Дорога в Карпысак

               Дмитрий  Ли

               ЗАПИСКИ  ИЗ  ЖЁЛТОГО  ДОМА
               повесть-трилогия
               часть третья

               «ДОРОГА   В   КАРПЫСАК»

               Если кто из вас думает быть мудрым в веке сем, тот будь безумным, чтобы быть мудрым.
               Ибо мудрость мира сего есть безумие перед богом.
               1-е послание коринфянам, глава 3, стих 18-19.

               I

     Водитель нажал на гудок. Никакой реакции. Снова гудок. Водитель выругался: что они там все, умерли, что ли в этом дурдоме? Раздался страшный скрежет, видимо означавший начало открывания ворот. Железные ворота психбольницы доползли до половины, пару раз дернулись и затихли. В образовавшуюся полутораметровую щель, явно недостаточную для проезда нашего автобуса, выскочил суетливый Коля Леонгард и начал бесцельно бегать от ворот к проходной и обратно, сопровождая каждый свой скачок зловещим астматоидным кашлем.
     – Что с воротами, на…?! – снова выругался водитель.
     Взволнованный санитар был в двух шагах от паники. Наконец-то он прекратил свою беготню и всем своим тщедушным телом навалился на ржавый железный занавес. Ворота снова задергались и со скрежетом поползли дальше. Леонгард, не выпуская сигарету изо рта, умудрился закашляться еще сильнее и косноязычно пообещал больше вообще никогда не закрывать эти гребанные ворота, так как все равно, если кто захочет – может запросто убежать через полуразвалившуюся еще со времен октябрьского землетрясения западную стену, и ворота тут ни при чем. Тем более, в августе не замерзнешь – можно прямо в пижаме.      
     Довоенный автобус медленно въехал на территорию второй областной психбольницы, осторожно обогнув заботливо взращенные клумбы, домик лечебно-трудовых мастерских и подъехал прямо к крыльцу. Клиенты для перевода в пятую больницу были уже там. 13.50. Сегодня мы шли почти с часовым опозданием, хотя я вообще сильно сомневался, что эта дребезжащая конструкция образца средины прошлого века еще способна развивать хоть какую-то скорость на наших экстремальных загородных дорогах и не рухнет где-нибудь в степи, около Барышево, так и не добравшись до пункта назначения – села Карпысак Тогучинского района. И вообще, какого черта я делаю в этом автобусе? Ведь обходились же сорок лет двумя санитарами, зачем теперь решили еще врача туда-сюда за тридевять земель гонять – совсем непонятно. Денег за это больше не платят, а меня за день иной раз так укачает на этих колдобинах – в зеркало смотреть страшно. Вон, раньше наш фельдшер дед Михалыч – запросто с моей функцией справлялся, сам и по соматике, и особо буйных, и вообще, разных нетранспортабельных прямо на месте и выбраковывал. Глаз – рентген был, с ним даже главврач здешний Иван Филиппович поспорить не мог. А теперь…
     Пока я размышлял, сумасшедшие уже плотным кольцом окружили автобус.
     – Отворяй врата, заждались…, – покрикивали особо нетерпеливые. Единственная дверца автобуса неохотно открылась, я вышел, и толпа поглотила меня. Что-то вкрадчиво бормотали дефектные шизофреники, злобно сверкали глазами параноики, беззвучно всхлипывали две депрессивные старушки. Тяжелый органик токсикоман зашел сзади автобуса и наслаждался чадящими выхлопными газами. Сорокалетний имбецил опрометчиво попытался помочиться на переднее колесо перед дальней дорогой и заработал легкий удар коленом от нашего всевидящего санитара. Жертва затянувшегося алкогольного галлюциноза о чем-то беседовал с решеткой радиатора, попутно высматривая «притаившихся» в траве трех черепах и удава. Асоциальный подросток со связанными руками, глумливо улыбаясь и считая всех нас полными идиотами, демонстративно семенил в сторону отделения неврозов, косясь на рухнувшую стену, отделявшую территорию психбольницы от строящейся элитной двенадцатиэтажки. Санитар Павел, дав ему еще два шага форы, легко догнал малолетнего хулигана и одной левой вернул под тень автобуса. Подросток снова пригрозил ему смертью. В правой руке Павел держал переводные эпикризы на всех пациентов, и после обмена с моими бумагами и старыми эпикризами из пятой психбольницы формальности были разрешены и мы начали погрузку в автобус. Четырнадцать больных – не много и не мало, да еще вместе со мной, водителем и двумя санитарами. Как ни странно, места хватило всем. С лихвой. Водитель Петрович дал прощальный гудок, развернулся и начал медленно выезжать из больницы.
     – Стойте, стойте, возьмите меня с собой! – за автобусом со всех ног бежал маниакальный больной Тетеринов, а за ним – призывно мыча и размахивая переводным эпикризом – немой санитар Олег из восьмого отделения.
     Петрович остановился и открыл дверь. Вытирая пот со лба когда-то белым рукавом халата, Олег передал мне заветные документы и самого взъерошенного безумно-счастливого больного. Леонгард сдержал обещание, ворота остались открытыми и мы беспрепятственно выехали на магистраль. Скрываемая ветвями Березового сквера маленькая областная больница становилась все менее различимой, пока и вовсе не исчезла за поворотом. Тетеринов от души рассмеялся.

               II

     Посматривая на мелькающие за окном городские кварталы, я, чтобы хоть как-то убить время рассматривал стопку переводных эпикризов. Остальные документы, паспорта, инвалидские справки и прочая дребедень осталась в кабине водителя. Чем бы заняться в ближайшие два с половиной часа? – тоскливо думал я.
     – Бог в помощь, доктор, – услышал я голос рядом со мной, – не стоит вам смотреть эту бумагу, там только слова, слова и ни капли жизни…
     Худощавый больной средних лет с интересом смотрел на меня. Я машинально окинул его быстрым профессиональным взглядом. Трехдневная щетина, характерные наколки на кистях и предплечьях, замотанная лейкопластырем дужка очков, своеобразная витиеватая манера разговора, печальная улыбка и блуждающе глубокомысленный взгляд выдавали в нем некий сплав из остатков былой образованности, возможно, когда-то неплохого интеллекта, и лишь тронутой эндогенной болезнью неординарностью, но еще не раздавленную ею. И еще годы. Долгие годы по спецпсихбольницам со строгим режимом.
     Тонкими пальцами больной перебирал старые деревянные четки.
     – Широки и заманчивы дороги, ведущие в ад, и не каждый найдет свой путь к спасению. Господь уже стучится к нам в двери, но не каждый откроет ему… Слишком многие отвергают Спасителя, слишком многие выбирают погибель…
     В любой другой ситуации я бы легко пресек эти резонерские монологи, которые вдоволь наслушался за пятнадцать лет работы, но теперь… Теперь мне было просто жизненно необходимо отвлечься от других невыносимых мыслей, мыслей о том, как жить дальше, жить в этой стране с двумя детьми на такую «зарплату». И как предотвратить все неизбежнее надвигающийся развод. А впереди было еще целых два часа. А гнетущих мыслей было еще так много…
     - А вы? Вы здесь какими судьбами? – поддержал я разговор психбольного.
     - Шизофрения у меня, доктор, – печально сообщил больной, – самая, что ни на есть, параноидная форма, – обострение наступает, вот я в пятую больницу лечиться и поехал. Хотел, было в восьмом отделении остаться, но Александр Андреевич не велит – говорит не наша принадлежность…
     Я чуть было с сиденья не упал. Больной, который сам, с точностью до клинической формы выставляет себе психиатрические диагнозы – явление почти уникальное и явно нетипичное для эндогенной некритичности.
     - Интересно, а в чем ваше обострение проявляется? – не удержался я от вопроса.
     - Ну как, бред, голоса в голове, страхи всякие. Особенно ночью. Третью ночь не сплю, иной раз такой ужас берет, что и жить не хочется, особенно, когда он со мной говорить начинает. Особенно под утро…
     - А как вы отличаете – бред это или не бред? – еще более заинтересовался я.
Больной снисходительно улыбнулся.
     – А вы как думаете, доктор, приход Антихриста – это разве не бред? Так вот, я, Руслан Виноградов, единственный знаю, что он уже почти восемь лет ходит среди людей, а вы его даже и не замечаете.
     Шизофреник замолчал и уставился в пыльное окно. Я тоже задумался. Поразительно, как иногда в словах психобольных бывает много иносказательной правды. Я вспомнил последний выпуск новостей. Лето было «жарким». Армия Махди – священное войско мусульман-шиитов – вышла из города Кербелла и быстро продвигается к центру Багдада. Американцы усиленно бомбят воинов пророка Али кассетными бомбами, чтобы установить во всем мире любой ценой долгожданный «novus ordo seclorum». Море крови. Гибнут мирные жители. Люди увешиваются динамитом и взрывают себя в центре толпы, стремясь убить и покалечить таким образом как можно больше прохожих. В Китае появился новый какой-то неизвестный вирус, убивающий быстро и в геометрической прогрессии. Исчезают леса Амазонки. На Украине начались опыты по клонированию человека. Молодежь превращается в толпы опустившихся садистов и наркоманов, идеалами которых стали бандиты и алкоголики из сериала «Бригада». И вездесущая реклама, секс-индустрия и шоу-бизнес – вот три кита биороботов потребления. Технополис высосет из тебя все, и вот ты уже сам с детских лет превращаешься в машину, в которой нет ничего природного, живого, человеческого. И многие ли из вас могут похвастаться, что смогли сберечь свою душу? Мир катится в пропасть. «И над всем воцарилась красная смерть…» – вспомнил почему-то я.
     – Выслушайте меня, доктор, я закончу еще раньше, чем мы приедем в Карпысак.  Эта очень старая история, она началась еще семь, восемь лет назад, в 1996-м году. Надеюсь, она не оставит вас равнодушной. Хотя, я и сам до сих пор не могу понять, было ли это все на самом деле, или привиделось, словно сон или безумное наваждение. Слишком уж невероятными предстают эти роковые события. Особенно после этого вашего лечения, – больной невольно скривился. – Все эти последние восемь лет я провел, словно через дымку воспоминаний, не в силах отличить явь от ночных кошмаров, людей от призраков. Все смешалось в моем бедном воспаленном мозгу: Ольга, Повелитель, смерть Игоря, врачи и санитары из шестой больницы – словно какой-то дьявольский калейдоскоп образов, теснивших и переходящих друг в друга. И все эти годы, единственное, на что я надеялся – это то, что тогда я сделал правильный выбор и, по крайней мере, попытался, хоть как-то попытался вернуть все обратно…  Видит Бог… Я был готов пойти на все, чтобы спасти ее…
     Я заинтересованно слушал. Не часто встретишь человека, столь высоким, почти поэтичным слогом излагавшего свои мысли. Между тем, больной глубоко вздохнул и замолчал, уставившись остекленевшим взглядом куда-то в даль своих переживаний.
     – Не знаю, стоит ли вообще ворошить этот хлам и вновь пересказывать эту историю. Наверное, я последний из живых очевидцев тех событий и, быть может, лучше, просто, унести всю эту старую грязь с собой в могилу, ведь «кто умножает познание – умножает скорбь»…  Хотя, что еще делать на этой бесконечной дороге жизни? Выслушайте меня, доктор, выслушайте, и, может, вы единственный, кто поймет, наконец, мое безумие…
     А что мне оставалось делать? Мы только выехали за пределы Железнодорожного района, больные вели себя спокойно, и впереди была еще целая вечность. Я откинулся на спинку сиденья и приготовился внимательно слушать.

