Узница по имени смерть... часть третья

27 марта 2010 года, суббота


Ночью мне снилось все что угодно, но только не то, что мне так было нужно. Несколько раз за эту ночь я просыпалась в холодном поту и долго потом не могла снова уснуть, ворочаясь с боку на бок, и стаптывая под собою новую простыню, поскольку спать на старой у меня так и не хватило мужества. Глубоким и сумрачным сном я заснула только где-то в четыре утра, чтобы ровно через три часа проснуться от страшного крика сразу же нескольких человеческих голосов  на далекой улице. Того самого крика,  который заставил мое сердце сразу же заледенеть от ужаса.
Плохо соображая, что там  за моим окном твориться и громко ворча на того, кто это вздумал в такую рань поднимать этот гвалт, я почти раздетой бросилась к окну, но, увидев, что именно за ним твориться, в ужасе отпрянула обратно в глубь комнаты, натыкаясь на разбросанные вокруг меня предметы. Дрожащими руками я лихорадочно попыталась найти для себя что–нибудь из верхней одежды, беспорядочно разбросанной по комнате, так как на мне пока кроме трусиков и лифчика больше ничего не было.

Я с бешено колотящимся сердцем шарила руками по полу, пока под руки мне не попалась кожаная куртка Брюса, до сих пор источающая тонкий аромат его дорогого одеколона. Я рассеянно отшвырнула куртку в сторону и в то же мгновение просто застыла от ужаса, потому, что мои руки по локоть были покрыты  липкой кровью.
Я, все еще ничего не понимая, оглянулась вокруг себя и, хрипя от отчаянья, обхватила свою голову окровавленными руками – черная куртка, которая теперь валялась у моих ног, была вся в бурых пятнах и разводах. В это же время в мою дверь настойчиво постучали.
- Мисс, немедленно откройте! Это полиция!
Нужно было действовать молниеносно и незамедлительно. Я схватила злополучную куртку Брюса в охапку и, свернув ее, точным броском забросила прямо в открытый платяной шкаф. Теперь я с отчаянием смотрела на свои руки – ванная и душевая находились в конце коридора нашего этажа, туда мне точно уже было не добраться, чтобы смыть с себя эту непонятно откуда появившуюся кровь. Мои лихорадочно обшаривающие комнату глаза сразу же остановились на графине с водою, стоявшем на подоконнике…
Дверь комнаты страшно трещала под натиском ломившихся в нее людей. Прошла всего одна секунда и в разные стороны полетели щепки от больше не существующей двери. И теперь прямо  передо мною с оружием наперевес стояло несколько мужчин в полицейской форме, они все одновременно кричали на меня, один из них довольно бесцеремонно толкнул меня в плечо, и я упала на пол, выронив графин, так и не успев им воспользоваться и чувствуя, как на моих запястьях больно защелкиваются наручники.

«Господи, только не это» - в отчаянии подумала я. Стараясь вывернуть руки так, чтобы кровь на них не так бросалась окружающим в глаза я вышла в сопровождении полицейских из своей комнаты. Все девчонки, живущие со мной на одном этаже, смотрели на меня кто с ужасом, кто с  сочувствием, а кто и с плохо скрываемым злорадством. Заспанная Лори, выскочившая из своей комнаты  на производимый полицейскими шум, охнув, бросилась ко мне и набросила на плечи свой широкополый халат – поскольку я сама все еще была не совсем одета.
- Я сейчас же сообщу ребятам! – шепнула она мне и я подталкиваемая полицейскими стала спускаться босиком по лестнице вниз.
На улице перед зданием общежития уже собралась огромная  толпа зевак. Полицейские еле сдерживали напор любопытствующих людей, пытающихся пробиться через заграждение. Здесь же то и дело мелькали фотовспышки – журналисты отрабатывали свой хлеб на пять с плюсом, праздно шатающиеся за их спинами надеялись сделать кадр века.
Как только меня вывели на улицу, все внимание окружающих моментально переместилось на меня. Выглядела я, наверное, очень впечатляюще – полураздетая и в окружении до зубов вооруженных копов, я, должно быть, была очень похожа на очередную несостоявшуюся террористку.

Я же сама вопреки своим наихудшим опасениям держалась просто замечательно, проходя через всю эту гудящую толпу с высоко поднятой головою и вместо того, чтобы идти как можно быстрее и   пользуясь моментом быстро спрятаться в полицейской машине, подняла голову еще больше вверх, чтобы убедиться, что мое зрение еще меня не обманывает.
Между двух огромнейших двухсотлетних дубов, которые были местной достопримечательностью, прямо напротив моего окна висело человеческое тело, распятое веревками. Густые рыжие волосы полностью закрывали лицо, но я и так знала, кто это, и если это и в самом деле была Сюзи Оливер, сомневаться в том, что она мертва, уже не приходилось. На шее висевшей девушки белел плакат. И я, только сейчас прочитав, что на нем было написано, споткнувшись на ровном месте, едва не упала.
«Привет, Лиз!!!» - было отчетливо выведено на белоснежном листе бумаги.
Я шла, опять и опять спотыкаясь на каждом шагу, задрав голову вверх. Толпа молча расступалась передо мною и моим сопровождением, журналисты, не прекращая, щелкали камерами, и только оказавшись внутри машины, я почувствовала хоть какое-то, но все же  облегчение. Но на этом мои  неприятности похоже только начинались…
...Меня снова привели все в ту же комнату для допросов, где каждый сантиметр пространства мне уже был хорошо знаком. Даже суток не прошло с тех самых пор, как я сидела здесь же, на этом же самом стуле и ожидала решения своей дальнейшей участи. Я с тоскою оглянулась, шаря равнодушным взглядом по обшарпанным стенам и прекрасно понимая, что теперь пока из меня не выжмут всю правду, я отсюда так просто как вчера не выйду.
Вокруг меня в ожидании стояло четверо детективов, все  с аккуратно закатанными рукавами и с чересчур напряженными лицами. Знала я только двоих из них - Поллака и Стюарта. Других видела впервые, но, похоже, они сами не особо торопились мне представляться. Лица всех четверых были напряжены, и на них не было ни тени улыбки или хоть какого-нибудь участия.

