Полигон

Весна началась с двухдневного пребывания на полигоне. Почти как по тревоге выстроили четвёртый батальон в полной экипировке и обрадовали многокилометровым марш-броском. В предвестие первой двухдневной загородной вылазки взводные сержанты успокаивали, как могли, помнится: «Вешайтесь, духи! Ждёт вас дорога дальняя, а на полигоне будет вам шампанское и какава с чаем!» И ржали как контрабандист Лёлик...

Прикинул я лихим умишком: десять километров расстояние конечно немалое, плюс поверх зимнего обмундирования навьючены всевозможные доспехи, но подумать – дети малые? Свои школьные каникулы визировал в деревне у бабушки и о расстояниях судил с мальчишеских позиций. Деревенских сорванцов не заставишь гулять в околице деревни – мы исследовали географию Красной Рамени, раскинутой по левобережью Волги на десятки вёрст. Было, сутки напролёт пешили чищами, лазили болотистыми лугами и зыбкими торфяниками, но чаще колесили просёлочными тропами на велосипеде. Утром уходили, возвращались затемно и расстояний не чурались. К кулугурам даже забредали, бывало, а старообрядцы, скрываясь от погромов реформаторов, только в глухих урочищах починки ставили и росчистями окружались. Если не задумывался ребёнком будучи – зачем сейчас? Все опасения от лени...

Дальний поход на полевые учения бойцы войско шло походным шагом и маршировало в ногу, бежало и плелось, растягиваясь на сотни метров. Кто гарцевал, бодрясь, другие стонали всю дорогу, третьи из крайности в крайность, но дружина ни разу не слегла в длительный привал. Напрямую до полигона километров под восемь; нас погнали по асфальтовой дороге в обход жилых кварталов, отчего шлёпать пришлось не меньше десятки! Плёвое дело, кабы не с полной выкладкой...

Первые километры курсанты держались оптимистично, маршем бравировали, байки травили, однако по мере удаления стали проявляться всевозможные тормозящие моменты. Некоторых неудачно опортяненных бойцов со сбитыми ногами по дороге собирал тентовой армейский грузовик и увозил, другие сами периодично отставали для перемотки портянок, догонять подразделения приходилось с удвоенной силой. Один боец из нашего взвода то ли обессилел, подвернул что-то или из хитрости решил шлангануть – километра три тащили под плечи. Хочешь не хочешь, бойца не оставишь посреди дороги, и марш из-за одного тормоза никто не остановит.

Спустя время полы шинелей стали подбирать на крючок под ремень, чтобы снять нагрузку с ляжек, автоматы обстучали немало солдатских позвонков и у многих болтались на груди с повешенными на них руками. Ушанки тоже не знали куда деть, так как они уже не просто грели лысые черепа, а несносно пекли. Временами ратники завывали строевые песни, отвлекаясь от монотонности движения, упорно, без расслабляющих остановок приближались к неизвестному полигону.

Вообще-то будущие связисты бывали на полигоне и до этого похода, там располагался Полевой Учебный центр, на котором многие схватили начальные навыки прокачки связи, но взвод ремонтников выходил столь далеко впервые.

На середине пути учебные батальоны подошли к первой переправе через канал Даргом. Петляет эта неширокая водная артерия на юго-западе Самарканда, стрежень выражен, выглядит как зарусленный жидкий сель. На месте переправы канал сужается, течение ускоряет, поток бушует горным перекатом. Смотришь вниз и видишь быстрину тошнотворной жижи пастельных тонов, от берега к берегу переливающуюся цветовой гаммой блёклой желтизны с зеленоватыми вкраплениями цвета пресловутой детской неожиданности. Брр... Отходишь от перил, инстинкт велит зажмуриться, заткнуть ладонью нос, как возле непристойно вонючей речки-срачки Борзовки, что в парке Дубки напротив моего дома, но антураж обманчив – воздух чист, прохладен и необычайно свеж...