               III

     «Большие проблемы», – подумал Руслан.
     Большие проблемы, большиепроблемыбольшиепроблемыбольшие… Большие. Больше некуда. Дело в том, что вот уже две недели как студент второго курса лечебного факультета Руслан Виноградов был в тупике.
     В данный момент тупик Руслана ограничивался областью небольшого анатомического практикума с бледно-желтыми стенами, густо завешенными старыми пугающими плакатами с непонятными надписями на латинском языке, двумя гранитными столами, пыльными темными окнами и многочисленными бачками с препаратами по углам практикума. Перед Русланом стоял жестяной поднос, густо политый формалином. На подносе лежал человеческий мозг. Дряблый, с продольными надрезами и тоже густо политый формалином, раствором, – издававший ужасно-резкий запах, разъедающий глаза и парализующий дыхание. Смертельно хотелось курить. Вряд ли кто из некурящих способен понять эти танталовы муки после почти полутора часов воздержания от никотина. Руслан машинально попытался вытереть воспаленные глаза, но вовремя спохватился: в каких местах анатомки уже успели побывать эти резиновые перчатки – одному богу известно. Октябрьский холод из оконных щелей и от ледяных железных стульев буквально просачивался в его тщедушное тело.
     И у него были большие проблемы. Совсем другого рода. И куда больше, чем все перечисленное.
     – Каково расположение ядер XII пары черепно-мозговых нервов в ромбовидном пространстве продолговатого мозга? Виноградов, продемонстрируйте нам на препарате!
     Беда никогда не приходит одна. Еще эта преподша, Лилия Алексеевна, со своими бесконечными опросами! Может, кто-то что-то и мог показать в этой серой бесформенной массе, когда-то бывшей вместилищем человеческой души, но только не Виноградов. Какой уж там ход нервных волокон, здесь и полушария-то еле различались! А все – бедность, не может институт себе новых препаратов приобрести, вот и пользуемся старыми, полуразвалившимися.
     Руслан огляделся, подсознательно еще надеясь на «помощь зала». Отличница Вика Маргачева в диком страхе вертела тетрадные конспекты. Бледный как смерть староста группы Димка Садчиков в полуобморочном состоянии вяло пытал длинным пинцетом таламус, внутреннюю капсулу и другие едва различимые части вязкого препарата. Остальные из одиннадцати студентов группы безнадежно склонились над поперечными разрезами спинного и головного мозга, силясь придать своим отупевшим от бессонных ночей лицам максимально глубокомысленное выражение. Помощи ждать было неоткуда.
     – Плохо, Руслан Сергеевич, плохо, не унимался преподаватель, – на следующей неделе зачет по всей ЦНС, а у вас три двойки, четыре пропуска и до сих пор знаний никаких. Что же мне делать с вами, Виноградов, не знаю.
     «Мне бы ваши проблемы, Лилия Алексеевна», – подумал он. Но рука преподавателя уже тянулась к журналу для очередной двойки. Спасти его могло только чудо. И чудо произошло.
Дверь практикума неожиданно открылась, и вместе с потоком свежего воздуха вошел Александр Николаевич – профессор и заведующий кафедрой. Внимание сразу же переключилось на начальство. Профессор принес радостную новость: наконец-то кафедре нормальной анатомии удалось раздобыть нормальный новый труп для препарирования. Теперь дело было за малым: нужны были два добровольца для транспортировки усопшего из подвала и приведения тела покойного в состояние длительного хранения. Не успела стихнуть бурная радость Лилии Алексеевны, как Руслан и Гарик были уже у профессора. Больше желающих не нашлось, но ведь им-то надо было хоть как-то отрабатывать свои пропуски…
     Втроем они бодро вышли в коридор; Руслан только и успел заметить, как их староста группы наконец-то свалился в свой долгожданный обморок.

                IV

     Коридор между практикумами на кафедре нормальной анатомии был длинным, сумрачным и безлюдным. Было почти совсем тихо, только три пары шагов разгоняли утреннюю осеннюю тишину: не по возрасту бодрый шаг профессора, семенящее шарканье Игоря-Гарика Лейникова и задумчивая поступь Руслана. Задуматься действительно было над чем. Мимолетное ребяческое ликование по поводу избавления от, казалось бы, неизбежной очередной двойки быстро улетучилось, уступив место куда более мрачным эмоциям. Большие проблемы были у всех студентов второго курса нашего института. Неумолимо надвигающийся зачет по анатомии всей ЦНС никому не давал покоя, заставляя некоторых мучеников науки идти, поистине, на отчаянные меры. Кто-то днями и ночами штудировал многокилограммовые учебники и атласы с пугающе длинными предложениями на мертвом латинском языке. Кто-то запирался в анатомке и сутками не отходил от трупов, пытаясь такими наглядными способами овладеть искомыми знаниями. Кто-то уже искал надежного посредника для передачи взятки.
     Большие проблемы были у всех. Но только у одного студента Новосибирского мединститута проблемы были по-настоящему большие. Настолько большие, что по сравнению с их громадностью, вся остальная суета однокурсников выглядела просто детской возней в песочнице. Дело в том, что студент 14-й группы второго курса лечебного факультета Руслан Виноградов имел реальные шансы просто-напросто не дожить до этого пресловутого зачета. Не дожить, потому что секта уже вынесла свой приговор.

                V

     Все началось больше года назад, когда в начале сентября 1995-го к молодому зеленому первокурснику, еще не совсем верящему в свое поступление, подошли двое вежливых, прилично одетых молодых людей.
     «Женя и Глеб», – представились они, – «Мы займем у вас совсем немного времени. Скажите, вы верите в Бога?»
     Это была ложь №1. Женя и Глеб, и, в особенности, организация, которую они представляли, заняли у него в дальнейшем много, много времени. Практически всё. Религиозные проповедники были довольно распространенным явлением в этом учебном заведении. Большинство из них сами были студентами института и вполне успешно совмещали учебу с не в меру активной «богоугодной» деятельностью. Они представляли самые разнообразные секты и течения, от самых многочисленных (вроде Сибирской Церкви Христа) до никому неизвестных. От мормонов до сайентологов. От православных до индуистских, махаянистских, джайнийских и прочих дзен буддистских направлений. И почти все они были неплохими психологами, безошибочно выявляя из общей серой массы свою новую потенциальную жертву.         
     Руслан в бога не верил. Но, как ни странно, его новых товарищей это ничуть не смутило. Они быстро нашли общий язык. Виноградов сразу увлекся этим «молодежным движением» и совсем скоро секта «Святого Иуды» стала ему вторым домом. А затем, и единственным. В дальнейшем туда же перешел и его друг и одногрупник Игорь Лейников, он же Гарик.
     Название секты сначала показалось им несколько странным, но братья по вере терпеливо разъяснили, что «…призвав двенадцать учеников Своих, Он дал им власть над нечистыми духами, чтобы изгонять их и врачевать всякую болезнь и всякую немощь. Двенадцати же Апостолов имена суть сии: первый Симон, называемый Петром, и Андрей, брат его, Иаков Зеведеев и Иоанн, брат его, Филипп и Варфоломей, Фома и Матфей мытарь, Иаков Алфеев и Леввей, прозванный Фаддеем, Симон Кананит и Иуда Искариот…». Как говорится, из песни слов не выкинешь. Следовательно, именно Иуда стал Святым двенадцатым Апостолом, а не Савл (Павел) – тринадцатый, которого вообще там не было, и Христа, как известно он даже не видел. Так объяснили Руслану братья, и чтобы у него больше не возникало глупых вопросов заставили выучить этот отрывок Нового Завета наизусть. И не только этот. И не только Нового Завета, но и других религиозных книг, далеко не все из которых прошли благословение Православного Патриархата.
     Секстанты постоянно говорили, что именно Иуда был любимым учеником Христа, и только его одного Спаситель посвятил в Тайное Знание, а завистливые собратья потом жестоко очернили его имя. И он, Иуда никогда не предавал своего Учителя. Никогда. Всё это досадные искажения правды со стороны «традиционной» церкви.    
     А вообще, идеология секты была проста и стандартна как ход nervus olfactorius. Конец Света не за горами. Только слепой не может видеть этого. Мир катится в пропасть. Близится Апокалипсис и гибель всего сущего. Безгрешных людей, как известно, не бывает (см. все то же Писание), и поэтому, вряд ли кто-нибудь спасется в этой геенне огненной.
И что же нам всем остается? Смиренно ждать страшного конца? Ждать внезапного появления Антихриста? Ну, уж нет. «Церковь Святого Иуды» решила взять судьбы человечества в свои, собственные руки. Конец Света можно предотвратить. Христос должен возродиться снова. И чтобы за Его вторым пришествием не последовал обещанный Апокалипсис, Он должен возродиться не где-нибудь, а именно в нашей Церкви.
     Так говорили Гарику, Руслану и другим рядовым адептам на общих собраниях организации. «Верую, ибо абсурдно», – кажется, так сказал кто-то из знатоков христианства. И Руслан тоже верил. Верил, потому что абсурдно, потому что нелепо, и благодаря этому – логически неопровержимо. И с каждым таким собранием вера его только возрастала. 
     Оставалось только две небольших проблемы. Где взять Сына Бога и как именно явить его людям.
     Но и эти проблемы легко и непринужденно разрешил всеми уважаемый глава нашей секты – Отец Ираклий. Верховный наставник тут же радостно объявил, что святейший дух Спасителя уже давно пребывает в нем, в главе Церкви, и только ждет своего пробуждения.
     Каким же именно способом можно пробудить дремлющий дух Спасителя, чтобы воспряв и преобразившись, он явился миру в новой, доселе невиданной силе?
     И на этот простой вопрос был найден не менее простой и прямолинейный ответ. Человек, в котором пребывает дух Спасителя, согласно Библии, должен воскреснуть, воскреснуть во славе и торжестве свободного Сына Божия. А чтобы воскреснуть, он должен умереть.

