Cумасшедший дом

                «Узелок, – сказала Алиса. –
                Позвольте, я помогу вам его
                развязать»
                «Алиса в стране чудес»
                Л.Кэррол.

          - Значит, то, что я слышал про этот дом правда?
          - Я не знаю, что ты про него слышал, но то, что я тебе рассказал – верно.
          - И ни одного свидетеля?
          - Ни одного. Все, кто ни ночует в нём, исчезают бесследно и безвозвратно.

          Я не слышал начала разговора, не знал о чём идёт речь и весьма смутно разбирался в атмосфере, царившей в этом городе. Прошло каких-то полчаса, как я приехал сюда на автобусе, вышел на окраине городка и пешком решил прогуляться по его улицам. Самое первое впечатление было, и как оказалось впоследствии, едва ли не самым приятным. Я шёл по песчаной дорожке, вдоль которой сплошной стеной с одной стороны высились липы, а с другой – низенькие заборы за которыми росли яблони и апельсиновые деревья, стояли одноэтажные деревянные домики, и во всей этот чистоте и ухоженности чувствовалась размеренная, спокойная и сытная жизнь её обитателей.

          Первые впечатления, как бы ярки они ни были, отхлынули, мозг занялся проблемами, требующими срочного решения, хотя бы такими, как: где бы переночевать? Поэтому я сразу и не обратил внимания на идущих передо мной и лишь их необычный разговор разжёг моё любопытство, именно тем, что был непонятен по своей сути…

         Сзади различить разговаривающих было очень трудно: одинакового роста, подстриженные «под горшок»,  снова входящий в моду, чёрные брюки и цветные рубахи. Только у правого на жёлто-зелёном фоне рубахи были красные маки, а у левого белые. Сказать точно возраст разговаривавших было тем более невозможно. Примерно он мог быть от тридцати до пятидесяти.

          Их разговор заинтересовал меня. Я шёл и вслушивался в их тихую насторожённую речь, пытаясь вникнуть в суть всех их недомолвок.

          - А полиция?
          - А что полиция?
          - Как она отреагировала?
          - А как она могла отреагировать? Никак!
          - Но она не оставила эти случаи без внимания?
          - Что ты меня об этом спрашиваешь? Дело это засекреченное и не нам с тобой влезать в него.
          - И всё же?
          - Ты становишься чрезмерно любопытным и если бы я не знал тебя много лет, то…
          - И что тогда?
          -Я бы подумал, что ты шпик.

          Тот, кто шёл справа всего лишь на секунду обернулся назад и скользнул по мне оценивающим взглядом. В следующий момент он уже прильнул к уху своего спутника и что-то зашептал ему. Я понял, что это обо мне. Я понял также, что ничего хорошего он про меня не сообщил. И ещё я понял, что больше ничего от них не услышу. Разговор прерван и, вероятно, надолго. Я решил пойти «ва-банк». Быстро нагнав их, я обратился к ним с вопросом:

          Господа, я только сегодня приехал в ваш город. Не могли бы вы мне сказать, где здесь у вас гостиница, где можно было бы переночевать.

          И спереди они не очень-то отличались друг от друга. Один помоложе, другой постарше, с усиками-стрелочками под носами и с подбородками с ямкой посередине.

          Они переглянулись и тот, что постарше, ответил мне. По голосу я понял, что это он был рассказчиком.

          Молодой человек, у нас в городе нет гостиниц, а в частный дом вас переночевать не пустят, опасаясь осложнений с властями.

          - Но почему?
          - Видите ли, это направлено против бродяжничества. Поэтому, кто даст приют бродяге может поплатиться конфискацией имущества.
          - Но я же не бродяга. Подскажите, что мне делать? Я же здесь никого не знаю – возопил я.
          - ? – пожал тот плечами.
          - Послушай, а дом? – дёрнул младший старшего за рукав.
          Тот пресёк его взглядом, подумал и сказал:
          - Да. Есть один дом, где вы можете переночевать: улица Расправленных Крыльев, 77.
          Они развернулись и пошли прочь, ясно давая мне понять, что не расположены продолжать беседу.

          Этот дом я нашел, когда уже были сумерки вот-вот готовые перейти в сплошную темноту. Я очутился перед калиткой, на которой с трудом можно было различить

металлическую табличку с надписью. Справа было написано: «Расправленных Крыльев, 77»; а в центре, крупно, на пяти языках: «ВХОДЯ, ЗАДУМАЙСЯ!».

