Палата Номер Шесть Сорванная Маска Смерти

- Как звать-то тебя? Дед Саша? Ну и добре, я твой новый доктор. Дед Саша, поднимай рубашку, сейчас слушаться будем. Беспокоит что? Так повернись, ага, дай посмотрю. Ну вот и ладушки, одевайся, дед Саша, завтра назначу тебе курс, а там посмотрим. Нет, это ты с этим не ко мне. А вот к тому мужчине, видишь рукой тебе машет. Подойдешь к нему позже, все обговорите.
- Нет, нет, подожди. Ты вот здесь не так сделал, тут посмотреть нужно было по-другому. Договорились? Поехали…

…Маленький старик со вставной челюстью немного пожевал губами, покосился в угол, но, это как будто было естественно, потом потянулся к тумбочке и достал оттуда большой охотничий нож. Неторопясь вынул из ножен, другой рукой взял  апельсин, вкусно разрезал, слизывая брызги оранжада с темных в синих венах рук, отделил мякоть от корки и, не спеша, давя плод полупустыми челюстями, съел. Лепестки так же неспешно собрал, и, поднявшись с видимым усилием, аккуратно отнес в урну. Затем снова сел на кровать и вновь уставился голубыми, слезящимися глазами в угол. Прошло порядка пяти минут, старик продолжал смотреть в одну точку. Внезапно в стене, на которую смотрел старик, появилась дверь и оттуда выскочил молодой человек в яркой бейсболке и футболке со сделаной наискосок надписью «Палата №6». Этот персонаж, явно не вписывавшийся в интерьер, состоящий из угловатой кровати с продавленной сеткой, тумбочки и железного рукомойника с зеленым ведром, где покоились апельсиновые корки, прямо под ржавой трубой, не смутил деда, только взгляд голубых глаз изменил траекторию и голова на тонкой шейке чуть качнулась. Молодой человек подбежал к деду, упал перед ним на колени и начал рыскать руками по- и даже под-  засаленным тренировочным костюмом. Дед поднял руки,  позволяя молодому человеку проникнуть в наименее доступные места. «Ты, деда, делай все живее, естественнее, не  в кино играешь», - сказал молодой человек, одергивая деду Саше штанину. «Не в кино? – переспросил тот. – А где?». «Где надо», - был ответ, и парень так же через стенку быстро покинул палату.

Первый день закончился несуетно. Дед Саша принял ночного обходчика, пополоскал беззубый рот и лег спать, изредка вздрагивая под тонким одеялом. За белой дверью, замаскированной под стену бригада техников вместе с редактором отсматривала снятый материал. Через полчаса начинался эфир. Выбрали несколько наиболее ярких сцен, включавших утренний разговор с врачом и несколько других, подогнали под нужные полчаса, прошили рекламными блоками.

На экране уже выступал ведущий программы, некто Птицын, в кургузом белом халате, сшитом по спецзаказу модельером, в творческих кругах носившим прозвище Какашкин. Какашкину обрисовали общую идею, без уточнения деталей, могущих нарушить информационную и коммерческую тайну, он обмерил Птицына, и через три дня был готов эксклюзивный халатик, за который Какакшкин запросил пять тысяч баксов и право приглашения в первый ряд прямого эфира нового шоу.

- Герой нашей передачи, - вещал Птицын, – пришел к нам сам. – Он прошел жесткий кастинг и был выбран, как самый приемлемый кандидат. – Мы зовем его дед Саша, знайте и вы его под таким именем.  (Техники включили живую картинку – спящий дед Саша и, повторяющие прорехи в застиранных занавесках, рваные пятна фонаря на стенах палаты). – Этот человек изъявил желание поучаствовать в нашем новом шоу «Палата Номер Шесть: Сорванная маска Смерти». Это реальная палата в одном из хосписов нашего города. Там лежат неизлечимые раковые больные. У деда Саши – последняя стадия этого страшного заболевания. В течение всех его последних дней за ним неотступно будет следить наша камера. Предупреждаем, что кадры будут показаны в тот же день, но несколькими часами позже – в ночном эфире. Это позволит оградить детей и эмоционально восприимчивых людей от сцен конца жизни человека, который, поверьте, не будет легким. Опуская скучные подробности, мы постараемся максимально полно воспроизвести то, о чем нас уже несколько месяцев просят в письмах наши зрители. Итак, смотрите каждый будний день в два часа ночи шоу «Палата Номер Шесть. Сорванная маска Смерти».