               VI

      Отец Ираклий был не против стать Богом-Спасителем. Сомнений в своей теории у него не было. В назначенный день узкая группа посвященных тайно и торжественно умертвила своего Учителя и стала дожидаться пресловутого третьего дня, чтобы в не менее торжественной обстановке провести Обряд Воскрешения. Однако уже вечером на первые сутки роковая судьба в лице многочисленных бойцов ОМОНа распорядилась иначе. Труп Терехова Павла Игнатьевича 1963-го года рождения был найден сотрудниками милиции на одной из баз пресловутой Церкви. Самих секстантов, к счастью, поблизости не оказалось, да и основные следы своего пребывания в заброшенном помещении посвященные успели заблаговременно скрыть. Видимо, не зря ходили слухи о связях верхушки этой организации с некоторыми из «сильных мира сего».
     Терехов Павел Игнатьевич, так и не снятый с учета в городском психоневрологическом диспансере, и более известный, как отец Ираклий, был найден почти полностью обнаженным, лежащим на бетонном полу, задушенным, с тонкими спицами, пронзающими его стопы и кисти рук. Видимо, посвященные поостереглись наносить более серьезные повреждения своему Учителю, как в Библии, вбивая толстые гвозди, пронзая копьем и разбивая голени, для того, чтобы это не смогло помешать Отцу Ираклию после Воскрешения. Возможно, именно поэтому, потому что на теле покойника не было достаточно серьезных следов травматического воздействия; или, возможно, из-за пресловутых связей высшего звена Церкви во властных структурах; а возможно, и просто из-за ярой нелюбви хранителей правопорядка к нераскрытым преступлениям все это дело было объявлено просто изощренным самоубийством полупомешанного, «сорвавшегося с петли», и по отсутствию состава преступления – закрыто и сдано в архив.
     Но тут возникла еще одна проблема. Спасителям всего человечества явно не везло. Труп Отца Ираклия, всю неделю пролежавший в холодильнике морга Заельцовского РОВД одновременно с быстрым закрытием дела также быстро исчез в неизвестном направлении. Никаких родственников у Павла Игнатьевича не было и в помине, а перед не в меру любопытными «близкими друзьями покойного» милицейское начальство только разводило руками, намекая на возможно уже свершившееся захоронение «бесхозного трупа». А наиболее настойчивым, кроме того, – и на возможное возобновление уголовного дела и привлечение «друзей покойного» в качестве подозреваемых. Как видно, связи секты были небезграничны. 
Высшие посвященные были в отчаянии. Все их надежды, вся жизнь, все мировоззрение стремительно разрушалось. Будущее секты было вопросом. И тогда они вспомнили про Руслана.

               VII

      Именно на Руслана, как студента мединститута, вместе с рядом других помощников и была возложена священная миссия поиска Тела Учителя, – именно та самая миссия, которую Руслан с треском провалил. Да, он, прикрываясь студенческим билетом, «мечтами о карьере патанатома», и поиском «внезапно пропавшего родственника», уже успел в кратчайшие сроки объездить и осмотреть все морги города, включая и расположенный в непосредственной близости собственный морг медицинского института, скромно притаившийся в торце старого Лабораторного корпуса. Но все было тщетно. Для Халлоуина оставались считанные часы – и это был последний срок, назначенный Руслану. Отговорки о возможном безвестном захоронении здесь не канали: приговор не выполнившему поручение Церкви был один – смерть.

     Тем временем, мученики науки в задумчивости дошли до преподавательской кафедры нормальной анатомии, где их заблаговременно должны были дожидаться обещанные профессором помощники в лице двух студентов стомфака.
     Помощников не было. Старшая лаборантка была в панике.
     - Александр Николаевич, они, наверное, только что ушли курить, на лестницу, я сейчас, сейчас, я их позову!
     - Да, кстати, Александр Николаевич, – с полдороги вернулась она, – чуть не забыла, вам тут из ректората звонили и из РОВД снова, полковник какой-то!
     - Лена, где стоматологи?! Какой ректор, труп там вечно ждать не будет! – грубо ответил профессор, но Лена и без этих слов понимала, какой это прекрасный предновогодний подарок оказался бы для конкурирующей «топочки», «судебки» или других анатомических кафедр, и поэтому тут же скрылась из поля зрения.
     Профессор глубоко вздохнул. В мертвой тишине кафедры раздался громкий звон телефона. Александр Николаевич бросился к аппарату, даже не успев как следует закрыть за собой дверь кабинета. Руслан с Гариком остались снаружи.
     – Да, да, это я… Приветствую вас! Да, все в порядке, сегодня получили, очень вам благодарны. Вы бы знали, как много значит этот экспонат для нашей кафедры… тем, более, в такое время… Что? Ну, да, как говориться, не телефонный… Нет, нет, не волнуйтесь, Петр Сергеевич, все у него будет нормально. И зачет, и экзамен, тем более, до него еще больше двух месяцев. Все будет в порядке! Ну, хорошо… хорошо… вам спасибо… Если что еще – какая возможность – сразу ко мне. Хорошо. Всего доброго, Петр Сергеевич!
     Профессор вышел из преподавательской со слегка отрешенным видом, недоуменно глядя на подчеркнуто-глуповатые физиономии студентов. Но тут подошли стоматологи, и Александр Николаевич, вернувшись к реальной ситуации, вновь возглавил свой скромный поход.
     Дверь на боковую лестницу. Заперта. Но вот появился ключ, и мы уже бодро идем по обветшалой лестнице на два этажа вниз – прямо в подвал, где с недавних времен располагался морг мединститута, и он же – морг 1-й городской больницы. Морг был тоже заперт, можно было позвонить и подождать, но и тут помог еще один профессорский ключ.

     Они вошли внутрь. Да, выбор действительно был. Свежие тела все прибывали и прибывали, но наш законный «клиент» был только одним, одним из десятков в этом заведении. Неподалеку раздался звук отдираемого скальпа и противный визг ручной пилы, распиливающей череп. Что говорить о непередаваемом смраде, полумраке, желтовато-серых облупленных стенах, полубезумных патанатомах и о груде бесхозных расчлененных гниющих тел? О штукатурке, падающей с отсыревшего потолка прямо в брюшную полость? Вам нужно самому хоть раз побывать в этом заведении, иначе описать невозможно. Sic transit gloria mundi.
     Стремительно и непринужденно профессор без труда вычислил свой недавно привезенный трофей, уже не первой свежести и целиком закутанный в сероватый саван. Снаружи оставалась только бирка с номером. Два атлетически развитых стоматолога в нерешительности мялись неподалеку, прикрываясь стальными носилками.
     – Ну, что, двоечники, – сказал профессор, – теперь очередность простая. Запоминайте. Сначала разворачиваете труп. Нет, объясняю для «особо одаренных»: сначала надеваете резиновые перчатки. Потом разворачиваете труп. Потом смотрим, что нам подсунули, все ли на месте. Потом заворачиваете труп. Несете его наверх, в подсобку. Она уже там открыта, вас дожидается. Кладете труп на носилках рядом с ванной. Астматиков среди вас нет? Потом снова разворачиваете труп, и кладете его уже в ванную с формалином. Тщательно, тщательно, моете его, чтобы труп полностью им пропитался. Ставите ему подключичный катетер и капельницу – тоже с формалином, для внутреннего насыщения. С катетером если сами не справитесь – патанатомов позовите – помогут. Затем, оставляете его лежать в ванной с формалином – и все. Вечером его уже другие перенесут наконец в 9-й практикум и студентам будет-таки на чем сдавать зачет, который вы ребята, судя по всему, уже сдали. Вопросы?      
     Вопросов не было. Пока. Пока Гарика не вырвало. Судя по всему подробные инструкции профессора несколько взволновали его ранимую юношескую психику, и он временно вышел из строя. Гарика вырвало снова. В промежутках между пароксизмами он, согнувшись,  судорожно глотал гниющий трупный запах, видимо, набираясь сил для следующего извержения. И этот процесс не останавливался. На него уже обращали внимание. В общем, Руслан вытолкал этого слабовольного на улицу, и вернулся обратно в морг. 

     Втроем с оставшимися студентами они развернули труп.
     Под саваном лежал уже довольно несвежего вида отец Ираклий, Спаситель Мира. Руслан не поверил. Подобных совпадений не бывает. Снизу доносилась трехэтажная ругань стоматологов. Но времени уже не было. В лихорадочных поисках жетонов Руслан стремглав бросился наверх, к телефону-автомату. У него снова была надежда.       

               VIII

     Автобус резко затормозил. Руслан умолк, а водитель Петрович, наоборот, – громко выругался. Пассажиров неумолимо качнуло вперед. Наиболее активный и неусидчивый Сережка Кротов – «хронический галлюциноз», даже умудрился вылететь при этом в проход между сиденьями, но, к счастью, отделался только легкими ушибами. Все девятнадцать человек в любопытстве прильнули к стеклам автобуса. Шедший впереди старенький москвич, пытаясь объехать большую лужу, резко сбавил скорость, а затем и вовсе внезапно остановился. Дальше оказалось интереснее. Почти посреди асфальтной автострады москвич начал медленно проседать и проваливаться под землю. Сначала исчезло левое переднее колесо. Затем – левое крыло, а потом и почти весь перед машины. Затем, правда, погружение в преисподнюю прекратилось, но хозяин своей развалюхи уже в панике вылез через боковое окно и в недоумении бегал вокруг. И, хотя, по всей видимости, он считал произошедшее чудом, невероятным все это назвать было нельзя. Шедшие всю неделю проливные дожди размыли, как только можно Гусинобродское шоссе, грунт осел, и теперь рядом с одноименным поселком Гусиный Брод (или «Гусиный Бред» – как его называли психиатры) проехать без помощи хорошего трактора было вряд ли возможно. Хотя, в город-то доехали! Правда, порожняком… А тут еще 19 душ в салоне – их-то куда денешь?
     Петрович, бормоча под нос проклятья, приоткрыл свою дверь и привстал, осматривая округу. Да, речка Издревая здорово разлилась… хоть бы мост выдержал – он-то не такой крепкий, как, например, железнодорожный, да и черт знает, когда его строили… Затеяли ремонт, как всегда – не раньше – не позже… Чуть дальше весь асфальт зачем-то сняли, грязь развели – не пройти – не проехать, заново песком и галькой засыпают, перегородили все, бетонировать и асфальтировать будут. Только вот когда еще будут? В поле, что ли теперь с психами ночевать?
     Петрович, пользуясь вынужденной остановкой открыл капот, и начал сосредоточенно изучать весь этот устаревший механизм на предмет все еще возможной работоспособности. Так…  Свечи, обмотка, генератор, ремень натяжки… Уровень масла… Все казалось живым и еще вполне боеспособным.  Может – это проклятый аккумулятор? Давно ведь просил – без капремонта этот динозавр больше года не пробегает. То – не заводится, то фары тускнеют, то радио нет, то вообще – мотор глохнет. Петрович погрустнел и задумался. Нет, что-то здесь явно было не так…   
     Я с надеждой смотрел на водителя. Как-то раз я неосторожно спросил его, как называется модель этого транспортного средства. Петрович тогда ответил каким-то неприличным словом вроде «КАВЗ» или «САРЗ-32-80» – точно не помню, и почему-то обиделся. Быть может, он давно втайне мечтал пересесть за руль новой ГАЗели или «ПАЗика». В общем, больше я его механическим чудищем не интересовался и специальных вопросов не задавал, предпочитая нейтральные темы. В конце – концов, у него – своя работа, у меня – своя.
Открыли и основную дверь, хоть салон проветрить. Больные поочередно, особенно кто более-менее благонадежны, пользуясь случаем выходили оправиться и покурить, поглазеть на несчастье водителя москвича. Я тоже вылез на свежий воздух, разминая, затекшие в пути руки и ноги. К груди в белом халате я по-прежнему прижимал неудобный пластиковый пакет со всеми эпикризами. Куда его было пока девать – я не знал.
     Вспомнилась, почему-то наша медсестра Раиса Александровна, из пятого отделения, которая вот также бегала с похожим мешком, не зная, что с ним делать. Просто больной один, шизофреник, Колосов его фамилия, он еще таким маленьким был, с хондродистрофией. Так он один раз – все свои «голоса» в мешок «сложил», а мешок – дежурной мед сестре отдал, подарок сказал, с «голосами». А та суеверная оказалась, даже внутрь не взглянула – страшно – мне отдала. Мне разбираться некогда было –  я его тогда в сейф запер, да и забыл, закрутился. Так и лежит до сих там в отделении мешок с галлюцинациями, все никак выбросить руки не доходят.
     Руслан задумчиво курил, глядя на небольшие тракторы, тщетно пытающиеся по грязному полю пробраться на место строительства дороги. Несчастный водитель москвича уже бросился к ним навстречу, видимо побоявшись просить помощи у полного автобуса сумасшедших, многие из которых к тому же были одеты в характерные больничные серовато-зеленоватые с неопределенным геометрическим узором пижамы. Сзади уже постепенно скапливались другие машины. 
     Неожиданно громко охнул санитар. Казалось бы, присмиревший асоциальный подросток успел за это время развязать себе руки и наотмашь огреть его какой-то палкой. Дауны, стоя вокруг, с интересом наблюдали за происходящим. Подросток замахнулся еще. Тут уж на удивление быстро среагировал Руслан. Он внезапно повалил хулигана, вырвал у него эту корягу и начал заламывать руки. Затем, мы вместе с матерящимся Петровичем и еще вялым от контузии санитаром Володей еще раз накрепко связали брыкающегося и вопящего юношу.
Трудная жизнь была у подростка Ильи. Родители – алкоголики, лишение родительских прав, «с ранья» – интернаты, в общем, – вполне обычная история. Сначала драки, да воровал по мелочи. Вырос постарше – травка, алкоголь, убегать стал, прохожих грабить. Отсидел уже два года по малолетке. Писхопат-травматик. Как разбушуется – его снова из Коченевского интерната к нам и привозят. Нате вам, лечите! Санитарку нашу избил. Чует мое сердце – придется принудку оформлять, не иначе. Но тогда он у нас точно года на два застрянет. Хотя, кто его знает? В принципе, он же вменяемый, пора уже снова по тюрьмам, чего медперсонал мучить? 
     Илью мы затаскивали вчетвером: я, Петрович, Руслан, и полуживой Володька-санитар. Второй санитар остался смотреть за остальными, настойчиво предлагая им вернуться в автобус. Шутки кончились. Четыре аминазина, два кордимамина – прямо из походной аптечки, и здоровый физиологический сон не в меру активному юноше в ближайшие пару часов был обеспечен. Я надеюсь.
     Надо было выбираться отсюда. Водитель сказал, что видел, как обогнавший нас средних размеров джип с относительной легкостью преодолел объездную грязевую тропинку, значит, шанс есть и у нас. В любом случае, выбора у нас не было. Петрович дернул за резиновую ленту, с шумом захлопнув единственную пассажирскую дверь. Надсадно взревел мотор. Автобус тяжело сворачивал на боковую тропинку.
     Владимир тщетно пытался привести свой когда-то белый халат в подобающий ему вид. Куда там! Секундное погружение в полуметровую лужу уже сделало свое черное дело. Санитар яростно матерился, ругая хулигана Илью, всех врачей облпсихбольницы и подростковое отделение в придачу.      
     Я с ужасом наблюдал над медленным и прерывистым штормовым движением нашего автобуса по этой грязевой луже. Временами автобус замирал и мое сердце, казалось, тоже останавливалось. Хоть бы не застряли… Иначе – конец. Я обернулся на сидевшего рядом Руслана. Его лицо было безмятежным и не отражало ничего кроме легкого снисходительного любопытства. Он был абсолютно спокоен.
     Вскоре автобус пошел ровнее. Дальше дорога была уже более-менее, и пара машин уже последовала нашему примеру. Владимир, с очередным крепким словом, выбросил свой грязный заношенный халат в окно, и мы, набирая скорость, продолжили свое путешествие.    

