несказка два

В прихожей его встретил запах свежих, горячих булочек. Он скинул ботинки и прошел сразу на кухню, за стол – не терпелось начать их есть, запивая молоком. Она стояла у плиты в его белой рубашке. Она всегда в ней готовила, неизвестно, почему. А когда уходила, кидала в машинку. Впрочем, сам он уже давно не надевал эту рубашку – она пахла ее духами даже после стирки.
Она даже не обернулась: высокий стакан молока и тарелка с булочками уже стояли на столе. Она пританцовывала под музыку в наушниках и улыбалась, выключая плиту.
- Тут вот варенье, - она наконец обернулась и поставила перед ним вазочку. – Баночка в холодильнике на нижней полке.
Он кивнул с набитым ртом, беря протянутую ложку, и чуть улыбнулся. Она по-доброму усмехнулась и ушла, напевая, в комнату. На кухне было тепло, и стоял плотный, почти осязаемый, запах его любимых булочек…
Когда он вошел в комнату, она лежала на диване, болтая ногами. Сквозь белую рубашку проглядывал черный бюстгальтер. Она читала его мужские журналы и смеялась. Или с интересом вглядывалась в другие, те, которые он больше любил – более серьезные.
Он подхватил ее на руки, закружил по комнате и мягко поцеловал. Она улыбнулась и высвободилась.
- Не забудь ключи. Корзинка на кухне.
Она одевалась в ванной, он сидел на диване, перебирая пальцами ключи от машины, как четки, и ни о чем не думал.
Они уехали далеко за город, туда, где их никто не мог бы увидеть. Они давно уже нашли это место – и всякий раз ездили именно туда. Высокие деревья, что-то нашептывающие, говорливая река и огни на мосту – почти рядом, иногда хочется задуть, как свечки… Красное или белое – он никогда не мог угадать принцип выбора – вино, непременно из бокалов, дорогой шоколад. Тишина – ни машин, ни людей, только по мосту иногда грохочут составы. Почти без слов – только теплые ладони и нежные губы, только смотреть вдвоем на воду.
Она оставалась на ночь – все в той же рубашке. Он любил ее черное кружевное белье. Она любила его сильные ласковые руки. Он перебирал ее мягкие каштановые волосы, она нежилась, закрыв глаза.
Утром он уходил на работу – это всегда случалось среди недели – она провожала его, сонная, мягкая, теплая. Он никогда не видел, как она сама уходит.
Вечером его ждала только маленькая вазочка вишни на столе.

Она приходила редко, как будто срывалась в холодную воду откуда-то сверху, наслаждаясь каждой минутой. Он ни о чем не спрашивал и ни о чем не рассказывал. Слова оставались другим. Он и не ждал ее никогда – но сдобные булочки очень любил.

А однажды выбросил эту рубашку и сменил замок на двери.

Она немного постояла перед неподдающейся дверью, потом вышла на улицу. На автомате дошла до скамейки в ближайшем сквере. Долго сидела, глядя на облака и на облетающие с деревьев листья – начиналась осень. Почувствовала себя рыбой подо льдом, которая вдруг обнаружила, что единственная полынья неожиданно покрылась непробиваемым, новым, прозрачным стеклом. Она не плакала – не к чему плакать. Плакать можно было только у него в ванной – а он никогда не слышал. Она помнила, что все к лучшему, но менять было нечего. Просто ей теперь было некуда убегать.
Она посмотрелась в маленькое зеркальце, поправила челку, поймала отражением синее небо. Улыбнулась. И ушла возвращаться в жизнь.