Ист. 30 Они тряслись в странных седлах...

      Они тряслись в странных седлах на «настоящих» лошадях. Корни так сказала:
-А вот вам детки настоящие лошади. Как-нибудь доберетесь.
     Бум приспособился к ритму довольно быстро. Скорость, конечно, никакая, но быстрей, чем пешком и менее энергозатратно.
     Марха пол дня возмущалась допотопными и «жуткими клячами». Бум, надувая авторитетно щеки, сказал, что на таком транспорте могут ездить только настоящие мужики. Сказал больше для Фары, однако заткнулась Марха. Прикусила губенку и ехала. Фара, как ненастоящий мужик, оставил лошадь через два час после начала езды.  Сполз со стоном, что теперь он «нерепродуктивный»  и лучше пешком. Два часа трусил параллельным курсом, а так как из-за его нежного отношения к своему «хозяйству» - выражение Мархи, никто тормозить не собирался, вновь стал вскарабкиваться в седло. 
     К вечеру выехали к заброшенной рыбацкой деревне у озера. Вышли на причал, посмотрели на огни профилактория в невообразимом далеке.
     Марха грызла сухарь и чуть не плакала. А Фара сказал, что если найти лодку, то доплыть можно в два счета. Бум великодушно согласился довести лошадей, раз уж товарищи решили уйти в плавание. Нашел полурассыпавшееся ротанговое кресло и уселся любоваться огнями.
-Я думал, ты лодку нам ищешь, - возмутился Фара. Но Бум сказал, что и мысли такой ему в голову не приходило. Кому лодка нужна, тот её искать и должен.
      Фара, глядя с тоской на далекий берег, простонал, что готов добраться вплавь. Для Бума желание товарища было законом, и он, не долго думая, столкнул страдальца с мостков.  Фара и булькнуть не успел,  тут же пошел камнем ко дну. Выловили.
-Если ты не умеешь плавать, как ты рассчитывал меня спасать, если лодка вдруг оказалась бы дырявая, - ехидно спросила Марха. Бум сделал вывод, что она пловчиха тоже никакая.
     Встал вопрос об ужине. Марха согласилась что-нибудь приготовить, если «мальчики» разведут огонь. Фара ответил, что есть ему уже не так хочется.
-Слушай, от тебя никакого толку. Был бы лошадью - пристрелила бы на колбасу. Даже рука не дрогнула.
      Костер развел Бум, а заодно расседлал лошадей и, так как чистить и укрывать их было нечем, отпустил пастись на волю. Сало с хлебом, подкопченные на костре, были такими же вкусными, как и не подкопченные. Захрустывая этот ужин гурманов огурцом, Фара мечтательно протянул:
-Ещё бы мяска. 
     Кажется, даже ловец подавился. А может, фыркнул? Его поведение за ужином было несколько необычным. Кот, в несвойственной ему манере, слопал свою порцию безропотно, без попыток слямзить ещё….
     Бум, отметив про себя этот факт, немного капнул в чай из бутылочки, которую ему подсунула Корни. Тем более она рекомендовала:
-Уснут, как убитые, а утром будут, как огурчики.
     Вернее, она сначала подняла лицо Фары за подбородок и приподняла бровь; «А что это за торцовая роспись?». Предваряя Бумов вопрос о значении очередной идиомы, добавила: «Понимаешь, роспись… по торцу. Здесь игра слов».  Затем она отстучала дробь на груди псевдомужика Мархи и неодобрительно покачала головой: «Ты в курсе, что у тебя проблемы с носовой перегородкой и бронхами? Полагаю, папашкино наследство. Он, знаешь ли, даже наездником из-за этого не стал.  А какие надежды подавал…».  Марха переспросила: «То есть – нет?» - «Да. То есть - нет». Бум понял, что «торец» меркнет по сравнению с этой странной системой полунамеков, но узнать суть не рискнул, такой обреченный вид был у Мархи. И тут Корни отволокла его в сторонку и всучила пузырек….