Виадук спародирован с Золотых Ворот в Сан-Франциско: параллельно натянутые береговыми пилонами ванты держат трубы, пространство между устлано досками. Подвесной мост не статичен, сержанты требуют проходить произвольно, чтобы строевым шагом нога в ногу лишний раз не резонировать и без того шаткое сооружение. Кажется, качни большей силой – опоры согнутся, стяжки порвутся, троса провиснут, а войско плюхнется в поток и вылезет с полными кальсонами песка.

Вторая переправа через оросительный канал Эскианхор: голые трубы без опор, канатов на растяжку и дощатки. Проход тоже с изюминкой: сдирай с каблуков скользкие набойки и сочетай эквилибристику с изнеженными па балета. Порхай в сапогах, как балерина в пуантах, а балетмейстеры встанут по берегам и осмеивают балеронов, ловко тянущих гранд батманы в кирзе и походной экипировке. Прима жанра Майя Плисецкая исплакала бы глаза от ломовых фуэте или возрыдала стихами Юрия Визбора: «Зато мы делаем ракеты и перекрыли Енисей, а также в области балета мы впереди планеты всей!»

Добрались до места к подостывшему обеду, но кухня парила, запах водил носами – значит, успели. Хавчик от выездной полевой кухни нечета стряпне из столовки. Какаву нам не дали, конечно, зато котелки до дыр скребли ложками и дотирали пальцами. В походе всё сработало: долгожданная и непревзойдённая гречневая каша с тушёнкой, зимняя свежесть, взвар сухофруктов и... под ложечкой полпути сосало, нет силёнок!

Далее как водится в мужской компании: чекишга борми? Якши! Идём курить в отдельно стоящий шатёр для желающих вкурить не куримое. Прорезиненная палатка «душегубка» специально поставлена вдалеке от стационарных строений полигона, вблизи большого палаточного лагеря, разворачиваемого к появлению необученного воинства. Любителям едкого дыма вдалбливают норматив, проводят инструктажи и отправляют дегустировать боевые отравляющие вещества!

Душегубка всякого любителя обращает в профессионала. Первую группу человек из шести запускают внутрь, запахивают вход, после чего взрывают хлорпикриновые шашки. В полном соответствии химической атаке подаётся команда «газы!» Бойцы в нормативные мгновения втискиваются в противогазы и бегут в направлении выхода, если в дымовой поволоке не путают вектор движения. Следующие группы курильщиков ещё снаружи задерживают дыхание, следом первых ныряют в газовую камеру, и так тренировки повторяются вновь и вновь...

Хлорпикрином упивались до упора, пока в норматив уложится каждый боец. Не хочешь опробовать гортанной ингаляции по-солдатски – учись нырять в противогаз! Надышишься памятно, если не смог вовремя нахлобучить резиновый шлём и расправить складки. Видел украдкой, как некоторые курсачи накуривались до сблёва, слёз градом, соплей потоком, до вспученных роговиц и раздирающего глотку надсадного кашля. Табачком после такой курильни дышалось уже не в кайф!

После отработки действий при химической атаке войско отвели на безопасное расстояние. По дороге воочию показали, с чего начнётся конец цивилизации – громоздкий макет взрыва ядерного боеприпаса торчал для наглядности пятиметровой бледной поганкой среди центрального каньона. Парой попутных «вспышек справа» и тройкой слева ремвзводу напомнили, какой позой следует принимать ядерное бомбометание, чтобы перехитрить три волны опасности и в дальнейшем, если выживешь, отстоять южный форпост империи.

Как не вставить триумфальный дифирамб во славу солдатской шинели: сколько раз в ней падали на землю, суглинок, как ни валяли по пескам в перекатах, каким только шлаком ни марали на хозяйственных авралах – отобьёшь и шинель чиста после всего на равных новой. Хватает небольшой встряски или лёгкого выбивания ремнями. Каким бы мелким ни был песок, и куда ни забивалась пыль – шинель их впитывает как школьная доска мелки. Классика советской военной амуниции!..

