряд. Крутанув чашку чересчур резко я смотрю, как коричневая жидкость выплескивается, заливая столик и жду, когда подойдет официантка.
Этому трюку научил меня один из моих "Друзей" по профессии. Как снять официантку на ночь? Проливаешь кофе, обдаешь девицу презрением, пока она его вытирает, а потом, пользуясь ее растерянностью и желанием узнать, действительно ли ты такой урод, или все же есть что-то человеческое, куда-нибудь зовешь. Обычно, к себе домой. По роже она тебе все равно не даст - по этикету непозволительно. Максимум может послать куда подальше. А ты можешь пригрозить, что хочешь взглянуть на менеджера ресторана и рассказать ему о ее непристойных выражениях. В подобные кафе и рестораны попасть не так легко, как кажется, и они дорожат своим местом, так что вариант, в любом случае, беспроигрышный.
Официантка подходит с весьма хмурым видом и молча начинает вытирать мой стол. И ничего не говорит. Такое бывает редко.
- У вас тут что, за это доплачивают? - спрашиваю я с презрением.
- За что именно? - она поднимает на меня глаза. Симпатичная. Пойдет.
- За такое лицо. Как будто опустили руку по локоть в лошадиное дерьмо.
Она усмехается. Кажется, я слышу, как хрустят ее зубы, так она их сжимает. Хорошо.
- Нет. А вот за таких придурков полагается пакет молока. За вредность.
Ух ты.
Она одаривает меня таким взглядом, от которого я, наверное, должен был бы начать заикаться. Вместо этого я наклоняюсь, оперевшись предплечьями на стол, чуть ближе к ней и опускаю глаза ей на грудь, читая имя на табличке дольше, чем необходимо. Мне просто нравится ее грудь.
- Что ж... Лиза. За принесенный вред я готов предоставить свой белок сегодня вечером. 
- Пожертвуй лучше свой мозг науке. Люди должны знать, как получаются такие идиоты.
Я откидываюсь на спинку стула, улыбаясь:
- У, какой острый язычок! - Она разворачивается, чтобы уйти, и я хорошенько хватаю ее за зад на прощание. Упругий.
Девушка медленно поворачивается, улыбаясь, берет со стола чашку с моим недопролитым кофе и  плескает прямо мне в лицо. Прямо на эту чертову белую рубашку. Твою мать.
- Администратора, - говорю я тихо, сдерживая ярость.
Она пожимает плечами:
- Моя смена кончилась, - снимает белый передничек и он тоже летит мне в лицо, - Подними зад и позови его сам.
И выходит из здания.
Ее работа в этом заведении только что закончилась.
 

***вый день. ***вое настроение. Все просто а-х-х-хуительно...
Я не поехал домой переодеваться. Я поехал в клуб, вызвонив одного своего знакомого "из низов".  Он был обычным студентом, учившимся со мной в группе, пока я не бросил это гиблое дело. Подрабатывал на стройке. Одевался соответственно... Я оглядел его с головы до ног, подумав, что с ним никуда не пройти вообще. Гиблое дело. Ладно, я это улажу. Но сначала - в бар, выпить за встречу.
Он все говорил, говорил, говорил, про учебу, работу, парней. Спрашивал, куда я пропал, и опять начинал говорить, не дожидаясь моего ответа. А я методически напивался. Отличное средство против плохого настроения - дорогой алкоголь.
Когда я почувствовал себя готовым, мы пошли в клуб. Дорогой и пафосный. Конечно, с моим внешним видом и, тем более, с его внешним видом, нас бы послали ко всем чертям еще на фейс-контроле. Но у меня были нужные знакомства. И внутрь мы проникли легко.
Костя, так звали моего партнера по алкоголизации на эту ночь, оглядывал помещение, раскрыв рот. Это понятно, едва ли он когда-либо был в подобном месте. Едва ли он когда-либо думал, что подобное место вообще существует. Роскошное, дорогое оформление помещения, словно кричащее о своей невероятной стоимости. Шикарные женщины в блестящем бикини и маленьких шортиках, танцующие на огромной барной стойке и специальных платформах, разбросанных по всему клубу. Пафосная публика, пришедшая сюда, чтобы хвастать друг перед другом новыми побрякушками и дорогими игрушками, разодетая в свои лучшие наряды.
Я послал подальше все их правила приличия, отвечая на удивленные взгляды, разглядывающие мою испорченную рубашку, взглядом "ща-убью-нах", матерными выражениями и неприличными жестами. Пару раз попытался даже ввязаться в драку, но Костя меня оттаскивал, извиняясь. Извинялся перед этими соплежуями, у которых не хватило бы духу врезать мне. Как я ненавидел всех этих маменькиных сынков, которым досталось все просто так. Просто потому что они родились в нужной семье. Ублюдки.
Я сплюнул на пол и уселся на стул возле барной стойки. Костя сел рядом:
- Ну ты, блин, совсем с катушек слетел. Офигенное место.
Я не слушал его. Я лакал из стакана виски со льдом. 
- Чувак, серьезно, может, тебе хватит? - спросил Костя,  наклоняясь ко мне. - Что у тебя случилось?
- Просто он задница, - раздался голос откуда-то сверху. Мы оба подняли глаза. На стойке стояла девушка-танцовщица. - Поэтому и поведение у него задничное.
- Ээээй! - я засмеялся пьяно и радостно, тыча пальцем в район ее бедра. - Я тебя знаю. Ты должна мне за испорченную рубашку, Лизонька!
Она присела в танце на корточки и, оперевшись ладоням в стойку, заглянула мне в глаза. Я заметил, что бармен, протиравший позади нее стаканы, оценил ее зад, присвистнув. Черт, жаль, что я не по ту сторону стойки, я бы тоже хотел посмотреть...
- Ты должен мне за потерянную работу, - сказала она.
- Тебя уволили? - поинтересовался Костя, переключив все свое внимания с разглядывания интерьера на девушку. - Из-за него?
- Я не виноват, что ты не умеешь обращаться с клиентами, Лизонька! - воскликнул я с фальшивым недоумением. - К тому же, я смотрю, без работы ты не осталась!
Я указал рукой на ее костюм. Точнее, его почти полное отсутствие.
- Но, если все так плохо, я сейчас дам тебе денег и ты исполнишь приватный танец на моих коленях в туалете, идет?
Я полез в карман за своим бумажником, пошатываясь. Девушка усмехнулась:
- Ты жалок.
Она поднялась, собираясь отойти от нас прямо по стойке, но я ухватил ее ногу, обтянутую кожаным сапогом на шпильке, протягивая несколько купюр:
- Эй, подожди!
Она сильно дернула ногой и мое пьяное тело рухнуло со стула на пол, сопровождаемое смехом публики.


