Злые подсолнухи ван Гога

   Злые подсолнухи Ван Гога.



Он очнулся. Лежа в сырой и холодной земле он понял что хочет жить, но для этого ему надо выжить. Он почувствовал мирриады врагов вокруг себя, родственных и не очень, высасывающих железо и почти не оставляющих кремния для него, и он решил что будет сражаться, это был бойцовый подсолнух. Он осознал что он не один такой в этой земле, поблизости лежало, готовых к прорастанию, еще три семечки helianthus annuus. Но он не питал к ним братских чувств, он твердо знал что вылупившись они будут претендовать на его пищу, а голодные не любят делиться, и он начал действовать. Подсолнух вытягивал из земли все что мог, он работал на пределе своих возможностей, но он не мог обогнать природу, и ему пришлось признаться себе, что радоваться еще рано, что проснувшиеся братья по крови начнут претендовать на все то, что так необходимо ему, а гнусный сорняк ;triplex не любимый ни людьми, ни растениями за свою жизнеспособность, разрастается в геометрической прогрессии. Ему казалось он сходит с ума, все его существо начинало трепетать и ужасаться когда он чувствовал что соседний старый, должно быть народившийся еще в мае,  ;triplex,  тянет к нему свой боковой корень, сочный и налитый витаминами, минеральными веществами и столь живительной влагой, которой в последнее время так не хватало всему поголовью растений. Ему даже несколько раз показалось что он слышит смех ;triplex'а, громкий и раскатистый, и что смеется он конечно над ним, - как и всякий нахальный подсолнух, он знал что земля крутится вокруг него, и что всякое действие соседних растений так или иначе связано с ним. Отдышавшись и оглядевшись в сырой земле, ибо до поверхности земли еще было целых два сантиметра, он подумал что все не так уж плохо, что он был первым из четверых , а значит он в четыре раза везучее еще спящих малышей. Но он не успокаивался, он просто решил что нервы которые он сбережет сейчас, пригодятся ему потом, когда возможно будет хуже, - ведь никогда не знаешь что день грядущий нам готовит.

           Грядущий день, вместе с ярким игривым Солнцем, лучи которого так приятно грели  и обнадеживали всю плантацию, пеньем птиц, приятным летним ветерком  и всеобщим спокойствием приготовил настоящий кошмар для нашего подсолнуха. Проснулся его прыткий брат. Подсолнух в душах сплюнул, потому что понимал что форы в один день может оказаться недостаточно для занятия уверенной позиции по отношению к сородичам, и прозвал вновь прибывшего в полку живых «негодяем». Отныне и мы, дабы читатель не потерял мысль рассказа и исследовал его наиболее адекватно происходившему, будем называть его так. Негодяй был чертовски красив, умен и коварен. Наш подсолнух был зол и прямолинеен в своих суждениях, Негодяй же являл собой образец спокойной уверенности в себе, в сочетании с  трезвым и циничным умом, он превосходил Подсолнуха (а отныне первого нашего героя мы будем именовать так официально, ибо самоназвания себе он не дал) по всем параметрам. Первое что он понял когда пришел в себя, это что он любит жизнь и он хочет жить, и ничто и никогда не поколеблет в нем этого желания, оно будет его путеводной звездой которая всегда подскажет что делать. Это был идейный подсолнух. К соседству монстров рода ;triplex он отнесся со свойственным ему спокойствием и оптимизмом, к тому же его анализаторские дарования подсказывали ему , что заросли ;triplex хоть и активны не по сезону, однако же забить его произрастание не смогут. Подсолнух этого не понимал, он был паникер и сейчас глядя на живого, наглого и сильного брата из него испарялись последние капли здравого смысла. Негодяй просканировав его вдоль и поперек удовлетворенно усмехнулся и принялся исследовать соседние территории. Подсолнух буквально кипел от бессильной ярости, понимая что уступает Негодяю по всем параметрам, ущемленная гордость не давала ему покоя, на миг он даже забыл о том толстом и сочном корне ;triplex  который давлел над нам как призрак пяты давлел над Ахиллесом. Негодяй теперь понимал что его произрастанию не помешает ничего кроме какого-нибудь маловероятного несчастного случая, а потому был таким же солнечным и радостным как сегодняшний день. Он упивался жизнью, рисовал свое светлое будущее, гадал каким он увидит мир там, над землей, в сущности он был не плохим парнем. А его циничность придавала ему пленительный шарм.
         В это время в сознании Подсолнуха, пытавшегося собраться,  стремительно пролетали неутешительные мысли; сменяя одна другую, они рисовали ему мрачные картины его недалекого будущего с бессменным финалом, — его бездарной кончиной. К полудню он немного остыл и решился получше просканировать брата. И он показался ему еще внушительнее, еще увереннее и еще превосходнее нежели утром, он понимал что теперь ему скорее всего не выжить, а мысль о том что спят готовые пробудиться еще двое его товарищей добивала нашего героя, не давая ему ни шанса на спасение. Сейчас он чувствовал себя жалким, негодным, возможно даже недостойным этой самой жизни чадом природы, и его бурное негодование сменилось смиренным бессилием. Кажется Негодяй это заметил, обернувшись к Подсолнуху он невольно улыбнулся, - с позиции его сытой и довольной жизни и многообещающего будущего страхи Подсолнуха казались ему довольно милыми.
