Поцелуй Лилит. Глава XV

         Холл гостиницы снова казался пустым. Номера были заняты лишь немногочисленными безрассудными искателями неприятностей, приехавшими из метрополии, либо же теми, кто волей или неволей вынужден был связать свое дело с Алжиром. Казалось, и сами работники гостиницы понимали, что доживают в этих местах последние недели, а, может быть, и дни. Вернувшись сюда вечером, Мигель уже не встретил здесь девушку-портье – в холле лишь управляющий гостиницей проверял какие-то бумаги.
         - Сир, я мог поговорить с вашей сотрудницей?
         - С кем? Вы имеете в виду Лючию? Портье? – переспросил управляющий, отложив бумаги в сторону. – Но, увы, я её уже отпустил.
         - Да, я с ней сегодня разговаривал и кое-чем попросил.
         - О, нечто подобное припоминаю, - управляющий пытался что-то вспомнить. – Вы из шестнадцатого номера?
         - Меня кто-то искал? – осторожно бросил Мигель и сразу же добавил. – Верно, он должен был быть мужчина, около пятидесяти лет на вид, примерно среднего роста,  темноволосый, с достаточно мутным взглядом и со странной, буквально, раскачивающейся походкой. Это был он?   
         - Судя по вашим словам, да. Он появился здесь примерно полчаса назад…
         - Вы его попросили подождать в холле? – резко прервал своего собеседника Мигель. – Где он?
         - Я ему дал ключи от вашего номера, - осторожно ответил управляющий.
         - Это шутка? – рассмеявшись, спросил Массиньи.
         - Но этот человек сказал, что он - ваш друг и давно вас не видел. Он сказал, что вы разозлитесь, если я заставлю его долго ждать.
         Нервно рассмеявшись, над доверчивостью этого человека, видимо, лишь случайным образом нанятого Гоулдом или его партнером,  Мигель взбежал вверх, на второй этаж, и быстрым шагом направился по коридору в сторону своего номера. Дверь в его номер казалась незапертой и поддалась первому же легкому движению. 
         - А я думал, ты, приятель, уже здесь не появишься, - произнес казавшийся трезвым Патрик.
        Стоя недалеко от двери, он держал в руках какие-то бумаги, которые Мигель сразу не смог рассмотреть. Бросив фразу в сторону своего собеседника, О’Хара направился в комнату. Этот человек, не вспомнивший о своем указании, судя по всему, едва ли мог прибыть на день раньше Мигеля. Его собеседнику оставалось лишь предполагать, что он попытался его снова «испытать», как это уже было на Пер-Лашез.
        Массиньи не успел успокоиться прежде, чем бросил взгляд на кровать. Бумажный пакет, оставленный днем на кровати, был распечатан и открыт. Фотографии и зарисовки, на которых была изображена Фабьенн, были раскинуты по всей кровати. Перехватив его взгляд, О'Хара взял пакет и начал читать то, что на нем было написано Мигелем.
        очаровательная…стильная…сексуальная…истинная леди…», - Патрик спокойно читал всё то, что было написано  большими буквами на английском языке, на пакете.
        - Ты взял и открыл этот пакет? Ты просто мерзкое ничтожество, - с презрением произнес Мигель.
        Положив пакет, О'Хара приблизился к своему собеседнику и неожиданным резким ударом кулака в живот свалил его. Когда Массиньи со вздохом упал на колени, от резкой боли, в его глазах потемнело.
        - Вот видишь, приятель, так я научу тебя отвечать за свои слова, - отойдя к кровати, он продолжил. – Ты зря, кстати, сердишься, нехорошо хранить секреты от ближнего своего. Ведь тебя избавили от этого бремени. А снимки хорошие – даже я почувствовал…
         На этих словах речь Патрика прервалась. Его разъяренному собеседнику хватило нескольких движений для того, чтобы подскочить к противнику и резким ударом ногой в живот отбросить его в другой конец комнаты, где противник Мигеля ударился поясницей о высокий стол. Застонав от боли в животе, О'Хара лишь через мгновение понял, что он недооценил того человека, которому он нанес смертельную обиду. Следующим движением Массиньи подскочил к ирландцу и еще одним резким ударом в живот свалил его на пол.