          Я задумался, но ничего ценного из этого не извлёк. Тогда я распахнул калитку и вошел в садик. Дверь в доме открылась, и оттуда вышел человек неопределённого возраста, не то, чтобы его было трудно определить, просто наступила ночь, и я не видел его лица.
          - Переночевать? – спросил он, едва увидев меня и не дожидаясь ответа, так как был уверен в том, что говорил, продолжал: – Как войдёшь, выключатель слева, пошарь по стене. Если на мокрое наткнёшься – не бойся, это я кроличьи шкурки сушить распялил. Чувствуй как дома! Есть захочешь, пошарь, помню было что-то. А  я, извини, ужасно спешу. Завтра утром буду… Да, спать ляжешь, ставни закрой. – Он всё это говорил быстро-быстро, держа мои руки в своих и нервно тряся их. С последним словом он отцепился от меня и побежал по дорожке к калитке.

          - А цена? – крикнул я вслед.
          - Утром договорился, – донеслось в ответ, и я услышал, как хлопнула калитка.
          Итак, я остался один на один с домом. Зашёл, нащупал левой рукой стену и стал искать выключатель. Как и предупреждали, я наткнулся в темноте на что-то мокрое и сшиб это. Оно загремело, падая в разные стороны. Наконец нашёл выключатель и включил свет, который осветил небольшой коридор, на полу коего лежало несколько досок с натянутыми на них для просушки кроличьими шкурками. Я восстановил здесь былой порядок и проследовал по коридору прямо на кухню. Внутри газовой печки, смонтированной под крокодила, обнаружил суп из кроличьих голов и рагу по-ирландски с томатным соусом. В леднике нашёл «шартрез» 1653 года. Уж не знаю, откуда они берут такое!

          Сытый желудок звал к покою и раздумьям.
          В доме было всего две комнаты. На двери в одну из них висела табличка:

                Просьба не входить!

                А на другой:

                Добро пожаловать! В счастливый путь!

          Я зашёл в комнату, оказавшуюся не такой уж большой. Справа у стены стояла кровать, над ней висел ковёр, изображающий перелёт гусей. Напротив кровати было раскрытое окно, одно единственное в комнате. В дальнем углу стоял большой кованый сундук с разложенными на нём журналами, рядом с ним столик и стул. На столе, рядом с фотографией какой-то девушки, лежало зеркало, а над окном были прибиты часы, мерно отбивающие ход времени.

          Я закрыл ставни, выключил свет и улегся на кровать.
          «Господи, как хорошо, – подумал я. – И это тот дом, о котором шептали те придурки. В какие только глупости можно поверить, если не видел всё собственными глазами. Да они специально отпугивают туристов, чтобы не так много их стремилось сюда.  И эти их разговоры, и надпись на воротах: «ВХОДЯ, ЗАДУМАЙСЯ!» Ясно, но не на дурака напали! Мы тоже знаем, с какой стороны у осла хвост. Хоть я и не академик там, какой-нибудь, и не кандидат, а ведь мог быть, и очень даже просто.  Не повезло мне. Доцент на меня зуб точил и специально, прохиндей, тему такую дал, чтобы наверняка срезать. И срезал, чтоб тебе тот свет милее этого казался! Как вспомню об этом, так сразу настроение портится. Уж лучше подумать о чём-нибудь хорошем, весёлом. А интересно, на какое-такое путешествие они намекают этой надписью: «В СЧАСТЛИВЫЙ ПУТЬ!»

          Надо мной раздались гортанные крики, пахнуло холодным свежим воздухом, запахло птичьими перьями. Гуси слетали с ковра и собирались в стаю, чтобы построившись клином лететь в тёплые края.

         -  В счастливый путь! – крикнул я им и помахал рукой. – Летите, милые, летите. Только кричите чуть тише, я хочу спать.

          «Я хочу спать», – это  было последнее, что пронеслось в уже затуманенном мозгу. Я провалился в мягкую, обволакивающую бездну сна.

          Я проснулся ночью от какого-то неясного, свербящего душу чувства, какой-то внутренней неустроенности, душевной тоски или зубной боли, хотя зубы у меня были в полном порядке. Я лежал на кровати и чувствовал, каждой клеточкой тела ощущал, что мне что-то мешает, физически что-то мешает, но что? И кровать мягкая и уютная, не холодно и не жарко, вроде бы и тихо кругом, а ведь на тебе, что-то всё-таки есть. Откуда-то в комнате появился комар. Он монотонно жужжал вдалеке, но не хотел ограничиваться только этим. Он захотел убить меня, и с каждой секундой его пение усиливалось, он приближался, вытягивая вперёд смертоносное жало и целясь им прямо в мою шею. Его огромные глаза фосфоресцировали зелёным светом и я ещё подумал: «Как же люди раньше не знали, что комары состоят только из двух глаз и жала. Притаиться, совсем не дышать, и может он не заметит меня…». А комар всё ближе и ближе, а делается всё меньше и меньше. Вот он пахнул ветром в мой нос, задел за щёку и пищит под самым ухом. Да так нудно пищит и противно, что у меня к горлу селезёнка подбежала и вот-вот выскочит наружу… Резкий удар ухом и… Ура!  Так вот что меня так мучило! Оказывается, у меня выросли большие уши. Я ощупал их пальцами. Они были холодные и шершавые, как листья лопуха. А что, такие уши даже полезны! Защита от комаров – раз, шапку носить не надо – два, хороший слух – три. А если они надоедят, то их можно и срезать, всё равно отрастут.

