Рейф Хадсон. История с продолжением

Рейф. Знаешь, какой он? Знаешь. Мужчина, лет 25 на вид, но внутри старше, ты же понимаешь или скорее чувствуешь. Чувствуешь? Закрой глаза, не смотри в его лицо - оно обманет тебя своей красотой. Ледяные осколки в глазах отразят именно то, что ты хочешь увидеть, бойся своих желаний. Погрузив в темноту свой мозг, ты сможешь полнее ощутить его - он окутан ароматом табака, терпким,  фруктово-пряным ароматом, ночным кофе, что поглощает литрами это изысканное тело и написанным стихом, что теперь валяется скомканным в мусорной корзине. Едва слышный мерный стук сердца. Слышишь? Тебе никогда не заставить биться его быстрее, оно не подпустит тебя, оно закрыто от тебя. Холодно? Он приближается. Страшно? Не бойся, бояться уже поздно.
Коснись. Уже не убежать и не избежать любви к нему, она уже в твоем сердце, скользит змеей по венам, наполняет. Ощущаешь? Он под кожей. Пробирается к твоему рассудку, заполняет, пленит. Просто поддайся, утони. Поверь, будет хорошо. Проведи кончиками пальцев по его коже, гладкой и холодной как мрамор надгробий. Понимай, что тебе не согреть его, помни, что он не согреет тебя. Пленит?  Так узнавай. Целуй его губы, горькие на вкус от табака, нежно просительно, покорно, ласкай неумело, он всему научит, принимай его в себя, только не бойся. Он уже в твоей крови…ты погибаешь.
Красив ли он? Он проклят, и проклятье это ложится ледяным отпечатком на все его совершенное тело. Бледность кожи, синева глаз, губы, темные, тонкие, даже его цепкие пальцы и гибкость фигуры – во всем виднеется кисть смерти, что соткала его таким.
Хочешь любить? Люби. Презираешь? Презирай. Безразличие  в его адрес - удел избранных,  подобных ему, проще говоря – единиц. Его лицо способно на множество эмоций, но истинной останется одна – равнодушие. Ему, бывают, интересны игры, но лишь блеклые искры в глубине глаз выдадут это, лишь приглушенная улыбка на губах, что скрывают за собой ряд белоснежных зубов.
***
Телефонный звонок в 9 утра. Единственный выходной выпадает на неделе, и кому-нибудь непременно надо позвонить с утра пораньше. Рейф по счастливой случайности забыл выключить звук звонка. Привычная мелодия - «Dance with the devil...» и он, не открывая глаз, поймал пальцами вибрирующий на тумбе телефон.
«И какого черта….» - мысль вполне нормальная для того, кто удосужился лечь лишь пару часов назад.
- Слушаю – голос сонный, от части недовольный, но природное равнодушие брало свое.
- Рейф Хадсон? – на другом конце провода юный женский голос, полный отчаяния. Мужчина расплылся в улыбке – такое с самого утра - блаженство.
- Да, он самый.
- Вас беспокоит Эллис Мур, сестра Эмили – девушка всхлипнула, не в силах сдержать в себе эмоции.
Имя Эмили было ему знакомо. Эта девчонка вешалась на него уже далеко не первый месяц.
- Что-то случилось? – Вопрос был задан скорее для толчка, и так было ясно, что что-то стряслось, но только Рейф никак не мог понять, каким боком это «что-то» касается его.
- Эмили покончила с собой. Оставила записку с просьбой пригласить Вас на ее похороны и передать вам пакет.
- Когда?
- Завтра в час дня я встречу Вас у ворот на кладбище. – девушка на другом конце провода выдавливала из себя слова, судя по всему, если бы не завет сестры, Эллис в жизни бы не набрала его номер телефона.
- Буду к часу.
Рейф нажал отбой и откинулся на подушку, недовольно рыча под нос. Его разбудили ради того, чтобы сообщить о смерти какой-то девчонки. В оригинале – ему не хотелось никуда переться, тем более, его ждала работа, которая отлагательств не терпела, но интерес в нем брал свое. Посылка от умершей девушки – в этом есть свое очарование, особенное, извращенное. Для него подобное развлечение было довольно притягательным, поэтому Рейф и не позволил себе отказаться.  Мысли, мысли потоком в голове, по тонким сосудам мозга, сквозь электрические импульсы. Бедная девочка, от части. Хотя, он не подносил бритву к ее тонким запястьям и не проводил ей вдоль голубоватой дорожки под кожей, выпуская на волю красные бусинки крови, которые, в последствии, превращались в тонкие ручейки - жизнь убегала из тела, покидая пристанище. Девушки девушками, трупы трупами, но организм требовал сна, а себе в подобном удовольствии он отказывать не привык, поэтому закрыл тяжелеющие веки и провалился в мир сновидений.