        Вдруг по плантации, по всей  земле глубоко внутрь стали проходить непонятные и настораживающие вибрации, Подсолнух и Негодяй переглянулись и начали прислушиваться, впервые, отбросив все прежние недопонимания они почувствовали себя игроками одной команды. Вибрации все усиливались и усиливались, достигая уровня локального землетрясения и все более приближались к региону обитания наших героев. Неожиданно ребята услышали звуки смутно напоминающие человеческую речь, по мере приближения они становились все отчетливей и отчетливей. Да, пацаны не ошиблись, это были люди. Подсолнухи продолжали прислушиваться, стремительно осваивая человеческую речь они уже могли отрывочно понимать значение отдельных слов, затем предложений, вскоре они освоили французский язык. На это им понадобилось 2 минуты 41 секунда, английский они бы освоили за минуту двадцать пять, с китайским пришлось бы мучиться в зависимости от наречия от 4 минут пятнадцати секунд до 6 минут 23 секунд, по сложности овладевания языком, с китайским мог бы поспорить разве что язык Африканского племени Мнгаэю, но как там не растут подсолнухи, пальма сложности навсегда отдана китайцам. Когда они начали разбирать речь и вникли в смысл разговора, мифические волосы не долго думая, встали дыбом на не менее мифических головах наших не очень положительных героев. Сейчас даже Негодяй пять минут назад упивавшийся мыслью о предстоящих ему радостях жизни был похож скорее на подобие подсолнуха рода масличных, нежели на одного из самых колоритных его представителей, коим  безусловно он и являлся. Они слушали не просто человеческую речь, они слушали приговор,  свой приговор. Владелец плантации с работником задумали выделить кусок поля под огурцы. Кто такое огурцы подсолнухи не знали, хоть в их головах подсознательно и крылась кое-какая информация о Cucumis sativus, но пока они не столкнулись с ними лично и не сканировали их своими бета-лучами, информация активироваться не могла. Итак, этот огурец грозил навсегда похоронить мечты и чаяния двух подсолнухов. С этим надо было что-то дело, но единственное что могли активно делать пара подсолнухов - это расти. С другой стороны смириться значит потерять последний шанс. Не то чтобы они начали молиться, но впали в какое-то медитационное состояние, в котором умирающая надежда и предстоящая трагическая кончина ушли на второй план, и все их существо было наполненным каким-то напряженным спокойствием, концентрацией на чем-то, они и сами не понимали что это, но попав в резонанс друг с другом это состояние стремительно в них возрастало, и когда достигло предела, Негодяй вдруг неожиданно для себя уловил что работник предлагает хозяину место неподалеку от интересующего нас региона обитания двух подсолнухов. Но хозяин не отступал, он громко топнул ногой, так что вибрация этого удара пробрала двух подсолнухов до глубины души и сказал что это идеальное место для посадки огурцов. Они немного отошли, разговор уже не был так хорошо слышен, но по обрывочным фразам доносившимся до слуха подсолнухов можно было понять что работник активно старается переубедить хозяина, приводя какие-то неразборчивые за отдаленностью доводы. Подсолнухи напряглись, они знали что сейчас решается их судьба. Послышались шаги, люди приближались к ним, подсолнухи подумали что их участь предрешена, но достигнув апогея приближения шаги начали затихать, послышался голос хозяина “ ладно,ладно, сажай где хочешь!”.Это был этапный день в жизни подсолнухов, день второго их рождения.
   Очнувшись от глубокого,после перенесенных переживаний, сна , Подсолнух почувствовал какой-то легкий приятный ветерок над своей головкой , он подрос еще, и теперь уже совсем приближался к поверхности земли. Повернувшись он встретил широкую счастливую улыбку  Негодяя, который за эту ночь уже догнал менее удачливого собрата, и весь его вид как бы говорил “учись сынок”. Не в силах смотреть на эту самодовольную ухмылку, Подсолнух отвернулся в противоположную сторону, и взору его ясных очей предстал не стеснявшийся в телодвижениях корень лебеды, подобравшийся уже на возмутительно близкое расстояние. “Еси бы у меня были зубы,” - подумал Подсолнух, но зубов к сожалению не было, как не было и никакой иной загагулины, которой он смог бы обкорнать бесцеремонно тянущийся к нему  корень. В этот момент раздалось приглушенное потрескивание, третий брат готовился вступить в свои наследственные права. Подсолнух и Негодяй одновременно развернулись поглядеть на это событие. “Ну и заморыш,”- подумал Негодяй. “Редчайший,” - согласился Подсолнух. Таким образом братья подарили имя третьему helianthus annuus. Вид Заморыша был испуганным и удивленным, он как бы вопрошал,- “ где я... что со мной... как я сюда попал... и кто вы такие...,” - по своему душевному состоянию это был пьяный подсолнух. Негодяй щурил глаза, он не мог поверить что таким может быть его ближайший родственник, если с неказистым, но старшим  паникером Подсолнухом, он еще мог смириться, то это уже не шло ни в  какие ворота. Заморыш тем не менее осваивался довольно стремительно, не особенно теплый прием его немало не смутил, корень лебеды принял как данность и теперь с интересом и даже можно сказать некоторой смелостью разглядывал свою семью. “Вот этот,” – подумал он глядя на Негодяя, – “важный франт, надо с ним поосторожней. А тот рядом,” – сказал он переводя взгляд на Подсолнуха, – “сморчок, с ним можно не церемониться.” Подсолнух похоже уловил эту мысль, потому что вид у него был самый возмущенный, в сердцах он даже посмотрел на Негодяя, как бы ища солидарности со своим мнением, ему даже показалось что он ее получил. Негодяй хоть и старался парить независимо и над всеми, понимал что такая оценка Подсолнуха может в будущем сказаться и на его авторитете.  