California Wandering Mix

Данный рассказ родился после очередного просмотра клипа Милен Фармер California. Посвящается Аделии Харман, как главной вдохновительнице.
__________________

- Доминика, ты чёртова проститутка. Грязная шлюха, - слегка приглушённый мужской шёпот, страстной волной обжигал уши женщины, одновременно волнуя и отталкивая от себя.
Горячие руки с нежной кожей, осторожно прижимали к широкой груди хрупкое тело Доминики, лишая её возможности двигаться и сопротивляться.
Хотелось оттолкнуть его от себя, грязно обругать, так, как он ругал её, однако она отчего-то не решалась и только хмурила аккуратно выщипанные брови, отчего на безупречно гладком лбу, явственно проступала вертикальная морщинка.
- Я люблю тебя. Скажи, что ты любишь меня! - потребовал он, впиваясь своими губами в губы пламенно рыжей живой куклы, оставляя после себя металлический кровавый привкус и отголосок секундной боли ...
- Я люблю тебя, - эхом повторила она и, прикрыв глаза, провалилась в сладкую негу, в которой отчётливо чувствовался пряный дух горечи ….

**************************
Она коснулась губами мундштука сигареты, оставив на нём тёмный след от помады. Оттенок перезрелой вишни. Она считала, что этот цвет совсем не идёт к её бледному лицу и ярко рыжим волосам, однако отчего то всегда пользовалась именно им.
Зеркало в ресторанном туалете оказалось безжалостным. Оно не смягчало линий и не затуманивало резкость и ломкость черт. Наоборот, казалось, что в его хрустальном блеске всё становится ещё более чётким и оттого менее привлекательным. Доминика подняла руку к лицу, осторожно поправила длинную чёлку и, быстро (о, она всегда всё делала стремительно и почти бесшумно) развернувшись, направилась в туалетную кабинку. Там она рванула с груди чёрную блузку, обнажив чёрное же кружевное бельё. Под треск шёлковой ткани разрез на юбке стал ещё более смелым и (уж не благодаря ли магии этой странной ночи?) таким же безжалостным, как и голубоватое сияние туалетного зеркала.
Доминика не спешила, однако в её движениях было достаточно торопливости и почти детской неосторожности. Она хотела поскорее избавиться от своих пут, как гусеница избавляется от кокона, после долгих метаморфоз превратившись в бабочку.
Вновь вернувшись к зеркалу, женщина, усмехнувшись, смерила себя оценивающим взглядом. Её новый облик, столь далёкий от привычного, радовал, заставляя волны гнетущего восхищения подниматься из глубин растревоженного естества. То была злая радость, нисколько не свойственная той немного холодной, а для некоторых, даже бесчувственной, особы, что жила в белом особняке на одной из аллей престижного района. К таким женщинам как она обычно все обращаются «на вы», даже тогда, когда, собственно, особой надобности в этом нет.
Именно эта женщина теперь стояла под мёртвым светом лампы, мокрыми бликами, отражающимися от снежно белого кафеля стен, в разорванной одежде, с разлохмаченными волосами, чей блеск безошибочно указывал на то, что эти пряди знавали лишь руки лучших парикмахеров.
Это она, та, что брезгливо фыркала всякий раз, когда слышала в голосе собеседника провинциальный говорок, проводила тонкими, прохладными пальцами по тёплой линии собственного бедра, не стыдясь возможного вторжения извне …
Это её губы, чей резкий абрис, ярким пятном запёкшийся крови, выделялся на бледном лице, глумливо кривились от тихого голоса собственных мыслей, доводивших до сладострастного экстаза.

А потом. … А потом ноги сами понесут её к ней. Почему-то это казалось самым простым. Простым и оттого таким желанным.
Последний взгляд в зеркало, последняя улыбка, от которой лицо искажается, становиться порочным и немного наивным, каким бывает у марионеток в антикварных лавках.
Доминика быстрыми, лёгкими шагами спустилась вниз по сияющей в неоновом свете мраморной лестнице, небрежно вскинула руку, маня к себе несущееся на встречу такси….
Вот она садиться в него, даже не спросив о цене, тихим, шелестящим голоском называет улицу и откидывается на спинку сидения, жадным взором вбирая в себя мятущиеся за окном огни.
Звон откидываемой крышечки зажигалки, лёгкий щелчок и треск тлеющей бумаги. Лёгкий сигаретный дымок, такой же горький, как и вечерние поцелуи ….
- Может быть, расплатишься натурой, детка? – таксист весело подмигнул ей, скаля в улыбке белые зубы, когда она чуть наклонившись вперёд, протянула ему смятую банкноту.
- В другой раз, - Доминика усмехнулась и толкнула дверь такси.
В другой раз.… А сейчас. … Сейчас её взгляд скрестился со взглядом той, Другой и где-то под сердцем сладко заныло.

