Дух Фиилмарнен и его дети Гнев Фиилмарнена

15. Гнев Фиилмарнена.


Первое время после возвращения Стиг целыми днями не выходил из дому. Сидел, подбрасывал ветки в очаг и неотрывно глядел на огонь. Домочадцы сочувствовали ему, но не осмеливались подойти. Они скользили по дому как бессловесные тени.
Однажды Хилла несла из своей части дома в часть дома родителей кринку с медом. В переходе она наклонилась, чтобы плечом отодвинуть шкуру, закрывавшую вход, наступила в темноте на подол своего платья и упала. Кринка выскользнула у нее из рук, мед растекся по полу.
- Растяпа! – вдруг обрушился на нее Стиг. – И в кого ты уродилась такой раззявой? Лучше бы тебе сгинуть, постылая!
Ойгла молча схватила тряпку, ведро с водой и начала смывать мед с пола. Хилла стала ей помогать. Все время, пока женщины занимались работой, Стиг не смолкал. Обида, накопившаяся в нем, вылилась в нескончаемую череду проклятий.
После этого случая Стиг возобновил работу в кузнице. Гюрд переживал за отца, но не знал, как выразить свое сочувствие, не вызвав очередной вспышки гнева. О степени раздражения старого кузнеца он мог судить по злости, с которой тот ударял молотом по металлу. Гюрд в такой степени был занят своими внутренними переживаниями, что, в конце концов, вызвал гром и на свою голову. Случилось это, когда они вдвоем с отцом отливали в глиняной форме свадебное украшение. Форму делал Гюрд. В самый ответственный момент  форма треснула, металл пролился в огонь, вызвав шипение и сноп искр. Стиг так рассердился, что схватил первый попавшийся под руку кусок металла и запустил в голову сыну. Это так сильно обидело Гюрда, что он швырнул остатки формы в пламя и, выскочив из кузницы,  ушел в лес. У него перехватывало дыхание от чувства вопиющей несправедливости. Когда юноша успокоился, он увидел, что день ясный и солнечный, что вокруг него шелестят золотистыми кронами высокие березы, а воздух такой теплый, каким он бывает только в начале осени.
Первым делом Гюрд решил пойти умыться к лесному ручью. Подойдя к нему, он увидел Хиреворда, лежащего на животе на бревне, упавшем так, что один его конец находился на одном берегу ручья, а другой – на противоположном. Намотав на руку леску из сухожилий, Хиреворд ловил рыбу.
Услышав шум, Хиреворд поднял голову и, выдернув из воды леску с крючком на конце, стал поджидать Гюрда.
- Как ловится? – спросил Гюрд.
- Всего три рыбины, - ответил Хиреворд. – А что с тобой случилось?
Гюрд рассказал. Некоторое время назад его жгла как огнем обида. Теперь же, в окружении золотых берез и алых кленов, под безмятежным синим небом, все казалось ему не таким уж и трагичным. Слушая его, Хиреворд наматывал леску на руку.
- Ты не будешь больше ловить? – спросил Гюрд.
- Нет, давай просто так посидим, - отозвался Хиреворд, не поднимаясь.
Гюрд тоже лег на бревно головой к другу. Сверху их пригревало солнце. Снизу с тихим журчанием бежал ручей, пенясь вокруг камней.
- Знаешь, о чем я думаю? – спросил Хиреворд, следя глазами за летящей по воздуху паутинкой. – Я думаю о том, куда Хелихелин бросила гадальные кости. Хотелось бы мне знать, что она там увидела. В мусорной куче их нет, во дворе тоже, а между тем Хелихелин из тех, кто всё бросает там, где пользуется. Мне кажется, они в кузнице.
- А почему ты о них вспомнил сейчас? – поинтересовался Гюрд. – Ведь всё уже кончилось.
- Всё ещё и не начиналось, - ответил Хиреворд. – Раньше только один род находился под покровительством духа земли, а теперь – два. Дети Агне Дарнера и Хелихелин будут внуками духа земли. Фагни Дарнер и до этого захватывал земли других родов, опираясь на свою силу. А теперь, когда он находится под покровительством Фиилмарнена, кто осмелится ему сопротивляться? И уж тем более никто не осмелится сопротивляться его внукам.
- Ты хочешь сказать, что в Гаутанде вот - вот вспыхнет война? – спросил Гюрд.
- Она близко, как никогда. Поэтому я и хочу узнать, что напророчил дух земли Хелихелин, к чему нам готовиться.
- Может, все не так уж страшно, - неуверенно сказал Гюрд.
- Все ждут войны, - ответил Хиреворд.
- Откуда ты знаешь?
- Я брожу по лесам, иногда встречаю своих родичей. Надо найти гадальные кости и все выяснить.
- Хорошо, я схожу в кузницу, когда стемнеет.
- А теперь вернемся к рыбе.
Когда стемнело, юноши со своим уловом отправились домой. За оградой их встретила Ойгла.
- Что же ты наделал, сын, рассердил отца, - сказала она.- Теперь он рвет и мечет. Лучше, чтобы сегодня он тебя не видел, да и завтра тоже, пока я его не уговорю.
- Гюрд переночует у нас, а завтра с утра пораньше мы пойдем стрелять уток, - сказал Хиреворд. – А если завтра к вечеру отец не смягчится, мы могли бы поехать с Гюрдом и Хиллой проведать мою мать.
- Вот и хорошо. Я выпрошу вам позволение у отца.
Юноши потихоньку прошли на половину молодой семьи. Там их встретила Хилла. Она двигалась бесшумно и говорила шепотом. Даже ее маленькая дочь вела себя тихо, как мышка. Молодые люди поняли, что в доме прогремела нешуточная гроза.
За ужином Хиреворд спросил жену:
- Что ты, Хилла, загрустила?
- Маму жалко, она одна там с ним сидит, - ответила Хилла, кивнув в сторону перехода между домами. – Еще боюсь, как бы отец сюда не пришел и не нашел Гюрда.