В это утро ему снился замечательный сон. Юная Эмили в ванной, руки вспороты и тянутся к нему. Он, как истинный джентльмен, обнял и приласкал умирающую особу, спрятав ее в своих ледяных объятьях, слизывал с нее капли крови. Этот сон значит одно – жажду. В пятом часу, Рейф вырвался в реальность с клокочущим чувством внутри – ему хотелось убивать, он облизал пересохшие губы и усмехнулся, поднимаясь с постели. Дом пустовал, сегодня на соседней подушке не дышало мирно юное создание, способное развлечь его. Солнце податливо клонилось за горизонт, этот факт его радовал – значит можно начинать жить. Как любой уважающий себя маньяк, Рейф не любил этого красного карлика, да и какой уважающий себя мясник является поклонником дневного времени суток. От подобных мыслей Хадсона передернуло. Он не любил это слово, делающее из него некое подобие безмозглого громилы с топором в руках. Это было одно из самых больших заблуждений в адрес маньяков. По большей части своей убийцы – эстеты. Госпожа Костлявая избирает этих людей, как посланников своих и наделяет их даром видеть во всем прекрасное, иначе можно свихнуться. Разве может это «мясник» сочетаться с тем, что представлял из себя Рейф? Утонченный эстет смерти, разбирающийся в искусстве, дорогом вине, умирающих девушках, элитном табаке и изысканных сортах кофе. Мужчина перебрался на кухню, все так же с упоением наслаждаясь своими мыслями, что выдавали в нем по истине особенное творение. Только вот чье? Такими, как он, не становятся, такими только рождаются. Фарфоровая чашка постепенно наполнилась свежесваренным кофе, распространяя в воздухе неповторимый аромат. Кофеин. Обжигающая, чуть горьковатая, жидкость поглощалась им с особенным удовольствием, которое можно понять лишь, будучи на его месте. Когда чашка опустела, внутри стало заметно легче. Жажда убийства отступила, но он прекрасно знал – это временно облегчение, скоро она начнет подниматься вновь, плавно и постепенно поглощая его рассудок, толкая его на бездумные поступки, но нет. Эта сладкая ломка придавала ему особый аппетит, который он утолит позже, завтра, а пока у него было время на свои дела. Хадсон накинул длинный халат, который сел на его фигуру словно вторая кожа, и сделал себе очередную порцию кофе, которая ничуть не отличалась от первой. Квартира давно была измерена шагами, он прекрасно знал, что и когда попадется ему на пути. Надо отметить, что постоянство ему ничуть не надоедало. Свой дом он оберегал от чужого вмешательства и всегда просил гостей лишний раз ничего не трогать. С первого взгляда – беспорядок, со второго, вероятней всего, тоже, но не для Рейфа. Для него это было идеальное место. Он отлично знал, где и что лежит, поэтому умудрялся из кучи книг, что небрежно валялись в углу, достать именно ту, что требовалась собеседнику. Стеллажи были уставлены тематичной литературой о величайших убийцах истории и серии анатомических энциклопедий, отдельная пока отведена книгам по психологии. Рядом с заставленным книжным шкафом красовался секретер, закрывающийся на ключ, что всегда находился в нагрудном кармане халата. Там Хадсон хранил свои творения. Альбом с вырезками из некрологов, по большей части со своими жертвами, но так же не брезговал и красивыми убийствами коллег по цеху. В смерти он всегда видел особую романтику. Умирающая куколка тянет к тебе хрупкие бледные ручки, ищет в тебе спасение и защиты, в тебе – своем убийце. Они всегда любили его до последнего вздоха. А он? Любил ли он тех, кто отдавали ему свои жизни, души? Да. Конечно. Но лишь один миг – на последнем вздохе. Сейчас, в одиночестве, он мог себе позволить погрузиться в сладостную пелену мыслей и утопать в ней, поддаваясь лишь одному желанию – наслаждаться. Хотя, от части его грызла досада, что Эмили растратила жизнь свою столь бесцельно. Скажи она ему, что мечтает расстаться с ней, он бы подарил ей незабываемую ночь, которая стала бы последней. Да, он умеет красиво убивать. От столь упоительных мыслей внутри кольнуло. Жажда по новой набирала обороты, но глушить ее Рейф не собирался. Ему хотелось подразнить себя, хотелось дойти до предела, именно в такие моменты добыча особо сладка. В том же секретере хранился сборник редких стихов, что оставались жить, после его критичной оценки. О чем может писать дипломированный извращенец? О девочках, мальчиках, любви, поцелуях и птичка. Шучу-шучу. Стихи его были, отражением тех эмоций и переживай, что заглушало равнодушие, воспитанное годами. Там же находился дневник с заметками, но не слишком откровенными. Подобные переживания он предпочитал хранить внутри, там они ощущались куда слаще, чем на листках бумаги.
