Амнезия. Глава 7. Город мёртвых

Филиппа разбудил тарахтящий шум с улицы. Он вскочил с кровати как ошпаренный и рванул к окну. Отдёрнув штору, он увидел в безоблачном, светлом небе, повисший над городом, вертолёт. Машина зависла на месте, потом вильнула влево, сделала круг над центральными улицами и скрылась за небоскрёбами, последние этажи и крыши которых дымили словно заводские трубы. Шум вращающихся винтов понемногу стал утихать, а после и вовсе смолк, дав бродячим покойникам внизу продолжить невыносимый ор.
- Ева! – крикнул ошарашенный Филипп – Ты видела? Видела вертолёт?
Филипп стоял перед окном, щурясь от яркого солнца, бившего прямо по глазам. Он не услышал ответа, и почему-то на душе его стало как-то тревожно.
- Ева? – позвал парень молчавшую девушку, надев пиджак и кеды, - Ты где?
Наверное, в ванной, подумал он, поэтому не слышит. Но из ванной комнаты не доносилось ни звука. Опять я её потерял, пронеслось у него в голове. Филипп прошёл через прихожую к соседней комнате, где ночевала Ева. Он постучал в чуть приоткрытую дверь и, не дождавшись приглашения, вошёл.
- Эй – тихо обратился он к девушке – Ты спишь?
Ева лежала на софе лицом к стене, с головой накрытая байковым одеялом. Она даже не пошевелилась, когда Филипп окликнул её, повысив тон. Тогда он, специально громко шаркая по полу, подошёл к спящей подруге и медленно стянул покрывало с её лица.
Филиппу сразу стало не по себе, он в страхе отшатнулся от скрипучего ложа, когда увидел бледное, холодное лицо Евы, её остекленевшие полузакрытые глаза, лишённые жизненного блеска, посиневшие губы, искривлённые в сардонической улыбке, и два застывших ручейка крови, сочившейся всю ночь из ноздрей. Вторая половина лица была погружена в липкую лужицу тёмной крови, скопившейся вокруг подушки.
- Боже, нет! – Филипп был в шоке, из воспалённых глаз потекли слёзы, губы нервно задёргались, - Нет, Ева! Нет.
Он сел на колени возле безжизненного тела девушки, горько плача, хрипливым шёпотом повторяя её имя и всхлипывая носом, затем осмелился повернуть её лицом к себе и ещё больше закатился в истерике. Окровавленное лицо мёртвого ангела уставилось на рыдающего Филиппа спокойным, умиротворённым взглядом. Она оставила его одного, беспомощного, убитого страшным горем.
- Как же так? – парень никак не мог успокоиться, его трясло, дрожь пробирала до мозга костей – Как же так, Ева?
Одуревшая от неожиданного потрясения голова сильно закружилась, в глазах стало быстро темнеть, и он перестал слышать посторонние звуки. Сознание меркло, мысли спутались, он не мог ни о чём думать, напуганному и озадаченному Филиппу сейчас хотелось лишь одного – скорее убраться из этой комнаты.
Он бережно накрыл Еву пропитанным кровью одеялом, пошатываясь как пьяный, поднялся с колен и заметил на полу возле прикроватной тумбочки электрошокер. Филипп судорожными руками поднял его с мыслью о том, что Ева не могла убить себя этой штуковиной. Эту версию он вычеркнул тут же.
Филипп смутно помнил, как он в спешке выбрался из квартиры, спустился на несколько этажей вниз и остановился у почтовых ящиков, усевшись на подоконник рядом с завялыми цветами. Он прислонился спиной и лысым затылком к прохладному стеклу, пытаясь успокоиться, собраться, рассуждать логически. Времени на то, чтобы оплакивать Еву, у него не было, и теперь нужно было думать и заботиться только о себе.
Почему она умерла? В муках ли скончалась бедная девушка? Неизвестно. Филипп сквозь нахлынувшую беду продолжал перебирать варианты причины этой трагедии. Из-за вчерашнего дождя? Но форточка была закрыта наглухо. Ядовитые испарения от дождевой воды? Но почему тогда жив я? Непонятно. Много неясностей! Чёрт подери! Ева!
