Валерий шелегов. санька - добрая душа. рассказ

               
САНЬКА – ДОБРАЯ ДУША
         рассказ
-Прибыли, - бухнул  Санька  с  ходу. – Кое-как нашёл ваше заведение, - принялся он объяснять медсестре. – Аэропорт забит людьми – присесть  с детьми негде. А у меня их двое. Вот, - показал он спящую на руках девочку. – И там…Доча,  зайди сюда.
         На зов Санька в медпункт зашла девочка лет шести и присела на больничную кушетку рядом с мальчиком такого же возраста. Малыш,  видимо,  сидел давно в медпункте аэропорта  и  заморенно клевал   носом.
-Дайте нам справку в комнату матери и ребёнка. Иначе нас туда не берут, - посетовал Санька,  мельком  скользнув по малышу. – А самолёт наш только завтра утром…
         До прихода Саньки  дежурная медсестра  тихо переговаривалась у окна  с  милиционером.  Выслушав  просьбу   Саньки,  попросила:
-Минутку,  гражданин, помолчите, раз уж ворвались без вызова. Закончу с товарищем, тогда уж и с вами решать  будем.  Присядьте.
         Санька покорно присел на кушетку, подладил на руках спящую полутора годовалую дочку.   
-Что же делать с мальчиком? – медсестра посматривала с досадой на малыша, ждала  решения  милиционера. – Отец мальчика  снят с рейса, нуждается в лечении.  Куда ребёнка  пристроить?  Мать телеграммой вызывать?  Из Магадана скоро  не прилетишь.
-Простите, - вмешался  Санька  в разговор. – Я тоже из Магадана. И если нужна помощь?..
-Даа? А куда вы летите? – с интересом уставились и милиционер, и медсестра.
-Да здесь, в крае. Дня через два – назад, в Магадан.  Детей  к родителям везу.
-А вы не пьёте? – вдруг стала подозрительной медсестра.
         Санька  покраснел от неожиданности. Он действительно  не употреблял горькой. А покраснел потому, что испугался: не поверят.
-Да нет, вроде, - тихо, но твердо сказал он.
-Все вы не пьете,… Отец малыша тоже утверждает, что не пьющий, а  от самого перегаром на версту разит.  Эпилептик на почве пьянства. Пришлось снять с рейса и госпитализировать. Вы что – на северах  все так много пьёте?  Беда с вами, с северянами. Как приходит рейс, так кто-нибудь да попадает к нам. То эпилепсия, то белая горячка…  Ваши документы…
         Милиционер внимательно изучил паспорт,  передал документ медсестре.
         Медсестра отложила паспорт под настольную лампу, обратилась к мальчику на кушетке.
-Коля, дай дяде место. А вы положите  девочку, не держите на руках.
-Документы у гражданина в порядке, пойду к отцу мальчишки. Может, согласится отправить его к матери назад в Магадан, - объявил милиционер.
        Санька  устроил спящую дочку на кушетке, присел перед мальчишкой.
-Полетишь со мной к маме?.. -  тронул почти спящего мальчика за подбородок. 
        В первую секунду, после того как мальчишка поднял грязное от засохших слез личико, Санька  готов был поклясться, что ему померещилось, что он  заснул на ходу и все, что происходит в медпункте – это сон. Но ошибки нет: да, несомненно, это  он, Колька. Те же Тонькины глаза, та же виноватая улыбка… Нехорошо стало на душе у Саньки.  Но Колька помнить его не мог.
-Тебя… Коля звать? А фамилия  у  тебя,  какая? – тихо  спросил  Санька.
-Коля.…Знал мальчишка  и  свою - его,  Санькину  фамилию.  Ошибки нет: это Тонькин и его… Санькин сын.
   