Наверное, в тот момент я сама представляла собой довольно жалкое зрелище. Почти раздетая, заспанная и непричесанная, испуганная и заплаканная, в нелепом халате, со скованными руками и непонимающая, за что и во имя чего мне приходиться выносить все эти издевательства.
Я почти с ужасом ожидала, что дадут результаты обыска в моей комнате, потому что если куртку Брюса найдут, то мне конец. Хотя сомневаться в том, что копы обязательно найдут куртку мне, в принципе, не приходилось. Я готова была голову отдать на отсечение, что полицейские мою комнату перевернут вверх дном, но отыщут то, что им нужно.
И что вполне естественно первым же делом наткнуться на окровавленную куртку. Я была почти уверена в том, что кровь на этой куртке принадлежит одной из жертв, возможно даже самой Сюзи Оливер. Хорошо хоть – если меня посадят в тюрьму, то жертвой под номером десять мне точно уже не стать. Если конечно убийца меня и за решеткой не достанет…
Я снова окинула затравленным взглядом молчащих детективов. Наконец один из них двинулся в мою сторону. Передо мною был поставлен стакан с водою, рядом эта же самая рука положила нераспечатанную пачку сигарет.
- Итак, Лиз, - с места в карьер начал допрос подошедший ко мне Поллак, переглянувшись со своими коллегами, пока оставшимися стоять на своих прежних  местах - думаю нам с тобою уже пора поговорить начистоту.
Он медленными размеренными шагами подошел ко мне вплотную и, наклонившись к моему лицу, продолжал:

- Боюсь, что у вас девушка могут быть очень большие проблемы. Начнем с самого начала – вы приходите в наш участок и заявляете, что кто-то угрожал вам по телефону и якобы именно этот кто-то назвал вам имена трех своих уже состоявшихся жертв и имя еще одной намеченной. Все так? Я не перевираю ваши слова?
Едва переводя дыхание, и не понимая, к чему он ведет, я молча кивнула в ответ.
Поллак усмехнулся, а Стюарт удрученно  и предостерегающе покачал головой.
- Осторожнее, девочка, осторожнее! На ваш номер вчера поступило около пятидесяти звонков, это довольно много, но вы – редактор газеты, с вами советуются все, кто занят в создании университетского вестника. Но вы лично ответили только на пять поступивших звонков, игнорируя все остальные. Так вы все еще ничего не хотите нам сказать?
Теперь мне все было ясно – для упрощения работы со звонками, поступающими на мой телефон в общежитии, я подключила автоответчик к стоявшему в моей комнате компьютеру, который сам обрабатывал звонки и все записывал имена всех звонивших на отдельный файл. Он же записывал и все мои состоявшиеся разговоры по телефону… Как только я могла вчера забыть об этом? До того ли мне вообще вчера было?
- Вы нашли записи? Значит, вы обыскали мою комнату еще вчера?
- Вы развлекались в обществе своих друзей из верхов общества, а мы тихо получили ордер на обыск в вашей комнате…
- Но ведь это моя комната, так почему я  впервые слышу о том, что ее кто-то обыскивал в мое отсутствие? - в моем голосе было столько возмущения, что Стюарт покраснел, Поллак озадаченно почесал макушку, а остальные детективы опустили глаза в пол.

- Что здесь странно,  так это то, что вы нам почему-то солгали… И все же, на самом деле – получается так, что из неизвестных вам никто вчера не звонил, все пять принятых разговоров у вас, Лиз, были с вашими внештатными корреспондентами, откуда же тогда вы на самом деле знаете имена этих трех убитых?
Я только открыла рот для ответа, но вовремя спохватилась и закрыла лицо своими судорожно дрожащими руками, закованными в наручники. Только под пытками у меня повернется язык рассказать, как все было на самом деле:
- Оставьте меня в покое!
- В покое? – Поллак громко рассмеялся и обернулся за поддержкой к остальным, - вы слышали, она просит оставить ее в покое!
- Лиз, - я услышала такой мягкий и родной голос Стюарта, - вам на самом деле лучше обо всем нам честно рассказать.
Я медленно подняла голову и посмотрела говорившему детективу прямо в лицо. Значит, он тоже, как и его сотоварищи, меня в чем-то подозревает?
- Расскажет, конечно, все расскажет, куда же она от нас теперь денется? – с ехидной ухмылкой протянул один из детективов без имени, а я от отчаяния сжала свои губы до посинения.

    Дверь, в противоположной стене, скрипя, приоткрылась и вошедший в нее полицейский, глядя на Поллака, отрицательно качнул головой. Детектив, явно ожидавший каких-то вестей, разочарованно щелкнул пальцами, старательно отводя от меня свой поскучневший разом взгляд. Это могло значить лишь одно – мою комнату обыскали повторно, но ничего так и не нашли. А как же куртка?
Я исподтишка посмотрела на свои руки, зажатые между колен под столом – они все еще были в наручниках, но они же  против моего ожидания были совершенно чистыми.
Я только головою покачала, прекрасно понимая теперь, что  это был очередной знак, который все же решил подать мне из своего далекого узилища Ангел.
Как будто откуда-то издалека до меня донесся голос:
- Послушайте меня, Лиз. В конце - концов, вы просто обязаны помогать следствию, поэтому я и хочу узнать, как именно вам стали известны имена убитых людей? – четко выговаривая каждое слово, в приказном тоне потребовал от меня Поллак.
Мне нечего было ему ответить и я все так же продолжала молча смотреть вокруг себя по сторонам, демонстрируя свое полное нежелание идти с окружающими меня полицейскими на контакт.
- Хорошо, тогда послушайте меня, - подал голос еще один из не представившихся детективов, закуривая сигарету:
- Вы по свидетельству некоторых очевидцев, очень часто посещаете парк, где не так давно погибла первая жертва, некоторые даже говорят, что вы исходили этот парк вдоль и поперек и знаете его как свои пять пальцев. Возможно, вы встречались в этом парке с девушкой, которая позже была убита…
- Этот парк ежедневно посещают несколько тысяч человек, - наконец-то пролепетала я, понимая, что дальнейшим молчанием только навлеку на себя еще большие подозрения. – Возможно, я и встречала Алису Беарнс в этом парке однажды, но я, честно говоря, даже приблизительно не представляю, как она выглядит! Я хотела сказать – выглядела когда-то…
 Громко  хмыкнув, Поллак недоверчиво улыбнулся:
 - А кстати,  девчонка-то по рассказам соседей была активной бисексуалкой, а вас мисс МакДолл почти не видят в обществе молодых людей, так может, вы с Алисою были в некотором роде подружками?

Я сперва удивленно посмотрела детективу прямо в лицо, справедливо на тот момент полагая, что это его неуместное предположение крайне неудачно, а потом неожиданно для всех мужчин истерично и громок рассмеялась. Меня изнутри давил такой неудержимый хохот, что на глазах снова выступили слезы, только теперь от смеха. Детективы непонимающе переглянулись между собою. Поллак, пристально глядя на меня, продолжил:
- Состоя в университетском благотворительном обществе, вы обходили дома престарелых  людей вместе с представителями попечительского совета, и на следующий день после вашего посещения погиб второй человек.
- Мы ходили впятером на каждый дом и у меня четыре свидетеля, что я ни на секунду не оставалась в чьем-либо доме совершенно одна – я  все время была на виду. Таким образом, в соответствии с вашими словами вам следует арестовать всю ту половину города, что посещает городской парк и всех членов попечительского совета, которые обходили дома, в которых проживали немощные пожилые люди. Кстати и включая жену мэра, которая ходила в тот день, вместе с нами со всеми…
Стоило мне упомянуть имя миссис Кенингтон, как лица у всех полицейских в комнате вытянулись, как по команде. Только на губах у одного Стюарта блуждала легкая улыбка. Мне было не по себе от его настойчивого взгляда скользящего по моему мало прикрытому телу.
        - Все это конечно так, Лиз, если бы не третье убийство…Лиз, кто был до недавнего времени вашим персональным клерком в банке – быть может, человек по имени Клоди?
           Слезы текли по моим щекам, оставляя мокрые дорожки на шее - обложили меня здесь прямо таки по-мастерски, со всех возможных сторон, не давая мне ни единого шанса для отступления или спасения.

