Десять провинций. агрессия... часть первая

ПРЕДИСЛОВИЕ

ИСТОРИЯ ДЕСЯТИ ПРОВИНЦИЙ

Две тысячи восемнадцатый год не принес ничего существенно нового в скучную жизнь уже давно ожидающих решающих перемен людей. Он тихо и мирно подходил к своему логическому завершению – еще один  не оправдавший надежд и бесполезно прожитый год, такой же ничем не примечательный, как и все предыдущие до него годы. Однако вспоминать ТЕПЕРЬ  о нем, об этом две тысячи восемнадцатом  будут очень часто, так как в конце этого две тысячи восемнадцатого года от рождества Христова началась самая кровопролитная война в огромной и многонаселенной Системе.

 За пять с лишним лет до этих знаменательных событий,  на одном из самых больших континентов нашей планеты разгорелась страшная  эпидемия. Ее принесла с собою огромная волна цунами, рожденная глубоко в недрах океана и смывшая со злосчастного  материка две пятых его несчастного населения.
 С лица Земли были стерты  города и леса, горы и береговые линии. Миллионы людей остались без крова, пищи, помощи, миллионы погибли или пропали без вести. Вой и крики стояли на всем протяжении пострадавшего континента – это живые – спасшиеся и уцелевшие -  оплакивали своих мертвых, посылая проклятия в сторону невозмутимого океана. И это был как раз тот случай, к которому применимо выражение «сегодня  живые завидовали мертвым». Ведь там, где после цунами все еще продолжала теплиться хоть какая-то, но все-таки жизнь, люди со страхом, с искаженными от ужаса лицами, ждали своей смерти. Шага нельзя было ступить по обезображенной от бедствия земле, чтобы не наткнуться на тела погибших. В больших городах горы трупов покрывали  широкие и совершено безжизненные улицы, в маленьких поселках вся плодородная земля была завалена телами других несчастных, и богатый урожай щедро поливался ручьями из почерневшей человеческой крови.

 Бедствие начисто стерло государственные границы на всем пострадавшем континенте – беженцы, как живая лавина покидали свои жилища и бежали туда, где как им казалось, они будут в полной безопасности – к границам других, менее пострадавших государств. Весь огромный континент превратился в одно безумное целое, с мольбою протягивающее руки для помощи к остальному цивилизованному миру.
  Мировое сообщество откликнулось на трагедию гуманитарной помощью, но крепко-накрепко закрыло свои границы для беженцев, количество которых со страшной скоростью увеличивалось с каждым новым часом. И эти меры предосторожности были отнюдь не безосновательны -  на пострадавшем континенте сразу же после стихийного бедствия начала со страшной силой разгораться чудовищная по своим размахам эпидемия. Государства, граничащие с зараженным континентом, начали срочно принимать все необходимые меры для того, чтобы не допустить  распространения эпидемии на своих территориях. Напрасно обезумевшие от страха и боли люди молили о помощи – мир равнодушно и на значительном расстоянии наблюдал, как континент постепенно погружается в хаос гражданской войны и гуманитарной катастрофы.

Спустя шесть месяцев после трагедии, число погибших от многочисленных инфекций превысило число погибших в результате самого цунами. Список жертв уже превышал  многомиллионный рубеж, когда на материке наконец-то было объявлено чрезвычайное положение. Случилось то, чего никто не ожидал – не дождавшись помощи извне,  местные лидеры и непризнанные правительства начали самостоятельно решать проблемы по очистке своей территории от зараженных и умирающих людей.
Во имя спасения тех, кто еще не был болен, по всему континенту началось тотальное уничтожение всех зараженных. По территориям пострадавших стран начали  полыхать погребальные костры, едкий дымок от которых повеял по всему остальному миру.
Общественность с ужасом смотрела в  сторону этих костров – ведь огню предавали не только тела умерших, но и тех живых, у кого  всего лишь были выявлены хоть малейшие симптомы любых инфекционных заболеваний.
Мизерного подозрения хватало для того, чтобы отправить очередного приговоренного человека в очищающее пламя костра. Зараженных людей сжигали целыми поселками, никакого внимания не обращая ни на пол, ни на возраст, ни на положение в обществе.
   Только после этого  лидеры ведущих мировых держав под прессом общественного возмущения соизволили сесть за стол переговоров и смогли между собою договориться о совместных действиях по решению этой междунациональной проблемы.
На урегулирование ситуации Объединением Организованных  Наций  в районы бедствия были брошены миротворческие силы – сухопутные войска, десантные подразделения, части специальной армии для борьбы с эпидемией, и международная полиция для установления порядка на зараженной земле.

Солдаты, входя на обнесенную колючей проволокой территорию, не веря своим глазам, следили за происходящими прямо перед ними зверствами. Смотрели, но почти не могли ничем помочь – солдатам  запрещалось  вмешиваться в вооруженные конфликты  местных бандитских группировок, им разрешалось только оказывать содействие преследуемым и тем, кому еще не было поздно - оказывать необходимую медицинскую помощь.
 Это благодаря этим солдатам сотни тысяч людей избежали смерти на костре, и сотни тысяч смогли наконец-то получить продовольственную и медицинскую помощь. Вокруг наспех разбитых  солдатских лагерей создавали свои лагеря и беженцы,  оседая в непосредственной близости от миротворческой армии, так как только здесь они считали себя в полной безопасности.
  На континенте, где эпидемия набирала все новые и новые силы, каждый месяц воинский контингент пополнялся из числа вновь приезжающих на проклятую землю добровольцев – так как вскоре эпидемия начала распространяться и в лагерях самих миротворцев, сбивая их с ног горячкой, лишая разума припадками, выбивая душу кровавым кашлем.
   Для уменьшения риска заражения солдат через землю и воду, специальной бригаде было поручено найти новое место для дислокации сил ООН, там, где возможность  заражения была бы минимальной.

  За  месяцы напряженных поисков такая территория наконец-то была найдена. Это был обширный участок земли, раскинувшийся на десятках тысяч квадратных километров и с трех сторон окруженный горными хребтами, остановившими эпидемию у самого своего подножия. Вода из горных источников не была отравлена, земля не сочилась ядом – здесь можно было обосновывать новые лагеря и быть в полной безопасности, в крайнем случае – хотя бы некоторое время.
  Еще через шесть недель сюда была перенесена последняя база миротворцев, наспех были оборудованы посадочные полосы, перевезена вся необходимая техника и весь наличный состав.
    Сюда же под присмотром военных врачей были в строгой секретности доставлены и те солдаты, которые за время прохождения службы здесь, на континенте, стали носителями и  неизвестных, и хорошо знакомых медикам заболеваний. Этих солдат разместили в южной части новой территории.
 За этими солдатами велось самое пристальное наблюдение. Для этих целей на юг огромными контейнерами поставлялось новейшее медицинское оборудование – в то время как на континенте повальная смерть ежедневно подкашивала тысячи людей, у новых обитателей южных территорий за все их время нахождения на юге  похоронили всего шестнадцать человек. «Всего» звучит кощунственно, но для эпидемии эти шестнадцать смертей были действительно слишком мизерным урожаем.

 А вот  причин, по которым эпидемия в миротворческих войсках приняла столь необычный и странный затяжной характер, никто не знал и не мог, как следует толково объяснить.
 Новая территория, где полностью разместились миротворческие войска, стала носить название «Система». Юг этой новой территории  окружили усиленными блокпостами и высоким забором из колючей проволоки – отныне сюда стали свозить всех зараженных солдат – дожидаться либо своего смертного часа, либо чудесного исцеления. Южные провинции в обиходе так и стали называться - «Майндейк» - исцеление.
В лагерях центральной части Системы разместились те солдаты, которые участвовали в спасательных мероприятиях, но у которых, впоследствии, не были выявлены симптомы характерных заболеваний.
 Верхняя, северная часть была оставлена для тех, кто начинал служить миротворцами относительно недавно, или для тех, кто не принимал непосредственного участия в ликвидации последствий цунами и не имел ни малейшего шанса быть зараженным вообще.      
Со временем вместо песочного цвета палаток на черной земле выросли более устойчивые постройки, новые здания были возведены в рекордно короткие сроки, новая техника и стройматериалы поступали в Систему бесперебойно, равно как и новое медицинское оборудование и оружие, недостатка в котором здесь, впрочем, и так никогда не было.
Таким образом, новая огромнейшая территория, раскинувшаяся на десятках тысяч квадратных километров, была фактически разделена на три составные части, каждая из которых жила относительно самостоятельной жизнью.
 Юг боролся с эпидемией изнутри и снаружи. Тысячи зараженных солдат знали, что путь домой, к родным и близким, навсегда им заказан.
Только одно им было неведомо, сколько им осталось жить – два дня, три – четыре месяца или еще двадцать лет. Являясь носителями вирусов и инфекций (и еще черт знает чего) больные солдаты стали идеальной силой для продолжения оказания помощи пострадавшим регионам, ибо самого заражения они уже не боялись. Те солдаты южных территорий, которые все еще стояли на своих собственных ногах, продолжали работать в самых опасных районах пострадавшего континента – авиация Юга ежедневно покидала свои базы для доставки гуманитарной помощи в глубь задыхающихся от эпидемии районов. Теперь, когда сами солдаты стали пострадавшими, они еще более чутко и искренне стали относились к проблемам местного населения и были той самой рукой помощи, на которую бедолаги из местных племен могли опереться без боязни получить удар в спину.

  Дома, на родине  семьи этих солдат, несущих службу на юге Системы, получали огромные пособия по потере своих кормильцев, правительства их стран посмертно наградили своих солдат медалями и орденами, тем самым, заживо похоронив своих настоящих героев.
  Да и сами южане прекрасно понимали, что отныне их единственный и настоящий дом – Система. Да, они могли потребовать своего возвращения домой, и продолжить свое лечение именно там, в госпиталях и больницах на родине. Но над всеми как будто тяготело нехорошее предчувствие – что навряд ли им удастся выбраться из новосозданной Системы живыми. Все  слишком хорошо помнили, как закрывались двери всех государств перед зараженными беженцами, а поскольку сами южане теперь были всего лишь носителями опасных заболеваний, то их было намного легче уничтожить, чем дать возможность распространять неизвестные болезни по всему миру.
 Да и к тому же – факт оставался фактом – именно здесь, в Системе  эпидемия не имела такого пагубного влияния, как за пределами новообретенной территории. Какая-то неведомая сила затормаживала ход заболеваний и практически останавливала болезнь на той стадии, когда необратимые последствия еще не возымели своего пагубного действия.
Недоумевающие медики объясняли это обстоятельство целебностью местных земель, особыми новыми формами заболеваний, протекающих по особенному, еще не изученному циклу, объясняли повышенным иммунитетом и многим другим. Но все также оставалось непонятным, почему местные племена вроде как ничего не знают о целительной силе этого места, почему, если человек болеет одним видом заболевания, он автоматически теряет способность подцепить другой вирус, и что это за повышенный иммунитет, которым как, оказывается, обладает подавляющее большинство южан? Все эти вопросы не находили толкового объяснения и загадка южной территории Системы до сих пор оставалась неразгаданной.
Самые ощутимые свои потери южане несли в столкновениях с многочисленными бандами мародеров. Сотни, тысячи не желающих  работать и восстанавливать страну людей взялись за оружие, чтобы добывать легкий хлеб – грабить разрушенные банки и магазины, отнимать гуманитарную помощь, получаемую местными племенами, перепродавать украденное оружие и ценности.
На границе Юга постоянно происходили конфликтные столкновения с местными бандами – так постепенно южане стали исполнять и полицейскую функцию по охране правопорядка на своей Территории.
 Солдаты средней части Системы оказывали помощь там, где эпидемия наконец-то шла на убыль – шансы заразиться, у них были значительно меньше, но и они, как и южане,  не могли вернуться домой, и в своем положении были наполовину приравнены к обреченным южанам.
  На Севере находился Штаб, координирующий деятельность всей Системы – именно отсюда направлялись все действия частей южных и центральных войск. Здесь же распределялось продовольствие и гуманитарная помощь.
И только солдаты этой северной территории Системы получали письма и посылки из дому – считалось, что именно они единственные представители миротворческих сил на всем пострадавшем континенте. Северяне, никогда не выходившие за пределы Системы и, понятия не имеющие, о масштабах «оказываемой ими помощи», считались настоящими героями у себя на родине.
Кризис в Системе разразился в тот самый день, когда в объединенном Штабе Системы северное руководство поставило вопрос о необязательном наличии южных территорий в Системе. До этого дня их существование само собой считалось оправданным – никто из центральных, а тем более из  верхних  территорий не хотел работать в эпицентрах, и только караваны из Майндейка продолжали ежедневно посещать охваченные заразой районы. 
Но к этому времени Юг Системы составлял две пятых ее общей территории и более десяти тысяч солдат, которых нужно было кормить каждый день, а так же одевать, развлекать, выплачивать деньги, а потом еще и лечить несчастных. Огромные суммы денег из бюджетов, оказывающих помощь стран, уплывали в Майндейк, минуя Север и Центр. Северяне, считая себя обделенными, выставили свои ультимативные требования – сократить территорию и контингент Юга.

