Родственные души

   Итак, что вы знаете о толерантности? Надо сказать, что довольно много, судя по тому, как часто о ней сегодня упоминается в самых разнообразных СМИ.  Наши политики, актеры, журналисты и многие другие общественные деятели очень увлечены этой темой в последнее время. И неслучайно: уровень толерантности сейчас очень низкий, особенно среди молодёжи.
Но я, мои дорогие товарищи студенты, хотела бы перейти к самому главному, а именно к тому, чему сегодня посвящена наша лекция и ради чего, собственно, мы все здесь собрались. Бестактность. Малодушие. Жестокость. По отношению к пожилым людям. Я была в ужасе, узнав, что в Московском государственном университете, в таком престижном учебном заведении, существует подобная проблема! Вы лишний раз старому человеку места в транспорте не уступите, а еще и нагрубите не за что не про что! Стариков дураками считаете! Да, возможно, людям разных поколений сложно понимать друг друга, но нельзя же быть такими черствыми. А может быть, на самом деле не так и сложно найти взаимопонимание? Чем уж таким особенным «эти дураки», как вы их называете, отличаются от вас, молодых? Не думали над этим?
   Я чуть не заснула. К счастью, нравоучительная лекция оказалась намного короче, чем я думала. Я, например, никому не сквернословлю, несмотря на то, что в глубине души, мягко скажем, не с должным уважением отношусь к ворчливым старушкам.
 - Настька, сегодня едем к Игорьку на хату его днюху праздновать, не забыла?
 - Нет, я помню, - отозвалась я.
 - Ну, тогда в семь у моей парадной встречаемся. Ксюха с Максом тоже будут, я их уговорил.
 - Молодец!
 - Отец тачку свою дает, так что повеселимся, - Лешу переполняли эмоции.
 - Круто! – немного равнодушно ответила я.
 - Ладно, пока.
 - Пока. Леша, постой! Я тут вспомнила: ты же недавно с дедом поругался, вы помирились?
- Да какое там! Всю плешь проел старик. Вот, говорит, музыку ты не ту слушаешь, фильмы тоже не те смотришь. И каждый раз начинает: вот в наше время…
- Я тебя понимаю. Все поучают да поучают, скучные они какие-то.
   Мы попрощались до вечера и разошлись.


                ***
 - Да, Лех, крутой же чувак твой папаша: такой Форд купил. Классная тачка! – кричал от восторга Макс.
 - А какие сиденья удобные, - заметила Ксюша.
   Компания собралась милая, веселая. Пацаны, не переставая, рассказывали анекдоты  (впрочем, как обычно), все смеялись. Но на душе у меня было как-то неспокойно: ведь у Лехи не было прав, его отец сам водить учил. Я только и мечтала о том, чтобы мы уже, наконец, приехали. Мне становилось жутко и страшно. Леша вёл отвратительно. Нас то и дело шатало из стороны в сторону. Праздновать  мне что-то совсем расхотелось, если учесть еще и то, что и изначально я не горела желанием ехать. Просто в этот день я оставалась одна (мне двадцать два, и пока что я живу с   предками). А они уехали в гости, сказали, что надолго. Вот я и решила друзьям составить компанию, все равно делать было особенно  нечего. Леша предложил – я согласилась. 
  - Ребят, а сколько нам еще ехать? – решила поинтересоваться я.
 - А что? Ты куда-то торопишься, Настюха? – завопил Леша и врубил музыку на всю катушку.
 - Да нет. Просто как-то темно очень стало. Да и Игорь давно ждет, наверное,- ответила я.
 - За Игорька не беспокойся, у него еще ничего для нас не готово, я за него отвечаю. Так что спешить нам некуда, правда, ребят?
 - Да! – разом закричали все, так, что у меня чуть уши в трубку не свернулись.
- Насть, ты чего такая напряженная? - обратилась ко мне Ксюша. - Расслабься ты. Лучше покажи мне свой новый пирсинг на животе. Недостаточно тебе было в носу кольца, ты еще и там решила приукрасить.
БУММ!!!!!!!!