         А ведь еще стоило учесть и убитую под моим окном девушку и то, что было написано на табличке, привязанной к ее шее. Я даже не знала, что отвечать на все перечисленные обвинения и с молчаливой мольбой о помощи  смотрела в глаза Стюарту.
           Как будто отзываясь на мой немой зов о помощи, Стюарт отошел от стены, опираясь на которую простоял все это время и, подойдя ко мне, опустился передо мною на корточки, безжалостно мня свои безупречно отглаженные брюки:
         - Лиз, послушайте мой совет – расскажите нам обо всем, какой бы нелепой не казалась бы вам эта правда. Расскажите, как бы она не была невероятна. Неужели вы не видите, что кто-то очень внимательно следит за вашей жизнью, что «он» убивает людей, с которыми вы могли встречаться, что «он» специально вешает убитую девушку напротив вашего окна с приветствием адресованным лично вам.
           - Значит, вы меня ни в чем не обвиняете? – прошептала я сквозь слезы.
          - Полицейский, дежуривший этой ночью у вашей двери, клянется всеми святыми, что ночью свою комнату вы не покидали, под окнами общежития с периодичностью в пять минут проезжали  две патрульные машины. Одна вы ни за чтобы не сумели справиться за такой короткий срок и подвесить тело - это дело рук как минимум двух, а то и трех  человек.
            Внезапно мне показалось, что во взгляде Стюарта мелькнуло нечто, очень похожее на сочувствие, и следующие его слова доказали, что я не ошиблась:
         - Лиз, мы же видим, что вы что-то скрываете от нас. И все то, что вы сейчас слышали здесь - это наши отчаянные попытки вызвать вас на откровенность. После того, что мы узнали о вас и той трагедии, что произошла несколько лет тому назад с вами, никто лично вас уже ни в чем не подозревает. Обыск в вашей комнате – профессиональная необходимость, мы даже вас решили не ставить в известность о нем, чтобы лишний раз не нервировать. Но этот убийца может быть тем самым человеком, который уже преследовал вас, пять лет тому назад, вы это  понимаете?
Я почувствовала, как после этих слов Стюарта неприятно холодеют кончики моих пальцев. Меня  в дрожь бросало всякий раз, когда при мне заговаривали об тех страшных событиях пятилетней давности. Но предположение Стюарта, что тот человек и нынешний убийца – одно и то же лицо меня и в самом деле сильно испугало.

Дверь в комнату опять открылась, и вошедший коп сделал знак рукою Поллаку. Тот на несколько секунд отвлекся от моего допроса и внимательно выслушал то, о чем шепотом ему сообщал вошедший полицейский. Новости, должно быть, были довольно неприятными – детектив снова разочарованно посматривал в мою сторону, на его лице явно читалась досада. Как только дверь за докладывавшим полицейским закрылась, Поллак как будто нехотя повернулся  к столу, и бросил в сторону, насторожившихся было коллег:
- Достаточно глупая шутка!
- Какая шутка?
- Это было не человеческое тело, то, что было подвешено между деревьев у общежития, это  была простая тряпичная кукла – должно быть, чья-то дурацкая выходка какого-нибудь из этих чокнутых студентов.
Я с облегчением перевела дыхание. Ну, слава богу! Если это был не убитый человек, а простая  тряпичная симуляция, то значит, настоящая Сюзи Оливер все еще жива и у меня есть шанс найти ее и предупредить о грозящей опасности
- А как же пятна крови? – нахмурившись, поинтересовался один из находящихся за моей спиною детективов. Ему, по всей видимости, как и самому Поллаку было не очень приятно сейчас осознавать, что кто-то посмел так красочно подтрунивать над полицией.
Поллак прошелся по комнате, засунув руки в карманы брюк, и при этом он старательно избегал моего пристального взгляда:
- А вот кровь, похоже, настоящая. Наши эксперты говорят, что к вечеру подготовят полный отчет по экспертизе.

В комнате для допросов ненадолго воцарилось молчание. Все взгляды присутствующих были устремлены на меня. И хотя я этого точно не видела, поскольку некоторые из полицейских находились за моей спиною, но я физически чувствовала эти пронзающие меня с головы до ног взгляды.
Я глубоко вздохнула, смотря прямо перед собою, и обреченно произнесла:
- Хорошо, я расскажу вам все, что знаю об этих именах. Но, боюсь, что вы мне все равно не поверите…
…Я ожидала такого же оглушительного хохота, который сопровождал мой рассказ в кругу друзей, но вместо этого увидела внимательно обращенные на меня взгляды, заинтересованность в глазах, и как ни странно – понимание.
- В уголовной практике часто встречаются подобные случаи, два-три раза в год в полицию обязательно приходят люди, которые способны оказать посильную помощь в задержании преступника, причем, как правило, они знают имена и жертв и палачей из своих видений и снов, - заметил один из безымянных детективов, посматривая по сторонам.
Поллак задумчиво посмотрел на него, скорее всего еще не совсем определившись – поверить мне на слово окончательно или пока еще все же повременить.
- Но возвращаясь к тому, что произошло сегодня утром у студенческого общежития – ведь подвесить эту злосчастную куклу мог только тот, кто знал, с чем эта девочка пошла в полицию, – задумчиво поглаживая подбородок, предположил Стюарт.
- То есть это такое своеобразное предупреждение? Так мы это должны рассматривать?
Поллак подошел к столу:

- Лиз, кому  вы еще рассказывали о том, что с вами произошло? Кому вы рассказывали о своем вчерашнем сне?
Я задумчиво провела взглядом по стенам, окружавшим меня с четырех сторон:
- Только вам и своим друзьям.
- Тем друзьям, с которыми провели весь вечер вчера?
Я утвердительно качнула головой.
- И больше точно никому? - пристально глядя на меня, переспросил детектив.
- Как только все это случилось, я сразу же помчалась к вам, даже занятия пропустила. Потом просидела здесь в участке примерно до трех часов дня. После была с ребятами в каком-то кабаке…
- Вас могли там подслушать?
- Там был такой свинарник, и насколько я помню - после нас туда больше не зашел ни один человек, а все кто там присутствовал, были похожи на обычных завсегдатаев, хотя я поручиться за это на все сто процентов не могу…
- Но ведь где-то же информация должна была проскользнуть? – непонимающе проговорил один из детективов без имени, переглядываясь со своим рядом стоящим соседом, тоже непонимающе пожимающим своими широкими плечами.
- А кто эти ваши друзья, мисс? – вежливо спросил Стюарт.
Поллак даже не дал мне и рта раскрыть:
- Не думаю, что нам стоит их трогать, ее друзья – это трое парней и две девушки  - представители платиновой верхушки золотой молодежи нашего города – их отцы вой поднимут, если мы попытаемся хоть на шаг подойти к их детям. Я уже не говорю о том, что никто не позволит нам с ними даже поговорить…
Я выжидающе смотрела на тихо переговаривающихся детективов и пыталась понять, почему до сих пор не могла им рассказать о том, что со мною произошло на самом деле, и вдруг вспомнила:
- Послушайте! А ведь во сне мне явно дали понять, что если я буду знать точное имя убийцы и пойду в полицию, то не доживу до вечера этого дня… Я правда не знаю, поможет ли вам эта информация…