Вечер подкрался незаметно и выдался запоминающимся. Небольшая часть взвода после очередного беспосадочного дня уединилась возле одной из палаток лагеря, где жуировала байками. Воздух кружит голову как в берёзовой рощице – лёгкие не нарадуются. Они кислородом сытятся и сладятся свежестью пустыни. Даже «курятины» не просят. Курить привычка требует, но возиться с отсыревшими спичками измождённому организму коломитно. Ноги вытянешь, голову закинешь...

Зато языки без костей, треплются как помело, бодря и веселя компанию. Каждый рекрут своё муссирует, привирает нередко. Вова Воронков, баламут, всегда подзуживал к спорам на национальную принадлежность. Довлеющие утверждение его: исконные русские сохранились токмо на Дальнем востоке и в Сибири. Из Хабаровска он родом. Доказывать начинает, даром что тяжбу волочь никто не собирался. Именно настоящие русские переселенцы, ущает, со времён смут и лихолетья обживали восточные земли, скиты в тайге ставили, общинами осёдлывались. Позднее казаки свободолюбивые стали являться, на службу к царю поступать, станицы закладывать и хозяйством обзаводиться. Границы царства стеречь подрядились.

Беглые каторжане рядом селились, харч подворовывали да девок портили, чем буйное казачество в тонусе держали.

Вот ты переселенцами бахвалишься, отвечаю, но вряд ли знаешь, называли их, в том числе, кержаками. Скажу из первых уст, как бабки мои поговаривали: от зауралья до Дальнего востока кержаками называли переселенцев левобережья Волги с Керженца-реки – так вот я родом из этих живописных мест. От моего родного Краснораменья до заповедного Керженца пёхом – усталью не сломает. Ходу чуть дальше, нежели за грибами.

Причём окружные волости руссами многих культур представлены: щёпотники реформатора Никона, древлеправославные двуперстники в немалом количестве и хуторяне язычники с глухих урочищ не единожды на слуху. Бабушка моя, пока внуки спали поперёк лавки, подпугивала кулугурами из заборья, у которых четушки воды не выпросишь напиться, снега не дадут зимой. До сих пор мурашки спиной скользят от их упоминания, хотя опричь строгости нрава и практически не цивилизованного быта, ничего в них страшенного и не было...

Так что, где живут истовые руссы – спорь не со мной...

Я вообще чистейший русский до мозга кости и последней капли крови. Не было среди моих предков ни мордвы, ни чувашей, ни черемисов, соседствующих с нижегородчиной, основательно её насытивших и между собой перемешавшихся. И никаких других. Так уж древо генеалогическое сложилось...

Кровь моя раскладывается только на колыбельные бабы Мани из Заскочихи и пестование бабушки Тани из Останкино, да таинство крещения от всех скрытое. Колядки да масленицы. Пирожки румяные и каши в печи томлёные; картошку с пригаринкой да молодыми маслятками, солонухами и огурчиками из берёзовых кадушек с заднего погреба. Посиделки вечерние под лузгание семечек тебешных и велосипедные гонки по деревне. Кокину баньку с дубовым веничком после сенокоса на нижних лугах за «кирпишным». Поляны иван-чая с низинами клевера, ягодники в урёмах орешника. Ужение гольянов спалешных на копанях пожарных в роях комарья неуёмного. Искусный юмор мамы на заскорузлую прямоту папы – пролетария цеха кузнечного, вопли сорванцов деревенских и погони громогласных баб с коромыслами за мужиками своими подвыпившими...

Город до темени насытил меня советским менталитетом, сравнимым с щавельными щами, выстоянными в горниле детсада, школы и пионерлагеря. Кислецой речёвок октябрятских и девизов пионерских с поднятием флагов под бой набата и горна звук. Струйкой воды ледяной из умывальника уличного и быркой зарядкой под «закаляйся, как сталь!» Пятикопеечными киносеансами с «Чингачгуком» и «Неуловимыми мстителями». Ароматом мандаринов с новогодней ёлки, вкусом оливье перед «Иронией ... С лёгким паром». Профтехучилища вместо техникума, жупела жжёной канифоли радиозавода, ну и комсомола, в скором будущем, к тому суд да дело шло, сокрушённого...