И одновременно вставала проблема – куда же деть солдат, которых нельзя было просто так выслать из Системы, без риска переноса с ними и опасных заболеваний.  Их нельзя было отправить домой – там их давным-давно уже похоронили, нельзя было выслать для службы в другие места – тогда раскрылось бы их роль в Системе, даже уничтожить их всех было невозможно – ведь очаги эпидемий продолжали существовать, а никто кроме южан не отваживался на вылазки в опасные районы.  Юг был нужен Системе как воздух, без нее смысла существования Системы не было, но и видеть, как Юг поглощает миллионные средства, сил у северян больше не было.
На Юге об этом заговоре знали и южане понимали, что рано или поздно они будут поставлены перед подобными фактами, и вопрос об их тотальном уничтожении станет на повестку дня.
Ради спасения своего второго дома,  три сержанта Юга выступили с сенсационным для Системы сообщением. У них на руках были доказательства, которые красноречиво свидетельствовали, что не только в Майндейке находятся носители инфекций, а  что их с избытком хватает как в Центре, так и на Севере.
  Это известие произвело эффект взорвавшейся бомбы в войсках, и настоящий шок у высшего руководства Системы. Ведь теперь, когда любой центровик или северянин мог тоже оказаться зараженным, они поневоле  начинали сочувствовать солдатам опального Юга и протестовали против планов уничтожения Майндейка. Мало того, само понятие «зараженный северянин» подрывало веру в правдивость всей деятельности Штаба, который уверял, что в  рядах северян заразы нет и быть не может. Южанам нужно было срочно заткнуть рот.
  Штаб принял решение в срочном порядке выявить на своей территории всех носителей заболеваний, для их последующей передислокации  на Юг. В Центре и на Севере начались массовые проверки солдат и офицеров. В войсках поднялся ропот.
 Сержанты, выступившие с разоблачениями,  призвали солдат к неподчинению. Сержанты Уолткейт, Прайт и Смуэ за неделю перевернули всю Систему с ног на голову. Они, сумели изменить всеобщую ненависть и страх перед Майндейком,  на массовую поддержку простых солдат всей Системы. На защиту Юга поднялись все гарнизоны центральной части и несколько приграничных подразделений Севера. В них солдаты отказывались проходить проверку и сдавать анализы и тесты.

После этого ситуация сразу же начала выходить из-под всевидящего контроля Штаба – и  работа в Системе мгновенно застопорилась. Напрасно командование и Штаб призывали бунтующих к порядку. Большинству из повстанцев уже нечего было терять – они хотели только правды, хотели, чтобы о происходящем в Системе знал весь мир.
     О том, что половина гуманитарной помощи оседает в чьих-то карманах, даже не доходя до континента, о том, что, спасая местное население, солдаты рискуют получить пулю в спину от своих же сослуживцев по Системе.
Огромный «лепрозорий» Майндейк превратился в бочку с порохом. Штаб назвал эти волнения обычным мятежом обреченных, а три сержанта Юга продолжали настаивать, что это восстание во имя правды.
Во главе солдатского мятежа встали сразу же три человека – их стой поры всегда считали единым целым и вскоре стали называть просто братьями Уолткейтами – по имени самого старшего из них сержанта.
 Для немедленного  уничтожение лидеров восстания и для его подавления,  на Севере начали формироваться специальные отряды, главная цель которых была борьба с мятежниками, направленная на их полное уничтожение. В эти отряды стали стекаться добровольцы со всего мира.
Официально было объявлено, что бунтующие солдаты  уничтожают зараженных людей, мародерствуют, грабят и насилуют, вместо того, чтобы исполнять свой гражданский долг. Уолткейтов объявили преступниками номер один на всей территории бедствующего континента и за их головы назначили баснословную награду. Штаб даже пошел на переговоры с местными бандами, договорившись о совместной борьбе против Юга. Север подстрекал местное население выступить против южной территории.
Тысячи людей, не знавших об истинной подоплеке дела, подавали заявления о своем желании бороться с изменниками. Тысячи добровольцев каждый день пополняли ряды северных войск.
Так началась война  в Системе две тысячи восемнадцатого года.
     Те, кто еще совсем недавно считался единым целым, в один момент стали кровными врагами. На территорию Майндейка перестали поступать продовольствие и лекарства.
Местные банды за обещанное вознаграждение стали внедряться в Систему, уничтожая все на своем пути. За уничтожение южан платили хорошие деньги, за каждого убитого можно было  прожить безбедно целый год, за головы Уолткейтов сулили золотые горы.
Окруженные с двух сторон южане, обложенные, как  загнанный зверь, восставшие солдаты  с ожесточенным рвением защищали каждый клочок своей земли. К началу две тысячи девятнадцатого года Север ни на километр не продвинулся вглубь восставшей территории. Поразительная сплоченность, единство духа и вера в свою правоту придавали силы обреченным. Проходил один месяц, второй, третий – ситуация в корне не менялась. Местные племена помогали Югу с питанием и оружием, вожди племен очень хорошо помнили, кто еще совсем недавно помогал их народу спасаться от страшной эпидемии.
Весной две тысячи девятнадцатого года понеся огромные потери как с одной, так и с другой стороны, двумя противоборствующими силами было принято обоюдное решение об установлении компромиссного мира.

Отныне все территории Центра и Юга принадлежали восставшим. Они имели право возводить на них укрепления по своему усмотрению, могли создать свой штаб по координации нового уклада жизни, и в общем, объединенной территории давалась самостоятельность в своем развитии.
В обмен на это Штаб требовал выдачи Уолткейтов Трибуналу, для последующего суда над повстанческими лидерами. Это предложение встретилось в штыки, и с возмущением было отвергнуто.
Солдаты требовали амнистии для Уолткейтов и их соратников, и руководству Системы скрепя сердцем пришлось пойти на официальное признание и прощение лидеров восстания. Уолткейтам даровалась единая на троих индульгенция на право жить.
Уолткейт, Прайт и Смуэ вместе с этим  получили звания лейтенантов и медальоны, подтверждающие их личностную неприкосновенность на всей территории Системы. Теперь они не подлежали военному суду Трибунала и получали право на продолжение службы в рядах Юга. Старший Уолткейт также получил право «вето». Это право давало ему возможность отвергать на Общих Советах Системы те мероприятия, которые хотя бы минимально шли в разрез с правами южан. «Вето» защищало Юг от претензионных действий Севера.
    Северяне посчитали, что Уолткейты наделяются уж слишком широкими полномочиями и заявили, что на их территории данное право «вето» не будет иметь никакой юридической силы.

    Но для использования этого права и так имелся ряд сложных условий. К примеру, в случае смерти Уолткейта - старшего «вето» автоматически перешло бы к Смуэ, а уже после смерти оного – к Прайту Уолткейту. Прайт же имел бы право передать «вето» только в руки человека, который никакого отношения к Системе не имеет. То есть, после смерти последнего Уолткейта,  у Юга это право автоматически изымалось. Ведь  в Системе все солдаты были строго учтены, и имели к ней самое непосредственное отношение. Таким образом, получалось, что медальон с правом «вето» уже не мог иметь нового хозяина.
 Взять бы тут всем и задуматься – зачем же все-таки  руководство Системы пошло на такие невыгодные для себя уступки. И зачем оговаривалась передача «вето» в случае смерти лидеров Юга. Но об этом стали размышлять только тогда, когда уже поздно было хоть что-нибудь изменить.      
На Юг постепенно возобновились поставки продовольствия. Север  становился контролирующей территорией, там создавался Трибунал, регламентирующий уставы противной стороны, причем больше номинально, чем фактически. Южане не подлежали его суду, северный Трибунал только давал предупреждения такому же органу на  соответствующей территории.
Главой Трибунала Объединенных территорий стал Уолткейт. Прайт был назначен главой Совета Юга, Смуэ – главой Совета Центра.
Эти новшества еще не были занесены в специальные уставы, когда Систему потрясла новая трагедия. Во время заседания общего Совета трех лидеров восстания в форте КАЭС, Прайт не сошелся во мнении  с Уолткейтом, и когда Смуэ поддержал последнего, Прайт ушел, громко хлопнув дверями.
В тот самый момент, когда раздосадованный Прайт уже покинул территорию провинции, в кабинете, где все еще находились двое Уолткейтов, раздался взрыв страшной и разрушительной силы. Это покушение на бывших лидеров восстания привело к новому витку в истории Системы. Когда два страшно изувеченных тела достали из проема в обрушившемся полу, ни у кого уже не было сомнений в том, что Уолткейты мертвы. Просто не верилось, что еще несколько минут назад эти люди шутили, спорили, ругались – жили.
На Юге наступила тишина растерянности. Необычайная харизма Уолткейтов несколько месяцев заставляла одних громко скрипеть зубами от злости, а других – яростно защищать свои права на поле боя. Неожиданная для многих солдат смерть лидеров Юга подтолкнула агрессивный Север к немедленному возобновлению боевых действий.
 Потеряв единый центр подчинения, разобщенные южане стали получать поражение за поражением. Отряды, которыми командовали некогда Уолткейты, в считанные недели загнали на территорию бывшего Майндейка. Там, засев в своем последнем оплоте - форте КАЭС, где погибли Уолткейт и Смуэ, тысячами начали погибать мужественные солдаты Юга. Тех, кто пытался  пробраться к другим южным базам за помощью, беспощадно и жестоко добивали местные банды. Две недели к осажденному форту прорывался со своим отрядом последний из живых Уолткейтов – лейтенант Прайт. Помощь подоспела вовремя – его отряду из осажденного форта удалось вывести всех оставшихся защитников.

  Совершенно неожиданно для всех, Центр все это время нейтрально наблюдавший за противостоянием Юга и Севера, высказался против своего участия в войне и тоже, как когда-то и Юг, потребовал для себя полной самостоятельности.
  Северу в спешном порядке пришлось на время  отступить – его отряды оказались в меньшинстве перед снова объединенными силами Юга и Центра.

В конечном итоге Система была разбита на три самостоятельных части окончательно.
 
   ЮЖНАЯ ЧАСТЬ  продолжала носить прежнее название Майндейк, и хотя в ходе войны и зараженные и здоровые перемешались, именно на Юге опять сконцентрировалось повальное большинство  зараженных солдат.
  Юг был разделен на четыре части – провинции Майндейк, Бладсан, ТриСотни и Полсерн.
 Последние две граничили с Внешними территориями, и именно эти провинции отражали основные удары местных бандитских группировок. Прайт со своими соратниками осел в провинции Майндейк, на границе которой возвышался форт КАЭС.
    Когда Прайту Уолткейту предложили место главы провинции, он решительно отказался от такой заманчивой для любого солдата должности. Главою был избран капитан Стейнтгар, один из самых отважных командиров Юга. Здесь же, в Майндейке были перезахоронены останки погибших Уолткейтов.

     ЦЕНТРАЛЬНАЯ ЧАСТЬ  тоже была разделена на  четыре части – самой большой из них была провинция Косонбланка.
. Главой Совета провинции был избран капитан Мейсон. Многие считали, что именно он был первым командиром – центровиком, который в свое время поддержал мятеж Уолткейтов, а после самым первым потребовал самостоятельности для своей территории. Но, не смотря на дружеское расположение к Югу, Мейсон открыто враждебно относился к Прайту – последнему Уолткейту, которого считал основным виновником смерти лидеров восстания.
Три остальные провинции – Лейкнау, Суразан и Ишока – разделяли Север и Юг, которые не имели между собою общей границы.