                ***
   Тишина. Меня поглотило короткое забвение. Я словно на секунду впала в состояние комы и не слышала ровным счетом ничего, как будто бы в уши были засунуты ватные тампоны гигантской толщины, в сто раз толще тех, что мне мама закладывала в детстве, когда я болела отитом. Но неожиданно я вышла из состояния забытья и постепенно смогла различить голоса Ксюши, Максима и Леши. Я открыла глаза и увидела, наконец, что произошло: мы врезались в столб. Слава богу, все остались живы, и никто серьезно не пострадал. Друзья стояли прямо передо мной, очевидно, пытаясь меня привести в чувства. Все бы ничего, но вдруг я почувствовала себя нехорошо, у меня потемнело в глазах, я подумала, что падаю в обморок и…




                ***
   Я снова открыла глаза. У меня больше не кружилась голова, сознание было ясно и чувствовала я себя превосходно. Но то, что я увидела, заставило меня издать пронзительный, неистовый крик: побитая машина, дорога, по которой мы ехали - все вдруг куда-то исчезло. Да что там машина! Все, абсолютно все вокруг в миг изменилось. Наконец я отошла от шока и начала оглядываться по сторонам. Я привстала (до этого я находилась в лежачем положении): кругом росла очень высокая, неестественно светло-зеленого цвета трава, во всяком случае очень была похожа на траву(после того, что со мной произошло, я уже ни в чем не могла быть уверена). Я с трудом стала пробираться сквозь эти непонятные заросли, неизвестно вообще где растущие и откуда взявшиеся. Они оказались довольно массивными, мне пришлось приложить немало усилий, чтобы выбраться из этой травяной чащи. Если честно, я думала, что эта трава никогда не кончится. Но мне повезло, и я вышла на гладкую поверхность, похожую на поле. Это и было, наверное, самое обыкновенное поле, потому что здесь уже росли обычные цветы и деревья, которые можно встретить у нас в Подмосковье, и не было той странной толстой травы. Но знакомый пейзаж не давал мне ответа на вопросы: где я и как я здесь оказалась? Я находилась в отчаянии. «Ксюша, Максим, Леша! Вы здесь? Где вы? Может быть, и они где-то рядом», - решила я. Но их не было по близости. Я тупо посмотрела в землю: что мне делать?! Но тут вдруг меня кто-то хлопнул по плечу и проговорил что-то на непонятном языке (думаю, на испанском) писклявым, тоненьким голоском. Я обернулась и увидела маленького мальчика. На вид ему было годика четыре. Я волей-неволей обрадовалась, увидев первого человека. Мальчик схватил меня за руку и куда-то повел. И тут я  увидела очень много людей, наверно даже больше, чем бывает  в Москве в метро в час пик.
   Все суетились, все были чем-то заняты: кто-то лез на дерево за кокосом (оказалось, здесь росли не только наши березы), кто-то набирал воды из водоема в какую-то емкость, отдаленно напоминающую миску. Везде стояли палатки. Судя по всему, люди в них жили постоянно, потому что ничего другого, похожего на жилые дома, я не заметила. Мы с мальчиком, который все еще продолжал держать меня за руку, подошли к одной из палаток. Оттуда вышла женщина, по-видимому, его мама, что-то прокричала ему, а потом посмотрела на меня. Постепенно меня стали замечать и остальные. Несколько человек, что были неподалеку, подошли ко мне, стали пристально осматривать с ног до головы, но, очевидно, не очень были удивлены моему появлению. Под их взглядами мне становилось не по себе. Я не знала, какова будет их реакция: ведь я вторглась на их территорию. Но ничего страшного не произошло. Один из них, молодой парень, мой ровесник или чуть постарше, подошел ко мне и заговорил по-английски:
 - Hello, young lady!(Здравствуйте, юная леди!) Where are you from?(Откуда вы?), - он наклонился и поцеловал мне руку.
 - Hello.(Привет.) I’m from Russia, from Moscow (Я из России, из Москвы), - ответила я ему. Вот и пригодился мне английский, который я так долго и упорно изучала. Парень оказался американцем. Я поняла это сразу по акценту. На курсе мы изучали разные диалекты, и я кое-что в этом понимала.
 - You are Russian?(Вы русская?) – его лицо выражало искреннее удивление. - Really? (Действительно?) Your pronunciation is great!(У Вас прекрасное произношение!)
Я была польщена. Затем ко мне подошла женщина и сказала, что мне нужно переодеться. Дело в том, что здесь все носили белое: мужчины белые рубашки и брюки, а женщины – платья. Мы ушли. Но я не преставала думать о том парне, который еще долго смотрел мне вслед. Что-то такое в нем было, что заставило меня почувствовать в этом незнакомом обществе и этой новой обстановке, как дома. У меня создалось такое странное ощущение, что мы с ним уже встречались когда-то, хотя это абсурд: я ни разу не ездила в Америку, и знакомых иностранцев у меня никогда не было. Когда он подошел ко мне, я почему-то сразу же обратила внимание на его глаза: в них читалось столько доброты, столько тепла! Как странно: ведь я совсем не знаю этого человека, как я могу делать о нем какие-либо выводы, перекинувшись всего несколькими, ничего не значащими фразами? Уж не влюбилась ли я в него. Но это невозможно. Я же не верю в любовь с первого взгляда. Я не верю?

                ***
   Прошло два дня. Я еще не знала, где очутилась, но в одном я была уверена наверняка: мои домыслы о том, что я нахожусь в каком-то волшебном, сказочном мире, где все по-другому (знаю, что это глупость и ничего сверхъестественного  не бывает, но даже такие нелепые мысли забредали ко мне в голову в свете последних событий) не оправдались. У меня не появились крылья птицы, и я не стала супер-человеком. Я продолжала вдыхать кислород и выдыхать углекислый газ так же, как и не переставала  хотеть спать, есть и пить. Люди были самые обыкновенные, хотя и говорили почему-то все на разных языках.
Как-то вечером на третий день, когда я уже принесла воды и нарвала трав, служивших лекарствами (это входило теперь в мои ежедневные обязанности), ОН подошел ко мне впервые после той нашей встречи.
 - Здравствуйте! – сказал он.
 - Здравствуйте!
 - Вы сегодня целый день провели в одиночестве. Почему вы ни с кем не разговариваете? Вы же, наверное, даже не знаете, где находитесь?