Мерзкое утро встретило меня мерзким светом мерзкого солнца. Я лежал на животе, уткнувшись лицом в простыню, чувствуя мерзкую слабость во всем теле и первые симптомы мигрени. Тошнота. Во рту ужасный привкус. В голове - темнота. Я не помнил, что делал вчера совершенно.
Я повернул голову на бок и с опаской приоткрыл глаза. Свет был невыносимо яркий, лился через большое окно прямо напротив меня. Я застонал, перевернулся на спину, уставившись на облупленный белый потолок. И тут же сел, серьезно пожалев об этом через секунду.
Старая мебель, раскиданная одежда, обои на стенах... это не моя квартира. Черт, неужели я умудрился кого-то снять ночью?
Я оглядел себя и обнаружил, что полностью одет. Даже ботинки были на месте.
С трудом поднявшись на шатающиеся ноги, я заметил, что мои брюки выглядят так, словно я всю ночь валялся где-нибудь под столом. Что ж, вполне возможно.
Попытавшись, впрочем, безуспешно, стряхнуть с штанов пыль, я неверной походкой вышел в маленький темный коридор незнакомой квартиры, оглядываясь, как слепой котенок.
- Выход слева, - раздался женский голос откуда-то справа.
Я обернулся, увидев в проеме кухни рыжеволосую девушку в красном коротком халатике.
Она стояла, скрестив руки на груди, и смотрела на меня серьезно и сердито.
Несмотря на сильные проблемы с мышлением этим утром, я не мог не отметить ее красивые ножки. Интересно, я уделил им ночью должное внимание?
- Так я что, - пробормотал я, усилием воли переведя взгляд на ее лицо. - Все же покорил тебя вчера, Лизонька?
Она улыбнулась. Дежурная такая улыбка, одними губами.
- Мой директор почему-то решил, что мы знакомы. И попросил "вынести это тело, иначе вылетишь отсюда".
- А...
Интересно, если сдвинуться чуть левее, смогу я разглядеть ее грудь через ткань халата?
Я чуть сдвинулся. Черт, не видно. Маленький золотой крестик, усыпанный, видимо, драгоценными камушками, красиво блестел на золотой цепочке в солнечных лучах. Набожная стриптизерша. Класс.
- Я хотела бросить тебя на улице. Но твой друг умолял меня взять тебя на ночь, потому что не знал твоего адреса. А к себе не повез, потому что познакомился в клубе с какой-то девушкой.
Мои брови поползли вверх - Костя познакомился с девушкой?! В клубе?? И она поехала с ним?! И при этом, она не из латекса?!?
И неужели эта девушка, которую из-за меня уволили, проявила небывалое неравнодушие к моей судьбе? Такое бывает? Кажется, я уверовал в Чудо Божье!
- Не могу поверить, что ты оказалась настолько доброй...
- Он мне заплатил, - Перебила она. Черт, не уверовал. - Конечно, сумма до смешного маленькая. Потому что терпеть тебя невозможно ни за какие деньги! Но благодаря тебе я лишилась работы. Деньги лишними не стали.
- Очень интересная история, - я театрально подавил зевок. - Но, еще раз, я не виноват, что ты не умеешь общаться с клиентами...
- Тебе пора, - перебила она, шагая ко мне, вытесняя к входной двери. Я попятился, спотыкаясь об разбросанную обувь.
- Разве ты не предложишь мне кофе?
- Кончился.
- Чай?
- Не пью.
- Стакан воды?
- Ржавая.
Она ловко открыла дверь за моей спиной, выпроваживая меня на лестничную площадку.
- Ты очень грубая, тебе об этом говорили?
- Я безотцовщина.
- Правда?
- Нет.
Она слегка улыбнулась и захлопнула дверь у меня перед носом.
Квартира номер сорок три.
На лестничной клетке было хмуро и плохо пахло. Сыростью и бездомностью.
- Эй! Я сигареты забыл! - крикнул я без особой надежды.
- Не забыл, - отозвалась Лиза откуда-то из-за двери.
Я похлопал себя по карманам пиджака. Действительно, не забыл.
Достав из пачки одну сигарету, я, прикурив, вышел на улицу.
Надо бы позвонить на работу и объяснить, почему на часах десять утра, а меня все еще нет в офисе.
Начало осени. Воздух пахнет гниющими листьями и мокрой землей, такой чарующий сладковатый запах. Запах тоски. Но если разбавить его сигаретами - то терпеть можно.
Я вызвал такси.
Черт с ней.


Костя позвонил часа в три. Спросить, живой ли я. Я от всей души поблагодарил его за то, что он такой отличный друг - бросил меня ради какой-то бабы. В ответ он засмеялся:
- Я оставил тебя в надежных руках! В руках добрейшей девушки...
- Которой ты заплатил, - перебил я. - Кстати, сколько я тебе должен?
- А, брось! Фигня.
- Не люблю быть в долгу. Сколько?
Кажется, он смутился. Еще немного помявшись, все же ответил:
- Полторы штуки.
Черт. Я дешевка...
- Пересечемся на неделе? Заодно расскажешь, ради кого ты меня бросил.
Костя рассмеялся:
- Джентельмены не распространяются о таких вещах.
- Да, конечно. Хочу знать все, вплоть до грязных подробностей. Наручники, плети, стук соседей в стенку.
Мы встретились только через две недели. Я был занят, он был занят. Интересно, чем? Зубрил лекции? Конечно, нет.
В клубе он снял девчонку из приезжих. Бедная студентка, которой подружка одолжила пару дорогих шмоток для похода в клуб. Восторженная и наивная, она потеряла голову от роскоши этого места и весь вечер рассказывала Косте о том, как прекрасна Москва. А потом всю ночь блевала у него в туалете общаги. Костя держал ей волосы. Романтика.
Конечно, он ее не трахнул.
Проводил до дома утром.
Договорился о свидании следующим вечером. Она ему понравилась. Идиот. Хуже одного бедного студента только двое бедных студентов.
Я хмуро слушаю его рассказ. О том, как хорошо она его понимает, как с ней легко и классно. Они думают жить вместе. Только ему нужна работа получше. Денег нет ни у одного, ни у второй.
Мое и без того паршивое настроение стремительно портится и, отпив глоток пива, я говорю:
- Брось ее к черту. Она потянет тебя на дно.
- Она мне нравится..
- Она обуза. Ищет себе богатого московского мужика. Ты - случайность. Брось ее, пока не поздно, пока она из тебя все не выжала.
- Нет, просто ты циничный скот, - смеется он. - Я познакомлю тебя с ней. Она классная, ты увидишь!
- Жду не дождусь, - говорю я бесцветно, отправляя в рот кусок жаренного сыра и запивая его темным пивом. Хорошее, похоже на квас.
- Долго ждать не придется! Вот она, - он махнул рукой куда-то в сторону входа. Я поднял голову. Сквозь толпу и забитые столики к нам пробиралась брюнетка, стройная, высокая, загорелая, в коротком розовом платье, сумка с медвежатами, туфли с какими-то блестящими камнями в половину моего кулака. ****ь *****ю.  Останавливается возле нашего столика, целует Костю в губы, нагнувшись над столиком, болтая при этом какие-то извинения за опоздание. Подозреваю, что несколько человек узнали цвет ее трусиков. Она быстро оглядывает меня совершенно откровенно оценивающим взглядом. Затем улыбается, наивно хлопает глазами и протягивает мне руку:
- Катя.
К моему лицу намертво приклеивается дружелюбная улыбка. Слегка пожимаю тонкие пальчики с длинными розовыми ногтями и называю свое имя.