          - Отдай мне твои уши, отдай! – послышался голос.
          «Не успел приобрести, и уже отнимают», – подумал я.
          - Кто это говорит? Покажись, я не вижу тебя.
          - Да вот же я, вот. Отдай уши.
          Из часов высунулась кукушка и требовала от меня невыполнимых вещей.
          - Пошла к чёрту. Тебе с такими ушами в часах не поместиться, а ты просишь. Згинь, окаянная!

          Она згинула.
          -Я слышу очень хорошо тебя, очень хорошо слышу тебя, мой друг. Входи! Здесь ты найдёшь надёжную защиту.
          Прекрасный полупрозрачный юноша сел рядом со мной на кровать. Всё было видно, что творилось у него внутри: и как вздымаются лёгкие, и как сжалась в комок селезёнка, и как убегает в пятки сердце, и мне стало стыдно за своё непрозрачное, скрывающее, как что-то постыдное, тело.
          - Спаси меня, – протягивал он ко мне руки. – Спаси. Они хотят съесть моё сердце, – и он указал на жабу, трепыхающуюся у него в груди.
          Мне и раньше казалось, что с сердцем у людей что-то не так. На это указывали ещё Гален, Гоголь и Гогладзе, а теперь я окончательно в этом убедился.
          - Не бойся, я сам боюсь. Мне свою лягушку спасать надо. Под подушку её положить, что ли?
          - Они идут!

          Я и сам слышал, как в коридоре раздавался топот сотен ног, скрип несмазанных телег и вопли. И этот шум всё усиливался и усиливался и наконец, заполнил собой всё, всё пространство вокруг, и не было места уже ни для крика, ни для слова, ни длят кашля и ни для чего другого. И они вступили в комнату. Впереди, на задних лапах, шла большая крыса с вороньей головой. Она с треском открывала и закрывала свой клюв. А далее по пять в ряд нескончаемой вереницей тянулись фантастические уроды с телом птицы и мордой зверя, лохматые черти с утиными лапами, зайцы на сорока ногах, землеройки с коровьими головами, стакан с человечьей головой и руками и всё новые и новые чудища, и все они кричали и кричали одно: «Жрать! Жрать!»

          - Пошли вон, попрошайки! – закричал я им и бросил в гущу врагов подушку. Она смяла их ряды и причинила им большой вред. Но все оставшиеся бросились на меня: хватали, кусали, рвали, лезли на грудь, на лицо, пытались достать зубами глаза. Я сбрасывал их, давил сотнями, а они всё лезли, и не было им конца. И вдруг всё закончилось. Вокруг никого не было. Я стоял на кровати, рядом был прозрачный.
         -  Ты  хорошо дрался, - щёлкнул он языком. – Но они опять полезут. Тебе нужно подкрепиться. Давай поедим.
          - Давай, – я присел рядом с ним.
          Он снял свод черепа, зачерпнул оттуда ладонью мозг и протянул мне:
          - Угощайся, – предложил он.

          В этот миг в комнате возникла… голая старуха с лошадиным лицом. Истощённая до последней степени и с глубочайшими морщинами, складками и бородавками по всему телу. На животе у неё была рваная рана, залепленная в трёх местах лейкопластырем, и оттуда непрерывной струйкой стекал сине-зелёный гной, образуя у её ног небольшую дымящуюся лужицу. Она протянула ко мне руки и задушенным голосом стала повторять: «Полюби меня!» и шла, и шла ко мне, намереваясь заключить в свои страшные объятия.

          - Я не хочу! Не хочу! – закричал я, закрывая лицо руками, и потерял сознание.
          Когда я очнулся, в комнате никого не было. Ничто не напоминало о только что произошедших событиях. Тишина стояла такая, что звенело в ушах. Только что-то тихонько шуршали листья. Я прислушался. И вовсе не листья это шуршали, а тихо совещались мои сегодняшние знакомые под окном. Наивные люди, они думают, что с такими ушами я их не услышу!