- Эмили – он негромко проговорил вслух, заглядывая в остатке кофе в фарфоровой чашке. – Что же ты мне оставила?
Рейф опустился в уютное кресло и откинулся на спинку. Мысли неохотно ползли в его голове, он не любил загадывать, не любил надумывать, но это было редким исключением. Решила вернуть подарки? Подарить что-то на прощанье? Написала слезливое прощальное письмо? От последней мысли губы его украсила усмешка. Треск камина успокаивал и приводил мысли в порядок, они раскладывались по полочкам в сознании Рейфа, так же, как книги были расставлены в порядке значимости. Веки начали тяжелеть, поэтому Хадсон поднялся и, отставив чашку в сторону, забрался под одеяло, уложив голову на подушку. Он никогда не любил засыпать с мыслями в голове, поэтому выдохнул и погрузился в сон, поставив внутренние часы на десять. Таким, как он, не нужен будильник. Их организм для них же лучший друг.
Ночь прошла спокойно, без сновидений и пробуждений, он всегда любил спать именно так – крепко.
Утро наступило на этот раз слишком быстро. Он бы подремал еще час или полтора, а лучше два. Рейф никогда не слыл соней, но дневное бодрствование всегда давалось ему тяжело, когда солнце поднималось на небосклон и заливало землю своими мерзкими лучами. Он присел на кровати и посмотрел на настенные часы, которые указывали ровно десять. Хмыкнув, Хадсон поднялся и, потягиваясь, отправился в душ. Сегодня его ждала особенная встреча с дорогой любовницей. Мужчина подставил лицо, холодным струям воды, закрывая глаза. В голове легкий гул, но после чашки кофе это пройдет, поэтому тянуть время он не стал. Выбравшись из ванны, Рейф обернулся полотенцем и прошел на кухню. Чашка кофе источала божественный аромат, поэтому он не поскупился и следом сделал вторую, которая была поглощена с таким же упоительным наслаждением. Стрелка часов приблизилась к одиннадцати часам, даже уже немного перевалила за черную цифру. Время. Время существует лишь для людей, для созданий высших, нет такого понятия «опоздать», когда время безгранично, то постепенно теряешь умение его ценить, вот и Рейф этим страдал. Он не замечал, как один час сменяет другой. Вся жизнь его была расписана наперед. Смерть управляла им, он лишь покорно подчинялся. Разве может верный раб ее ценить какие-то никчемные минуты. Рейф был идеальным продолжателем дела отца, который, в свое время, прослыл великим маньяком и заслужил свое место на электрическом стуле. Одевшись, Хадсон направился к выходу из дома, замерев лишь у зеркала подле входной двери. Из зазеркалья на него смотрел статный юноша, одетый в черное, на плечи накинут плащ с багровой драпировкой. Надо отметить, черный ему шел, да и практически весь его гардероб состоял лишь из этого цвета, разве что слегка разбавленный красным и индиго. Выйдя из дома, Рейф закрыл за собой дверь и отправился в сторону цветочного магазина, где приобрел восемнадцать красных роз, четко по возрасту Эмили. Своеобразный романтический жест. Когда он прибыл к часу на условленное место, там его уже ждала Эллис. Надо отметить, девушка была очень похожа на сестру, только чуть младше, кажется на пару лет. Такие пустяки, как девичий треп никогда не откладывались у него в голове. Безусловно, Эмили рассказывала ему о сестре, но она никогда не упоминала о том, что сестричка очень даже хороша собой. На дворе октябрь, поэтому нельзя сказать, что погода радовала, хотя кому как. Рейф ценил облачное небо. В руках девушка теребила сверток, который, судя по всему, предназначался именно мужчине. Она хотела встретиться с ним до похорон, вероятней всего, чтобы переговорить, потому, как официальная церемония начнется лишь через пятнадцать минут. Или же она просто не хотела, чтобы остальные видели их общение. Эллис узнала его, и он даже догадывался как. У Эмили всегда бы хорошо подвешен язык. Девушка, одетая в черное платье, шагнула в сторону Хадсона, за ней потянулся шлейф скорби, который ударил в нос, вскружил голову. Боже, такой аромат. Когда миниатюрная куколка протянула ему сверток, он не упустил момента заглянуть ей в глаза. Зеленые, как и сестрицы, только смотрят на него не так. Ненависть. Изумрудные очи смотрела ни Рейфа с вызовом и ненавистью, она, вероятней всего, рисовала в голове упоительную картину его смерти или адских мучений.
- Это Вам – в голосе так же играло все, что накопилось на ее хрупком сердечке. Мужчине захотелось протянуть к ней руки, обнять, успокоить, но, как только он поймал себя на этой мысли, то одернул. Две девочки из одной семьи – это слишком. Поэтому он лишь кивнул и принял сверток, спрятав его в один из вместительных карманов плаща.