Весь вечер я очень мил. Веду светскую беседу, рассказываю веселые истории из нашей когда-то общей с Костей студенческой жизни. Катя смеется, то и дело прижимаясь к Косте, целуя его в щеку, прикасаясь. Ноги она выставила сбоку от столика, сложив одну на другую. Длинные, хорошие ноги. На них то и дело кто-нибудь смотрит. В этот вечер тем самым "кто-нибудь" был я. Ноги чертовски хороши, с этим не поспоришь.
Я завел разговор о герани. Виды герани, способы скрещивания, чтобы получились голубые цветочки, способы ухаживать за геранью. Полезные свойства герани. Катя любила герань. Костя - нет. Он воспользовался неинтересной и непонятной ему темой, чтобы отойти в туалет.
Катя положила голову на ладони, а локти - на столик, подавшись ближе ко мне, глядя в глаза чуть насмешливо. Я тоже придвинулся чуть вперед, опираясь предплечьями на свободное место стола.   Она слегка наклонила голову:
- А ты разбираешься в ботанике?
- О, да. Знаешь, если  у тебя возникнут вопросы... или захочешь посмотреть на мои сорта герани..., - я написал на салфетке свой адрес и протянул ей. - Я буду свободен завтра вечером, после десяти. Заходи.
Она облизнула губы кончиком языка - очень интимный жест. Затем взяла салфетку и посмотрела на меня:
- Вопросы по разведению герани?
Я улыбнулся, глядя прямо ей в глаза:
- Разведение. Скрещивание. Опыление.
- Опыление - это бабочки.
- Да? - Она кивнула, чуть улыбаясь и прикрыв глаза, - Черт. Что же делать?
- Что-нибудь придумаем...
И, словно случайно, погладила под столом мое бедро острым носком туфли.
Конечно, она приходит. В пятнадцать минут одиннадцатого. Точно выверенное опоздание - типа, я вовсе и не заинтересована в тебе, но, так и быть, зайду. Я пропускаю ее в гостиную и она цокает на своих каблучках по черному кафелю, осматриваясь. Каблучки Катя сменила - на смену остроносым туфлям пришли босоножки с открытыми пальчиками, покрытыми красным лаком ногтями. Возбуждает.
Место розового платья заняла короткая джинсовая юбка и какая-то майка вся в  блестяшках. Не возбуждает.
- Ого. Хорошая квартира.
Она ходит на своих каблучках, оглядывая мои комнаты, и останавливается возле двери в спальню. Я оглядываю ее с ног до головы, прислонившись боком к стене коридора:
- Ого. Отвратительная майка.
Несколько секунд на ее лице полнейшее недоумение. Затем, чуть улыбнувшись, она пожимает плечами и, сняв майку, швыряет ее на пол, шагая ко мне, изящно покачивая бедрами. Вообще, качала она ими так себе, чересчур старалась.  Но должно это было выглядеть изящно.
Она такая высокая, что ее глаза прямо на уровне моих. И мне приходится их опускать, чтобы рассмотреть грудь в кружевном лифчике. Ничего такая грудь. Правда, маленькая.
Современные технологии создания белья для женщин направлены на обман доверчивых мужчин - придают объемы там, где их нет. Как-то у меня была девушка, которая отказывалась снимать лифчик во время секса. А все потому, что в лифчике был один сплошной силикон.
Встав возле меня, она спросила:
- А где герань?
- А где заканчиваются силиконовые вставки?
Она усмехается и через секунду кружевное безобразие падает к нашим ногам.
- На самом деле, - говорю я, протянув руку и проведя кончиками пальцев по ее твердым соскам, - Я понятия не имею, что такое герань.
Этим вечером я испытываю ее ножки на гибкость. Она очень старается произвести впечатление, изображая из себя что-то среднее, между голливудской звездой и звездой дешевых фильмов для взрослых. Хотя, нет. Это, скорее, дорогие, тупые фильмы для взрослых... Эротичное облизывание  губ, громкие стоны, извивания... Все так ненатурально, что я боюсь остаться импотентом после этого опыта. И очень стараюсь не засмеяться.
Добивает она меня фразой, брошенной через плечо низким сексуальным голосом с хрипотцой, стоя на коленях на кровати :
- Кончи мне на спину...
- О, Господи, - отвечаю я, заваливаясь на кровать, на спину. Моей эрекции конец. Я пытаюсь отдышаться, закрывая ладонями лицо, и смеюсь так, что болит живот.
Но эту девицу смутить сложно, если вообще возможно. Ее нисколько не трогает мой смех и она доводит меня до оргазма губами. Весьма и весьма виртуозно. Или все дело в том, что она, наконец, заткнулась?
Потом она лежит на спине рядом со мной, разглядывая потолок в задумчивости. Мне хочется, чтобы она ушла. Я устал, и совершенно не хочу спать рядом с ней. Ее присутствие меня раздражает. Удивительно отвратительная девушка. Но, по ходу, она никуда не собирается.
Меня радует уже то, что она меня не трогает и молчит.
- Это ведь не твоя квартира, - произносит вдруг она. Вот черт. Накаркал. Я поворачиваю к ней  голову: - Тут нет никаких фотографий, или семейных штуковин. Снимаешь ее?
- Наблюдательная девочка...
Она усмехается, перекатываясь на бок и подперев голову ладонью. Ее коготки кружат по моей груди:
- Кем же надо работать, чтобы снимать такую квартиру? Откроешь секрет?
Секунду я раздумываю. Потом скольжу взглядом по ее красивому телу:
- Уверена, что хочешь этим заниматься, Катенька?
Она пожимает плечами:
- Если за это заплатят, почему бы и нет?
- И правда? Почему бы и нет?
И я обещаю познакомить ее с нужными людьми. Если она прекратит строить из себя дешевую порнозвезду. Она только улыбается в ответ.
На следующий день я звоню своему знакомому и предлагаю "свежачок" для его утех, оставляю ему номер Кати. Я думал, она струсит, откажется. Но она легко вписывается в дело.
На расспросы Кости, как мне его подружка, бросаю сухое "ничего особого".


Катя звонит мне через неделю, во вторник, в конце рабочего дня. Она спрашивает, не хочу ли я "поучаствовать в шоу для одного старого онаниста". Я говорю "почему бы и нет". Я записываю адрес. Потом набираю номер Кости. Я предлагаю ему немного заработать, не уточняя, впрочем, как именно. А он и не расспрашивает. Он видит, что у меня деньги водятся и поэтому не расспрашивает. Если от меня - все надежно. Ага...  Я называю ему адрес и время, только на полчаса позже того, что назвала мне Катя. Пусть она подготовится к его приходу.
Я иду по Старому Арбату, размышляя обо всем и ни о чем конкретном. Представляю лицо Кости, когда он придет в назначенный час в назначенное место и мне становится смешно. Жаль, я этого не увижу. Я даже подумываю быстренько смотаться к ним на квартиру с видеокамерой.
В моем плеере играет Grizzly Bear «Slow life», песня, которую я нашел совсем недавно, и уже пару дней слушаю нон-стопом. Такое редко бывает, чтобы что-то так запало в душу. Но ее мотивы рвут меня на части своей нежностью и обреченностью, а текст.. этот текст! Я подпеваю себе под нос:
Even though you're the only one I see
If you ask, I'll cut you free
Please don't ask for chance
It never be, the wind in front of you
Песня отлично вписывается в мое настроение.
Я шагаю, слушаю музыку, наслаждаясь солнцем и легкой суетой. Местные художники, расставив свои лучшие работы по Арбату, завлекают иностранцев. Открытые кафе полны людей, мерно попивающих кофе и лениво болтающих о своих делах.
Вечер.
Говорят, Москву многие не любят. За ее суетливость, вечную торопливость и деревенскую простоту, за пафосность. Не знаю. Мне кажется, этот город совсем не такой, каким его видят. Москва - она простая. Открытая. Как матрешка - очень русская. Другое дело - населяющие ее люди.  Никак не пойму, как такой город-пряник может делать из людей сволочей? Или, может, они уже сволочи, когда приезжают сюда. А Москва, она не виновата. Ей пришлось смириться и терпеть всех этих маленьких, злых жителей, суетливых, вечно спешащих, вечно что-то ищущих, с их маленькими драмами. Терпеть и даже любить. У меня всегда чувство, что она улыбается, глядя на нас. Чуть печально, как добрая бабушка, которую давно никто не слушает...
Мои размышления прерывают удар в плечо. Один из наушников вылетает из уха. Я успеваю выставить левую руку в бок, придержав девушку, которая врезалась в меня. Она пытается вырваться, но я не отпускаю, краем уха слыша не русские крики и ругательства с той стороны, откуда она так торопилась уйти. К нам спешит здоровый кавказец в грязном переднике, что держит шаверму чуть дальше по улице. Девушка вырывается с новой силой:
- Отпусти меня, придурок!
Она дергается, в этот момент я разжимаю руку и она падает на асфальт, прямо на пятую точку, неловко приземляясь на ладони. Из ее рук выпадает небольшой сверток, расшвыривая по асфальту куски шавермы с ее соусом, помидорами и разной другой вкусно пахнущей жареной псиной или что они туда суют.
Я убираю плеер в карман куртки-пальто и наклоняюсь, чтобы помочь ей встать. Девушка плачет - я вижу, как на асфальт капают слезы с кончика ее носа. Но лицо ее при этом совершенно неподвижно и сосредоточенно - глаза глядят в асфальт настороженно.  И ее профиль мне знаком.
- Ударилась? - спрашиваю, взяв ее за локоть, чтобы помочь встать. Она вырывает руку, отвернувшись, глядя на приближающегося хачика. Мне показалось, он собирается слету пробить ей по почкам, поэтому я быстро поднимаюсь, переставляю одну ногу через девушку и останавливаю его за плечо. Он продолжает орать и зло смотреть вниз. Девушка вжимается телом в мою ног, что осталась на месте, свернувшись калачиком. Видимо, она тоже подумала, что ее будут бить.
- Дело в чем? - спрашиваю я, перекрикивая злобного человека в грязном переднике.
- Зачем украла? - говорит он девушке со страшным акцентом, - Я милицию вызову сейчас, пусть заберут тебя. Заработай, да. Зачем украла?
- Что ты орешь? Милицию из-за какой-то шавермы...
- Каждый воровать будет, да. Что делать тогда? Каждый работать  не хочет, есть хочет. Давай деньги, - он слегка пнул девушку по голени.
- Не надо так делать, - говорю я, отталкивая его в плечо. Затем достаю из кармана деньги. - На, держи, иди отсюда.
- Что держи? - он швыряет деньги обратно в меня, они падают на асфальт, - Воровка, я милицию вызову.
- Зови давай. У тебя прописка то есть? Давай я вызову?
Я демонстративно достаю телефон. Удар точно в цель. Кавказец разражается ужасной руганью, поднимает деньги и уходит в свой ларек.
- Урод, блин. Нашла у кого тырить... Ну, чего разлеглась то?
Я наклоняюсь, поднимаю девушку на ноги и, наконец, заглядываю в ее лицо, скрытое наполовину черной кепкой.
- Ого, - я напряг память, вспоминая ее имя. - Лиза?
Она тоже меня узнала, удивленно и чуть испуганно уставившись в лицо. Потом сглотнула слегка нервно и зашагала по Арбату, подальше от меня и безумного продавца шавермы. Я догнал ее и ухватил за рукав футболки.
- Отпусти!
- Ты куда идешь? Ты зачем украла?
- Чтоб было жить веселей.
Я зло ухватился за козырек ее кепки, скрывающей ее глаза от меня, и сорвал ее.
Такой взгляд я уже видел. Когда жил в общаге. Иногда деньги заканчивались и ребятам негде было взять в долг или же они стеснялись. Некоторое время они голодали, пока родители не присылали наличность или пока кто-то не замечал из однокурсников. У нее были точно такие же голодные глаза. И выглядела она гораздо более худой.
Я взял ее за запястье и потащил к стоянке маршрутных такси.
- Придурок, отпусти! - возмутилась она. - Совсем спятил?
- Ты когда последний раз ела? - спросил я тихо, упорно шагая к машинам, ища нужный автобус. Она промолчала, упорно вырывая свою руку. Слабая.
Я обернулся к ней и безапелляционно заявил:
- Я отвезу тебя домой. Или поедем ко мне? Может, лучше сдать тебя ментам?
Она сжала зубы, сдерживая гнев. Затем чуть заметно кивнула и залезла в автобус.