- Вот только этого нам и не хватало, - протянул Поллак, довольно выразительно смотря на своих коллег, через мое плечо.
- То есть, возможно,  убийца – полицейский? – переспросил меня Стюарт, немного ошарашенный моими новыми выводами.
- Не думаю, ведь я все же сейчас нахожусь в полиции, правда без имени предполагаемого преступника, - я смотрела в темные глаза Стюарта, изо всех сил пытаясь помочь насторожившимся полицейским, - но если он все-таки здесь где-то очень близко, то знает, как я для него опасна, и попытается… Ну вы понимаете…
Логичность моих выводов их все же убедила. Стюарт с улыбкой протянул мне свою руку, как бы данным рукопожатием подтверждая наше дальнейшее сотрудничество, и почти одновременно с этим дверь в комнату для допросов  распахнулась, и в нее вошел высокий импозантный мужчина в дымчатых роговых очках. Одного взгляда на него было достаточно, чтобы понять – перед нами стоял высокооплачиваемый адвокат.
        - Мисс Лиз Моника МакДолл, меня наняли для защиты ваших интересов. Господа, – обратился он к детективам, - боюсь, мне придется  доставить вам немало хлопот, если вы сейчас же не снимете наручники с моей клиентки…


    ...Не буду подробно описывать все то, что со мною происходило потом. Дословно, скажу только, что уже десять минут спустя визита адвоката я вышла из полицейского участка в сопровождении улыбающегося Брюса и ухмыляющегося Брайана. Лори впервые сработала на редкость оперативно – ребята моментально пришли мне на помощь, и вот я снова наслаждалась свободой, голяком стоя на мостовой перед полицейским участком.
- Даже не знаю, как вас благодарить, - произнесла я, обращаясь к парням и одновременно судорожно кутаясь в теплый халат. Я тоскливым взглядом искала машину, на которой друзья приехали за мною в участок. Чашка горячего чая и теплая одежда – вот и все о чем я могла мечтать в ту самую минуту, потому что продрогла я, надо заметить, не на шутку. Брюс повел, было плечами, но тут же вспомнил, что его куртка уже некоторым образом находится у меня, и развел руками:
- Думаю, тебе необходимо как можно быстрее переодеться…
Брайан окинул меня заинтересованным взглядом:
- А что по мне, то ты вполне сносно выглядишь и так.
Укоризненно посмотрев на него, я невольно подумала, что вернуться сейчас в общежитие для меня будет очень тяжело. Вспоминая, с какими лицами меня, сегодня утром, провожали все обитатели женской общаги, можно было догадаться, что встречать они меня будут еще более прохладно. Как будто прочитав мои мысли, Брюс осторожно предложил:
- Ты знаешь, в свете последних событий, мне становиться как-то не по себе, из-за того, что ты находишься на значительном расстоянии от меня. Я поговорил с отцом, и он согласился, чтобы ты некоторое время пожила у нас.

Вот этого я совсем не ожидала. Вернее ожидала, но не этого. Честно говоря, я думала, что когда мэр Кенингтон узнает, в чем именно меня подозревают, он приложит все свои силы и связи для того, чтобы навсегда вычеркнуть мое имя из своей памяти и памяти своего единственного сына. Поэтому появление лучшего адвоката в городе во время моего допроса стало для меня самым настоящим ударом молнии в ясный день.
И теперь вот это странное приглашение временно пожить в шикарном особняке семьи Кенингтонов. Меня так и подмывало согласиться без лишних разговоров, но с другой стороны это же меня к очень многому обязывало, хотя бы в отношении того же самого Брюса. Он предлагает мне это как друг или…
Я зябко поежилась, пока не зная, что ответить. Брайан, все так же загадочно улыбаясь, отошел от нас и направился в сторону одной из припаркованных здесь же у участка машин. Пока мы с Брюсом молча наблюдали за тем, как Брайан удаляется, наверху у входа в участок громко хлопнула входная дверь, я ненароком взглянула в ту сторону и невольно улыбнулась. Сверху к нам вниз по ступенькам торопливо спускался детектив Стюарт.
Перехватив мой радостный взгляд, Брюс тоже незамедлительно оглянулся, и на его лицо моментально набежала темная туча. Стюарт подошел ближе и, как всегда, не обращая никакого внимания на сына мэра, стоящего всего в пару метрах от него, быстро произнес:
- Лиз, к вам снова будет приставлена круглосуточная охрана, и мы будем, насколько это вообще будет возможно, сообщать вам обо всем ходе ведущегося расследования. И я надеюсь, что вы будете с удовольствием помогать нам по мере своих возможностей…
Брюса просто перекосило от ненависти:

- Начиная с этого момента, Лиз будет жить в доме моего отца, а наш дом стоит на охране лучшего частного охранного агентства города, поэтому в ваших шпиках мы нисколько не нуждаемся.
- Брюс… -  я не скрывала укоризны в голосе.
- Вы переезжаете? – Стюарт понимающе качал головою. – Ну, что ж, может быть это только к лучшему…
Не давая мне опомниться, и как следует попрощаться с детективом, Брюс тот час же схватил меня за руку и потащил к машине с работающим двигателем, за рулем которой нас уже терпеливо поджидал Брайан. Темно-синий  «Линкольн» не спеша двинулся с места и проезжая мимо детектива, который все еще продолжал стоять на мостовой, разразился ревом клаксона.
        - Дети… - покачал головою детектив Стюарт.


 ...В огромный холл шикарнейшего особняка, принадлежащего родителям Брюса, я входила с благоговением перед величием власти особ сильных мира сего. Дом просто поражал всем своим  нарочитым великолепием даже на расстоянии, а вблизи вообще производил на зрителей неизгладимое впечатление. Я только робко переступала с ноги на ногу, прекрасно понимая и отдавая себе отчет в том, что в своем теперешнем виде мало подхожу к этому божественному интерьеру.
Брюс же, нимало не заботясь, что оставляет на дорогом покрытии пола грязные следы, прошел в гостиную и жестом пригласил меня следовать за собою. Я, все так же продолжая кутаться в халат, шла за ним, следом, вращая головою по сторонам без остановки. Умеют же жить некоторые!
Брюс взглядом указал мне на второй этаж -  должно быть именно там должна находиться предназначенная для меня комната. Пока мы поднимались наверх по широким ступеням не менее широкой лестницы, я несколько раз ловила на себе более чем пристальные взгляды Брюса. Я очень сильно надеялась, что мне не придется расплачиваться за его гостеприимство чем-нибудь не очень приятным.