Он не стал ее благодарить, ибо было не за что, а подобные формальности он соблюдать не привык. Собирались люди, они все приносили свои соболезнования, говорили что-то до боли банальное и глупое, словно слова могли что-то сделать. Их ничтожные реплики только теребили свежие раны, от этого среди лживого горя и лживых слез, Рейф ощущал искреннюю скоробь, которая будоражила его. Когда прибыла виновница торжества, все затихли, и тишину эту нарушали только всхлипы женщин, взволнованный шепот мужчин, никто не решался подойти. Хадсон стал первым. Он шагнул к своей уснувшей любовнице и провел рукой по крышке гроба. Он хотел бы сорвать с холодных губ последний поцелуй, но вынужден был подавить в себе это безумное желание, лишь потому, что ему хотелось остаться до конца торжества. Он знал, что это было не принято, но все же положил цветы на бледные руки девушке, они так красиво смотрелись на этом мертвом теле, эта красота завораживала. Контраст бледной кожи и красных роз, более изящно может смотреться лишь бусинка крови, но, увы, этим принцесса его уже не порадует.  Мужчина чувствовал спиной неодобрительные, злые взгляды родственников и друзей, возникало чувство, что каждый второй считает его повинным в смерти Эмили, решив не рисковать, шансом досмотреть спектакль до конца, Рейф отошел от гроба. Процедура прощания – глупый католический обычай. Скорбные фигуры родственников, люди в черном подходящие к гробу, вздохи мужчин, всхлипы женщин – по большей части все лицемерно. Только она прекрасна, как королева на балу, она всегда останется юной. Картина прекрасного бездыханного тела в последнем пристанище – волновала кровь и будоражила его воображение. Эмоции, что испытывал сейчас Хадсон, пробивались сквозь привычную маску равнодушия, заполняли его изнутри и пропитывали каждую клетку тела. Лица, лица, лица, мужчина скользил по ним взглядом равнодушно – они были плохими декорациями на этом прощании. Разве что девочка, чьи зеленые глаза горели, нет, не слезами, она наверняка уже выплакала их дома в своей невинной постели, убиваясь по любимой сестрице, эти глаза горели ненавистью, жаждой мести. О, как нравился Рейфу этот взгляд, своей неутоленной жаждой он чувствовал пульсацию крови под тонкой кожей скрытой черным футляром платья, нежный, не сорванный цветок…она. Мужчина огромным усилием воли заставил себя не думать о девочке, погубить вслед за сестрой и ее – это слишком жестоко даже для него. Но инстинкт прирожденного убийцы будил в нем иные мысли. Так же красиво ее тело? Так же тепла бархатистая кожа? Слишком большой соблазн, чтобы согласиться. Голод клокочет в грудной клетке, пытаясь ослабить самоконтроль, но тщетно. Рейф овладел этим талантом в совершенстве. Тем временем гроб медленно опускался в могилу, священник негромко читал молитву, рыдания матери стали громче. Мужчина не подошел кинуть горсть земли в могилу, пачкать руки ему не хотелось, он представлял, как прекрасно бы смотрелся гроб с Эмили посреди его комнаты, он мог бы любоваться на нее – совершенное произведение искусства, автор которого – смерть. Как он мог бы укладывать ее рядом с собой в постель, безупречно красивую. Укладывать в идеальную композицию, которую она бы не нарушила случайным вздохом. Ее кожа холодная, как и его, ее глаза, вечно закрыты и он не видит этих зеленых озер, а еще ротик, да, для болтливой особы это большой плюс – теперь она молчалива. Впрочем, она начала бы разлагаться - от этой мысли Рейфа передернуло. Похоже, даже в смерти не найти совершенства.  Не задерживаясь более, под аккомпанемент всхлипываний и ударов земли о крышку гроба он покинул кладбище. Ему тут было больше нечего делать, да и карман его тяготил сверток, который он жаждал открыть и изучить. Мужчина улыбался, чувствуя спиной полный ненависти взгляд девочки,  как жаль, что она так и не узнает, какой подарок он ей подарил сегодня. Жаль серых людей. Они не ценят таких подарков судьбы. Их жизнь так банальна, почти как у цветка, он красив лишь потому, что скоро умрет, завянут яркие лепестки, высохнет сочный стебель, не оставив даже воспоминания. Прах и пепел... Сколько таких цветков смял Рейф в своей ладони...сколько... Мертвый цветок никому не нужен, возможно, сентиментальная барышня сохранит его жухлые лепестки на память о том, кто его подарил, но красоту цветка не помнит никто.  Вырастают новые цветы, тянутся к солнцу, радуют глаз и ждут жадных рук, лишающих их жизни.
