Десять провинций. агрессия... часть четырнадцатая

ПРОВИНЦИЯ МАЙНДЕЙК
ПУНКТ СВЯЗИ С БОЕВЫМ ОХРАНЕНИЕМ

Рация не стихая ни на минуту работала в полную громкую связь. Стейнтгар ни на единую секунду не оставлял своего рабочего места – его волнение нарастало с каждой минутой молчания в эфире связующего радиста Полсерна. Раз за разом запрашивая обновленную информацию о текущих событиях и не получая должного ответа, капитан просто сходил с ума от беспокойства.
 За его спиною все это время маячила бледная как смерть Малиш, но ее присутствие, как ни странно, нисколечко капитана не раздражало, напротив именно сейчас ему было намного легче находиться с ней в одной комнате – сейчас их объединяла общая направленность мыслей – в защиту Прайта Уолткейта.

Общая напряженность витала в воздухе, и когда эфир внезапно ожил, это заставило всех вздрогнуть от неожиданности – столь долго они ожидали добрых вестей из Полсерна:
- Сержант, мне необходимо говорить лично с капитаном провинции…
Голос Денна… Почему не Прайта? Стейнтгар изумленно поднял брови – ну, конечно, готов поспорить на что угодно, что Прайт уже где-нибудь на приступках базы – а ведь это так опасно, черт его подери…
- Денн, какого черта? Что у вас там твориться? Где Прайт?
Сиплый и какой-то очень чужой голос Денна срывался от волнения и, когда он наконец-то заговорил, его было еле слышно в эфире:
- Стейнтгар, дружище… Случилось самое страшное… мы не должны были этого допускать… мне так жаль… Прайт…он ранен… Он тяжело ранен… везут его к вам, там еще раненые…он – самый тяжелый из них…мне так жаль…будь я проклят...
Никто уже не слышал этих последних слов капитана Полсерна. Глаза всех присутствующих наполнил ужас.

- Нет, неправда! – закричала Малиш, и бросилась к дверям. Трой перехватил ее на полпути и прижав к себе почувствовал, как бешено стучит  сердце в ее груди. Малиш пробовала вырваться, но теперь уже Стейнтгар, еще до конца не осознав то страшное известие, которое получили южане, положил руку на плечо Малиш:
- Это ошибка, я просто отказываюсь в это верить. Может быть это не очень умный розыгрыш?
Трой закусил губу до боли – это было слишком слабое утешение, особенно, если учитывать характер капитана Денна – не в его правилах было шутить на такие скользкие темы.
Мейсон, находящийся здесь же, стряхнул с себя первоначальное оцепенение – невозможно было поверить в то, что он услышал, его взгляд беспокойно переместился на Братае – но тот сам стоял, понуро опустив голову, опираясь  обеими обожженными до локтей  руками о стол – сообщение о тяжелом ранении Уолткейта в одну минуту подкосило всех командиров.
Внезапно за распахнутым окном послышался далекий шум – в Майндейк на посадку шли вертолеты. Все тотчас же подняли свои головы, прислушиваясь к нарастающему гулу.
Первой из всех остальных опомнилась Малиш, бросив в сторону радиста:

- Немедленно сообщи в госпиталь, пусть готовятся принимать раненых… - и, вырвавшись из сильных рук командира Лейкнау, пошатываясь, из последних сил она рванула к выходу.
Стейнтгар закрыл глаза рукою – наступил самый страшный день в его жизни после смерти Уолткейтов. Если Прайт умрет – это будет его, Стейнтгара, вина - он выпустил последнего Уолткейта за пределы безопасной провинции, он убил друга своими собственными руками…
Как только вертолеты опустились на теплую землю провинции Майндейка, их тотчас же окружила толпа взбудораженных ужасной новостью солдат, и каждый из них предлагал уже никому не нужную помощь, в душах все еще надеясь, что их участие спасет тех, кто находился на грани жизни и смерти.

Первым из вертолета осторожно выгрузили залитого бурой кровью Прайта – и вздох ужаса повис над всеми – Прайт был страшно бледен от громадной потери крови, он еле слышно дышал, его одежда была заляпана его же кровью, голова и грудь обмотана грязными и мокрыми все от той же крови бинтами. А его лицо... его всегда такое мужественное лицо...
Коринда рванулся к раненному, но санитар Полсерна, сопровождавший Уолткейта на протяжении всего пути, потянул врача за рукав и тихо произнес:
- Мне очень жаль, но боюсь, что ему уже ничем не помочь – слишком тяжелые ранения, слишком большая кровопотеря. Его даже переносить никуда нельзя – он умирает…
Коринда застыл на месте. Он смотрел на Прайта и не мог поверить, что человек, лежащий сейчас на коленях у солдат – его командир и тот бесстрашный Уолткейт, существование которого последние четыре года не давало покоя всему Северу.
Теперь Занор и Разор могут быть спокойны – им удалось осуществить свои давние планы – они все-таки убили Прайта Уолткейта.
- Он в сознании? – спросил врач чужим срывающимся голосом.
- Несколько раз приходил в себя, звал Стейнтгара, капитана Мейсона и еще кого-то… Мы вкололи ему обезболивающее... но ему это уже почти не помогает...
Коринда обернулся – где же Стейнтгар, или еще кто-нибудь из командиров – ведь Прайт умирает, последний Уолткейт доживает последние минуты, где же вы все?
Толпа молча расступалась – вперед быстрыми шагами вышла тяжело дышащая Малиш. Она не сразу заметила лежащего на земле Прайта, обвела сначала взглядом всех окружающих и только тогда опустила глаза вниз. Ее губы дрогнули, а глаза застлала пелена – Малиш упала на колени перед Прайтом и, еле сдерживая слезы, взяла его за бессильно повисшую руку лейтенанта.