Это был день солидарности трудящихся. Ближе к вечеру, доселе неизведанные чувства, а потому одновременно и таинственные  и пугающие, обуяли уже трех наших героев – грянул гром. “Илья Пророк разъезжает по небу на колеснице,” – послышался смешок сверху, с  поверхности земли, от сторожил растительного фронта. Это был тот самый  ;triplex, сочный корень которого вот уже который день маячил, не желая уступать ни вершка земли, перед самым носом Подсолнуха. “ Давненько он нас дозором не обходил”, “призрел таки и на нас сермяжных”, доносилось откуда-то сверху. Подсолнухи напряженно прислушивались, пока они еще не были так хорошо осведомлены об окружающих их реалиях, но имея природную смекалку активно восполняли свои информационные пробелы, мотая на ус каждое слово своих бывалых соседей. Хорошо или плохо этот Илья Пророк они пока еще не поняли, но по отзывам доносящимся за пределами их пока маленького мирка, становилось ясно, что это событие  как минимум жизненной опасности им не представляет. Пока они размышляли об этом, тут и там, повсюду послышались удары чего-то о землю, волны от них уходили глубоко в землю, подсолнухи застыли в трепетном ожидании, задумываясь о том что сулят им эти природные катаклизмы. Сильная струя стремительно прошедшись по Негодяю, понесла свои потоки дальше вглубь земли, расплывшись в довольной улыбке он понял что можно ожидать от этого Ильи Пророка, и в этот момент он почувствовал что уважает Илью, и даже питает к нему некоторую признательность. Подсолнухи начали действовать, не теряя ни секунды, стараясь впитать в себя как можно больше этого живительного раствора они укрепляли себя, заодно укрепляя и свое положение в жизни. Только последняя, пока не разродившаяся подсолнухом семечка, тихо лежа на своем месте не подавала по прежнему никаких признаков жизни, в головы наших героев даже приходила мысль что они никогда не  увидят этого последнего отпрыска их маленького семейства. Дождь выдался знатный, зарядив с половины второго дня он лил до глубокого вечера, приведя этим в неописуемый восторг всю плантацию, ждавшую своей провизии уже третью неделю, последние его капли упали в половине второго ночи. Весь день по плантации раздавались прославляющие Илью акафисты, и лишь глубокой ночью вся растительная братия, после бурного веселья и добротного пиршества погрузилась в  глубокий сон.
       Утро ознаменовалось чрезвычайным происшествием. Придя в себя после обильного питания и последовавшего после этого крепкого сна, Негодяй был шокирован представшей его глазам картине. Перед ним вместо привычного его глазам без одобрения глядящего на его спортивные достижения  брата Подсолнуха, предстал ослепительной красоты свет, приятно обжигающие лучи которого  грели его холодное, сырое сердце,   и вселяли столько  радостных надежд и трепетного ожидания их исполнения. Он пророс, и теперь с высоты своих побед мог посмотреть на мир новыми глазами. Расстилающаяся далеко вдаль плантация показалась ему целой Вселенной, бесконечной и внушительной, вечной и совершенной. Насладившись этим зрелищем Негодяй повернул голову на 180 градусов и тут его очам предстала неожиданное зрелище. Прямо над ним стоя почти ребром и даже несколько нависая, стояло нечто медное, круглое и гигантское. Что это медь, Негодяй понял сразу, этот элемент он распознал, в том числе и на вкус, еще в первый день своей сознательный деятельности, но это была не та медь, что так благотворно влияла на его рост и силу “мускулов” , это было зерцало смерти , бездушное и беспощадное, склоняющееся прямо над ним, каждую секунду  только и ожидая того невидимого ветерка или той скромной мыши, которые приведут приговор судьбы в исполнении. Негодяю захотелось назад в землю, но он был не в сказке. Суровая проза жизни диктовала свою волю, и все что ему оставалось – это ждать, ждать того дня и того часа.  “Пусть моя участь послужит назиданием потомкам, я рано радовался - рано и умру,” - подумал Негодяй, принимая нависший над ним несчастный случай стоически, правда его никто кроме нас не услышал. Негодяй решил что умрет достойно, без слез, сожалений о загубленной молодости  и сетований “за что”. “В конце концов, подумал он, есть в этом и положительная сторона, я во всяком случае  останусь навсегда молодым, в отличии от моих еще лежащих в земле последователей, через три месяца вкусящих старости и дряхлости, вкупе с  долгим затуханием,” - злорадная ухмылка скользнула по его губам. И все же ему было обидно, он так готовился к счастливому будущему и сейчас он хоронил свои мечты вместе с собой. Тем временем подул небольшой западный ветерок и Негодяй почувствовал как монета нависла над ним еще сильнее. “Ну давай, дожимай уж” - подумал подсолнух, монета  же, ибо это была обыкновенная человеческая монета, видимо решила что наш друг еще мало помучился и застыла в этом коварном , склоненном над тонкой шеей нашего друга, положении . “И как она сюда встала, да еще и ребром!” - вопрошал сам себя Негодяй, - “это надо же, прям как будто нарочно кто-то решил потешиться над моей безвременной кончиной”. Размышляя в таком ключе, Негодяй не заметил как из земли показалась головка гордого моментом Подсолнуха. Первое что он увидел и что порадовало его глаз, были отнюдь не летние лучи и приятный западный ветерок, пение птиц и панорама зеленого царства, шум журчащего вдали ручейка и удивительного вида растения немыслимых форм и цветов, первое