 - Не знаю. А Вы расскажете мне? Я очень переживаю. Со мной такая ситуация произошла, - сказала я и вспомнила про Лешу, Ксюшу и Макса. – Здесь мне все нравится, Вы не думайте, но я домой хочу.
 - Мы все хотим, - тяжело вздохнув, ответил он. – Как Вас зовут?
 - Настя. А Вас?
 - Мэтью, Мэтью Ричардсон.
 - Может быть, будем на ты, а то мне как-то неловко, - предложила я. Он опешил. -  Тебе же не больше двадцати пяти, да?
 - Вы, то есть, ты права. Мне двадцать пять. Просто к девушке надо относиться с должным уважением.
 - Странный ты какой-то. Знал бы ты, как наши пацаны с девчонками общаются.
- Кто общается? Я что-то не расслышал.
 - Пацаны.
 - Кто это?
 - Ты чего? Ну, парни наши, на факультете, - я  была поражена его непонятливостью.
 - Понятно. Позвольте спросить, то есть позволь. В общем, у тебя каким-то образом оказалось кольцо в носу. Тебе, наверное, жутко больно?
 - Это же пирсинг. Сейчас все его делают, и у вас в Америке. Это же модно. У меня и на животе есть.
Я порывалась и там показать, но решила, что для него это будет уж слишком. А потом и неудобно как-то. Мужчина все-таки. Я выпадала в осадок от его вопросов. Он как будто бы вчера только родился, но такой милый…
 - Так ты сама с собой такое сделала? – его доброе  лицо перекосило от ужаса. - Ты из какого года к нам пришла?
Я чувствовала себя идиоткой. «Может, это он так шутит со мной, пытается произвести впечатление», - думала я.
 - Ты что, забыл какой год на дворе? – спросила я его.
 - Прости меня. Я же забыл тебе все рассказать.
 - Что рассказать? – я всерьез стала опасаться за его психику.
- А то, что здесь находятся люди, которые жили в разных временных промежутках до того, как попали сюда. А еще к тому же из разных стран! Правда, соотечественники тоже иногда встречаются. Я здесь встретил двух американок.
Я была неподвижна, как мраморное изваяние и не могла вымолвить ни слова после всего, что услышала от Мэтью.
 - День сменяется ночью, - продолжал он, - но здесь будто бы  не существует времени, Настя! Или существует, только для всех одно. Я, право, не знаю! И я не сошел с ума! – повысил он вдруг голос и начал раздражаться.
- Я из две тысячи девятого, - ответила я, когда немного пришла в себя.
 - Ты из будущего!!!!! – закричал он вдруг. У него загорелись глаза. Сколько в них было жизни!  - Я из тысяча девятьсот шестьдесят первого.
- Ну и как же, как же там у вас в две тысячи девятом? Как живут люди? – его раздирало любопытство.
Я не стала его мучить и рассказала, как мы живем.
Он слушал, затаив дыхание про все причуды современного мира, а потом попросил рассказать, что же все-таки со мной случилось там, в прошлой жизни, где есть время. Оказалось, все попадали сюда несколько необычно: происшествие, несчастный случай предшествовали появлению каждого человека. Я рассказала моему собеседнику про нашу аварию, про ребят. Он в ответ поведал мне свою историю.
   - Произошел пожар, в результате которого я и мой отец лишились крыши над головой. Отца, правда, в тот момент не было, я находился дома один. Слава Богу, а то еще бы и он пострадал, - Мэтью засучил рукав и показал мне несколько ожогов, которые у него остались. – Я едва ли успел выпрыгнуть в окно и вот, тоже попал сюда.