Филипп отвлёкся от безрезультатных размышлений. Снова он услышал стрёкот вертолёта, пролетевшего над домом, в котором он находился. Не теряя ни минуты, всё ещё покачиваясь из стороны в сторону, парень выбежал из подъезда и, стараясь не наступать в лужи и на дохлых птиц, обратил свой взор к небу. Вертолёт стремительно улетал из города.
Долго любоваться летящим на восток вертолётом ему не позволили. Из дома напротив, прихрамывая на правую ногу, вышел раздетый человек, хотя было трудно назвать его человеком. Монстр! Он смачно, с хрустом пережёвывал остатки порванного ворона, кровавые перья облепили его щёки, со слюнями они свисали с подбородка и клеились на голую грудь. Безумец, ступая по лужам, направился прямо на Филиппа, остолбеневшего в стороне. Он вытянул вперёд руки и растопырил костлявые пальцы, мечтая схватить свою жертву и разорвать, как того ворона. А потом вцепиться зубами в его в шею и насладиться тёплой кровью. Приближаясь всё ближе, начавший гнить испытуемый какого-то ужасного эксперимента открыл обезображенный рот и завопил. В глазах его кипела ярость и сумасшествие.
Филипп потратил на него все оставшиеся патроны, и, наконец, израненный мужик, страдающий лунатизмом, грохнулся лицом в грязную лужу. Филипп не чувствовал к нему жалости, чувства вины тоже не было. Здесь и сейчас действовали другие законы – не убьёшь ты, убьют тебя. И Филипп ни на секунду не задумывался перед этим выбором, он делал то, что должен был – оставался в живых.
Патронов в обойме больше не стало, а крики покойников с каждым мгновением усиливались, они приближались, лезли из всех подъездов и разбитых окон, поднимались с земли и сбивались в целые толпы. Гниющие, залитые кровью, жаждущие свежей плоти.
К счастью недалеко стоял бронетранспортёр, перегородивший дорогу, где Филипп нашёл автомат. Он снова ощутил себя защищённым, оружие придало уверенности и недостающей силы. Он решил придерживаться старого плана – найти хорошую машину и побыстрее убраться из города.
Его поиски сопровождались атаками голых дикарей. Нападали они небольшими группами со всех сторон и поодиночке, с криками кидались на живого человека и получали от него заслуженную порцию свинца. Раненные падали на сырой асфальт и жалобно хрипели, хватались худыми руками за воздух, бились в горячей истерике, держась за кровоточащие раны, и собачились между собой. Дальше по дороге Филиппу пришлось стать свидетелем жестокой драки, бились двое мужчин и тощая женщина. Они боролись за право быть обладателем мёртвой тушки собаки. Животное находилось в руках обнажённого мужчины, вымазанного в грязи, а двое других людей пытались всеми силами отобрать у него найденную добычу. Закончилась потасовка плачевно для всей троицы. Дохлая собака выпала из рук покойника, и они с остервенением в глазах перегрызли друг другу глотки. Филиппу стало тошно, глядя на это.
Он шёл, не останавливаясь, перешагивая через лужи и безжизненные тела клонов. И неожиданно на пути он встретил самого себя. Филипп ошарашено смотрел на свою точную копию, только раздетую догола, измазанную в крови и полусгнившую. От клона Филиппа исходил удушающий, мерзкий запах, смрад витал вокруг него и проникал повсюду. Копия стояла, согнувшись, посреди улицы, опустив пустой взгляд вниз, будто о чём-то задумавшись, покачиваясь, как маятник. А когда клон услышал шаги Филиппа, громко заверещал и попытался напасть на него. Парень открыл огонь по несущемуся со всех ног безумцу и тем самым привлёк на себя внимание других оголодавших каннибалов.
Было как-то странно и жутко страшно стрелять по своему близнецу, по человеку с одинаковыми чертами лица, схожему по физическому строению по всем признакам. Филипп пытался не думать об этом, он просто жал на курок, оглушённый выстрелами, потрошил наступающих мертвецов без жалости, хладнокровно добивал гниющих подопытных.
Перед глазами мелькали обнажённые тела, бессмысленно махающие худощавыми руками, визжащие, как резанные, прыгающие и ползающие по дороге на расцарапанном брюхе. Как будто врата Ада разверзлись, и на поверхность земли выплеснулось абсолютное зло, смердящее, гнилое и заражающее всё вокруг непреодолимым страхом с невероятной быстротой.
