Трехкопеечный рассказ

Большой город не терпит наивных людей. Любому стреляному калачу и тертому воробью из мегаполиса известно, например, что нищенки, вымаливающие милостыню в подземных переходах, — на самом деле наемные работницы могущественных криминальных синдикатов, и лохмотья у них от кутюр, и дети чужие, и "мерседес" за углом дожидается. Так повелось издавна. А сунься в этот бизнес посторонний, у которого впрямь "дом сгорел, документы украли" — крепкие пацаны враз отобьют у смельчака охоту паразитировать на людском благородстве. Или вот еще. Все исторические места Северной столицы украшает неизменная пара в одеяниях XVIII века — надо думать, Петр и Екатерина. Легкомысленные туристы со всего света охотно фотографируются с ними, не задумываясь об исторических прототипах. Туристы вообще никогда ни о чем не задумываются, даже о том, что за плечами этих призраков галантного столетия стоит своя маленькая, но неумолимая организация.
Давным-давно, когда в России впервые открылись шлюзы свободы, мир Петров и Екатерин был погружен в хаос: война за территории достигла такого накала, что Петры не выходили на улицу без шпалера под камзолом, а нескольких царей-основателей даже спустили вниз по Неве — в неприветливые просторы серого Балтийского моря. (С Екатеринами обходились мягче: изукрашивали синяками и гнали прочь — галантность обязывала.) Однако на закате бурных 90-х духовные наследники Паниковского созвали свою "Сухаревскую конвенцию", где, как положено, расчертили питерскую карту на сферы влияния. С той поры императоры (и их крышеватели) зажили в мире: стычки случались лишь при злостном нарушении границ. До поры, до времени, конечно.

* * *

Хлебным районом по левую руку от Невского заправлял великолепный реликт 90-х по имени Леха Кожедуб. Родное имя годилось ему лучше всякого прозвища: был он в коже и был он дуб. Чудом выживший на сотню погибших друзей юности, Леха был чист и конкретен до предела. Нарушения понятий он не терпел. Сам на чужие земли не зарился, но и вражеских посягательств не спускал. Однажды, когда он, по заведенному порядку, обходил "точки", один из Петров сказал:
— Такое дело, Леха: шел я сегодня на работу мимо Инженерного замка и видел там такого чудика... Вроде Петр, в камзоле, но сам маленький, курносый, пучеглазый, в парике дурацком. — Он покрутил пальцами в районе ушей, намекая на букли. — Видать, гастролер заезжий. Ты имей в виду. Тоже мне: в Петры лезет, а сам-то метр с кепкой!
— Борзота-а, — угрожающе протянул Леха и тяжелой поступью направился в сторону Инженерного замка. Впрочем, он был достаточно опытен, чтобы не лезть на рожон в одиночку. На ближних подступах он смягчил шаг и насторожился: если бы неподалеку околачивались традиционные крепкие молодцы, он бы непременно их учуял. Но горизонт был чист. Вскоре Леха увидал нарушителя: низенький человечек с оловянными глазами расхаживал взад-вперед, покрикивая:
— Только у нас! Незабываемая память о Петербурге! Фото со злодейски убитым императором на фоне места его трагической гибели! Частица петербуржской истории! Только сейчас! Недорого!..