 СЕВЕРНАЯ  ЧАСТЬ состояла только из двух частей – провинций Занор и Разор.
 Разор, это провинция, где находились ветераны Севера, люди лютой ненавистью пылающие по отношению ко всем  южанам. Смыслом существования своей провинции они считают уничтожение всего Юга.
Занор более либеральная провинция по своей сути. Здесь обучали новобранцев, прибывших под конец боевых действий.

Всего один человек, появившийся на территории Системы совершенно случайно, перевернет ее историю,  как в свое время это сделали  восстание южан и смерть Уолткейтов.

 ОРГАНЫ    УПРАВЛЕНИЯ    СИСТЕМЫ
         
СОВЕТ ЮЖНЫХ ТЕРРИТОРИЙ – по два голоса с каждой южной провинции плюс один   голос представителя Центра.

                Провинция Полсерн (капитан Денн и лейтенант Дакс – два голоса)
                Провинция ТриСотни (капитан Стенли и лейтенант Тибр – два голоса)
                Провинция Бладсан (капитан Дон Пол и лейтенант Майкл – два голоса)
            Провинция Майндейк (капитан Стейнтгар и лейтенант Прайт – два голоса)
                Голос представителя Центра (капитан Мейсон – один голос)

   СОВЕТ ЦЕНТРАЛЬНЫХ ТЕРРИТОРИЙ – по два голоса с каждой центральной провинции плюс один   голос представителя Юга.

                Провинция Ишока (капитан Крайова и лейтенант Мел – два голоса)
                Провинция Суразан (капитан Вест и лейтенант Бриггс – два голоса)
                Провинция Лейкнау (капитан Трой и лейтенант Кен Кеннет – два голоса)
              Провинция Косонбланка (капитан Мейсон и лейтенант Братае – два голоса)
                Голос представителя Юга (лейтенант Прайт – один голос)

    СОВЕТ СЕВЕРНЫХ ТЕРРИТОРИЙ – по два голоса с каждой провинции.
                Провинция Разор (капитан Пристли и майор Эйн – два голоса)
                Провинция Занор (полковник МакНил и лейтенант Тризон – два голоса)
               
          
ПРОВИНЦИЯ РАЗОР.
АВГУСТ  2022 ГОДА.

РЕЙС

Я снова и снова внимательно перечитывала лежавшие прямо передо мною на столе документы – все еще отказываясь  верить, и одновременно понимая, что не стоит себя обманывать в очередной раз.
Внутри меня пробежал мерзкий холодок, всего за несколько секунд сковавший все тело нервной дрожью  и скрутивший желудок судорожным спазмом. Я ощутила во рту горький привкус тошноты - я просто сошла с ума, я спятила и лучше думать так, чем лишний раз удостовериться в том, что я пешка, жалкая  шахматная фигурка в чьей-то безумной игре. И зачем я только послушалась Ниссао... Я и понятия не имела до этого момента, какие грязные дела творятся в Разоре… А ведь доказательства этого сейчас лежат передо мною, и что же мне делать теперь дальше, после того как я обо всем этом узнала?
Я всегда старалась держаться подальше от политики, поскольку и до этого злосчастного дня  это занятие  считала слишком грязным и обременительным для себя. И при этом старалась никогда не вмешиваться и в те дела, которые меня лично конкретно не касались. Но так, наверное, судьбе было угодно, чтобы на этот раз моя дальнейшая жизнь напрямую зависела от невысокой кучки лежащих сейчас прямо передо мною документов.
Мне пришлось снова склониться над разложенными на столе бумагами, на которые сверху падал  тихий  и умеренный свет ночной лампы. Конечно, было слишком рискованно зажигать свет в кабинете коменданта, в его непосредственное отсутствие, да еще и проникну в эту комнату без его же ведома. Но в темноте я передвигаюсь, как слепая курица, натыкаясь на все попадающиеся мне на пути следования предметы, и поэтому пришлось поступиться осторожностью за-ради какого-то дикого любопытства.

 И все же просто не верилось, что власти провинции могли пойти на такое преступление. Листы бумаги,  теперь мертвой хваткой зажатые в моей мокрой руке – были почти смертным приговором по военным законам всему высшему руководству Севера без исключения, настолько они были изобличающи и наполнены кровавыми подробностями.
Безудержная ярость овладевала мною по мере прочтения этих бумаг – мысль о том, что меня используют в таких ужасных махинациях, пульсировала в моей голове, вызывая огромное желание отомстить. И это чувство пугало меня, ведь стоит капитану Кейну или еще кому-нибудь из Разора узнать, что я в курсе их дел – и мне крышка, после моей пропажи здесь меня никто искать не будет. Ведь ни одна живая душа не знает, что я на Севере Системы и что я – это я. Тайна обладателем которой я стала совершенно случайно, могла свести меня в могилу за считанные секунды – вот это самое первое, что я пока понимала из всего происходящего
Я в совершенно опустошенном состоянии опустилась на мягкий стул и только тут как ужаленная подскочила. Почти час я провела в этой комнате, читая документы, и я напрочь забыла, что находилась не где-нибудь, а в кабинете самого капитана Кейна, коменданта лагеря. И мне вовсе не хотелось, чтобы меня здесь и сейчас застали с поличным.
Но и оставить эти документы в кабинете, не забрать с собой хотя бы несколько из них - значило раз и навсегда потерять шанс вернуться домой целой и невредимой. А взять их с собой тоже было верной ошибкой, поскольку за такое дело пулю в голову можно было получить – раз плюнуть.

Со стороны открытого окна послышался легкий свист. Ниссао, мой сообщник в этом незаконном проникновении, таким недвусмысленным образом предупреждал меня о приближении ночной охраны. Я еще раз окинула быстрым взглядом огромную комнату, в которой в данный момент находилась – ведь навряд ли мне удастся когда-нибудь снова здесь очутиться.
Свист тихо повторился, и в нем впервые прозвучали  тревожные нотки. Мне следовало поторопиться, и все же уйти без этих бумаг я так просто не могла.
Судорожно запихивая документы под свой тонкий форменный свитер одной рукой, второй я  аккуратно закрыла дверцу сейфа, и только убедившись, что замок как следует защелкнулся, аккуратно выключила тусклую настольную лампу и  вылезла через окно кабинета капитана наружу.
Я только и успела перекинуться через карниз, скользкий от недавно прошедшего дождя, как в кабинете, который я только что покинула, внезапно зажегся яркий верхний свет.
Ниссао, который ожидал меня прямо под ярко освещенным окном,  в ту же самую секунду сделал страшное лицо и, резко притянув меня к себе вжал с силою в холодную кирпичную стену. Мы оба затаили свое тяжелое дыхание. Мое сердце колотилось, как бешенное, и вместе с этим сумасшедшим стуком своего сердца, я чувствовала, как сердце Ниссао с силой бьется о его грудную клетку. Над нашими головами послышался тихий разговор.
- И все-таки, я еще раз повторяю – нам необходимо еще раз перестраховаться, - проговорил незнакомый мне голос, - не просто принять меры, а  все перепроверить. Любой сбой это конец для нас.

    - Сбоев не будет, - а вот это уже голос Кейна, коменданта лагеря, - больше не будет. Что же касается истории с Фрегат, (тут я насторожилась), то это не наша вина.   Организм девчонки просто не перенес тяжелых нагрузок – не самая лучшая смерть конечно, но она уже ничего не меняет в нашем деле – у Рейс нет никаких проблем со времени операции. Тестирование идет по заранее намеченным планам. – В голосе Кейна звучала уверенность:
- Сбоев не будет.
-  Тем не менее, - и снова в разговор вступил незнакомец, - вам нужно было постараться и сохранить оба экземпляра. Теперь, если что-нибудь случится с Рейс, нам просто нечего будет демонстрировать нашим заказчикам.
Над нашими с Ниссао низко склоненными головами послышался низкий, гортанный смех коменданта:
- Если что и случится, не стоит так сильно переживать.  Заказчики обождут, пока найдется еще пара-тройка безвестных особ для наших новых опытов. Наше дело – провести эксперимент, ваше – доставать деньги. И поэтому на вашем месте я бы так сильно не переживал за успех операции……
Я сидела под окном, едва переводя дрожащее дыхание от ярости и как пыльным мешком оглушенная,  услышанными только что словами. …Всего три месяца тому назад, когда я впервые попала на один из вербовочных пунктов ведущих набор в  Разор, меня ничуть не удивило то, что абсолютно всех начиная от сборщиков анкет и заканчивая их командирами страшно интересует, знает ли кто-нибудь из числа моих родных о моем нынешнем местонахождении и моих планах по вербовке в Систему. И когда я отвечала твердое и уверенное «нет», все сразу начинали довольно переглядываться, а мне становилось как-то не по себе от этого слишком подозрительного удовольствия расплывающегося на их лоснящихся лицах.

Мне долго, но слишком невнятно объясняли, что так намного легче заполнять все необходимые бумаги, получать разрешение на  въезд в северную провинцию и на оформление личного дела. Тогда я была в таком состоянии, что верила каждому слову лишь бы быстрее попасть в Систему, и почти не вникала в суть всего сказанного, как бы противоречивы не были все эти услышанные мною слова…
Потом было двое суток пути почти в полной изоляции. Мое лицо было постоянно закрыто – его сопровождающий меня сержант несколько раз  плотно, по самые глаза замотал в черную материю, через которую даже дышать было довольно проблематично. Первые сутки мы несколько раз пересаживались из одного доставлявшего нас вертолета в другой.
Через двадцать часов почти беспрерывного полета мы пересели в крытый грузовик без опознавательных знаков и с заляпанными номерами. Мой спутник за всю дорогу ни разу не открыл своего рта, и мне таким образом приходилось молчать с ним «за компанию».
Множество раз нам по дороге попадались усиленные посты, но только единожды наш грузовик остановили – перед самым въездом в провинцию, которая и являлась конечным пунктом нашего тяжелого путешествия.
Поскольку никто из дозорных не интересовался, хотя бы чисто ради формальности, что именно находится в грузовике, пересекающем границу разделяющую два континента, до меня понемногу начало доходить, что нашего приезда здесь определенно ожидали.
В моей гудящей от усталости голове роились тысячи «почему» - мне хотелось знать, когда же меня наконец-то покормят, ибо голод становился невыносимым, и было интересно, почему рядом сидящему не хочется спать, хотя я сама постоянно дремала – компенсировала голод беспокойным сном. Но мой сопровождающий упрямо вел машину без сна и отдыха, при этом, не проявляя ни тени усталости.

Я была на грани помешательства, когда мы наконец-то въехали за огороженные колючей проволокой ворота. Машина остановилась, а я мысленно продолжала имитировать в своих мозгах звук работающего мотора – тишина подействовала на меня чересчур оглушающе.
Вокруг стояла такая темнота, что, выпрыгнув из машины, я ничего не могла рассмотреть даже в каких-нибудь двух шагах от себя. Уже намного позже, вспоминая эти моменты, я поняла, что тогда все вокруг меня было залито ярким прожекторным светом, а не видела я ничего, поскольку под завязку была накачана каким-то наркотиком…
А тогда я стояла, прищурив глаза и озираясь по сторонам, как новорожденный слепой котенок. С десяток едва различимых теней молча провожали меня до казармы. Маленькая комната, двухъярусная кровать, умывальник, стол, стул, отсутствие окна – все это запечатлевалось мною чисто автоматически.
Мне хотелось только одного – уложить свое бренное тело для сна на ближайшие двадцать часов. Я устроилась на нижнем ярусе кровати, и мне снились фонтаны воды, еда, и когда я наконец-то очнулась, то оказалась почему-то не в своей отведенной только для меня клетушке, а на больничной койке в белоснежной палате с привязанными к стойкам руками.
 Надо мною стоял человек в марлевой повязке:

- Ну, вот и хорошо, вот и замечательно. Только впредь давай договоримся – не стоит падать с такой верхотуры ради сомнительного удовольствия получить сотрясение мозга.
Он сказал «сотрясение мозга» и «с верхотуры»? Откуда это я умудрилась упасть, если последнее, что я помнила – это первый ярус своей новой кровати?
Даже  не успев все это, как следует обдумать, я снова впала в забытье, чтобы, очнувшись окончательно стать новой, а вернее сказать – очередной «экспериментальной моделью» Разора.  Ведь именно так прямолинейно называли меня в тех документах, которые теперь лежали у меня за пазухой, когда я сидела под окном кабинета капитана Кейна.
«Экс» - так сокращенно меня называл сам капитан.  Я привыкла ничему не удивляться, находясь в этом тренировочном лагере, но меня всегда очень сильно коробило это прозвище, как будто я заранее знала о той роли, что играю по какому-то страшному сценарию.
Но вскоре я перестала обращать внимание на то, как и кто меня называет. Ежедневные изматывающие тренировки делали свое дело – я чуть дотаскивала ноги до своей каморки, чтобы забыться глубоким сном, а утром «каторга» продолжалась.  Я никогда не спрашивала для чего мне это нужно, для каких целей меня так усиленно тренируют. А обдумывать это наедине с собою сил никогда почему-то не хватало.
Я старалась не думать ни о чем до тех самых пор, пока  однажды совершенно случайно не увидела, как умирает Фрегат.