Ее квартира была такой, как я запомнил. Маленькая, старая, без ремонта. Только вещей, вроде бы, стало меньше. Продала?
По дороге я зашел в магазин, хотя она протестовала, и купил продукты, сказав, что я после работы и голоден. И, раз уж такое дело, поем у нее. На это ей было, в общем, нечего возразить.  Она сдалась. Может, поняла, что я не отстану. Может, подумала, что еще один день голодной не переживет.
Чайника не было. Точно продала...
Я вскипятил воду в какой-то кастрюле, налил ей чай и открыл банку кукурузы, пока готовил еду.  Сперва она не хотела есть, сцепив руки под столом, чтоб не схватить ложку. Тогда я сел рядом, погрузив свою ложку в банку и прихлебывая чай. Она сдалась. Я видел, как сложно ей держать себя в руках, чтоб не наброситься на еду со всей жадностью. Но владела собой она прекрасно.
На сковородах жарилось мясо и тушились овощи. Я молча наблюдал за ней несколько минут, оперевшись локтями о стол и прикрыв ладонями рот. Она была младше, чем мне показалось сначала. Лет девятнадцать или чуть больше... Сложно сказать. Исхудалая.
- Расскажешь, что случилось? - спросил я сухо.
- Уволили, - не менее сухо ответила она.
Давно забытое чувство вины прогрызало через легкие путь в мою грудь, к сердцу.
- У тебя должны были остаться деньги...
- Я решила отдать все за квартиру. Не хочется спать  на улице...
Мы помолчали. Она скребла ложкой по стенке пустой банки, задумчиво глядя в нее.
- Из-за меня уволили? - спросил я, наконец.
Она покачала головой, не поднимая глаз.
- Ты же не местная...
- Неа.
- Почему к родителям не обратилась?
- Они заняты. Пропивают печень в российской глубинке, - Она усмехнулась, но тут же снова стала задумчивой.
- Как ты сюда вообще попала? - с досадой спросил я, поднявшись к шипящим на сковородах вкусностям. Я  разозлился и сам не понимал, почему. Какое мне дело до нее с ее глупыми проблемами? Глупая девчонка. Сама ищет себе неприятности.
- Брата жду, - ответила она тихо. - Мы договорились встретиться здесь.
- И где же шляется твой брат, когда ты тут от голода подыхаешь?!
- В тюрьме, - просто ответила она. Я обернулся через плечо. - Полгода и он выйдет. И мы встретимся здесь. А потом уедем. Мне надо заработать деньги к его возвращению... Но я никак не могу найти работу.
Она раздраженно ударила пальцами по пустой банке. Так отлетела к другому краю стола. Я разложил еду на тарелки - ей и себе, - и сел рядом.
- Отличная компания, - проговорил я с набитым ртом, - Малолетка и уголовник. Вас ждут великие дела!
- Я не малолетка, - ответила она спокойно, положив в рот кусок мяса. Я заметил, что есть она начала только после меня, напряженно втянув голову в плечи.
- Угу. А он не уголовник?  - Она промолчала. Я решил сменить тему. - Одежду всю продала?
- Ну, кое-что еще осталось...
- Чайника, я смотрю, не осталось. Странно, что посуда еще есть.
- Она не моя. Хозяйки квартиры. Я продавала только свое.
- Похвально. Хотя и глупо.
- А ты бы продал чужие вещи? - спросила она, дерзко глядя на меня. Я не выдержал ее взгляда, опустил глаза в тарелку:
- Ты бы сильно удивилась, если б знала, чего я в своей жизни только не продавал...
Дальше ужин прошел молча.
Потом я собирался домой, надевая кроссовки в тесной прихожей:
- У тебя паспорт есть? Кажется, у нас в фирме кто-то там требовался. Завтра спрошу, и... Так. Подозреваю, что телефона у тебя нет. Значит, заеду. Эй, - я протянул руку к ее груди, слегка коснувшись золотого крестика на золотой цепочке.
Она тут же ударила мою ладонь, отшатнувшись. Стояла и смотрела так настороженно, будто собиралась пробить мне череп, если я хотя бы пошевелюсь.
- Не надо ничего, - быстро произнесла Лиза. - Я верну тебе деньги за продукты.
С минуту до меня не доходил смысл ее реакции. Потом я вдруг понял:
- Вот ты дура, - протянул я, - Думаешь, я тут с тобой вожусь, потому что мне так хочется тебя трахнуть? Не льсти себе. Я просто удивился, что ты не продала его.
Она смутилась, зажав крестик в ладони и посмотрев на него:
- Это подарок...
- Ну, да. Наверное, очень важный подарок, раз ты лучше сдохнешь с голоду, чем продашь его.
Я достал бумажник, отсчитал несколько купюр и протянул ей. Она замотала головой. Это меня разозлило окончательно.
- Да не нужна мне твоя ****а!
- А что тебе нужно?
На этот вопрос я и сам себе не мог ответить. Что мне нужно? Не знаю я, что мне нужно. И зачем ввязался в это - тоже не знаю. И спасителем я никому быть не хочу. Просто у меня есть деньги, а у нее нет. Да черт знает, что у меня в башке сегодня перещелкнуло!
Наконец, Лиза решила спасти остатки моего больного самолюбия:
- Не надо денег. Я крест продам...
- Как знаешь, - бросил я и вышел из этой чертовой квартиры. На сегодня с меня уже хватит.