Филипп уходил из центра, кишащего кровожадным отребьем, он спешил, думая о Еве, о том, почему её не стало. Он отвлекался от раздумий, чтобы расчистить себе дорогу. Истерзанных автоматной очередью дикарей отбрасывало в сторону, некоторые пугались выстрелов и убегали, прятались в подъездах или в кустах, но потом снова следовали за единственным выжившим в этом городе. Они словно пустынные стервятники или шакалы, крались за Филиппом, выжидая, когда более смелые сородичи вырубят его, обездвижат и лишат жизненных сил, а потом возьмут свою долю – обглодают кости, допьют разлитую по асфальту кровь и доедят оставшееся мясо и требуху.
Парень не поддавался им, у него были совсем другие планы, и в них не входила скоропостижная гибель от множественных укусов и большой потери крови. Нервы были натянуты до предела, голова трещала от выстрелов и всего происходящего, Филипп шёл, мучаясь от мигрени, поникший, убитый горем. Он потерял её так быстро. Она ему нравилась, она была единственной.
Филипп сменил пустой рожок, передёрнул затвор и, грозно зарычав, зажмурив до боли глаза, убил вставшую у него на пути, вымазанную в крови, голую девочку-подростка. Измождённый он переступил через неё, вытирая рукавом пиджака солёные слёзы, постоянно стекавшие по впалым щекам.
Дальше началась настоящая бойня. Филипп не жалел патронов, он валил крикунов целыми рядами, а они шли за ним, не чувствуя боли, желая только вырвать из груди человека сердце. На дороге, где пару дней назад машины застыли в многокилометровой пробке, покойники забирались на крыши автомобилей и нагоняли свою цель. Под потоком ревущих мертвецов сминались капоты и багажники, разбивались лобовые стёкла и прогибались крыши. Они гнались за убегающим Филиппом, который отстреливался и ни за что не давал себя уничтожить. Филипп свернул в узкий переулок, проскочил под ребристой аркой на параллельную улицу и очень об этом пожалел. Здесь он встретил людей в защитных костюмах и респираторах, тоже поднявшихся из мёртвых. Двое сгорбленных дезинсекторов с блестящими баллонами за плечами глухо заорали и рванули за выжившим. Их вопли искажали фильтры респираторов, казалось, они кричат, крепко зажав себе рот ладонью.
Филипп кричал, чтобы они отстали от него, проклинал их, поливал грязью. Слова не помогали, единственное, что их останавливало, это меткий выстрел. Он вбежал в, стелящееся по земле, облако чёрного дыма и теперь вслепую уходил от преследователей. В горле запершило, лёгкие незамедлительно потребовали свежего воздуха. Филипп мчался на ощупь, опираясь о разогретые на солнце борта автомобилей, ориентируясь на яркие языки пламени, танцующие впереди. Позади он слышал, как одетые в защитные костюмы дезинсекторы обрушиваются на асфальт, воют друг на друга и не могут выбраться из непроглядного облака.
Горел пассажирский автобус, вернее, то, что осталось от него. Почерневший, обугленный металлический остов сильно дымил, внутренности полностью выгорели, и огонь вырывался из разбитых окон, выползал из-под низу и быстро перекидывался на соседние машины.
В ушах стоял бесконечный вой, отовсюду раздавались душераздирающие вопли и стоны, мертвецы постоянно напоминали о себе, об опасности, которую они несут и олицетворяют. Филипп ненавидел их, он хотел, чтобы они оставили его в покое, перестали гнаться за ним, перестали мучить его, чтобы они все окончательно умерли. Парень так устал физически и душевно, он был на грани, ещё чуть-чуть и крыша точно съедет.
Расслабляться ему не давали, он, как загнанная дичь, спешил уйти от погони. Запыхавшийся, страдающий одышкой Филипп заливался потом. Он убивал одного за другим, кто бы это ни был: женщина, мужчина, старик или ребёнок. Все они хотели его прикончить, всех он лишал этой возможности без промедления.
Филипп играл в марафон со смертью, он сеял за собой дорожку из трупов, он отступал, сбивая с ног каждого, кто нападал на него. А таких было множество, и все они кричали, хрипели и огрызались, дикие, лишённые разума, отвратные существа. Филипп хотел выйти победителем.