Они рано потушили огонь и легли, но никто не спал. Со стороны половины родителей слышался недовольный голос Стига, ругавшего жену. Никому из них не пришло в голову осуждать его, ведь он был старшим в роду, как никому бы в голову не пришло и перечить ему.
Когда все затихло, Гюрд тихо поднялся и пошел в кузницу. У юноши захватывало дух, пока он в темноте разводил огонь. А вдруг, когда огонь вспыхнет, кузница окажется полна всякой лесной нечисти? Однако ничего страшного не произошло, и он потихоньку успокоился.
В кузнице в одном углу была свалена медная руда, рядом – железная и куски олова. В другом углу лежали сданные местными жителями в починку вещи. В кожаном мешке висели готовые заказы, а в мешочках поменьше – разноцветные камешки для украшения. В третьем углу находилась куча глины, покрытая мокрой тряпкой, куски воска и мягкого камня. Над ней на полке стоял горшок и наконечниками стрел и лежал мешок с древками копий. В четвертом углу была печь.
Гюрд нашел гадательные кости за кучей глины. Так могла поступить в порыве спешки только Хелихелин. Это были две оленьи лопатки, нагретые над огнем и растрескавшиеся. Как ни хотелось ему задержаться и их рассмотреть, юноша задул огонь и вернулся в дом. Кто знает, вдруг дух земли заглянет в кузницу ночью и сделает его одним из своих мастеров в горе?
На следующее утро, чуть рассвело, юноши отправились стрелять уток, оставив гадательные кости дома, чтобы не потерять их. Они договорились, что Хилла ближе к полудню принесет кости к лесному ручью. Тогда, при свете дня, выполнив свою основную работу, они их и рассмотрят.
Охота была удачной, хотя они и сильно промокли. Когда солнце было в зените, они вышли к ручью. Хилла с ребенком уже сидела там.
Увидев потресканные гадательные кости, Гюрд подумал, что Хелихелин, должно быть, просидела в кузнице всю ночь, нагревая их. Она не испугалась находиться там одна, так велико было ее желание скрыть свое занятие. По разговору между Хиревордом и Хиллой Гюрд понял, что о том, о чем друг сказал ему вчера, он говорил с женой не один раз. Юноша почувствовал легкую обиду, но потом понял, что это неизбежно, ведь он ночевал на половине родителей и целыми днями работал с отцом в кузнице, куда Хиреворду как непосвященному вход был закрыт.
Что же сказал дух земли Хелихелин? Ответить на этот вопрос было нелегко. По гадательным костям разбежались мелкие трещинки во всех направлениях, не считая крупных трещин.
- Смотрите, это похоже на длинный волчий нос, - сказал Хиреворд.
- Если это волк, то где глаза и уши, где остальное тело? – возразила Хилла.
- Может, это означает, что Агне пробрался к нам как коварный волк? – предположил Хиреворд.
- Из - за этого Хелихелин не сбежала бы с ним, - усомнился Гюрд. – Надо искать то, что ей было приятно.
- Ей хотелось выйти за него замуж, - сказала Хилла. – Взгляните, если проследить за нижней линией «волчьего носа», то это напоминает дно лодки, а «нос» – это нос лодки, а вот сюда трещина поднимается как корма.
- Смотри - ка, вправду лодка, - пробормотал Хиреворд.
- Действительно, похоже, - согласился Гюрд.
- Она увидела лодку и решила, что дух земли одобряет ее затею, - предположила Хилла.
- Судя по всему, так оно и есть, - кивнул Гюрд.
Они долго изучали другие трещины, но разошлись во мнениях, что они обозначают.
Вечером Ойгла пришла на половину дочери и сказала, что Стиг успокоился, но успокоился нехорошо. Он заявил, что ему все равно, где находится Гюрд, что сын может вернуться в дом или не возвращаться вовсе, его это больше не волнует. Гюрд пообещал прийти ночевать на родительскую половину. Он жалел мать за то, что ей одной уже два дня приходилось сносить дурной нрав Стига. В глубине души он считал несправедливым, что за проступок Хелихелин отец наказывает всю семью, а Ойглу в особенности. Если уж хорошенько разобраться, больше всего вины в том, какой выросла младшая дочь, лежало на нем.
Гюрд вернулся в кузницу, но работал один. Стиг не обращал на него внимания и не разговаривал с ним. Так же он вел себя и дома, словно он жил совсем один. Однако он протестовал, если по вечерам Ойгла пыталась уйти на половину дочери. Он не разговаривал с ней, но требовал, чтобы жена находилась при нем. Из солидарности Гюрд оставался с матерью. Не было ничего тоскливее этих проходивших в полном молчании вечеров.
Впрочем, был один положительный момент в равнодушном отношении отца ко всем членам семьи. Они стали более свободны в распоряжении своим временем днем.
К зиме все, кроме Стига, очень заинтересовались тем, какое первое слово скажет маленькая Элиэнн. Хилла целыми днями твердила: «Скажи  "мама"», Хиреворд – «Скажи " папа"», Гюрд – «Скажи "дядя"», а Ойгла – «Скажи "баба"». До этого они долго решали, на кого похож ребенок. Хиреворд считал, что на него, Хилла – что на нее, а Гюрд и Ойглой говорили, что она похожа  сама на себя.
В начале зимы Элиэнн сказала: «Дам, дам». Сперва никто не понял, что это означает, но потом Гюрд догадался, что девочка скопировала фразу Хиллы, которую та произнесла, когда брат и муж ввалились в дом в заснеженной одежде: «Ох, и задам я сейчас кому - то! Не догадываетесь кому?»
Вскоре после этого к ним пришел Ирле Снайдерс и сказал, что до поселка дошла весть о рождении у Хелихелин сына. Ойгла прослезилась и рыдала всю ночь, думая о том, как плохо, должно быть, ее дочери среди чужих людей. На следующее утро вся молодежь отправилась в гости к Снайдерсам. Они играли в снежки, катались на водовозных санях с крутых холмов. На шестой день   пребывания в гостях приехал один из сыновей Алиа, который жил у родственников жены в поселке Эсклермондов. Он рассказал, что до их поселка дошли вести о захвате Дарнерами части земель рода Элле, где они раньше только браконьерствовали. Они заявили, что действуют с согласия духа земли. Элле не посмели ни сопротивляться, ни сомневаться, тем более, когда Дарнеры объявили, что уступка земель зачтется их жертвам как подарок ко дню рождения внука Фиилмарнена. Этот поступок взволновал всех соседей. Гюрд, уже и думать забывший о гадальных костях, ощутил дрожь, ведь он был причастен к возникновению у Хелихелин веры в свое высокое происхождение.