После ежевечерних перебранок Хрюши с Каркушой; когда отошли на второй план «в гостях у сказки» тёти Вали и «в мире животных» дяди Коли, но стал интересен «Клуб путешественников» с усыпляющими историями Юрия Сенкевича, а мелюзгу болотную сменила густера волжская; оставшись с ПТУ, я успел окунуться в мир человека рабочего с декадами стахановскими, планами квартальными, пятилетними обязательствами к очередному съезду КПСС, прогрессивками, премиями и вконцемесячными авралами... В тот период моего взросления к власти был призван предатель Даду-дадуда, объявивший Перестройку заклятую, накрывшую медным тазом стремления нескольких поколений советских граждан устроить коммунистический рай на всей Земле... либо в пределах одного соцлагеря...

Перебирая немногие арифметические знаки итогов недолгого правления Горбачёва, нахожу единственно неоспоримый плюс всех его каверзных делишек – вывод войск из Афганистана. Всё остальное – немая надвое сказала... Но за развал страны великой, какова бы не была прелюдия, всю оставшуюся жизнь буду плевать вслед Горбачёву и его сообщникам...

Хотя, мало кто из большинства людишек типа меня задумывался какой путь развития наиболее правильный – другого мы не знали, и кто до сих пор жалеет о развале Советского Союза – в той ситуации носом не повели, чтобы что-то исправить!

Ух, волнительно-то как... Прямо аж взвинчивает...

Вертаюсь на полигон: Приятно было на привале историю подоврать, о девчонках потрындеть, истую русскость оспорить, но Вовкина завзято славянская физиономия являла кровный грешок одного из далёких предков. Таилось в хитром прищуре Воронкова нечто неуловимое, тенью передающее природные черты потомков Ямато или чучмеков из племени Дерсу Узала – чистокровных «русичей», во всех отношениях...

Только пересуды коснулись девок, как некий воин решил похвастать, мол, «девок щёлкал как орехи!» Щелкунчика тут же окружили озабоченные слушатели. Байка о его скромных сексуальных похождениях мало кого оставила равнодушным, особо опыт в жизни, будто щёлкал даму семью подходами кряду за одну ночь. Войско аж про усталость забыло: в фантазиях потерялось! Вальс Цветов мог бы стать прекрасным сопровождением, но дирижёра с оркестром на полигон калачом не заманишь! Рассмотрев мужественные очертания рассказчика, Бельмондо в нём не распознали, приспособление для щёлканья предъявлять не требовали. Недоверие выразили матерком, но половой гигант зубами клялся, челом о пол бился, крестом божился, давал голову на отсечение и вроде как даже головку! Раз так, за глаза бойца прозвали «святоша семипалошный»...

Закончился день смакованием услышанного. От россказней таких никакой сон не валит, оттого инстинкты сразу стоймя бушуют, слюни текут, и усиленно лихорадит организм...

Эх, молочка бы... с булочкой, да на печку... с дурочкой!

После поверки осмотрелись изнутри: двухъярусные панцирки расставлены в ряд, как табуреты. Печь сродни камелька коптила слабо, грела плохо. Без нас! Стоило всей толпою ввалиться роте уставших солдат – заметно потеплело, атмосфера ожила, жизнь закипела. Напускали шептунов, правильно говорится! Отбились с одного скачка – пустяк, а приятно...





Март в Узбекистане тёплый днём, ночами по-зимнему холоден как дома месяц май. За прохладную ночь многие продрогли, к побудке спали под шинелями одетыми. Истопник своё дело проспал, печь остыла, в результате утром под сводом брезента казалось стуже, чем снаружи. Суть во влажности воздуха, посещала догадка, так как на воле даже мелкая дрожь не брала. Ну... и телеса подозрительно ласкал мягкий южный ветерок...