2.
         Человек, с которым следовал мальчишка, содержался милицией в глухой комнате в конце коридора медпункта. Санька узнал его. Хоть и прошло три года. И виделись-то они один раз в жизни.
         Женился Санька  Смолокуров рано. Сразу же после армии. Взял Тоньку с ребёнком.  С грудным.  Никто не знал, почему он так поступил.  Все были против  такой женитьбы. Но у него любовь. С первого взгляда. Не попрешь…
         Расписались. А чтобы убраться подальше от злых  языков и нарекания родителей, через полгода решили они с Тоней  податься  на Север. Он шофер, работу  всегда найдёт. Она посидит год-другой с Колькой, а там и её куда-нибудь пристроит. Тоня согласилась.
         Ехал  Санька с  Тоней не на пустое место. Друг у него армейский жил на Севере. На золотом прииске. К нему и ехал.
        Первое время друг помог. Жили у него на квартире. Работать устроился. Потом дали Саньке домик с печным отоплением. И началась жизнь. Хорошая жизнь. Курсы «белазистов»  закончил, золотые пески на полигонах возил, уголь с разреза.
Маленького Кольку, которому  пошёл  второй год, устроили в ясли. Тоня устроилась работать на автозаправку.
        И доволен был Санька  жизнью. Собой. Сынишкой. Тоней.
        Приедет из рейса ночью, стук-стук тихонько в дверь, а дверь – раз и распахнулась. Будто чувствовала Тоня. Когда он появится, ждала.
        Он за столом, а она – напротив. Сидит, улыбается.  «Хорошо живем?» - спросит он.  «Хорошо, - довольна  Тоня.  -  Только вот дома ты мало бываешь».  «Погоди, Тоня,  я для тебя…»  Но что он  может ещё сделать для неё,  Санька  не мог сказать.  Любил…
        И всё шло хорошо. Так на Севере прожили год.  А потом началось.
Часто теперь по ночам Санька громко стучал  дверь, ждал, пока Тоня встанет и откроет. Бывало,  и  спать  ложился  голодным.
-Денег  что  ли  нет?  -  ворчал  сдержанно на жену Санька. – Зарабатываю десятки тысяч, а в холодильнике хоть шаром покати.
-Заныл. Заныл, - кривилась раздражённо Тоня. – Я тоже работаю. Мог бы и в столовую на трассе зайти. А у меня времени  у плиты стоять нет. За Колькой стало некогда присмотреть.
-Деньги  есть, холодильник затарить нетрудно, - упрямо гнул свою линию Санька. 
-Откуда им быть? - изумила известием Тонька. – Я, голая должна ходить?               

      Санька  молчал. На Севере бабы избалованные, меха им подавай. И Тонька туда же, думал он про жену.  Да и красивая  Тонька,  в дерюжку не оденешь – раз живём. Сам же он мечтал скопить денег на добрый дом в Сибири.  Засыпал. Проходила обида. На Тоньку ведь обижался, не на кого-нибудь.
      А утром опять гараж, опять баранка и  долгая, как жизнь, присыпанная угольной крошкой дорога. Не обидчивый он. Тонька ведь обижала. Да и обижала ли?
      Однажды на угольный разрез он съездил быстро. Удачно попал: не было очереди на погрузке, без волокиты оформил и «товарно-транспортную». И в четыре утра уже притормозил машину в конце проулка. Это чтобы соседей не беспокоить.
      Идет домой, снежок под ногами хрустит, плечи ломит от усталости, а жизни рад. Тонька не ждёт,  – спит тетеря. Обещал только к обеду.
Постучал он тихонько в дверь. Подождал. Опять  постучал, – не слышит. Громче бухнул. Тишина. Прошёл к окну на кухне, позвенел монетой по стеклу. Тихо и темно в доме.
       И ёкнуло сердце. Кинулся Санька  к двери, да и рванул в сердцах за ручку. Не выдержал крючок, слетел с петли.
       Щелкнул Санька выключателем, а в его доме  мужик одевается. Руки тряские,  нога в  штанину брюк не попадает. А Тонька,  паскуда,  груди бесстыдно  развалила  - простынка по пояс – лежит и курит. Глубоко так затягивается.
Ошалел от такой картины Санька.  Ничего понять не может.
      -Что же ты делаешь, тварь, а?! Ты бы хоть сына пожалела…
Тонька продолжала курить.
      -Что же ты наделала… - шагнул Санька к Тоньке.
  -Земляк, поосторожнее, - подал голос мужик.
Санька  резко  крутанулся  к  нему.
   -А ты дуй отсюда, пока чем-нибудь тяжёлым не заработал. И эту тварь прихватывай…
    Тонька отпрянула к стенке, прикрылась до подбородка простынкой.
   -Вставай, собирайся и уходи с ним. Слышишь?!
   -А сын?..
Маленький Колька спал рядом в кроватке. Печка натоплена, в доме тепло, парнишка раскрылся,  раскинул ручонки и сладко посапывал. Сын всегда встречал Саньку радостной суетой. Шел навстречу, тянулся на руки.
   -Сын… Хорошо, досыпай ночь. Я в кабине переночую. Но чтобы утром и духу твоёго здесь не было!
     Утром Санька не пошёл домой.  Разгрузился и опять погнал на угольный разрез. Еще сутки мотался, выбивал из души тоску, ярость, злобу… Прежде чем идти домой: он… готов был её простить, ради Кольки…
     А дома ждала его пустая до звона квартира. Даже занавески с окон и те поснимала Тонька.  Детская кроватка щерилась на Саньку голой сеткой, в шкафу-самоделке белели три его рубашки: увезла со своим хахалем и Санькины  меховые вещи.
    И плюнул Санька. Плевать. Он не запьёт. Не такой. Пусть не думает и не ждёт Тонька. Но только нужно уехать. Иначе при встрече с ним, Санька за себя не отвечает…
3
    Приехал Санька в Магадан ранней весною. Устроился работать в автобусный парк. И опять  пошла жизнь. Про Тоньку как-то и забывать стал со временем.…Выгорело всё в душе. Будто и не было её в его жизни. А вот сегодня, в этом аэропорту, вспомнил, увидел жизнь свою прошлую, как вчера. А этот рыжий, не бритый с запойными  кругами человек – тот ночной Тонькин гость.
     Милиционер объяснил  расклад с мальчишкой.
    -Вашего сына этот мужчина заберёт и доставит в Магадан к матери.
 -Сына?.. Я здоров. Выпустите меня. Я в отпуск лечу.…Да, пусть забирает…

