Всюду клин

1.Кто не успел, тот опоздал

Холодные жёлтые листья припорошили скамейку на Страстном бульваре. Когда мы мостились на скамейке, пересохшие листья хрустели, как сухари на зубах.
Бесшумно, как во сне, сошлись наши стаканы (пластиковые) с водкой.
– За успех!
– За победу!
– А кто не успел, тот опоздал! – торжественно произнёс Замков. Он имел в виду глобальное явление: начиналось формирование российского книгоиздательского рынка, - нам казалось, что мы застолбим солидный его сегмент.
Закусили пирожками, которые успели остыть и попахивали казеиновым клеем.
– Как назовём предприятие, мужики? – спросил я.
Портюхов (самый старший из нас – борода с седыми подпалинами) в задумчивости потеребил ноздрю, из которой что-то упало.
– «Свободное слово»? – вдруг спросил он. – Ладно, шучу, шучу… прямо окрысились…
– А давайте, мужики, – «Зелёный смерч»! – сымпровизировал я (до сих пор не пойму, что я имел ввиду).
– Плохо, – припечатал меня резковатый Саня Замков. – Сам не слышишь, что ли: «смер-р-р…ть»!
– Ой, не морочь…
– Спокойно, господа, – веско и примирительно молвил Портюхов и похлопал длинными девичьими ресницами. – Я придумал – «Клин». Заклинившуюся в умах марксистско-ленинскую идеологию будем выбивать клином свободного предпринимательства. К тому же – слышите? – клинок… Да и я родом из Клина.
Думать после водки было лень, да и некогда – утром мы должны были принести в Госкомиздат проекты устава и учредительных документов, где бы уже значилось название издательства.
«Клин» так «Клин».

2. Старые песни под пылью

Арендовать помещение нам помог старый знакомый Портюхова некто Феликс Михайлович Минский – председатель жилищного кооператива. Это был седой и уставший господин, губы его часто рисовали грустную, немного виноватую улыбку. Мучаясь несовершенством окружающих его людей (не нас, разумеется!), он закрывал глаза, приподнимал слегка плечи, чуть склонял седую голову набок и говорил негромко:
– Ну, вы же знаете, где и когда мы с вами живём…
Потихоньку с помощью председателя кооператива  мы обзавелись кое-какой мебелишкой. Из соседнего помещения перенесли к уже имевшемуся низкому журнальному столику ещё два поцарапанных и залитых школьными чернилами стола, несколько стульев и радиоприёмник с проигрывателем образца 50-х годов. Под крышкой проигрывателя обнаружилась покрытая пылью грампластинка-сорокопятка. Сдув с нее пыль десятилетий, мы включили проигрыватель и опустили иглу на сорокопятку.

Полыхает метель,
За холодными окнами…

Тут раздался ужасный скрип-визг из разряда «серпом по стеклу» – пластинка была испорчена… но вдруг она ожила и бодро продолжила:

… Наша юность
Далеко-далеко…
Выше голову, друг,
Ни к чему
Минеральные воды.
Нам стареть недосуг,
Нам стареть недосуг,
Комсомольцам
Двадцатого года!

Оказалось, как свидетельствовала круглая бумажная наклейка на пластинке, это давняя песня советского поэта, а впоследствии диссидента Войновича.
Покупая водку и другие алкоголесодержащие напитки, мы иногда игриво припевали:

Ни к чему минеральные воды!..

Однако шутки шутками, а чего-то издавать надо было. Период адаптации закончился, как сформулировал ситуацию сильная личность Замков, и пора было браться за дело.
С этим трудно было спорить.

3. Первая  ласточка

Дали мы объявление в молодёжной газете о своём существовании, и вскоре в наш подвальчик с ободранными обоями и чёрным допотопным телефоном пошли заказчики.
Первым клиентом оказался тщедушный старичок в шляпе с шёлковой лентой (аккурат по моде 60-х годов, видно, носил бережно), с тросточкой, низ которой был подкован полустёртой пробкой из-под шампанского.
Уж и не знаю, с какой такой стати, но притащил старичок сборник стихов: «Переиздать бы, ведь днём с огнём не сыщешь…»
В принесённом старичком сборнике были шедевры вроде этого:

… А палач, презренный Тито
Дело мира злобно предал,
И народом проклят он.
Наша правда всем открыта,
Там, где правда, – там победа,
А победа – наш закон.
(Павло Тычина) 

Товарищ стоит
В звёздоносном Кремле,
Товарищ в одежде простого покроя.
Знаком этот образ
В степях и в забое,
И в каждом жилище на нашей земле…
                (Микола Бажан)

…Скоро мы за столом говорили о том,
Что у каждого в сердце
Назрело…
– Жаль, масштаб маловат:
Тридцать пять киловатт, –
Секретарь намекнул осторожно.
– Не усилить никак…
Пожалел и Шайпак,
Только тут я не выдержал:
– Можно!
                (Аркадий Кулешов)

Ах, цитировал бы и цитировал до бесконечности по выцветшим ксерокопиям – как бриллианты перебирал бы… Жаль, места мало, ведь главная сюжетная коллизия  – впереди.
А старичку мы вежливо отказали, сославшись на отсутствие оптового покупателя на тираж.
Это был первый клиент-заказчик. Через несколько дней пришёл второй.