На пульте загорелась красная лампочка, и режиссер пустил в эфир отснятые днем кадры. Студия, а вместе с ней миллионы телезрителей заворожено смотрели на деда Сашу, не торопясь чистящего апельсин, и не могли оторваться от этих простых действий, значимость которым придавали обстоятельства, в которых совершались они.

Дед Саша проснулся в палате со смутным воспоминанием о вчерашнем дне. Было ему порядка семидесяти, по земным меркам еще немного, но Чернобыльский реактор, на котором двадцать лет назад он изрядно потрудился, не оставил ни следа от здоровья. Только диагноз – хронический миелолейкоз. Некоторое время дед Саша пил специальные таблетки, но потом совсем ослаб и переехал, куда определил его сын. Несколько дней к нему ходили врачи, вчера был новый, а потом на него навесили датчики, вроде дозиметров и сказали, что они будут отслеживать состояние его здоровья. За датчиками следил молодой парень, наверное, медбрат, который по современной моде ходил в яркой футболке с надписью «Палата Номер Шесть» – это был как раз номер его палаты. Дед Саша радовался, что, наконец, пришло время, когда врачей стали наряжать в хорошие, как на Западе, одежды, это поднимало ему настроение. В последнее время он ловил себя на том, что мысли стали приходить какие-то старческие, но смирился с этим. Гораздо труднее было смириться с тем, что он скоро умрет, хотя потом успокоился – сын получит долгожданную квартиру и немного скопленных денег – тысячи три долларов, так что в смерти стал даже видеться какой-то смысл.

Неизвестные люди приносили ему фрукты – апельсины, яблоки и бананы, и это тоже радовало деда Сашу, потому что ему нравились отзывчивые, вот только поговорить он с ними не мог – сразу слаб и начинал путаться мыслями, нести чушь, хотя про себя четко формулировал вопросы – «кто вы?», «что со мной будут делать?», «сколько я проживу?».

Следующий день начался с прихода того нового врача (а перед этим забежал юноша в футболке, проверил датчики, и дед Саша украдкой сунул ему апельсин, потому что показалось, братишка выглядит измученным – вероятно, с ночного дежурства). Врач ему тоже нравился – он был молодым, румяным, с черными бровями и хорошо ухоженными руками. Врач осмотрел деда Сашу, пощупал уродливую печень, которая, когда дед Саша был в одежде, была похожа на беременный живот, сказал, что на сегодня ему назначен первый курс химиотерапии, назвал несколько лекарств, которые дед Саша не запомнил, только смотрел благодарными слезящимися глазами и кивал. «Какой хороший этот доктор, - думал дед Саша, - какой заботливый. Теперь так славно помогать в больницах стали, не то что…». И он погрузился в полуденную старческую дремоту, в воспоминания о пятьдесят восьмом, когда угодил с переломом кости в хирургическое отделение. Медсестры там были молодые и очень недобрые – швыряли чистое белье и ругались матерно, а по вечерам пили в сестринской спирт, после которого их тошнило в мужском туалете. Времена, конечно, были не те. Война только что кончилась, не до удобств. А сестры пили и злились оттого, что все больные в отделении были женаты, а их мужчины погибли на фронте.

Так он заснул, вспоминая сквозь тупую черную боль в правом подреберье, где печень выбрасывала в кровь черные раковые  клетки, молодость и жизнь с Тоней, и сына Александра Александровича.

Утром снова появился врач. Он улыбался куда-то в стену и непрерывно радостно кивал. Дед Саша снова дал себя ощупать. Он вполне выспался, успел сходить в туалет и почистить зубы. После того, как ушел врач, прибежал «его» медбрат, снова проверил датчики и неслышно упорхнул. Дед Саша лег, как велел доктор, на койку и приготовился ждать.