               IX

     Странные вещи начали происходить с Викой Маргачевой уже давно. Она понимала, что чем-то явно отличается от других студентов и студенток, но бороться с этим уже не могла. В то время, как другие девчонки вовсю беззаботно болтали о тряпках и новой косметике, встречались с парнями, и некоторые уже не единожды выходили замуж, у Вики Маргачевой были совсем другие проблемы. Большие проблемы. Воспитываясь в неполной семье (отец ушел от них, когда ей не было еще и года), Вика с детства мечтала выбраться из нищеты и хоть как-то компенсировать тот душевный вакуум, тянувшийся за ней с детства. Чтобы отвлечься от навязчивых мыслей о собственной неполноценности и хоть как-то занять эти бесконечно-тоскливые вечера, наедине с черствой, холодной и вечно скандалившей матерью, Вика стала упорно заниматься. 
     Сначала это была учеба в школе, золотая медаль, затем – постоянная, изнуряющая зубрежка в институте. Тем более, что ее мать никогда даже мысли не допускала об отсутствии дочери вечерами позже восьми, и это запросто позволяло убить свободное время. С годами, постоянное заучивание всей этой бесполезной информации превратилось для Вики в своеобразный наркотик, без которого теперь она не прожила бы и дня. Первые дни летних каникул оказались для нее настоящей каторгой: после безупречно сданной сессии непрерывно–отупляющий поток информации неожиданно иссяк и наступил резкий «синдром отмены». Но и здесь был найден оригинальный выход: после посещения библиотеки Вика энергично приступила к освоению материала уже следующего, второго курса, и к началу сентября, уже основательно подготовившись, всерьез подумывала, а не заняться ли ей к Новому Году освоением программы третьего.
     А ведь ее нельзя было назвать некрасивой. При небольшом желании и минимуме косметики Вика вполне могла бы составить серьезную конкуренцию симпатичным девчонкам нашего курса. Она была высокой, стройной, с длинными светлыми волосами и многие даже по черному завидовали ее фигуре… Но где там! Она была безнадежна.
Наблюдая весь этот кошмар: стопроцентную, казавшуюся нереальной, отличную успеваемость по всем этим невыносимым предметам, плюс абсолютную трезвость и постоянное отсутствие одногрупницы на вечеринках, одни студенты крутили у виска, другие намекали на работогольную зависимость и «необходимость» срочной госпитализации, но и те и другие и третие были едины в одном. В своей нелюбви к Маргачевой. Нелюбви – это еще мягко сказано. У нее было невозможно списать, она никогда не подсказывала и не помогала в учебе, и, что хуже всего, упорно ходила на все без исключения лекции и не менее упорно стремилась отметить всех нормальных прогульщиков противными буквами «НБ», хотя старостой ее никто не назначал, а настоящий тщедушный староста в единоборстве с ней был просто бессилен.
     Да, за это ее не любили. Но ей было уже все равно. Она, как разогнавшийся локомотив с неисправными тормозами стремительно мчалась к красному диплому, сметая все на своем пути. Случайная четверка по мелкой контрольной окончательно сорвала с нее крышу. (Полуослепшими от постоянного чтения глазами она просто случайно поставила тогда крестик в соседнюю графу «угадайки»). К ужасу преподавателя, она так и не успокоилась, пока не пересдала на отлично этот никому не нужный мелкий тест по мед биологии. И теперь, в поисках реванша, она готовилась к зачету по анатомии с утроенной силой. Тем более, что зачет по всей ЦНС был действительно непростым. К пятнице Вика должна была знать все. Все о человеческом мозге. А времени оставалось все меньше.
     И вот, в четверг 31-го октября она вновь решила после занятий пойти в анатомку, чтобы еще раз повторить все на препаратах. Кафедра закрывалась в семь и у нее оставалось чуть более полутора часов. Нужно было спешить.
     Так, сначала свериться по атласу…
     «… каждый tractus opticus огибает с боковой стороны pedunculus cerebri и оканчивается в первичных подкорковых зрительных центрах, которые представлены с каждой стороны наружным и боковым коленчатым телом, corpus geniculatum externa et laterale, подушкой зрительного бугра, pulvinar, и ядрами верхнего холмика, nuclei colliculi superioris tecti mesencephali…»
     Бессонные ночи давали о себе знать. Запутанные схемы, бесконечные вереницы латинских названий, траектории ходов, изгибов и пересечений нервных волокон и проводящих путей кружились, извивались, переплетались и, наконец, расплывались у нее перед глазами. Умиротворяющая тишина и одинокий полумрак анатомки, тихое и мерное капанье воды в старой и ржавой раковине – тоже делали свое черное дело. Смертельная усталость обручем сдавила ее девичью голову, плечи ее опустились, и Вика, наклонившись, лишь на секунду коснулась измученным лбом толстого учебника Привеса. Этого оказалось вполне достаточно и вскоре наступил здоровый физиологический сон.   

               X

     Ей снился кошмар. Ей снился староста группы. Тощий и невысокий, прыщавый и постоянно мертвенно-бледный невзрачный юноша со слегка прищуренными напряженными глазами – сегодня он был явно к ней неравнодушен. Он пришел к ней домой. Вечером. Почти ночью. Зачем? Ведь к ней вообще крайне редко кто-либо заходил в гости, даже одногрупники, да и то – на минуту, а Димка Садчиков – тот и вовсе, словно избегал ее. 
     Стояла зловещая тишина. Она удивленно глянула на замершие стрелки настенных часов. Времени не было. Вся привычная комната медленно погружалась в бездну ирреальности, словно в параллельный мир, и Вика никак не могла понять – спит она или нет. Он почти неподвижно сидел в кресле прямо напротив нее, пристально изучая ее поверх очков своими тревожными мутно-серыми с розоватым оттенком глазами. И молчал. Молчал, только изредка пытаясь пригладить свои вечно взлохмаченные и подолгу нестриженые темные волосы. И, что самое удивительное, в этой гробовой тишине не было слышно даже вечного нытья ее матери. Все вокруг как будто оцепенело. Зачем он пришел? Чего ждет? Откуда это странное чувство постороннего вмешательства, словно он прямо сейчас считывает, разматывает и анализирует все ее мысли и ощущения? Что это, если не сон? Вика терялась в догадках.
      Наконец, староста медленно встал и также медленно подошел к Маргачевой. Она тупо смотрела на его обычный темно-серый длинный балахон с рукавами, наполовину скрывавшими кисти рук, который он, видимо считал рубашкой. Затем своими бледными невероятно длинными паучьими пальцами он вдруг стал нежно гладить и перебирать ее волосы. Вика хотела отпрянуть или оттолкнуть его, но почему-то не смогла и, словно застыла в восковом ступоре. Страх и неизвестность, страсть и желание немыслимо боролись и переплетались в ее мыслях. Дима, все также продолжая смотреть ей в глаза, медленно наклонился и поцеловал ее своими тонкими сухими губами. Она никогда раньше не целовалась. Ее соски напряглись. Желание росло.
     Вдруг левая рука старосты, до этого приятно расчесывающая ее светлые волосы, крепко сжалась, а правой рукой он достал длинный и острый нож, который тут же приставил к ее горлу. «Он собирается меня изнасиловать», – с диким ужасом и неожиданным сладостным трепетом подумала она, – «взять меня силой, но я, я буду бороться…». Но, по видимому, у гостя были другие планы. Он слегка улыбнулся и резким безжалостным движением перерезал ей трахею и обе сонные артерии. Крови она уже не увидела.
     И только тогда Вика поняла, почему молчала ее мать.