Тело Прайта дернулось, как от сильнейшего удара электрическим током и он наконец-то открыл залитые кровью глаза. В этот же момент в толпе показались Стейнтгар, Мел, Трой, Мейсон, Братае, остальные командиры. Капитана провинции Майндейк невозможно было узнать – так исказилось от боли его мужественное лицо, когда он увидел, во что превратилась голова его лучшего друга. Он не верил глазам и, опустившись на колени рядом с Уолткейтом, переложил на эти самые колени окровавленную голову Прайта. Лица всех окружающих были мрачны и угрожающе напряжены…
- Прайт, как же так? – голос Малиш прозвучал в ушах умирающего лейтенанта, и он посмотрел на нее. В его глазах стояла пелена из красных разводов – он не видел Малиш, но по ее звенящему голосу сразу же догадался – девочка плачет.
Значит, он умирает – и кто-то оплакивает его – это такое утешение для его измученного сердца, и он после всей этой боли так хотел увидеть Малиш хотя бы в самый последний раз - ведь это именно она подарила ему несколько незабываемых недель спокойной жизни и уверености в своей непричастности к смерти братьев.
- Малиш…

Его голос был так слаб, что у девушки перехватило в горле, когда она, рыдая, попросила:
- Прайт, миленький, потерпи, тебе сейчас помогут…
- Малиш…
Она беспомощно оглянулась – ну неужели ничего нельзя сделать? – Коринда в ответ сочувственно только покачал головою. Санитары же Полсерна отводили свои красные глаза в сторону  – они меняли уже несколько раз повязки – и знали, что Прайт Уолткейт обречен. Кровью была обагрена вся земля вокруг лежащего на руках капитана Майндейка Уолткейта.Странно, что при таком серьезном ранении головы он вообще может еще хоть что-то сказать...
Где-то неподалеку слышались громкие голоса – это продолжалась выгрузка раненых из Полсерна. Их переносили в лазарет, и только Прайту уже никто не мог помочь.
Малиш почувствовала, как Прайт с силой сжал ее руку. Она повернулась к нему, его серые глаза беспомощно смотрели в небо:
- А помнишь, ты была в лазарете… и не видела меня… и теперь мы с тобою поменялись местами…

- Прайт, ты не должен говорить так много, потерпи…
- Стейнтгар…
Капитан Майндейка наклонился к Прайту.
- Защити ее… без меня ей туго придется… обещай… Кейн, он должен поговорить с Малиш и рассказать ей обо всем – поклянись мне, Стейнтгар...
- Да, я клянусь тебе, я клянусь тебе, Прайт. Друг, прости меня, я не должен был отпускать тебя, я как будто убил тебя своими собственными руками…
- Я рад…я рад, что умираю от ран, полученных в бою… не вини себя, Стейнтгар…Прости меня, дружище...
Капитан склонился над Уолткейтом, его плечи затряслись от бессилия. Малиш же опять ощутила нажим руки умирающего и почувствовала, как он из своей ладони что-то перекладывает в ее ладонь, и тут же снова сжимает ее руку в кулак, и его ладонь теперь снова покоиться поверху ее залитых кровью пальцев.
- Так хорошо… я так давно хотел увидеть братьев…
По щекам Малиш не переставая катились горькие слезы.
- Трой… Мейсон… - с каждой секундой голос Прайта ослабевал все больше.
Капитан Лейкнау опустился на одно колено:
- Мы здесь все….
Глаза Прайт смотрели мимо них, его губы беззвучно шевелились – казалось, он шепчет слова молитвы, внезапно он резко подался вперед, глотнул воздуха и тут же зашелся в кашле.
- О боже, это все…
Малиш в ужасе смотрела на Коринду, который неожиданно осенил себя крестом. Прайт медленно опускался назад на колени Стейнтгара.
- Прайт…

МАЛИШ

В ответ – молчание, его глаза все так же открыты, но уже нет в них осмысленности и жизни, они почти мгновенно стекленеют, а с полуоткрытых губ  Прайта скатывается последняя капля крови, как последний прощальный вздох. Я не верю в происходящее, я слышу вокруг горестные вскрики, яростный шепот, еле сдерживаемые рыдания, но я не верю, что Уолткейт мертв. Мое сердце заходиться в страшном крике – я почувствовала, как рядом со мною снова прошлась невидимая, но ощутимая всею плотью смерть.
В сознании моментально всплывает утро сегодняшнего дня – Прайт был жив, дышал одним воздухом с нами, он говорил и смеялся, а теперь его бездыханное тело лежит распростертое у наших ног.
Я чувствую, как сзади беззвучно чья-то теплая рука обнимает мои плечи и прижимает к своей груди – это Трой, я узнаю его запах, но даже он не может успокоить меня, так велико мое горе и так неукротима моя ярость.

Стейнтгару тоже в любую минуту могла потребоваться помощь врача – он бледнел и был явно неадекватен в сложившейся ситуации – оно и понятно – все вину за смерть последнего Уолткейта он уже был полностью готов взять на себя.
Мейсон тоже находился в полной прострации – только что на его глазах умер человек, смерти которого он так желал последние четыре года. И только недавно почти случайно выяснилось, что Прайт этого презрения не заслуживал и, едва успев получить прощение, Мейсон присутствует на свершении своей прежней «мечты». Это тоже было очень тяжело переживать.
Мел, временно взяв на себя функции командира, отдавал последние распоряжения. Сейчас Прайта должны унести – его переоденут, окровавленное тело обмоют, все ранения максимально постараются скрыть – его тело будет выставлено для прощания. А что потом? Все старались не думать об этом.