Парень думал о вертолёте, о живых людях, которых он намеревался найти, и только эта мысль заставляла его не отступать, а идти вперёд, подстёгивала его, вдохновляла. Во что бы то ни стало Филипп решил отыскать место посадки загадочной вертушки, попасть на борт и покинуть проклятые места, забыть о них на веки вечные.
Ева, почему ты не со мной, думал бедный Филипп, почему ты бросила меня одного?
Филипп обошёл нежить через супермаркет. В магазине их было меньше, люди шатались между стеллажами с товарами, употребляли в пищу продукты вместе с целлофаном и громили всё вокруг. Некоторые лежали на полу, убитые собственными друзьями, в обширных лужах крови, другие ползали на коленях, подбирая упавшую с полок еду. Деградирующие жители бесцельно бродили по супермаркету, натыкаясь друг на друга и начиная ожесточённо биться за пищу. При встрече с Филиппом бросались на него в атаку, высоко подняв руки над головой.
Однажды одному мертвецу удалось уронить парня на пол в отделе бытовой электроники. На Филиппа напали сзади, когда он проходил мимо стеллажей с утюгами. Мерзкая скользкая тварь, обнажённая девушка кинулась ему на спину, крепко вцепилась ногтями в плечи и больно укусила за шею. Кожу, правда, не повредила, но боли ему предоставила максимум. Филипп вместе с ней грохнулся на линолеум, зацепив при падении утюги, кое-как высвободился из её цепких объятий и откатился в сторону. Автомат он выронил, и дотянуться до него никак было нельзя, так как девчонка села на испуганного парня верхом и начала больно кусать его за руки. Филипп несколько раз врезал ей в челюсть так, что у неё зубы поломались. Девушка завизжала и, забрызгав парня кровью, снова начала пытаться отгрызть ему голову. Филипп бесполезно брыкался, наносил ей слабые удары и, тут под руку попался тяжёлый утюг, который он опрокинул на её лысую голову, искажённую в гримасе ярости. Выбравшись из-под холодного тела покойницы, Филипп захрипел от боли, взялся массировать ноющие укусы и, когда боль стихла, подобрал автомат. Испачканный в крови пиджак он снял, оставшись в одной белой рубахе, пропитанной потом, а кровь, попавшую ему на лицо, смыл водой из бутылки. Пора было кончать с покупками. Эти твари услышали подозрительную возню в отделе бытовых приборов и целой гурьбой направились туда.
Филипп спустился в подземный гараж по замершему на месте эскалатору, на стоянке выбрал джип с настежь открытыми передними дверьми, без проблем завёл его, слава Богу, ключи оказались в замке зажигания, и выехал на улицу. Управлялся с машиной автоматом, на уровне рефлексов, но справлялся он с этим делом довольно хорошо. Он вырулил на тротуар, где слонялись мёртвые жители, и, наплевав на правила дорожного движения и на жизни незнакомцев, которые без причины пытались его убить, нажал на газ. За бортом были слышны глухие удары и визг задавленных пешеходов. Филипп не обращал на крики внимания, а продолжал спокойно ехать. За тонированными стёклами бесновались мёртвые нудисты, они охотились на собак, собирали мокрых голубей, убивали себе подобных. Осмелевшие бросались на машину, колотили по капоту кулаками и попадали под колёса внедорожника, дико вереща.
Филипп ехал на восток, вслед за вертолётом, именно в той стороне он очнулся среди гниющих тел. Страшно было представить, что все эти люди поднялись с земли и направились в сторону города, обратно домой. Он старался не думать о них. Но твари постоянно напоминали о себе, барабаня по движущемуся на скорости транспорту ладошками, кулаками и ногами.
Джип покидал город, здания редели, уменьшались в размерах и оставались позади. Количество трупов, шатавшихся по дороге, стало гораздо меньше. Теперь под машину бросались солдаты и люди, одетые в защитные костюмы.
Филипп ехал по той же дороге, по которой шёл недавно в город. Это было два дня назад, а, казалось, прошла уже целая вечность. Справа и слева трассу сжимали поля, заросшие высокой зелёной травой, а впереди виднелся тёмный лес. Он был готов проглотить несущийся навстречу автомобиль, возвышался, рос и становился густым. Солнце еле пробивалось сквозь нависшие над дорогой ветви.
И только Филипп с облегчением вздохнул, как на пути возникла огромная проблема.