Мэтью оказался очень прост в общении. Мы проболтали целый вечер. Я рассказала ему, что учусь в МГУ на инязе, что помимо английского изучаю еще и немецкий и хочу когда-нибудь уехать за границу. Он же, как оказалось, с детства увлекался английской литературой, читал все подряд, но больше всего впечатления на него произвели трагедии Шекспира и произведения Диккенса. Мечта парня, который все свое детство, а теперь уже и отрочество провел в глуши, чей отец корячился в поле, разносил газеты, был согласен даже грузчиком работать, лишь бы скопить хоть какие-то наиболее приемлемые средства на образование единственному и любимому сыну,  - стать литературным критиком. Причем он не хотел этим ограничиваться, он твердо верил, что напишет кандидатскую, а потом и докторскую и займется научным исследованием  литературы всех стран и народов. Мой новый знакомый смотрел на мир гораздо шире, чем, возможно, смотрит на него основная масса Homo Sapiens. Он, скорее всего, был из числа тех, кто считает, что «без ковра самолета и жить не стоит». А еще это был такой оптимист, нет, не просто оптимист, а оптимист в квадрате, нет, в кубе (мне всегда нравилась математика в школе)… Он был живой человек, живой! И независимый. Он знал твердо, чего хочет и стремился к заветной цели, он не плыл по течению, как многие и поэтому никогда ни о чем не жалел, потому что все, что бы он не совершал, подчинялось принципу:»Я так хочу», а не принципу: «Почему бы и нет», что так характерно для людей безвольных, слабохарактерных. Вы скажете, я его идеализирую? Ведь это так свойственно женской натуре. Отнюдь нет. У него были свои недостатки. Он, например, оказался абсолютно несведущим в математике, он не был, что говорится «мастером на все руки от скуки», наверно, еще что-то такое было, чего я, увы, не припомню. Не припомню, потому что я не обратила на это внимание. У него в том нашем мире и гроша за спиной не было! Ну и что с того? Мне было просто приятно проводить с человеком время, с ЧЕЛОВЕКОМ, а не с его деньгами, репутацией, сексапильной внешностью с обложки плейбоя и многими другими «аксессуарами», которые стали так популярны в последнее время. Кто-то может подумать, что я слишком правильная, слишком нематериальная, но это не так. Кто в нашем современном обществе с рыночной экономикой не хочет хорошо зарабатывать? Для кого сейчас неважно ощущение стабильности и уверенности в завтрашнем дне, особенно сейчас, когда в стране кризис и происходит обвал фондового рынка?! Какой крупный начальник кампании, которая вот-вот выйдет на мировой уровень, не побоится, будучи женатым, быть увиденным с другой женщиной?!! Все эти и многие-многие другие вопросы встают рано или поздно перед каждым, но только не ЗДЕСЬ. И дело вовсе не в том, что я такая идеальная, просто ЗДЕСЬ  и деньги, и все остальное вдруг неожиданно потеряло всякую цену. И, правда, ведь мы ничего не покупаем, мы сами добываем пищу, люди здесь открыты в проявлении своих чувств. Мы оказались будто бы  обнажены, с нас словно кто-то отряхнул все ненужное, всю ту мишуру, что так долго и тяжко висела и давила, чтобы посмотреть, а что на самом деле мы из себя представляем. И вдруг стало так легко! Господи, как же легко! Как же легко мне с ним, с Мэтью! И пусть я слушаю Фабрику Звезд, а он Элвиса Пресли, но ведь это неважно! У нас с ним так много общего! Например, когда я нервничаю перед экзаменом, я беру с собой такой пакетик от чего угодно, на котором еще такие клёпочки есть и обожаю их щелкать. Я не поверила, когда он сказал мне, что страдает тем же. Такая ерунда! Он любит животных, и я тоже. Он любит росу, и я тоже люблю росу. Мы оба любим читать, смотреть на то, как садится Солнце, мы оба любим эту жизнь, наконец! Разве всего этого недостаточно, чтобы соединить нас вместе, как два магнита, притяжение которых настолько сильно, что они уже не в силах оттолкнуться?
   

А оно было именно так, спустя еще дня три-четыре мы поняли, что любим, и что больше никак не сможем друг без друга. Неподалеку от нашего «городка» располагался маленький фонтанчик – самое прекрасное место на свете! Вода в нем было мягкая, ласковая, чистая, не измученная вредными отходами. Каждый день мы приходили туда, вставали под нежно струящуюся и окутывающую наши полуобнаженные тела воду и часами готовы были обниматься и целоваться. Помнится мне, я еще тогда подумала, что всю жизнь бы простояла вот так с ним под этим фонтаном, и ничего больше не надо, ничего. Это была точка максимума нашего счастья (математика - мой конек!).


   Все две последующие недели мы купались в нашей любви, люди только дивились, смотря на нас, все бормотали что-то, каждый  на своем языке, но лица  их выражали одно: удивление с немалой долей восхищения, не побоюсь этого слова. Но мы едва замечали их реакцию – слишком были заняты друг другом. Окружающие никак не могли взять в толк, что может связывать двух таких разных людей, живущих на разных континентах и в разных эпохах! Но мы-то понимали, что никакие мы не «разные», мы с ним родственные души, одно целое! Дни текли медленно и проходили  довольно однообразно, но нам с Мэтью так нравилось, и потому не было скучно. По вечерам разжигали костер, рассказывали друг другу всякие анекдоты, истории. Наша беседа практически никогда не сводилась к рассказу друг другу о характерных веяниях нашего времени. Он больше не интересовался, как живут люди в две тысячи девятом, ну а я про его время и так кое-что знала. Ночевали по очереди – то у него, то у меня. Днем мы подолгу гуляли, наслаждались ароматом цветов, трав, деревьев -  ароматом естественной красоты природы. В нас отзывалось это чувство – чувство  естественности-, потому что мы сами были теперь такие – естественные, непринужденные, беззаботные и немного даже рассеянные. Ведь мне не нужно было завтра в девять часов утра присутствовать на очередной лекции по психологии, а в четыре часа забирать мамины сапоги из ремонта. Да! Я ведь должна была их забрать в тот злополучный (а, может быть, и нет) день! Эта мысль вонзилась, словно нож в сердце. И, конечно же, дело не в сапогах, просто я на миг вернулась в старую реальность и поняла, что испугалась. Только чего? Я ведь так хотела вернуться домой!