- Дамы и господа. Первый день нашего пациента прошел успешно. Он кушает, пьет, двигается, несмотря на страшную болезнь, которая разрушает его день ото дня. Сегодня утром доктор назначил ему химиотерапию – комплекс специальных лекарств, которые должны уничтожить раковые клетки. Это краткий комментарий к тому, что вы сейчас увидите. И еще раз – убедительная просьба – убрать детей и подростков от телеэкранов.

Режиссер вывел в эфир смонтированные кадры. В палату, где подремывал на койке дед Саша, вошла медсестра со стойкой для капельниц, закатала ему рукав, ловко перебинтовала дряблую мышцу жгутом, воткнула иглу - дед согласно закивал -  и открыла колесико. Первое время дед лежал спокойно, но потом его стало что-то беспокоить – худощавое тело начало подергиваться, а глаза застлала пленка, как у больного голубя. Спустя несколько минут, он отключился. (Здесь был вырезан эпизод снятия капельницы и прихода деда Саши в себя).

Дед Саша снова в той же позе лежит на кровати. Он силится подняться, но бессильно падает на тощую подушку и сучит руками в воздухе. Наконец ему удается кое-как спустить ноги на пол, он встает, схватившись за  железную спинку кровати, но ноги не держат, и дед Саша падает прямо на линолеум. Его тошнит под кровать, сухие кулачки сжимаются и разжимаются в такт  исторгаемому завтраку. Голос за кадром.

- Вот так выглядят первые минуты смерти. Мы слышим уже ее неслышную поступь, видим даже, как мелькает черный плащ и коса. Дед Саша, вероятно, тоже только сегодня осознал, что скоро ему предстоит предстать перед Создателем. Но прежде ему предстоит поучаствовать в нашем реалити-шоу «Палата номер Шесть: Сорваная маска Смерти», оставайтесь с нами. Увидимся после небольшой рекламной паузы.

На экране замелькали пиво и прокладки.

«Кто текст писал! - послышался в микрофоне у техников голос Птицына. – Что за коса, что за Создатель. Если еще эту х…ню мне подсунете, всех уволю! Чтобы живо все переделали, я больше не могу так работать!…

…Мы снова с вами и это «Палата Номер Шесть» - новое и самое шокирующее шоу на нашем телевидении. Наш главный герой – дед Саша – таково имя, которым мы его называем - тяжело больной человек. Он пожелал принять участие в нашем шоу, чтобы вся страна увидела, каковы последние дни больного раком человека. Дед Саша ест, спит и принимает процедуры, но мы прекрасно знаем, что все, что происходит с ним, только преддверие той вечной жизни, на пороге которой находится этот пациент хосписа. Сегодня  мы пригласили в студию сына деда Саши – Александра Александровича, который согласился ответить на несколько вопросов. Поприветствуем гостя. (Запись густых дружных хлопков. В студии появляется полный сорокалетний мужчина в свитере и голубых джинсах).

- Александр Александрович, скажите, почему ваш отец решил принять участие в нашей передаче. Ведь последние минуты жизни человека – это, так сказать, наверное, что-то интимное, некое таинство, где нет места посторонним взглядам.
- Понимаете, отец, всегда был немного жаден. А здесь, можно сказать…?
- Конечно, конечно, говорите.
- За участие в передаче был обещан небольшой гонорар…
- Сумма, вы понимаете, наша коммерческая тайна…Итак, Александр Александрович, ваш папа там, а вы…Вам не больно видеть, как вся страна – а наша передача по последним медиа-исследованиям, буквально за несколько дней стала самой рейтинговой на отечественном телевидении – внимательно смотрит на его физические страдания?
- Видите ли. Я пытался отговорить его, но слышать он ничего не хочет, говорит, что нужны деньги.
- Сам он понимает, в каком состоянии находится?
- Похоже, да. Тем более, ваша передача набирала ведь специфический контингент…
- Ну да, естественно. И зачем в таком случае он объясняет, ему деньги?
- Бог его знает. Отца не поймешь. Дачку все хотел подновить. Видно, и сейчас надеется.
- Спасибо Александр Александрович. Дай Бог вам самому крепкого здоровья. И мы напоминаем, что по условиям контракта, сумма за съемки в передачи после смерти главного героя переходит к его ближайшим родственникам. Будьте с нами, не переключайтесь!