Он размеренным шагом двигался в сторону дома. Серое осеннее небо, нависшее над городом, казалось, вот-вот прольется на землю дождем. Невольно ему вспомнилась Эмили. В минуты дождя она проводила по оконному стеклу пальцами, повторяя изгибы, которые вырисовывали капли. В минуты дождя она грустила, говорила о том, что небо плачет по ушедшим. Неужели сейчас оно решило всплакнуть по маленькой принцессе? Откуда в нем столько нежности? Смерть красит людей, и красота эта ни с чем не сравнима. Когда Хадсон перешагнул порог дома, заперев за собой дверь, на улице начался дождь. Рейф извлек из кармана сверток, что передала ему Эллис, и прошел в гостиную, где и оставил таинственный подарок, а сам отправился за порцией кофеина. Сейчас, в домашней, уютной, обстановке, он волне мог себе позволить расслабиться. Прислонившись к кухонному столу спиной, мужчина размышлял о том, что ему сегодня довелось увидеть. Он никогда не был фанатиком похорон девушек, что умерли от его руки, но вот такой расклад его вполне позабавил. Он – причина самоубийства. Это не пугало и не огорчало, скорее льстило. Когда по кухне расплылся привычный аромат, Рейф налил себе чашку кофе, прихватил пепельницу и отправился в гостиную, где расположился поудобней в кресле и принялся разворачивать сверток. Бумага твердая, такой оборачивают посылки на почте, веревка из той же серии – грубая бечевка. Цепкие пальцы терпеливо распутывали узел – ему хотелось сохранить каждую деталь. Хадсон извлек из свертка увесистую тетрадь в кожаном переплете. Судя по всему, обработка была ручная, кое где виднелись недочеты, значит, делалось не профессионалом, от того эта вещица стала еще дороже. Он чувствовал – сделано это было руками Эмили. Как? Это чутье. На обложке виднелось выведенное красивым подчерком «Дневник». Неужели она решила подарить ему историю своей жизни? Обычно ничего особо интересного в дамских дневниках он не находил, но тут он держал в руках нечто особенное. Раскаяние девушки, что вложила в его руки свою хрупкую жизнь. Но все оказалось не так просто. Тетрадь не желала открываться просто так и требовала ключа к замку. Взломать такой пустяк – дело пары секунд, но это будет настоящим актом вандализма, какой он себе позволить не мог. Рейф бросил взгляд на бумагу, что теперь значила не так много, но, возможно, многое еще хранила, развернув ее полностью, он нашел стопку писем, обвязанных алой лентой и небольшой ключ на цепочке. Хадсон поддел тонкую золотистую нить пальцами и уложил до боли знакомую вещь себе на ладонь. Он прекрасно знал этот ключ. Эмили носила его на своей шеи постоянно. Когда мужчина спрашивал ее об этом кулоне, она с особым трепетом вкладывала ключ в его ладонь и, улыбаясь, говорила: «Это ключик от моего сердца. Однажды он станет твоим». Рейф же лишь усмехался. Тогда он был теплым, тогда он мог схватить ее за этот самый кулон и притянуть к себе, цепочка оказалась довольно крепкой, или же его хватка была столь продумана. Тонкая нить впивалась в шею Эмили, и та была вынуждена приблизиться к своему убийце. А сейчас он ничем не отличался от любого другого куска металла. Хадсон сжал ладонь, острые края впились в кожу, вызывая лишь отголосок боли, но такой было мало, чтобы он мог прочувствовать ее всем телом. Он откровенно скучал по боли. Разжав ладонь, мужчина с интересом рассмотрел отметины, что остались от кулона, после чего, не теряя больше драгоценный мгновений, он вставил ключ в замок и на миг замер. Он никогда не был любителем слезливых романов, любви до гроба, пустых надежд и розовых соплей, а вот Эмили вполне могла сойти за любительницу, оставалось только надеяться на то, что разочарование не настигнет его после первых строк. Вздохнув, он отворил замок и раскрыл тетрадь. Подчерк Эмили он никогда не видел и сейчас впервые любовался ровными буквами с легким наклоном. Нет ни помарок, ни ошибок. От бумаги тянуло ароматом ее духов, которые он ощущал довольно часто, этими оттенками отдавала соседняя подушка по утру – полевыми цветы. Он со скучающим видом листал дневник, в надежде найти хоть что-нибудь интересное. Его же больное воображение решило немного поразвлечь своего законного хозяина и нарисовало ему упоительную картину. Комната, его гостиная, в которой он находится сейчас, только вот место, что обычно пустует, занято большим железным столом, с расстеленным на нем покрывалом. На белоснежной ткани лежит Эмили, дышащая, теплая, ей холодно – по телу бегают мурашки. Ей страшно – в глазах блестит ужас. Ей хорошо – она улыбается ему, своему возлюбленному. Часто