Было глупо думать, что на этом все неприятности дня закончились.
В одиннадцать в мою дверь раздается звонок. Я гляжу в глазок: Катя. Тяжело вздохнув, открываю  замок и она проходит мимо меня внутрь, делает несколько шагов  и останавливается посреди гостиной. На ней высокие сапоги на шпильке и малиновый плащ. И губы очень малиновые. Я вдруг вспомнил, что Костя мне не звонил. Интересно, приходил он "на работу" или нет?
Катя внимательно смотрит в мое лицо с минуту:
- Ты собой чертовски доволен, так?
Я пожимаю плечами:
- Ну, вообще, да. Надо любить себя. Или ты о каком-то конкретном моем качестве?
- Косте нос сломали, - я вскинул брови. Типа мне так интересно, аж жуть берет. - Ты хорошо рассчитал. Я была уже голой, когда он пришел. Он так разозлился, начал орать. Его и уложил кто-то из охраны.
- Но, я смотрю, ты не томишься возле его постели, вытирая кровь и сопли.
Она процокала на своих каблучках ко мне, по пути расстегивая плащ:
- Я давно пыталась от него отделаться. А он все ныл, ныл. Я пришла поблагодарить тебя за помощь...
Плащ упал к ее ногам. Под ним было только белье с чулками и поясом.
- Не стоит благодарности, - говорю я, равнодушно так разглядывая сквозь прозрачную ткань твердые соски.
Она нежно сжимает мои брюки между ног и довольно улыбается:
- Правда?
- Я не трахаю шлюх.
Улыбка ее гаснет. Рука сжимается сильнее. Черт, больно. Я стараюсь не согнуться пополам и не потерять равнодушного выражения лица.
- Да? Ты и сам шлюха...
- Точно. Две шлюхи в одной кровати - это слишком! К тому же, разграничивай понятия. Я не трахаюсь на камеру, возомнив себя великой актрисой. Тебе пора.
Она снова улыбается. Зло так улыбается. Так улыбается, что я начинаю волноваться за свои яйца. Она сжимает руку чуть сильней и из моей груди вырывается напряженный вдох и я чуть сгибаюсь.
- Еще увидимся, - шепчет она тихо мне в ухо, слегка лизнув его краешек. Затем убирает руку и выходит из квартиры.
- Ого, - говорю я ей вслед. - Прямо как в кино про мафию! Я требую для тебя "Оскар", Катя!
Она показывает мне неприличный жест, содержащий в себе инструкцию, куда мне пройти, и я захлопываю дверь.


Я сдержал слово, устроил Лизу на работу в нашу фирму. Секретарем или чем-то вроде. Я не особо вдавался в подробности. Это было просто. У меня был козырь - Марго. Я пришел к ней в кабинет в обед, когда половина офиса ушла, плотно закрыл дверь. Я сказал, что сестре моего друга срочно нужна работа и я слышал, что у нас освободилась должность секретаря. Марго откинулась в кресле и закурила:
- Наверное, ты уже знаешь. Я беременна.
Я киваю и сажусь в кресло напротив. Забираю сигарету из ее губ и затягиваюсь. Кажется, она даже не замечает этого. Никогда не видел ее такой серьезной.
- Я восемь лет мечтала о ребенке, - говорит она, глядя в потолок. - А теперь понимаю, что он мне не нужен. Смешно, да?
По-моему, нихрена смешного.
- Будешь делать аборт?
- Нет. Я выхожу замуж. Финансовый директор одной крупной фирмы. Ему сорок, - она кривит губы. - И он уверен, что это его ребенок. А я подумала, почему бы и нет? Может быть, хватит уже самой о себе заботиться... Жаль, конечно, что ему не двадцать.
- Если бы ему было двадцать, - я делаю еще затяжку, -  у тебя было бы сразу два ребенка.
Она смеется:
- Ты прав. Так что там с сестрой твоего друга?
Вечером я поехал к Лизе, сообщил, что она начинает работать на следующий день. Она накормила меня картофельной запеканкой. Черт, моей матери никогда не удавалась картофельная запеканка, а я так ее любил! В садике менялся с мальчишкой на компот. Запеканка Лизы была восхитительна.  Прямо как у поварихи  из моего детского сада.
Я спросил, есть ли у нее деньги, чтобы доехать до работы.
Она сказала "да".
Когда я уходил, я заметил, что крестика на ней больше нет.


По правде говоря, следующий месяц я ее почти не видел. Было много работы. И в фирме, и вне фирмы. Какой-то всплеск сексуальной энергии Вадима Ивановича. Каждый день - новая девица в моей постели. Какие-то постоянные вечеринки, знакомства с невероятно нудными людьми, ублажение друзей извращенцев-вуайристов Вадима Ивановича. Меня даже просили поучаствовать в гей-сексе. Я отказался. Если бы не Вадим Иванович, меня бы даже не спросили... Впервые я вдруг понял, что, может быть, не такой уж я и хитренький. И что я здорово вляпался. Захотелось получить чертов диплом поскорей и убраться к черту. Но до него оставалось еще два месяца. Он был готов. Сдан. Оставалось только защитить.
В конце одного из рабочих дней я увидел Лизу, болтающую с одним из сотрудников, жутким уродом. Я его ненавидел. Похоже, беседа была очень милая, они улыбались друг другу. Черт, ему же лет тридцать пять! Когда он, наконец, отошел, я подошел к ней:
- Что ты делаешь рядом с этим придурком?
- Кофе пью, - она приподняла свою кружку, показав ее мне. Кажется, она даже не удивилась моему вниманию. Не успел я заметить на это ничего остроумного, как она вдруг сказала:
-  Хочешь со мной поужинать?
Я удивился.
- Типа свидание? Свечи, изысканная еда, утонченная беседа?
- Ну, если гамбургер с колой считаются чем-то изысканным и утонченным, то да!
- А двадцать пятая поза из Камасутры будет?
Лиза ударила меня по руке слегка.
- Перестань вести себя, как озабоченный олух. Идем.


Мы сидели в ресторане быстрого питания. Было странно вот так сидеть с ней в этом ресторане, болтать... Странно не только потому, что в последний раз я именно "болтал" с кем-нибудь сто лет назад. В основном, все мои разговоры носили совершенно поверхностный характер с прилипшей к лицу дружелюбной, чуть заискивающей улыбкой. Ну и плюс, я привык с девушками отнюдь не болтать - тоже издержки профессии.
Лизу же ничего, кажется, не смущало:
- Нельзя жить так, как от тебя ждут. Это глупо. Все равно все умрем, так почему бы не делать то, чего тебе хочется? Ты говоришь, для тебя важнее всего деньги. А что приносят деньги?
- Они дают возможность жить, как я хочу.
- Вовсе нет. Они дают возможность покупать то, что ты хочешь. Кучи ненужного хлама. Ты стал счастливей от того, что твоя рубашка стоит половину чьей-то зарплаты? Сомневаюсь.
Я все думаю, как это мы с обсуждения антисанитарии в данном заведении перешли на такие глобальные темы, как моя рубашка. Лиза с аппетитом поглощала свой гамбургер, я же потягивал колу, предварительно протерев трубочку влажной антибактериальной салфеткой.  Как можно есть эту дрянь?
- Никто и не говорил, что все должны быть счастливы, - привожу я свой самый веский и самый  пустой аргумент. Этим аргументом кто только не пользовался в момент отчаяния, когда тебя уже почти прижали к стенке.
- Никто и не говорил, что ТЫ должен быть не счастлив, - легко парирует она. - Какой смысл во всех этих диетах, косметике, одежде? Здоровый образ жизни... Все равно все сдохнем, не важно, в семь лет, в двадцать или восемьдесят три.
Почему это, интересно, в восемьдесят три, а не восемьдесят пять? Не важно!
- Смысл в том, что толстая, плохо пахнущая и морщинистая ты никому не будешь нужна.
- Да я и сейчас никому не нужна, - Она произнесла это очень просто, совсем без печали.  Обыкновенный факт, - Люди ведут себя так, словно собираются проторчать на этой планете миллиард лет. А ведь завтра тебя может сбить машина. И ты будешь страшно жалеть, что не съел гамбургер сегодня. Он же такой вредный, - она помахала у меня перед носом едой. - Жизнь проходит. В любом случае. Так какой толк вести себя так, словно мы вечны? Жить с нелюбимыми людьми, заниматься нелюбимым делом, зарабатывать ненужные деньги?
- Закон сохранения энергии. Мы все ищем стабильность...
- По-моему, это паршивый закон, - она стала пить колу из своего стакана, кажется, немного печально.
Я смотрел на нее с минуту. Смешная. Рыжая, белокожая. Глаза не то серые, не то синие. Веснушек совсем чуть-чуть. Ненавижу, когда веснушек много, это уродует. Все тело в рыжих пятнах, фу. Как лишай или еще что. Но у нее веснушек было чуть-чуть - на носу. Очень мило.
Лиз оглядывала людей вокруг. С некоторым отвращением, как куски подгнивающего мяса на солнышке.  И легко было  уловить ход ее мысль. Вот они, ходят здесь, спешат куда-то, что-то обсуждают.  Смеются, плачут. Милые куски мяса, которые однажды сдохнут и будут зарыты в земле. А потом, когда городам нужно будет расширяться еще больше, их выкопают бульдозером, сожгут, и построят парочку новых домов на месте их святых могилок. И никто их уже не вспомнит...
Болезнь, несчастный случай, война, врачебная ошибка, падение самолета, неаккуратный водитель, веселая молодость - что убьет конкретно тебя? Лотерея, лотерея смерти! Берите билеты, господа, не проходите мимо!
Я вдруг подумал, какого цвета волосы у нее там, внизу...
- Так что, - спрашивает она, лукаво глядя на меня. - Будешь гамбургер или как?
- Не думаю, что я уже готов к этому, - усмехаюсь я.
Она чуть наклоняет голову:
- Не боишься пожалеть?
Я качаю головой:
- Я пока не собираюсь умирать.
- Никогда не знаешь, какие у смерти на тебя планы. Кстати. Кем ты работаешь на самом деле?
Оп. Я делаю недоуменное лицо:
- Менеджером по продажам.
- На зарплату менеджера так не живут. Твоя одежда и все такое.., - она наклоняется чуть ближе через стол, смотрит прямо в мои глаза: - Это что-то противозаконное?
Я возмущенно хмурюсь:
- Конечно, нет! - Проституция. Съемки в порнографии. Хранение наркотиков. - С ума сошла?