               XI

     Руслан был почти готов. За последний год он уже успел подняться на пару-тройку ступенек иерархии, и теперь знал об этой «церкви» гораздо больше, чем раньше. Как и во многих нетрадиционных религиозных организациях, в ней также использовалась популярная тактика заманивая простых обывателей, и лишь потом, некоторые из них, наиболее достойные и тщательно отобранные постепенно посвящались в совершенно другую (прямо противоположную изначально декларируемой) систему внутренних приоритетов и ценностей. И это новое, тайное учение секты, так сильно отличавшееся от первоначальной, массовой идеологии для непосвященных поначалу сильно удивило Руслана, но не оттолкнуло. Напротив, новый мастер Церкви Святого Иуды все больше увлекался сокровенными «теневыми» знаниями. И его наставники (они же – «смотрители» или «посвященные») все больше доверяли ему, и все больше облекали властью над новичками, учениками и подмастерьями. А теперь, когда он, а ни кто другой, нашел Тело Избранника, светлейшего отца Ираклия, именно ему, Руслану, доверили возглавить приготовления к таинству, и участвовать в обряде воскрешения. Это была большая честь, и Руслан, еще недавно – простой студент-неудачник очень гордился этим и готов был сделать все, все, чтобы оправдать доверие смотрителей.
     Он вновь посмотрел свой список:
     несколько страниц из Библии («Бытие», «Левит», «Второзаконие» – проблем не составили);
     несколько черных свечей (пришлось поискать, но хорошо – помогли братья по вере);
«фаллос» (наставники сказали, что сгодится и символический резиновый фаллоимитатор из секс-шопа);
     капли пота (уж чего-чего, а этого добра у Руслана теперь было хоть отбавляй);
     банка человеческой крови (здесь пришлось повозиться, но пригодилось начальное мед образование: с помощью шприца и обычных систем для капельниц Руслан запросто откачал по стакану красной жидкости у двух придурковатых начинающих адептов);
     «лик» (изображение Ираклия старательно вырезали из общей фотографии с тремя другими членами секты)
     символ Бафомета (черно-белый, формата А3, запросто увеличенный на ксероксе);
     И последний пункт.
     Девственница.
     Здесь возникла проблема. Руслан, как не ломал свою голову, не мог сообразить: где именно можно в кратчайшие сроки найти настоящую девственницу в центре современного города. Это было непросто. Здесь он решил никому не доверять, и сам лично занялся обеспечением последнего пункта пресловутого списка.
     Первым делом Руслан посетил знаменитый ночной клуб «Crazy Evening», и если бы не деньги, выделенные смотрителями на эту операцию, он бы запросто разорился только переступив порог этого заведения, на одних билетах.
     У первых трех «девственниц» лет тринадцати, несмотря на все их постоянные причитания типа «ах кому бы отдать свою невинность» девственности не оказалось и в помине. У четвертой, при тусклом свете торшера в своей маленькой квартирке Руслан наконец-то нашел, что искал. Он с трудом скрывал свою радость.
     - Ну что же ты, Русланчик? – удивилась девушка.
     Руслан так и не смог ей объяснить, почему изможденный сексом с двумя из трех последних «девственниц» (самую первую он просто обматерил и выгнал на все четыре стороны), он теперь никак не может, да и не должен продолжать начатое занятие.
     – Что-то устал я сегодня. Надо подзарядиться. Коксы хошь?      
     Девушка непонимающе заморгала. Ну, ничего, скоро ей предстоит удивляться гораздо больше.
     - Тут у приятеля рядом вечеринка. Пойдешь?

     На штаб квартире у друга-одногрупника Гарика гремела какая-то дурная музыка, похожая на «Sex Pistols». Видимо, приготовления шли в полном разгаре. Руслан позвонил в дверь. Послышались приглушенные шаги.
     - Кто там?
     - Свои! – ответил Руслан, косясь на испуганную девушку.
     - А, Руслан…
     Торопливо заскрипел замок, и дверь распахнулась. Стоя в светлом прямоугольнике двери, трудящийся в поте лица секстант Гарик был виден как на ладони. В одной руке он держал почти полную литровую банку крови, в другой – нож и реберную кость.      
     - Как ты думаешь, нож нам тоже пригодится? А кто это с тобой?
     Девушка с неожиданной для этого хрупкого создания реакцией довольно сильно пнула Руслана в пах и с криками побежала вниз по темной лестнице. Хлопнула входная дверь подъезда. И ни охающий Руслан, не удивленный вечно заторможенный Гарик так и не предприняли никаких попыток ее догнать. Да и привлекать к себе лишнее внимание было уже нельзя.
     - Поставь банку, придурок, простонал мастер.
     Гарик выполнил приказ и тут же получил мощный удар под дых.
     - За что? – теперь уже Лейников согнулся и стонал от боли.
     - За все хорошее, идиот! Собирайтесь, пора идти. Придется теперь тебя, Гарик, в жертву приносить.
     Ученик так и не понял, шутил тогда Руслан или нет.

               XII

     Проснулась Вика уже поздно вечером. Было почти полностью темно, и первое время она даже не могла понять где находится, и вообще – жива ли она. События прошедшего дня и обрывки ночных кошмаров вихрем проносились у нее в голове. Но тут она вспомнила все. Вспомнила куда пришла несколькими часами раньше, казалось бы с совсем невинной и будничной целью. Вздрогнув от ужаса, вспомнила и Димку Садчикова – приснится же такое!
Да, Вика по-прежнему находилась в институтской анатомке, но, судя по ее наручным часам, было уже половина одиннадцатого ночи, и если ее не убил во сне этот староста-извращенец, то теперь-то ее точно убьет дома сумасшедшая мать.
     Вика огляделась. В темноте привычная анатомка смотрелась совсем по-другому. Многочисленные плакаты теперь стали практически незаметными и словно серыми тенями висели на стенах. Едва различимы были два скелета с вечно оскаленными зубами по оконным углам. Тусклый свет луны бросал свои блики на бачки с человеческими органами, заполненные формалином, на несколько банок с более мелкими препаратами в стеклянном шкафу. Общую картину дополняли два продолговатых трупа на гранитных секционных столах. Огромным куском серой каши казался лежащий рядом на блюде человеческий мозг.
     Маргачева была явно не из робкого десятка. За те неполных два года в мединституте она со своей неуемной активностью успела уже вдоволь понасмотреться всякой нежити: и вскрытые в морге тела, и человеческие головы в аквариумах с формалином, и заспиртованные уродцы в патанатомическом музее, да и парочка свежих покойников на практике в 12-й больнице. Поэтому, как и любой студент-медик она привыкла довольно равнодушно относиться к этим «препаратам» и если ее и можно было чем-нибудь по-настоящему напугать – так это предстоящим зачетом.
     Пора было уходить. Но тут ее что-то насторожило. Этот свет. Холодный призрачный свет словно усиливался и исходил, казалось, совсем не из окон, а большей частью шел прямо из средины комнаты. Странная пульсирующая энергетика, воспринимаемая каким-то шестым чувством, исходила со второго гранитного стола, где лежал недавно привезенный труп. Выбравшись из-за учебников, Вика без труда смогла разглядеть источник этого странного свечения.
     В потолок пустыми вытекшими глазами глядел мертвец. Покойник был еще совсем молодым мужчиной, лет тридцати пяти, с длинными до плеч черными волосами. Покрывала на нем уже не было и, поэтому он был полностью обнажен, открывая постороннему взгляду свою мертвенно-бледную желтоватую кожу. Труп был еще целым, не препарированным. Следов плесени также еще не было, но от него уже исходил этот непередаваемый запах гнили, смешанный с резким ароматом формалина. И эта жуткая дьявольская энергетика.
     Вика заметила, что теперь, несмотря на полное отсутствие электрического света, может запросто различать изображенное на плакатах. И это почти ночью. Все благодаря этому таинственному медленно усиливающемуся мерцающему свечению. Можно было даже читать некоторые надписи. Но не сейчас. Сейчас ее сердце бешено колотилось, а все руки и спина разом покрылись мурашками. Что-то булькнуло в бачке с расчлененными младенцами. «Показалось»? Стайка трупных мошек лениво взлетело с другого трупа, и обогнув центральный стол направилась прямиком к препарату на блюде у Вики. Мозг уже давно вынули из формалина, и здесь явно можно было кое-чем поживиться. Звук в бачке повторился. «Нервы, все это – проклятые нервы», – подумала Вика. И действительно, в те минуты все ее чувства были обострены до предела, а нервы были словно натянуты и прямо звенели, как струна, готовая вот-вот оборваться.
     «С меня довольно». Дверь практикума, если ее уже заперли, к счастью, легко открывалась изнутри. Вика протянула руку к замку и тут же в ужасе отдернула ее. Рукоятка замка уже вращалась, вращалась сама, как и дверная ручка. Кто-то ключом открывал дверь снаружи. Ночью. В страхе она попыталась хоть как-то осмыслить этот невероятный факт, но не успела. Дверь анатомки резко и с шумом распахнулась, и кто-то темный шагнул ей навстречу. Вика потеряла сознание.

               XIII

     В десять часов вечера в конце октября было уже темно. Людей в этом районе города было немного, и только трое секстантов оставляли небольшую цепочку следов на выпавшем первом снеге. Они торопились. Но больше всех торопился и волновался Руслан: ведь задание смотрителей так и не было выполнено. Это ж надо! Из-за этого идиота он лишился с таким трудом заработанного пресловутого «восьмого пункта». Что теперь делать – он не знал. Но отступать было уже поздно, оставалось чуть более часа до прихода смотрителей. Сегодня или никогда. 31-е октября – канун дня Всех Святых – другого шанса у них не будет.
Вскоре они уже подошли к месту назначения: темному пятиэтажному зданию лабораторного корпуса мединститута. Входная дверь почему-то была еще открыта. Секстанты вошли внутрь.
Вахтер – молодой щуплый парнишка лет двадцати четырех тут же окликнул их. И чего ему не спится?
     - Брат, мы студенты, – Руслан и Гарик тут же развернули свои студенческие билеты.
     У третьего спутника – начинающего сантехника Олега студенческого не было, но он уверенно показал читательский Гарика и две бутылки водки, которые тут же передал вахтеру.
     - Брат, зачет завтра, по анатомии, нам бы напоследок повторить на препаратах хорошенько, повторить бы, а то не успеваем мы, а? – жалостливо продолжил Руслан.
     Вахтер ломался. Олег передал ему третью бутылку.
     - Ну, ладно, студенты. Решетку на кафедру я вам отопру, на, – держи ключ от лаборантской. Там на гвоздике – ключи от практикумов. Потом все вернете. И студенческие оставьте.
     Вахтер уже пожалел, что так необдуманно согласился на эту авантюру. Но ранняя и особо злокачественная алкогольная зависимость оказалась сильнее, и он поплелся из своей коморки на второй этаж корпуса. Секстанты пошли вслед за ним.
     Вахтер, как и обещал, открыл решетку и вернулся назад. А вот и лаборантская. Ключ подошел. Руслан посветил фонариком. Наконец, на одной из кожаных бирок ключей от практикумов он нашел заветную цифру. Свет было включать нежелательно. Тем более, что дорогу до 9-го практикума он нашел бы и с закрытыми глазами. Было жутко и абсолютно темно. Рядом дрожал сантехник Олег, который пару раз уже шарахался от мрачных портретов средневековых анатомов в коридоре. Но сам Руслан был спокоен. Чего ему бояться в этом длинном кафедральном коридоре? Разве что самого сатаны?
    