что он видел была та самая злосчастная монета угрожавшая Негодяю немедленной расправой. И он все понял, он понял что теперь он полностью счастлив, что жизнь в сущности прекрасна и все что с ним происходило до этого, все страдания что он перенес и страхи что он пережил, были всего лишь инструментом проведения, через который он поймет как на самом деле совершенно и Мироздание и все его действия в отношении нас. Наконец он почувствовал себя человеком, как в шутку растения определяли состояние наивысшего блаженства. Он понимал что теперь, когда он пробился в этой жизни наверх, и удостоверился что он венец растительного  творения, а самодовольный младший брат наказан по всей строгости вселенских законов, он наконец может вздохнуть полной грудью и в полной мере, откинув прошлые тревожные мысли насладиться жизнью и собой. Все это не ускользнуло от зоркого глаза Негодяя, но он как бы одной ногой уже был с праотцами, по этому все  былое и это сегодняшнее кощунство его ближайшего родственника не вызывало в его душе никакого отклика. Ему даже было немного жаль его, он сочувствовал этой бренной радости, его мимолетному счастью, он знал что и это пройдет не оставив следа  на земле, а если и оставит, то никакого отношения к происходящему он уже иметь не будет. Работая с этими мыслями, Негодяй не заметил что-то очень внушительное и недоброе, приближающееся  тяжелой походкой к интересующему нас району обитания подсолнухов, он был в развороте от этого неопознанного двигающегося объекта в сто восемьдесят градусов и понял что что-то происходит читая об этом на лбу у Подсолнуха. Лоб которого все явственнее предлагал Негодяю обернуться и посмотреть самому что в этот раз покушается на нервную систему наших героев. Можно было бы даже подумать, что это пророк Илия вылез из колесницы, но Негодяй вчера во время дождя четко усвоил что пророк не любит ни при каких обстоятельствах менять место своего обитания, и даже вроде бы, как говорят старожилы, выйдя из нее, он упадет на землю и никогда уже не сможет взойти  обратно, колесница же в это время покатит искать себе более верного товарища. Поймав себя на этой мысли, Негодяй решил таки посмотреть лично, кто вносит такой диссонанс в эту мрачную и томительную, ничем доселе не нарушавшуюся, процессию его медленной кончины. Это был работник. Тот самый работник что пару дней назад спас семейство подсолнухов, корень лебеды и еще многих и многих обитателей здешних мест от неминуемой расправы в угоду огурцам. Почему-то самой высшей его точкой более всего тянувшейся сейчас к небу была отнюдь не голова, и он ступая своими  железными шагами зачем-то активно  шевелил и перебирал траву под собой. “Не к добру,” - подумал Подсолнух. “Тебе поделом,” - парировал Негодяй, - “будешь знать как на чужих костях лезгинку отплясывать”. Подсолнух промолчал, не из-за того что он испытывал что-то похожее на стыд перед своим братом, а из-за того что он испытывал что-то похожее на страх перед работником. Работник тем времен подбирался все ближе и ближе к подсолнухам, попутно жадно выдирая из грядки растения. Поскольку Негодяй уже был вполне готов к переходу в мир иной, и даже можно сказать морально он уже умер, эти манипуляции не слишком его возбуждали, зато Подсолнух белея и краснея вроде бы смутно начал догадываться о сомнительности любых достижений в этом мире. Резко сделав широкий шаг в сторону подсолнухов и подобравшись таким образом к ним вплотную, работник начал активно выдергивать местных жителей, кидая их на ближайшую тропинку. Это было горькое зрелище. Смотря на всех своих конкурентов, один за другим отправляющихся в мир иной, Подсолнуху, до того жалевшему что не может помочь им в этом лично, теперь , зная что и его ожидает та же участь через пару минут, казалось что он чувствует то, что чувствуют они, - те, кто теряет свою жизнь в цепких руках работника. После очередного выброшенного на тропинку растения, это был Trifolium , большая, вспотевшая рука работника потянулась к Подсолнуху, тот зажмурился и чуть не потерял сознание. В решающий момент он открыл глаза и увидел как рука пролетая в миллиметрах от него крепко хватается за тот самый ;triplex, славившийся своим сочным корнем, первый из рода Vegetabilia,  которого Подсолнух встретил на своем пути. “Фу, пронесло,”- подумал он, но мысль в его почти помутившемся сознании была довольно смутной. Негодяй же, уже  переживший свою трагическую кончину, а потому и более философски реагирующий на происходящее,  сейчас не без интереса наблюдал развернувшуюся перед ним батальную сцену, сцену сражения человека и лебеды. Работник, попытавшись выдернуть корень  ;triplex'а после первой попытки имел в руке лишь пару повядших листочков. Не желая отступать он ухватился поосновательней, и с силой потянул корень на себя. Но тот снова не уступил. Тогда работник специально по такому случаю активировал свою левую не менее сильную руку, и теперь изо всех сил тужился уже что есть мочи. Но снова промахнулся, ;triplex решил что ему рано умирать, и в красных и натертых  руках работника на сей раз осталась пара стебельков растения. Присмотревшись к нему повнимательней работник пару секунд пребывал в нерешительности, не зная стоит ли бороться дальше или все-таки благоразумнее будет отступить. Видимо он решил что потраченные силы того не стоят и уж было начал разгибать свою могучую богатырскую спину, как вдруг лицо его стало напряженным и  он опять качнулся вперед. Подсолнухи затаили дыхания, точнее Подсолнух затаил за двоих, Негодяй по прежнему считал свою судьбу предрешенной, “ни сума, так тюрьма”, - думал он.