Наверное, мне так хотелось снова ощутить себя обычным человеком, совершенно нормальным, способным не только считать деньги и трахаться перед незнакомыми людьми, что именно поэтому я  предложил ей погулять следующим вечером. И поэтому я проводил с ней неделю за неделей. Можно 
слушать этот бред, что она несет, бесконечно. На все свое мнение, которое никак не совпадает с моим. Это должно было бы раздражать. Но почему-то исключительно умиляет. Как ребенок, который еще ни черта не понимает в жизни. Порой, мне казалось, что она так и застряла в детстве. А потом я ловил себя на мысли, что она знает и понимает гораздо больше меня. Странное ощущение.  Странное ощущение провожать кого-то домой, не оставаясь на ночь.
Странное и такое нормальное. Аж мурашки по коже.
Наверное, я совсем свихнулся, когда предложил ей сходить на ту вечеринку. Вадима Ивановича там не должно быть, а  мне так не хотелось снова общаться со всякими идиотами. Я и предложил. Она сказала "у меня нет платья". Я сказал "я буду твоим феем-крестным".
Я принес ей платье. Длинное и синее. Такое синее, что ее глаза тоже казались синими. И туфли. Волосы убраны в косу. Она выглядела совершено волшебно.
Так волшебно, что даже вечеринка показалась вполне хорошей. Правда, мне пару раз сделали  предложение пройти в одну из комнат, развлечь одного из гостей. Я отказался. Я пил шампанское и танцевал с Лизой. Вообще, она не умела танцевать на каблуках. Я поставил ее на свои ноги, как ребенка.
Черт, не помню, когда я в последний раз столько смеялся. Может, в детстве. Однажды мы с моим старшим братом однажды пошли в цирк, который приезжал в наш город. Мне было лет девять, ему -  двенадцать. Мы прыгали на батуте и ели сахарную вату. Вот тогда я смеялся так долго и так искренне. Наверное, в последний раз. Лучший день в моей жизни.
Через месяц он умер. Пневмония. Чертовы врачи не сумели поставить верный диагноз. Чертовы врачи не торопились везти его в больницу.
Мы танцевали медленный танец.
Играла эта песенка, Пролог "Ты лишь свет".
Раньше я не замечал, какая она хрупкая.
- Я отдавила тебе ноги? - спросила она тихо.
- Нет. Всего только сделала из сорок третьего сорок пятый размер.
Она рассмеялась. Люблю, как она смеется. Очень искренне.
- Можно додавить до пятидесятого. Хочешь?
- Думаешь, в Питере реально найти частного сапожника?
- А ты собираешься жить в Питере?
- Да. Буду там архитектором, - она кивнула, опустив глаза. - Поедешь со мной?
- Там омерзительная погода, - она сморщила носик, - Вечный дождь...
- В этом его романтика. Сойдем с ума, умрем в один день. Разве не сказка?
Она снова рассмеялась. Я чуть отстранил ее и покружил. Синие волны всколыхнулись вокруг ее ног. Затем снова прижал к себе.
На мое плечо легла рука. Улыбаясь, я обернулся и тут же получил удар в лицо.
- Черт!
Я согнулся, схватившись за глаз. Он буквально пульсировал болью. Лиз держала меня за плечи, склонившись рядом.
- Получил, тварь?!
Костя. Стоит передо мной, весь из себя разъяренный. И держит за руку улыбающуюся Катю. Она тянет его за руку в другой конец зала, театрально успокаивая. Люди таращатся на нас.
- Еще раз подойдешь к ней - башку оторву!


Мы с Лизой входим в мою квартиру. Я швыряю пиджак и ботинки в коридоре и иду на кухню за льдом. Хорошо, что я живу так недалеко от клуба, где проходила вечеринка.
Всю дорогу, что мы ехали домой, я покрывал Костю и его сумасшедшую девку последними словами. И не останавливался даже сейчас.
Я высыпал лед в полотенце, складывая все известные мне маты в их адрес. Лиза прошла за мной. Она усадила меня на кухонный диванчик, сама села на стол передо мной, поставив ноги по бокам от меня, и приложила к моему глазу лед. Я злобно замычал.
- Это тебе за дело? - спросила она.
Всю дорогу она молчала. А теперь так серьезно спросила, что я открыл целый глаз, задумавшись.
- Ну, может быть...
- Может быть?
- Я пострадал за правду. Дружба - всего лишь слово, сентиментальная чушь. Хотел как лучше, а теперь как Кутузов!
- Да? А девушка твоего друга имеет отношение к превращению тебя в Кутузова?
Она смотрела прямо мне в глаза, чуть усмехнувшись. Мне как-то не хотелось врать. Но и рассказывать, чем я занимаюсь, тоже не хотелось. Только не ей. Перед другими я бы, пожалуй, мог хвастать своей "профессией"... но с Лиз это невозможно. Поэтому я отвел глаз и тихо сказал:
- Очень может быть....
- Я так и подумала. Очень уж она была довольна.
Я вспомнил счастливое лицо Кати. Буквально светящееся от удовольствия. Как будто она только что испытала тройной оргазм и заела его шоколадом.
Интересно, какого хрена они оба вообще там делали?
- Сука, - прошипел я сквозь зубы.
Лиза убрала лед от моего глаза и слегка погладила кожу вокруг него кончиком пальца:
- У меня смутное чувство, что тебя просто тянет к сукам...
- Выходит, - я сглотнул. - Выходит, ты тоже сука...
Она усмехнулась, проведя пальцами по моим губам:
- Выходит, тебя тянет.
И затем она целует меня, опустившись на мои колени. Так нежно. Дух захватывает.
И что-то внутри дрожит. Наверное, все мое существо орет: слишком близко! Никогда никого не подпускать - главное правило. Тогда никого никогда не потеряешь. И сейчас это правило летело к черту.
Я чуть отстраняюсь. Мое дыхание сбилось. Ее - тоже. Я прислоняюсь лбом к ее лбу. Ее ладони  гладят мое лицо. Я зажмуриваюсь. Она целует мои губы легкими, мягкими поцелуями. Так нежно, что можно свихнуться.
Все мое существо орет мне "нет"! Я не умею так нежно. Я не привык. Мне практически больно. Как будто кожу сдирают.
Никаких чувств!
Я чувствую ее сердце, бьет прямо по моей груди.
Ее пальцы расстегивают пуговицы на моей рубашке.
Я хватаю ее запястья и, переведя дыхание, говорю хрипло:
- В кой-то веке я стараюсь быть благородным. А ты все портишь.
Она смеется. Так ласково шепчет:
- Это ты не вовремя...
Тогда я сдаюсь и прижимаю ее к себе.
Когда в последний раз я касался чьей-то кожи только потому, что мне хотелось коснуться ее?  Просто ощутить тепло под пальцами, просто поцеловать родинку на шее, просто следовать изгибам тела. Не потому, что кто-то за это платит. А потому, что тебе этого хочется, до безумия хочется. Мне нужно было заново учиться нежности. Не только отдавать, но и принимать. Гораздо сложнее принимать. Все движения, каждый поцелуй, каждое прикосновение - неразбавленный поток нежности. Такой, от которой сердце пропускает удары.
Черт, я бы мог убить из-за нее.
Валяться в ее ногах и рыдать от переполняющих меня чувств. Как будто все годы этой пустой, циничной жизни вылились из меня в один миг, наполнили чем-то горячим и острым. Словно мои пальцы, моя кожа искрилась в тех местах, где я касался ее. Невообразимо теплым и сладким огнем.
Потом я держал ее в своих объятиях, гладил ее волосы, целовал ее лоб.
Странно. Обычно я не выношу, чтобы кто-то оставался в моей постели на ночь. Тем более, чтобы кто-то меня обнимал вот так откровенно и близко.
- Давай уедем, - сказал я вдруг. Сам не ожидал. Но мне так захотелось прямо сейчас схватить ее и увезти подальше отсюда. Спрятать. Куда угодно. Лучше - на Аляску.
Лиз устало промычала. Я снова поцеловал ее в лоб.
- Не могу, - сказала она. - Нужно дождаться брата...
Мне хотелось сказать, что пошел он к черту. Но я почему-то промолчал...