Неудобство дед Саша ощутил с первых минут процедуры. Ему и раньше приходилось иметь дело с капельницами – помнится, раз сдавал кровь, еще раз тяжело болел, вроде, пневмонией, простудился, когда разгребал снег. Тогда ему тоже ставили капельницы. Ему было приятно несколько дней отдохнуть от работы, и страшно было только немного вначале, когда острая игла пронзала кожу на сгибе локтя. Но тут было совсем другое. Вначале в месте укола сделалось тепло, а потом вдруг по вене побежали кристаллики битого стекла. Если бы дед Саша не знал, что руки отдергивать нельзя, он непременно бы выдернул иглу, прекратил пытку, которая с каждой секундой становилась все нестерпимее. Между тем в организме его происходило странное – откуда-то от верха живота, от диафрагмы и даже отчасти от раздувшейся уродливой печени вверх начал подниматься речной песок. Он шел медленно, с трудом, как и полагается мокрому речному песку, иногда отчаянно преодолевая заторы. Вся рука полыхала огнем, и дед Саша боялся на нее взглянуть. Ему казалось, что она представляет собой от кости до кожи один сплошной волдырь – он видел такие на Реакторе, когда кожа слезала прямо с мясом, и не знал, на чем сосредоточить свое внимание – на руке, или на странной внутренней субстанции, которая не давала даже сглатывать без тошноты. Наконец песок прорвался за грудную клетку и закупорил пищевод, иногда проникая в горло и под язык. И вот когда уже совсем стало невмоготу, из-за стеклянной двери появилась медсестра и убрала капельницу. Дед Саша, повинуясь животному чувству, попытался подняться, чтобы добрести до туалета, но руки и ноги отказались слушаться, и он упал. Потом деда Сашу долго тошнило прямо под кровать этим песком (хотя выяснилось, что ничего, кроме манной каши с суррогатным кофе в его пищеводе нет – да и откуда бы). В перерывах между судорогами, пробиравшими до самого кишечника, он пытался позвать на помощь, но не смог издать ни звука, и никто не знал, как ему плохо и стыдно. Только когда позывы немного сошли на нет, в палату заглянула медсестра, а через минуту нянечка – тоже довольно молодая, в желтой майке с такой же, как у медбрата надписью, и за несколько минут мягкой шваброй убрала с пола блевотину. К этому времени дед Саша уже успел отползти в угол и теперь сидел там, скуксившись, как больной хомяк. Так же беззвучно нянечка вышла, а из стены снова появился брат, легко поднял потерявшее всякий вес тело деда Саши, положил на кровать, получше укрепил под одеждой датчики, полуприкрыл одеялом и вышел. В палату пришел тревожный сон с головокружительными каруселями и яркими пятнами по сетчатке. Один раз дед Саша открыл глаза и увидел, что рядом с ним стоит белый эмалированный тазик с черным укусом ржи.

Утром у деда Саши поднялась температура. Несмотря на тяжелую болезнь, дед Саша уже давно забыл, как это – температурить. Ломило глаза, тело, волосы даже на ногах и спине встали дыбом. Несколько минут дед Саша не мог понять происходящей с ним метаморфозы, зато поняла принесшая утренний градусник сестра. Ей достаточно было взглянуть на мокрого красного деда Сашу, пощупать его лоб, чтобы определить жар. Градусник подтвердил ее ожидания – 38,5.

- Ну что, дед Саша, как мы сегодня?- вошел с улыбкой молодой врач, как всегда улыбаясь куда-то вбок. – Вижу, вижу, Таня уже доложила, что температурите. Ну, ничего, это нормальный процесс. У нас сегодня, дед Саша, снова капельница, ты уж держись, дорогой. – И еще несколько дней. Я выписал жаропонижающее, будешь пить. Ну и ладушки. – Доктор снова лучезарно улыбнулся в угол и оставил деда Сашу.

Паренек в майке сегодня не прибегал.