После громадного холла там внизу, комнаты наверху казались еще более шикарными. Я надеялась, что меня не поселят в комнату для прислуги, хотя, наверное, даже там лежат дорогие ковры и стоит изящная и бесценная мебель.
Кенингтон остановился около одной из дверей и, распахнув ее, ожидающе посмотрел в мои глаза. Я робко улыбнулась и вошла в «свою» комнату. Сказать, что я была в восторге – значило просто скромно промолчать. У меня даже слов не было, чтобы выразить свое восхищение, но я все же сделала попытку слегка посопротивляться:
- Брюс, я даже не знаю. После конуры в общежитии, эта комната по своим размерам кажется мне предназначенной для спортивных состязаний. Здесь можно нормативы сдавать и места на десятерых хватит… Может все-таки мне стоит вернуться  назад в студенческий городок?
Услышав нотки сомнения в моем голосе, Брюс даже глазом не повел:
- Лиз, поверь мне, что тебе сейчас лучше находиться здесь.  Меня тоже иногда мутит от этой роскоши, особенно если учесть, что две трети этого огромного дома постоянно пустуют. Здесь ты никому не помешаешь, а если тебя смущает реакция моих родителей на твое появление здесь – я попрошу их, тебя не беспокоить. Хорошо?
Я, улыбаясь, согласно кивнула.
- Ну, вот и отлично. Сейчас Лори привезет сюда твои вещи, а в университет мы будет ездить вместе, если ты конечно не против моего предложения?- сказал Брюс, выразительно глядя мне в глаза.
- Спасибо тебе, мне сейчас так нужна твоя поддержка, - что я еще могла сказать человеку, предложившему мне крышу над головою? Не могла же я и в самом деле прямо сказать ему, что у нас в ближайшее время ничего не выйдет?

Внизу раздался звонок в дверь, больше всего похожий на колокольный распевный набат.
- Это должно быть твои вещи, - догадался Брюс и весело мне подмигнув, побежал вниз. Я же снова внимательно оглянулась по сторонам - так, огромная кровать, огромное трюмо, огромный шкаф, думаю, что и туалет с ванной не подведут своими внушительными размерами. Я медленно прошлась по комнате, которая должна была на некоторое  неопределенное время стать моим убежищем. Скрываться в таких хоромах не отказался бы ни один нормальный человек в мире. Вот только что я здесь делаю – обычная девчонка с обычными запросами и сложной судьбой за плечами. По мне ли такой вкусный кусок пирога?
Мои невеселые размышления прервал Брюс, снова появившийся на пороге моей новой комнаты  с очень внушительной сумкой в руках. С тех пор как, я стала редактором университетской газеты, личных карманных средств у меня значительно прибавилось, благодаря хорошей зарплате. И я вполне могла себе позволить несколько дорогих вещей и целую кучу дешевых. Они и должны были сейчас составлять содержимое этой большой сумки.
- Едва удалось выставить Лори за дверь, мне пришлось сказать, что ты очень устала после всего случившегося и уже должно быть спишь, - сказал он, передавая сумку мне в руки.
Принимая сумку из рук Брюса, я ненароком отпустила край халата, до этого прикрывающего мня с головы до ног, и с правой стороны он неожиданно быстро сполз на одно плечо.
 Поймав ставший внезапно жестким взгляд парня, я тоже перевела свои глаза на обнажившееся  плечо и моментально натянула халат обратно. Но думаю, было уже поздно – Брюс прекрасно видел глубокие шрамы на моем предплечье и теперь смотрел на меня, не отрывая взгляда с просто невыносимой жалостью.

Я без особого труда выдержала этот взгляд – мне много раз приходилось это делать, и подобного рода выдержка уже давно вошла у меня в привычку.
            - …Лиз, ты пока разбирай вещи, можешь принять душ, поспать, а ближе к вечеру спускайся вниз – сегодня должно быть очень тепло, может, поужинаем вместе в беседке? – хриплый голос парня надрывался от потрясения после увиденного.
       Я же только усилием ему в ответ улыбнулась и сделала вид, что ничего особенного не произошло. И  с видимым облегчением я вздохнула только тогда, когда наконец-то осталась совершенно одна в своей новой комнате.
Переодевание заняло не так много времени, гораздо больше мне понадобилось его для принятия душа – я просто не могла отказаться от такого удовольствия и ужасно хотела смыть с себя все сегодняшние тревоги и переживания.
Потом с ног до головы мокрая, я с разгону бросилась на широкую кровать, все еще не веря, что я буду жить в таком шикарном особняке. Так провалявшись несколько минут на тончайшем шелковом постельном белье, я и не заметила, как мои глаза как-то сами собою начали слипаться, и я тот час же провалилась в глубокий и беспокойный сон...


...Ровно в семь часов вечера я отправилась вниз на поиски беседки, о которой мне говорил Брюс. Найти ее оказалось делом не сложным, она находилась на лужайке залитой ярким светом со всех возможных сторон и была настоящим произведением декоративного искусства.
Подходя к ней ближе, я сразу же заметила неподалеку двух мужчин более чем солидной комплекции с работающими рациями в руках. Судя по тому, что Брюс, открывавший в это же время бутылку с вином, не обращал на мужчин никакого внимания – это, скорее всего и была та самая пресловутая охрана.
Заметив меня, Брюс улыбнулся и продолжил свои манипуляции с бутылкой. Я медленно подошла к беседке, плечом оперлась на один из резных столбов поддерживающих свод постройки и  стала исподтишка тщательно рассматривать Брюса Кенингтона.
Высокий, с широкими плечами, кареглазый и круглый год загоревший, он должно быть немало разбил женских сердец. Как-то не очень верилось, что я тоже могла ему чем-то особенным приглянуться.
Особой красавицей меня никто не называл, но в след мне оборачивались многие – сама видела. Но красота – красотою, а никакого особенного приданного за мной не числиться, насколько я знаю со слов своего отца. Тогда почему этот парень так смотрит на меня, почему приглашает к себе, почему так рьяно рвется на мою защиту и почему, в конце концов, он смотрит на меня так, как будто готов съесть целиком и без гарнира?
- Готово, - наконец-то с улыбкой возвестил Брюс,  отодрав разбухшую пробку от бутылки, и разлив пенящееся вино по большим пузатым бокалам. Я присела на первый же попавшийся стул с причудливо переплетенными ножками и оглянулась. Охранники быстро исчезли из поля нашей видимости, родителей Брюса тоже пока на горизонте видно не было.
- А твои мама и папа?