- У меня есть кое-что для тебя!
Я выныриваю из-под одеяла и ползу к ящику прикроватной тумбы.
- Только не говори, что это опять презервативы с усиками, - Лиз устало закатывает глаза, затем улыбается мне.
- Блин. Ты мне теперь это каждый раз будешь припоминать? Я же был нетрезв!
- Ну, ближайшие полгода точно не забуду.
Я поворачиваюсь к ней, подперев ладонью голову, некоторое время внимательно гляжу на нее, а затем восклицаю:
- Тебе понравилось! Грязная девчонка!
Она, смеясь, толкает меня в плечо:
- Давай уже свой сюрприз.
- Какая ты развратная! - качаю я головой и сую руку в один из ящиков тумбы. Затем подношу ей ладонь с бархатным мешочком на ней.
Она растерянно смотрит на меня:
- Для презервативов с усиками маловато...
- Боже ты мой! Давай руку уже. Только глаза закрой.
Она послушно закрывает глаза, протянув мне руку ладонью вверх. Я высыпаю на ладонь содержимое мешочка, держа ее за пальцы.
- Все, открывай.
Лиз открывает глаза:
- О, ого. Неожиданно...
На ее ладони лежит тонкая золотая цепочка и на ней - маленький золотой крестик. Совсем простой пересечение двух золотых палочек. Как пересечение наших жизней.
- Знаю, один другим не заменишь... но мне хочется, чтобы он у тебя был.
- А ты знаешь, что тот, кто дарит тебе крестик - выбирает твою судьбу? Готов взять на себя такую ответственность?
Я пожимаю плечами:
- Пожалуй, рискну.
Лиз улыбается, залезает мне на колени, укрывая нас обоих одеялом:
- Тогда наденешь мне его?
Я застегиваю цепочку и слегка целую ее шею. Она обнимает меня, целует в губы:
- Мне очень нравится. Спасибо.
Некоторое время я молча дышу в ее плечо. Оно пахнет теплом, воскресеньем и чем-то цветочным.
Затем смотрю ей в глаза:
- Что ж выходит? Я типа как вершитель твоей судьбы? Роковой меч?
Она опускает глаза вниз, глядя на мое обнаженное тело, и усмехается:
- Ну, с мечом это ты себе, конечно, польстил!
- О, господи! Какая же ты...,- я зажмуриваюсь. Затем укладываю ее на спину, щекоча. Лиз смеется, вырываясь из моих рук.   


Меня бьют долго и тщательно. Вадим Иванович устал, что я постоянно отмазываюсь от работы. Вадиму Ивановичу не нравится, что я веду себя неуважительно, все время отменяя встречи, ссылаясь на учебу. Вадиму Ивановичу известно, что я успешно получил диплом две недели назад. И Вадим Иванович не доволен.
Поэтому меня избивают в собственной квартире. Нет. В квартире Вадима Ивановича, конечно. Бьют не по лицу, зато ногами. Хотел бы я сказать, что терплю все унижения и удары, как настоящий мужчина, но это было бы настолько ложью. В какой-то момент я начинаю просить их перестать.
Нет, я умоляю их.
Я говорю: "хватит, пожалуйста, хватит".
Я говорю: "я сделаю, что угодно".
Вадим Иванович ждал этих слов.
Он так прямо и говорит: "Я ждал этих слов".
Он говорит мне, что у него новое развлечение. Теперь его возбуждает насилие.
Я согласен на все.
Он говорит мне, что это будет необычный опыт. Что моя партнерша, вероятно, будет оказывать  сопротивление.
Плевать мне, я согласен.
Он улыбается и кивает. Его охранники выходят за дверь. Я плюю кровью на ковер и кое-как встаю.  Думаю о разных вещах, чтобы возбудиться, чтобы все поскорее закончилось.
Развратные школьницы в коротеньких юбочках и гольфах с чупа-чупсами и красными губами.
Две девушки на коленях возле меня.
Девушка в латексе и с зажимами на сосках...
Фантазий так много.
Когда в комнату толкают Лизу, мои попытки возбудиться летят к черту.
Она напугана. Так напугана, что у нее дрожат губы. Но она ни о чем меня не спрашивает, просто смотрит. А я стою и не могу пошевелиться. Шок. Я не на этой планете.
Откуда он узнал про нее? На ум приходит только Катя.
Откуда она узнала про Вадима Ивановича? На ум ничего не приходит.
Я ее недооценил, вот и все.
Желудок сводит холодным ужасом.
- Не хочешь? - спрашивает Вадим Иванович, сидя в кресле, в углу, положив одну ногу на другую. - Что ж, может, Руслан тогда за тебя...
Руслан, тот, что помогал отбивать мою печень, делает шаг в сторону Лизы.
- Нет! - говорю я быстро. - Я сделаю. Я сделаю.
Руслан отходит обратно, к креслу.
Я делаю несколько шагов к Лизе. Больше всего я боюсь, что у меня не встанет. Тогда нам обоим конец.
- Даже не думай, - говорит она тихо.
- Пожалуйста, Лиз. Доверься мне...
- Даже не думай, понял? Нечего подходить ко мне!
Я сделал еще шаг:
- Лиз...
Она ударила меня в нос основанием ладони. Боль адская. Из глаз капают слезы, из хрустнувшего носа - кровь. Она пытается выбежать из комнаты. Я успеваю ее перехватить. Прямо как тогда, на Арбате, когда за ней гнался хач. Если бы я только не влез в тот раз...
Я швыряю ее на кровать, накрыв своим телом. Ее ногти впиваются в мои плечи, до крови. Я сжимаю ее запястья рукой, скрестив ее руки над головой. Она пытается ударить меня коленом, уже не особо целясь. Паника. У нее началась паника. Но ее беспорядочные попытки ударить только помогают моим бедрам оказаться между ее длинных ног. Из разбитого носа по подбородку капают тяжелые алые капли прямо на ее плечо. Я вытираю нос о простыню.
Эту простыню я купил в магазине на Новом Арбате, за чертову уйму денег.
Мозг отказывается регистрировать происходящие события, отвлекаясь на ничего не значащие мелочи.  У продавщицы была огромная родинка на левом веке...
Моя рука скользит по ее телу, разрывая пуговицы на блузке. Шея, грудь, живот, бедра... Я стягиваю с нее трусики, запустив руку под черную юбку. Эту юбку я ей купил. Она ей не понравилась. Она сказала тогда "слишком обтягивает". Она сказала тогда "я надену ее только для тебя".
Это я и как будто уже не я.
Где-то далеко, словно сквозь толстый слой ваты, звякает пряжка ремня. Моего ремня.
Я абстрагируюсь от ситуации.
Их нет. Нет ни Вадима Ивановича, ни охранников Вадима Ивановича.
Только я и она.
И она вовсе не плачет, повернув голову на бок, кусая губы до крови от безысходности. И вовсе не дрожит так, что эта дрожь передается и моему телу. Я не держу ее запястья, сжимая их до такой степени, что точно останутся синяки. Я бы никогда не оставил ей синяков. С ней я всегда нежен.  Ни с кем больше. Только с ней.
И это, черт возьми, вовсе не я дергаю свой член, представляя всякие гадости, представляя на ее месте кого-то другого, представляя свою полную власть над кем-то другим. Эта мысль меня возбуждает. Полная власть - делай, что хочешь, с чужим телом. Не считайся с чужими чувствами. Полное подчинение. Полное подчинение Лиз мне. Ее тело - только для моего удовольствия...
Я ненавижу себя за эту мысль. Но ее не остановить. Она пробралась в мою голову и пустила там  корни. И как только это случилось, мое больное тело среагировало возбуждением.
Это не просто изнасилование женщины, которую я безнадежно и так прекрасно люблю на глазах нескольких озабоченных ублюдков, мечтающих сейчас подрочить прямо здесь.
Хотя, уже эта мысль может свести с ума.
Это больше. Как трахнуть свою мечту. Извалять в помоях самое ценное, что у тебя есть. Заблевать свое будущее. Пустить по кругу свое счастье.  Продать больше, чем у тебя есть.
И, поверьте, никто не сможет ненавидеть меня больше, чем я сам. Даже Лиз.
Я сжимаю челюсти изо всех сил, но слезы все равно катятся из глаз, смешиваются с ее слезами.  Кто-то из них включил музыку на моем компьютере. Они не слышат, и я шепчу: "Прости. Пожалуйста, прости меня. Пожалуйста..."