   А между тем, люди не оставляли надежду покинуть обжитое место, продолжая искать способ вернуться в  прошлую, нормальную жизнь, для каждого свою. Сначала отправляли по два-три человека на разведку, но безрезультатно. Ведь никто не знал, что именно нужно искать. Многие лишь полагали, что если сюда они попали неожиданно, вследствие несчастного случая, то скачок обратно должен быть таким же резким и мгновенным. Но люди не сдавались, и постепенно желающих отправиться на поиски так называемого пути спасения становилось все больше и больше. В числе прочих оказались и мы с Мэтью. Все ходили одной большой и дружной толпой, искренне веря, что, объединившись, они смогут добиться успеха. Через три палатки от моей жил один забавный чудак. Идея возвращения назад захватила его очень сильно. Он уже почти поверил в то, что выход нашелся, а потому   перед началом нашего очередного похода «за спасением» вставал перед всеми и говорил на своем языке: «Ребята, у нас все получится, я в этом уверен, вы только представьте себе, что вы уже дома, как вы обнимете своих родных и близких. Неужели у вас не прибавляется от этого сил и стимула побороться за свое будущее? Мы все здесь довольно намучились и настрадались. Каждый день мы начинаем с того, что ходим и ищем себе пищу, когда мы наполним свои желудки мы вынуждены «любоваться» до боли наскучившими нам, пустыми пейзажами. Да единственное, почему мы здесь все еще живы и не деградировали окончательно, как личности, так это потому, что в нас еще живет надежда, что мы когда-нибудь выберемся отсюда, из Богом забытого места». И каждый раз, когда он это произносил, слезы градом лились по его лицу. Он был одержим, он верил, и когда он это говорил, все начинали верить, что все еще будет по-другому, что заживут все по-прежнему.
Как-то вечером я загрустила, и Мэтью незаметно подошел ко мне и, нежно приобняв, спросил:
 - Ты почему такая грустная в последнее время? Что-то не так?
 - Все так, - коротко ответила я.
 - Не обманывай меня, я вижу тебя насквозь. Я же чувствую, что тебя что-то тревожит?
 Я молчала, сжала руками коленки, свернулась калачиком и тупо уставилась в пол.               
 - Не томи меня, милая. Скажи же, что происходит? – спросил он еще раз спокойным голосом.
 - Я боюсь.
 - Позволь мне узнать, моя прелесть, чего же ты боишься? Здесь все тихо спокойно, звери дикие не появляются, враги не атакуют, рай, а не место! – говорил он, как бы немного не веря в правдивость того, что я сказала, и улыбаясь своей незадачливой и доброй улыбкой.
Я немного помедлила с ответом, и наконец сказала ему. Господи! Сказала, наконец!
 - Я боюсь, что ОНИ найдут ЕГО.
Наступила тишина.
 - Кого? – он все еще не понимал, о чем это я.
 - Способ, - я все еще продолжала таращиться в пол.
 - Способ уйти отсюда, назад в прошлую жизнь! – повторила я и впервые во время нашего разговора посмотрела ему в глаза. – Тут он заметил слезы у меня в глазах.
 - Ты посмотри на людей! Какими счастливыми становятся их лица при одной только мысли, что они окажутся снова дома! Ведь мы все так этого ждали, и я тоже сначала ждала. Но только не теперь, потому что теперь у меня есть ты, и я уже не уверена, что хочу назад. Теперь ты понимаешь?
 - Понимаю. – прошептал он едва слышно.
 - Неужели тебя нисколько это не беспокоит? Ты не думал об этом? – никак недоумевала я.
 - Успокойся, милая, конечно же, я думал. И не раз. Просто  мне не хотелось тебя расстраивать, да и если честно и себя тоже. К тому же, с тех пор, как мы с тобой вместе, я давно потерял всякую надежду на то, что кто-то что-то найдет и нам удастся выкоробкаться отсюда.
 - И что же нам делать, Мэтью? Как вести себя? Ведь все кроме нас ждут этого момента. И ты прекрасно понимаешь, что вернувшись обратно, мы уже никогда не сможем быть вместе, мы даже никогда не увидимся, - с надрывом в голосе и рыдая, говорила я.
 - Не думай об этом, Настя. Пусть все будет так, как будет, – утешал он меня, теребя мои растрепанные волосы. – Разве в обычной нашей жизни ты всегда знаешь, что принесет тебе завтрашний день? Я люблю тебя. А потому не стану говорить тебе, что это  навсегда и не требую этого от тебя, потому что ничто нельзя знать наверняка, особенно в нашей ситуации. Я люблю тебя и именно поэтому я честен с тобой и не стану обещать того, что все равно не смогу пообещать. Я люблю тебя СЕЙЧАС! Но если тебе больно, оттого что я сейчас сказал, и ты не принимаешь меня после этих слов, то можешь сейчас же разорвать наши отношения, и я никогда больше не подойду к тебе. У нас нет будущего, и я не хочу, чтобы ты от этого страдала.
Он закончил. Я была потрясена, но потрясена в хорошем смысле: он не стал юлить, и говорил со мной на чистоту. Это было лучше, если бы он мне сказал: «Мы будем с тобою навеки».
Я нисколечко не сомневаясь, ответила Мэтью:
 - Я с тобой до конца, любимый!
Мы крепко обнялись и горячо поцеловались.