Фрегат... Это была довольно красивая девушка примерно моего же возраста и до странности с таким же, похожим на мой, шрамом над левой бровью до виска. Комендант Кейн присутствовал при нашем с ней случайном столкновении, и я явно видела, как страшно исказилось его лицо – моего присутствия при этом происшествии явно не ожидалось.
Мне все это время абсолютно ни с кем не позволяли общаться внутри огромного по своим размерам лагеря, а поскольку из него меня тоже никуда не выпускали, я выла волком от одиночества и желания перекинуться хоть с кем-нибудь парой-тройкой слов на любую тему. Благодаря этому непреодолимому желанию, я однажды и познакомилась с тем самым Ниссао, который и втянул меня во всю эту заваруху.
 Этот парень, капитан Кейн, да еще, пожалуй, доктор Терри (тот самый человек в повязке и в халате врача) – это был  и весь мой круг общения в этом подозрительном лагере. Почему подозрительном? Так ведь я бездумно подписывая договор о своем добровольном вступлении в ряды миротворческой армии Севера   и подумать никак не могла, что подписываю себе почти что смертный приговор, а за желание затеряться в огромной Системе заплачу как минимум своим собственных здоровьем. Я-то по наивности своей  думала, что стану служить на какой-нибудь отдаленной базе, в самом худшем случае – на какой-нибудь горной полузаброшенной  погранзаставе, но и помыслить не могла, что вместо этого меня так жестоко обманут и используют.

Теперь-то мне было понятно и очевидно, почему меня и Фрегат так тщательно прятали в этом тренировочном лагере вдали от чужих глаз и проверок, понятно, почему ни с кем не разрешали общаться - но еще три месяца тому назад я ни о чем таком даже  и близко не догадывалась.
Коменданта этого лагеря капитана Кейна я видела только изредка, мой личный врач Терри каждое утро по целому часу изучал меня всевозможными датчиками и расспрашивал о самочувствии, а Ниссао был одним из моих многочисленных инструкторов. 
Все остальные находящиеся на территории лагеря люди, и были в основном инструкторами или охранниками и были ужасно молчаливыми и удивительно красноречивыми в этом своем странном, если не сказать подозрительном  молчании. Те же инструктора объясняли  мне все молча, так чтобы в большей степени развивать зрительную, а не слуховую память.
А я, в жизни не державшая ничего мощнейшего чем дробовик в своих руках, уже через месяц владела любой боевой стрелковой единицей, как заправский профессионал, а снайперское искусство во мне было отточено до стопроцентной результативности.
Ниссао же, сперва достаточно долго присматриваясь ко мне. А однажды ни с того ни с сего, осторожно завел со мною разговор о том, как именно я попала в этот тренировочный лагерь. Я была столь же осторожной – это могла быть очередная проверка моей лояльности со стороны руководства лагеря и в тот день я почти ничего особенного не сказала своему новому инструктору.

Но день проходил за днем, слово за словом приходило обоюдное доверие, и вскоре я уже  рассказывала Ниссао обо всем, что со мною происходило за день в лагере, подробнейшим образом и в мельчайших деталях повествуя о разговорах с Терри и капитаном Кейном.
А Ниссао в свою очередь, открыл мне глаза на все происходящее в этом лагере. Он осторожно признался мне, что в течение двух последних лет, он как солдат Разора работает инструктором, а на самом деле является солдатом центральной части Системы под прикрытием и работает на Штаб центральных провинций.
Я до этих самых пор и понятия не имела, что кроме Разора неподалеку существуют еще какие-то территории – так я постепенно узнала настоящую историю десяти провинций Системы. В моем недалеком, но достаточно печальном прошлом я слышала много рассказов о том, что происходило в Системе последние несколько лет, я неоднократно вместе со всеми восхищалась мужеством солдат Севера борющихся с эпидемией на пострадавшем континенте и только здесь в Разоре я наконец-то узнала всю правду.
Лагерь, в котором мы с Ниссао сейчас находились, был не единственным в своем роде на территории Разора. Здесь и в других подобных местах проводились уникальные эксперименты, запрещенные во всем остальном цивилизованном мире. До меня лишь постепенно доходил смысл всего осторожно рассказанного мне Ниссао – итак, я  была частью каких-то незаконных исследований, причем никто меня лично не ставил об этом в известность. И я никогда не падала со второго яруса кровати, и не было у меня никогда никакого сотрясения мозга. На мне просто провели какую-то сложную операцию, как на очередном подопытном объекте, после чего внимательно вели за мною наблюдение – вынесу ли я последствия этой самой операции и как долго смогу просуществовать после этого.
Я была поражена, когда узнала, что  первые подобные эксперименты в лагере закончились полным и сокрушительным провалом для испытателей и  все испытуемые быстро и страшно погибли.  А в лагерь тем временем продолжали привозить все новые и новые экземпляры для исследований.

По словам Ниссао сейчас где-то здесь, в этом же лагере находился еще один человек с операцией моего профиля, но я никогда прежде его не видела, и если бы не Ниссао, я бы никогда и не узнала о существовании моего сотоварища по несчастью.
Наши тренировки с этим человеком, которого обманули точно так же как и меня, чередовались таким образом, чтобы вероятность нашей встречи была равна нулю. И все равно в хорошо отлаженной и отработанной системе однажды произошел какой-то непредвиденный сбой – и мы с Фрегат все же столкнулись лицом к лицу в день ее же смерти.
Я и один из моих личных инструкторов пришли на стрельбище именно в тот самый момент, когда еще не ушедшей оттуда Фрегат стало плохо, и ее не успели вовремя унести с тренировочной площадки.
Напротив меня с испуганным и странно дергающимся лицом стоял Терри. Рядом с ним темнокожий инструктор, истекающий потом, поддерживал молодую девушку, у которой с губ капала кровавая пена, а ко мне быстрым, четким шагом приближался разъяренный капитан Кейн. Я хорошо запомнила резкий взмах руки капитана и обрушившийся на меня после этого взмаха сильный удар.
      С виноватым видом подбежавшие солдаты окончательно сбили меня с ног и затащили на второй этаж здания администрации лагеря. Я не сопротивлялась и лишь со злостью сглатывала наполнившую рот горькую слюну с кровью.
Меня втолкнули в сырую холодную и грязную клетушку, мало чем отличавшуюся от моей собственной комнаты, и я почти сразу же услышала, как за моею спиною громко  защелкнулся замок. Теперь у меня было масса свободного времени, чтобы вволю подумать и очень многое понять…

… Болезненный толчок в бок -  Ниссао осторожными движениями тонких пальцев делает знак – нам пора сматываться из-под окна кабинета коменданта лагеря, пока еще не поздно. Безшумно мы вдвоем спускаемся вниз. Теперь осталось только вернуться каждому в свою казарму – это значит разделиться и возвращаться в свои комнаты уже поодиночке. Я согласно киваю головою и, когда инструктор уже развернулся, чтобы уходить, я внезапно схватила его за рукав:
-А документы?
Ниссао был до такой степени изумлен, что просто замер на месте, как каменное изваяние:
- Какие еще, мать твою, документы?
Я молча вытащила из-за запазухи свитера целый ворох мятых бумаг. Ниссао, зло скрипнув в темноте зубами, впервые посмотрел на меня, как на сумасшедшую:
- Да ты же спятила, Рейс! Разве мы договаривались о том, что будем брать что-нибудь из кабинета? Я просил тебя только заглянуть в бумаги из сейфа, а не забирать их с собою…
- А что мне оставалось делать? Я не могла положить их обратно в сейф и навсегда потерять доказательства  того, что со мною сделали здесь в Разоре,- закричала я на него шепотом, настороженно оглядываясь по сторонам.
- Ты просто ненормальная! Если Кейн обнаружит их пропажу, а он обязательно ее рано или поздно обнаружит - ты и я, мы оба – трупы.
Ниссао порывисто схватил меня за плечи, в его широко открытых глазах я увидела проблеск самого настоящего животного страха, инструктор встряхнул меня так сильно, что я невольно начала задыхаться:
- Бумаги нужно вернуть.

- Как? Ведь капитан уже в кабинете. И я закрыла сейф.
- Меня это не волнует. Я не хочу подыхать из-за этой макулатуры.
Я не верила своим ушам:
- А Фрегат? Как ты думаешь, Фрегат хотела умирать? А хотели ли умирать те, кого они здесь замучили?
Ниссао быстрым взмахом дрожащей руки взъерошил свои коротко стриженые волосы и недоуменно пожал плечами:
- Но я не знаю, что с этими бумагами делать. Может, сожжем? И следов никаких…
- С таким же успехом их можно съесть. Тогда  в следах точно уже никто копаться не захочет.
Я умоляюще протянула руку своему единственному на этот момент другу:
- Ниссао, помоги мне…
- Рейс, девочка, да пойми же ты, наконец – если я их возьму, и их при мне найдут (а то, что они найдут сомневаться не приходиться) вся моя польза от работы в Разоре пойдет насмарку…
- А если бумаги исчезнут бесследно – капитан Кейн с майором Эйном перевернут всю провинцию…
- Ну вот, ты и сама все прекрасно понимаешь. Десятки невинных людей лягут на стол пыток. А вот тебя вряд ли кто-нибудь заподозрит.
Я сразу же поняла, что Ниссао трусит и трусит более чем отчаянно. Но его тревога была мне сейчас более чем понятна – жить хотелось всем, и мне, кстати, не меньше чем ему самому.
Вдалеке, с правой стороны от нас послышался негромкий, но постепенно нарастающий по звуку разговор – откуда-то со стороны базы приближался очередной дозор и, не говоря друг другу больше ни слова, мы с инструктором почти одновременно бросились бежать в разные стороны, пригибаясь к земле насколько это было возможно. Мы с Ниссао прекрасно были осведомлены, что дозорные в этом лагере не будут делать предупредительных выстрелов и задерживать попавшегося им на пути человека. После наступления темноты они без лишних церемоний будут стрелять по цели только на поражение,  по приказу самого коменданта лагеря.

