Княжий выбор

А кто это вам сказал, что князь был застрелен майором на дуэли? И что причиной его трагической гибели стало несогласие с другом относительно царского указа об отмене крепостничества?
Нет, это – официальная версия. А на самом деле все обстояло иначе.

Частенько захаживал в дом князя его старинный друг детства гвардии майор. Ай, статен был и осанист! Прямо орел вылитый! Да и узами семейными не был обременен – не приглядел еще удачную партию.
И приглянулся красавец-майор княгине. Стала она вечерами рассеянной – все о нем, о соколике, думы вынашивала. Да майор быстро, по-военному оценил сию казусную ситуацию: в голосе его бархат появился, в очах темные огоньки страсти запылали, елейные слова восхищения он начал говорить тихо, шепотом, только ей да на ушко... и чтобы никто, кроме них...
И эта томная игра не могла не кончиться известно чем – прелюбодеянием.
Но княгиня ни в коем случае не хотела, чтобы их постыдная тайна стала известна князю. И поэтому загодя готовила встречи с майором. Все до минутки, до самой мелюзговой мелочи просчитывала.
В тот роковой вечер она все так же тщательно подготовила. Заказала в лавке несколько бутылей столь любимой князем грузинской водки. Да чтобы завезли к графу, давнему другу, с которым князь не отказывал себе в удовольствии пораскладывать преферанс долгими вечерами. А для услады с милым комнату тайную у мадам Шантье заказала с ужином изысканным, но не обильным, дабы сил хватило...
Но что-то не заладилось. Майора срочно вызвали в полк, он прислал вестового с нижайшими извинениями. Комната и яства пропали. Да еще и грязные любезности пьяных гусар у дверей… нерасторопный швейцар, понурая медлительная кобыла извозчика…
И вот возвращается горячая от истомы и злобы княгиня.
И оказывается, что грузинская водка неожиданно иссякла, и охмелевшим друзьям пришлось посылать слугу в ночной трактир. А принесенной водки оказалось слишком много. Привезли, конечно, во избежание кривотолков в экипаже с задернутыми занавесями. А дворецкий едва дотащил князя до ложа и хотел было раздеть да уложить барина на покой. Но князь проснулся из пьяного сна, пообещал дворецкому всыпать плетей и пригрозил, что сейчас спустится в погреб отведать настоек, да чтобы все было наряжено к его приходу.
Да так, сердешный, и заснул неразутый.
Княгиня, увидев сию картину, воскипела: «Господи, как он низко пал! Мужлан! Это же немыслимо – в супружеское ложе вот так, в сапогах да с пьяным храпом!» В порыве гнева схватила с ночного столика писемный нож – и ударила безжалостно прямо в сердце.
А когда схлынула слепая ярость, когда княгиня поняла, что же она наделала, она испугалась. Но недолго находилась в растерянности – ее живой и изворотливый женский ум быстро нашел лазейку в столь щекотливом положении.
Бросилась она к графу. А он-то давно смекнул, почему к нему ссылают временами князя! Ох, уж как она умасливала его! И взгляды бросала, и слова многозначительные говорила! Не устоял граф супротив тонких женских чар – пообещал подтвердить, что этой ночью был секундантом князя на дуэли.
После она понеслась к майору. Пал и он, не привыкший к женскому коварству. Томные взоры, ласковые да страстные речи, руки протянутые, корсет приспущенный... да и без неуемного жеребячества, известно дело, не обошлось... И принял на себя майор роль рокового дуэлянта.
А дальше – проще простого. Поверху колотой раны выстрелили из дуэльного пистолета – да и дело с концом, все равно никто рану проверять не будет, именам да титулам поверят, не засомневаются.

Вот и вся история.
Граф все-таки смог сохранить свое честное имя, но обещанной неги так и не дождался. Княгиня с холодом ему процедила, что презирает столь низких предателей. На том и кончилось.
А майора со службы все-таки попросили. Негоже офицерам так голову терять в пустых спорах. А он и не грустил – зачем ему эти тяжелые походы да жизнь кочевая, если под боком у него княгиня - такая пава ненасытная?

Насчет грузинской водки – это, уж не обессудьте, авторский домысел. Не оставила княгиня в своих дневниках названия зелья. А титулы да звания были изменены с целью воспрепятствовать историческим казусам да светским пересудам.

Но вот я все думаю и никак не могу сообразить...
Какую версию выбрал бы сам князь? Как он хотел бы погибнуть?
Во сне, не заметив и не почувствовав смерть – но со временем, на том свете, осознав, что его жена была грязной шлюхой, а друзья старинные да проникновенные – предателями?
Или глядя в черное безжалостное дуло смерти – но веря в свою жену, в своих друзей и зная, что поводом его смерти послужили его высокие убеждения?
Какая бы чаша весов перевесила: человеческий глубинный страх перед болью, перед неизвестностью, матово-черный страх не быть, которых он избежал бы, погибнув во сне – но с общественным позором, анекдотами на долгие годы вполголоса в светском мире с пошлыми ухмылками? Или обречь себя на ужас смерти и боли – но сохранить свое имя, свое достоинство и остаться в светлом неведении относительно настоящей, неприкрытой  правды его жизни?