ему казалось, что он может отдать многое, чтобы быть такими же, как они – беззаботно влюбленными, чувствующими, но ведь тогда он потеряет свой дар, или даже скорее проклятье, с которым Рейф пока не желал расставаться. Он подходит ближе к привязанному созданию, откровенно любуется ее невинным телом, проводит ледяными пальцами по коже, ощущает тепло и ухмыляется. Забавно это. Они все такие теплые лишь потому, что по их венам курсирует кровь, лишь потому, что – люди. Эти существа, при всей своей ничтожности, награждены изумительным даром – чувствовать. Цепкие пальцы подхватили со стола острый нож. Острие неторопливо вошло в кожу, а жертва все так же восторженно смотрит на своего искусного убийцу, она так мила. Он спорол ей грудь одним легким движение, она лишь вздрогнула. Сознание знает – он не любитель истошных криков, поэтому и не наградило игрушку голосом, зато взгляд ее был полон именного того, что Рейф так ценит. Чистый страх, панический ужас, дикая боль. Интересно. Как это больно? Наверно очень. Усмешка украсила его темные губы, вот теперь ей можно было любоваться по настоящему. Алые ленты побежали по коже, словно змеи, растекаясь и заливая тело ее, словно художник свое полотно. Он и, правда, творец. Взяв со стола инструмент, он раздвинул им ребра так, чтобы можно было видеть бьющееся сердце. Конечно же, в оригинале люди не столь живучи, но это было его сознание, поэтому оно могло порадовать его любой картиной. Первые пара ударов вызывали в нем интерес, а потом, потом это показалось ему скучным. Хадсон дотянулся до своей чашки с кофе и принялся его потягивать с откровенно скучающим видом. Аналогичная картина ведь наблюдается и в гостиной, где он прибывает с дневником. Перед ним – вскрытая человеческая душа, а ему скучно. Рейф откинул дневник на стол, тот приземлился на стол, издав глухой звук, страницы зашелестели и открыли произвольное место, он бросил взгляд на этот бессмысленный кусок бумаги и заметил – страницы в этом месте словно высохли после того, как на них что-то пролили. Ему случалось наблюдать такое ни раз. Любовь к кофеину и книгам не всегда сочетаются. Это было уже интересней. На бумаге не было следов кофе, чая или еще чего. Вода? Нет, слишком скучно. Неужто слезы? Мужчина хмыкнул и решил дать дневнику еще один шанс. Он склонился над страницами и пробежался глазами по строчкам. Дата была обведена красным, на полях красовались различные узоры, коих он не встречал в начале, а потом он увидел это – свое имя в лабиринтах букв, которые, местами, расплылись.
«Оказалось, его зовут Рейф…»
Похоже, слезы она роняла над сценой их знакомства. Это было так заманчиво, что он решил прочесть запись с самого начала. В голове мужчины никогда не откладывалось, как и когда он знакомился со своими жертвами, он отлавливал их в барах, ресторанах, на улице или даже в магазине. Как он выбирал? Простой инстинкт.
«25.02.
…не смогла пройти мимо, не получилось, глаза обожгли синим пламенем, искрой в сердце застыв…обернулась – сила мужской притягательности разлилась по венам…а во взгляде звериное, ладони прикосновение ловит на прицел чувственность….откуда ты взялся Опасный? Ворвался дождем в мое утро, спутал планы и проник в мечты…пойду вновь на встречу со взглядом твоим, ибо горит на руге отпечаток ладони – клеймо поставил…поработил…»
Мужчина откинулся на спинку кресла, задумчиво хмыкнув. Как однажды сказал один хороший, вероятно, человек: «Опытный это тот, который уже не выбирает цель. Цели выбирают его сами». В тот вечер он и не думал охотиться. Тогда Эмили показалась ему глупенькой девочкой, но он сумел воспитать из нее ценительницу прекрасного. За те два месяца, что они общались, девчонка стала куда больше похожа на юную леди, коих он предпочитал видеть рядом. Рейф вздохнул и отложил дневник, ему не хотелось все и сразу, он будет поглощать ее постепенно, неторопливо, а сейчас ему хотелось поглотить совсем другое. Он достал из бара бутылку виски и налил себе стаканчик, который осушил почти сразу. Хадсон не любил, когда его отвлекают в столь приятные душевные моменты, но мобильный разверзся знакомой мелодией, мужчина бросил взгляд на дисплей. «Дрейк». Это имя значило лишь одно из двух: или проблемы или новое задание. Вздохнув, убийца поднял трубку
- Хадсон у телефона – он часто так представлялся, зато собеседник сразу знал, что можно говорить прямо.
- Рейф, есть задание – голос равнодушно проинформировал брюнета о новом задании.
- Я бы больше удивился, если бы ты решил поинтересоваться о моем здравии – мужчина усмехнулся.