               XIV

     Вика открыла глаза. Сон давно прошел, но, как это ни странно, кошмар продолжался. Но больше всего угнетала нереальность всего происходящего. Нереальность, потому, что все, что происходило в дальнейшем со студенткой второго курса, круглой отличницей Викой Маргачевой, было просто невероятным.
     Прежде всего, она оказалась привязанной. Крепко привязанной за руки и за ноги ко второму анатомическому столу. И она оказалась абсолютно голой, прикрытой лишь легкой простыней. Вика не знала, от чего она дрожала больше: от ужаса или от холода; она пыталась кричать, но заботливо наклеенный лейкопластырь превращал все ее крики только в жалкое мычание.
     Анатомка тоже изменилась. Теперь по ее периметру было расставлено несколько зажженных свечей, а стены исписаны какими-то странными знаками. У двери висел прикрепленный колокол, а на учебной доске, где еще совсем недавно писали ход черепно-мозговых нервов теперь был плакат с изображением ухмыляющегося полукозла-получеловека, с рогами и женской грудью, сидящего со скрещенными ногами.
     В комнате было четверо человек в черных рясах с капюшонами, и какими-то одинаковыми амулетами на шеях. Пятый был в кроваво-красном балахоне и с мечом в правой руке, а все остальные обращались к нему шепотом, уважительно называя «святейший смотритель». Святейший подошел к колоколу и ударил в него.
     Шемхам-фораш! – громко произнес шаман.
     Шемхам-фораш! Да здравствует сатана! – эхом повторили остальные.
     Ритуал начался.
     Вика с ужасом обнаружила что анатомические столы теперь сдвинуты, и она лежит на соседнем столе со вчерашним новым покойником. Темный свет и пульсация от мертвеца постоянно усиливались и пустые глазницы, казалось, заполнялись каким-то красным дьявольским огнем. Вика решила, что сходит с ума.
     Настенные часы показывали полночь. Шаман, бормоча свои заклинания, кружил над покойником со своей единственной белой свечой. Теперь Вика хорошо разглядела его амулет – перевернутую пентаграмму на медной цепочке.
     Затем он повернулся лицом к Бафомету (изображенному на плакате) и начал прикреплять на доске какие-то пожелтевшие страницы, по обе стороны от него. После этого, шаман взял протянутую к нему чашу, немного отхлебнул из нее, и дал глотнуть каждому из участников ритуала, после чего вылил остатки крови на покойника. Раздался тяжелый вздох.
     «Нет! Этого не может быть, это не может быть он!!! Покойники не дышат!» – мысленно закричала Вика и, отчаянно извиваясь, вновь попыталась освободиться от крепких удерживающих веревок. Лейкопластырь заглушал ее истерические рыдания. Она все еще надеялась окончательно проснуться.
     Шаман продолжал:
     – Люцифер, Белиал, Левиафан, Вам я повторяю эти ключи Еноха! Во имя Сатаны, Правителя земли, Царя мира сего, я призываю силы Тьмы поделиться своей Адской мощью со мной! Откройте шире ваши врата и выйдите из преисподней, дабы приветствовать меня как вашего брата! Дайте мне милости, о которых прошу!
     – Всеми Богами Бездны я заклинаю Вас: выйдите и отзовитесь на ваши имена, сделайте явью мои желания! Восславим же имена!
     – Абаддон, Адрамелех, Апух, Ахриман, Амон, Аполлион, Асмодей, Астарта, Азазель … Вельзевул, Бегемот, Бегерит, Вил, Дагон, Демогоргон, … Иштар, Кали, Лилит, Локи, Маммон … Тамуз, Тот, Тайфун, Тунрида, Яоцин …
     Наконец, после долгого перечисления, шаман умолк и вновь подошел к черному колоколу.
     - Итак, свершилось! – громко провозгласил он ударив в колокол. – Вот пот наш, вот кровь наша, вот слуги твои, вот девственница, что рядом с тобой! Встань, Ираклий, встань и живи, живи Князь Мира Антихрист!!!
     И именно после этих слов начались настоящие чудеса. Люди в черных балахонах сдернули с Вики покрывало, оставив ее совсем обнаженной, но ее это уже мало волновало. Дьявольские события со всевозрастающей силой разворачивались прямо в нескольких сантиметрах от нее.
     Покойник дышал. Глубоко, шумно, но дышал, хватая воздух облезшими изъеденными формалином губами. Гулко и тяжело билось его мертвое сердце. Все мышцы трупа сводило судорогой. Атмосфера в комнате сгустилась, и даже само пространство казалось каким-то искаженным и нереальным, словно в другом измерении. Гул, сначала тихий, все нарастал, и вот уже темное кружащееся облако спустилось с потолка, облетело очерченный мелом круг и опустилось прямо на грудь покойника, а затем воронкой втянулось в него. Все замерли.
     - Свершилось… – повторил шаман.
     Ираклий ожил. Он еще раз глубоко вдохнул и присел на секционном столе. Его зеленовато-желтая кожа быстро оживала и приобретала естественный телесный цвет и упругость. Жизнь стремительно возвращалась в тело наставника.
     - Где она? – хриплым, не своим голосом спросил он.
     - Здесь, рядом, повелитель… – трепетно ответил шаман.
     Оживший повернулся и уставился на Вику пустыми глазницами.
     - Мне нужна ее сила! – прохрипел он.
     - Возьми ее, повелитель! – благоговейно прошептал шаман.
     Ираклий сделал, что ему посоветовали. Вика действительно панически боялась своего первого полового акта, но даже в самом страшном сне и представить себе не могла, что это будет так ужасно. И еще. Теперь, вместе с острой болью, с каждым движением, казалось вся жизненная сила уходит из нее, уходит к нему. Вика умирала. Ее сердце, готовое вырваться из груди, вдруг вздрогнуло и остановилось. И вот, в последнем яростном толчке он кончил. Пытка прекратилась. Спустя мгновение, ее сердце забилось вновь.
     Ираклий повернулся на бок, опустил ноги и спустился вниз со стола. Он встал, сначала нерешительно, но потом его движения становились все более плавными и уверенными.
     - Где мои глаза? – спросил Антихрист.
    
               XV

     Автобус остановился. Дальше был переезд, и хотя поезда еще не было, шлагбаум был уже опущен, и перед ним успела выстроиться солидная вереница машин. Перейдя на другой берег Ини, уже проехав Плотниково и Репьево, нам оставалась уже меньшая половина пути. Карпысак был уже близко, и это радовало. Вся эта многочасовая поездка уже успела всем порядком надоесть.
     Шел мелкий дождь. Тихо шелестела листва августовского леса. Где-то в облаках легкий ветерок разгонял одиноких птиц… Последние дни уходящего лета… А ведь я так и не был в отпуске, хотя обещали; так всю жару и проработал.
     Руслан замолчал и задумчиво смотрел на хмурое небо.
     – Сбежал! Дитнев сбежал! – тихо информировал меня пожилой санитар Лукич, и стремительно бросился к нему вслед, пытаясь отрезать от леса траекторию его предполагаемого движения. Сам Дитнев был уже неразличим. Чтобы разогнать скопившийся в салоне запах бензина, некоторые окна были приоткрыты; но как, хоть и щуплый, но взрослый мужчина смог просочиться в одно из таких оконцев – оставалось загадкой. Второй санитар и водитель остались смотреть за остальными, настойчиво предлагая им не выходить из автобуса. «Ну, теперь, точно – выговор будет», – подумал я.
     Но, к счастью, еще раньше, чем санитар, за Дитневым, уже через дверь, побежал молодой и проверенный психопат Ванька Воронин, который, как потом выяснилось, довольно быстро догнал его у Западной железнодорожной ветки. Дитнев стоял как вкопанный, с ужасом глядя на с грохотом проносившийся мимо бесконечный товарный состав, груженный углем и галькой, под который ему только что «приказали» броситься «злые голоса». Глаза его были полны страха и безумия. Он был на гране, все время молчал и даже не сопротивлялся. Воронин спокойно подошел к нему, крепко взял за руку и повел назад, к автобусу.
     – Ну, что же ты, Андрей, зачем побежал-то? – спросил я, идя к ним навстречу, – опять "голоса" появились?
     Дитнев ничего не ответил и даже не взглянул в мою сторону. Даже со стороны было видно, как сильно он напряжен и тревожен. Так молча мы и дошли до самых дверей. Получив свой законный галоперидол, он сразу успокоился и даже уснул, под бдительным присмотром алкоголика Кротова.
     Время шло. Товарняк давно прошел, но шлагбаум еще почему-то не открывали.
     Я снова сел рядом с Русланом, бессмысленно перебирая стопку эпикризов. Ждать, ждать долго, тупо и бесцельно, наблюдая, как в эти минуты бесполезно проходит твоя жизнь – вот то, что я по настоящему ненавидел.    
     – Знаете, почему наша секта называлась «Церковь Святого Иуды»? – вновь обратился ко мне Виноградов.
     – Это объясняли всем, всем новичкам нашей секты сразу после той догмы о первых двенадцати Апостолах. Ведь его поступок, поступок Иуды, был самым важным, самым необходимым, без которого и вся вера христианская была бы тщетна. Когда Искариот предал Иисуса, указав Анне и Каифе на точное время и место его нахождения без многочисленных сторонников – в Гефсиманском саду, – он совершил благо, величайшее благо. Ведь иначе, как, как бы римляне схватили Христа и как бы смогли его погубить, чтобы таким образом смыть все грехи человечества? А ведь именно на этом и основывается все христианское учение – на сознательной, на добровольной смерти Иисуса во искупление людских грехов. Искуплении кровью, кровью невинного. И именно так в то время был предотвращен конец света.
     – Мы тоже говорили новичкам, что хотим предотвратить конец света, в ту ночь 31-го октября 1996 года, но все было по-другому, и я до сих пор так и не могу до конца понять, что именно мы тогда сотворили и как долго нам придется за это расплачиваться...
Руслан замолчал, словно неохотно вспоминая события восьмилетней давности. Словно ему не хотелось будить свои ночные кошмары и снова переживать все полузабытое, вспоминать снова и снова, все то, что он навсегда хотел бы стереть из своей памяти.
     - Что ж, – подумал я, – даже в самом нелепом безумии есть своя система. Ведь его паралогика – это тоже свой, субъективный, но вариант правды, тоже имеющий право на существование. Как говорится – а «что есть истина?» Тем более, таких складных рассказов редко можно встретить у наших больных; обычно – так, какие-то нелепые и скучные обрывки несчастной и раздавленной болезнью личности.
     Ну хорошо, это все это сказки, бред шизофреника, а как насчет жизни, реальной жизни? А Мишка Ефремов, вполне нормальный мужик, который клялся и божился, что вот на этой самой автостраде, еще до переезда, некоторым автомобилистам периодически встречается самый что ни на есть настоящий призрак. Особенно вечером или ночью, когда ты устал и в одиночестве гонишь за 120 на этом самом Гусинобродском или Мошковском шоссе. Он появляется внезапно, из-за горизонта, прямо посреди дороги – твой стопроцентный двойник в абсолютно такой же машине. С огромной скоростью он неумолимо мчится прямо тебе на встречу, словно испытывая твой дух и твои нервы. Некоторым удается проскакивать мимо. Вот они то и рассказывали за рюмкой водки такие истории. Не все, конечно, – единицы, кому хочется за глаза быть «с приветом». Только он и сам как-то видел его, свой дорожный двойник. После этого год не мог садится за руль. А эти завывания в подвале-лабиринте нашей больницы? И ведь не один человек их слышал. Даже я и сам как-то раз, правда, как-то приглушенно. Говорят – старые трубы, водоснабжение. Ага. Трубы так не стонут. Так воют под пытками узники подвалов НКВД. Что было в здании нашей второй больницы до 1963 года? Кирпич-то в стенах – дореволюционный. В общем, хочешь – верь, хочешь – нет…
     – Двадцатый век: еще бездомней / Над миром встала злая мгла; / Еще чернее и огромней / Тень Люциферова крыла…, – Руслан прервал мои размышления; я даже удивился, откуда он знает эти стихи?               
     – А ведь действительно, доктор, когда как не в конце безумного ХХ-го века мог появиться Антихрист?  – продолжал свою тему больной, – И когда как не в веке двадцать первом, еще более безумном, он сможет наконец стать царем Мира? Говорят, что самая большая хитрость дьявола убедить нас в том, что он не существует. Но, в тоже время… Вы ничего уже не замечали? По телевиденью, в газетах, на улицах и вообще? Не он сам, нет, но его тень, как кукловод неотступно следует за телеведущими, депутатами, президентами, за всеми сильными мира сего! А его дыхание в каждой рекламе, в каждом крутом боевике, в каждом порнофильме? Не замечали? Иногда, в этих кровавых новостях он и сам стоит за теледиктором, мелькает в правительстве, но больше – в тени, не на виду, инкогнито… Хотя, если присмотреться… Его можно узнать… Он ждет, он еще ждет своего часа, своей коронации. И я знаю, ЧТО ему нужно.
     Руслан снова умолк, сосредоточенно глядя вникуда, задумчиво обхватив голову руками. Хмурые морщины уже не сходили с его лба.
     Шумная светлая электричка со свистом промчалась в Новосибирск. Шлагбаум, наконец открыли, машины тронулись, и мы начали медленно продвигаться вперед.
     Внезапно раздался заливистый смех больного Тетеринова: прямо из леса огромными скачками к нам приближался пожилой санитар Лукич, естественно, так и не нашедший Дитнева. Подобрав медработника, автобус вновь набирал скорость. Руслан продолжил свое повествование.
    