ТРОЙ

Она вела себя на редкость сдержанно. Едва Прайт испустил последний вдох, я обнял Малиш, так как мне показалось, что именно сейчас она забьется в истерике, начнет кричать, плакать, но она сидела совершенно неподвижно, продолжая сжимать в своих руках остывающую ладонь Прайта.  Даже когда подошли санитары с носилками, чтобы унести Уолткейта, и Малиш, и Стейнтгар так посмотрели на них из-под своих насупленных бровей, что санитары смущенно остановились, не решаясь подойти ближе для свершения своих профессиональных обязанностей.

Мел спокойно подошел к Стейнтгару, а капитан продолжал придерживать окровавленную голову Прайта, не сводя с лица мертвого друга своих темно-синих глаз.
- Стейнтгар, я думаю, будет лучше, если Прайта унесут отсюда… Ему не место на сырой земле…
Стейнтгар отрешенно молчал, тяжело дыша и не поднимая взгляда.
- Малиш…
Трой наклонился к ее уху:
- Его надо унести… надо привести его в порядок…
Малиш только отрицательно покачала головой. Она и Стейнтгар сейчас были так похожи на верных собак, готовых до последней капли крови защищать бездыханное тело своего умершего хозяина.

МАЛИШ

 Я почувствовала, что мне не хватает воздуха.  Мои глаза закрылись и я, отпустив руку Прайта, схватилась за руку Троя, лежавшую на моем плече.
И в этот же момент Стейнтгар поднял на меня изумленные глаза. Я не поняла этого взгляда, но теперь на меня так смотрели все окружающие. Коринда даже рот раскрыл от удивления, а Мейсон с какой-то мрачной ухмылкой посмотрел на Братае.
Что они все так на меня уставились? Я непонимающе смотрела на них. Что могло случиться такого, что я, а не погибший Уолткейт, стала внезапно центром всеобщего внимания? Может это потому, что я выпустила руку Прайта? Рука Прайта… Не смотря на острую боль  в груди и тяжесть на душе я моментально вспомнила…
Прайт незаметно раскрыл мою ладонь, вложил туда нечто мокрое и тяжелое, медленно сложил мою ладонь и снова сжал ее в своем кулаке.
Я осторожно перевела взгляд на свою руку. Там на тяжелой металлической цепочке висел медальон Уолткейтов. От удивления, я едва не выронила его – что он делает в моей руке?   Рука Прайта…

Это Прайт передал мне свой знак отличия. Я судорожно перевела дыхание и беспомощным взглядом посмотрела на окружающих.  Мне была невыносима тишина стоящая вокруг меня – и их всех, можно было понять – у моих ног лежало тело лейтенанта их провинции и последнего Уолткейта, а я в своей руке сжимала символ власти и  последнее право «вето»  южных территорий.
Несколько солдат сделали шаг вперед и, опустившись на колени, подняли тело Прайта. Его посеревшее и разбитое лицо мотнулось из стороны в сторону, а руки повисли как плети. Строй расступился, и убитого Уолткейта пронесли мимо солдат. На их лицах отражалось невыносимое страдание.
Я встала на ноги, чтобы не потерять из виду эту печальную процессию. Рядом со мною встал во весь рост Стейнтгар. Мейсон и Братае сочувственно сомкнули руки на его плечах, меня все еще поддерживал Трой. Легкий ветер коснулся моего лица и глаза наполнились слезами – они все-таки убили его. Им удалось найти наемника на Юге, способного выбить из-под ног своих же друзей опору – и в этот же момент, я тихо произнесла:
- Опросите всех, кто участвовал в перестрелке у базы. Найдите того, кто стрелял в спину Уолткейту…Берите его живым...

   ...Все удивленно переглянулись, а в толпе послышался глухой ропот. Стейнтгар понимающе кивнул головой и позвал:
- Уортни!
Из толпы вышел солдат со знаками внутренней службы Юга.
- Выполняйте приказ лейтенанта Малиш!
 По затихшим было рядам снова побежал шепот.  Малиш дернулась и непонимающе посмотрела на командира Майндейка. Стейнтгар сокрушенно покачал головой:
- Никогда не думал, что доживу до этого момента. Прайт мертв. Мы не сумели защитить его, и кто-то этим воспользовался. И нужно, просто необходимо найти тех, кто согласился стать исполнителем и тех, кто заказал убийство Уолткейта.
Малиш сделала неровный шаг по направлению к Стейнтгару и без сомнения протянула ему еще теплый от крови медальон:

- Будет лучше, вернее будет, если эта вещь останется у тебя…
- Нет, девочка, нет. Можно сказать, что это было его последнее желание – он давно решил предать медальон тебе, и Прайту хватило сил успеть сделать это. На этом медальоне его кровь, на нем наша кровь и еще неизвестно, сколько нашей крови выпьет эта вещь. Ни я, ни кто другой из южан не может стать Уолткейтом, никто кроме тебя…
В глазах мужественного Стейнтгара стояли слезы, а голос дрожал и хрипел:
- Ты открыла нам глаза на происходящее в Системе, ты сама – доказательства того, что нами играют как пешками на шахматном столе. Только ты способна  поднять выпавший из рук Прайта флаг Юга. Только ты, с помощью этого медальона можешь стать Уолткейтом, только потому что реально в Системе тебя нет и ты просто не существуешь...
Слова Стейнтгара поразили Малиш до глубины души – еще вчера она считала его своим врагом – все его недоверие, постоянная настороженность, брезгливость – отталкивало их на разные стороны баррикад. И вот теперь, главный претендент на медальон Прайта спокойно уступал ей свое место. И это не могло быть очередным подвохом – слишком много свидетелей находилось рядом – тогда что это?  Ведь это не могло быть признанием, что Прайт все это время был прав, а Стейнтгар, капитан целой провинции, ошибался на ее счет.
Она взглянула на Троя – что-то одномоментно изменилось в его отношении, Малиш перевела взгляд на других командиров и сразу же отметила, что и они теперь смотрят на нее совершенно иначе, чем прежде.
Внезапно чей-то громкий голос из толпы выкрикнул:
-  Мы найдем убийцу, мы клянемся вам, лейтенант Малиш!
И его поддержали тысячи голосов:
- Нам заплатят за кровь Уолткейтов!
- Мы поддержим вас, лейтенант!