Через полчаса пришла медсестра и снова поставила капельницу. Сегодня дед Саша знал, что нужно делать и, перевалившись верхней половиной тела через провисшую проволочную сетку, изрыгал страшные звуки в маленький эмалированный таз. Боли не было – он просто обессилел от бесконечного ожидания конца и теперь как будто бы хотел исторгнуть из себя такую жизнь, приковавшую его к койке, к этим проклятым медленным каплям. Наконец все опять кончилось, и дед Саша уснул. Через пару часов он проснулся и ощутил страшный голод. Уже второй день ему давали таблетки, от которых все время хотелось есть, и вкупе с тошнотой это влекло невыносимые страдания. Дед Саша, кое-как преодолевая муть, поднялся с кровати и, держась за стену, побрел к холодильнику. Достал невесть откуда появившийся йогурт (наверное, сын передал, пока он спал), холодную котлетку и половинку бородинского. Не имея больше сил добраться до кровати, он сел прямо на пол, у холодильника и жадно сожрал хлеб с котлетой, запивая йогуртом. Еле дополз до тазика. Заново  ползти к холодильнику уже не было сил.

- Итак, дорогие телезрители, - сегодня мы увидели еще один день из жизни нашего героя. Столь популярной передачи еще не знало отечественное телевидение. Посмотрите вот сюда, на эту таблицу рейтингов самых популярных программ, и вы увидите, что «Палата Номер Шесть», несмотря на показ в о-о-чень позднее время, лидирует с существенным отрывом. И, как мы обещали, сегодня у нас вечер звонков в студию. И вот наш первый звоночек. Пожалуйста, говорите, вы на линии.

- Доброй ночи. Вас беспокоит Иваново. Николай Петрович меня зовут. Хочу поинтересоваться, а герой действительно настоящий, или это очередная подстава?
- Абсолютно правомерный вопрос, - сладким голосом пропел Птицын. – Абсолютно. – Наш герой – дед Саша – это не артист, не вымышленный персонаж. Это РЕАЛЬНЫЙ (Птицын просмаковал каждую букву) человек. На нашем сайте www.palata6.ru вы можете ознакомиться с его биографией, историей болезни, анализами, заключениями и прогнозами медиков. Врачи тоже реальные – это медперсонал хосписа, где лежит наш герой – мы не называем его, поскольку не хотим наплыва визитеров. Смерть нашего героя, увы, тоже будет реальной.… У нас еще звоночек…
- Что-то скучно у вас. Я считаю, что нужно хотя бы показывать встречи с посетителями.
- Э-э, представьтесь пожалуйста…
- Петя…
- Видите ли, Петя, дед Саша лежит лежит в так называемом блоке интенсивной терапии, куда из-за опасности инфекций вообще-то нельзя пускать посетителей, но мы обязательно подумаем над вашим предложением. Спасибо. Следующий.…Ах,- Птицын приложил руку к уху, - мне сообщают, что сейчас у нас реклама. – Не переключайте нас, смотрите шоу «Палата Номер Шесть: Сорванная маска смерти».
-
Паренек-то дело предложил, - это уже к режиссеру, - надо бы разнообразить жизнь и быт нашего пациента. Рейтинг-дело не шуточное, сегодня он есть, а завтра – упс – и нетушки.
- Лень, там же вроде бокс. Палыч не разрешает…
- Да что вы мне Палычем тыкаете? Кто такой Палыч? Палыч на меня работает. Захочу – и Палыч пойдет улицы завтра мести, несмотря на диплом и образование. Деду помирать положено не один хрен когда – посетителя упакуем поплотнее, что там нужно наденем, респиратор – значит респиратор, бахилы там, чего еще? И запустим.