               XVI

     - Ираклий! Ираклий!!!
     Руслан гнался за демоном вверх. Мелькали этажи лабораторного корпуса, кафедры гистологии, биохимии, патанатомии, медбиологии, но он был словно неуловим. Словно законы гравитации были не властны над Воскресшим и теперь он взлетал вверх, минуя целые лестничные пролеты, сопровождая свой бег леденящим дьявольским смехом.

     Руслан так и не понял что произошло в анатомке. Ираклий встал со стола, надел протянутый ему черный балахон и подошел к дрожащему от ужаса Гарику.
     – Смертный, – сказал Ираклий, мне нужны глаза. Ты ведь поможешь своему повелителю!
Гарик остолбенел. Наставник провел руками по его лицу, этими бледными пальцами с длинными отросшими ногтями, и каким-то образом вырвал его глаза, прямо с нервами. Хлынула кровь. Гарик сдавленно вскрикнул, упал и забился в судорогах, закрывая изуродованное лицо руками. Наставник вставил свой трофей в пустые глазницы и повернулся ко мне.
     – Ну как, мастер, мне идет?
Лицо повелителя было заляпано спекшейся кровью. На меня в упор смотрели глаза, безжалостные глаза Игоря Лейникова.
     – Ваше тело, ваш храм, повелитель, нам нужно спрятать его до рассвета, – шаман был крайне возбужден и взволнован.
     – Да, конечно. А ты молодец, мастер, это ж надо – найти мне девственницу в самый последний момент. Тем более такую! У тебя определенно, талант!
     Руслан заметил, что посвященные уже приготовили дорогой гроб для своего повелителя, в котором его тело будет надежно спрятано от дневных лучей. Первые дни. Пока он не обретет настоящую силу.
     Ираклий подошел к гробу и лег в него. Посвященные закрыли крышку, подняли его и вчетвером вынесли из анатомки.
     Руслан остался в комнате один, со стонущей, все еще связанной Викой и только что умершим другом. Он почему-то до последней минуты представлял все иначе. Он словно не верил, что им, жалкой кучке секстантов, действительно это удастся. Удастся вызвать самого… самого…
     – Антихриста? – слово резануло как скальпель.
     Руслан вздрогнул и с ужасом обернулся. Прямо за его спиной стоял отец Ираклий, в черном балахоне и длинными черными волосами. Он сильно изменился, и сам был не похож на себя. Повелитель был свеж и молод, полон сил и какой-то дьявольской энергией, которая завораживала и прямо струилась из него. Это был одновременно он и не он. Словно кто-то чужой, незнакомый нацепил на себя маску наставника, коварно приняв его образ.
     - Да, я больше не Ираклий, – сказал призрак, продолжая читать его мысли.
     - Я Тот, кого звали. Ты удивлен? Думал, что я всегда буду прикован к этому бренному телу? Ведь это всего лишь средство, инструмент, моя оболочка. Да и к тому же она еще не совсем готова. Просто это удобно – можно одновременно находиться в двух местах сразу, в двух формах бытия. И днем и ночью эти формы должны быть внешне неотличимы. Ваш наставник умер, умер, чтобы Я мог возродиться и жить в его теле. Но даже не это главное. Главное, что вы вызвали меня из заточения, и теперь, через тысячи лет я снова свободен!
     – Свободен!!!
     С этим криком Антихрист стремительно направился к двери, какой-то странной траекторией обогнул Руслана и исчез из анатомки также внезапно, как и появился.
    
               XVII

     - Ираклий!
     Руслан догнал его на самой крыше. В голове молодого мастера все смешалось: тот человек, который выглядел как Ираклий был больше не он, не их верный и знакомый наставник. И не человек. Антихрист тем временем парил в полуметре над самым краем здания, глумился, изображая распятого Назарянина, и был явно и неуемно весел. Впрочем, его можно было понять.
     – Ты чувствуешь, чувствуешь мою силу? Она растет с каждым часом. Смотри!
     Ираклий оглянулся вокруг, словно искал что-то особое, затем вдруг почти вплотную приблизился к мастеру, крепко обнял Руслана и взлетел вертикально вверх. Вместе с учеником, паря высоко над землей он пересек ночную улицу Дуси Ковальчук; затем снова оттолкнулся от ближайшей пятиэтажки и взлетел вверх, на самое высокое 12-ти этажное здание в округе.
     Руслан словно оцепенел и, освободившись от железной хватки призрака, с удивлением оглядывался вокруг. Он был в замешательстве. Под ним был весь Заельцовский район, и не только. Где-то в тени, метрах в трехсот, остался серый пятиэтажный «лабик», в полумраке темнела горбольница; на юге была полупустая, лишь освященная фонарями Ипподромская, угадывалась речка Ельцовка, виднелся ночной универмаг, даже далекая площадь Калинина светилась своими разноцветными огнями. Почти весь город был словно на ладони.
     Ираклий с нескрываемой жадностью и восхищением вглядывался вдаль.
     – Смотри, этот мир теперь наш. Я приоткрыл врата Ада и скоро целые полчища верных мне существ смогут подняться наверх и заполнить его. Этот город… это – только начало, скоро весь мир будет принадлежать мне. И тебе.
     - Я видел тебя; ты вырос, ты уже не мастер, ты посвященный, и это далеко не предел. Ты сам себя ограничиваешь. Я видел твою душу. Другие – лишь чернь, лишь серые толпы. Чему тебя учат? Ведь сказано: «врач – паразит общества», «пусть гибнут слабые и уродливые – вот первые заповеди нашего человеколюбия, но нужно еще и помогать им гибнуть». А «падающего – толкни»? Разве тебе не говорили об этом на уроках философии? Или ты никогда не слышал о Ницше?
     - Грядет новая Эра, время больших перемен. Что тебе в этом мире, Руслан? Он давно погряз в своем несовершенстве, он сам катится в пропасть. Что это за люди? Общество потребителей, создающих себе кумиров вроде «deus ex machina»? Они словно искусственные биороботы, в них уже не осталось ничего натурального, человеческого. Они уже сами не знают, чего хотят. И бегут. Постоянно бегут, уже не отличая день от ночи, потому что от этой скорости все сливается у них перед глазами, сливается в серые полосы. А посмотри, что они сделали с нашей природой? Они сами отравили свой воздух и воду и пищу сделали ядом. Их дети рождаются больными, а взрослые становятся инвалидами. И это за каких-то две тысячи лет! Нет, они и в правду безнадежны.
     - И они так боятся! Каждый день! Ты ведь знаешь про это? Руслан? Ты знаешь, что такое Страх, настоящий желто-зеленый всепоглощающий Страх с большой буквы? Их страхи и слабости – это мое, моя энергия, моя власть. А самое страшное, что они действительно думают, что живут, живут в этой рутине, не видя альтернативы, живут полной жизнью, едят и пьют жизнь большими глотками. Но знай, посвященный, – призрак перешел на вкрадчивый шепот, – что даже самый слепой подсознательно чувствует, чувствует этот привкус. Привкус горечи. Никто, кроме меня тебе этого не скажет. Ты знаешь, что каждый, каждый из них уже отравлен, отравлен горечью жизни? Их тела и их души – всё пропиталось этим ядом. Да и где их душа, посвященный? Если она не нужна им больше, она нужна мне. Они забыли своего Бога, ну что ж, тогда они вспомнят меня. 
     - Эта земля больна, больна своими пороками, больна безнадежностью, мир уже устал от всего этого и ждет перемен. И я дам ему эти перемены. И моих теней. И моих тварей. Мир просто соскучился по хорошей встряске. Я дам людям все, чего они захотят, и чего не сможет дать им даже сам Бог. Мне же нужно только одно – их души. И власть. Зачем Богу власть? Ведь между нами все уже поделено: он на Небе, а я на Земле. Ведь вы же сами называете меня «Князь мира сего». А он, он уже давно самоустранился от земных дел, он теперь просто наблюдает и не вмешивается, – ты разве сам не заметил? – продолжал глумиться Антихрист. 
     – Да, кстати, Руслан, мне нужно и кое-что еще, – тон Ираклия сменился с безмятежно-мечтательного на сосредоточенный и конкретно-деловой.
     – Ты ведь поможешь мне? Ты ее знаешь. Она вроде нечто особенного, как бы тебе объяснить… Земные слова здесь не подходят, но ты поймешь… Она большая редкость, вроде как – совершенное существо. Звучит банально, но это так. Ольга. Мне нужна она. Она и ее душа. Ты ведь знаешь о ком я? Ты сможешь. Так будет проще. Ты единственный знаешь к ней подходы. Вы с ней словно… как бы это сказать? – родственные души, что ли. Как разнополые близнецы. А она… Такое бывает. Что-то вроде ангела… Как тебе объяснить… Она чиста и мне сложно влиять на нее. Но ты – другое дело. У тебя все получится. Она нужна мне. Ты ведь поможешь своему господину? Руслан?
     Руслан знал, о ком говорил Антихрист. С некоторых пор он даже стал понимать его с полуслова. Но только не Ольга. Ольгу он ему не отдаст. Пусть она и не его девушка, но нет, только не ему. Только не Ольгу. Особенно, после того, что он сделал с Игорем. Теперь ему многое виделось по-другому.
     Ираклий подошел ближе и посмотрел Руслану прямо в глаза. Антихрист без труда читал все его мысли. Он даже ясно видел Руслана с канистрой бензина, крадущегося к его гробу.
Антихрист вновь обнял Руслана и молча перенес обратно на крышу лабораторного корпуса.
     – Подумай, – сказал он, – каждый сам творец своей судьбы. У тебя еще есть выбор. У тебя может быть все, весь мир, ты будешь моим любимым учеником. Подумай.