МАЛИШ

В моем горле застыл комок боли. Общее признание, протянутая рука Стейнтгара, поддержка всех командиров Юга, должны были вызвать у меня безграничную радость, но я чувствовала, как горячие слезы катятся по моим щекам – я продолжала оплакивать Прайта, я не могла остановиться, потому что сегодня последний Уолткейт умер у меня на руках.
Я подняла свои глаза к небу – именно туда совсем недавно отправилась душа нашего друга и с его смертью заканчивалась одна жизнь – со страхом, прятками, недомолвками, и начиналась другая – та, в которой я должна была стать главным свидетелем обвинения…


ПРОВИНЦИИ РАЗОР И МАЙНДЕЙК


ПРОВИНЦИЯ РАЗОР

  Удовлетворенно хмыкнув и до суха вытирев мокрые от чужой крови руки об первую попавшуюся тряпку, майор Эйн отошел от лежащего на холодном каменном полу избитого Терри. Вторые сутки подряд продолжался этот беспощадный «допрос с пристрастием» - майор целенаправленно подводил врача к полному и безоговорочному признанию – кто еще кроме него состоит на связи с Югом.
Бегство капитана Кейна, майор воспринимал менее болезненно, чем ту информацию, что сейчас выдавал ему беспрестанно допрашиваемый все эти последние сорок восемь часов врач Терри. Конечно, в  случае с беглым капитаном Югу несказанно повезло – Кейн достаточно ценный источник информации, но его показания всегда будут всего лишь словами очередного предателя, не подкрепленные никакими вескими принимаемыми судом доказательствами. Навряд ли Трибунал примет весь голословный бред бывшего северянина за чистую правду
Так вот пусть теперь уже бывший капитан и комендант кусает себе локти от злости, досады и разочарования – это в Разоре он был капитаном, а кто он теперь такой на Юге? Он теперь всего лишь мелкая сошка с несмываемым клеймом перебежчика и лжеца.

Да, конечно, здесь бы от Кейна рано или поздно, но все равно бы избавились. Поэтому-то и жаль, что он так вовремя успел смыться и не получил должного «поощерения» за длительную службу Северу.  Но  вместе с Кейном уплыла и столь ценная на сегодняшний день информация об архиве Уолткейтов – ведь где-то же он его прятал, этот сукин сын…
А теперь еще и Терри, припертый к стенке грубой физической силой, начинает рассказывать прямо-таки фантастические вещи – майор только диву давался, каким же слепцом был все это время и не замечал таких очевидных подтасовок в лагере Кейна. Все события происходили прямо перед его собственным носом, под носом, который впервые так сильно подвел своего хозяина в плане интуиции.
Итак, махинация с Рейс – Фрегат им действительно удалась. Теперь-то майор прекрасно понимал, что от этой девчонки ни в коем случае нельзя было так легкомысленно избавляться.


Мало того, что Фрегат выжила под именем Рейс, она еще и являлась носителем самой передовой мировой технологической мысли – она единственная умела за считанные часы перенимать у образца все физические действия и присущие ему данные и могла выжить в самых экстремальных условиях, не прилагая к этому никаких особенных усилий.
И это значит…  Майор остановился на полушаге – это значит…  Его лицо побелело. Он как наяву вспомнил тот августовский день, когда Рейс стояла перед ним совершенно безоружная, обреченная – а холодные стены КАЭС дышали ее страхом, и сам Эйн упивался этим жалким зрелищем.
Вот Рейс падает в темную расщелину, беспомощно раскинув руки, с залитыми кровью лицом и телом.
Эйн громко и разочарованно вздохнул. Значит, она гипотетически все же могла остаться жива даже после их шквального расстрельного огня и могла пролежать в КАЭС  еще несколько суток живая, но еле дышащая.
И Кейн знал это… Вероятно, капитан хотел впоследствии вернуться в заброшенный форт и спасти это чудо техники и хирургии. Но южане уничтожили КАЭС в тот же самый день, всего несколько часов спустя – участь Рейс была поистине незавидной – уж этот взрыв точно довершил начатое северянами дело – несколько тонн камня и кирпича упавшие на еще живое тело – это уже не шутки.

И все-таки Эйн вздохнул с некоторым сожалением – какой ценный экземпляр был так нелепо уничтожен – под руинами КАЭС было похоронено целое состояние, подумать только - миллионы долларов истлевали на проклятой земле южан.
Итого, подвел он горький итог – Рейс мертва, и эксперимент окончательно загублен, Кейн сбежал – и архив уплыл из рук северян, и  в любой момент может оказаться в руках Прайта Уолткейта. Вспомнив это имя, майор заскрипел зубами – чертов ненавистный Уолткейт.
Навстречу ему, запыхавшись от быстрого бега, выскочил ординарец бывшего коменданта сержант Дайн:
- Майор, вас немедленно требуют по внутренней  связи …
«Хозяин» – сразу же подумалось майору, и он, прибавив шаг, направился в кабинет.
«И что ему опять от меня нужно?» - усиленно соображал Эйн, быстро переставляя ногами. «Мы же договорились, не тревожить друг друга без особой на то необходимости».
Майор был так занят собственными мыслями, что в который раз практически не замечал идущего за ним следом Дайна.