     Сотоварищи вырубились не сразу, как после Пэрриного чая, а ещё побродили, поговорили, немного поспорили. Благодаря их трёпу, Бум смог урвать часок сна.
     Когда все успокоились, разбудил ловец. Похоже, он знал, куда идти. Бум послушно плелся следом. Они вышли за деревню, поднялись на погост. Тут, под корнями огромной сосны, ловец остановился и призывно посмотрел на Бума, отпускай, мол, пора.
-Подожди ты, - осадил сопровождающий, - Давай разберемся.
     Внизу расстилалось абсолютно лысое поле. Странная голая поляна, посреди буйной растительности.  Заканчивалась она ручьем, через который был переброшен ветхий горбатый мост. Вдруг прозрачный воздух стал жидким, будто смотришь через жар огня и картинка начала меняться. Воды в ручье прибавилось раза в три, и он стал похож на речушку. Мост забелел свежими бревнами. Над полем приподнялся туман и заколыхался травой, и оттуда поднялась тень. Небольшая. С моста ей навстречу плотным комком двигалась другая тень. Некоторое время ничего не происходило, но вдруг эти тени распались на отдельные сгустки, и началось то, что Бум сходу идентифицировал, как танцы или командная игра. 
     Ловец натопорщился, и если бы не Бум, давно был бы в гуще событий. Тут и до Бума дошло, что это не безобидные деревенские поскакушки, а драка. Или, может быть, война. Это могли быть последние защитники деревни, а нападающие – подопечные Пэрри. Это Бум решил, как только увидел ершистые очертания. Ловец к этому моменту стал совершенно невменяем, бился в истерике и вопил, что есть мочи. Даже удивительно, что погост остался безучастным к таким воплям – не музыкальной, но весьма органичной озвучке совершенно безмолвной битвы на поляне. Тени объединялись, переплетались, давили, сливались, и тут же распадались…. Победителя навскидку выделить не удалось, и Бум переживал за всех оптом и каждого в отдельности.  На одну массивную тень напали сразу трое, но гигант отмахивался и вязал узлы из противников.
-Давай, мочи! – подбадривал его Бум.
-У-ау! – хрипло вторил ловец, почти задыхаясь на ошейнике.
     Ряды защитников редели и натурально таяли на глазах. Ещё каких- нибудь полчасика, и на поляне осталась втрое поредевшая Пэррина, как полагал Бум, рать. Они снова объединились в один кулак и… отправились в деревню.
      Бум дальнейшего сценария развития событий не знал, и предпочел не рисковать. И так сотоварищам досталось, что бы ещё от бога-паразита терпеть! Встал на пути:
-Куда это мы собрались?
   А сам подумал, что это очень странно. Ведь у паразитских гомункулов тонкая информационная составляющая отдыхала в ловушке, а значит, не могла воевать с жителями деревни? Впрочем, воинов он мог содержать ещё до того, как решил стать богом. Но тогда это не объясняет, почему у призраков такой странный отпечаток шаблона.
    Не исключено, что Бум, как идиот, стоит и хамит совершенно неизвестной форме призраков – не из этого места, не из этого времени. С другой стороны, ловец-то не мог ошибиться.
     Бум снял ошейник, но держал кота за загривок.
-У-ди, - коснулась Бума чужая мысль на выдохе.
-А вы, собственно, кто?
-На-до у-би ве-му.
-Убить ведьму? – уточнил Бум, - Но в деревне её нет.