4. Вторая  ласточка,  она  же  и  последняя

В весенний день (должно быть, солнечный – нам в подвале не было видно: к окну рабочие-строители прислонили с улицы какой-то щит) зашёл к нам в издательство светловолосый, лет тридцати, господин с европейскими манерами, прибалтийским акцентом и мягкой рыжеватой бородкой.
Ему были предложены наименее расшатанный стул и кружка гадковатого турецкого чая, которого у нас был аж целый фиолетовый бумажный мешок.
– Господа издатели, – потенциальный заказчик излучал благожелательность, – могу ли я обратиться к вам деловым предложением?
– Вай нот? – блеснул английским Замков.
– Ну, вот и прекрасно. Могу я  показать вам работу?
– Конечно, – сказал Портюхов, – давайте, показывайте.
Балтиец нагнулся к стоявшему у его ног портфелю из свиной кожи и извлёк планшетку, а уже из неё вынул картонку в кальке. Картонка оказалась оригинал-макетом буклета, приглашавшего граждан СНГ и Балтии на работу в Южно-Африканскую республику.
– Так вы… простите… кого представляете? – спросил рыжебородого Портнов, хлопая дамскими глазами.
– Я, господа, менеджер рижского представителя венгерской фирмы «Порион». Мы – посредники между южноафриканскими работодателями и теми, кто пожелает работать в ЮАР.
– Трансвааль, Трансвааль, ты весь в огне! – напел Замков.
– Да-да-да… – заулыбался заказчик.
А Замков еще пуще разошелся и запел с эротичным придыханием:
– Смуглая креолка цвета ш-шоколада…
– Вот-вот-вот! – радостно подтвердил рыжебородый посредник, сияя улыбкой. – Кстати, – продолжил он, – мы могли бы заплатить кэш...
– Кому заплатить? – переспросил Портюхов.
– Наличными, – вновь блеснул знанием английского Замков.
– А вот это интересно, – сказал Портюхов и погладил бороду с седыми подпалинами. – Итак…

5. Белые одежды  для  белых  людей

Итак, через тридцать дней микроавтобус забрал со склада типографии десятитысячный тираж цветных буклетов.
В каждом буклете можно было найти ярко выраженные признаки райской жизни: цветы, океан, птиц, улыбающихся показательно стоматологическими улыбками женщин всех цветов кожи, маленькие кафе со свечами, неоновые джунгли, полные диких и безжалостных страстей (уж, наверное)…
…В ту ночь я долго не мог уснуть. В шкафу лежали аж пятьсот долларов, сбивавших с меня сон и покой, возбуждавших и тревоживших меня. Таких денег у меня до той поры просто никогда не было. Я ощущал себя богачом. Мне уже грезились белоснежные улыбки креолок цвета шоколада, коктейли пряные, лимузины цвета «металлик» и белоснежные виллы у самого синего моря. И почему-то не давала покоя уведенная когда-то по телевизору картинка: южноафриканский жираф, мягкими губами осторожно и доверчиво берущий яблочко из детской руки …
Мне казалось, что нас ждёт невероятный успех, и наше издательство будет рождать хорошие, умные, нужные книги, и воцарится счастье на всех континентах, и все народы дружною семьёй… и т.п., и т.д.
Полученные за южноафриканские буклеты деньги мы вложили – как вы думаете, куда? Дрожащей, нервной, обиженной рукой вывожу – в некие акции, которые погубили не только надежды сотен тысяч людей, но и наше издательство «Клин», а также многие наши чистые порывы. Так и не родили мы ни одной книги.
Но еще обиднее другое. Мы и сами невольно соучаствовали, как вскоре выяснилось, в обмане. В буклете про сказочную Южную Африку всё действительно оказалось сказкой –  включая адреса, телефоны и факсы принимающей стороны. С помощью буклета прибалтийские жулики облапошили немало доверчивых постсоветских людей, возмечтавших о лучшей доле и обрадовавшихся свободе. А мы, выходит, пособниками оказались.
Поделом нам – обманщикам и обманутым. Это я о себе и о своих коллегах по издательству.

6. Расставание
Расставались мы грустно, но мужественно.
Допили с содроганием остатки турецкого чая из фиолетового пакета. Послушали старую виниловую пластинку про Минеральные Воды. Взяли по южноафриканскому буклету на память (теперь это у меня книжная закладка). И с достоинством удалились.
И всё-таки, всё-таки… Было в этой истории что-то не только нелепое, но и романтическое, как, наверное, и во всей стране…
Портюхов сегодня работает в маленькой газете. Жалуется все на местную управу – зажимает, мол, критику.
А Замков трудится рядом с домом, преподаёт в детском саду пение и ритмику. Недавно я посоветовал ему разучить с детсадовскими детьми песню про смуглую креолку цвета ш-шоколада… Он ответил болезненной, натянутой улыбкой.