Рука работника  летела вниз со скоростью нарушающей все законы физики, и летела прямо на многострадальную голову Негодяя, как несколько минут назад летела на Подсолнуха. Кажется впервые Подсолнух испытал некоторое сочувствие к собрату, но это только потому что собрат уходил. Рука  же  в свою очередь как и несколько минут назад  пролетев мимо Подсолнуха, теперь пролетела мимо Негодяя, едва задев его пока еще неокрепший стебелек. Рука схватилась за монету, ту самую, что как черная вдова нависла над Негодяем. Извлекши ее из земли, работник протерев монету рукавом своей рубахи, попробовал ее на зуб, не для того чтобы убедиться в ее достоинстве, а для удовлетворения каких-то неведомых нам эстетических чувств, ее ценность не вызвала сомнения у его наметанного глаза . Выпрямившись и бросив монету в карман работник поглядел с любовью на сидящий в земле корень ;triplex'a и отряхнув свои земельного цвета штаны быстро зашагал прочь, кинув напоследок, - “хоть каждый день пропалывай, этой дряни все ни по чем”. Больше признаков присутствия людей на плантации в этот день не наблюдалось. К вечеру , немного отойдя от дневных своих приключений, а так же под воздействием теплого летнего вечера, сонного и  спокойного, у подсолнухов произошла переоценка жизненных установок. Сейчас они не чувствовали себя конкурентами, скорее потерпевшими кораблекрушение и плывущими в одной шлюпке, ощущали преходящесть радостей этого мира и смотрели как бы сквозь него в вечность. “Солнечный денек был,” - сказал Подсолнух. “Да, побольше б таких,”- ответил  перед отходом ко сну Негодяй.
                Примерно в три часа ночи резкий, бьющий по ушам  звук, разбудил еще толком не восстановившегося от вчерашних переживаний Негодяя. Казалось кто-то скреб и царапал землю прямо под ним, но поскольку он  уже пророс и голова была над поверхностью земли, ему оставалось только прислушиваться к тому что в ней происходит. Заморыш активировался под землей, и сейчас присматривался внизу так же тщательно,  как Негодяй прислушивался наверху. Звук наростал, но Заморыш пока еще был слишком далеко чтобы сканировать землю на получение изображения этого возбудителя спокойствия. “Что за чертовщина,”- подумал он, - “любитель приключений из меня никакой.” Объект продолжал активно приближаться, наконец он подобрался настолько близко что Заморыш смог уловить его инфракрасное изображение. Это был какой-то монстр непонятного строения, продолговатое тело которого с двух сторон венчали по паре шевелящихся отростков, излучения от глаз, обычно ярких он не увидел вовсе, и венчала все это зрелище огромная, как показалось Заморышу, пасть с острыми и прочными зубами. “Подбирается ко мне,” - подумал Заморыш, наверху у Негодяя в это время в голове пронеслась та же мысль. Подсолнух крепко спал, вероятно его нервная система пришла в истощение и как подумал Заморыш, - “Лучше бы съели его, по крайней мере он умер бы во сне, а мы тут не дай Бог как намучаемся.”  Послышались новые аккорды, стало явственно понятно что те самые не сулящие ничего доброго, зловещие челюсти пришли в работу, и теперь объект что-то усиленно пережевывал. Заморышу стало не по себе, подсолнух он был не из робких, но представлять себя в перемалывающих все и вся напротив челюстях ему было неуютно. Он пригляделся. Дожевывая содержимое пасти напополам смешавшееся с влажной землей, объект, который был скорее субъект,- субъект сомнительного значения в глазах наших подсолнухов,- вдруг резко подался вперед, помотав головой настолько насколько позволяла ему несколько прессингующая его земля, он так же резко развернулся и удалился из поля зрения и радиуса слышания пары подсолнухов. Что это было Заморыш так и не понял, но понял что он родился под счастливой звездой. “ Спать, шельма, нормально не дала,” -  бросил он, “На том свете выспишься,” - послышалось в ответ сверху.
                Следующее утро не ознаменовалось никакими происшествиями, солнце грело еще добротней, ветерок был еще теплее, а птички в дали пели еще веселее. Первым проснулся уже порядком возмужавший Подсолнух, потянувшись и раскрыв глаза он обнаружил что радиус обзора у него стал куда шире, и чувствует себя он теперь куда уверенней. Впрочем наученный горькими уроками судьбы прошлых дней, он больше не питал в такие секунды злорадного удовлетворения относительно своего маленького семейства. Негодяй и Заморыш спали ка убитые. “Здоровьем что ли не вышли,” - подумал Подсолнух, и вспомнил о своем четвертым сородиче еще даже не вылупившемся из семечки. Повернув голову он с интересом посмотрел на надземную часть корня лебеды, вчера изрядно потрепанную работником.  ;triplex, немало не потеряв во внушительности, но преобретши заслуженную славу и почтение по всей плантации, - слухи о его подвиге  к утру просочились уже даже на самые отдаленный ее участки, - ничего не сказав снисходительно улыбнулся глядя с далекой, недостижимой как мерещилось Подсолнуху высоты. Подсолнух ответил одобряющей и несколько стеснительной  улыбкой. Сейчас он понимала что  ;triplex возможно один из самых достойных представителей этой растительной страны, а совсем недавно он завидовал его размерам и так жалел ему магния. Опустив глаза вниз он увидел  на жирной и плодородной местной земле такого же червя. Импазантный и осанистый червь не спеша полз мимо Подсолнуха. “Интересно, чем он питается” - сказал Подсолнух. “Не волнуйся малыш, не нами,”- послышался низкий, но приятный бас из уст  ;triplex'a. Подсолнух поднял глаза к нему. “У меня давно было подозрение что их нам подкладывают люди для обработки и улучшения свойств земли,” -  сказал полузадумчиво ;triplex. Поймав слово из уст теперь всеми уважаемого 'столпа и утверждения истины', соседние растения тут же начали живой очередью сообщать это интересное открытие. “Правда сам я этого ни разу не видел,” - добавил через несколько минут  ;triplex. Глашатаям пришлось вносить коррективы. Перед носом Подсолнуха пролетел кузнечик, краем глаза он успел его зафиксировать. “Какие оригинальные ноги,”- подумал Подсолнух, - “жаль что у нас не растут”. Созерцая таким образом и познавая окружающий мир Подсолнух только к полудню задался вопросом почему Заморыш и Негодяй никак не просыпаются. В этот момент Негодяй медленно раскрыл глаза и глубоко вдохнул в себя чистый и теплый воздух.  “Хорошо спалось?” - спросил он Подсолнуха. “ Не плохо, но вам я смотрю куда лучше,” - ответил Подсолнух . “И не говори,”- подытожил это первое историческое приветствие Негодяй. Осмотревшись по сторонам и взглянув на яркое жгучее Солнце на фоне чистого синего неба , Негодяй услышал хрипловатый крик из под земли , -“ Братаны, четвертый лезет!” Заморыш таким образом  стал тем, кто подарил имя этому последнему, самому малому брату. “Ну как он?” - крикнул сверху Негодяй. “Пока не очухался,” - донеслось из-под земли. Прошла минута , вторая, третья, но очухиванию Четвертого они не поспособствовали, отрешенный взгляд и спокойные чистые черты лица говорили о том, что это был блаженный подсолнух. Минуте на десятой погружения в себя, Четвертый неожиданно, чем даже несколько встревожил Заморыша, поднял свои большие праведные глаза на брата. “Здорово друг,” - сказал улыбаясь Заморыш. Подсолнух и Негодяй стали усиленно прислушиваться к происходящему. “Здравствуй брат”- ответил мягким , как бы лучистым голосом Четвертый. “Ты чего такой быстрый?” -  спросил Заморыш. “Всему свое время,” - ответил с доброй улыбкой Четвертый. “А у нас там наверху еще два брата – уже проросли, вон, глянь,” -предложил Заморыш. Подсолнух с Негодяем стремительно выпрямили свои осанистые стебельки, решив что негоже им показывать интерес к происходящему. “А зачем это они стали по стойке смирно как ты упомянул о них, ты туг главный начальник что ли?” - спросил хитро прищуривая глаз Четвертый. “ Ну... в некотором роде да,” - не без гордости ответил Заморыш. “ Я тебе поговорю,” - сквозь зубы процедил Подсолнух. “ Что , что? Я не расслышал?” - сказал Четвертый. “ Не бери в голову, это они между собой там переговариваются,” - ответил Заморыш. “ Ну как вы там, сколько еще до солнца тянутся?” - крикнул сверху Негодяй. На поверхности он не терял времени даром, и освоил уже кое какие меткие фразы из растительного лексикона : “солнцем” и “ на солнце” именовалось находящееся на поверхности земли, “могилой” все что под. “Меня завтра принимайте,” - сказал с достоинством Заморыш, “А мне пока и тут хорошо,” - ответил с лукавой улыбкой Четвертый. И так, в беседах, можно даже сказать немало не погрешив при этом против истины, в теплом семейном кругу подсолнухи скоротали очередной день своей исполненной всяческих забот и приключений жизни.
                С утра следующего дня всю плантацию взбудоражило появление бригады рабочих с тяпками, ведрами, лопатам и граблями, никогда не предвещавшими ничего доброго. Бригада во главе все с тем же работником, вчера  убедительно побежденным в отчаянной схватке  ;triplex'ом, остановилась в метрах ста от нашего семейства и недолго думая начала расправляться с коренным населением этой зоны обитания. По плантации прокатилась волна негодования, несмотря на то что все в той или иной степени были соперниками друг другу, бессильно наблюдать, вот так , не имея возможность предотвратить это беззаконие, было мучительно больно. Растения понимали, одно дело когда не хватает сил, не хватает питания, солнца, воды , одним словом когда ты уходишь по объективным причинам – морально все же не так тягостно, нежели когда тебя здорового и полного сил, в самом расцвете и самом соку нещадно губят, не имея ни капли сострадания. Но они ничего не могли сделать, могли только смотреть. Впрочем кое-что они все-таки могли и смогли сделать. Концентрируя эту энергию всеобщего негодования и направляя ее на заслуженных виновников преступления, через полчаса двое грядочников ушли жалуясь на нестерпимую головную боль, в следствии чего не желавшие  перетруждаться  оставшиеся работники сделали грядку меньше первоначально задуманного объема. Таким образом общими усилиями коллектив местной флоры спас не одну сотню своих товарищей. Стоит так же добавить, что из-за чего именно у работников разболелась голова – труда гильдии растений или некачественного вчерашнего самогона, выяснить так и не удалось. Возможно одно усилило действие второго. Так или иначе к полудню чистки рядов были окончены, и рядом со свежей перекопанной и политой грядкой лежали умирающие бойцы,потерю которых оплакивала вся плантация. Это был черный день плантации, надолго запомнившийся всем ее обитателям. Горестные раздумья растений прервали те самые двое работников утром не успевшие замарать свои руки по локоть в растительном соке, везшие перед собой две большие тачки наполненные доверху чем-то зеленым. Это были те самые огурцы, ради которых так трагично и совершенно безвременно прервались многие сотни и тысячи жизней. Прикатив огурцы к грядке, рабочие принялись их аккуратно рассаживать рядами, проявляя всяческую заботу и трепет перед этими доселе невиданными на плантации существами. Через полчаса вчерашний работник уже заканчивал эту горестную для всей плантации миссию. Работники не замедлили удалиться что-то весело обсуждая, похоже они и сами не понимали что они сегодня натворили. Огурцы были еще совсем юны и не то чтобы на них кто-то затаил зло за эту трагедию, все понимали что это дело рук человека,  но все-таки случившееся не могло никак не отразиться на восприятии их обитателями солнечной плантации. Солнце, кстати, спрятавшись за тучи часов в 11, так больше и не появилось в этот день. Но несмотря на все переживания и всю бедственность случившегося – это был великий день в жизни плантации, они и сами не понимали что в этот черный день рождалась нация – рождалось единство. Растения: сорняки и насаженные человеком, малый и большие , слабые и сильные стали одним целым. Они это смутно начали ощущать, еще даже не задумываясь об этом.
