Мои земляничные рассветы
- Да туда же всё, ну, бывай, брат…
- До понедельника, брат…
Живанилду влез в свой старенький пикап, пристегнулся – ещё не хватало неприятностей с полицией, как в прошлый раз - и медленно покатил вниз по улице Санта-Розас.
Заведение донны Хемаймы – что-то среднее между трактиром, борделем и маленькой придорожной гостиницей. Сюда парни приходят после рабочего дня – пропустить стаканчик-другой, поболтать, обсудить житьё-бытьё, кто-то прихвастнёт своей подружкой, кто-то пожалуется на сварливую жену…
У Живанилду нет ни подружки, ни жены – хвастать ему было нечем.
Он приходил к донне Хемайме отдохнуть. Каждую пятницу вечером садился за один из столиков, заказывал себе охен, выпивал три стопки, быстро пьянел от общества красивой девушки. Шёл с ней наверх, любил её, пока не выгонял хмель из своей крови, потом медленно шёл в утренних сумерках к своей машине, ехал домой и ложился в холодную постель. Родителей у него не было, дома его никто не ждал.
- как обычно? – хорошенькая мулатка наскоро обтёрла стол тряпкой, поменяла пепельницу.
- Да, Пурита, как обычно… - Живанилду улыбнулся ей. – Как поживаешь?
- Всё также, пою да танцую! – шуткой ответила она.
Донна Хемайма, дородная, высокая бразилка с мушкой над губой медленно выплыла из-за стойки, пошла по залу, беседуя с гостями, к некоторым подсаживаясь за стол, некоторым доливая в стакан вина собственноручно…
- Нилду, сынок… - она погладила парня по непокорным кудрям, налила ему охена до краёв стакана. – Как неделя?
- Да всё по-прежнему, донна Майма… Новенькая?
Она привлекала взгляды – невысокая, плотно сбитая колумбийка, не похожая на остальных девушек; белый сарафан в мелкий цветочек прикрывает колени, на запястьях браслеты, волосы собраны в пучок, одна прядь кокетливо выбивается из узла, касаясь тёмных губ…
- Новенькая… Ну её, она не для тебя… - мягко проговорила хозяйка. – Лучше позову к тебе Анхелиту или Пуру.
Её слова больно резанули Живанилду по самолюбию.
Не для него? А для кого же? Для парней из верхнего города? У них и деньжат больше в карманах, да и сами карманы – на модных узких штанах, а не потёртой парусине заводских.
Народ подходил, пил мутный охен, горькую текилу или местную водку, жгучую как красный перец.
Девушки расходились по столикам, кто-то уже пошёл наверх с клиентом, мужчины быстро пьянели, Пура поднялась на импровизированную сцену, запела низким грудным голосом о любви.
Новенькая улыбалась, ярко накрашенный рот горел алым цветком на смуглом лице, сарафан чуть задирался, обнажая бёдра, гладкие и блестящие, ткань натягивалась на чуть выпуклой, почти девчачьей груди.
К ней подошёл Эулалио – предварительно набравшись дешёвого немаркированного виски и вместе с ним храбрости.
Да и получил от ворот поворот. Девушка рассмеялась, повела плечом, поправляя лямку сарафана. Эулалио, конечно же, вспылил – что с дурака взять? Взял её за руку, но тут же схватился за лицо, вскрикнул – она оцарапала ему щеку острыми ноготками.
Несолоно хлебавши, под смех товарищей вернулся Эулалио на своё место. Сел, выпил, исподлобья поглядывая на строптивую красотку.
Живанилду опрокинул третью стопку охена, закусил колечком сушёного ананаса, пошёл наверх с Анхелитой – аргентинкой из Айреса…
почти забрезжил рассвет, когда он выходил из её комнаты, донна Хемайма подсчитывала кассу, а старый глухой негр Роко подметал дощатый пол, поднимая и переворачивая стулья.
Эулалио и ещё несколько парней стояли на улице, тихо переговариваясь. Живанилду нутром почуял неладное, отошёл за угол, закурил.
Так и есть. Колумбийка спустилась по лесенке, увидела мужчин и замерла, попятилась назад.
- Ты не бойся! – Эулалио усмехнулся. – Мы заплатим. Наиграемся и заплатим.