- Не время для шуток. Джейк через час заедет и передаст тебе конверт со всей необходимой информацией, а пока можешь поковать вещички. Не оплошай.
- Катись – Хадсон усмехнулся, и на этом задушевная беседа была окончена.
Примерно через час в дверь позвонили, пунктуальность была одним из тех качеств, которые он ценил в людях. На пороге стоял Джейк, который протянул ему увесистую папку.
- Держи, Дрейк просил передать.
Рейф поблагодарил кивком и принял документы.
- Зайдешь?
- Нет, жена дома ждет, обещал быть еще час назад
- Ну, бывай – Хадсон пожал руку старому приятелю и, дождавшись, когда тот отойдет на пару шагов, захлопнул дверь и вернулся на излюбленное место у камина.
Мужчина раскрыл папку, изучая фотографии и материалы дела. Отель «Пиковая Дама». Жертва журналист. Он не любил имен. Рейф поднялся и, прихватив уже приготовленную сумку, вышел на улицу. Закинув поклажу в багажник и, опустившись на водительское сиденье, он отправился в дорогу. Хадсон был привыкшим к длинным путешествиям, особенно ему нравилось прибывать в дороге ночами, отлавливая на обочинах заблудших «овечек», которые с радостью прыгали в машину к незнакомцу, толи нарочно нарываясь на неприятности, толи правда обладая такой святой наивностью. Конечно же, ни один из попутчиков до пункта назначения не добрался. Кого-то он трахал на заднем сиденье и выкидывал по дороге, кого-то просто убивал, пригвоздив к дереву. Ему всегда нравилось сочетание – дохлый человек и живая природа. По истине красиво, особенно учитывая тот факт, что последнее время все чаще наблюдалось наоборот – цветущие человечество и загибающаяся природа. Нет-нет, он не был фанатиком организации GreenPice, просто временами ему хотелось разнообразия, и не так принципиально, в чем оно проявится, лишь бы развлечь его больное сознание.
Машина остановилась на парковке, да, банально, но куда мы в наше время без эффектного появления? А подобное появление, как правило, начинается именно с парковки.
Скрип тормозов, изящные пируэты и охрененно-опупенный взгляд из-за темных очков оставим пижонам. Рейф же парковался всегда неторопливо и осторожно – машину жалел. Кстати говоря, этот автомобиль он купил на деньги, заработанные потом и кровью. Как правило, не своими. Женщины, мужчины, матери, отцы, дети, сироты. Ему было плевать, кого убивать – важен был лишь сам процесс. Тихий шепот лезвия, который ему предстоит в скором времени услышать вновь. Его журналист должен был приехать со дня на день. Перед отправлением в дорогу, Хадсон внимательно изучил материалы дела и, следуя обряду, уже ставшему традицией - сжег их где-то по дороге. Нет, это не ритуал, скорее просто элементарная забота о себе любимом. Он давно для себя решил не повторять ошибок отца, поэтому лишние улики, при первой возможности, обращались в прах. Мужчина вышел из автомобиля, достал сумку и, захлопнув багажник, включил сигнализацию, на всякий случай, дернув ручку. Привычка эта появилась у него случайным образом. Года два назад, он ходил на матч и возвращался со стадиона, естественно, не веселее. Случайно ошибся машиной – дернул дверь, а она поддалась. Рейф не был любителем навороченной техники, наверно именно поэтому причине и не особо ей доверял. Перекинув поклажу через плечо, он направился в само знание отеля, которое больше напоминало декорации фильма ужасов.
- Неужели спектакль обещает быть интересным?
Он хмыкнул, забив на сию наивную мысль в голове. Не свойственно ему верить в лучшее, если только это «лучшее» не связано с его персоной – в себе Хадсон сомневаться не привык. Отель податливо отворил двери перед носом нашего героя и впустил его в себя, вероятней всего, даже не догадываясь, что за чудовище скрывается за очаровательной улыбкой и глазами цвета неба. Одет он, кстати, был со вкусом. Темный костюм, на плечи накинута зимняя куртка, ну а что поделать – не май месяц на улице. Белая рубашка с расстегнутыми верхними пуговицами, темный галстук приспущен – да, очаровательный паршивец.
Мужчина прошел через холл и остановился возле стойки, за которой стояла девочка, довольно милой наружности. Тут же в голове нашего отменного извращенца пронеслась очаровательная картина, которая перебивала все, что сейчас он видеть вокруг. Желаете узнать? Нет? А я все равно расскажу. Это милое белокурое создание, связанное по рукам и ногам. Тонкие запястья опоясаны жесткими веревками, которые нещадно вгрызаются в бледную кожу, зеленые глаза наполнены слезами, страхом и болью. И кляп, конечно же, кляп. Рейф не любит женских криков.  Сладкий коктейль, который так приятно вытягивать через тонкие порезы, наблюдая за тем, как вместе с алыми лентами крови, крупными и чистыми слезами, из нее утекает жизнь. Из пелены грез вырвал его голос той самой златовласки.
