Волчье поле

        Лето было в самом разгаре, и мы пошли с тетушкой по рыжики. Хороший такой гриб, веселый. И лес в этом месте ему под стать. Небольшие молодые елочки и вокруг меленький мошок. Корзинка быстро наполнялась не только рыжиками, но и маслятами, и я не заметил, как оказался совсем один. Для пятилетнего ребенка это не слишком приятное ощущение. Но это если испугаться. А если знать, что ничего плохого не случится, тогда совсем не страшно. И не больно, даже если тебе стеклом режет насквозь руку. Что может плохого с нами в жизни произойти, да? А тут и собака откуда-то рядом взялась. Большая такая, язык высунула. Жарко, поди, бедняге. Да нечего мне тебе дать. Я ставлю корзину к ногам и развожу руками. И тут нечеловеческий крик моей тети бросает меня лицом навзничь к моей корзине. Та опрокидывается, и собранные грибы рассыпаются, а я реву. Когда тетя ко мне подбегает, поднимает, и утирает платком лицо от крови, собаки уже и след простыл. Я начинаю орать во все легкие. Она хватает меня на руки и, сквозь плач причитает:
- Тише мой маленький. Не надо плакать. Я с тобой, а ВОЛК убежал.
***

       Из всего нашего первого "А" этот парень, как мне показалось, был самый лучший кандидат в друзья. Он не кривлялся как другие на уроке, не кричал на переменах и вообще мало говорил, но внимательно слушал. А когда я узнал, что у него папа капитан дальнего плаванья, то решил для себя окончательно: он будет моим другом. Меня не смущало, что все дети старались держаться от него подальше. И что из того, что учительница надевала ему на руки белые варежки из полотенца. Мне тоже в них доводилось сиживать на уроках. Это же не значит, что я действительно главный драчун в классе. Просто отец меня всегда учил давать сдачи. И его отец учил, наверное, тому же самому. И вот в один погожий октябрьский день он мне сам предложил:
- Слушай, а давай я тебе покажу свои игрушки?
- А ты их в школу приноси. А то мне как-то к тебе не удобно.
- Да, ну, что ты! Мне мама сказала, что тебя я могу пригласить.
- Ну, раз мама сказала.
И мы побежали наперегонки. Дом Сергея был в двух дворах от школы. Кирпичная хрущевка это вам не панельная. Сам я жил в панельной пятиэтажке. В квартире у него был идеальный порядок. Стулья зачем-то были зачехлены и паркетный пол натерт воском. Он вытащил коллекцию маленьких заграничных автомобильчиков. В СССР в магазинах таких не было. Я от удивления даже присвистнул. Сам-то я играл все больше в солдатиков. Из кубиков строил крепости и потом расстреливал их из игрушечной ракетной установки. Ну, а если старший двоюродный брат приезжал в гости, то мы разделяли игрушечное войско, и из игрушечных пушечек спичками пытались выбить силы противника.
- А как ты в них играешь?
Он снисходительно улыбнулся.
- Когда я вырасту большой, у меня будет огромный гараж, и в нем будет стоять что-нибудь из этих авто.
Я посмотрел на него с восхищением.
- А вот смотри, отец мне еще копилку какую клевую из Японии привез, - он поставил на стол миниатюрный игрушечный черный гроб. Потом положил в углубление рядом с ним монетку. Игрушка зажужжала, раздался жуткий электронный хохот, из гроба вылезла белая костлявая рука и заграбастала монетку внутрь. Это было так неожиданно, что я испугался.
Вскоре вышла мама в японском шелковом халатике и пригласила нас к чаю. Мать у Сергея была красавица с журнальной обложки. Больше я к нему в гости, правда, не ходил. Мне как-то было привычней с обычными мальчишками мяч на школьном дворе гонять, или по дубам за желудями лазать.

       Прошли годы и вот как-то встретил я одного из своих одноклассников, в прошлом хорошего моего товарища, прошедшего Афган. Он оставался жить в том же районе, в пятиэтажной панельной хрущобе. Время мало изменило до боли знакомые с детства зеленые тихие дворы. Проходили мы и мимо дома Сергея, и что-то словно укололо меня в сердце.
- Слушай, Сань, а про Панкратыча ты ничего не знаешь?
Он посуровел лицом.
- А ты разве не знаешь?
- Нет, а что?
- Так ведь казнили его еще при советской власти.
- Как? За что?
- За убийство инкассаторов.
Я остановился как вкопаный. Маленькие игрушечные Сережкины автомобильчики почему-то вдруг превратились в собак-волков из моего детства. Опустив хвосты, молча, уходили куда-то на закат. А во мне звучал его восторженный голос. Он любил все красивое и необычное, и так нелепо закатилась его жизнь. Голос моего друга-афганца вернул меня к жизни.
- Ну так мы идем в магазин, или где?
- Да-да, идем конечно.
Стоя в парадняке, как тридцать лет назад, словно пятнадцатилетние пацаны, мы пили по очереди "из горла". Я ничего не сказал моему другу-афганцу. Он бы меня не понял, но я поминал сейчас Сережку.