Торговля историей шла бойко. "Ну, гад, — подумал Леха Кожедуб. — Будет тебе память, будет история... Покажем тебе трагическую гибель, век воли не видать".
Он вызвал на подмогу пару Петров покрепче и двинулся на штурм. Самозванца оттеснили в неприметный закуток. Леха погнал жуть в стиле 90-х. Самозванец потел и жалко мямлил. Петры молча высились рядом, не давая ему сбежать.
— Тебя кто сюда поставил? Кто поставил, я спрашиваю? ¬— страшно сипел Кожедуб. — Мы ж тебя прям вот тут щас положим, даже пули не будем тратить — придушим, и хана! Че трясешься? Че трясешься? С жизнью прощайся, сучонок!
— Не надо, пожалуйста... Я всё отдам, я больше не буду, я ведь не знал!.. Ну прости-ите, — хныкал самозванец и трясущимися руками совал Лехе мятые деньги. Леха, презрительно смерив глазом бумажный комок, взял. Денег было немало.
— Ты смотри, падло, сколько насшибал. А ведь дрищ, соплей перешибить можно — ну какой из тебя Петр Первый?..
— Так ведь я не Петр, а Павел! Император Павел Первый, злодейски убитый в стенах Михайловского замка страшной ночью 1801 года. Последний дворцовый переворот галантного века...
— Чевооо? — протянул Леха. ¬— Какой еще Павел? Откуда ты это взял?
— Так ведь я историк, — Павел хлюпнул носом. — Кандидат наук. А работы нет... Смотрю, везде Петры да Петры, дай думаю, начну свой бизнес... Одолжил костюм у знакомых театралов да и вышел... Не убивайте меня, пожалуйста, я ведь не знааал...
— Да кому ты нужен, руки о тебя марать — бабла нам забашляешь, а если динамить вздумаешь — на счетчик поставим. Понял?
— Так это... У меня денег больше нет... ни копеечки... Я и кушаю-то нерегулярно. Только не надо меня душить, пожалуйста! Я вам пригожусь. Давайте знаете что — давайте я вам советами помогать буду! Я образованный, а у вас ведь никакой фантазии — кругом сплошь Петры да Екатерины! А ведь в Питере так развернуться можно: город-произведение, город-текст — тут каждый камень дышит культурной памятью!..
— Памятью-хренаметью, — оборвал Леха. — Ты нам зубы не заговаривай, у нас свои понятия.
— Так ведь это и вам выгодно! Смотрите, какие деньги! Прибыли вырастут, да и просветительская функция...
Кожедуб призадумался. Прибыли были его больным местом: доход от предприятия неотвратимо падал уже не первый год. Надо было что-то менять, это понимал даже он. Но что именно? Понятия не давали ответа на столь сложный вопрос. Конвенция, регламентировавшая жизнь Петров с Екатеринами, ни единым словом не упоминала Павлов и прочая. Как быть? А так и будем, решился вдруг Кожедуб: если о Павлах пацаны не договаривались, то он будет лепить Павлов, Николаев, Семенов, Димонов, и да помогут ему суровые пацанские боги!
— Лады, умник. Поглядим, на что ты годен. Но смотри у меня, если что... Как звать-то тебя?
— Юрик, — хлюпнул носом Павел.
Где-то в глубине кожедубовского туловища родилось незнакомое ощущение. Наш герой принял его за отрыжку, но на самом деле то был ветер перемен. 90-е сдавали позиции; им на смену шло новое время.