Дайн глаз не сводил с майора – надо же, какая удача! – он давно боялся, что рано или поздно Кейн уяснит себе всю постыдную роль своего сержанта во всех махинациях и утечках информации в лагере, ведь именно Дайн следил за каждым шагом капитана и обо всем докладывал высшим структурам власти северной провинции.
Но теперь власть в самом лагере быстро сменилась и сержанту больше ни от кого на территории лагеря не нужно было скрывать, что он давний ставленник майора и будет служить только ему  и верой и правдой. Конечно, плохо, что Кейну удалось так удачно улизнуть и длинные руки Эйна его уже ни за что не достанут. И удалось опальному капитану это практически с разрешения самого Эйна, «с его подачи» - мрачно хмыкнул по себя Дайн.
 С каким удовольствием сам Дайн  сейчас бы поучаствовал в допросах бывшего командира, помучил бы его, поизмывался бы вдосталь. Но приходится довольствоваться одним Терри, который сломался сразу же, без применения дополнительных  пыточных средств. А как было бы хорошо, если бы Терри упорствовал – Дайн закатил глаза – он бы бил врача прямо в его искаженное страхом бледное лицо, с каким нескрываемым удовольстием сержант удар за ударом месил бы податливое и стонущее от боли человеческое тело.
… Эйн уже и думать забыл о своем разговоре с врачом, ему было очень неспокойно, так как грядущий разговор мог, как это обычно и было постоянно, закончиться довольно неприятно для него самого.

Войдя размашистым шагом в кабинет, Эйн буквально перед носом у сержанта с силою захлопнул дверь, ведущую внутрь комнаты. Дайн обиженно закусил нижнюю губу, но тот час же оглядевшись по сторонам и убедившись, то никто за ним не наблюдает, прильнул ухом к замочной скважине и замер в ожидании…
Эйн рывком схватил лежащую на столе трубку:
- Кто это?
- Я, Эйн, я. Кто же еще может ТРЕБОВАТЬ тебя к телефону, - этот тихий голос всегда выводил майора из себя, но сегодня в этом голосе слышались необычные радостные нотки:
- А ты думал, кто?
- Вы же знаете, что я спросил проформы ради…   мы ведь договорились не созваниваться пока…
- У меня есть к тебе два очень важных дела, которые ни в коем разе не терпят никаких отлагательств. И самое первое дело - это бегство твоего человека через всю Систему на Юг…
Голос прервал пытающегося оправдаться майора:
- Но это не столь важно теперь…  Второе дело важнее первого в сотни раз…
В трубке послышался громкий смех. Эйн слушал его с замиранием и тревогою.
- В этом важном деле две новости – одна очень хорошая, другая – просто катастрофическая… С какой начинать?
- Для начала, я думаю, хватит радостной.

- Тогда держись за что-нибудь, майор Эйн, как можно покрепче. Сегодня утром на базе «Карри» было совершено покушение на Прайта Уолткейта. Его ранили…
Покушение!!! О, боже!!! Неужели, наконец-то!!! Эйн чуть не зарыдал от нахлынувшего на него чувства облегчения – столько раз попытки заканчивались неудачей и вот Прайт ранен…  Может быть даже смертельно…
- Я надеюсь это ранение смертельное?
О, господи, пусть это будет так! Значит, сработало – значит, тот человек, на которого практически можно было не рассчитывать, все-таки сдержал слово и выполнил возложенное на него дело…
- Радуйся, Эйн, радуйся…  Потому, что час спустя наш опальный лейтенант умер на руках своих дружков-южан…  Он подох, Эйн, мы избавились от Прайта Уолткейта раз и навсегда…
 Душа Эйна ликовала – это было поистине невероятно – вот он, тот золотой день, когда Север наконец-то  полностью освободился от проклятого клана Уолткейтов, убрав со своего пути последнего его представителя.
Да… Да… Да… Но если это хорошая новость, а она не просто хорошая, а великолепная, то что же такого катастрофического могло произойти?
- Это потрясающе, но вы говорили еще о чем-то не очень приятном?
- Я думаю, что ты, Эйн, от радости бегаешь вокруг стола – так вот если это так – немедленно найди точку опоры, так как я, когда узнал об этом, чуть не свалился с ног и едва не захлебнулся яростью и слюною.

- Что еще случилось?- Эйн замер у стола.
- У них, у южан теперь новый вожак – Уолткейт перед смертью все-таки успел передать медальон Уолткейтов в руки одного человека. И это значит, что вместо одного Уолткейта, появился другой, быть может, более опасный, чем сам Прайт…
-Ты шутишь, надеюсь? – Эйн облегченно перевел дух – надо же, какой глупостью его хотели напугать, подумаешь, велика проблема, ведь всем в Системе прекрасно известно, что звание и фамилия Уолткейтов не могут передаваться никому в пределах территорий Юга, Севера и Центра.
- Я даже знаю, о чем ты сейчас думаешь, Эйн, ты думаешь, что это кто-то из командиров Центра или Юга, но я удивлю тебя, заявив, что этот человек не из Системы.
- Не понял… - майор удивленно провел рукою по губам:- Это как, «не из Системы»?
- А так, - в голосе его собеседника послышался сарказм, - по данным нашего источника этот человек не из Системы, он не командир провинции, он не солдат провинции, этого человека нет в списках, его нет – он не существует. У него есть имя, но оно нигде не числиться, есть физическая оболочка, но нам она не известна. То есть Прайт, отдал кому-то этот чертов медальон и право «вето» по всем правилам, фактически сложив с себя все полномочия и передав их другому человеку, которого фактически нет ...

- Мне кажется, вы ошибаетесь, - Эйн провел рукою по разом вспотевшему лбу, - Прайт мог передать только медальон, но не право вето, не звание, не имя…
- Знаешь что, Эйн, я лучше тебя знаю все подоплеки этого процесса, - в голосе Хозяина сквозило презрение, - Уолткейты во время восстания были простыми сержантами. Они получили звания лейтенантов только вместе с этими проклятыми медальонами. Эти медальоны считались непереходящими – никто из солдат Системы не мог забрать их себе ни при каких условиях. Переходящим было только право вето – от Уолта и Смуэ оно перешло к Прайту, а он мог передать его своему преемнику. Но только преемнику, который никакого отношения к Системе не имеет. А это фактически значило, что никому медальоны уже никогда не достанутся.