                ***

   В тот день, когда все случилось, было особенно жарко. Солнце стояло высоко над землей, все изнывали от безумного пекла, и всем жутко хотелось пить. Мы с Мэтью были на нашем месте – у фонтана. В этот раз мы пробыли там дольше обыкновенного: у воды сносить духоту гораздо легче, да к тому же, там была, чуть ли не единственная тень, где можно было скрыться от солнцепека. Излишне писать о том, что нам было чем заняться, ибо любовь – это любовь, и этим все сказано. Мы едва ли заметили, что жара спала и вокруг постепенно стало темнеть. Мы спешили вернуться в наши палатки, потому что, если честно, никогда так долго не засиживались и боялись, что в темноте не найдем дорогу. Мы стали торопиться, и тут вдруг я почувствовала запах дыма, причем такой едкий и резкий, что мне стало нехорошо. Я чуть не потеряла сознание, Мэтью поддержал меня. Он и сам был несколько напуган, хоть и молчал, я это видела.
 - Мэтью, что это? Такое впечатление, что где-то пожар, определенно что-то горит. А если это наши палатки, наш «городок»? Там же люди, нужно спешить, нужно помочь им!
 - Да, да, ты права, пойдем. – сказал Мэтью, немного мешкая и как бы еще не успев сообразить, что происходит.
Но нам не пришлось никуда ходить, наши люди сами к нам пришли.
Далеко-далеко мы увидели огромную толпу наших «сограждан», стремительно приближавшуюся к нам. Мы ничего не понимали.
 - Мэтью, Мэтью, что они хотят? Почему не бегут от огня, почему бегут к нам? – спрашивала я совершенно спокойно, хотя странность происходящего уже начала меня волновать.
- Я не знаю, - протянул Мэтью, несколько задумавшись. Мне показалось, что он своими мыслями был где-то очень далеко. Он встал, как вкопанный и о чем-то напряженно думал. Его выражение лица, с одной стороны, было слишком озабоченное(оно и понятно), но с другой стороны, такое ясное, как будто все, что сейчас творилось на наших глазах было в порядке вещей. Только спустя некоторое время, перебирая эти события у себя в голове, я догадалась, почему он был такой странный в тот момент: он сразу же все понял.
  Я стала его дергать за рукав. Меня раздражала его отчужденность в такую минуту.
 - Мэтью, очнись, о чем ты думаешь? Ты что, не видишь их? Что нам делать? – кричала я на него, но тут мое внимание привлекло другое:
  - Мэтью, смотри, смотри скорей! Огонь! Они прыгают в него! Они что, с ума сошли? Что происходит?! – меня охватила паника, я думала, что все это мне только снится. Но я ущипнула себя и поняла, что это не сон (я всегда так делала, когда сомневалась).
Когда несколько человек подошли ближе( теперь их было только несколько, все остальные прыгали в огонь), я  разглядела их лица: они выражали какую-то беспредельную, неудержимую радость. Прежде, чем я смогла что-либо сообразить, тот забавный чудак, о ком я уже упоминала, поманил нам с Мэтью к себе. Я подошла к нему, а Мэтью остался позади, выпрямил спину, и ждал чего-то, как заключенный своего приговора.
 - Ну что, голубки! – вдохновенно начал «чудак» (имя его мне не было известно). – Вы даже себе не представляете, как я вам завидую! Потому что вы еще не знаете, что я вам сейчас скажу!
 - Ну что, что? Ради Бога, не томи! – старик окончательно заинтриговал меня, и казалось, я находилась под властью его невидимых  чар.  Я уже забыла про людей, обрекающих себя на верную гибель своими глупыми выходками, про Мэтью, который все еще стоял позади меня. Единственное, что меня интересовало в эту минуту – то, что сейчас скажет этот такой счастливый человек. Но я уже не чувствовала былого напряжения: по всему его виду было понятно, что он скажет что-нибудь хорошее.
 - Ребята! Дорогие! Случилось, наконец, то, о чем мы все так долго с вами мечтали! – он говорил, а у самого на глаза наворачивались слезы, от счастья. Видно, он был очень чувствительный человек, и всегда плакал в особые моменты. – Я знал, что все получится, я верил, я надеялся, что мы не проведем остатки наших дней в этом жалком болоте! МЫ НАШЛИ ЕГО-О-О-О-О!!! – закричал он, что было сил, на всю округу.  - Все уже знают об этом, только вы не знали, вот меня и послали за вами. Более того, уже несколько человек вернулись, и мы в этом уверены.
 - Что? – еле выговорила я.– Как нашли? – мое лицо вдруг разом окаменело и стало бледное-пребледное.  Я перестала что-либо видеть, слышать и вообще реагировать адекватно. Меня, будто бы приколотили намертво к земле, и не было сил пошевельнуться. Взгляд был обращен в пустое пространство. Я на минутку умерла.
- Нашли! Нашли! Я понимаю Ваше недоумение. В это действительно трудно поверить, я и сам в начале не смог. Но теперь точно знаю, что нашли!
Так счастлив он был в тот момент, так воодушевлен. Ведь он один все это время  верил в спасение!
Две минуты я простояла мертвая – отрешенная.