          - Нам не удалось его испугать, нам не удалось его соблазнить, что ж, придётся его убить.
          - Да. Поставим перед окном котёл. Если попытается бежать, то сварится в кипятке. Пойдём.
          «Ах, сволочи, что задумали. Но ничего, я сундук к двери поставлю. Тяжёлый какой… Ну… Ещё немного… Уф!»

          - Ты чего смотришь на меня? Ты, архангел ты или ангел? Хомут на голову нацепил и пялиться можешь? Да я вот сейчас очи твои ясные протру… Уходи прочь, дура, кому говорят, уйди. Твой дело человека укрывать, я не мешать ему со святыми разговаривать. Что ж ты делаешь? Может, ты с ними заодно? А раз так, получай. Так тебе. Так.

          Зря я занялся глупой борьбой с одеялом. Двое разбойников ворвались в это время в комнату и зарезали меня. Это оказалось совсем и не больно. Нож вошёл в меня как в масло и так же легко вышел обратно. И я умер. ВАрут люди, что со смертью кончается всё. Я умер и тем не менее думаю и нисколько не хуже, чем в то время, когда был жив. Правда, я ничего не слышу, и перед глазами мелькают какие-то палочки, чёрточки, штришки, кружочки, синусоиды, переплетаются, соединяются, распадаются и это непонятно и страшно.

          - Насмотрелся? – спросил чей-то голос.
          - До тошноты.
          - Ну, тогда ступай вон.

          Чёрточки и кружочки вокруг меня закружились в диком и беспорядочном на первый взгляд танце, а потом стали обтекать меня с двух сторон с всё нарастающей скоростью и я понял, что несусь в космосе со скоростью света. «Далеко же меня занесло, что нужно так долго обратно возвращаться», – подумал я и тут же оказался у себя в комнате. Я лежал на полу, а на груди у меня стояла та самая крыса с вороньей головой. Которую я ей давеча несколько раз отрывал, и кричала примерно следующее: «Ура! Он повержен! Он наш! И теперь наш род никогда не прекратится!»

          Я не мог двинуть не то что ногой или рукой, я не мог даже моргнуть, а тем более согнать эту противную тварь. Каждой молекулой я ощущал непреодолимое отвращение к ней. Мышцы сами напряглись, мозг лихорадочно работал и в голове гудело, как в литейном цеху, и, наконец, исход. Резкий рывок, бьющая по сознанию боль и… я проснулся.

          Я лежал у кровати на полу и ничего не понимал. На лбу нащупал здоровенную гулю. Со страхом ощупал уши. Но они были нормальными. Сквозь щели в ставнях яркими полосами, прямыми и тонкими, пробивался утренний солнечный свет и падал на противоположную стену, на кровать, на пол. Я быстро оделся и поспешил покинуть этот дом, где мне не хотелось оставаться и одну лишнюю секунду.

          Я захлопнул за собой дверь, прислонился к ней спиной и облегчённо вздохнул, радуясь, что это всего лишь сон. Стая гусей загоготала над головой. Я посмотрел вверх. Уже знакомый мне вожак вёл свою стаю прямо в печную трубу дома. Когда они скрылись, я услышал голос:

          - Вы уже уходите?
          По аллее ко мне приближался давешний хозяин дома.
          - Да. Сколько я вам должен за ночлег?
          - Пятнадцать тысяч.
          - Простите, я, вероятно, ещё не совсем опомнился от произошедшего, и мне показалось сейчас, что вы сказали ,– пятнадцать тысяч.
          - Да, да. Именно пятнадцать тысяч.
          - Но это же неслыханно! – возмутился я.
          - На вас было сегодня истрачено столько средств, что пятнадцать тысяч это нижний предел.
          - Но я же просил вас так тратиться на меня!
          - Вас предупреждали об этом. Уже на калитке было написано: «Входя, задумайся!». Вы вошли, значит, всё обдумали. Тем более вы вошли в комнату, на которой висела табличка: «В счастливый путь!» И после всего этого вы отказываетесь платить?
          - У меня нет таких денег.
          - Тогда вам придётся пройти с нами.
          Он махнул рукой. Из-за угла дома вышли два бревна с руками и ногами, подхватили меня под руки и повели…
          - Это произвол! Вы всё специально сделали! – кричал я, обращаясь к нему.
          - Конечно, – усмехнулся он. – Сначала испытываем действие на человека психотропных веществ, а потом изучаем изменения, произошедшие в организме подопытного… Тебе повезло. Не многим в жизни удаётся умереть дважды.
1977