     Антихрист исчез, словно растворился в ночном воздухе.
     Руслан еще долго лежал на крыше «лабика», лежал в своей тонкой куртке, не замечая осеннего ветра, и считал между облаками звезды. Он думал. Думал о многом. Думал, как сильно изменилась его жизнь за последние сорок минут. И он тоже знал что такое Страх. И Горечь Жизни.      
    
               XVIII

     Вахтер медленно просыпался. Похмелье было ужасным. И зачем надо было вчера пить в одиночку целую бутылку, да еще с пивом. А может – и больше. Виталика тошнило. Во рту было ощущение, словно в нем что-то умерло и начало разлагаться. Пару раз он даже думал, что его действительно вырвет, но то ли вчера он почти не закусывал, то ли организм уже начинал справляться со все возрастающем потреблением спиртного… Он тщетно пытался привести себя хоть в мало-мальски рабочее состояние. Дико болела голова и тряслись руки. Виталика пошатывало, и было чувство, что по всему телу проехал трактор.
     – Зачем же я так нажрался? – сам себя спросил дважды провалившийся абитуриент.
Ответа на этот риторический вопрос у Виталика не было. Но выход был. Виталик был в этом уверен. Безвыходных ситуаций не бывает. Пошарив под столом, он с удивлением обнаружил целых две полных бутылки водки «Столица Сибири». Виталик тут же откупорил одну из них. Трясущимися крупной дрожью руками он с нетерпением налил полный двухсотграммовый стакан, поднес ко рту и крупными глотками жадно начал поглощать целебную влагу. Здоровье медленно возвращалось.
     Он выпил до дна, закусил старой коркой и закрыл початую бутылку. Залив горючее, Виталик вновь обретал высшую нервную деятельность. Сперва он взглянул на часы. Половина седьмого. Уже утро.
     Что-то случилось вчера поздно вечером, о чем у вахтера, к сожалению, остались только обрывки воспоминаний. Ах, да, он ведь «из жалости», уже после закрытия кафедры пропустил вчера трех студентов в анатомку, поучиться. Где-то даже оставались их студенческие. Виталик поискал на столе и не нашел их. В ящиках стола то же. Как и обычно, после пьянки (а пить 24-летний Виталик начал еще с раннего подросткового возраста) все вчерашнее было словно в тумане. Но он не привык долго думать и решил разобраться во всем сам.
     Виталик запер свою коморку и пошел на кафедру нормальной анатомии. Все было в порядке. Лаборантская была закрыта (ключ от нее, как и от решетки он с удивлением обнаружил у себя в кармане). Все практикумы тоже были закрыты. Длинный темный коридор с портретами древних анатомов был на месте. Для очистки совести Виталик решил проверить девятый практикум, в котором собирались заниматься студенты. Дверь оказалась не заперта.
Виталий включил свет. В практикуме тоже было все в порядке. Если не считать абсолютно голой женщины, сидящей на одном из столов и лишь слегка прикрывающейся белым медицинским халатом.
     Виталий остолбенел. Галлюцинации у него были впервые. Он с силой протер глаза. Видение не исчезало. «Хорошее начало белой горячки», – подумал он.
     Женщина была страшно худая, неопределенного возраста, лет сорока пяти или еще старше, с дряблой морщинистой кожей. Грязно-серого цвета растрепанные волосы явно отсвечивали сединой. Бросив оценивающий взгляд, она встала со стола и покачиваясь, направилась прямо к Виталию. Вахтер остолбенело смотрел на ее обвисшие бледные груди.
Подойдя вплотную, женщина взяла Виталия за ремень и опустилась на колени. С чувством омерзения он попытался вырваться, но почему-то не смог. Раздался звук раскрываемой молнии, торопливые поиски, и вот она уже крепко обхватила его ртом.
     Такое было с Виталием не впервые, но сейчас, сейчас что-то было явно не так. Во-первых, почти мгновенная, уже полгода как позабытая эрекция… Но его взволновало отнюдь не это. С ним что-то происходило. Что-то нехорошее, даже опасное. Виталий явно ощущал, что с каждым движением ему становится все хуже, словно из него выходит какая-то сила, как будто сама жизнь вместе со спермой покидает его.
     Кончив, Виталий посмотрел на женщину и не узнал ее. Перед ним на коленях стояла красивая обнаженная девушка лет семнадцати, с крепкой девичьей грудью и развивающимися по плечам светлыми волосами.
     – Ну что, продолжим, – весело спросила она и толкнула ослабевшее тело Виталия на гранитный стол. Сопротивляться он уже не мог.
     Теперь уже она была сверху и вновь с радостными стонами забирала у него остатки жизни. Виталий с ужасом смотрел на молодую ведьму, раскачивающуюся над ним, и недоумевал, как ей удается поддерживать его измученный член в таком твердом состоянии.

     Наконец, все было кончено. Вика спустилась со стола, быстро оделась и также весело убежала прочь. Теперь многие на курсе замечали, как сильно она изменилась. Ее словно подменили. И ее «внезапно» пробудившаяся сексуальная активность… Некоторые парни даже отваживались познакомиться с Викой поближе, но потом долго пропускали занятия и почему-то отмалчивались. Пошли странные слухи, но всей правды в институте не знал никто. Кроме самой Вики.
    
               XIX

     Виталий умирал. Неизвестно как, но эта ведьма убила его. Он был совсем без сил. Ледяной гранит холодил его обнаженную спину и ягодицы. С невероятным трудом он смог натянуть штаны и застегнуть их. Затем пододвинулся к краю стола.
     Дряхлый восьмидесятилетний старик со стоном и грохотом свалился на пол анатомки. С ужасом он рассматривал свои морщинистые костлявые руки. Наполовину натянув рубашку, Виталий встал на карачки и пополз. Периодически в глазах его темнело и он уже полностью падал на бетонный пол. Затем упорно двигался дальше. Никто не знает, как он все-таки смог добраться со второго этажа до своей коморки. Но это было его последним земным путешествием.

     Под утро Руслан спустился обратно в анатомку. Девятый практикум был пуст. От ночного ритуала не осталось и следа. Видимо, посвященные хорошо потрудились, чтобы скрыть все улики. Все было как обычно. Единственно, профессору будет не хватать его нового трупа, но здесь уже ничего не поделаешь.
     Только вот зачем они оставили свой жертвенный нож? Странно… Руслан машинально засунул его себе за пояс.
     Близился рассвет. Руслан в задумчивости рассматривал темнеющий институт железнодорожного транспорта за окном. Ему было над чем подумать. Он вспомнил своего глупого, но беззлобного друга Гарика, вспомнил приятеля Олега, убитого за трусость посвященными (надо же было кого-то принести в жертву), вспомнил связанную Маргачеву. Вспомнил и приказ повелителя. Нет, только не Ольга. Он не отдаст ее на растерзание Антихристу. Пусть его жизнь не удалась, он сделал много ошибок, но он не сделает еще одной. Непоправимой. Быть может тогда у него будет шанс на спасение.

     Вдруг Руслан замер от пристального взгляда. Снаружи, сквозь оконные стекла второго этажа на него со злостью смотрел Ираклий.
     – Ну, что, посвященный, ты принял свое решение? Ты хорошо подумал? Ты знаешь, что грозит нарушившему приказ?
     Руслан знал, что ему грозит. С внезапной ненавистью, сам не понимая, что он делает, Руслан выхватил нож и в ярости бросился на Антихриста. Опрокинув на бегу стеклянный шкаф с препаратами, он схватил железную табуретку и с диким грохотом разбил двойное окно. Прямо через осколки стекла он прыгнул ему на шею, метя серебряным ножом прямо в сердце. Антихрист расхохотался. Руслан пролетел сквозь призрака и упал со второго этажа прямо на заледенелый асфальт.

     Очнулся он в окружении милиции, все еще крепко сжимая в руке жертвенный нож.
     – Пустите меня, – вырывался Руслан, – я должен убить его, вы не понимаете, …
     Получив крепкий удар резиновой дубинкой по голове, он снова потерял сознание.      
    
               XX

     Автобус медленно сворачивал с проселочной дороги на территорию пятой психбольницы.
     – Ну, вот мы и приехали, – сказал Петрович, остановив машину и заглушая свое хрипящее радио, – правда, опять с опозданием.
     - Ну? А потом? Что было потом? – уже заинтриговано спросил я.
     - А ничего, – ответил Руслан, – сначала – долго был в СИЗО, всё статьи подбирали, решили – 213-я, часть третья: грубое нарушение общественного порядка, уничтожение и повреждение чужого имущества, совершенное с применением оружия, сопротивление представителям власти, угроза убийством и т.д. и т.п. Из института меня, конечно отчислили. Потом экспертиза на Тульской, решили, что невменяемый, пять лет принудлечения – сначала в «шестерке» – «строгачке», затем во второй – нашей облпсихбольнице. Сам то я из Сокура, Мошковский район, по прописке. Освободился, то есть – выписался в 2002-м. Ни работы, ни родных. Отец умер, матери с детства нет, жилья тоже толком никакого. Вот и живу пока по психбольницам, тем более, что действительно иногда его голос слышу. Прямо в голове или в мыслях.
     – И что он говорит, этот голос? 
     – Разное. Что свидетелей того события кроме меня и Вики больше не осталось. Что она уже «их человек». И про правительство, и что теракты скоро будут. Много терактов. И что он все равно меня найдет.
     – И про Ольгу? – спросил я.
     - И про Ольгу, – уже жестко формально ответил Руслан.
     - Ну я пойду? Спасибо, доктор, что выслушали меня. До свидания, доктор, да будет мир вам…
     Руслан, все также перебирая облезшие четки, вместе со всей толпой психобольных вышел из автобуса и направился к корпусам в сопровождении санитаров. Я отдал Владимиру свои эпикризы, а сам еще ненадолго задержался у автобуса, разглядывая бескрайний сосновый лес, обступивший село и почти поглотивший маленькие двухэтажные больничные здания.
     Я достал свой старенький мобильный телефон. Батарейки почти разрядились, но на один разговор еще хватит.
     – Владимир Леонидович, здравствуйте, это вас врач Комов Борис Васильевич беспокоит. Вы еще неделю назад спрашивали про больного, Руслана Виноградова, так вот он здесь в пятой больнице, только что перевели с обострением. Да, да… Хорошо. Понял, Владимир Леонидович, хорошо, буду ждать. Как скажите. Да, до свидания.
     Интересно, зачем главный психиатр области заинтересовался каким-то обычным шизофреником? – подумал я. Ну что ж, начальству виднее…
     Внезапно какая-то тень промелькнула между корпусами. Показалось…


     © Дмитрий Ли
     (Старичков Дмитрий Алексеевич).
     Новосибирск, 1996-2004.