**************************
Другая не противилась, когда рыжая, усмехаясь, протянула руку вперёд, словно слепая, ищущая опоры. Ломкая белизна хрупких пальцев скользнула по груди одной из товарок Другой, на минуту задерживаясь на вульгарно выставленных прелестях ещё молодой негритянки. Казалось бы, страшный призрак выбрал себе жертву и та, Другая, может вздохнуть спокойно, однако это ложь. Яркие, лихорадочно блестящие глаза не отпускают Её. Они уже приковали к себе, овладели душою и телом той, Другой, чей век уже на исходе …

**************************

Лёгкая линия плеч, тонкий изгиб шеи …. Если бы не эта одежда, не эта дешёвая косметика, молодая женщина, стоящая перед ней была бы почти полной копией самой Доминики.
Это было открытие. Сладостное открытие, от которого хотелось взлететь высоко высоко и рассыпаться на миллиарды частичек золотоносного дождя, что падёт на землю манной небесной с опьяняющим кокаиновым духом.
- Кто ты? – спросила Та, Другая и Доминика рассмеялась, змеей искусительницей скользя к ней, обвивая её тело своими руками и посмеиваясь, как безумица.
«Кто ты?» - вертелось над ней, а она только вглядывалась в яркие глаза своего двойника, ища и не находя в них печальных огней ночного города. Их просто не было, как не было на этой улице ничего, от чего не веяло бы духом порока. Сладкого, сводящего с ума душка растления, от которого так сладко щекочется нёбо и кажется, будто в груди поселяется страшная, кровавя болезнь….
- Combien tu m’aimes?- спросила Доминика, почти вплотную прижимаясь к незнакомке. Она даже не обратила внимание на то, что перешла на французский язык и только тогда, когда последний слог сорвался с её уст, грубо одёрнула саму себя.
Нет, с такой девушкой, как Другая, нужно разговаривать на Её родном языке, который понятен Ей. Языке въевшимся Ей под кожу и в душу настолько, что даже самый опытный химик никогда бы уже не смог разделить эти два вещества на молекулы…
- Сколько ты стоишь? – обратилась Доминика к девушке уже по-английски, проворно схватив Её за подбородок одной рукою и слегка запрокинув незнакомке голову назад.
Сколько? Сколько бы не стоила…. Какое это имело сейчас значение. Было важно только то, что Она стоит рядом, что Она испугана, как никогда, наверное, не была и что радость от предстоящего обладания, чёрной волной поднимается в душе самой Доминики, увлекая её в свой опасный, гнетущий водоворот.

**************************
Рыжие волосы небрежной волной были отброшены за спину, открывая длинную, бледную шею и начало груди. Солнце уже успело оставить на коже рыжей свой золотистый поцелуй, однако это, казалось, вовсе не волновало женщину. Уже не волновало.
Опираясь локтями о край пластикового столика и, держа в обеих руках чашку кофе, рыжеволосая с упоением вспоминала о других поцелуях, чей вкус ещё не успел сойти с бесцветных, не накрашенных губ.
Улыбаясь самой себе, Доминика, ворошила перед своим внутренним взором яркие картинки вчерашнего вечера и ночи …

Мягкая постель, чья мягкость оборачивается коварным пленом для Той, чья спина привыкла к более жёстким ложам. Немного силы, слабы раствор власти, не могут повредить Ей, приученной злым роком служить любым желаниям.
Другая не была глупа. Напротив Её отличало поразительное чутьё. Именно оно подсказало Ей, что задумала эта хриплогласая сильфида, та, что с наслаждением отдавалась безыскусным ласкам уличной профессионалки. Поняла, однако, как, то бывает обычно, поняла слишком поздно.
Прохладная шелковистость шарфа обвила сначала руки, а затем и шею Другой. Та вздрогнула всем телом, однако рыжая прошептала одними губами: «Не бойся любимая. Это же только игра!» … Только игра. Призрачная монополия.
« Ты же хочешь?»
« О, да!»
« Ты освободишь меня?»
« Да, сестра моя …»
То было Её последнее слово. Сдавленное междометье, исторгнутое из посиневших уст, запутавшееся в кончике языка, коей Она прикусила передними зубами.

Шелковистые пряди скользнули по голубоватой ткани льняной, мужской рубашки, медно-красными бликами играя на солнце. Нетерпеливая женская рука, снова отбросила их назад, затем взметнулась вверх, дабы поправить тёмные очки, скрывающие блестящие глаза, с едва заметно расширенными зрачками …
Кэтрин Трамэлл (1) всегда любила белые шёлковые шарфы и психологические головоломки. Доминика Лавкрафт обожала кино и игры. Когда-то давно Он сказал ей, вжимая в ту самую губительную мягкость кровати, что убьёт в ней шлюху. С тех пор прошло шесть лет … Шлюху убила она. Вдовцу осталось только решить вопрос, что делать с телом.
__________________

(1) Кэтрин Трамэлл - героиня фильма Пола Верховена "Основной инстинкт" - писательница, наделённая криминальным талантом и хладнокровием. Она убила своего любовник, привязав его к кровати белым, шёлковым шарфом, а затем заколов ножом для колки льда.
__________________