Сегодня доктор сказал, что придет сын. Горячечный бред, в котором пребывал последние несколько часов дед Саша, немного отступил под действием лекарств, но заболела печень, и, хотя доктор, щупая и легонько простукивая правое подреберье, уверенно говорил, что динамика определенно положительная, «беременность» деда Саши отдавала уже восьмым, если не девятым, месяцем. Мысли деда Саши стали неотличимы от его слов – такие же бессвязные и путаные, сегодня утром он вдруг обнаружил, что плохо видит, и едва угадывает очертания холодильника в углу, а рукомойник тот и вовсе скрылся в белесой пелене тумана. Он полужестами, полусловами объяснил это доктору, и через полчаса к нему прибежала лаборантка, брать на анализ кровь. Сегодня он пил меньше таблеток, чем вчера, но шланг капельницы, эта пуповина боли и страданий, к которой его привязывала медсестра, появилась вновь и, как всегда, тысячью иголок впилась в синюю отечную вену. Он терпел и ждал, потому что доктор сказал, что после процедур, обеда и отдыха к нему разрешено пустить сына. Ненадолго, минут на двадцать, но все-таки…Ему так хотелось увидеть Сан Саныча, своего единственного с Тоней ребенка. Это он, Сан Саныч, устроил его сюда, в эту замечательную клинику с заботливыми докторами, где дед Саша был уверен, его вылечат, пусть даже путем таких неимоверных страданий. Тем более, доктор говорит, есть улучшения.

Сан Саныч пришел около пяти часов – все такой же большой и грузный, что подчеркивал огромный, не по размеру зеленый халат и до колен прозрачные бахилы. В этом наряде, в колпаке и белой медицинской полумаске, скрывающей, согласно правилам здешнего маскарада нижнюю часть лица – с тех пор, как ему прописали капельницы, все вокруг прятали лица – Сан Саныч был похож на него самого, тогда, в Чернобыле.

Сан Саныч осторожно присел на стул с железными ножками. Стул скрипнул и старчески выдохнул.

- Здорово, батя, - невнятно сказал Сан Саныч и протянул отцу руку в прозрачной перчатке. Дед Саша выпростал из-под тонкого байкового одеяла синюю лапку и чуть слышно пожал крепкую руку сына. – А ты ничего, молодцом, - неуверенно сказал Сан Саныч, и зачем-то, морщась, поднес руку к уху.
- Болит? – с трудом произнес дед Саша. Ему отчаянно не хотелось быть источником проблем, поэтому он спешил перевести разговор на самочувствие сына.
- Да нет, то есть, простыл немного,- пробормотал Сан Саныч. – Пройдет. Ты сам-то как?
- Нормально. – Дед Саша энергично закивал.
- Кормят тут хорошо?
- Да, да, - дед Саша ткнул сухим пальцем в холодильник. Сын встал, подошел, открыл дверцу. Увиденное вроде бы удовлетворило его, и он вернулся на место.
- А мне вот не разрешили еду тебе брать, говорят ты в карантине, а там микробы.
Дед Саша махнул рукой, попытался сказать, что, дескать, ничего страшного, спасибо, что пришел, но не смог осилить длинную фразу и, запутавшись, просто сказал: ладно. Сын молчал и смотрел в угол. Дед Саша плакал, потому что хотел многое спросить, но не мог. Про могилу Тони, про сад, про то, какое сейчас время года, и как поживают внуки, но слова не хотели покидать его разбитую больную голову, и он просто прикоснулся к руке сына и прочавкал: спасибо. После чего деда Сашу стошнило прямо на зеленый халат Сан Саныча.

После ухода сына дед Саша впервые за долгие дни болезни осознал, что умирает. Это стало для всех уже настолько очевидным фактом, что, наконец, дошло и до него. Сегодняшней ночью он не заснул, и все пытался собрать горячие от жара мысли. Однако вместо страха, или осознания собственного существования, или осмысления грядущего, или погружения в прошлое, в голову голосом Левитана лезло сообщение о начале войны (из кинохроники), разговор с председателем кооператива о сборе денег на ремонт  подъездных путей к даче, иногда перед глазами мелькала яркая майка с надписью «Палата Номер Шесть». Словом, образы совершенно не имеющие к смерти отношения. Ближе к утру дед Саша закрыл глаза и стал бояться дневной процедуры – в животе заурчало, но встать поесть не было сил, поэтому он заснул.