Она побледнела, обернулась – не убежать никуда, хозяйка ушла и заперла дверь.
- Лалу. – Живанилду вышел из тени. – Иди домой, не трогай её…
- Да я поделюсь, брат! – засмеялся тот. – Мы её все, вскладчину…
Он не договорил, Живанилду ткнул его в грудь.
- Не говори так о женщине.
- Да это не женщина! Шлюха это, ты… - Эулалио не унимался. – Это же…
Живанилду толкнул его сильнее.
- Иди домой, Лалу. Иди, проспись. Оставь девушку, она не хочет идти с тобой, не видишь?
Пьяного уговаривать – что об стену горох. Слово за слово, тут же и драка, хорошо, что хоть остальные не влезли, всё по-честному.
А девушки и след простыл, пока мужчины выясняли отношения…
Сломанный нос ужасно болел, всю куртку Живанилду запачкал собственной кровью, зато и скула Эулалио долго будет помнить кулак бразильца.
Нилду сел в пикап, пристегнулся, поехал домой…
Его квартирка на самом верхнем этаже, в мансарде одного из домов, принадлежавших раньше знати. Теперь здесь другие хозяева. Они сдают комнаты, разделённые перегородками, рабочим с кирпичного завода и приисков.
Нилду зевнул, вышел из машины, заглянул в кузов за брезентом, которым он накрывал пикап на ночь, и… обомлел. Из-под навеса на него смотрела колумбийка.
- А ну-ка, сеньорита, вылезайте!- распорядился Нилду,
Та послушно спрыгнула с подножки, поправила задравшееся платье.
Босая, лохматая, она была ещё красивее, чем в баре.
- Что ты тут делаешь? – нахмурился Нилду.
- Спряталась… - тихо ответила она, потупившись. – Извини, я испугалась и решила залезть в первую попавшуюся машину. А потом вдруг она поехала, и я не смогла спрыгнуть… Ой, твой нос…
Голос у неё был приятный, хоть и низковат для девушки. Она забавно чуть картавила, как все колумбийцы…
- И что мне теперь делать? – Нилду почесал затылок.
- Я пойду… - она достала из кузова свои босоножки. - Перейду через Жардин, а потом спущусь вниз до Вилла-Гранде.
- С ума сошла? – парень нахмурился. – Через весь город? Ночью? Одна? Да тебя поймают какие-нибудь ублюдки вроде Эулалио. Идём. Я отвезу тебя утром, а пока переночуешь у меня.
Живанилду любил свой уголок. Тихо, ни тебе соседей с их маленькими детьми и вечными ссорами, ни приставучих бабушек и тётушек с первого этажа. Хозяин сюда редко заглядывает, и то за рентой.
Маленькая кухонька с плиткой и шкафчиками, уборная и душ, да спальня. Есть ещё крыша, откуда Живанилду вывез тележки три мусора.
Колумбийка восхищённо захлопала в ладоши, увидев его квартиру.
- Ай, как здорово! – шепнула она. – Я живу с тремя сёстрами и их детьми и, наверное, никогда не накоплю на такую красоту…
- Где уж красота… - проворчал Нилду.
Он был смущён – в первый раз в его холостяцкой квартире была женщина.
- Есть хочешь? – спросил он.
- Хочу! – кивнула она и покраснела. – Не ела с утра ничего…
- Здесь булка и острый сыр, в маленьком холодильнике под окном – ветчина. Ешь.
Она ела быстро, словно боялась, что кто-то отнимет у неё кусок. Заметив удивление парня, покраснела, принялась жевать медленнее, покраснела ещё гуще, потупилась.
- Да ешь ты, ешь… - он рассмеялся, налил ей наранжи. – Тебя как зовут?
- Тигра… - ответила колумбийка.
- Какое имя… А меня…
- Знаю. Нильдо. – она улыбнулась. - Мама Хемайма тебя хвалила. Говорит, что ты – самый лучший из всех, кто к ней приходит. И она права была… - Тигра посерьёзнела.- Ты за меня вступился. Спасибо…
- Каждый бы вступился…
- Нет не каждый, не болтай пустого. Если я могу тебя отблагодарить… - она вдруг замолчала. Лямка платьица соскользнула с её плеча, Нилду стало нестерпимо жарко. Она заметила его взгляд, вспыхнула.