-У-би те-бя, у-би ве-му…
     Бум понял, что переговоры зашли в тупик, а намерения у привидений были слишком очевидны. Он, для чего-то, скорее всего для убедительности себя, активизировал бич:
-Извините, конечно, но вы не оста…
     Конец фразы поглотила атака. Вели они себя совершенно по-призраковски: раздражались по пустякам и глушили криками, а вот яд ловца на них действовал с задержкой. Кот применил свой приемчик с прозрачностью, крутился юлой, но на теле появлялись свежие отметины. Привидения, или привидение, в зависимости от ситуации, наверняка были в прошлом воинами, слишком уж действовали тактически грамотно, совершая мгновенные обходные маневры и перегруппировки.  Бич, кстати, оказался весьма кстати. О нападении думать не приходилось, зато, закрутив его вокруг себя штопором,  Бум оказался в относительной безопасности.  Вскоре он приспособился с большой сноровкой поднимать и опускать широкую петлю  на конце бича. Да так ловко у него получалось, будто голубой столб с проблесками стоял стеною между ним и призраками. И если привидения случайно попадали под действие заряда, то с воем шарахались, а в воздухе некоторое время воняло горелыми костями.
    В начале драки перевес был на стороне призрака-воина (или воинов), но затем яд ловца все-таки подействовал. С привидений сползали пласты, и кот, нападая на очередную тень, одновременно пытался стрескать конвульсивно дергающиеся куски, расползающиеся самостоятельно по дороге.
     Бум, глядя на грамотные действия противника и дерзкие кота, обнаглел достаточно, что бы выработать лихую стратегию: пойти сквозь строй призраков и напасть сзади. Полез в самую гущу. Споткнулся, выронил бич, и птицей взметнулся вверх. Опустился на сосну, под корнями которой  сидел до этого, однозначно решив больше профессионалу не мешать.  Осмотрел потери. Многострадальная куртка дымилась в трех местах.  А рубашка, настоящая рубашка местного производства из грубого полотна, выданная ему ещё Хосетой, расползалась по ниткам.
    Бум погрозил призракам кулаком. Но битва к этому моменту переросла в истребление.
Всё-таки  это были некогда обыкновенные души, но обработанные чем-то или кем-то. И может, не один раз.
    Весьма небрежно покончив с врагами (много ошметков осталось на дороге валяться), ловец вознамерился бежать на поляну, добывать оставшихся там привидений для продолжения банкета. Бум  едва его перехватил. Поставил ультиматум: или он доедает оставленные им же крохи, или не получит ничего. Но кот человеческую речь отказался понимать. Умел он, когда надо, включать дурака. Тогда Бум сунул ему под нос кукиш для наглядности. Ловец внимательно посмотрел на комбинацию, собрав глаза в кучку, и  цапнул.
-Значит, ничего, - подвел итог Бум и накинул ошейник. 
     Бум сам себе удивлялся. Никак не мог понять, почему он не позволил ловцу охотиться дальше? И так его удивление зацепило, что спать совершенно расхотелось. Количество несоответствий требовало детального анализа. Сел с другой стороны погоста, что бы деревня была как на ладони, врубил сенсоры и начал осторожно прощупывать дом за домом. Везде было одно и то же: пустота и забытье. Вещей почти не осталось, а разрушенные стены не желали делиться информацией. Может, они бы и желали, но то, что обладало сколько-нибудь ценными сведениями, было или слишком разрушено много веков назад, или чересчур протравлено временем. Мозаика получалась расплывчатой и в картинку не складывалась.
      Мимо деловитой походкой протрусил ловец. Вроде бы обижаться ему было не на что, но он надулся, сделал вид, что Бума не знает. Убрел спать к Фаре и Мархе. 
      Около самой дальней избенки собрались все три лошади. И что их туда привело? Трава вкуснее?
      Бум побежал к лошадям. Осторожно прикоснулся руками к двери, к стенам – ничего.
      Зашел внутрь и встал, словно вкопанный. Прямо, напротив, через всю стену шла надпись уникодом. Он был очень старый, но вполне читаемый.
«Если ты можешь прочесть эту надпись, значит ты тот, о ком я думаю…»
    И следом инструкция, как и где следует искать, а в конце «…не уверен, в те ли руки отдаю знания свои, но верю, что послужат они доброму делу».