Теперь, когда я знала истинную цель своего пребывания в Разоре, во мне продолжала кипеть ярость, и ее сила нарастала с каждой новой минутой. Я доверила этим людям свою жизнь, а они не только сконструировали из меня «нечто», но еще и явно собираются использовать это «нечто» в каких-то своих меркантильных целях. Ну-ну. Я им еще устрою…..
Весь путь до своей казармы проделав вприсядку, я придерживала хрустящие под свитером бумаги уже порядком занемевшей рукою – они были   слишком  бесценны для меня, чтобы второпях потерять хотя бы один листок. Заперев дверь своей комнаты на защелку, и вывалив свою драгоценную добычу на стол, я вздохнула с облегчением. Не боясь быть застигнутой врасплох, я стала рассматривать эту добычу листок за листком, и только тут заметила, что последний из них сильно отличался от предыдущих. Если в предыдущих документах в основном преобладали буквы, то этот листок был весь  с верху до низу усеян бесконечными рядами цифр в произвольной комбинации.
И только тогда я вспомнила, что когда доставала документы из сейфа, на столе Кейна уже лежали какие-то листки и, наверное, этот был как раз из их числа – и теперь я только бессмысленным взглядом водила по рядам ничего мне не говорящих цифр.
Все это я не могла понять так сразу, я еще до сих пор не успокоилась после побега из кабинета коменданта. Хоть я прочла загадочный листок от корки до корки, но это мне так ничего и не дало. И поскольку эта бумажка не представляла для меня никакого интереса, я медленно сложила лист пополам, еще раз и еще, и начала рвать как можно более мелкими кусочками. Теперь у меня было два выхода – спустить эти мелкие обрывки в унитаз или спрятать  где-нибудь здесь, прямо в комнате. Можно было бы, конечно, и съесть, но бог его знает, почему эта бумага лежала на самом видном месте, на столе у коменданта.  Насколько мне удалось узнать, у Кейна было весьма богатое воображение, ему ничего не стоило отравить этот документ ради смеха и для услады нежданного посетителя. Через пару минут я с облегчением смотрела на то, как обрывки весело утопают в канализации.
После уничтожения непонятного листка я задумчиво посмотрела на себя в зеркало шкафа. Старая, потрескавшаяся стекляшка отразила на своей пожухлой поверхности невысокую, худую и удивительно жалкую фигурку. Я с ухмылкою наклонила голову, и  отражение вторило мне немедленно.

Неужели это я была по ту сторону зазеркалья (Алиса, наверное, не раз задавалась тем же вопросом.) Да, невольно приходилось признавать, что я была слабо похожа на человека, которого судьба решила благословить на авантюрные подвиги, связанные с кражей документов строжайшей секретности.
Коротко остриженные волосы, взъерошенные у висков и на темени, загорелая кожа, глубокий шрам на виске, пронзительно блестящие от предчувствия опасности серо-зеленые глаза,  скорбно опущенные уголки рта – все это в совокупности было мною…
Я горько вздохнула – за все эти несколько месяцев нахождения в Разоре, моя внешность изменилась только в самую худшую сторону. Лицо стало маловыразительным, напряженным и до ужаса некрасивым, и незнакомым, а ведь раньше мужчины нередко оборачивались мне вслед, выражая свой восторг и восхищение. Изматывающие тренировки и бесконечные побои в конце концов сделали свое черное дело – я была до невероятного похожа на самое настоящее пугало.

Зато руки и ноги налились необычайной силой, твердые мышцы выпирали из-под натянувшейся от их форм майки, и сразу становилось понятно, что нагрузки на это тело приходились не шуточные. И все же, что же мне делать с проклятыми документами дальше?
Конечно, я хорошо помнила, что собиралась когда-нибудь воспользоваться ими при доказательстве того, что со мною в Разоре сотворили, но для этого было необходимо сперва выжить самой. Теперь я понимала, как прав был Ниссао, когда советовал мне как можно скорее избавиться от документов, и уже секунду спустя я приняла окончательное и бесповоротное решение.
Спрятать бумаги  в комнате не представлялось возможным – у меня не было ни малейшей надежды, что их здесь не найдут, осталось только утопить все проблемы разом.  Но, постепенно спуская воду, я вскоре поняла свою ошибку – бумаг слишком много, если система канализации забьется – будет только хуже. Спичек на руках у меня тоже не было... Значит, избавиться от опасного приобретения я пока не смогу...
Дверь в моей комнате была сделана из цельного куска фанеры – отгибаем один из углов, проталкиваем туда стопку бумаг, маскируем щель и все. Завтра я решу, где найти место понадежнее. Да и, скорее всего, на меня как на похитителя подумают в самую последнюю очередь, так что время у меня еще есть. А пока подойдет и это место.
Для всей этой операции мне понадобилось более двух часов, прежде чем, уставшая  и физически, и морально, и используя остаток сил для вскарабкивания на второй ярус моей кровати, я провалилась в глубокий и последний в моей жизни сон.

НЕСКОЛЬКО ЧАСОВ СПУСТЯ…

Майор Эйн во все стороны брызгал слюною, благо она не была такой ядовитой, как у мифологического Цербера – но  ярости взбешенного майора все же не было никакого предела:
- Чертова девчонка, - безостановочно орал он, блуждая из угла в угол, - как (кричал он, развернувшись всем корпусом к сержанту Дайну), как она узнала?
Дайн  же только равнодушно пожал своими худыми плечами. Ему то что – его дело доложить старшему по званию, и мило улыбаясь, скрыться за закрывающимися дверями. Давно прошли времена, когда гонцов, принесших плохие вести убивали сразу же после  их оглашения, но, судя по всему, майор был не против возобновить этот обычай здесь и сейчас. Именно поэтому внешнее равнодушие сержанта было только напускным – внутри себя он весь издергался и постоянно поглядывал на входную дверь, чтобы не прозевать подходящего момента и вовремя скрыться.
- Черт, черт, черт, - Эйн ударил кулаком в стену и на Дайна брызнула его кровь. - Дрянь!
Капитан Кейн, со всей силы сжав губы и  наблюдая за взбесившимся майором, только тихо покачал головой:
- Эйн, успокойся! Возьми себя в руки – вопя на всю округу, ты только ухудшишь наше и без того шаткое положение. Нужно во всем разобраться без суеты и как можно тише. Эйн, ты слышишь?

Дайн медленным движением придвинулся поближе ко все еще открытым дверям в кабинете коменданта. Капитан Кейн заметил это его движение и знаком милостиво разрешил испуганному сержанту, принесшему злосчастную видеокассету, удалиться. Это изучая именно ее содержание,  комендант лагеря с изумлением узнал в воре, который вчера проник в его кабинет – Рейс, ту маленькую, но очень смышленую девчонку, на которой весь последний месяц держался много миллиардный проект специальных высокотехнологических  разработок.
Капитан просто не верил своим глазам, а вернее до последнего момента не хотел им верить, когда Рейс (что прекрасно было запечатлено на пленке) впрыгнула через распахнутое окно в его кабинет. Девушка, осторожно передвигаясь в темноте и постоянно оглядываясь по сторонам, особо напряженно смотря на дверь, подошла к  сейфу, который именно этой ночью по беспечности самого капитана остался открытым, и достала из него все документы по экспериментальному проекту.

Майор Эйн присутствующий при этом просмотре зло искусал себе губы до крови. 
Когда та же Рейс, уходя, забрала бумаги с собою, его наконец-то прорвало, и, тыкая пальцем в экран, он почти просипел:
- Ты понял, Кейн? Ты понял, что нам крышка? Ты понял, что эта шлюха – наша с тобою последняя песенка, которая уже типа спета?  Если документы уйдут из Разора – это конец! И не только нам, - палец майора был нацелен в окно, - это конец всему Северу.
Кейн удрученно молчал. Вчера вечером, после беседы с представителем «спонсоров», а точнее – заказчиков, он залез к себе в сейф для того, чтобы забрать из него карты внешних территорий. И он уже почти вытягивая их, вдруг почувствовал, как бешено, застучало сердце и холодом обдало пальцы рук – утром забитый до отказа сейф сейчас был наполовину пуст – в нем не хватало целой пачки документов.  Капитан не медля ни единой минуты, перепроверил содержимое тайника раз десять, перевернул вверх дном весь кабинет, хотя и так было понятно,  что исчезли последние доклады по экспериментам, полученные утром из лаборатории.

Никогда ничего подобного раньше в лагере не происходило, поэтому Кейн, удивленный и разъяренный не сразу вспомнил, что во всех помещениях, включая и его кабинет, ведется круглосуточная скрытая видеосъемка.
Командир Разора, майор Эйн был сразу же поставлен в известность о произошедшем в его лагере. Это было слишком неординарное событие, чтобы его можно было решить, не ставя руководство провинции  в известность. Не прошло и трех часов, как майор Эйн собственной персоной заявился в кабинет коменданта, хотя раньше его было сюда никак не дозваться.
Кассету они смотрели вместе и майор, и капитан. И после этого просмотра Кейн просто не знал, что же ему теперь делать.
 За последние два года в главном эксперименте участвовало более пятидесяти человек.  И после каждого провала, чуда ждали в два раза сильнее. Испытуемые погибали, чуть ли не серийно, одна из последних надежд возлагалась на погибшую не так давно Фрегат. Девушка продержалась после сложнейшей операции более двух месяцев, но умерла прямо у коменданта на руках, не выдержав дополнительных нагрузок на ослабленный организм. После ее смерти проект находился под угрозой срыва. Инвесторы уже не хотели связываться с этими всегда оканчивающимися неудачно экспериментами, считая дело проигранным, а деньги – потерянными.

И вот уже Рейс, самая последняя подопытная из поступивших в лагерь в последние месяцы, переступила недосягаемый для многих испытуемых двухмесячный рубеж. Она вплотную приблизилась к показателям Фрегат и несколько дней тому назад побила рекорд погибшей девушки - Рейс выжила, перенеся нагрузку, погубившую ее предшественницу.
Слабая надежда вновь забрезжила над почти проваленным проектом. По всем показателям  самочувствие девушки было нормальным, успехи – просто ошеломляющими. Доктор Терри с уверенностью убеждал, что эта девочка спасет проект и все вложенные в него средства.
А теперь, похоже ситуация в корне изменилась.
Майор ударил окровавленной рукой по столу:
- Кейн, девчонку нужно убрать, слышишь?
- Да ты спятил, - Кейн старался быть спокойным все это время, но теперь и его прорвало.
- Благодаря Рейс, наш выстраданный проект подходит к концу. Она единственная выжила, она единственная результативная единица всего эксперимента. Ее жизнь стоит миллионы баксов, сам проект тянет на миллиард, а ты предлагаешь спустить эти деньги в унитаз?
Майор  с улыбкою поднял руки:
- О, кей! Тогда пусть живет дальше. Пусть и дальше собирает на нас компромат. И вот когда все наши грязные дела всплывут наружу, когда нами заинтересуется Трибунал, тогда мы не получим ни цента, ведь все инвесторы сделают вид, что нас знать не знают – предпочтя потерять миллиардный проект, а не свою репутацию. А мы послетаем со своих мест, с нас сорвут форму и лишат званий, заведут уголовные дела и отдадут под Трибунал. Южане станут отплясывать на наших гробах чечетку и понастроят свои лагеря на наших территориях.

Эйн положил руку, залитую кровью на плечо капитана:
- Кейн! Неужели ты думаешь, что я не сожалею о случившимся?  На протяжении очень долгого времени мы мечтали о завершении проекта. Я согласен с тобой, что Рейс – идеальный для нас всех экземпляр. С этим я не могу не согласиться – она действительно единственная такая в своем роде. Мы же тем самым доказали, что наши дальнейшие опыты тоже могут быть удачны. Но ты забываешь, Кейн, что сама Рейс не смогла бы додуматься до этой кражи. Ее действиями управлял кто-то изнутри провинции. И этот кто-то может навредить нашим планам еще больше, чем сама девчонка. Она всего лишь инструмент в чьих-то более умелых руках. И я не удивлюсь, если узнаю, что эти руки тянутся из Майндейка.
Кейн молча взглянул майору в глаза.  Несколько лет тому назад, тогда еще сержант Кейн вынес с поля боя тяжелораненого лейтенанта Эйна, кто бы мог тогда подумать, что вскоре безвестный сержант станет капитаном и командиром одного из самых секретных испытательных лагерей Севера.
- Пытать ее, я так понимаю, в принципе бесполезно? – Майор исподтишка взглянул на Кейна.
Тот сокрушенно мотнул головой:
- Само собой разумеется – это ведь часть нашего эксперимента, Рейс теперь хоть на куски режь – минимум боли, максимум защиты от болевого шока. 
- Значит, узнать, кто именно ей помогал, нам, навряд ли от нее удастся?
- Думаю, она ничего нам не расскажет…
Двое высоких мужчин стояли друг напротив друга, пристально следя за каждым движением собеседника. Казалось, что общую проблему мирно решают близкие товарищи, но, скорее всего, никому бы и в голову не пришло, глядя на них, что сейчас лицом к лицу стоят непримиримые враги.