- Я с тебя денег не возьму.
- Ешь. – Он встал из-за стола, ушёл в ванную.
Стянул с себя одежду, сунул её в плетёную корзину. Умылся, ощупал нос, сжав зубы, вставил хрящ на место, нашёл в аптечке пластырь. Ну вот, теперь под глазом «фонарь» будет неделю.
Наскоро умылся, поскрёб подбородок – побриться бы.
Утром, всё утром.
Колумбийка сидела на его кровати.
- Я всё прибрала. – Она улыбнулась.
Нилду кивнул.
Тигра смерила его взглядом, Живанилду вдруг застыдился своей наготы.
- А ты красивый.
Девушкам он нравился, но красивым бы его никто не назвал. Лоб низкий, нос широкий, губы полные – наследие от отца-мулата. Обычный «самба» как и многие бразильцы.
- Вот тут ложись… - буркнул он, не думая о её глазах, блестящих, как новёхонькие монетки или как чёрные звёздочки. – Не бойся… - добавил. – Приставать не стану.
Понял, что сморозил глупость – она рассмеялась.
В комнате прохладно – открыто окно, хорошо, что не забыл москитную сетку повесить.
- Ты тёплый такой… - прошептала она.
Места для двоих в его кровати маловато. Она невзначай задевает его своими ягодицами, прикрытыми лишь тонким хлопком.
Он думал, что Анхелита его опустошила, ан нет, тело, чтоб его, просит ещё. Хочет прижаться ещё теснее, накрыть, смуглое, горячее, живое, лежащее рядом, и чтобы стоны, вздохи…
Он не выдержал, обернулся. Она вздрогнула, но смолчала, когда Нилду обнял её, привлёк к себе.
Она сняла платьице, оставшись в трусиках, у неё упругий животик, грудь совсем плоская, маленькие соски – Нилду провёл по ним ладонью.
Девушка застонала, потёрлась об него ягодицами, перевернулась на живот, чуть приподняла бёдра, парень стянул вниз её трусики, сунул руку меж её бёдер и…
Вскочил с кровати крича. Она охнула, перевернулась, уставившись на него.
- Ты… ты… - запнулся Нилду.
У неё ну совсем плоская грудь. Как… у парня.
- Ты что? Мужик?
Она заморгала часто, медленно кивнула и вдруг виновато улыбнулась. Убрала прядки волос за уши. Голос ниже, чем был – притворялась. Притворялся?
- А ты не знал?
- Откуда мне было знать? – он задышал часто, попятился, сел на стул.
- Я думала, ты знаешь…
- Ты почему о себе как о женщине говоришь? – возмутился Нилду.
- А я… всегда так… Я думала, мама Хемайма тебя предупредила…
Так вот о чём говорила добрая женщина!
- Господи Боже… - простонал Живанилду, закрывая лицо ладонями.
Всю ночь просидел на крыше, уснул прямо там, среди коробок и тряпья, которое свалил здесь, чтобы потом заняться устройством чего-то вроде террасы.
Спустился в квартирку, а Тигра сидит на собранной кровати, руки на коленях сложил. Коленки загорелые, еле платьем прикрыты.
Стало стыдно и немного обидно. Вот же оказия. Кто бы узнал – на смех бы поднял.
- Ты уж извини… - бубнит он. – Я вчера наговорил много чего…
- Да всё в порядке… - Тигра встал.
Как теперь его про себя называть? Он? Она?
- Лало то знает, что ты мужик?
Кивнул.
- Вот здорово! – всплеснул руками Нилду. – Теперь ко мне такое прозвище прилепится… выгородил, называется. Поехали, довезу тебя…
Проработал всю неделю, почти и забыл, что случилось. Только смотрясь в зеркало, вспоминал, как подрался с Лало, и, в частности, из-за кого подрался.
Вечером в понедельник вернулся домой позже обычного – задержался, начало недели всегда выдаётся трудное. Поднялся на свой чердак и замер, увидев сидящего на ступеньках парня в женском платье.
- Ты чего тут делаешь?
Парнишка встрепенулся, просыпаясь, вскочил на ноги, одёргивая подол.