- Итак, дорогие зрители нашего шоу, вы много пишете нам, задаете различные вопросы, иногда весьма любопытные. Сегодня в нашу студию мы пригласили людей, которые станут последним  воспоминанием деда Саши об этой жизни, людей, которые ухаживают за ним, лечат его, наполняют смыслом последние минуты его существования. Знакомьтесь, врач-онкогематолог Райков Геннадий Павлович, процедурная медсестра Иванова Мария Сергеевна, санитарка Прокофьева Людмила Борисовна. И у нас есть вопрос. Говорите…
- Меня зовут Михаил, у меня вопрос к доктору. Скажите, какие лекарства вы назначаете больному и насколько благоприятен прогноз. Спасибо.
- Иными словами, как долго еще телезрители смогут смотреть наше шоу. Итак, Геннадий Павлович, вопрос к вам…
- Больной попал к нам в тяжелом состоянии. Диагноз «хронический миелоидный лейкоз» ему был поставлен в 1990 году, и, скорее всего эта болезнь – следствие его работы на Чернобыльском реакторе. До настоящего времени пациент принимал противоопухолевый препарат, сейчас у него так называемый бластный криз, при котором применяется специальный протокол химеотерапии. При правильном лечении и положительной динамике…
- Ну, же …
- Пожалуй, это относится к  врачебной тайне. Извините.
- А это значит, шоу будет продолжаться! У нас снова вопрос.
- Это Люда из Перми. А скажите, нам подробно будут показывать, как дед Саша умирает? Мы все внимательно следим за его судьбой, и нам ужасно его жалко. Спасибо.
- Это, наверное, уже вопрос ко мне, - Птицын всем корпусом повернулся и исторг широченную улыбку. – Да, как это ни печально, ни цинично звучит, да, будем показывать. Только очень-очень поздно, глубокой ночью, чтобы дети и впечатлительные люди не могли этого видеть. Оставайтесь с нами Люда. И не бойтесь смерти.
- Беспокоит Николай Семенович из Мариуполя. Вам не кажется, доктор, что все, что происходит здесь, в этой студии и на экране бесчеловечно?
- Видите ли, хм. Дед Саша сам согласился на подобный шаг, когда узнал, что ему хорошо заплатят – организаторы шоу не скрывают этого. Ну и…желание пациента для меня закон.
- Тася это из Москвы. Это точно не лажа? Медсестры, наверно, знают.
- Мария Сергеевна…
- Как ни прискорбно говорить об этом, пациент, которого мы называем дедом Сашей, очень страдает. Я могу засвидетельствовать это, так как каждый день ввожу ему необходимые химиотерапевтические препараты. Реакцией на преднизолон у него стало стремительное повышение сахара в крови, поднялось давление, упал гемоглобин. Кроме того, лейкоциты остаются стабильно высокими, к тому же из-за ослабленного иммунитета есть риск развития аспергиллеза, и деду Саше назначены специальные противогрибковые препараты. И, поверьте, нагрузка на печень немаленькая.
- Не волнуйтесь, Мария Сергеевна, вы очень сильно переживаете за судьбу своих больных, мы знаем это, а теперь мы прерываемся на небольшую рекламу и просим оставаться с нами! Смотрите наше шоу «Палата Номер шесть: Сорванная маска Смерти».

Дни слились в беспрерывный кошмар, и счет им дед Саша вел только по количеству выпитых таблеток и капельниц. Он как будто бы погрузился в горячее доисторическое море с подводными вулканами и  острыми медузами, доставляющими бесконечное страдание. Когда он выныривал на поверхность, облака метана не давали вздохнуть, и к горлу подкатывал ком тошноты. Мочился он прямо в воду. Иногда его переворачивали чьи-то сильные руки, пару раз, открыв глаза, он видел медсестру и мальчика в яркой майке, потом водоворот уносил его все глубже в  пучину, и он уже не мог вспомнить, были ли их лица, или все это ему только привиделось во сне на дне доисторического моря.

На восьмой день он проснулся и понял, где находится. Вокруг него была обычная обстановка палаты (палаты номер шесть), застиранные занавески, которые грозили в скором времени обзавестись дырами, железные кости кровати, потолок в едва заметной паутине. Рядом с ним прибор на манер метронома отсчитывал секунды. Дед Саша пошарил рукой и нажал на выступавшую из стены красную кнопку. Дверь немедленно распахнулась, и в палату вошла медсестра.
- Очнулись? Она обрадовано метнулась к нему, но что-то остановило ее порыв. Дед Саша медленно поднял руку и перекрестился, потом протянул птичью лапку – от отечной полноты не осталось и следа – к ней и заплакал.
 Прибор, отсчитывавший на манер метронома секунды, сбился с ритма и тихо жалобно запищал.