Посланец, привезший плохую весть, привез и болезнь. Уже к вечеру в день приезда он ощущал слабость и головную боль. Ночью у него начался жар. Вслед за ним заболела Алиа, которая ухаживала за сыном. За ней заболела старшая дочь, взявшаяся ходить за матерью и братом. Она передала болезнь детям. Скоро весь поселок ходил со слезящимися глазами, хрипел и хлюпал носами. У людей закладывало горло, по ночам многие выходили на улицу, так как задыхались в душных домах, но от этого им делалось только хуже.
Видя это, Элсли  поскорее отправились домой, но было поздно. По возвращении они свалились все. Стиг сначала решил, что ничего страшного нет. Он считал, что все семейство виновато перед ним, и он один достоин сочувствия и сострадания. Только когда Ойгла резко сказала ему, что вскоре исполнится его желание, и он останется один, он вдруг очнулся. Очнулся, он, правда, для того, чтобы указать жене ее место, но его указания не возымели обычного действия. Тогда – то он и понял, что дело действительно плохо. Стиг увидел, что, оплакивая одно дитя, находившееся далеко, он может потерять всех остальных, которые жили рядом. Ему легко было становиться в позу гордого одиночества, находясь среди семьи, но реально остаться на старости лет последним в своей ветви рода было бы куда как тяжело. Однако Стигу нелегко было переломить себя. Ему все время казалось, что малейшей уступкой он уронит свое достоинство главы семьи. Все больные находились на половине молодых, поэтому всё, на что он решался, это пробраться тихонько в переход, соединяющий оба дома, и прислушиваться кашлю, шарканью ног и осипшим голосам.
Ойгла, казалось, переселилась в дом, где были дети. Она не обращала внимания ни на что, кроме них. Внезапно Стиг впервые по – настоящему осознал, что остался один. Он вдруг заметил, как страшен в своей тишине двор, снег которого испещрен только его следами, как угрюм старый дом, где каждый треск полена в очаге раздается как грохот, как пуста и сиротлива кузница, полная ненужных и мрачных предметов. Тогда Стиг не выдержал и как - то ночью тихо пробрался в дом, где находились больные. Он опустился на колени возле лавки, на которой лежал Гюрд, и случайно разбудил его. Когда сын зашевелился, почувствовав на лице горячие слезы отца, Стиг обнял его и зашептал: «Не уходи, Гюрд! Не уходи!»
С тех пор он каждый день заходил к своим детям и сидел там молча,  но кузнец чувствовал, что семья с ним примирилась, хотя об этом не было сказано ни слова. Постепенно он ввалил на себя большую часть забот, которые до этого тащила на своих плечах только Ойгла. Сердце Стига растаяло, как кусочек льда на мартовском солнце. Иногда, находясь в лесу на охоте, он садился на поваленное дерево и плакал от жалости к своим родным.
Когда больные стали выздоравливать, заявился Айлиль Снайдерс. Он сказал, что в поселке умерло шесть человек, а также, что дошли слухи о гибели Фагни Дарнера. Он провалился в медвежью берлогу. Стиг внутренне вздрогнул. Фагни Дарнер польстился на покровительство духа земли, как знать, не покарал ли дух его за самонадеянность? Стиг подумал, что дух всю жизнь оказывал покровительство и ему, даровав хорошую семью, а он в последнее время пренебрегал его даром. Не захочет ли Фиилмарнен наказать и его? Ночью кузнец пошел в кузницу и пообещал Фиилмарнену богатый подарок, если тот его простит и сохранит ему всю семью. Дух благоволил к Стигу. В то время как в окрестных поселках поветрие скосило много народу, кузнец не потерял никого.
Постепенно жизнь вошла в свою колею по всему Синему Гаутанду. С первыми лучами весеннего солнца поветрие прекратилось, но внутреннее напряжение везде осталось. Никто не знал, что предпримут Дарнеры после гибели главы своего рода. Было известно, что его место занял Агне, чем нарушался порядок наследования, ибо главой должен был стать следующий по старшинству брат Фагни. Поговаривали, что Дарнеры ждут, когда сойдет лед на реке, а затем что - то начнется. Лед прошел, но ничего не случилось. Новый срок предсказали, когда сойдет снег и просохнет земля. Снег стаял, земля начала прогреваться, но Дарнеры замкнуто жили в своем поселке и не выдавали своих планов.
Когда начали распускаться листья, в дом рода Элсли прибыла Алиа Снайдерс в сопровождении Ирне. Они приплыли на лодке по реке. Алиа поговорила со всеми, поиграла с внучкой, переночевала, а утром попросила Хиреворда проводить ее до половины дороги. Хиреворд вернулся к обеду, а после ужина попросил Гюрда тихонько пойти с ним в лес. Юноши немного отошли от дома, а потом спустились к реке. Там их ждала лодка.
- Мы едем на остров Хелихелин? – удивился Гюрд.
- Вот именно. Садись быстрее.
Сердце Гюрда бешено забилось. Неужели Хелихелин вернулась? Когда лодка въехала носом в песок островка, он заметил спрятанную в камыше другую лодку. В глубине зарослей, поджав ноги, на коряге сидели Алиа и Ирне. Гюрда охватило смятение чувств, когда они с Хиревордом сели напротив. Некоторое время все молчали, потом Алиа провела языком по сухим губам, подняла глаза, с треском сломала ветку, которую держала в руках, и сказала:
- Позавчера в наш поселок прибыл человек из рода Элле. Его послали Дарнеры. Судя по всему, твоя сестра тяжело больна. Они хотели, чтобы я приехала посмотреть ее. Кроме того, твоя сестра хочет тебя видеть, но только тебя одного. Дарнеры требуют, чтобы наша поездка осталась в тайне от других родов. Я не знала, как сказать все это при твоих родителях. Также я не уверена, что все это не западня. Я – очень старая женщина, а ты – молод. Мы советовались с Хиревордом, но пока ни до чего не договорились. Человек из рода Элле будет ждать меня еще один день, а после этого поплывет обратно.