Волосы спутанные, по плечам рассыпались, длинные. Под левым глазом «фонарь».
- Лало? – нахмурился Нилду.
- Нет… - мотнул головой. – Муж моей старшей сестры…
- Ну, тогда поделом тебе! Я бы тоже своего брата побил, если бы он ряженым ходил, как ты… Чего пришёл?
- Мне идти некуда. Меня из дома выгнали… - потупился снова. Волосы на лицо упали. – Можно я у тебя переночую? Я заплачу!
Вытащил из кармашка платья несколько смятых купюр.
- Убери… - Нилду открыл дверь. – Проходи.
Сам ушёл в ванную, быстро умылся, переоделся в домашнюю одежду.
- Устал как собака, ты тут ещё… - буркнул вполголоса.
Ушёл на кухню, предоставив ванную своему гостю.
Принялся готовить, открыл банку фасоли, почистил луковицу, принялся нарезать, и тут же порезался.
- Дай, я… - Тигра взял нож из его руки, прижал ладонь Нилду к своей щеке – парень даже не успел и слова сказать – потёрся о ладонь щекой.
- Я приготовлю…
Нилду послушно сел на стул у стены. Посмотрел – платье, бусы на шее красные, со спины – ну точно девчонка.
- Почему ты платье носишь?
- А что же мне носить? – рассмеялся тихо, обернулся через плечо.
- Ну, брюки… Что парни носят…
- Так я же девушка… - хихикнул.
- Какая ты девушка? Ты мужик! – возмущённо вскрикнул Нилду. – Не придумывай!
- Ну, чего ты сердишься? – Тигра поставил перед ним блюдо с фасолью. – Пока не проверил, не знал ведь…
- Так проверил же! – Нилду покраснел.
- А ты представь, что нет! – подмигнул ему, сел напротив.
- Ешь, давай… Небось, голодный… - Нилду фыркнул.
- Как тигр! – рассмеялся.
- Тебя как зовут то? – спросил спустя несколько минут.
- Радамель…
- Нормальное имя. Прозвище ещё какое-то себе придумал… А я то думаю, чего мама Майма меня отговаривала… И давно ты так?
- Давно. – Радамель кивнул. – Пока деньги носил, зять не трогал…А тут напился… - парнишка покраснел. – Полез ко мне…. А потом и по лицу ударил…
- Вёл бы ты себя прилично, никто бы не бил!
- Хорошо тебе говорить… - вздохнул. – А я себя мужчиной не чувствую…
- Ну, ты же… - Нилду густо покраснел. – У тебя всё же на месте…
- Ну и что! – упрямо тряхнул волосами. – Я девушка!
- Ты дурочка!
Радамель расхохотался.
- Спать ложись!
- А где я лягу? – принялся убираться, стоит у раковины, моет посуду, пританцовывает на месте. Забыл и о том, что остался без дома, и о том, что из вещей – бусы да платьице, что на нём.
- Где, где… Где в прошлый раз.
- А ты?
- Там же. Иди, умойся. И глупость эту с лица своего смой!
Вышел из ванной в одних трусиках.
Нилду чуть подушкой лицо не накрыл – срамота какая. Мужчины такие трусы не должны носить.
Гибкий, стройный, волосы длинные, вьются. Смуглый. Соски - словно кофейной гущей кто ему по груди мазнул.
- Ты и в самом деле святой. – улёгся рядом, перевернулся на живот.
- Не болтай… - Нилду накрыл его одеялом. – Святые по борделям не шастают…
- Это потому что у тебя жены нет… Была бы жена… Ты такой красивый, добрый… - вздохнул. – Почему у тебя нет никого?
- Да с чего ты вообще взял, что я красивый… - возмутился парень.
- Ну как же… - Радамель приподнялся, пальцем провёл по лбу Нилду. – Какой лоб… Нос… Губы красивые… - обвёл по изгибу, повел палец ниже по подбородку. – Плечи широкие…. Грудь…
Нилду заметно занервничал.
- Ты очень красивый… - колумбиец сел в кровати, прижал колени к груди. – А я? Я тебе нравлюсь?
- Я с мальчиками не сплю… - отрезал.
- Пока не знал, нравился, а? я же видел, как ты на меня смотришь… - обиделся, даже губы надул.