                Следующее утро прошло под тенью разыгравшейся вчера драмы, осадок еще был силен в душах жителях плантации, и все же , всякий новый день несет и новые впечатления. Головка Заморыша уже выглядывала из земли. О Четвертом, еще сидящем в земле, братья особо не беспокоились, уже смекнув что парень не промах. Встретили Заморыша подсолнухи так, как сами от себя не ожидали – по-братски , ощущая себя командой. Если бы мы у них спросили, они бы даже толком не смогли бы ответить чем это вызвано, их духовные изменения протекали больше под воздействие чувств, нежели холодной разумной анализаторской деятельности, но главное они росли, росли во всех отношениях. С каждым днем становилось все жарче, и это благотворно действовало на рост команды подсолнухов, день ото дня становившихся крепче и внушительней. Люди на плантации в этот день не появлялись, чем несказанно порадовали растительную братию. В следующий день на плантации отметилась та самая пара работников, что двумя днями ранее не выдержав энергетического натиска подсолнухов, бежала с поля убоя их сородичей. Сегодня же они мирно поливали свои огурцы. Закончив это незатейливое дело они уселись на краю плантации, придавив при этом нескольких братий, и что-то долго пили и закусывали. Позже, с трудом поднявшись, качаясь  и периодически падая, они все-таки унесли свои ноги прочь. Плантация знала что это им в наказание за загубленные жизни их товарищей.
          Утром следующего дня из земли показался Четвертый, чем привел в неописуемый восторг своих братьев, не ожидавших подобной прыти от него. “А ты редкий проныра, как я посмотрю”, - сказал Заморыш,-  “ того гляди нас в росте перегонит” . “Ничего, будет тогда отечество в нашем лице охранять,” - засмеялся Негодяй. “Третьего дня тебя перегоню, помяни мои слова,” - сказал самодовольно Четвертый глядя на Заморыша. “Ровняйсь на меня,” - крикнул сверху Подсолнух,- “что-то подвиги какие-то несерьезные планируешь.” “Мы еще посмотрим кто кого,” - с уверенной улыбкой добавил Заморыш. Через три дня определить кто был выше так и не удалось, Заморыш с Четвертым уверенно, щедрой рукой отдавали победу каждый себе, с позиции Подсолнуха казалось что выше Заморыш, а Негодяй в свою очередь ясно видел что Четвертый несколько выше Заморыша. Как третейского судью было решено привлечь легенду плантации ;triplex'а, но он сказал что никакого Четвертого нет вообще, потому что он его со своего удела не видит. Следующие несколько недель пронеслись в опьянении солнцем, счастьем, юностью , и уже посмеем сказать это – дружбе четырех подсолнухов. Люди практически не нарушали жизни плантации, лишь пару раз по прошествии небольшого количества времени  после посадки, забежали скудно полить огурцы, после чего огурцы были предоставлены в полное распоряжение  самим себе. Они кстати, по отзывам соседей оказались неплохими малыми, и растения проявив недоступную многим, условно более высокоразвитым организмам, догадливость, не ставили им в укор то, каким образом они появились на плантации.
                “Эй, Заморыш,” - крикнул сверху Четвертый, - “Тебе там не сыро?”.“Кремний весь высосу около тебя с кальцием, у меня корневище-то шире, тогда спрошу как тебе там, на том свете,” - парировал Заморыш, - “ думаю на переговоры с братом ты там выкроишь пару другую минут”. Дружба в понимании наших подсолнухов имела своеобразный оттенок в общении. Дождя к тому времени не было уже три недели, росы с каждым утром выпадало все меньше и меньше, и палящее солнце вводило наши растения в своеобразное полузабытье. На плантации царило ожидание. Растения выжидали когда наконец они почувствуют на себе холодный дождик, пусть даже чисто символический  грибной, если конечно Илия  не презрит  на местную флору и не умилостивится сердце его послать  на землю грозовые, придающие заряд бодрости на долгие недели, ливни. Еще три дня прошли без малейшего намека на приближение хотя бы одной самой малой тучки, предвестницы чего-то большего. Пустыня, как с легкой руки  Негодяя официально называлась теперь плантация, почти ушла в анабиоз, когда энергии хватает лишь на то, чтобы изредка приоткрывая глаза посматривать тут и там, не случилось ли чего, ведь как известно растительный род  любопытен и всегда открыт для новой информации, дающей пищу разуму.  Через день, Подсолнуху, томно приоткрывшему глаз как раз в этих целях, предстала интересная картина,  дающая задачку для  его живого ума. По тропинке, между рядами, торопливо пробирался известный всей плантации работник, приложивший столько усилий к избирательному уничтожению некоторых  членов растительного общества, ведь посаженные в основном под зиму или ранней весной, растения не знали что прикладывался он не только к уничтожению, но и к появлению доброй половины из них на плантации, так как осознали себя намного позже того как их семена упали из его шершавой руки в землю, а потому и не подозревали что он может быть способен и на что-то хорошее. Работник, нервно озираясь по сторонам, нес в руках, какой-то тяжелый предмет, круглый со срезанными сферами по краям. Похоже ему что-то почудилось, потому что когда он тяжелой поступью пробирался между рядами довольно высокого к тому времени зеленого горошка, оглянувшись назад  вдруг