- Много ли народа знают об этом в вашем поселке? – спросил Гюрд.
- Только я и Ирне, - ответила Алиа, - а теперь вот и вы двое.
- Почему они хотят, чтобы никто не знал о поездке?
- Потому что это либо ловушка, либо на них обрушился гнев Фиилмарнена, - сказала Алиа. – Посланец утверждает, что по дороге ночевал только в лесу, не заезжая ни в один поселок.
- Возможно, они хотят захватить заложников, - вставил Хиреворд.
- Но наши земли далеки от них, - возразил Гюрд.
- Не забывай, что оба наших рода участвовали в прошлогоднем походе, - сказал Ирне.
- Ты поедешь, Алиа? – спросил Гюрд.
- Я – очень старая женщина, и я хочу, чтобы мои дети, внуки и правнуки жили счастливо. Я хочу постараться разузнать, что на уме у Дарнеров. Я уже выполнила свой долг на земле и могу спокойно сунуть голову в это осиное гнездо. А вот ты - совсем другое дело, - покачала головой Алиа, задумчиво глядя в землю.
- Я поеду с тобой, и они не посмеют тебя тронуть под страхом гнева духа земли, - пообещал Гюрд.
- Я не могла не рассказать тебе об этом деле, но ты должен помнить, что ты – единственный сын своего отца, и не можешь поехать без его соизволения. Говорить же с твоим отцом об этой поездке я не решилась.
- Он бы вспылил и помчался к Дарнерам сам, - согласился Гюрд.
- Но увезти тебя в такое место без согласия родных я тоже не могу. Младшие должны почитать волю старших, все в этом мире должно идти заведенным порядком, иначе мировой порядок нарушится. К тому же, если твоей сестре и вправду плохо, я не могу не дать знать об этом ее отцу и матери.
Гюрд задумался. Он не сомневался, что отец, едва узнав о болезни Хелихелин, сразу сорвется и бросится к Дарнерам, а мать заплачет и скажет, что она его никуда не отпустит, а поедет сама. Задача, как уговорить родных никуда не ездить и в тоже время отпустить его, была очень трудной.
- Надо, чтобы Хилла поговорила с матерью, - сказал Хиреворд. – Никто из нас не сможет так объяснить ей все, как она. Она удержит ее от первых необдуманных порывов.
На том и порешили.
Алиа и Ирне разожгли костер и остались ночевать на острове, а Гюрд и Хиреворд отправились домой. На душе у Гюрда было тяжело. До этого момента ему казалось, что угроза, нависшая над Гаутандом, разойдется сама собой. Но тучи только сгущались…
За оградой их встретила Хилла. Она глядела так выжидательно и серьезно, что Хиреворд сразу взял ее за локоть и повел в дом. Выслушав рассказ, Хилла долго молчала, но в душе ее бушевала буря. С одной стороны, съездить в логово врага и разведать его планы необходимо. С другой стороны, ей уже мерещилась гибель Алиа и брата. Весть о болезни Хелихелин вызывала в ней одновременно недоверие, чувство долга и внутреннее отторжение. Ее душевные раны еще кровоточили. В конце концов, она согласилась поговорить с Ойглой.  Первым порывом Ойглы было броситься самой к Дарнерам, чтобы умолять их дать ей увидеть дочь. Но Хилла напомнила, что Хелихелин хочет видеть только Гюрда. Ойгла тут же решила, что злые Дарнеры не позволяют ей увидеться с матерью. Когда она успокоилась, Хилле удалось договориться, что мать тайно поедет вслед за Алиа и Гюрдом и будет ждать на границе владений Дарнеров, когда ее позовут.
 После этого Ойгла вместе с Хиллой и юношами пошли говорить со Стигом. В разговоре Хилла упорно подчеркивала, что приглашение может быть ловушкой. Ойгла оплакивала болезнь Хелихелин. На удивление всем, Стиг не вспылил и не закричал. Он предложил нарушить тайну поездки  и расположиться всем Снайдерсам на границе владений Дарнеров, чтобы обеспечить безопасность Гюрда и Алиа. На это предложение Хиреворд возразил, что тогда Дарнеры скорее всего сразу возьмут приехавших в заложники.  Гораздо лучше, если все останутся на своих местах, но предупредят врагов, что в случае опасности для жизни родных Снайдерсы и Элсли готовы подняться и призвать на помощь другие родственные семьи.
- Значит, ты хочешь отправить Гюрда и Алиа совсем одних? – спросила Хилла с плохо скрытым раздражением.
- Вовсе нет, часть наших родичей может тайно следовать за лодкой, чтобы дожидаться на границе земель Дарнеров, чем окончится дело, - ответил Хиреворд.
- Но следует ли всех Снайдерсов заранее предупреждать об этом деле? – сказал Гюрд с сомнением.
- Мама решит, кому следует сказать, - успокоил его Хиреворд.
Ойгла никак не хотела уступать право поездки, утверждая, что она – мать и должна быть рядом с Хелихелин. Стиг говорил, что его присутствие необходимо, потому что он отец и мужчина, его сила может понадобиться для защиты приглашенных.  Хиреворд полагал, что он должен ехать, так как едет его мать. Кроме того, он был единственным из ее сыновей, посвященным в тайну.
- А кто останется с Хиллой? – спросил Гюрд.
- Я попрошу маму отпустить сюда Ларио, - сказал Хиреворд, упрямо глядя на Ойглу и Стига.
Они знали, что в тайну больше никого посвящать нельзя, но не уступали друг другу. 
- Хилла не может остаться с одной Ларио, - заявил Гюрд, - а Хелихелин не сказала, что хочет видеть родных.