- Ваш номер, мистер Хадсон. – она протянула ему ключ. На пожелтевшей пластмассовой бирке красовались три черные цифры «404»
Рейф кивнул в знак благодарности и улыбнулся со всем присущим ему очарованием, граничащим с чем-то звериным и диким.
- Спасибо, юное очарование – голос тихий, но мужчина прекрасно знал, что его услышали, это было заметно по тому, как вздрогнула и залилась краской молоденькая сотрудница отеля.
Довольный подобной реакцией, наш герой прихватил сумку и направился в бар. Запереться в четырех стенах он успеет всегда, а вот выпить и отдохнуть с дороги – дело святое. Мужчина ввалился в бар. Он даже постарался сделать это изящно и непринужденно, хотя «постарался» это громко сказано. Рейф переступил порог, открыв дверь с ноги, ну не с разбегу конечно, но от чего-то сия конечность показалась ему более подходящей для эффектного появления. Раз Хадсон упустил возможность выебнуться на стоянке, он вполне мог наверстать упущенное в данном заведении. Маньяк, о да, я буду называть его ласково именно так. Маньяк прошел в зал и, пропустив мимо ушей приветственные речи какого-то смазливого мальчишки, отправился прямиком к барной стойке, где собственно и приземлился, поставив на пол подле себя дорожную сумку.
- Двойной виски – бросил он сотруднику в черном костюме тройке с повязанным по верх белым фартуком. Тот молчаливо выполнил заказ, лишь пробубнив что-то невнятное вроде «пожалуйста» или «ваш заказ, сэр», хотя, это не имело никакого значения. Кривой как-то бармен.
А Рейф любил барменов и знал в них толк. Эти люди, как правило, много знали и хорошо молчали, с такими всегда можно было поговорить. Знаете, как у особо болтливых баб бывают любимые парикмахеры, вот так же и у Хадсона – был любимый бармен. Его звали Кристиан, это был уже скорее мужчина увлекательной наружности. От природы друг его был бледен, и синие вены украшали тело его замысловатым узором, который он каждый раз с интересом изучал глазами. Ему всегда нравилась бледная кожа, было в ней что-то завораживающее, особенно, если она при этом сохраняла хладность.  Так люди приближались к облику мертвых, а мертвых наш герой любил с особым трепетом. Да, некрофилия «слегка» не вписывается в рамки NC-17, лишь, поэтому вы, милые мои читатели, будете избавлены от подробностей. Хадсон закурил очередную «Black Capitan», перекатывая на языке терпкий привкус, который так привычно заполонил ротовую полость, гортань и легкие, окутав их никотиновым очарованием. Рейф любил курить. Долго и в затяг, не щадя себя. Все рано или поздно подохнут – думал он, поэтому и не скупился на побаловать себя. Если человек волнуется о том, что будет завтра, сможет ли он убивать в свое удовольствие? Нет.
Если ты боишься, что тебя посадят – ты сгниешь в тюрьме.
Если ты боишься умереть – ты сдохнешь в подворотне.
Не бойся жить, и любить эту проклятую жизнь и лишь тогда ты будешь жить… не факт, что долго, но как факт – именно жить и именно счастливо.
Хотя, понятие счастья сейчас извратилось до неузнаваемости.
Счастья нет там, где нет свободы. А теперь давайте немного подумаем. Многие видят счастье в семье: дом у моря, мать, отец и пара очаровательных детишек, непременно белый заборчик и бассейн во дворе. Или, может, вы видите счастье в идеи «Мир во всем мире».
А теперь, давайте, побудем реалистами.
Счастье – это свобода, а обрести свободу с камнем на шеи, с красивой гравировкой «семья» нереально. Хотя, если хотите все так же пускать свои идеалистические слюни-сопли, то, пожалуйста, я не против.
Мужчина вынырнул мыслями из стакана и огляделся в поисках чего-нибудь достойного. Но, как водится, ничего особо интересного на глаза не попалось, помимо одного юного парнишки, который ему показался хорошей компанией на вечер. Рейф – расчетливый прагматик. Для него охота – это целое представление, в котором он исполняет роль марионеточника, а вот жертва, увы, - изящная куколка. Он еще не помнил случая, когда что-то пошло не по его задумке, разве что в начале своей гениальной карьеры, но тогда не считается – тогда он учился. Хадсон волне мог считать удачной охотой случай, когда он цеплял человека, увлекал собой, запудривал мозги, а утром выкидывал – ему не обязательно убивать для наслаждения. Его пьянит власть над людьми. Я непременно расскажу вам как-нибудь о всех достижениях его, но не сейчас. Сейчас затихли – он ищет жертву.