Майор снова прикусил губу:
- Значит, сделаем так…  Сейчас же прикажи обыскать конуру Рейс. Но только тихо, без лишнего шума, так, чтобы об этом никто, включая саму паршивку, не узнал. Если документов там нет, придеться перевернуть весь лагерь – но я думаю, бумаги все еще у нее. Навряд ли тот, кто за ней стоит, рискнет держать их при себе. И вторая наша задача: найти этого кого-то и придумать, как избавиться от Рейс.
Кейн отрицательно закивал головою и сжал свои широкие ладони во внушительные кулаки. Он все еще никак не мог согласиться с мыслью о том,  что уничтожение девочки – единствено правильный выход для их общего дела. Стоило только ему вспомнить ее постоянно насупленное лицо и сердце кровью обливалось...
- Да – да, Кейн, все-таки избавиться. Нам лишние свидетели ни к чему. И я даже знаю, как нам совместить наши поиски противника и лишить его опоры, в лице нашей милой Рейс. Кто ее инструкторы?
Комендант задумался всего на несколько секунд и медленно произнес имена:
- В последнее время чаще всего с ней занимались Ниссао и Виртбир – по крайней мере именно они вели ее подготовку последние три месяца.
- Отлично, - майор потер ладони, не скрывая своего удовлетворения, - значит, назначаем выездное стрельбище.
Увидев непонимание на лице коменданта, Эйн пояснил:
- Сегодня вечером по постановлению Совета Центра наконец-таки будет уничтожен форт КАЭС. Представляешь, Кейн, южане все же потеряют свой знаменитый форт... Мы же тем временем попросим у Центра разрешение за час до взрыва, побывать в форте и снять его на пленку, якобы для уточнения карт четырехлетней давности. Привозим Рейс в  КАЭС и туда же доставляем обоих инструкторов. Там устраиваем очную ставку.
Всучаем Ниссао и Виртбиру оружие и пускай они сами с ней разбираются. Тот, кто откажется стрелять – выдаст себя.  А не захочет быть пойманным – пусть стреляет, возможно, тогда уже сама Рейс под страхом смерти укажет на него.
- А кто поедет туда вместе с этими троими?
- Ты, Кейн, ты. И я, и еще пожалуй твой сержантик, ну тот, что кассету принес. Шесть человек в кабине, да два пилота в вертолете – вполне достаточно для круиза по  территории Центра.
Комендант с сомнением взглянул на Эйна:
- А если кто-нибудь что-то заподозрит?
Майор громко и раскатисто захохотал:

    - Кейн, да ты похоже срухнул не на шутку. Все что нам нужно, это разрешение руководства Косонбланки на посещение их территории и больше ничего.  Если ты опасаешься реакции южан, то позволь тебе напомнить, что и форт, и старый город на три четверти лежат на территории капитана Мейсона, так что южных мы ни на сантиметр не побеспокоим.
Прилетаем, высаживаемся, производим столкновение предателей лоб в лоб, и чистенькими улетаем обратно, а через час бум-бум и форта нет – одни руины и предатели, навечно погребенные под грудою искареженного камня и кирпича.
Но Кейн все еще никак не мог переварить предложение Эйна,  еще сомневаясь в его серьезности:
- А если Центр решит дать нам сопровождение из числа своих людей, ты об этом подумал?
Смех Эйна прекратился так же внезапно, как и начался:
- Для Центра КАЭС такая же заноза в заднице, как и у нас на Севере, и поэтому лишний раз созерцать разрушенную крепость, которую они лично приговорили к забвению - у них нет причин. Так что решайся, Кейн... Капитан, избавиться от Рейс другими способами невозможно. Даже ее тело, ее прах – это неопровержимые улики против нас. Ты прекрасно знаешь, что именно я имею в виду!
В старый форт вот уже четыре года как не ступала нога человека, а после его уничтожения там уже некуда будет ступать ни человеческой, ни чьей-либо другой ноге.
Мы бы могли конечно уничтожить эту дрянную девчонку здесь, на территории лагеря, все равно ее никто искать не будет, но нам жизненно необходимо в первую очередь найти ее сообщника. Так что решайся, Кейн!

Все еще сомневаясь, капитан наконец задал самый беспокоящий его вопрос, глядя на Эйна своими пронзительными голубыми глазами:
- А если инструкторы выполнят все беспрекословно, не выдавая себя?
Эйн разочарованно посмотрел на своего собеседника:
- Кейн, ты очень плохой психолог, и поэтому выше коменданта тренировочного лагеря тебе уже не подняться. Неужели ты думаешь, что если бы меня поставили напротив тебя и приказали стрелять, моя рука не дрогнула бы? Да я бы даже прицелиться нормально бы не смог. Попасть  бы, конечно, попал, ну да не в этом дело... А фактор внезапности увеличит наши шансы процентов на тридцать... Где сейчас Рейс? На стрельбище? Вот пускай постреляет себе на здоровье, а мы пока займемся ее комнатой...

ЗА ТРИ ЧАСА ДО...

РЕЙС

Я зло чертыхнулась сквозь стиснутые до скрежета зубы. Сегодня мне никак не удавалось сосредоточиться. Винтовка ходуном ходила в моих липких руках. Дура, какая же я дура!
Я в смертельной опастности, пока документы находятся в моей комнате, и оставив их при себе я рою свою могилу своими же собственными руками. Сегодня утром мой тайник уже не казался мне таким надежным, как прошедшей ночью и по возвращению в казарму я дала себе слово спешно избавиться от этих гребанных документов любой ценою.
Зачем я только вообще послушалась Ниссао? Кому и что я хотела доказать? Мне самой ни за что не выбраться из этого лагеря, только если вперед ногами, а я ведь еще и такие важные документы хотела из него вынести. Конечно, соглашаясь на посещение кабинета Кейна, я и не подозревала, насколько грязно то дело, в котором меня используют.
- Коррупция, - уверенно говорил еще вчера Ниссао. – Хочешь, девочка, покопаться в грязном белье?

Докопались... Ну и как, Рейс, тебе не тошно?
Как близка оказалась разгадка, как близко теплился гадюшник. Майор Эйн... Герой... “Равняйся на Эйна” - слышалось на каждом шагу... Доравнялись...
- Рейс, что с тобой? – Ниссао посмотрел на меня внимательно и участливо, но не как друг, а как обычный инструктор, как всегда при посторонних и свидетелях соблюдая положенную для инструктора дистанцию.
Я не знаю, что со мною. Предчувствие близкой беды не покидало моего сердца  самого утра, и когда обоих моих инструкторов срочно вызвал к себе комендант, я вздохнула с облегчением и медленно без сил опустилась на холодный пол. Переведя как следует дыхание я снова поднялась на ноги и уже почти собираясь выходить из тира в дверях столкнулась с худющим  сержантом Дайном – ординарцем капитана Кейна. Тот вежливо пропустил меня вперед и как только  я сделала еще один шаг по направлению к двери,  он ни с того, ни с сего тут же снова встал на моем пути.
- Сержант, что-то случилось? – я всегда недолюбливала этого нахального прощелыгу, а сегодня он почему-то мне был особенно неприятен. Его крысиный взгляд всегда наводил на меня брезгливость, а бегающий взгляд неприятно действовал на нервы.
     - Я думаю, что на сегодня с тренировками еще не все,(что с твоим голосом Дайн, почему в нем звучат издевательские нотки, и почему я стараюсь этого не замечать?) – дело в том, что в наш лагерь прибыл кое-кто из руководства провинции, и этот человек хочет посмотреть на результаты твоей работы здесь.
- Что, прямо сейчас?

- И не только прямо сейчас, но еще и не в самом лагере. М-м-м , будет вылет в другой район, там где все будет специально подготовлено и максимально приближенно к настоящей боевой обстановке. Правда патроны у тебя в оружии и в оружии твоих сопровождающих будут холостые, так что бояться тебе вроде как и нечего...
Я равнодушно пожала ноющими от боли плечами и постаралась обойти стоящего на своем пути сержанта стороной, но он явно старался не пропустить меня в казарму.
- Да в чем дело, сержант?
- «Вот ведь сучка», – думал в это же самое время Дайн, не отводя своего ненавидящего взгляда с равнодушного лица Рейс, - «держиться так, как будто знать ничего не знает. А ведь бумажки в твоей комнате уже нашли, так что готовься, крошка, к последнему вылету».
- Дело в том, Рейс, что этот полет намечается буквально через пятнадцать – двадцать минут, а твоя готовность к нему уже подтверждена, так что добро пожаловать на сразу же борт. Капитан считает, что так будет даже правдоподобнее всего – без отдыха и сна, прямо с многочасовой тренировки и на учения.  Я провожу тебя в раздевалку, где ты получишь форму и оружие.
Дайн с легкой улыбкой на своих тонких губах подмигнул мне. Это был двусмысленный намек, но я тогда его не поняла.
- Ну так пойдем?

Я же в ответ молчала, обдумывая, с чего бы это вдруг Кейн задумал подобного рода мероприятия вот так ни о чем не предупреждая заранее. Естественно отказаться от этого полета я не имела права и ЗА ДВА ЧАСА СОРОК МИНУТ ДО... я ответила:
- Хорошо.
И этим ответом я подписала себе смертный приговор.

ДВА ЧАСА СОРОК ПЯТЬ МИНУТ ДО...

Майор с довольным видом помахал  перед носом мрачного как туча капитана Кейна мятыми бумагами:
- Ну, что я говорил?!
Всего пятнадцать минут назад, почти без особых усилий, пропавшие из сейфа коменданта лагеря документы были найдены в обысканной снизу доверху комнатушке Рейс.
Извлекая их из дверной щели майор внутренне ликовал и его лицо невольно освещалось этой ненаигранной радостью – пока найденные документы остаются в Разоре, пока они в руках северян, они в целостности сохраняют и сам вот- вот грозящий развалиться проект, и все вложенные в него деньги – подтвердив данные полученные после эксперимента на Рейс, можно было продолжать исследования  дальше и без ее участия. Дальнейшая судьба первого удачного демонстрационного экспоната “Рейс” только что была окончательно решена.
Сам Кейн был неудовлетворен происходящим, но он тщательно скрывал свои эмоции от окружающих их с майором солдат из охраны.
Среди внушительного вороха бумаг, найденных при обыске комнаты Рейс, он так и не обнаружил еще одного непонятно куда пропавшего листка со своего стола. Эту пропажу комендант обнаружил гораздо позже, чем исчезновение документов из своего личного сейфа, но важность этого исчезнувшего листка была равноценна всем только что найденным бумагам.
Если листок унесла Рейс во время своего вчерашнего визита в кабинет, то навряд ли она хотя бы что-нибудь поняла в тщательно зашифрованном тексте. Она пока не поняла... Но со временем... Нет, нет об этом лучше и не думать...
Но если в ее комнате этой бумаги нет, возможно Рейс вообще не имеет никакого отношения к этой краже и бумага могла пропасть со стола еще раньше и попасть в другие руки... Но если все же Рейс...  Если она прочла написанное там...

Пока лучащийся от улыбок майор Эйн пересматривал найденные документы бережно листок за листком просматривая все то, что в них было написано, Кейн молча отошел к открытому настеж окну комнаты Рейс и посмотрел долгим пронизывающим взглядом в серое небо Разора.
Рейс, господи, ну зачем ты это сделала? Кейну самому себе было стыдно признаться в том, что он не хочет смерти этой девочки – столько сил, надежд и ожиданий было вложено в проект, сколько радостных минут переживаний после того как недосягаемый рубеж эксперимента был перешагнут... Сколько неимоверных усилий ему пришлось приложить, чтобы спасти свою собственную шкуру, когда произошли первые непредвиденные обстоятельства и сбои в проекте... Если бы майор только знал, что именно сделал сам Кейн, то не раздумывая бы приказал вместе с Рейс пристрелить и самого коменданта... Но скоро Рейс умрет и никто больше не узнает об этой тайне...
Майору капитан Кейн ничего решил не говорить о пропаже еще одного документа, поскольку эта бумага все же могла стоить капитану его головы – она с точностью до мелочей раскрывала то деяние, которое совершил Кейн без ведома руководства провинции. Оставалось только надеяться, что листок украла все же не Рейс, хотя какая теперь разница - даже если и так – скоро не будет самой девчонки, а значит не будет и этой проблемы – никто кроме самой испытуемой  не в состоянии понять смысла зацифрованного сообщения...