- Ойгла должна остаться! – сурово сказал Стиг, опустив голову и глядя на жену из – под лохматых бровей.
- А если Хелихелин действительно умирает?  - возразила Ойгла. – Она может захотеть меня увидеть.
- Кто - то из вас должен уступить, - настаивал Гюрд.
Под общим давлением  Ойгла уступила.
Когда рассвело, Гюрд, Хиреворд и Стиг собрали нужные вещи и отправились на переговоры с Алиа. В результате долгих обсуждений было решено, что Алиа и Гюрд примут условия посланца Дарнеров и  поедут с ним, предварительно рассказав все Айлилю и Айлин. Хиреворд и Стиг  незаметно поплывут вслед за ними и, остановившись на границе, будут ждать исхода дела.  Если Алиа и Гюрд погибнут, они должны будут предупредить родичей, а если  им удастся бежать, то помочь.
По окончании разговора Ирне, Алиа и Гюрд сели в лодку и поплыли в поселок Снайдерсов. В голове Гюрда было как - то пусто, но двигался он  порывисто, словно спешил. Позже он не мог вспомнить ничего о дороге, кроме того, что запечатлелось в момент, когда он садился в лодку. Закрыв глаза, он ясно видел  дно плоскодонки, закачавшейся под его ногой, круги, разошедшиеся по поверхности воды, и порскнувших во все стороны пескарей, взбаламутивших прибрежный ил. Он и оглянулся на оставшихся родичей почему - то поздно, когда остров Хелихелин уже скрылся за поворотом реки.
К полудню спутники высадили Гюрда на берег, под сень ив, полоскавших в воде свои ветви, а сами отправились в поселок. Юноша должен был ждать, когда за ним приплывут Алиа и человек из рода Элле. Сердце юноши бешено колотилось. Множество мыслей роилось в его голове. История с тайной его происхождения и чудесным вмешательством духа земли подошла к концу. Он чувствовал приближение развязки. Какая она будет? Что ждет их в поселке Дарнеров? Все внутри Гюрда сопротивлялось и отталкивало происходящие события, но одновременно он хотел, чтобы они пришли к концу и никогда больше не беспокоили его. Ожидание Алиа и ее спутника превратилось в настоящую пытку.
За Гюрдом приехали, когда уже смеркалось. Человек из рода Элле был немолод, с русой бородкой и обрезанными волосами. Он был заложник, и звали его Ригюрд. Лодка  плыла всю ночь по течению, почти в полной темноте, так как луна скрывалась за тучами. Люди всю дорогу молчали. Когда рассвело, они вытащили лодку на берег, поели сушеного мяса и легли спать, завернувшись в шкуры.
Проснувшись, Гюрд увидел, что Ригюрд сидит напротив на корточках и внимательно его рассматривает.
- Почему ты так смотришь? – спросил юноша.
- Я никогда не видел сыновей духа земли, - ответил Ригюрд. – Можно мне до тебя дотронуться?
- Дотронься.
Ригюрд боком, не поднимаясь с корточек, подобрался к юноше и, склонив голову набок и сощурившись, осторожно дотронулся до его  черных волос своей тонкой сухощавой ручкой.
- Ты можешь умереть как все обыкновенные люди? – спросил Ригюрд.
- Почему ты хочешь это знать? – вопросом на вопрос ответил Гюрд, и в груди у него похолодело.
- Просто так, - ответил Ригюрд и, удалившись тем же способом, застыл, напоминая нахохлившуюся птицу.
Только сейчас Гюрд увидел, что он одет в поношенную кожаную безрукавку, такие же штаны и видавшие не одного хозяина башмаки. На его одежде не было ни одного знака о принадлежности к роду Элле. Когда они вновь сели в лодку, Гюрд спросил:
- А давно ты в заложниках у Дарнеров?
- Давно.
- А сколько зим?
- Я уж не помню.
- А как зовут твоего отца?
- Рори.
- А мать?
- Она умерла.
На этом разговор прервался, они снова молчали всю дорогу. Под утро Гюрд увидел, что они приближаются к землям рода Элле. Он спросил, не хочет ли Ригюрд повидать своих родных. Тот в ответ только отрицательно помотал головой.
- Завтра мы будем в поселке Дарнеров, - сказала Алиа, - так что нам нужно сегодня хорошенько подготовиться. Но сначала выспимся.
Они завернулись в шкуры и уснули. Солнце ласково светило сквозь ветви деревьев и согревало их. Гюрда разбудили травинки, росшие на земле у самого его лица, которые наклонялись под порывом ветерка и щекотали ему нос. Открыв глаза, он увидел, что Алиа сидит в новом платье, а косы ее плотно заплетены. На лбу у нее была надета кожаная налобная лента с длинными шнурками. На концы шнурков и на ленту были нашиты серебряные амулеты в виде оленьих головок, увенчанных рогами. Такие же шнурки свисали с ее платья и концов кос. На правой руке Алиа была завязана красная шерстяная нитка   для ограждения от беды.
Гюрд встал и, взяв свой узел с вещами, отошел в сторону от своих спутников, чтобы они его не видели. Там он сбросил старую одежду и вымылся в прогретой солнцем прибрежной воде, а затем надел вышитую красными узорами против злых духов льняную рубаху, новые штаны и тонкий шерстяной плащ. На шее у него был амулет в виде свернувшегося в кольцо волка, но он всегда скрывался под одеждой. Поверх рубахи Гюрд надел ожерелье из бегущих серебряных волков, которое ему подарили при вступлении в род, а на талию – кожаный пояс с серебряными бляхами. Когда он вернулся к спутникам, Алиа предложила своим гребнем расчесать ему волосы. Гюрд согласился, потому что всегда испытывал большое удовольствие, когда сестра или мать занимались этим. Алиа это тоже нравилось, потому что волосы у Гюрда были густые и блестящие, солнце зажигало в них разноцветные искры. После расчесывания женщина скрутила волосы юноши в жгут и подняла их наверх, как делали все Элсли, чтобы они не мешали при работе и не попали в огонь. Чтобы прическа не рассыпалась, она перехватила лоб Гюрда плетеной трехцветной тесьмой. Ригюрд все это время сидел в сторонке и внимательно наблюдал за происходящим.