    Уже первая строка инструкции слегка Бума потрясла «найди стену, которая не стена». Он простучал все четыре, но это было сплошь трухлявое дерево. Снаружи – тоже самое.
    Обнял за шею ближайшую лошадь:
-Ну и где здесь не стена?
    Животное посмотрело с  осуждением, тряхнуло головой и вернулось к трапезе.
-Остаются или двери, или окна, - сказал Бум.
«направь руку вправо и потяни кольцо».
    Методично исследовал дверные и оконные (хвала Арти, они хоть были маленькими) коробки. С тем же результатом. Встал снаружи, напротив закрытой двери, и  уставился на ручку-кольцо. Такую только он мог не заметить. Левой рукой потянул вправо. Дверь послушно въехала в стену, открывая совершенно другую комнату. Аскетизм её был выше всяких похвал. Можно было сказать, что она пустая, если бы не перевернутый вверх ногами стол на массивном сундуке в углу.
«что бы открыть вход, положи левую руку на лицо».
«Всё-таки не моё», - подумал Бум, облапав себя до миллимэта. Тут как раз про торец и вспомнил. Ему Фара объяснил, что это то, что спереди, в данном случае –лицо. А раз так, то лицо вполне может оказаться чем угодно. Где, например, оно у сундука, или стола? Пальпирование громоздкого ящика ни к чему не привело. Остался стол. По зрелому размышлению, лицо у него могло быть только сверху. Осторожно положил руку на центр, а она ушла вниз, не встретив сопротивления. Следом кувырнулся Бум. Он снова оказался в помещении, точнее в погребе. Перед ним лежали две книги. Тоненькая, написанная уникодом, и толстый рукописный фолиант, на пёс его знает каком языке.
«Меня зовут Гарвад. Я оставляю эту запись, потому что не надеюсь, что её найдет кто-либо не окончивший школу…».  У Бума спина сама собой выпрямилась – он школу не окончил, а нашел! «Коротко сообщаю, что долгое время работал наемником и отчеты о моей деятельности под именем Гарвада  можно найти в архивах Академии. Некоторые, сделанные мной выводы, не вошедшие в  официальные хроники, помещаю здесь. Кроме того, кратко сообщаю о решении и его последствии, принятом мною и, с момента нахождения и прочтения данного текста, прошу считать меня официально прошедшим эвтаназию. Заявление….»
    Бум было пропустил эту часть и сразу залез в страницу «прочие». Но это был не его уровень. Слова всё больше незнакомые, термины – неизвестные и трудно выговариваемые, а формулы настолько высшего порядка, что Бум даже пожалел о собственной недообразованности.  Промычал: «А где общие описания»? И тут же наткнулся на фразу в конце «за недостаточностью места, общие описания опускаю».
-Дебил, - вынес приговор завистливый Бум и перешел к лирической, как он не без основания подозревал, части. А что ещё может быть после слова «заявление»?
« Я много исследовал, многое постиг, но в последнее время появилась неудовлетворенность. Произведя анализ собственных ощущений, пришел к выводу, что происходит это от поверхностности решений. Невозможно контролировать эмоциональный фон, не чувствуя аналогично существам разумным. Эта мысль о несовершенстве опытов терзала меня с каждым заданием сильнее и сильнее, пока, будучи призванного в данный мир с инспекционной миссией, не захватила полностью. Имея некоторые наработки, удалось создать себе аналог информационной составляющей. Стоит ли говорить…»
     Бум уселся поудобнее, приговаривая: «Стоит, стоит» и продолжил чтение.