Брюс презрительно фыркнул и с явным пренебрежением в голосе произнес:
- Они там же где и всегда. Они «не дома».
То, как он выделил последнюю фразу, мне очень не понравилось, и, заметив это, Кенингтон - младший уже более спокойно пояснил:
- Отец занят практически постоянно, если он не в мэрии, значит на очередном приеме, а они бывают почти что ежедневно. Ну а мама соответственно его статусу находится с ним рядом. Тебя, наверное, смущает то обстоятельство, что мы совершенно одни с тобою в целом доме?
- Нет, просто я хотела поблагодарить твоих родителей за кров и за адвоката…
- Значит, остаться со мной один на один ты не боишься?
Я только вздохнула. Этого можно было ожидать – теплый вечер, романтический ужин, хорошее вино – надеюсь, до постели дело все же не дойдет.
- Если что - я сумею как-нибудь за себя постоять, - тихо сказала я, глядя на прохладное вино, плескавшееся в сверкающем бокале, - меня уже научили, как нужно выживать…
- Эти шрамы…
- Это такая своеобразная память о тех уроках…
Брюс молча опустил голову. Не знаю, что за мысли витали в его голове в этот момент, но я точно знала – еще минута, другая и он попросит меня рассказать обо всем. Я оказалась права, неувязка вышла только со временем. Брюсу Кенингтону не понадобилось ни одной минуты, уже через несколько мгновений он поднял на меня свой взгляд и тихо попросил:
- Расскажи мне об этом… Пожалуйста!
Я пожала плечами и залпом выпила весь бокал вина. А почему бы и нет…


...Все произошло пять с лишним лет тому назад. Я жила в маленьком, можно даже сказать занюханном городке, мимо которого проходила оживленная трасса в более крупные города нашего штата. Мой родной городок мало, чем отличался от тысячи своих однотипных собратьев. Два – три больших универсальных магазина, несколько продуктовых лавок, кинотеатр, школа, автозаправка, спортклуб – это все что занимало нашу жизнь, и это все было вокруг нас постоянно.
Местная элита старалась держаться от обычных горожан стороною, но всего один раз в год, на празднике города все объединялись в едином патриотическом порыве без естественного разделения на бедных и богатых.
Первое страшное и ошеломившее всех убийство произошло именно там – прямо посреди шумной толпы кто-то нанес более сорока ножевых ранений девушке из моего выпускного класса.
Под звуки гремящей со всех сторон музыки никто даже не обратил внимания на крики несчастной, и только когда она рухнула посреди площади, истекая кровью, среди празднующих горожан поднялся самый настоящий переполох.
 
Праздник естественно был отменен, девушка умерла, так и не приходя в сознание, а вся городская общественность была настолько шокирована случившимся, что пару недель мало кто решался нос из своего дома высунуть.  До этих пор самыми страшными преступлениями в городе считались угоны автомобилей и постоянные драки между подростками.
Местная полиция практически признала свою некомпетентность, когда через пару недель на пустыре за школой нашли очередные окровавленные останки. Это снова была девушка из нашей школы, только теперь из параллельного моему класса. Обеим жертвам только-только стукнуло по семнадцать лет.
Вот тогда местная полиция наконец-то обратилась за помощью в высшие инстанции. Городок тотчас же наводнили представители ФБР. Нас, учащихся, таскали на многочасовые допросы, в городе был введен комендантский час, но это не помешало убийце снова выйти на поиск жертв.
Несмотря на все произошедшее выпускной бал в школе было решено не отменять. Просто вокруг школы бродили более полусотни полицейских, сотня специальных агентов и всех учеников предупредили не ходить поодиночке и попросили всех родителей встречать и провожать своих детей.
Наверное, это было что-то вроде охоты на живца. Власти хотели выманить убийцу, заставить его сделать очередную ошибку и попасть в руки закона, при этом стараясь не думать о том, что они могут в очередной раз промахнуться.
…До конца выпускного вечера оставалось почти ничего, как я насмерть разругалась с парнем, с которым пришла на бал. Я решила уйти, он, что вполне естественно был против моего ухода, и, оставив у него в руках свою сумочку и накидку, я в гордом одиночестве  решительно направилась к себе домой. Я была в таких расстроенных чувствах, что совершенно забыла обо всех предостережениях полиции.
Мой отец работал в больнице хирургом, и в этот вечер как раз была его смена. Моя мать умерла, когда я только родилась, поэтому встречать по пути меня никто не торопился. Ключи от моей машины остались в сумочке, и мне пришлось уйти пешком.
 
Шаги за своей спиною я услышала сразу же, но почему-то решила, что за мной, скорее всего, увязался один из дежуривших на балу полицейских. Оглянуться назад и убедиться в этом сразу ума не хватило, и только ощутив на себе чье-то прерывистое дыхание, я начала разворачиваться назад и в этот же момент получила первый удар ножом.
Я упала на холодную землю, начала изворачиваться и раз за разом видела, как блестит нож, занесенный над моей головою. Удары шли безостановочно, и уже теряя сознание, я услышала ЕГО голос. «Сдохни, сука!» - прошипел ОН, и этот беззаботный мир навсегда померк перед моими глазами.
Я должна была умереть в ту же самую ночь, именно на это наверняка и  рассчитывал мой мучитель. Он нанес мне около полусотни ударов, но сама судьба была благосклонна ко мне в тот злополучный вечер.
Мою жизнь спали сразу несколько обстоятельств. Первым из них было мое платье. Прочный корсет встал на пути острой стали - несколько косточек моего корсета взяли основные удары ножа на себя. Лезвие просто скользило по прочному верху платья, которое и  защитило мое сердце и другие органы от серьезных и смертельных ранений. Потом – меня очень быстро нашли. Парень, с которым я поссорилась, через пару минут закончив на меня дуться, не нашел меня в зале, обошел школу вокруг и обратился за помощью к полицейским. Всего пять минут спустя после нападения вокруг меня уже сновали обеспокоенные люди, оказывающие первую помощь, мой парень безостановочно рыдал, поддерживая меня за окровавленную голову, а по направлению к месту преступления уже неслась «Скорая помощь».
И еще одно немаловажное обстоятельство спасло мне жизнь - человеком, который шесть часов простоял над моим умирающим телом,  возвращая меня к жизни, был мой родной отец. Он приложил все усилия и все свое мастерство первоклассного специалиста, чтобы я не смотря ни на что, осталась жива.

Потом были долгие недели реабилитации и невыносимой боли. Я заново училась говорить, ходить, пользоваться повседневными вещами, я несколько долгих месяцев училась заново жить. В это же время я стала основным свидетелем, единственным человеком, который остался жив в результате недавних нападений. Полиция стояла на страже моей жизни днем и ночью, хотя ничего конкретного я им рассказать о нападавшем так и не смогла.
Все это время внутри меня жил самый настоящий первобытный страх. Я боялась остаться одна, боялась движения за своей спиною, падала в обморок при виде ножа, билась в истерике при любой попытке детективов поговорить о нападении и нападавшем. Ни одному человеку я не сказала о том, что слышала голос этого человека. Мне все время казалось, что он может вернуться, для того, чтобы убрать опасного свидетеля. Ведь как мне даже сейчас  казалось, опознать его голос я бы смогла бы, не задумываясь, даже пять лет спустя произошедших событий.
Все мои раны постепенно зажили, и мое тело превратилось в один сплошной рубец. Но опускать руки я тем не менее не стала. Да, смотря на себя в зеркало, я прекрасно понимала, что отныне мне придется все время быть одной – с таким телом, можно только выступать в цирке с аттракционом – «чудовище». Но я была жива – и для меня это было самым главным в моей жизни.
Через год я попыталась поступить в университет, и моя  самая первая же попытка, как ни странно оказалась удачной. Отец не хотел отпускать меня одну в чужой и далекий город, но охрана и администрация учебного заведения клятвенно заверили его, что присмотрит за мною, как и за тысячею таких же студентов.