Ночью лодка доставила их в земли рода Элле, а утром – в земли того же рода, но захваченные Дарнерами. Они пристали ненадолго к берегу, а потом продолжили путь. К вечеру путешественники увидели поселок Дарнеров. Он смотрелся почти черным на фоне светлого небе и заходящего солнца. Никто их не встретил.
Выйдя на сушу, Алиа и Гюрд подождали, когда Ригюрд вытащит на берег лодку,  а затем сели на ее край и стали ждать. Через некоторое время дубовые ворота поселка открылись и оттуда вышли несколько человек. Впереди шел седой мужчина, а сзади несколько молодых с копьями в руках.
- Меня зовут Рори, сын Лейра из рода Дарнер, - сказал мужчина, приблизившись.
Прибывшие поняли, что перед ними брат Фагни, чьи права на наследование звания главы рода были нарушены в пользу Агне, как человека, женатого на дочери духа земли.
- Меня зовут Алиа, дочь Игнис из рода Элсли, - сказала Алиа, которую тут никто не знал.
- Меня зовут Гюрд, сын Стига из рода Элсли, - сказал Гюрд.
- Следуйте за нами, - кивнул головой Рори.
Они поднялись по тропе и вошли в ворота, которые с глухим стуком закрылись за их спиной. Внутри стены, окружавшей поселок, тесно стояли дома, соединенные переходами. Гостей отвели в дом с низким потолком, высоким порогом и маленькой дверью. Там были очаг и  две лавки, накрытые шкурами. Через некоторое время им принесли еду в глиняном горшке, который оставили на пороге.
- Плохое начало, - сказала Алиа.
Когда стемнело, Дарнеры еще раз вышли за ворота, а потом вернулись с какой – то женщиной. При свете факелов были видны ее седые волосы и меховой плащ.
- Я буду не я, если это не жрица Миунн из святилища Фиилмарнена, - заметила Алиа. – Она приходится сестрой моей матери Игнис. Возможно, мы еще выберемся отсюда.
Вскоре за Алиа пришел Рори Дарнер и увел ее. Гюрд остался один. Он выглянул за дверь, но там была непроглядная тьма. Тогда он вернулся в дом, прилег на лавку и, рассудив, что без каких – то предварительных событий его не убьют, уснул.
Когда Гюрд проснулся, он увидел, что дверь открыта, а на пороге стоят кувшин с водой и горшок с дымящимся мясом. Он умылся, а затем поел, сидя на пороге. Проходившие мимо мужчины и женщины косились на него, а дети откровенно разевали рты. Гюрд спросил у детей, где Алиа, но они завизжали и разбежались. Тогда с тем же вопросом он обратился к мужчинам, рубившим дрова. Они поглядели на него, но не ответили.
Гюрд встал и медленно пошел к воротам, которые были приоткрыты. Когда он хотел выйти, один мужчина, строгавший лук, поднялся с порога своего дома и направился к нему. Гюрд вышел и стал спускаться к реке. Мужчина шел за ним на небольшом расстоянии. Когда юноша останавливался, он тоже останавливался. Подойдя к реке, Гюрд опустил носок башмака в воду и поводил им из стороны в сторону, чтобы она замутилась. Затем он бросил несколько камешков, изображая, что совершенно поглощен этим занятием. Его надсмотрщик стоял в стороне и не спускал с него глаз, как и другие Дарнеры, которые возились на берегу с лодками. Г юрд подумал, что не стоит испытывать судьбу, и так же медленно пошел обратно в поселок. Он уловил ироничные кривые улыбки, но тут же отметил, что никто не посмел запретить ему выйти и не прикоснулся к нему пальцем.
У ворот поселка юноша почти столкнулся с жрицей Миунн. За последние годы она почти не изменилась. Миунн решительно взяла его за руку и увела в дом, предназначенный для нее.
- Неосторожно разгуливать по вражескому лагерю, - сказала она, закрывая за собой дверь.
- Ты знаешь, великая жрица, что тут происходит? – спросил Гюрд. – Нам грозит опасность? Куда делась Алиа?
- Здесь происходят таинственные вещи, которые я не могу объяснить, но которые, возможно, разъяснятся с твоей помощью. От результатов зависит не только ваша с Алиа судьба, но и судьба всего Гаутанда. Пока же советую держаться ко мне поближе.
- Я ничего не понимаю, великая жрица. Зачем нас пригласили сюда с такой таинственностью?
- Слушай внимательно, я тебе объясню. Агне Дарнер и его отец Фагни задумали возвысить свой род над другими родами Гаутанда и сделаться повелителями всей страны. Для этого они решили добиться покровительства духа земли для своих начинаний. Агне Дарнер вскружил голову твоей сестре, уговорил ее бежать и выйти за него замуж. Он думал, что ради Хелихелин дух земли пошлет удачу во всем ему, его роду, а в особенности его детям. Кто бы во всем Гаутанде посмел сопротивляться внукам самого Фиилмарнена? Перед побегом  Хелихелин гадала на костях, спрашивая духа, согласен ли он на ее действия. Фиилмарнен выразил согласие, изобразив на костях трещинами лодку.
- Да, мы видели с Хиревордом и Хиллой эту лодку, - подтвердил Гюрд.
- Вот тут – то и начинается самое непонятное. Дух всё одобрил, и сначала всё шло хорошо. Хелихелин родила здорового младенца. Дарнеры захватили часть владений рода Элле.  Но после этого Фиилмарнен от них отвернулся. Этой зимой Фагни провалился в берлогу и погиб в лапах медведя. Тот же медведь так помял Хелихелин, что она болела всю зиму и всю весну. Судя по всему, она не протянет долго. Дарнеры скрывали обрушившийся на них гнев Фиилмарнена, но когда положение стало критическим, они послали за мной, Алиа и тобой. Алиа была их последней надеждой на излечение Хелихелин, а я и ты – на объяснение постигшей их участи. Алиа уже призналась, что ее искусство врачевания бессильно. Я пока теряюсь в догадках, так как не знаю всего, что мне необходимо. Дело упирается в ваше с Хелихелин прошлое, о котором можешь рассказать только ты. Возможно, разгадка там.   