«…что первая же встреченная мной смазливая девица, сильно запала в душу. Вывод: инстинкт сохранения вида -  весьма стимулирующее средство. Я совершенно перестал сомневаться в принятом решении, тем более каждый новый день приносил мне новые открытия. Девица вскоре согласилась стать моей супругой, и мы прожили вместе счастливых двести лет. Я сам принял последний вздох свой дражайшей половины, но не отпустил её к месту пребывания, а принял с последним вздохом целиком и полностью. Я нисколько не раскаиваюсь в своем поступке. К моменту кончины она была далеко не молода, но её светлая душа озарила мой новый путь. Я понял, как иногда был жесток с этой кроткой женщиной, которая только хотела помогать людям, и взял на себя её ношу и стал женщиной - шаманом и целительницей.  Имя принял жены – Ведья. Но даже добро нужно творить с оглядкой. Из некоторых селений пришлось уйти, так как я смущала их своим долголетием. В предпоследнем мне сделал предложение местный староста. Мужчина видный и полный достоинств. Пришлось отклонить, так как часть мужчины во мне категорически отказалась совокупляться….»
Бум перевалился на другой бок и подпер кулаком щеку, приготовившись читать с максимальным вниманием.
«…ввиду того, что  данный способ не репродуктивен, а женская половина не могла изменить мне, то есть бывшему супругу – Гарваду….»
     Бум разочарованно промычал. Такого лаконизма в остро интересующем его вопросе он не ожидал.
«покинув селение, долго мыкалась, пока меня не приютили добрые рыбаки. Нашли полузамерзшую в лесу, подобрали, умыли, приветили. У них, на мое счастье, как раз свирепствовала скарлатина. Я не многое могла, но они были очень благодарны за ту малость, которую я сотворила. Поселили на отшибе, переиначив имя в Ведьма. Однако относились хорошо. Я продолжила исследования. Прошло двенадцать спокойных лет. Слава моя, как целительницы росла, а авторитет креп. Однако трагедия в ските алхимиков, прекратила это безоблачное существование. Что-то они перехимичили с заказом на «совершенных воинов», и пали тихие старцы от руки собственного производства. Старцы же были хоть и тихими, да хитрыми. Два года набегов терпели ближние и дальние окрестные поселения. Но на третий стали воины умирать. Пришли ко мне за лекарством. Сказали, если вылечу, оставят деревню в покое. Вылечить их я не могла, но процесс распада приостановила. Три года деревня благоденствовала, когда вокруг все стонали. На четвертый я отказалась лечить этих зверей. Воины пообещали убить меня и всех жителей. А деревня за последние сытые годы очень разрослась новыми дворами и беженцами. Пришлые предложили сжечь Ведьму, и тогда воины их не тронут. Наивные глупцы.
    Я слышу, как на главной площади перед общим домом собирают хворост для моего костра. Коренные ропщут, но их мало. Утром меня сожгут. Да только зря надеются. Я уже вижу, как примут самые разумные и храбрые последний бой за погостом. Как проиграют. И черные воины ворвутся в дома. Никто не останется в живых и некому будет похоронить кости мертвых.
     Если сможете, сделайте это. Погребальный костер отпустит их души, и закончиться вечная битва.
     С последней посмертной просьбой обращаюсь, которую нельзя не исполнить.
Прими своё обещание.
Ведья.
Постскриптум. Как же я хочу снова стать Гарвадом, нажать тревожную кнопку и свалить из этого дурдома…. Не повторяйте моих ошибок…. Мне очень страшно.
Гарвад.
P.P.S.  Не будет Гарвада – останется Ведья. Всегда. Верю.
Ведья.»
        Бум прихватил обе книжицы и полез наверх. Странно, но вылез он из сундука. На внутренней стороне крышки надпись гласила «раз открыл сундук – умей убежать». Но Бум читать не умел, поэтому по-хозяйски потянулся, отряхнулся и пошел к выходу. Но его не было. Запахло гарью. Пламя вырывалось из этого деревянного обитого железом гроба. Стены весело занялись, будто всю жизнь только этого и ждали.
    Ловец, когда только успел пронюхать и пролезть, с шустро метнулся в стол.