После покушения на меня  больше никаких кровавых нападений в нашем городе не было. Я завершила кровавый цикл  и возможно именно то, что я выжила, спасло жизнь многим другим…
- …Думаешь, он испугался, узнав, что ты жива?
- Я вообще не знаю, что может твориться в голове у человека, который способен на такое зверство. Знаешь, сколько ненависти должно жить в человеке, чтобы взмахнуть ножом пятьдесят раз? И не просто взмахнуть, но и довершить свой удар, нанося его в живое сопротивляющееся существо… Я бы и мухи убить не сумела, а ОН бил в живое кричащее тело…
- Поэтому ты ни с кем не встречаешься? Потому что никому больше не доверяешь?
Я подняла на него свои глаза. Брюс, не отрываясь, смотрел мне прямо в лицо, а в его глазах отражались настоящие отчаяние и острая боль. Я же  только как можно бесшабашнее рассмеялась ему в ответ:
- Ты считаешь, имея такое изувеченное тело, как у меня, возможно, найти себе парня? И не просто найти, а рассказать ему обо всем, показать, в конце концов, все шрамы и не видеть в его глазах жалость и отвращение…
- Господи, Лиз, зачем ты так говоришь? Да ты же просто красавица…


- Была ею до нападения… Брюс, прости, но мне очень тяжело сейчас говорить об этом. Тем более, что я почти начала забывать о произошедшем, а тут вся эта история с моим сном… Как будто все началось заново...Неужели до конца моей жизни меня будут преследовать эти кошмары?
Я резко встала, чувствуя, как предательски дрожат мои ноги, и тряхнула головою:
- Я боюсь... Я боюсь, потому что если погибнет Сюзи Оливер, я опять могу стать потенциальной жертвой, только теперь спасти меня будет проблематично…
Брюс изумленно смотрел на меня, его темные глаза, казалось, прожигали насквозь:
- Подожди, ты подозреваешь, что это тот же парень, что  напал на тебя пять лет тому назад?
Дрожь пробежала по моему телу:
- Нет, только не это…
Слезы уже почти готовы были побежать из моих глаз, как неожиданно позади беседки послышались чьи-то уверенные шаги, и я резко оглянулась.
С улыбкой на лице к нам быстрыми шагами приближался сам хозяин великолепного особняка и отец моего спасителя - мэр Кенингтон, собственной персоной.
         Брюсу было в кого уродиться таким красавчиком. Кенингтон – старший был высоким, плечистым пятидесятилетним мужчиной с правильными аристократичными чертами лица, всегда безупречно одетый и знающий, что и когда долженствует произноситься. С готовностью протягивая мне свою руку, он улыбнулся еще шире, демонстрируя белоснежные крепкие зубы:
- Мисс МакДолл, если я не ошибаюсь?

- Лиз, просто Лиз, мистер Кенингтон.
- Отлично, Лиз, давно мечтал с вами как можно ближе познакомиться, а то мой сын только и говорит мне о вас, а вот привести и показать, как-то не особо торопился до сих пор.
Брюс моментально покраснел и с отчаянием бросил в сторону расшалившегося отца недовольный взгляд. Мэр сделал вид, что не замечает этого мальчишеского осуждения.
- А ведь я, мисс МакДолл, когда-то очень давно учился вместе с вашим отцом в одном колледже и мы даже играли в одной школьной команде. Поэтому точно могу сказать – очень похоже, что по характеру - вы истинная дочь своего отца, но по внешнему виду в вас наверняка говорит ваша мать.
Все еще не понимая, куда он клонит, я улыбнулась и снова присела на свой стул:
- Что вы хотите этим сказать?
Мистер Кенингтон устало опустился на одно из кресел, стоящих в беседке и небрежно бросил перед собой на столик перчатки:
- Знаете, Лиз, почти двадцать с лишним лет тому назад четверо лучших друзей влюбились в одну и ту же девушку.
Мы были очень хорошими друзьями и почти во всех мероприятиях участвовали вместе, почти всегда ходили один за другим, как мушкетеры Дюма…
 Конечно, многие девушки хотели дружить с нами, но мы прекрасно знали – как только хотя бы один из нас серьезно влюбиться – нашей великолепной четверке наступит конец. Поэтому никаких серьезных романов у нас в то время и не было – так одни лишь пустяки…
Но на нашем пути совершенно случайно  появилась одна очень молодая и очень красивая девушка. Наверное, это была судьба – что все так случилось… Девушка была хороша собой, умна, хотя и не училась в нашем университете, а просто работала продавщицей в ближайшем супермаркете. Но ее жизненные амбиции и устои притягивали нас четверых как магнит. Она была из очень обеспеченной семьи, но ушла из дома, потому что хотела себя обеспечивать самостоятельно, в разрез интересов своих родителей. Такая жизненная позиция не могла не восхищать всех нас.
 
Девушка умирала от хохота, когда мы вчетвером вваливались в ее отдел с букетами цветов купленных у одного и того же торговца. А мы вчетвером бледнели от отчаяния, когда принесенные цветы летели в мусорное ведро, а объект наших мечтаний  продолжала работать, даже не смотря на нас, как будто нас и не было вовсе…
 Мы все вчетвером были молоды, и каждый по-своему старался этой красавице понравиться. Я тогда делал первые шаги по направлению к большой политике, ваш отец, Лиз, был гордостью медицинского факультета.
Еще один из нас был отличным спортсменом и ему пророчили олимпийское будущее, и последний, четвертый из нас уже был известен в своей области знаний и даже получил какую-то престижную премию от деканата.
Мы были друзьями и соперниками одновременно. Это было время полное страстей, никогда и никого я так не ненавидел, как своих лучших друзей и в то же время у меня никого ближе них не было и в помине…Потом когда оказалось, что девушка смертельно больна раком и ей  в последние месяцы ее жизни нужны покой и тишина, и самое главное – деньги - мы все стали перед выбором – она могла достаться лишь тому, кто все бросит ради нее.
Кенингтон тяжело вздохнул и бросил взгляд  в сторону почему-то весьма угрюмо молчащего сына:

- …Я тогда, честно признаюсь, струсил. Я мог бороться за свою любовь, но не мог надолго выпадать из предвыборной гонки, тогда как раз избирался президент студенческого совета. Чемпион тоже быстро опомнился – спорт не терпит перерывов, стоит уйти хотя бы на несколько месяцев и карьера может быть окончена навсегда. Оставались ученый и врач. Первым сдался ученый – его буквально разрывали на части все научные лаборатории мира, он не смог отказаться от науки в пользу любви. И лишь врач бросил все – предложение остаться в университете на кафедре, будущую приличную практику, друзей, родных и уехал с молодой женой в тихий неприметный городок.
Я слушала, затаив дыхание. Неужели все, что я здесь слышу, касается моих родителей?
- Ваш отец, Лиз, самый отважный человек, которого я только видел в своей жизни. Он знал, что скоро его молодая жена умрет, но  поддерживал ее до последнего вздоха и даже после ее смерти отказался вернуться на прежнюю работу. В благодарность за его преданность, умирающая жена подарила ему ребенка, и ваш отец всю свою любовь перенес на маленькую дочь. На вас, Лиз.
- Зачем вы мне это рассказываете? – всхлипнула я.
- Я вовсе не хотел вас огорчить, я просто намеревался объяснить вам, что многим обязан вашему отцу и поэтому сделаю все, что понадобиться его дочери… Вы можете оставаться в моем доме столько, сколько посчитаете нужным, и пожалуйста, ни в чем не стесняйте себя... Да и Брюс, я думаю, тоже никому не позволит обидеть вас, Лиз! Ну ладно, не буду вам мешать – отдыхайте дальше… Спокойной ночи, Лиз, Брюс…
С этими словами мэр поднялся с кресла и, кивнув нам с Брюсом на прощание, неторопливой походкой отправился к своему дому. За его спиною моментально и незаметно нарисовался рослый охранник с непроницаемым квадратным лицом, зорким взглядом прочесывающий прилегающую к беседке и особняку местность.
- Ну и как тебе эта исповедь?