А снаружи виды дивные, накануне не смакованные!

Вчера было не до любования пейзажем восточных Каракумов, но уместно вспомнить, что рассказал по поводу полигона Сергей Сальнов – боец моего призыва, доставленный в Самарканд в одной команде со мной. Небольшую группу призывников, едва отобрав, куда-то погнали, невзирая на ночь. Не информируя, как далеко придётся топать. К месту добрались глубокой ночью, если не ранним утром, быстро разместились. Заснули не все, хоть и были невмоготу уставшие. По подъёму, еле продрав зенки, многие новички выбегали на улицу и впадали в оцепенение, любуясь непривычными видами. Зима на носу, но утро необычно вёдренное – на небе всего пара полупрозрачных растяжек. И свежо вроде, и ощутимо тепло от тонких хэ-бэшек. Взгляд мгновенно цепляет как бы невдалеке возвышающиеся хребты, белоснежные вершины которых бликуют солнечными лучами ярче любых жемчужных бусин. Загляденье...

Парни узнали про горообразования – это дальние отроги Тянь-Шаня. До Небесных гор, края диких лошадей и непуганых медведей, сто вёрст ходу, но красота снежных вершин, менявших облик в зависимости от погоды и времён года, приковывала глаз постоянно. Под снеговыми шапками солнце высвечивает недосягаемые острые пики; весна красит склоны зеленью муравы, прореживая подгорья краснотой макового цвета, но с первыми признаками лета флора отцветает, жухнет, к приходу основной жары обращается в несорванный гербарий. Горы тужатся, судорожно жмутся и тускнеют, обесцвечивая картинку мазками приглушённых тонов. Слов нет описать зрелище весной, как в течение получаса каньон наполняется песчаной водой, мчащейся с гор бурлящими селевой грязью потоками.

О природе Серёга мог рассказывать бесконечно; о службе всего на пару строчек поскупился. Это вы, говорит, в городском оазисе станции изучали, в нарядах маялись, а они каждой свободной минутой озеленяли пустыню. Сажали деревья, больше тысячи за полгода, дерновали и благоустраивали пространства вокруг, опрыскивали трижды в день, чтобы к приходу нещадного летнего зноя растения поднабрали силёнок. К лету дерева должны подходить подготовленными и здоровыми.

Природа природой, а курсантов ждала «война»! Сигнал к атаке – три зелёных свистка вверх как отмашка к началу хаотичной беготни с целью выполнения одним командирам известной боевой задачи! Пробегая несколько сотен метров, курсант должен бы трижды шмальнуть в воздух одиночными выстрелами и опустошить рожок очередью к концу броска. Чтобы холостыми патронами мы случайно не попереубились, направлять оружие друг на друга нам строжайше запрещали – похоронной команды в стане бригады нет, а трату времени на похороны убиенных расписание дня не предусматривало.

Громыхая как праздничными хлопушками, одни штурмовали лавиной по фронту, другие каньоном заходили в тыл и по тактической задумке ввергали противника в трепет грозным воплем «ура!». Получая такой психический натиск, враг должен был впадать в панику и, скрываясь от шквала холостого огня, оставлять позиции и бросать фураж. Сопротивления курсантам не оказывалось, учебные роты выходили из боя победителями. Стойкая гарь жжёного пороха, изобретённого чернецом Варфоломеем (Сергием Радонежским), а не китайцами, как исторически принято отражать, и наизнанку вывернутые лёгкие знаменовали в вечной борьбе нанайских мальчиков нашу неопровержимую победу... Красная армия всех сильней!..