         - Да, ты – мерзкое ничтожество, недостойное права на жизнь, - с этими словами он продолжал наносить удары ногами, хотя его противник, привыкший к дракам в грязных притонах, умело закрывал лицо и голову. – Ты растоптал мои самые сокровенные чувства, наплевал на них, влез в их сокровенные потемки свои грязным мерзким существом, - теперь он уже не бил наотмашь, а старался наносить противнику болезненные удары по ребрам.
        Осознав, что ирландец почти потерял сознание, Мигель отошел в сторону, оставив его лежать на полу, и сел на кровать. Он практически  никогда не участвовал в драках, но подлость и непредсказуемость его незваного спутника зажгли в нем огонь воинственного безумия. Патрик был более чем в два раза старше своего противника и имел богатый опыт мелких стычек, но он уступил ему в силе и ярости.
        - Гоблин, ты еще жив? – осторожно спросил Массиньи у попытавшегося приподняться собеседника.
        Его противник попытался подняться, но тут же снова свалился на пол. Судя по его движениям, противник ирландца успел сломать  ему ребра и повредить спину. После очередной попытки встать, Мигель, хотя и не скрывая свое презрение, помог ему подняться и сесть на кровать.
        - Крепкий у тебя кулак – прямо как молот, - несмотря на боль, выдавил из себя Патрик.
        Ожидая увидеть в глазах своего собеседника злость и ненависть, Массиньи был испуган и удивлен одновременно, увидев в его взгляде лишь страх и уважение. Теперь он окончательно убедился в том, как мерзкое существо сидело перед ним. Оно, подобно гоблинам из древних ирландских преданий, понимало лишь грубую силу противника. Оно было неспособно понимать человеческую речь и видело в любой попытке разойтись на слова лишь слабость.
       Мигель, будучи буржуа по крови и духу, в жилах которого слилась кровь итальянских ростовщиков, бретонских каменщиков и потомственных португальских тореадоров, не был привычен к общению с людьми, подобными Патрику. В их присутствии и раньше он испытывал лишь чувство глубокого смущения, но теперь же он чувствовал себя погруженным в грязную реку, выйти из которой таким же, как и раннее, едва ли было возможно.
        - Теперь у тебя есть пятнадцать минут на то, чтобы сложить фотографии и рисунки в том же порядке, в котором они лежали и запечатать пакет. Если порядок будет нарушен или хоть  что-то оттуда пропадет, то в таком случае ты уползешь отсюда со сломанным позвоночником.
        Мигель старался быть убедительным в своих словах. Не прошло и нескольких секунд, как Патрик начал аккуратно собирать все содержимое обратно в пакет. Открыв бар, Массиньи достал оттуда крупную бутыль со смесью апельсинового сока и виноградной водки, приятным  напитком, спасающим в этой жаре. Проследив за действиями ирландца, он отправился на балкон. Здесь, на балконе, с которого открывался вид на побережье, в чарующей вечерней темноте, он мог, наслаждаясь напитком, окунуться в то спокойствие, о котором он когда-то забыл.
         Где-то далеко, за черно-синими водами вечернего моря, лежали Балеарские острова и побережье Иберии, берега Прованса и Лигурии. Там далеко лежал вечерний Париж, где возвращения Мигеля ждала Фабьенн.


*************************************

         Кто-то спешил по лестнице, и у человека, сидевшего в кабинете была возможность догадаться о личности спешившего. Лукас не был удивлен, увидев перед собой Фрэнка.
         - Задержался на первом этаже – увлекся беседой. Давно не приходилось общаться с интересными людьми, - отшутился Мюллер, усевшись рядом со своим собеседником.
         - Я хотел бы тебя и Ренато, - владелец ресторана кивнул на сидевшего рядом сына. – Кое о чем попросить.
         - В чем же суть просьбы? - в комнате освещенной дневным светом, Фрэнк не решался снимать солнцезащитные очки, и у собеседников не было возможности проследить за его взглядом.
         - Помнишь того придурка, который поехал вместе с Микелем?
         - А, Патрик  О'Хара… - кивнул головой Мюллер.
         - Когда-то я, кстати, заступился за него в одном баре, где он пытался, в карточной игре, обмануть одного бандита. Если бы я его не выкупил, то ему бы, как минимум, переломали бы немало костей. В общем, сейчас он верен мне как пес.
         - Пока я отправлюсь в Алжир и попытаюсь связать с Патриком, ты будешь кормить Лартера пустой информацией, - вмешался Ренато.