Гюрд низко опустил голову. Прошлое, которое он хотел забыть, неумолимо настигало его.
- Тебе придется встретиться с сестрой, - продолжала жрица Миунн. – Ты знаешь наши обычаи: нельзя отказать в выполнении просьбы умирающего. Ты должен будешь пойти к ней и ответить на все вопросы, которые она тебе задаст. От твоих ответов зависит судьба всех нас, судьба Гаутанда.
Гюрд почувствовал, что он гибнет. Во рту у него пересохло, сердце бешено заколотилось, а голова закружилась. Он подумал, что хотел бы умереть много лет назад и никогда не оказаться здесь.
- Тебе плохо? – встревоженно спросила Миунн. – Ляг на лавку, я тебя укрою.
Гюрд подчинился и лег лицом к стене, чтобы жрица ни о чем его не спрашивала. Он не стал есть и пролежал так до вечера, когда за ним и жрицей пришли. К этому времени он так устал от переживаний, что сам желал, чтобы все поскорее закончилось.
В сопровождении двух молодых людей с копьями они прошли через двор и вошли в новый сруб, белевший в сумерках новыми бревнами. Он уже потерял запах свежего дерева, но еще выделялся на фоне более старых построек. Внутри был полумрак, освещаемый лишь светом огня в очаге. Люк в потолке был открыт, в него виднелся кусочек неба с первыми звездами. Дом был полон людей.  Они сидели на лавке по левую сторону от входа и стояли вдоль стен. Лица почти всех находились в тени.
Возле правой стены стояла широкая лавка, на которой лежала Хелихелин. Гюрд едва узнал ее. Хелихелин исхудала, черты лица ее заострились и стали резкими. Потные волосы спутались и потемнели. Колени под покрывалом выпирали, как прямой угол. Однако лицо ее не утратило выражения гордого высокомерия и превосходства, а глаза в затененных впадинах глазниц сверкали непреклонно. От Хелихелин шел тяжелый запах, перебиваемый запахом трав, которыми она была обложена. В душе Гюрда робко шевельнулась любовь к ней как к сестре, смешанная с сожалением и сочувствием. Когда они вошли, Хелихелин на них даже не взглянула. Она повернула голову лишь тогда, когда Гюрд поравнялся с ее лавкой.
Тут из темноты выступил Рори, сын Лейра. Он сказал:
- Скоро Хелихелин отправится в Поля блаженных, но перед этим она хочет задать несколько вопросов тебе, Гюрд, сын Стига из рода Элсли. Ты не можешь отказать ей и не можешь солгать, так как, разговаривая с ней, ты все равно что говоришь с душами наших умерших предков. Ворота Полей блаженных уже открылись для нее.  Возможно, души наших предков и предков рода Элсли незримо присутствуют здесь и слушают.
Гюрд покачал головой и уставился в огонь со спокойствием обреченного.
- Скажи, Гюрд, - раздался, словно надтреснутый, голос Хелихелин, - ты ведь не брат мне.
В люк пахнуло прохладой. Пламя заколебалось. Гюрд подумал, что духи предков действительно находятся, невидимые, среди собравшихся. Перед ними он не мог сказать неправду.
- Да, я не твой брат, - сказал он.
  Легкий вздох прокатился среди набившихся в избу людей..
- А кто мои родители? – спросила Хелихелин.
Назвать имена настоящих родителей Гюрд не решился.
- Они встретят тебя в Полях блаженных и сами скажут тебе об этом, - ответил он, перелагая всю ответственность на души Имы и ее мужа, ведь юноша не мог молчать только перед предками, а Дарнерам было не обязательно знать о его хозяевах.
- Так…они смертные? – оборвался голос Хелихелин.
- Да, они были людьми, - сказал Гюрд, ощущая страдание и переживая, что не может промолчать.
- А ты? Кто же ты? Кто твой отец? – с внезапной силой воскликнула Хелихелин. В ее крике были уязвленное самолюбие и унижение. Гюрд почувствовал, что она жаждет еще большего унижения для него, что она хочет приподнять себя в своих глазах и глазах окружающих, поправ его ногами. Внезапно все в нем возмутилось и перевернулось. Мозг его сработал мгновенно. Она хочет знать, кто его отец? Он не знает своего происхождения, и это бы устроило Хелихелин, доставило ей последнюю радость и навеки обрекло бы его на презрение всего Гаутанда. Но в ночь, когда он сделал железный нож, дух земли признал его своим сыном, не обратив внимания на его прошлое. Поэтому Гюрд сказал:
- Я – сын духа Фиилмарнена.
В это мгновение полено в очаге громко треснуло, и пламя взвилось вверх, посеяв в душах находящихся в доме суеверный ужас.
- Неправда! – вырвалось у Хелихелин. – Ты – раб!
Она назвала Гюрда самым дурным словом, которое знала, но ему показалось, что она вдруг заглянула в прошлое и узнала о нем все. Хелихелин словно ударила его по лицу. У юноши перехватило дыхание. Он ждал, что внезапно открывшийся у больной провидческий дар осветит всем тайну его прошлого. Вместо этого Гюрд услышал, что Хелихелин плачет. И потерял голову.
- Ты – дочь знатных, уважаемых родителей. Они погибли, а я спас тебя, но я никогда не говорил, что ты -–дочь духа земли. Так решили люди, - быстро заговорил он. – Своим происхождением ты можешь сделать честь любому роду.
Здесь Гюрд остановился, понимая, что не может говорить дальше. Он обвел взглядом окружающих, встретив внимательные и настороженные взгляды.
- Ты лжешь! Ты всегда лгал! – закричала Хелихелин сквозь слезы. – На гадальных костях была лодка!
И тут Гюрд сказал такое, над чем не успел даже подумать. Слова сорвались с его языка, словно их выдохнуло через его губы другое существо. Он сказал:
- Но ведь ты и так скоро будешь в лодке.