Через пять минут Кейн уже позабыл о  существовании каких-то там сомнений по поводу участи Рейс, так как все его мысли теперь были заняты только одним единственным вопросом – необходимостью ее ликвидации. Кейну было искренне жаль свою подопечную и он использовал все шансы, чтобы спасти ее, но уже через пять минут комендант вытянувшись в струнку докладывал майору, что вертолет готов к взлету и все действующие лица уже находятся на его борту.

ЗА СОРОК ПЯТЬ МИНУТ ДО...

Ниссао молча сидел до самой глубины сердца пораженный только что открывшимся для него видом с борта сбрасывающего высоту вертолета.
Ни ему, ни Виртбиру, ни скорее всего, самой Рейс, никто ни слова перед полетом не сказал о том, где именно пройдут учения, проверяющие уникальные способности девушки. А теперь Ниссао просто не верил своим глазам – их всех привезли в КАЭС.
Развалины старого города и на их фоне – неприступная крепость южан вся в мелких выбоинах, как в гнойных ранах – это зрелище всегда производило впечатление своим величественным и подавляющим видом на людей, осмелившихся снова ступить на эту проклятую землю.
Но сегодня этот и без того тяжелый пейзаж казался еще более  зловещим. Предзакатное небо просто-таки навевало нехорошие предчувствия. Казалось, что по нему с яростью растерли огромные сгустки свежей крови – бардово-алые блики были разбросаны по всему темному небосводу и отсвечивали сквозь редкие лучи солнца кроваво-красным сполохом. А внизу под грозным небом стыка границ Юга и Центра тишина и запустение царили в последнем пристанище воевавших и умиравших в этих стенах  южан.
Ниссао молча исподлобья взглянул на стоящего рядом Виртбира, молодого симпатичного мулата – а тот только молча пожал широкими плечами и мрачно огляделся по сторонам, явно давая понять – мол, не наше это дело спрашивать, наше дело только исполнять уже отданные приказы.

Рейс рассматривала впервые увиденный форт с  любопытством, и, слава богу, ей хватало ума с равнодушием игнорировать вопросительно-обеспокоенные взгляды обоих инструкторов, направленных в ее сторону.
Она просто удачно сделала вид, что ничего особо примечательного в происходящем не находит и совершенно спокойно выпрыгнула из только что приземлившегося вертолета на черную землю Системы.
Еще когда два часа тому назад она в сопровождении от чего-то ехидно ухмыляющегося сержанта Дайна появилась у готового взмыть в небо вертолета, Ниссао уже заподозрил что-то неладное в этих поспешных сборах. 
А когда он увидел   приближающихся к вертолету коменданта Кейна и майора Эйна, как метеор непонятно с какой-такой стати прилетевшего сегодня утром в лагерь, у Ниссао противный холодок от недоброго предчувствия пробежался по враз взмокшей спине – он только сейчас начал догадываться, что не всем суждено вернуться из этого странного полета...

ЗА ДВАДЦАТЬ МИНУТ ДО...

РЕЙС

Весь путь пешком до КАЭС  мы вшестером проделали в зловещем молчании. Никто даже не решался открыть рот, для того чтобы перевести тяжелое дыхание, не говоря уже о каких-либо разговорах вообще.
Я шла в середине данной процессии. Передо мною маячила широкая спина Виртбира и его вспотевшая шея, перед ним – неторопливо передвигался худощавый Ниссао, за мною шел сержант Дайн – и я просто физически чувствовала его тяжелый взгляд, направленный мне прямо в спину.
 Замыкали шествие капитан Кейн с человеком, которого я раньше никогда не видела и поэтому понятия не имела, кто он такой...   Но раз он сейчас здесь среди нас – значит, играет не последнюю роль в этом так хорошо подготовленном спектакле.
     Все время в полете я лихорадочно размышляла о том, что за крысиная возня происходит вокруг меня сегодня. И даже теперь направляясь к приближающемуся с каждым шагом форту я не переставала терпеливо рассуждать, пока удачно справляясь с охватившим меня еще в лагере волнением.
   Сперва меня не впустили в мою собственную комнату, сержант Дайн предпринял все мыслимые и немыслимые попытки, чтобы не допустить моего возвращения в казарму – значит там произошло нечто из ряда вон выходящее.
 Что? Обыск?

Я невольно задумавшись, оступилась на ровном месте и едва не подвернула себе ногу. Сержант Дайн идущий сзади «аккуратно» поддержал меня за локоть, едва не вывихнув всю руку, Ниссао и Виртбир тотчас оглянулись на шум, капитан и незнакомец впились в меня своими взглядами, как будто подозревая меня в попытке к бегству, не менее. Но только в слюдянистых глазах Дайна я сразу же  заметила всего на миг блеснувший огонек ненависти... Обыск, ну конечно!
Значит, они уже знают, что именно я украла документы из кабинета коменданта. Но как они узнали?   Я подняла голову и снова увидела перед собою  спину Ниссао. Нет, он навряд ли способен на такое предательство. Иначе тогда зачем он здесь?
Но не настолько глупы эти люди, чтобы полагать, что я в одиночку совершила такую серьезную кражу. Да и с чего они так быстро определили, что это была именно я?
До КАЭС еще шагов триста, но преодолеть их за считанные минуты – сущие пустяки для нашей небольшой компании.  Зачем мы все-таки идем туда? Неужели очная ставка? Такой изобретательный мыслитель, как наш капитан Кейн, мог придумать что угодно.
Но странно – если бы меня просто хотели убить, уничтожить, то для этого не обязательно было везти меня в такую несусветную даль. Покончили бы в самом Разоре, тем более, что я полное никто для остальных солдат на его территории, и конец. Финиш... И не стоила я стольких хлопот... А может я просто все преувеличиваю и представляю себе то, чего в принципе нет и быть не может?
Весь день у меня было нехорошее предчувствие и вот поэтому все мысли сейчас сводились только к негативному... Расслабиться... Но эти двухсмысленные взгляды со всех сторон все же не позволяют мне успокоиться окончательно...
То, что меня тронуть они не посмеют – я была полностью уверена. Проект в который северяне вложили столько сил и средств почти завершен, и только я  тому живое свидетельство.
 
Тогда, может они хотят убить Ниссао? Но опять же, зачем переться в такую даль, и что здесь делаю я, Виртбир и Дайн, я уже не говорю о незнакомце и Кейне?

ЗА ДЕСЯТЬ МИНУТ ДО...

Здание старого форта было просто в страшном и запущеном донельзя состоянии. Вокруг головного здания старого города лежали развороченные стены, груды всевозможного мусора, и было на первый взгляд совершенно непонятно, возможно ли вообще пробраться внутрь.
Ниссао рассказывал мне как-то, что в именно в этом форте четыре года тому назад погибли легендарные братья Уолткейты и это место на самом деле производило на меня сейчас самое жуткое впечатление.
Кусочки крохкого кирпича и битого стекла противно хрустели у меня под ногами.  Каждый свой шаг я делала  через силу, старательно отводя взгляд от полуразрушенных стен. Здесь когда-то принимали бой и погибали люди. Даже сейчас, спустя столько лет, эти пошарпанные временем стены хранили на себе отпечатки своей кровавой истории. По периметру всех стен на десятках разных языков шли кровавые надписи, страшно чернели отпечатки чьих-то ладоней и просто кровавые потеки, свидетельствующие, что на этом месте кто-то истекал кровью до смерти. Меня передернуло не один раз, пока мы вшестером подымались по крутым ступенькам наверх и я шла стараясь поменьше смотреть по сторонам, еле сдерживая подкатывавшую к горлу тошноту.

Мы медленно поднимаемся еще на один этаж вверх – дальше идти становится просто опасно –  кажется, что каменные ступеньки сейчас рухнут, не выдержав тяжести нашего веса, но похоже этот форт строился добросовестно и на века.
Поднявшись на третий этаж мы оказываемся почти на краю огромного обвала. Я смотрю в провал и там на все  два пролета вниз видны только края обрушившихся потолков, извивающиеся железные прутья ломаной арматуры и все те же неизменные кучи мусора.
Все это было так далеко внизу, что у меня дыхание перехватило от ужаса.  Похоже это было все, что осталось от комнаты в которой четыре года тому назад погибли братья Уолткейты.
Я не вижу, как за моей спиной незнакомец делает знак остальным вернуться назад. Над провалом в полу стою теперь я одна...

ЗА ШЕСТЬ МИНУТ ДО...

За моей спиною – внезапно наступившая тишина. Я медленно поворачиваюсь и не верю тому, что вижу перед своими  глазами.
 Они впятером стоят, как непроницаемая стена. Пять пар глаз смотрят только на меня  и моя теплящаяся надежда вернуться в лагерь невредимой, понемногу начинает таять. Я чувствую, как противная дрожь охватывает мое тело, мои ладони становятся противно мокрыми от пота и крупные его капли стекают по сдавленным от боли вискам. Я стою практически безоружная, с плохенькой винтовкой, заряженной холостыми патронами, а напротив меня - до зубов вооруженные мужчины. Незнакомец и комендант достали свои автоматические пистолеты, Ниссао и Виртбир целятся в меня из новеньких оптических винтовок, Дайн не спеша вставляет патроны в обойму.  Я обвожу их всех беспомощным взглядом...

ПЯТЬ МИНУТ ДО...

Пять теней на замызганной стене форта. Рейс уже почти вычеркнута из круга жизни. Ниссао старался не думать о том, что ему предстоит сейчас сделать и как он сможет потом жить после этого. Выдать себя, отказавшись стрелять, он не мог – его внедрение в Разор и так многим стоило жизни. Убить Рейс – значило опять потерять доказательства об антигуманной деятельности в северной провинции, но со временем можно будет найти другие, более важные улики, а сделать это можно будет только сейчас не сходя с места и доказав свою преданность Разору.
Ниссао уже давно заметил, как внимательно за ним  и Виртбиром наблюдает майор Эйн. Все ясно – они оба на подозрении. Опустить винтовку – не значит спасти Рейс, это значит – погибнуть вместе с ней. 
Колючий комок застыл в горле инструктора, внутри себя Ниссао уже оплакивал эту страшную для себя потерю... Но его черные глаза продолжали холодно и беспристрастно смотреть вперед.
Виртбир, стоящий рядом, был в недоумении. Его темное лоснящееся лицо выдавало непонимание и удивление тем , что сейчас происходило прямо на его глазах. Два часа тому назад ему сказали, что здесь, в КАЭС будет проводится проверка Рейс, и он ехал сюда именно для того, чтобы помочь ей показать себя только с самой лучшей стороны. Но что означает только что отданный приказ майора Эйна целиться в эту девочку? 
Может именно таким способом комендант хочет продемонстрировать, что девчонка способна противостоять большому числу противников?  Но тогда зачем им выдали боевое оружие, а ее наоборот – разоружили, выдав холостой заряд? Его голова просто раскалывалась от всех этих “почему”. Виртбира поражало хладнокровие Ниссао, а ведь тот был более близок к Рейс, обучая ее по десять часов в сутки.
- «Нет, нужно отказаться от участия в этом. Даже и не подумаю стрелять, пусть делают со мною что захотят!» - решил про себя темнокожий инструктор, нервно покусывая полные пересохшие губы.