         - Зачем тогда нужно было его столь долгое время кормить правдой? – удивился Фрэнк.
         - Пойми, - начало Лукас. – У каждого психопата есть вещи, которые помогают ему впасть в состояние спокойствия, подобного трансу: кому-то достаточно включить любимую железную дорогу, кому-то достаточно открыть фотоальбом с детскими фотографиями, ну а Иеремия впадает в подобное состояние, удостоверившись в том, что ему говорят лишь правду.
         - В общем, у тебя появился какой-то новый план, - расплылся в улыбке Фрэнк.
         - Этот план родился еще давно, а сейчас он уже созрел, - выдержав паузу, Дженовезе продолжил. – Лартер уже немного расслабился, и пришло время…хм…немного на него надавить. Ренато, выйдя на связь с нашим человеком, уговорит его попытаться выйти на Джереми – он попытается связаться с ним и…предложит то, что Лартер так долго искал – информацию о поисках картины. Пока Микель будет бессмысленно жариться под африканским солнцем, Патрик будет рассказывать нашему «другу» небылицы о «невероятных успехах» нашего искателя. О'Хара будет рассказывать о «приближающемся успешном финале» поисков, да и не исключено, даже, что мы сможем подкинуть Джереми какие-то фотографии, изобличающие «успех» в поисках доказательств моей правоты.
          - А моя роль в этом всем?
          - Ты, Фрэнк, попытаешься убедить Лартера в том, что устал о того, что ты «устал от тирана Дженовезе, играющего людскими судьбами» и в том, что тоже готов вести двойную игру. В общем, требуется дезинформация Джереми, исходящая и с твоей стороны. 
          - Но только идиот здесь не увидит подвох.
          - Идиот, как раз, и увидит – им нравится изобличать других в обмане и тому подобных вещах. А вот психопат подвох точно не увидит, потому что он видит лишь то, что желает. Лартер любит правду, но он принимает не в объективной изначальной форму, а в той форме, которую она принимает, искажаясь через призму его, как бы сказать, очень специфического мировосприятия.
          - Так, всё-таки, в чем же будет заключаться наш успех?
          - Если сразу два человека смогут втереться в его доверие и начнут активно его дезинформировать, то он, предчувствуя возможность своего поражения в споре, начнет чувствовать себя в роли зверя, оказавшегося в ловушке. Логическим финалом всего этого будет чувство глубочайшей безысходности, в которое могут впадать люди, подобные Лартеру.
          - И, он снова превратится в бессмысленную машину смерти? – осторожно спросил Фрэнк.
          - Здесь появится его спаситель – Патрик. Он, зная тяжесть положения Иеремии, предложит ему свои грязные услуги – он предложит ему…избавиться от Микеля физическим путем. Конечно же, для Лартера, если он поверит в успех поисков доказательств моей правоты, будет аксиомой моя непричастность к этому всему. Конечно же, O’Хара предложит свои услуги лишь за немалую сумму – возможно, даже, он попытается, как женщина с восточного базара, основательно поторговаться  с Иеремией, убив в нем, тем самым, какие-либо подозрения.            
          - А что же требуется от меня в ближайшее время?
          - Ты должен начать действовать уже сейчас. Все остальное зависит лишь от твоего воображения.
          После этих слов Мюллер покинул помещение. Этот план казался безумным самому владельцу ресторана, но игра становилась все более и более увлекательной. Вся эта затея зародилось еще давно, когда Дженовезе увидел в Джереми то, что он хотел бы видеть в своем идеально приближенном. Уже тогда Корнелио казался ему слишком глупым, а Натан – слишком умным, для того, чтобы находиться рядом с Лукасом. Корнелио был рабом своих страхов, а Натан был безрассудно смелым и опрометчивым. В Лартере же безумие сочеталось с болезненной чувствительностью к любой несправедливости, решительностью и готовностью сдержать свое слово. Теперь Лукасу оставалось лишь надеяться на то, что его ловушка не рухнет под напором попавшего в нее зверя.
          - Не кажется ли тебе, что этот человек, Джереми, достаточно опасен? – прервав молчаливые размышления отца, спросил Ренато.
          - Безусловно, он опасный враг, - с улыбкой произнес Лукас. – Но этот человек, в первую очередь, враг самого себя.