- Господа, мы собрались в этой студии, чтобы проститься с главным героем нашего шоу «Палата номер шесть: Сорванная Маска Смерти» дедом Сашей. Он умер сегодня утром, на минуту придя в сознание. Мы были с ним все последние дни его жизни. Страна следила за ним и молилась за него. Но чуда не случилась. Агония деда Саши была ужасной, и тем больший интерес вызвало наше шоу у россиян. Наши рейтинги росли с каждым днем, и, несмотря на противостояние со стороны министерства культуры и отдельных общественных организаций, мы довели дело до конца. Сейчас вы видите, как деда Сашу везут в прозекторскую, где хирург-паталогоанатом, как это положено, завизирует официальную причину смерти пациента. Потом состоится прощание. Последнее, что вы увидите – могила на кладбище, где будет похоронен дед Саша. Не переключайтесь!

Птицын поднырнул под камеру, выдохнул и большими шагами направился в гримерную. Под софитами у него «потек» глаз, и, чтобы этого никто не заметил, срочно нужна была гримерша Юля.
- Юль, глаз мне поправь, - попросил Птицын.
- Без проблем Иван Алексеич, -откликнулась добрая Юля. – Ну, как там у вас?
- Нормально.
- Не слишком рано его похоронили?
- Не знаю. Как руководство решило. Мое дело что – текст прочитать, да перьями помахать.
- А то мама моя переживает, что все кончилось. Она каждую ночь не спала, все представляла, что  это с ней происходит, и плакала. Подружек привлекла.
- А вот это правильно. Вот здесь подправь, ага? Подружки это хорошо. Подружки это рейтинги.

В коридоре послышался шум, Юля и Птицын повернулись к двери, из-за которой доносились гневные звуки пополам с механическим скрипом. Дверь распахнулась, и в гримерку неловко одним углом въехала железная каталка, застряла в проеме. Здоровый парень в сером, заляпаном формалиновыми пятнами халате, хорошенько поднажал, косяк затрещал.
- Ну-ка вали отсюда! - заорала всегда спокойная Юля. – Ты мне тут все перепортишь. Куда с каталкой прешь?
- Да вот он слезать не хочет, - пробурчал санитар, кивая на лежащего на каталке деда Сашу.
- Знамо не хочу, - пробормотал покойник. – Довели до крайнего истощения, теперь требуют вставать. Не фиг, потаскаешь.
- Дед Саш, - жалобно промычал детина. – Ну, встань, у меня не пролезает.
- Ладно, стойте, я сама подойду, - великодушно пробормотала Юля. – Чего там у него?
- Румянец убери, – вздохнул санитар. – Пока камеры не было, - он дернул где-то портвейна.
- Не портвейна, а благороднейшего кагорчику-с, - подал голос дед Саша. – И не «где-то», а главный угостил. Хвалил, между прочим, за артистизм.
- Не вертись, дед Саша, - сказала Юля. – Дай я тебе нос припудрю.
- Благодарю, барышня, - с чувством прошептал дед Саша, а когда Юля отвернулась, крепко приложил сухонькой ладошкой по плотному джинсовому заду. Юля увернулась и хихикнула.
- Вези, Харон, - трагически произнес дед Саша. – Эфир скоро.
- И то верно, эфир, - спохватился Птицын. – Мне тоже бежать. Ну, мы договорились, дед Саша, сегодня в семь пульку распишем, я отыграться хочу, а после одиннадцати доснимаем конец, да и все.
- Договорились, договорились, - донеслось из коридора, куда парень ловко выкатил угрюмую железную каталку.

… - Ну а мы, господа, продолжаем наше шоу «Палата номер Шесть». Вы видите, как  санитар как мифический Харон,  провожает в скорбный путь нашего героя, и мы еще раз говорим: будьте с нами и не бойтесь смерти, ведь шоу продолжается!