- А вот теперь знаю. Спи, мне вставать с рассветом! – Нилду отвернулся. – Выключай свет…
Проснулся он на рассвете, поднялся, посмотрел на спящего, хмыкнул.
Ладонь под щёку, волосы по подушке разметались…
Пусть спит.
Быстро собрался, в рот бутерброд сунул, толком и не перекусил даже, поехал на работу.
Всё как прежде, ребята снуют туда-сюда с коробками, бригадир ругается на чём свет стоит.
Обычный рабочий день.
Получил деньги и задумался…
Поехал по окраине, зашёл в пару магазинов, наконец-таки нашёл, что искал, а теперь домой, домой…
Толкнул дверь, только сейчас вспомнив, что запер её на ключ, оставив Радамеля весь день дома сидеть. Вошёл в квартирку и тут же окунулся в свежий чистый запах мыла и воды.
Полы блестят, вымытые и натёртые, все вещи уложены по своим местам – и как догадался, куда что поставить? На зеркале ни пылинки… И с кухни тянет чем-то вкусным…
Слышно пение и шум воды – заглянул в ванную, чуть не подавился воздухом, который втянул через ноздри.
Радамель стирает, нагнувшись над тазом в ванной, напевает и полощет одну из его рубашек в холодной воде, а платье такое короткое… Натянулось на ягодицах, облепило кожу…
Услышал шум, выпрямился, обернулся и тут же расцвёл улыбкой.
- Еда готова, я сейчас, уберу тут всё… Сможешь умыться…
- Это что ты тут устроил? – Нилду попытался нахмуриться.
- Ты же меня закрыл! – Радамель поправил подол платья. – А я хотела в прачечную отнести, вот и постирала…
- На… Тебе. – парень вдруг протянул Радамелю пакет. – Штаны не купил, потом куплю, размера не знаю…
- Это же… рубашка… - разочарованно протянул тот.
- Ну…
- Мужская. – совсем расстроился колумбиец. – Ну, ладно…
Стянул с себя мокрое платье, надел рубашку.
Нилду долго смотрел на него, а потом махнул рукой.
- Ничего хуже в жизни не видел. Надевай своё платье обратно…
Радамель только рассмеялся.
Ужин вкусный на удивление. У Нилду так готовить картошку не получалось…
Все рубашки выстираны и сушатся на крыше, дом прибран, ужин на столе – чего ещё мужчине хотеть после долгого трудового дня?
Радамель в своём всё ещё чуть влажном платье стоит у гладильной доски и, напевая одну из шутливых песенок из своего репертуара, утюжит белье…
- Все тётушки в доме теперь решат, что я женился… - Нилду отнёс посуду в раковину. Пустил воду. – Или подружку завёл…
Колумбиец хихикнул, зажимая рот руками, но промолчал.
- Бросай утюг, пойдём, постоим там… Я покурю.
- Ну, значит, буду тебе подружкой… - Радамель присел на деревянный ящик.
- Не выдумывай… - фыркнул Нилду, но усмехнулся.
- Что… - колумбиец вдруг встал, обнял его сзади, положил голову ему на плечо, прижался щекой к тёплому телу. – Совсем не нравлюсь, да?
Нилду промолчал. Отвечать не хотелось…
Осмелев, тот скользнул в его объятья, прижался к широкой груди, положил его ладони к себе на поясницу.
- Вот так… - потянулся вверх за поцелуем, но Нилду вдруг отпрянул, тяжело дыша.
- Господи святый… - пробормотал он. – Чего это ты вытворяешь… Иди-ка лучше спать…
- Мне нужно на работу.
Радамель сидит на краю кровати и заплетает волосы в косу.
- На какую? – не понял Нилду.
- На мою. – спокойно ответил парень, встал.
- Ну… - тот покраснел до кончиков ушей, кивнул. – Довезу, давай.
- А сам не пойдёшь туда? Пятница ведь.
- Не знаю.
Молча всю дорогу, смотрит только вперёд, на коленки свои загорелые платье натягивает.
Довёз, машину оставил за поворотом, довёл до задней двери, кашлянул.
- Ну, ты там аккуратней что ли.