* * *

И машинка завертелась. Сообразительный и начитанный историк вывел на улицы не только государей императоров, но и других поп-звезд русской истории: Пушкина, Толстого, Кутузова... По "достоевским" местам Петербурга прогуливались новые пары: бледный жидкобородый студент и закутанная в шали старушонка (за особую плату разрешались занести над ее головой топор). Туристы были в восторге. Доходы взлетели. Леха Кожедуб потирал руки. Юрик стал регулярно питаться.
Впрочем, пора восторгов длилась недолго. Однажды вечером не досчитались Пушкина, работавшего в неприятельском стане — у Медного всадника ("Куда ты скачешь, гордый конь...") Выяснилось, что его пристрелил какой-то приезжий наемник. Леха рвал и метал:
— Конкуренты! Завидуют, падлы! Суки, всех положу! Разве насчет Пушкиных уговор был? Насчет Петров был, факт — а кто сказал, что Пушкина на чужой район запускать нельзя? Ну, ладно, хотят войны — пусть будет война! Как в старые деньки! Завтра же пацанов соберу...
— Алексей, нельзя же так! — встрял Юрик. — Устраивать войну в центре культурной столицы — всех ведь пересажают мгновенно. Может, не пацанов, а... гм, гм... на Сенатскую площадь... может быть, ДЕКАБРИСТОВ? Целое каре. Кто на них покусится?
— Когоо?
— Декабристов. Первых демократов России. 14 декабря 1825 года они вышли на Сенатскую площадь с оружием в руках, чтобы...
— С оружием, говоришь? Покатит.
Но не покатило. Вскорости конкуренты обстреляли малочисленную декабристскую кучку, обратили ее в бегство и потопили в Неве. Мафиозная война ширилась: враг уже не считался с границами. Александра Второго, работавшего у Спаса-на-крови, прикончили какие-то угрюмые бородачи в пальто и шинелях XIX века, да как прикончили — бросили взрывпакет под ноги! Почти теракт. Обеспокоенная милиция, как обычно, прилагала все усилия к скорейшему отысканию злоумышленников и, как обычно, не могла никого найти. В ответ лехины пацаны продырявили и спустили в Неву косматого Распутина, выставленного конкурентами у Зимнего дворца. Пошел слух о большой разборке. Леха пригласил на военный совет Юрика. Точней, Юрия. За считанные месяцы сытой жизни тот успел заматереть и приобрести некоторую внушительную солидность, очевидную даже для самого Лехи.
— Такой расклад, интеллигент. Похоже, без войны не обойдется. Надо было придушить тебя с самого начала — и всё бы мирно было, хы-ы. Не бойся, не трону. Влипли уже по самые помидоры — поздно "караул" кричать.
— Может быть, оно и к лучшему? — заметил Юрий. — Разом покончим со всеми архаическими традициями вашего ремесла. Отречемся от старого мира и организуем работу по-новому: зарегистрируем компанию, дадим рекламу...
— Какую рекламу, умник?! — взревел Леха. — Да нас с тобой завтра могут порвать как Тузик грелку! Ты ведь не понимаешь, с какими пацанами схлестнулся, а я их всех еще с 90-х годов как облупленных знаю.
— Так может, просто сдать их кому надо? Взрывы в центре города — это уже терроризм, подобными делами Большой дом интересуется. Так что наших недругов там с радостью примут.
— Да ты что? Братва своих не сдает. Мы все свои разборки промеж себя решаем, без мусорни. Нет, нет, тут самим надо обмозговать.
— А жаль, право... Давно пора принести в этот бизнес цивилизацию. Подумать только, что за варварство: на святое руку подняли, на ПУШКИНА! — взвыл Юрий и погрозил Лехе пальчиком. — Вот они, плоды вашего капитализма, господа нувориши! Безнравственность, невежество, бескультурье! Я, между прочим, все эти годы за Зюганова голосовал. Ничего-ничего, вы еще накликаете русский бунт!.. гм, гм... Красная гвардия, броневики, ВЧК, революционный террор... Рабочий тащит пулемет...
— Да ну? — заинтересовался Леха. — Откуда тащит?