Я внимательно посмотрела на Брюса, не понимая еще как следует, что именно он в этот момент имеет в виду. Во взгляде нахмурившегося парня, непонятно с какой такой стати, царили настоящая злоба и плохо скрываемая ненависть:
        - Я всегда знал, что мой отец не любит мою мать, и свою нелюбовь к ней отчасти переносит и на меня. Но я не думал никогда раньше, что его равнодушие ко мне настолько велико… Ты думаешь, он тебе сейчас все рассказал просто так? Мой отец своим рассказом хотел, чтобы я возненавидел тебя, твою мать, твою семью, чтобы начал ревновать к его далекому и светлому прошлому. Но у него ничего не выйдет! Мой отец возможно весьма  хороший политик, но в семейной жизни он довольно посредственный  стратег.
В голосе Брюса было столько горечи, что я непроизвольно подошла к нему и обняла за шею.
- Ну что ты говоришь, Брюс? Твой отец не один раз помогал мне, и если бы он действительно захотел отыграться на мне из-за моего отца – я бы уже давно сидела в тюрьме, и думать бы забыла об учебе в университете.
Мы с Брюсом стояли так близко друг к другу, что я почти физически чувствовала биение его мужского  сердца о свою грудную клетку. Я чувствовала, как приятно его кожа на лице царапает мою щеку и как только Брюс осторожно повернул свое лицо ко мне, и наши взгляды встретились, он нагнулся к моим губам, а я ответила на его теплый поцелуй.
Господи, как долго я не чувствовала на своем теле мужских рук, как давно ко мне не прикасались мужские губы. Каждый раз, когда кто-нибудь очень близко подходил ко мне, я вспоминала обо всех шрамах на своем теле, и очередная попытка сблизиться хоть с кем-нибудь оканчивалась полной неудачей. Почему же сейчас, когда рядом со мною стоит Брюс, которого я недостойна тысячу раз - я не испытываю всегда такого острого желания уйти?
Его теплые губы были такими  нежными, его объятия были такими ласковыми и ненавязчивыми, что мне не хотелось вырываться из этого сладостного плена, еще целую вечность…
Сколько мы так простояли, прижавшись, друг к другу – я не знала. Казалось, что мимо нас и проходит та самая целая вечность, но я была готова поспорить, что на самом деле счет шел всего лишь на минуты и наши объятия начали несколько затягиваться. Я положила Брюсу свою голову на плечо и сладко зажмурилась – в таком покое и тишине мне и хотелось бы провести остаток своей перенасыщенной невероятными событиями жизни. Мне нужна была мужская опора – я ее получила…

И просто невероятно было об этом думать, но моя мать вполне могла бы стать и матерью Брюса, если бы его отец был более настойчив и менее склонен к славе. И вот теперь четверть века спустя дети главных героев той давней истории могут совершить то, на что у их родителей сил и терпения в свое время не хватило.
Я тряхнула головою – это было уже слишком чересчур. Всего несколько минут тому назад я и мысли не допускала, что мы с Брюсом можем встречаться, и всего на мгновение в моей памяти всплыло красивое лицо Стюарта, его пристально-изучающий взгляд  и мне стало невыносимо стыдно.
 Зачем я только подаю напрасные надежды Брюсу, если в мыслях мое сердце уже давно принадлежит этому симпатичному полицейскому. Ну, «давно» это конечно всего лишь с утра, но поступать так с Брюсом на самом деле было не очень красиво. Тем более если учитывать и тот немаловажный факт, что сам детектив Стюарт ко мне имеет только чисто профессиональный интерес.

Отстраняясь от Кенингтона, я внезапно услышала свист быстро рассекающей воздух палки и, не успев толком ничего понять, упала от быстрого толчка Брюса на ровно подстриженный, но не очень мягкий  газон. Рядом со мною раздался громкий вскрик и шум от сильнейшего удара. Я заорала, что было мочи.   
Чьи-то сильные руки поставили меня на ноги, я, все еще трясясь от ужаса, открыла глаза и закричала еще сильнее – у моих ног лежал бездыханный Брюс, а рядом с ним на траве лежала какая-то длинная и покрытая липкой кровью палка.
Вся голова Кенингтона была залита этой же  кровью, двое охранников пытались помочь ему встать, третий торопливо набирал номер «Скорой помощи». Только тогда я поняла, что кровь на палке была тоже кровью Брюса, а те маленькие капельки на траве, которые теперь на электрическом свету переливались радугою багровых оттенков – это тоже кровь несчастного Брюса.

Через всю лужайку к нам, реагируя видимо на мои крики, бежал отец Брюса, уже в шелковом халате и пижаме. Видимо он уже находился в постели, когда ему сообщили о произошедшем на лужайке. Увидев окровавленное и бесчувственное лицо сына, мэр упал на колени перед его телом. Было так страшно наблюдать за тем, как сильные руки мэра постепенно обагряются кровью собственного отпрыска.
Я вырвалась из рук охранника и тут же без сил опустилась на колени. Я рыдала навзрыд, ногтями вцепившись в газонную траву и землю под нею. Откуда-то со стороны высокой ограды к нам бежали полицейские, размахивающие фонариками и по ходу переговариваясь по рации. Брюс слабо шевельнулся и открыл глаза.
- О, господи, Лиз… Что с ней? Где она? С ней все в порядке?
- Брюс! – я на корточках подползла  к нему ближе и взяла его дрожащую и холодную руку в свою ладонь:
 - Тебе лучше не разговаривать, сейчас придет врач, а пока – потерпи, пожалуйста.
Брюс только слабо простонал в ответ и снова потерял сознание. Мистер Кенингтон в упор смотрел на меня, ожидая более детальных пояснений к случившемуся с моей стороны. Я же тыльной стороной ладони стирая слезы со своего лица, отвела глаза в сторону от отца Брюса и низко опустила свою голову.
Теперь, похоже, мне придется собирать вещички по второму разу, так как в свете последних событий, завтра утром меня стопроцентно выставят из этого особняка вместе со всеми манатками. И где же мне тогда найти убежище, если ни полиция, ни высококачественная охрана не могут мне помочь?
Мигая сиренами, во двор особняка через настежь распахнутые ворота влетела машина экстренной скорой помощи.