Не вытерпел, потоптался на месте, да и зашёл в таверну. Сел за столик, улыбнулся Пуре, кивнул Анхелите. Аргентинка принесла охен, поставила чистый стакан.
Хорошо, что в углу тень, не видно его, можно вот так сидеть и смотреть на сцену, где поёт Анхелита, а внизу сверкает своими гладкими бёдрами Тигра.
Рука дёрнулась к ножу в ботинке - Лало зашёл в таверну со своими дружками, сел за столик ближе к сцене, рассмеялся громко, заказал выпивку.
Донна Хемайма что-то строго сказала Эулалио, погрозила тёмным пальцем с ярко накрашенным ногтем, прошла по ряду, села к Нилду.
- Мама Майма. – Живанилду отодвинул стакан, выдохнул. – Я вот её хочу. – ткнул пальцем.
- Нилду, сынок… - женщина замялась, вздохнула.
- Да знаю я всё… - тихо перебил её Нилду. – Вот деньги…
- Ну… - она улыбнулась, спрятала деньги запазуху. – Идите тогда…
Поднялся из-за стола, прошёл к сцене, взял Радамеля за руку и повел за собой наверх.
- А мы куда? – рассмеялся, на Нилду пахнуло хмелём.
- Сюда. – Нилду почти втащил его в комнату, закрыл за собой дверь, тяжело привалился к ней спиной.
- О… - Тигра повёл плечами, лямки платья упали, он принялся раздеваться.
- Ты чего? – опешил Нилду, отходя от порога. – А ну…
- Ну… Я подумала… - колумбиец покраснел. – А разве нет?
- Оденься. – Нилду отвёл взгляд, игнорируя обиженно надутые губы. Лёг на кровать прямо в одежде, только ботинки скинул. – Отдохни малость, ложись…
- Зачем купил тогда?
Натянул платье на плечи, отвернулся, кулачки сжаты.
- Лало там. – ответил тот.
- Меня и до этого мужики имели. – рассмеялся зло, чуть ногой не топнул. – Ничего, не помру…
- Нет. – Нилду припечатал. Сел, махнул рукой. – Я купил, значит делай, что велю.
- Ладно… - Радамель взобрался на кровать, прилёг рядом, осмелев, подобрался ближе, положил голову на плечо Живанилду.
Закрыл глаза и, кажется, задремал.
На рассвете до дома доехали. Радамель прошёл в квартирку, сразу же на кухню зашёл, вынул деньги из кармашка и положил их на стол.
- Держи. Твоё.
- Это что? – Нилду нахмурился.
- Это твоё. Ты же заплатил, а не пользовался. – свёл брови. – Так честно. Забери их. И не покупай меня больше. – чёрные глаза сверкнули. – Мне зарабатывать нужно, а жалость твоя дорого стоит.
Нилду кивнул только и пошёл в ванную.
На следующий день отпустил одного, только проводил до таверны и тут же уехал. Взял обещание, что позвонит, если вдруг встретить нужно будет.
Всю ночь проворочался в кровати, вставая и подбегая к двери от каждого шороха, в конце концов, задремал, но тут же вскочил, услышав, как в дверь кто-то скребётся.
Радамель почти ввалился в прихожую, сполз по Живанилду на пол, но тут же подобрался весь, встал, держась за стену.
- Ты чего?
Нилду так никогда не боялся.
Захотелось схватить его в охапку и прижать к себе, но Радамель отстранился, прошёл в ванную.
- Ничего… - выдохнул. – Ложись спать, дорогой.
Подождал его, сидя в кровати.
- Обидел кто?
- Не больше чем обычно…
Забрался под одеяло, свернулся калачом, из-под чёлки блеснул карий глаз.
- Спи, сердце моё, я в порядке.
От него пахнет ландышами. Так пахла мать Нилду, когда пила своё лекарство чтобы засыпать после тяжёлого дня, чтобы не плакать в подушку…
Нилду потянулся, выключил ночник и притянул к себе упирающегося Радамеля. Тот сдался, расслабился, прижался к груди Нилду, ткнулся мокрым лицом ему в плечо.
- Полегчало?
- Полегчало… - выдохнул. Согрелся, приник ещё ближе. – Не отпускай.
Так ещё неделя прошла. Нилду работал, а возвращаясь домой, находил ужин на плите и записку со словами «Я вернусь поздно, меня не жди.»