Апофеоз учений – отработка навыка выбора позиции для прицельной стрельбы после атаки. Иными словами, нахрапом сначала побеждаем интервента, потом натужно учимся, как это делать правильно! Метрах в ста пятидесяти за глубоким каньоном в зарослях мелкого кустарника пластуном залёг Бояркин, команду на атаку отдавал Пиваваренок. Курсанту вменялась виляющая пробежка пару десятков метров в полусогнутом состоянии, якобы уворачиваясь от осколков или вражеских пуль, затем резкий бросок наземь с обязательным перекатом в сторону любого ближайшего маскирующего веника и без лишних телодвижений жим спускового крючка автомата. Для ответной стрельбы, стало быть. Пали сколько угодно долго всем по ориентирам и всему горизонту – боеприпасы всё равно расстреляны накануне во время первой общевойсковой атаки!

Как говорится: может вам ещё и патронов дать?

Позже, комод Бояркин неподдельно воодушевлённо хвастал: всех нападавших с лёгкостью перехлопал бы одиночными выстрелами, либо короткими очередями, если штурмовали по-настоящему. И как среди неглубоких ухабов со скудной растительностью и безликих пустынных пространств, проглядываемых на многие сотни метров, не пострелять неопытное воинство бывалому сибиряку охотнику? Колючки верблюжьей, тамариска, ковыля, полыни разной, ситника и другой соломы тут полным-полно природой натыкано, но маскируют сохлые окомелки не лучше всем известной сетки Рабица: пали – не хочу!

Беда не страшнее злого клеща на ладони...

Есть былина: в эпоху дымного пороха и дульнозарядного ружья, солдата, сумевшего на лету подстрелить бекаса (snipe), называли снайпером. О Бояркине ходила легенда, будто он не только белке попадал в зеницу ока, но весьма шустрому бекасу мог на лету отбить гузку – снайпер глаз-алмаз! Ротный спросил курсанта, откуда умеет так метко стрелять, Артур не без гордости поведал, что до армии не раз на охоту хаживал, и вся родня из тайги неделями носа не кажет. Династия...

Будущий командир отделения отметился командованием как меткий стрелок, а по окончании учебки проходили стрельбы, результаты которых брались в зачёт. Среди связистов были курсанты, не различавшие мишени из-за остроты зрения. То есть, как я плющили мух в молоке. Тарасенко это дело просёк и, чтобы не умалять показатели подразделения, отправлял таких на бруствер в паре с Бояркиным. Артур не терялся и короткой очередью валил мишени направо и налево. Результат торжествовал, а зоркого снайпера отметили в стенгазете, где ответственный за выпуск боевого листка грамотей подписал следующее: Рядовой Бояркин во время стрельб поразил свои мишени и ещё трёх товарищей! Ржали все от мала до велика...

В общем, война – херня, главное – манёвры! Если бы разрешалось воевать без постоянно мешавшихся вещмешков и в кургузых полевых бушлатах, шитых наподобие рабочих телогреек, выдаваемых на хозработы обычно вместо длиннополых шинелей, то учения можно принять за пионерскую зарницу из далёкого детства в пионерлагере «Спутник». Где одно потешное войско срывало бумажные погоны с другого до полной победы, кстати сказать. Но праздник курсанту сроком службы не положен, потому экипировка послаблений не позволяла. Когда предусмотренных уставом тягот и лишений недоставало, рано или поздно их следовало придумать на пустом месте. Боевую задачу необходимо не просто выполнять, а выполнять самоотверженно, чтобы вразумительнее прочуять суровость обстановки и на всю жизнь неизгладимые воспоминания в памяти оставить. Лично у меня впечатлений по горло...

Больше знаменитые автоматы стрельбой помечены не были. Полуобойма боевых на зимнем стрельбище и неполный рожок холостых на весеннем полигоне – всё продумано! Связист, понимаю, должен связь бесперебойно качать, а не боезапас Родины расходовать. Латышских стрелков выдрессировать из нашего подразделения даже латышу задачи не ставилось...

Обратная дорога в насиженные пенаты гарнизона оказалась менее мучительной и относительно спокойной. Казарма к тому времени уже стала дух от духа аки дом родной!



Продолжение тут --- http://www.proza.ru/2010/09/26/754 >Караул >