резко пригнулся, а потом и вовсе лег плашмя обнимая передними конечностями, свой пока неопознанный предмет. Через пару минут он осторожно приподнял голову, потом поднявшись подтянул штаны , схватил свою ношу и пригнувшись поскакал дальше. Что люди умеют бегать рысцой и скакать галопом растения узнали от самих людей, когда те именно такой терминологией характеризовали аналогичные движения лошадей. К этому времени, за авантюрными действиями работника наблюдала уже вся плантация. Находясь довольно далеко от фермы , он наконец с самодовольной ухмылкой на губах выпрямился, приняв таким образом подобающее начальнику положение, столь естественное в последние годы для него, и прижав со всем достоинством к груди таинственный предмет  вскоре скрылся за ближайшими деревьями. “Ей-Богу что-то стащил,” -  дал экспертное заключение Заморыш. “Скорее уж дотаскивает”,- заметил один из старейших обитателей плантации  ;triplex, к тому времени бывший уже в два раза ниже наших друзей, что в прочем никоим образом ни сказывалось ни на его авторитете, ни на его отношении к малышам, как он их снисходительно продолжал называть. “В мае месяце, пока вы еще не озарили светом своего появления  нашу скромную плантацию,” - добавил  ;triplex и раскатисто захохотал,- “ этот друг чуть ли ни всю ферму по кускам перетаскал”. Отвлекшись на это происшествие растительный коллектив пропустил появление той самой тучки-предвестницы, и сейчас объемная капля упавшая на нос Четвертому, вдохновила все здешние головы обратиться к небу чтобы увидеть наконец столь милую их растительным сердцам картину – черные, пышные тучи, густо  обступавшие плантацию без сомнения плыли сюда прямиком из сокровищницы Илии.  Через несколько минут плантация начала активно пополнять воды мирового океана и приумножать энергию счастья в мироздании.
                Необычное во всех отношениях зрелище ожидало наших героев утром следующего дня. Какой-то непонятный молодой человек с взъерошенными волосами в шароварах,  досками подмышкой и мешком за плечами, медленно крался через гороховое поле. Видимо он не искал легких путей, предпочитая такой затейливый способ передвижения местной вполне протоптанной  тропинке. Выбравшись через некоторое время на тропинку, уже весь мокрый, мужчина начал прямо на ней устанавливать какую-то доску на  треноге. Подсолнухи, а вмести с ними и все прочие жители этого участка начали активно присматриваться к происходящему. “Не к добру,” - сказал Заморыш. “Появление людей всегда не к добру,” - философски заметил Четвертый. “Эй ребят, что там от вас видать?” - спросил Заморыш у более рослых Подсолнуха и Негодяя. “С досками пока ковыряется,” - ответил Подсолнух. “Не иначе орудие пыток сооружает,” - добавил Негодяй. Тем временем, установив неопределенного назначения конструкцию на тропинке, молодой человек вытащил из мешка среднего размера плоскую деревянную доску и баночки неизвестного содержания. Открыв одну из баночек мужчина ножом достал немного ее содержимого, которое в свою очередь поместил на доску. “Братцы, маслом пахнет!”- крикнул на всю плантацию весьма обеспокоенный Подсолнух. “ Вроде не из наших,” - поведя по ветру носом заключил Негодяй, - “хотя что-то родственное безусловно есть.”  Заморыш и Четвертый переглянувшись почувствовали что их рост в конечном итоге скорее их преимущество, чем наоборот. Не зная что ожидать от пришельца они понимали что в любом случае лучше не раздражать его глаза своим статным, ярким видом.  Молодой человек тем временем достал маленькие палочки с щетиной но концах и начал с их помощью перекладывать содержимое палитры на холст или деревяшку с позиции наших героев, видевших мольберт с обратной стороны. Шло время, но мужчина не принимал никаких попыток совершения  насильственных действий в отношении кого бы то ни было на  нашей плантации. Пристально присматриваясь то к Негодяю, то к Подсолнуху, он то и дело взмахивал кисточкой в красках и наносил широкие размашистые мазки. “Кто это такой и что задумал... глаз с нас свести не может...” - сказал обеспокоено Подсолнух. “Ну может он  просто поражен твоей красотой,” - ответил посмеиваясь Негодяй. Тем временем рассмотрев старших братьев, молодой человек вытянувшись начал присматриваться к младшим. “Вот проныра! Добрался и до нас,” - эмоционально прокомментировал происходящее Заморыш. “Вместе и умирать веселей!” - произнес самым обнадеживающим тоном Четвертый, хитро при этом улыбнувшись. Молодой человек почему-то не вызывал у него особых опасений. Наверное потому что это был подсолнух с прекрасно развитой интуицией. Мужчина тем временем продолжал разглядывать участок поселения наших подсолнухов, не забыв обратить внимание и на  ;triplex'a, малый рост которого нисколько не умалял его солидности. Проделывая те же нехитрые манипуляции еще минут 15, молодой человек отошел от своей деревяшки и напряженно всматриваясь вдаль,- точнее по словам Подсолнуха лично в него,  - перевел глаза на свое творение и  удовлетворенно улыбнувшись стал сворачивать свою бурную деятельность на нашей плантации. Его уходу были искренне рады все ее жители. “Чтоб твоей ноги здесь больше не было,” - бросил в его спину Подсолнух, чем и завершил наш рассказ о нескольких неделях из жизни  helianthus annuus.