И мы на Севере в первую очередь рассчитывали, что Прайт умрет, так и не успев передать свои права. Но мало того, что Прайт не умер сразу – он все-таки успел  сделать последний красивый жест. Но человек, получивший вместе с медальоном все права и я повторяю это снова – этот человек не из Системы… значит, медальон дает ему право на преемственность звания Уолткейта, на его неприкосновенность и его имя.
- И на право вето… - прошептал майор.
- И на право вето… - подтвердил голос из трубки.
Воцарилось долгое молчание. Даже у Дайна, сидящего у замочной скважины, затекли ноги – таким длительным замешательством были эти минуты.
- И что же дальше? – почти беззвучно спросил Эйн, стоя, опираясь на стол, и закрыв от усталости глаза.
- Нам просто жизненно необходимо узнать, кто этот человек. Возможно, если мы это узнаем, нам будет легче планировать ответный ход.
- Что мне делать?
- Тебе нужно будет проявить желание соприсутствовать на похоронах Уолткейта.
- Вы с ума сошли…

- Эйн, это необходимо. Во-первых, нужно, чтобы южане считали нас непричастными к этой смерти. Конечно, они понимают, что гибель Прайта нам на руку – но он погиб в бою и мы здесь не при чем. Во-вторых,  там ты увидишься с Кейном (майор покраснел) – может, если ты предложишь ему назад его пост и положение на Севере, он согласиться помочь тебе все узнать об этом таинственном  преемнике. Пообещай ему все – а там будет видно, что с ним делать на самом деле. В-третьих, там будут коронеры Трибунала – они станут гарантом твоей безопасности.
Майор только сокрушено вздохнул – по видимому ему действительно придется ехать в самое логово южан – другого выхода у него, конечно же, нет. Все, что приказывает Хозяин никогда не обсуждается, а всегда беспрекословно выполняется.
Сам майор Эйн знал примеры, когда перечившие этому голосу люди бесследно исчезали или погибали, но таким образом, чтобы всем остальным было понятно, за что настигла смерть именно этого человека.