Присутствующие вздохнули и покачнулись. Они верили, что после смерти душа человека уходит в Поля блаженных, но чтобы попасть туда, надо переплыть огромную реку. Поэтому гауты хоронили своих умерших в лодках.
Теперь все встало на свои места. У духа Фиилмарнена был только один сын, но не было дочери. Хелихелин объяснила молчание брата в свою пользу. Когда она согласилась бежать с Агне Дарнером, дух предупредил ее, что она погибнет, если совершит это, изобразив трещинами на костях лодку. Но девушка снова объяснила всё в свою пользу, а за ней это сделали все Дарнеры. Тогда и обрушился на них гнев Фиилмернена.
Жрица Миунн приказала всем выйти и оставить с Хелихелин только Алиа. На улице Рори, сын Лейра, сказал ей:
- Нужно потолковать нам обо всем этом.
- Иди со мной в отведенный мне дом, - ответила женщина, взяв за руку Гюрда.
Они вошли втроем в дом, и Гюрд раздул уже начавшие покрываться пеплом угли.
- Наш род проклят духом земли? – спросил Рори, сын Лейра.
- Похоже на то, - подтвердила жрица.
- Теперь соседи, когда узнают об этом, захотят посчитаться с нами, чтобы угодить Фиилмарнену.
- Нет, этого не будет. Я предупрежу их. Человек не может вмешиваться в дела духа земли безнаказанно. Самовольными действиями он может вызвать гнев на себя. Люди будут вас сторониться, вот все, что я могу обещать.
- Как же нам избавиться от проклятия?
- Вы нарушили установленный порядок в мире, вы должны его восстановить. Ты обязан по праву старшинства возглавить свой род, вернуть роду Элле его земли и людей, а роду Элсли – сына Хелихелин.
- Что же нам останется? – взвился Рори, сын Лейра.
- Вам ли сейчас думать об утешении своей гордыни? – покачала головой жрица.
- А что делать с Агне? – сразу успокоившись, спросил Рори, и глаза его сощурились: - Следует ли его изгнать?
- Вы все виноваты в одинаковой степени, так что его изгнание никого не спасет. Лучшее, что вы можете сделать, это последовать моим советам, а там положиться на волю Фиилмарнена. А теперь ступай делать лодку для Хелихелин.
- Долго ли ты пробудешь у нас, Миунн?
- Я уеду сразу, как только провожу Хелихелин.
- Как духу угодно, чтобы мы проводили ее?
- В соответствии с тем положением, которое она занимала. Как жену главы рода.
 Рори ушел, Гюрд и Миунн остались одни. Они не легли спать, а провели у огня всю ночь. Жрица размышляла о тайнах, рассеянных повсюду в мире, а юноша сидел бездумно, ощущая безмерную душевную боль и усталость.
Под утро пришла Алиа и сказала, что все кончено. Когда все ушли из дома, где лежала Хелихелин, больная отвернулась к стене и больше не сказала ни единого слова до самого конца.
Когда поднялось солнце, два десятка Дарнеров вышли из поселка. Мужчины отправились в лес и, выйдя к поляне, где обычно хоронили своих родных, наметили прямоугольный участок, после чего стали копать канаву по его краям. Часть мужчин пошли рубить сучья сухих деревьев. Когда работа была выполнена, они связали их в вязанки и уложили крест – накрест на выбранном прямоугольнике.
В поселке все это время строгали лодку. Женщины обряжали Хелихелин в лучшие одежды.
После полудня все Дарнеры с распущенными волосами вышли из поселка. Впереди двое мужчин несли лодку, выложенную медвежьей шкурой. В ней лежала Хелихелин. На ее лбу был надет золотой обруч, на руках – витые браслеты, а на пальцах – кольца с бирюзой. Одежда ее была расшита красными и зелеными шерстяными нитками. Сразу за лодкой шли жрица, Гюрд и Алиа, а за ними – смертельно бледный Агне.
Дойдя до поляны в лесу, мужчины опустили лодку на связки сухих ветвей, бывшие высотой почти в рост человека. Женщины и дети обложили их вокруг вязанками хвороста и пучками сухой травы. Жрица Миунн прочла молитву, в которой уверяла Хелихелин в любви всех оставленных ею на земле и просила простить им нанесенные ей обиды и не мстить. После этого она зажгла хворост. Огонь быстро перекинулся с более тонких веток на толстые ветви. Сначала Хелихелин было еще видно сквозь колеблющуюся завесу пламени и, казалось, что она дышит. Потом огонь скрыл ее.
Гюрд неотрывно глядел на лицо Хелихелин. При свете дня он вдруг заметил, как она похожа на свою родную мать. На лице ее и после смерти осталось выражение гордого высокомерия. Глядя, как скручиваются в пламени её потемневшие во время болезни рыжие волосы, Гюрд вдруг ощутил, как растет в нем глубокая тоска. Он почувствовал, что она дорога ему, хотя она его никогда не любила. Он подумал, что никогда не знал ее мыслей и чувств, а теперь уже никогда и не узнает. Он догадывался, что она жила в мире грез о своем высоком происхождении, но ее сердце было закрыто от него. Что сказал ей Агне Дарнер перед побегом? Как она жила в поселке Дарнеров все это время? Сожалела ли она о своих родных? Судя по последней встрече, не сожалела, но от этого жалость Гюрда не проходила, а чувство любви к сестре делалось еще мучительнее.
Костер горел все сильнее. Жар заставил людей отойти подальше. Пламя сожгло всю траву на участке, но не смогло вырваться за пределы вырытой канавы. В небо взлетал пепел. Когда огонь потух, две женщины собрали то, что осталось, в заранее приготовленный кувшин, который опустили в выкопанную неглубокую яму и засыпали сверху землей.  Рядом с этим кувшином было захоронено множество других кувшинов с пеплом иных Дарнеров.
После этого люди ушли. Поляна опустела. Вокруг нее шелестели ветвями старые липы, а с неба накрапывал мелкий дождик.