Сержант Дайн, стоявший немного в стороне от основной группы, был возбужден до предела. Он уже давно заметил, что кровь, насилие, смерть возбуждают его даже больше, чем женщины, наркотики и спиртное.  Дайн заранее предвкушал, как пули одна за другой быстро и цельно войдут в живую плоть жертвы и брызги ее крови разлетятся во все стороны, окропляя на своем пути ботинки своих палачей.
Будучи от рождения слабым и трусливым сержант преклонялся перед силой оружия и поэтому не колеблясь ни секунды согласился поучавствовать в расстреле и теперь только и ждал приказа майора, и был готов в любой момент нажать на курок своими дрожащими пальцами.
В свое время, испытав сильнейший приступ страха в первом же бою, Дайн сбежал в первый же тренировочный лагерь, где в воздухе наполненном зноем и духотой свистели только холостые пули. Убить безоружного человека, да еще эту заносчивую сучку – вот это будет потеха!
Кейн с явным сожалением смотрел на Рейс, стараясь однако чтобы это выражение отчаяния на его лице не заметил никто из его спутников.
 Он чувствовал только свою вину в происходящем – стоило ему хотя бы раз попытаться поговорить с Рейс начистоту, попробовать привлечь ее на сторону Севера – и, возможно, сегодняшней ситуации можно было бы избежать и спокойно продолжать дальнейшую кропотливую работу по окончанию эксперимента.

Рейс, изолированная в лагере ото всех остальных людей, постоянно находилась в состоянии информационного голода, и получала объяснения этого своего странного существования не от него, Кейна, а от противников Разора, которые постарались использовать девочку в своих интересах, послав в его кабинет за документами. Ведь не мог же тот, кто ее послал на это дело, не знать, что весь лагерь оборудован камерами слежения. Значит, знал, но все равно послал девчонку, тем самым свое присутствие в лагере полностью обезопасив – на пленке засветилась одна Рейс и теперь ей придется заплатить за вину другого человека. Кейн не мог вынести страха в глазах Рейс, ему до жути хотелось, чтобы все это как можно быстрее закончилось.
Непроницаемым оставался только майор Эйн:
- Надеюсь, солдат Рейс, мне не нужно объяснять, что здесь происходит?

ЧЕТЫРЕ МИНУТЫ...

РЕЙС

- Мы нашли документы, Рейс. И твое признание о том, кто направлял тебя против нас может спасти твою обесценненую жизнь...
Ложь... я даже не смотрю в сторону Ниссао и Виртбира. Одно мое слово – и вместе со мною расстреляют и их. Северу не нужны лишние свидетели, впрочем, как и лжеинструкторы.  Я в который раз беспомощно оглядываюсь по сторонам. Но похоже бежать мне некуда.  За мною зияющая пустота в три этажа, а единственный выход перекрыт Дайном. Может в окно? - мелькает в моей голове шальная мысль, - а  успею ли добежать?...
- Не успеешь, - перехватывает мой взгляд Дайн и хихикает, как полоумный, не забывая впрочем при всем этом еще и целиться в меня.
Я молчу и  моя душа обливается горькими слезами.
- Какая же ты глупая, Рейс. Ты жила на всем готовом, еще пара недель и тебе обломился бы огромный кусок пирога, но ты ни с того, ни с сего решила поиграться с нами, не зная, что с такими вещами у нас на Севере не шутят... А мы теперь за твои игры отшибем тебе голову.
Стоящий прямо напротив меня незнакомец в форме Разора  начал истерически смеяться, его и без того не очень симпатичное лицо теперь все в мелких морщинках, отчего кажется,  что оно принадлежит оскалившемуся аллигатору.
- Какой же идиоткой нужно быть, чтобы не догадаться, что в кабинете производится скрытая видеосъемка! Ты дура, Рейс!
Я судорожно и с трудом сглотнула накопившуюся в своем горле горькую слюну, ощущая, как предательски затряслись поджилки. Так вот как они узнали... А Ниссао, неужели он тоже не знал?

Ниссао явно не мог придти в себя – ну как он мог об этом не подумать – костяшки его пальцев побелели от напряжения, а в глаза, смотрящие в прицел, накатились слезы.
Я очень медленно и осторожно отступаю к краю обвала и под моими ногами хрустит песок. Я чувствую, как соленые слезы катятся по моим холодным щекам. Я не хочу умирать, мне страшно и больно.


Незнакомец поднимает свой пистолет и целится прямо мне в грудь, боковым зрением наблюдая за действиями остальных. Ужастно начинает ныть шрам на виске, голова просто разрывается от невыносимой боли, в ней мелькают какие-то непонятные ряды цифр...   Фигуры убийц расплываются передо мною, и я почти ничего не вижу перед собою от капающих слез.

ДВЕ МИНУТЫ...

ВИРТБИР

Виртбир начал тяжело и хрипло дышать – он был просто в смятении. Неужели ему все же прикажут убивать эту девочку? Нет, так они не договаривались, он высококвалифицированный снайпер, а не низкосортный киллер и не собирается брать на свою душу такой тяжелый грех. Бросив гневный взгляд в сторону улыбающегося майора, Виртбир начал медленно, но решительно опускать свою винтовку дулом вниз.
Все дальнейшее произошло в считанные секунды. Майор первым прореагировал на поступок Виртбира – он резко перенес направленное оружие в сторону неподчинившегося  его строжайшему приказу инструктора и голова последнего треснула под напором пуль, выпущенных майором. Кровь и мозги  несчастного брызгнули прямо в лицо сержанту Дайну и истерически вскрикнув, тот  начал палить во все стороны как попало, даже приблизительно не зная, в кого он метит.
Одна из первых его пуль нечаянно, но все же попала в Рейс. Ниссао вздрогнул всем своим телом и резко нажал на холодный курок – ему хотелось, чтобы девочка не мучилась и умерла быстро. К общему хору выстрелов присоединились пистолеты майора и капитана.

РЕЙС

…Яркая вспышка, за ней еще и еще, удар в грудь и невыносимая боль по всему телу накрыла меня горячей волной. Кровавая струйка потекла из моего рта – это через край побежали кровь и слюна, уши заложило чем-то липким и мокрым. На моей груди расплывались бурые пятна и я, крича, закрывала раны ладонями, стараясь остановить хлеставшую их них кровь. Я кричала от невыносимой боли и пошатнувшись сделала шаг назад.
Не найдя точку опоры я оступилась и почувствовала, что падаю куда-то далеко вниз. В моих остывших холодных глазах застыла последняя непролитая слеза...

...Когда пороховой смог начал постепенно рассеиваться, Кейн, покачивая головой, склонился над убитым Виртбиром. По правде говоря, он сам, лично, больше подозревал Ниссао, но последний против ожиданий капитана в точности выполнил приказ, не показав ни тени сомнения на своем бесстрастном лице.
Итак, майор был как всегда прав. Столкнув двух человек лбами на очной ставке, они сразу же убили двух зайцев, почти в  прямом смысле этого слова. Он, Кейн, избавился от своей проблемы, которая не давала ему спать несколько месяцев подряд, а майор Эйн вычислил и уничтожил вражескую агентуру на территории своей провинции – так что все теперь должны быть довольны.
 Оставалось только убедится, что Рейс тоже мертва, и пора было начинать потихоньку сматывать удочки. Меньше часа осталось до назначенного уничтожения КАЭС, вот–вот здесь могут появиться южане и подрывной отряд из Центра.
Кейн еще раз с сожалением посмотрел на то, что еще утром было Виртбиром – вот такова жизнь, сегодня ты убиваешь, завтра , возможно, наступит твоя очередь.
Дайн все еще никак не мог придти в себя. Брызгнувшая ему в глаза кровь рядом стоящего человека испугала его до смерти. Майор направил пистолет в их с Виртбиром сторону так неожиданно, что Дайн не на шутку струхнул, решив, что Эйн собирается пристрелить именно его. А когда сержант почувствовал капли крови на своем теле, он был почти уверен, что эта кровь принадлежит ему самому.

Стреляя наугад он и не видел, что пуля, первой попавшая в Рейс, была выпущена из его оружия.  Увидев падающую фигуру девушки, он стал стрелять с еще большим остервенением.
Теперь, убедившись, что сам он не ранен, а Рейс скорее всего мертва, сержант думал только о возвращении в лагерь.
 Там, запершись в своей комнате, он раз за разом будет вспоминать окровавленного Виртбира и умирающую Рейс. Это доставит ему большее удовольствие, чем все журналы с порнокартинками в его ящике стола вместе взятые.
Ниссао был в полной растерянности, но виду тем не менее не подавал. Он прекрасно понимал, что на месте убитого инструктора должен был бы лежать он сам, с пробитой и наполовину выпотрошенной головою. И его, Ниссао, мозги должны были стекать по брюкам Виртбира, а не наоборот. Своим поступком Виртбир, сам того не подозревая, спас жизнь настоящему виновнику происходящих событий.
“ Рейс... Как жаль...Надеюсь твоя смерть была мгновенной...”
Майор был самым довольным  из них четверых оставшихся в живых и со спокойной душою возвращающихся в лагерь. Его гениальный план оправдал все надежды. Теперь остальные инструкторы лагеря вне подозрений. Конечно, стоит потрясти их маленько, так, чисто для профилактики, но главное-то дело уже закончено и пора в нем ставить большую и жирную точку.

Эйн несколько минут постоял у самого края чернеющего обвала. Внизу оседало огромное темное облако пыли. “ Если она и не подохла сразу, то уж все кости точно все переломала, пока долетела до низу,” – с удовольствием подумал майор. Только выражение лица капитана Кейна немного смущало и портило радость майора.
Отведя коменданта чуть в сторону, пока остальные участники расстрела приходили в себя, Эйн хлопнул капитана  слегка по плечу и тихо произнес:
- Итак, теперь мы можем со спокойной душой вернуться в лагерь. Через полчаса КАЭС, вместе с этими двумя ублюдками взлетит на воздух и мы вздохнем с облегчением. Но ты мне сейчас не нравишься, Кейн – ты явно не в себе. Ты сейчас сам на себя не похож, - повторил майор пристально вглядываясь в лицо капитана.
Эйн привлек голову Кейна к себе и прошептал на ухо:
- Ты даже ни разу не попал в нее.
Кейн дернулся и попытался сбросить со своего плеча руку майора, но тот вцепился мертвой хваткой и продолжал шипеть капитану на ухо:
- Кейн, последние два часа я наблюдал за всеми вами. И ты почти единственный, кто не смог держать себя в руках, не считая конечно...(Кивок в сторону мертвого Виртбира.) Что с тобою творится, капитан? Я попал трижды, Дайн хотя всего раз, но зато это был стопроцентно смертельный выстрел. Ниссао всадил с полдюжины пуль, а ты мазал с расстояния в пять шагов. Нет, ты смотри мне в глаза.
Комендант сбросил с плеча руку майора:
- Какая же ты мразь, Эйн. Я хоть здесь, на войне, и побольше тебя нахожусь, но не привык как-то к хладнокровным убийствам безоружных людей. Да, да, да, черт тебя побери, мне жаль Рейс. Потому, что я знал ее, видел, чем она дышит и только моя вина в том, что ее сердце больше не бьется.

Майор с иронией усмехнулся и примирительно похлопал капитана по спине:
- Ну-ну, только не раскисай. Свое дело мы сделали, а подрывники из Центра поставят в нем ту самую точку, которая нам так жизненно необходима. Надо сматываться, капитан.
Кейн молча наблюдал, как майор, что-то веселенькое насвистывая себе под нос и не глядя на остальных, спускается вниз. За ним следом потянулись Дайн и Ниссао. Последний оглянулся и Кейн заметил в его взгляде невыносимую скорбь. Взгляды инструктора и коменданта встретились и Ниссао поторопился отвести свои глаза. Кейну стало намного легче от мысли, что ни одному ему не удалось остаться равнодушным.
Перешагнув через мертвого Виртбира, Ниссао вскоре скрылся за первым пролетом, а Кейн осторожно подошел к краю обвала и в последний раз взглянул вниз.
Пыль, поднятая падением беспомощного тела с высоты еще не осела, в помещении едко пахло порохом, а внизу беспомощно раскинув руки лежала мертвая Рейс. Ее лицо было полностью залито кровью, руки и ноги были неестественно вывернуты, тело в нескольких  местах проткнули железные ржавые прутья арматуры.
- Прости меня, девочка! – губы Кейна шептали против его воли. – Прости нас за такую жестокость...

...Через пять минут вертолет с опознавательными знаками картографической службы Севера взмывал в предзакатное небо. Никто из пилотов даже бровью не повел, когда вернувшихся оказалось немного меньше, чем ушедших. Не задавая лишних вопросов, они дождались, когда в боевую машину влезет замыкающий шествие капитан Кейн и набрав высоту  взяли курс обратно в Разор.