Не знаю, когда они ушли. Просто когда все закончилось - их уже не было.
Лиз тоже ушла. Она ничего не сказала. Просто дождалась, когда я соскользнул с ее тела в сторону, не способный поднять на нее глаз. Я просто уткнулся лицом в кровать, закрыв голову руками и даже не слышал, как хлопнула дверь. А когда открыл глаза - ее не было. Рядом со мной валялся ее крестик, цепочка была порвана.
Я смотрел на крестик, не способный до него дотронуться.
Из разбитого носа текла кровь и я глядел, как красное пятно подбирается все ближе и ближе к  рваному золоту цепочки. А из колонок лилась та самая песня Grizzly Bear "Slow life", окутывая меня волшебством своей мелодии:
/Даже если ты единственное, что я вижу/
Я искал ее два дня. Я обошел всю Москву, облазил вдоль и поперек. Собрал все деньги, что удалось накопить, и ушел из квартиры, чтоб найти Лизу, чтобы увезти ее. Я не спал и практически не останавливался. Но ее нигде не было.
/Если ты попросишь, я отпущу тебя/
Ее нигде не было. Она словно исчезла, растворилась в этом городе. Ей нужно было спрятаться, и город поглотил ее. Я был уверен, она не уехала - она должна была дождаться брата. Но она спряталась. От меня.
/Пожалуйста, не проси шанса/
Вечером второго дня я сел на поезд Москва-Питер. Договорился с начальником поезда и поехал зайцем. Я боялся, что меня будут искать, поэтому не хотел светить паспортом. И поехал зайцем. Мне достался вагон СВ.   
/Его никогда не будет, перед тобой только ветер/
И я всю ночь не спал. Просто сидел и пялился в черноту ночи.
Она спряталась от меня.
Она найдет меня сама.


Все началось с пролитого кофе.
Пролитым кофе и должно закончиться.
Я неосторожно махнул рукой и белая чашка со звоном соскочила с блюдца, разливая по деревянному столу густую коричневую жижу. С молоком. Я смотрел, как чертежи с моими проектами наполняются мягкой коричневой влагой, как покачивается опрокинутая чашка, пачкая свои белые круглые фарфоровые бока, и думал о том, как в один момент все изменилось. Полностью и бесповоротно.
Пролитый кофе запросто может изменить однажды твою жизнь. Я изменил чью-то жизнь опрокинутой  чашкой кофе. Или только свою?
Полгода в Питере. Мечта сбылась - я работаю архитектором. Мне предлагают ехать в Прагу на два года. Я не еду. Я тяну. Я жду Лизу. Она найдет меня, я знаю. Я не скрываюсь. И теперь она ближе, чем когда-либо, я уверен. Во вчерашней газете было написано, что Вадим Иванович и двое его охранников убиты. Удушены. Все выглядит, как ограбление. Но я уверен, что все не так.
Это Лиз.
И теперь я жду ее, сидя в своей мансарде, на переделанном чердаке одного из старых Питерских домов, который предоставила мне фирма. Тут же я и живу.
Питер другой... спокойный... Нет никакой суеты, нет спешки. Никто никуда не торопится.
Когда я приехал, лил дождь. Словно этот город ждал меня. Словно он плакал по моей потерянной любви. Нет, не потерянной. Я сам уничтожил эту любовь, своими руками. Но Питер не вдавался в такие подробности. Просто плакал.
Я ни с кем не общаюсь, только по работе. Никаких женщин, случайных или нет. Ни с кем из прошлого - тоже. Просто черчу себе, создаю здания. Выглядят они довольно странно, но Праге понравилось, она ждет меня. А я смотрю, как коричневая жидкость уничтожает мой билет в безоблачное и, наверное, славное будущее.
- Гадал? - раздается голос где-то надо мной.
Я даже не вздрагиваю. Улыбаюсь и поднимаю глаза. 
Лиз. Стоит по другую сторону стола, чуть усмехаясь. Такая же, как я запомнил. Высокая, худенькая, стройная. Только волосы другие. Белые.
- Твои волосы, - говорю я тихо.
Она трогает их рукой и пожимает плечами:
- Рыжие - слишком заметно.
Я киваю. Она садится напротив.
- Я знал, что ты придешь. Я тебя ждал.
Она смотрит на мою шею. Я знаю почему - на ней висит ее крестик, который я подарил. Тогда она сказала, что тот, кто дарит тебе крестик - выбирает тебе судьбу. А я сказал, что рискну. И выбрал для нее неверно. Может быть, она сейчас думает о том же.
- Тебе надо было уехать дальше, - говорит она.
- Я не хотел прятаться. Я знал, ты найдешь меня. Я читал газеты... значит, ты дождалась брата...
Невозможно было представить, что это она уложила троих здоровых мужиков. Конечно, ее брат. Видимо, срок его был не так безобиден, как она говорила.
Она поморщилась, опустив глаза:
- Мой брат разозлился, когда узнал, что случилось.., - затем посмотрела на меня: - Тебе надо было уехать дальше.
- Я не хотел... чтобы это был кто-то из них. Я думал, будет лучше, если это буду я...
Мне надо столько всего сказать ей. Я должен все объяснить.
Она качает головой:
- Это не было лучше, - она смотрит мне в глаза, подбирая слова. Черт, сколько же в ее глазах  разочарования. Я буквально захлебываюсь ее разочарованием. - Я... доверяла тебе. А ты меня предал...
- У меня не было выбора, Лиз...
- Выбор есть всегда.
Я хотел сказать ей что-то еще. Я хотел рассказать все с самого начала, объяснить, чтобы она все поняла.
Я хотел рассказать, что она сломала мою жизнь. Изменила ее, вывернула наизнанку. И это было хорошо. Я бы ни за что не променял этого. Ни за что. Я хотел рассказать, что она заново научила меня нежности. Что с ней я могу смеяться и быть собой. Что она размозжила маску моей циничности  и холодности, как арбуз об асфальт. Осталась только мякоть.
Но я молчу. Сижу и молча пялюсь на нее.
Боже, как она красива... До невозможности.
Я не видел ее так долго.
Лиз перегнулась через стол и поцеловала меня. Она целовала меня так долго, так страстно и нежно, гладя мое лицо хрупкими пальчиками, чуть покусывая мой рот.
Снова ощущать ее губы... как будто снова дышать.
Закончив поцелуй, она прижалась лбом к моему лбу, восстанавливая дыхание. Затем легко поцеловала в губы и прошептала:
- Я прощаю тебя.
Она отстранилась, коснувшись ладонью моей щеки, слегка погладив ее. Затем поднялась, и я слышал ее шаги в сторону двери.
Я закрыл глаза.
Мое горло сдавила удавка.