Но неожиданно живая мысль, как радостный крик той, что всегда умирает последней, вихрем пронеслась у меня в мозгу: «Да не может этого быть! – закрутилось у меня в голове. -  Это просто ошибка! Откуда им знать, что стало с теми, кто прыгал в огонь? Старик настолько ослеплен свое мечтой, что принял желаемое за действительное. Как же я сразу не догадалась? Ведь это так просто!»
- Я  Вам искренне сочувствую, но боюсь, Вы торопите события, - так уверенно сказала я, входя в положение несчастного обманувшегося человека. – Мне жаль огорчать Вас, а вместе с Вами и всех, но вряд ли, это то, что мы ищем.
 - Все еще не верите в такое счастье, на нас свалившееся? Поверьте же, наконец! Мы все проверили – в этот раз мы не ошиблись. Молодой человек, но хоть Вы нам вери…
 - Пойдем, Настя! – Мэтью не дослушал вопроса, обращенного к нему.
 - Мэтью, что он такое  говорит? – я смотрела на моего Мэтью во все глаза, пытаясь уловить отблеск надежды во взгляде, но ни капельки я там  не нашла! Ничего, за что бы можно было еще зацепиться! Только печаль. Глубокая, застывшая печаль в добрых глазах.
  - Пойдем! – повторил он сдавленным голосом (даже в эту минуту он боялся заплакать),
 - Куда? – растерянно спросила я.
 - С ними, к огню, - ,превозмогая сильную душевную муку, сказал мой бедный Мэтью. Он так старательно пытался отвернуться от меня, так усердно избегал встречи наших взглядов! Но с каждой минутой делать это становилось все сложнее и сложнее.
  - Это конец, Мэтью? – не знаю, какое еще мне нужно было подтверждение.
 - Это конец, - спокойно ответил он мне, несколько не удивившись странности и глупости моего вопроса.
Мы шли. Вокруг уже стояла такая темнота, что ни зги не видать. Только  вдали оставалось яркое огненное  пятно (наша заветная цель), ронявшее нам под ноги свет и прокладывавшее для нас дорогу – мы шли ОТ МРАКА К СВЕТУ. Шли очень равномерно, в такт, как в больнице, бывает, ходят люди по коридору в томительном ожидании, что скажет врач: жив их родственник или нет. Внутри все переворачивается, а внешне полный покой, какое-то болезненное спокойствие. Идти пришлось долго (вспоминая потом, я пришла к выводу, что мы протопали километра два). Мы шли молча. Каждая секунда приравнивалась часу. Это становилось невыносимо.
Мы пришли. Огонь вспыхивал яркими языками пламени, а у людей горели от радости глаза так же, как и этот огонь. Настал наш черед прыгать. Тут Мэтью повернулся ко мне, посмотрел мне прямо в глаза и сказал:
 - Настя, миленькая, я же люблю тебя, ты это знаешь, - заговорил он со мной как никогда нежным голосом.
Наконец-то сорвались накопившиеся слезы.
 - Ну не плачь, Настенька! – утешал он меня, ну совсем, как маленькую! – Мы же с тобой знали, что рано или поздно это произойдет. Не пожалей о нашей встрече! Я хочу, чтобы у тебя остались приятные воспоминания обо мне.
 - Да как ты еще можешь такое говорить? Какие еще воспоминания, кроме приятных, у меня могут остаться? – впервые слабая улыбка незаметно проскользнула по моему лицу.
 - Девочка моя, - проговорил он любящим голосом, прижимая меня к себе, и тут я почувствовала какую-то родительскую ласку.
Мне было очень хорошо и безопасно в его объятиях, как будто бы ничего и не должно было произойти.
 - Я хочу, чтобы ты знала, - снова заговорил он, - что только благодаря тебе, эта жуткая воронка не засосала меня. Благодаря тебе, я перестал маяться, как все эти люди , и этот мир, в которым мы все оказались, неожиданно преобразился в моих глазах, жизнь моя обрела смысл! Да если бы не ты, я и не знаю, что бы со мною стало!!! Ты вдохнула жизнь в меня! И я благодарен тебе за это!
Мне нечего было ответить. Я только сказала:
 - Все, что ты сейчас говорил, относится и ко мне тоже.
 - А теперь давай руку, пора. Будем вместе прыгать, - он взял меня за руку, и мы прыгнули.
Огонь запылал пред глазами, и я прищурилась. На миг создалось ощущение, что я горю, но только на миг. Затем я осторожно приоткрыла веки и...


                ***
   Очень много людей. Спешат по Андреевской, к метро. Я стою в центре этой обезумевшей толпы. Передо мной табло, показывающее время: девять утра. Я не сразу поняла, что вернулась. Я долго  находилась в прострации, меня даже чуть не сбил один гражданин: «Девушка, осторожнее! Нужно же хоть иногда смотреть, куда идете!» Я даже стала звать Мэтью: так я привыкла, что он всегда был рядом в последнее время. На меня смотрели, как на сумасшедшую. Представляю, какое выражение лица у меня должно было быть тогда! Но сос тояние затуманенного сознания продлилось недолго, и вскоре я все вспомнила и поняла. Поняла, что я в Москве, в родной Москве на Андреевской улице, по которой каждый день иду к метро и еду в институт. Я поспешила выбраться из давки, нашла укромный, тихий уголок, где меня практически никто не мог увидеть, и зарыдала от всей души. Горе было мое настолько сильно, что я даже не заметила, как в городе наступил вечер и вокруг опять было полно людей, которые двигались уже в обратном направлении, спеша домой, к родным. Мне некуда было спешить: мой родной человек для меня навсегда остался там, я сама точно не знаю где (так парадоксально и глупо), но где я была и поистине считаю это лучшим, пока что, подарком судьбы. 