И наоборот, те, кто всегда выполнял поручения Хозяина, постоянно поощрялись, и самому Эйну пока что жаловаться в этом отношении было не на что.
Но вместе с тем, он рассчитывал, что после смерти Прайта его основная головная боль закончиться, и вот тебе раз – кто бы мог подумать, что южанам удастся провернуть такой финт и снова обвести воинственный Север вокруг пальца.
Майор опустил трубку, в которой снова протяжно звенели гудки. В этом Хозяин был всегда однообразен – он постоянно заканчивал разговор первым и последним произносил конечную фразу.
Что ж, придется, видно, ехать. Но, сперва, необходимо решить, что же делать с Терри – с одной стороны, его, конечно же, следует наказать – это предательство по отношению к Северу следует использовать – может расстрелять, чтоб другим неповадно было?
Но с другой стороны – Терри очень ценный работник – в СЕКТОРЕ он играет одну из ведущих ролей, и к тому же – не стоит забывать, что именно этот чертов Терри, провел успешную во всех отношениях операцию по повышению выживаемости организма.
Нет, уничтожать его ни в коем случае нельзя, он еще может пригодиться в дальнейшем. И он также ценный свидетель подрывной деятельности бывшего капитана Кейна в Разоре.
Здесь в лагере и за его пределами, в самой провинции мало кто верит в предательство Кейна. Перебежничество, как факт, рекратилось сразу же после войны, и вот теперь Кейн становиться первым послевоенным беглецом, да еще  в статусе капитана северян. Какой позор!
Услышав, что разговор между майором и кем-то вторым закончен, Дайн отпрянул от дверей, и аккуратно переступая через ступеньки, ведущие вниз в основное здание, начал отдаляться от опасного места. Майор явно не обрадуется, что за ним следят так же, как по его приказу настойчиво следили за Кейном.
Очутившись в относительной безопасности, сержант облегченно перевел дух. Интересно, с кем же это постоянно разговаривает майор по внутренней связи? Звонок идет явно не из Занора, его собеседник где-то здесь здесь в Разоре. Хотя вполне верояно, что звонок может с таким же успехом идти и из совершенно другого места – и этот таинственный «кто-то» очень удачно запутывет все следы ведущие к нему напрямую. Сам Дайн много раз слышал и придерживался той точки зрения, что не майор Эйн является истинным командиром провинции.
Во главе Занора, например, стоит полковник МакНил – человек очень жесткий, но справедливый до скрежета в зубах.
Полковник не поддерживал идею искоренения южан – он предлагал просто предоставить южан самим себе и бандам с внешних территорий – мол, рано или поздно, но горло друг другу они перережут.
Когда война закончилась, МакНил согласился стать во главе одной из северных провинций, но вместе с тем, когда открылось, что его заместитель лейтенант Тризон совершал во время боевых действий массовые убийства, пытки и издевательства, то ни минуты не колеблясь, отдал того под Трибунал.
А ведь Тризон был его правой рукою, и вот вам, пожалуйста.  И свидетели сразу же нашлись – тот же лейтенант из Ишока – Мел. И теперь Тризону грозит реальный срок, и это в каком-то смысле будет показательный процесс – «вот как мы расправляемся с военными преступниками, даже если они наши товарищи». И во всем этом полковнику активно помогал представитель Трибунала на территории Севера – главный коронер Уотсформ, который всегда был в курсе всех событий происходящих в Системе и был тоже слишком правильным и честным, по мнению всех северян.
Конечно, используя свои связи, МакНил смог бы вытащить своего зама из передряги, но в этом то и был весь полковник – он ненавидел южан, но был принципиальным человеком, готовым отсечь правую руку, если ее действия противоречат работе всего его организма.
Майор Эйн был полной противоположностью полковника.  Он покрывал всех и все, использовал свое влияние, чтобы уберечь своих соратников от длинных рук Трибунала. И это ему хорошо удавалось. Эйн не принимал во внимание ни тяжесть совершенных преступлений, ни звание провинившегося, и был готов выгораживать даже простого рядового, отправившего на тот свет пару-тройку пленных южан.
И вместе с тем, в провинции поговаривали, что майор всего лишь «зиц – председатель».
За спиною майора прячется другой, истинный хозяин провинции, недаром майор постоянно перед кем-то отчитывается. Кто этот Хозяин – Дайн не знал, но ему не терпелось это выведать. Но как?
Скорее всего, этот человек имеет отношение к высшему руководству провинции и навряд ли это кто-то из близкого  окружения майора. Это может быть внешне ничем не примечательный  лейтенант или сержант, в чьих руках все ниточки управления Разором. Дайн растерянно почесал макушку – предположить легко, но кто этот человек на самом деле?
Мимо продолжавшего думать о чем-то своем Дайна тихо и незаметно как тень прошел инструктор Ниссао.
За последние несколько месяцев он сильно изменился, стал более замкнут в себе и вдвойне осторожен в своих поступках и действиях. Собранная им на территории Севера информация снова, как и во времена Рейс,  еженедельно уходила в Косонбланку, но и это обстоятельство не давало инструктору столь желаемого состояния покоя.
Цепочка после смерти Виртбира постепенно восстанавливалась – Ниссао получил знак, что он может продолжать свою деятельность во вражеской провинции.
Информация собиралась по мелким крупинкам и казалась незначительной и ничего не решающей. То ли дело тот случай с Рейс – ее удачная переброска в Косонбланку сыграла бы поистине решающую роль против незаконных действий северян на своей территории . По крайней мере, эта девчонка  вполне могла бы изменить весь ход событий в Системе и тем самым напрямую повлиять на изменения статуса южан. Но теперь она мертва и изменить в этом положении ничего было нельзя, к сожалению…
Стоп…  Немедленно перестать думать об этом – он тысячи раз повторял себе это, но забыть все равно никак не мог…
Ему и раньше приходилось участвовать и в боях и в учебных операциях, но Ниссао и подумать не мог, что их с Рейс заманивают в КАЭС недля учебной тренировки, а для очной ставки. И она молодец – не выдала его даже под страхом смерти, а ему в «благодарность» пришлось стрелять  в нее.
Да, конечно, он утешал себя тем, что уже ничего не изменишь, и она все равно бы погибла, если и не от его руки, то от руки других, более решительных и  жестоких наемников Севера. Но это было слишком слабое утешение для такого слабака, как он.
 И Виртбир… Кто бы мог подумать, что он откажется стрелять? На его месте определенно должен был быть он сам, он – Ниссао. Но он то жив, а Виртбир мертв и обе этих страшных смерти – и Рейс и Виртбира - на его, Ниссао, совести.
Когда после событий в КАЭС он ощутил на своем плече руку майора Эйна, дружески похлопывающую его по спине, Ниссао до невыносимого захотелось ударить Эйна прикладом в лицо, пах, грудь, убить, уничтожить этого выродка.
    Но, слава богу, тогда он сдержался, едва пересилил себя, ибо он был послан в Разор не для физического воздействия и кары, он – представитель судебной системы и должен действовать только строго по закону, игнорируя его очевидные нарушения со стороны противника. Ниссао знал, как должным образом отомстить и за Рейс, и за Виртбира, и за себя.
Виртбир… После его гибели цепочка чуть не распалась. Ниссао и подумать не мог, что именно погибший на его глазах инструктор является ведущим связным между Разором и Косонбланкой. Долгие две недели Ниссао ждал сигнала и уже собирался бежать из провинции, но судьба дала ему шанс поквитаться с северянами.
- Ниссао, подожди…
К остановившемуся в недоумении инструктору медленно подошел капитан Пристли. «Странно, - подумал Ниссао, - если майор здесь в лагере, значит, Пристли должен был остаться на головной базе в качестве командира… Что он делает здесь, в лагере?»
Откуда Ниссао было знать, что после той злополучной поездки в Майндейк Пристли потерял былое расположение майора. Ему в вину ставилось то, что он не смог предотвратить бегство капитана Кейна. Майор не захотел ничего слушать, оборвал Пристли на полуслове и с криком выставил за дверь, унизив перед всеми солдатами и офицерами, сорвав погоны с капитанских плеч и выкинув их на бровку. Пристли тогда зло и обиженно смотрел на захлопнувшуюся перед его носом дверь – такого уничтожительного приема он никак не ожидал.
Сначала представители Трибунала взяли с него подписку о неразглашении и пригрозили реальным сроком в результате утечки информации о произошедшем в Майндейке. Потом его заперли в камере, и только во время своей посадки на обратный рейс в Разор он узнал о смерти Уолткейта.  И вот когда он был готов во благо всейм северной территории все же рассказать обо всем майору – его прерывают, его выгоняют как собаку и практически ни за что лишают с таким трудом заслуженного звания.
Пристли со всей злости пнул дверь кулаком и в ту же секунду услышал хруст кости – с изумлением он смотрел на кисть своей правой руки – только перелома ему и не хватало. Решив, что когда нужно, тогда его и спросят, Пристли тоскливо оглянулся – не дай бог, что бы кто-нибудь из девчонок проживающих в лагере видел его позор. Его, наместника руководителя провинции игнорируют. И кто! Сам Эйн! Как будто он, капитан, а теперь вернее рядовой Пристли, виновен в бегстве Кейна.
Побывав в госпитале и решив, что будет назло майору молчать о произошедшем в Майндейке, Пристли увидел невдалеке понуро шагающего к базе Ниссао.
- Ниссао, погоди…
 - Капитан…
Прижимая к груди ушибленную руку, на которой ему только что сделали перевязку, капитан вплотную приблизился к инструктору.
- Сэр, - Ниссао стал поднимать руку для приветствия, но Пристли, поморщившись, сделал предупреждающий знак, и, сравнявшись с Ниссао, остановился.
«Какого черта ему от меня нужно?» - подумал Ниссао.
«Спорить готов, что ему сейчас не до разговоров со мною» - пришел к выводу Пристли, внимательно оглядывая понуро стоящего перед ним инструктора с ног до головы.
- Я бы хотел поговорить с вами, инструктор.
- Я вас слушаю…
- Завтра майор Эйн собирается от лица всего Севера присутствовать на одном очень важном мероприятии в провинции Майндейк. Там будут также представители Юга и Центра. Вы будете сопровождать майора…
Ниссао испытывающее посмотрел на Пристли. «Неужели снова проверяют?» – невольно подумалось ему.
После расстрела Рейс в КАЭС майор начал бдительно наблюдать за всеми его участниками – по всей видимости, отказ Виртбира не убедил его окончательно в полном исстреблении пятой колонны в своей провинции. Ниссао первое время чувствовал за собою тотальный контроль, но вскоре все изменилось – жизнь в лагере потекла в обычном режиме, ощущение постоянного наблюдения испарилось, и Ниссао вздохнул с облегчением.