 К родителям Санька прилетел с тремя детьми. Кольку  узнать - мать не  могла: грудным  был,  когда  с Тонькой  уехали  на  Север.
   -Ну и дурачок же ты у меня, - стала бранить  Саньку мать. – Своих тебе мало. А ну как заболеет  в дороге. Горя потом не оберешься, с чужим дитём, случись, что…Добрая ты душа, сынок у меня…
Хорошая у Саньки мать. Когда сходились с Тонькой,  ворчать ворчала, но вечеринку честь по чести  справили. Только не полюбилась Тоня матери. 
Тонька была приезжей. В магазине работала. Многое про продавщицу трепали, про дела её «хорошие»… Только Санька не знал. Служил. Приехал. Увидел. Женился. И вот…
Галина – жена его теперешняя, женщина серьезная. А главное – надежная. Для Саньки честность – главное в человеке. Не легко ему далась эта вера в женщин после Тоньки.  До армии толком бабу не попробовал, после службы – «оголодавший», сразу и женился. Галина дочку ему родила. Старшая дочь Галины – от первого мужа; привязалась к Саньке,  как к родному отцу. Осенью в школу пойдёт. Всё как у людей.
На обратном пути Санька зашел в медпункт. Пусть знают, что с маленьким Колькой  всё в порядке. И в Магадане их ждут. Телеграмму отослал.
-Молодцы! – медсестра словно и не покидала медпункта все эти дни. – Быстро вы обернулись. А папа мальчика улетел. Не захотел лечиться.  Сказал, что отпуск полгода, в Рязани подлечится. Ну что, малыш, не обижает тебя  дядя?
-Это не дядя, это – папа, - насупился  Колька.
      -Как, уже и папа?!  А как же тот папа? – развеселилась медсестра.
-Тот папа – не папа. Он плохой, водку пьёт, маму обижает. Мама плачет. Этот папа лучше. Он добрый… - слова ребёнка кольнули Саньку: забрать бы мальца. Да кто отдаст…
-Они там с моей старшенькой  уже и бабушку делить начали. Ехать не хотел, - вздохнул Санька. – Улететь вот не можем. Транзитного билета нет, а в кассах всё продано.
-Что вы говорите? И телеграмму уже дали? – взялась за телефон медсестра. – В Магадане вас будут ждать, а вы не прилетите. Поможем…

      В  Магадане Санька намеренно вышел последним из самолёта.  На руках он нёс  спящего Кольку, которого закутал в меховую свою куртку. В пальтишке Колька мёрз и там, в Красноярске. На Колыме же мела ещё позёмка по взлётной полосе.
     Намеренно,  последним вошел Санька и в здание аэровокзала. Обшарил взглядом встречающих. Тоньки не видно. Облегченно вздохнул. Боялся он встречи с Тонькой.
     Обошёл нижний этаж. Мест свободных в креслах нет. Сквозняки. Людно. Решил подняться на второй этаж – там теплее.
     Тоньку  он узнал в спящей женщине сразу. Вернее не её, а другую, измождённую  молодую женщину, так похожую на Тоньку.
Или от пристального взгляда, или от предчувствия, Тонька открыла глаза.
-На вот…Кольку тебе привёз, - вяло сказал Санька. – Спит. Пусть спит.
Тонька поспешно уступила кресло. Положили в него Кольку.
-А куртка? Подожди, я его раскутаю… - заискивающе забормотала Тонька.
-Не надо. Разбудишь. Так похожу. Всё равно до утра ждать.
-Добрая ты душа, Саша. Какой был, таким и живешь. А я вот…
    Санька дальше не слушал. Вялой походкой спустился на первый этаж, вышел на улицу и подставил лицо упругому весеннему ветру.   
Белая ночь яснела, полоскала своим чистым светом сопки. Тихо шипя шинами, к автобусной стоянке подходил  первый рейсовый  до Магадана.