                ***
   Двадцатого мая мне исполнится двадцать четыре, а двадцать второго состоится защита моей аспирантской работы. Теперь я смогу преподавать иностранный язык в Московском Государственном университете на старших курсах. Программа достаточно сложная, самой проходить было непросто, а преподавать, наверное, будет ещё сложнее. Но я готова к трудностям! Я так долго шла к этой заветной цели… А еще в будущем хочу возглавить научное общество, в которое бы входили профессора и кандидаты наук по разным направлениям. Мы бы смогли проводить конференции, на которых бы решали самые насущные вопросы, касающиеся современной науки, образования. Потом, возможно, стали бы привлекать иностранцев… Может быть, еще и докторскую напишу…Да, планы грандиозные. А как же иначе? Должен же быть какой-то смысл в моей жизни!? Должно же быть что-то, ради чего не жалко будет попотеть и куда я смогу направить всю свою жизненную энергию!? Это так здорово! У меня будет свое дело, я буду помогать обществу! Вот только замуж я не хочу. Лешка мне недавно предложение сделал, а я отказала. Я ему еще с  первого курса нравлюсь, я всегда это чувствовала. Но я не люблю его. Он приглашал меня на дискотеку, в кино -  я соглашалась, катал на своей новой машине(отец свою ему больше не дает). Как- никак весело проводили время, но не более того. В нем чего-то не хватает, чужой он мне. Я как-то не спешу заводить новые знакомства. На моём горизонте появлялась пара-тройка возможных претендентов на моё сердце, но я не могу влюбиться. Я НЕ ХОЧУ влюбляться, потому что я ХОЧУ ЛЮБИТЬ! Уже прошло почти два года, а я до сих пор не могу забыть Мэтью. Я до сих пор помню его лицо, его добрые глаза. И его силуэт всегда будет стоять предо мной, как и он сам в тот последний роковой вечер нашей неизбежной разлуки. Случается, что иду к метро, пробегаю по эскалатору вниз, и вдруг покажется, что он, Мэтью, зовёт меня. Несмотря на полное осознание того, что это невозможно, что-то все же заставляет меня обернуться. Я озираюсь по сторонам – женщина с ребенком, подростки, пустые ступеньки. Мне показалось.


   И все-таки в какой-то степени можно сказать, что случилось чудо. Месяца полтора назад к нам в университет из США приезжали представители Гарвардского университета. Как оказалось, у нас с ними вот уже три года налажены хорошие связи, и наши студенты ездят учиться по обмену в США. Соответственно американские студенты приезжают получать образование у нас. Цель их приезда заключалась в том, чтобы проинформировать нас, будущих аспирантов, о перспективах дальнейшего самосовершенствования у них в университете. Нас собралось довольно много: предложение было заманчивое. В аудиторию вошло три человека, три представителя различных кафедр – литературоведческой, инновационной и лингвистической. Мы с Дашей(так звали мою новую знакомую)смотрели во все глаза: не каждый день организуются такие встречи. Заведующие всех кафедр выглядели очень представительно. Но что меня сильно  удивило -  это то, что все трое были людьми, так сказать, преклонного возраста. Они вошли, не торопясь, как будто нисколько не волнуясь, и по очереди стали говорить. Последним выступил зав. Литературоведческой кафедры.
«И мы надеемся, что наше предложение вас заинтересовало, и будем искренне  рады видеть вас в нашем университете. Всегда готовы к дальнейшему сотрудничеству. Спасибо за внимание, - и он закончил свою речь. – У кого-нибудь есть вопросы ко мне?
Все это время я слушала в пол уха, но когда стал выступать этот человек, я неожиданно поймала себя на мысли, что я его уже где-то видела. Это был ОН!!! Какими судьбами его занесло сюда? И бывает ли  такое в реальной жизни? И тут, словно какая-то давно молчавшая струна во мне была задета, и сердце стало стучать так быстро, что я думала, выпрыгнет наружу. Он изменился, постарел, конечно. Седой весь. Я вдруг почему-то вспомнила наши лекции по толерантности на предпоследнем курсе, о том, как надо относиться к пожилым людям. Не буду кривить душой, я не очень-то раньше  стремилась понимать людей старшего поколения, они мне казались старомодными. Но совсем недавно, даже, наверно, на этой самой встрече, увидев спустя столько лет моего Мэтью и зная его в молодости, я вдруг осознала, что у каждого из так часто обижаемых совершенно ни за что «стариков» была своя жизнь, свои проблемы, своя судьба. Вот она, моя родственная душа, в этом человеке, что старше меня на тридцать лет.
Люди продолжали задавать вопросы, а я сидела и смотрела, как он отвечает, на его морщинистое лицо, в его глаза, все такие же ясные и добрые...




                май 2010 год