Рейс в этом смысле даже повезло – ее расстреляли и все, конец, но ему самому в случае провала навряд ли удастся так легко и просто отделаться. Ниссао пугали не пытки, его пугало то, что он тогда уже не сможет никакой пользы принести своей южной территории, и что его смерть будет напрасной.
Теперь вот ему ни с того, ни с  сего предлагают сопровождать майора в поездке на Юг.  Зачем? Почему именно он? Хотят снова проверить его лояльность – не сбежит ли он точно так же, как это сделал капитан Кейн?
Хотя на самом деле ведь и побега-то, как такового не было. Кейна официально отправили в Майндейк, а вот уже то, что возвращаться оттуда он не захотел, никак нельзя назвать побегом.
Юг… Ниссао сжал зубы… Столько месяцев вдали от дома… но его молчание должно быть несколько затянулось и он вопросительно посмотрел на капитана Пристли…
- Что за мероприятие такое?
- Да, ты, наверное, еще не слышал. Вчера в Полсерне был убит Прайт Уолткейт. Завтра его похороны.
Всего несколько слов вполне способны перевернуть мир с ног на голову. Для Ниссао эти слова стали страшным ударом – он смотрел в холодные глаза Пристли, не зная, что говорить в ответ. Горечь подкатила к горлу, дыхание остановилось где-то в середине гортани, слезы подступили к глазам… Этого не может быть…
- Это потрясающее известие? – капитан Пристли выжидающе смотрел на инструктора.
Ниссао попытался улыбнуться – его перекосило от этой попытки.
«Держаться, держаться из последних сил».
- Да, (как же это больно) это просто здорово, (как я могу улыбаться, когда внутри меня все плачет).
- Значит, я предупредил тебя… И еще, - глаза Пристли сверкнули:
- Я не советую тебе, Ниссао, возвращаться из Майндейка обратно в лагерь…  Боюсь твое положение в Разоре теперь как никогда очень шатко…
Похлопав окаменевшего Ниссао по плечам, беззаботно насвистывая, бывший капитан без погон пошел дальше. Ниссао судорожно сглотнул и почувствовал, что непрошенные слезы катятся из его глаз.
Весь оставшийся вечер в лагере только и говорили, что о долгожданной смерти последнего Уолткейта. Несмотря на то, что большинство северян появились в лагере уже после войны, о роли Уолткейтов в истории Системы знали они все, без исключения.
Ниссао старался спрятаться и держаться подальше от празднующих компаний.
«Они ведь даже не знали, кто он такой, они и понятия не имели, что Прайт был за человек» - с тоскою наблюдал инструктор за ликующей толпой своих врагов.
В честь данного события в лагере как и на территории всего Севера развернулись настоящие праздничные мероприятия – было отменено обычное войсковое построение, в лагерь завезли спиртное, которое теперь совершенно бесплатно переходило из рук в руки.
Ниссао пришлось пить тоже, но этому было другое объяснение – он заливал свое горе и беду своих товарищей на Юге – завтра ему предстояло еще более тяжелое испытание – ему нужно было сопровождать майора Эйна в Майндейк на церемонию прощания с Уолткейтом.
Необходимо будет там обязательно увидеться с лейтенантом Троем – нужно учитывать предупреждение Пристли. Может, тому стало что-то известно о намерениях Эйна в отношении инструктора? Значит, ему, Ниссао, может реально грозить опасность… Тогда зачем майор тащит его с собою в Майндейк? И что это нашло на Пристли, почему он предупредил его об опастности?
Инструктор не желал больше ни дня находиться на вражеской территории. Но вся его судьба решиться только завтра…
На лагерь давно спустилась ночная тень – то там, то здесь вспыхивали веселые языки пламени, озаряя эту ночь и освещая лица сидящих у огромных костров людей.
Лицо майора Эйна выглядело беззаботным, его смех слышался издалека, а быстрая речь, в зависимости от увеличения дозы выпитого, все больше и больше сбивалась.
Дайн старался держаться от огня подальше – едва жар достигал его лица, оно тотчас же наливалось бардовым цветом, который трудно было согнать в последствии. Пить сержант тоже отказался – но с удовольствие затягивался мерцающей в т6емноте сигаретою с марихуаной.
Лейтенант Пристли сидел невдалеке от Эйна. Блики, играющие на его лице, показывали, что он угрюм и чем-то недоволен.
Ниссао вздохнул – итак, завтра….