* * *

Найти броневик оказалось делом нелегким, но Кожедуб справился. Серым осенним днем машина под красным флагом впервые выползла на питерские улицы. Её сопровождали двенадцать человек в комиссарских кожанках, матросских бушлатах и солдатских шинелях. Отряд красногвардейцев стройным шагом вышел к Эрмитажу и расположился на Дворцовой. Броневик тут же облепили туристы, жаждущие фотографий. Леха с Юрием были недалеко.
— Говорят, что сегодня нас мочить собираются. Уже сюда идут, целой бригадой, при стволах. Так что готовься, Юрий, будет жарко.
— Как же так, — всполошился историк, — а куда же милиция смотрит?! Почему их не задерживают?
— А почему наших не задерживают?
— Наших-то за что? Это ведь просто костюмированное шествие, фон для семейных снимков, историческая реминисценция...
— Так вот у них тоже шествие: переоделись в белогвардейцев и маршируют сюда: пулеметы, винтовки...
— Боже, — прошептал Юрий, — опять... Снова гражданская война, кровь, смерть, насилие... Каким я был глупцом, что я натворил!.. Мы запустили страшный механизм, Алексей. Никогда, никогда в жизни больше не проголосую за коммунистов, клянусь!
— Ты много чего больше не сделаешь, — сказал Леха. — Смотри.
Со стороны Адмиралтейства маршевым шагом, под треск барабана надвигалась белогвардейская колонна под трехцветным знаменем. Их было много. Они были хорошо вооружены. Леха сделал знак — его бойцы залегли, выставив стволы винтовок. Башня броневика развернулась, и змеиный глазок пулемета, не мигая, уставился на противника. Зеваки прижались к стенам, чувствуя недоброе. Случайный милицейский патруль отступил за угол. Юрий тихонько заскулил, но Леха уже был готов дать последний бой в своей жизни.
Белые достигли пешеходного перехода и остановились, дожидаясь зеленого сигнала светофора. Леха сунул руку под кожанку. Загорелся желтый. Враг взял винтовки наперевес. Загорелся зеленый. Время замерло.
И вдруг Юрий завороженно прошептал:
— Смотрите!.. Это Он! Нежной поступью надвьюжной, снежной россыпью жемчужной, в белом венчике из роз...
— Добрый дедушка Мороз? — но Леха уже УВИДЕЛ. В белоснежном хитоне, с рассыпавшимися по плечам власами, легкой походкой из устья Невского проспекта вышел Сын человеческий. Встав между враждующими сторонами, он мягко воздел десницу. Бойцы сами опустили оружие. Леха, хотя и носил на груди крест, и в церковь захаживал, никогда не верил в бога. Но теперь он дрогнул.
— Остановитесь! — тихо, но звучно сказал Спаситель, и глубокая боль, и горечь за неразумных детей слышалась в его голосе. — Вложите мечи в ножны. Для чего ополчились вы друг на друга, как не для корысти и выгоды? Горе, горе! Затем ли приходил я в этот мир? Затем ли поднял крестные муки? Что вы сделали со словом моим?
Кто-то из закаленных бойцов всхлипнул. Кто-то истово крестился. Юрий бухнулся на колени. Спаситель продолжал:
— Чью кровь вы готовы пролить, как не свою? Ибо не братья ли вы друг другу? Не одно ли дело делаете? В чем же раздоры ваши?.. Оставьте распри! Ушло время рассеяния и разделения, настало новое время. Истинно говорю вам: отложите оружье, соберитесь вместе, и многократно преумножатся выгоды ваши! Ибо где трое соберутся вместе, там и есть храм во славу мою.
Леха не был наивным человеком, иначе он бы не выжил в большом городе. Заслышав слова "новое время", он насторожился и подозрительно глянул на Юрия. Однако лицо историка сияло такой неподдельной благодатью, что Кожедуб устыдился своих подозрений.
— И да пребудет храм ваш всемирен и безграничен, ибо несть для меня ни эллина, ни иудея, и все равны предо мною. Есть у вас братья по всей земле, и они протягивают вам руки — не оттолкните же их! Истинно говорю вам: вот путь блага и прибытка! Вливайтесь в транснациональную корпорацию "Celebrity, Inc.", предлагающую фото с историческими персонажами по всему миру — иначе быть вам вверженым в геенну огненную, где червь не умирает и огнь не угасает!

* * *

Так корпорация "Celebrity, Inc." без боя заняла российский рынок. Всё было организовано по-западному четко. В тот же день бывшие противники мирно поделили менеджерские посты. Президент корпорации, господин О'Нил, лично поздравил российских партнеров со вступлением в мировую семью цивилизованной торговли историческими персонажами.
Выходя из офиса корпорации, Леха (теперь Алексей Кожедуб, шеф службы безопасности) спросил Юрия (назначенного руководителем группы исторического консалтинга и мониторинга):
— Твоя ведь затея была, признавайся? С Иисусом хорошо придумано: никто кроме него такую мазу бы не разрулил!
— Да что вы, Леша, я бы никогда на такое богохульство не решился! Я ведь с начала 90-х в церковь хожу, пусть и нерегулярно... Но я верующий, я православный!..
— Да ну? — усомнился Кожедуб. — А кто тогда на нас Иисуса навел? Откуда он взялся?
— Гм, гм... Это ведь ТРАНСНАЦИОНАЛЬНАЯ корпорация! Филиалы по всему миру! Не сомневаюсь, что и в Израиле тоже: "Фотография на фоне распятого Иисуса, за особую плату можем повесить на соседний крест". Наверняка оттуда и привезли для показательного выступления. Да, кстати, вон он стоит, — Юрий махнул рукой в сторону Спасителя, который пересчитывал полученные деньги рядом с банкоматом. — Привет, Иисусе! Как дела в раю?!
Иисус приветливо помахал им в ответ. Когда они ушли, Спаситель спрятал деньги, неторопливо выкурил сигарету и вознесся на небеса.