- Я сегодня отдыхаю… - Радамель прислонился плечом к стене, сидя за столом. – Устал. Держи, вот тебе…
Положил деньги на стол.
- Это ещё зачем? – Нилду перестал есть.
- Бери.
- Не буду.
- Потому что шлюхины? – сразу же взвился Радамель.
- Да ну тебя… - Нилду окунул ложку в суп.
-Тогда бери. – настаивал Тигра.
- Хорошо. – кивнул, взял деньги, отсчитал пару купюр. – Это тебе за стирку. – положил сверху ещё одну. – Это за то, что готовишь. – одну монетку бросил себе в карман. – А это мне.
Радамель рассмеялся.
Долго думал, как отдать подарок, топтался на месте. Потом сунул свёрток в руки Радамелю, сам сел у стены, прислонившись к ней спиной.
Нетерпеливо развернул бумагу, порвал яркую ленту, глаза как у ребёнка, к которому Санта Клаус на Рождество пришёл. Вынул два платья, рассмеялся, подпрыгнул на месте.
Одно зелёное в горох, второе синее в полоску.
Полчаса у зеркала на дверце шкафа крутился, пытаясь рассмотреть себя со всех сторон.
- Красиво? – обернулся к Живанилду. Тот лениво кивнул.
Радамель стал ещё смуглее, похудел, волосы выгорели, местами став почти рыжими. На гладких щеках румянец, глаза огромные, смотрит пристально и улыбается.
- Очень красиво. – кивнул ещё раз Нилду.
Сердце заныло.
- Идём наверх…
Прохладно, Радамель взял куртку Нилду, накинул на плечи, ёжась под лёгким ветерком. Живанилду закурил, пустил колечко в предрассветное небо.
Сели на ящики, смотря на город под собой.
- Смотри, там уже розовеет… - шепнул Тигра. Нилду протянул руку, сунул ему в ладонь чашечку.
Колумбиец охнул, увидев алые шарики – земляника.
- Ты где раздобыл её? – понюхал, зажмурился от терпкого ягодного запаха.
- Ай, милый, как пахнет то!
Тот рассмеялся.
- Ешь. Это тебе.
Его пальцы и губы измазаны ярким соком, он облизывается и жмурится от удовольствия. Одну ягоду кладёт Нилду в рот.
- Так вкусно… - шепчет Тигра.
- Господь тебя с похмелья придумал… - Живанилду покачал головой, вдруг обнял одной рукой Радамеля. – Идём, простынешь.
Ещё одна бессонная ночь.
Нилду не выдержал, вышел на крышу, сел у края, смотря вниз – авось, заметит Радамеля, когда тот вернётся.
Так полночи прошло… Сон не идёт, небо тёмное, всё не светлеет…
Пожалел сто раз, что с ним не пошёл, зная, что убьёт любого, кто к нему хоть пальцем прикоснётся.
Страшно стало за себя.
Словно с ума начал сходить.
Уже почти рассвет, а его нет.
Уже и солнце показалось, ослепило на секунду…
Стук в дверь.
Нилду вскочил, побежал к порогу, распахнул дверь и наткнулся на сонного соседа, трущего глаза кулаком.
- Доброе утро, браток… - он зевнул. – Тебя к телефону зовут. Что-то срочное, говорят… Может, с работы?
Живанилду сбежал вниз по лестнице, на всякий случай оставил свою дверь открытой.
Схватил трубку, кивнул заспанной соседовой жене.
- Нильдо… - шёпот в трубке и у Живанилду холодный пот потёк по спине. – Сердце моё… Забери меня…
Еле улицу нашёл.
Где ты? Где ты?
Сердце как безумное, бьётся о грудь изнутри, не хватает воздуха.
- Радамель!
Нет ответа, бросился бежать вдоль серых домов, нырнул в подворотню.
- Радамель! Тигра!
Увидел, нашёл, нашел, словно сердце само вело, словно подсказало.
Лежит у стены, словно кто куль с мукой бросил – только ноги и видны. Во что его замотали? В простыню? В тряпку?
Подбежал, присел, трясущимися руками отогнул край тряпки.
Господи, крови то сколько.
Нет, нет, только нос разбит, да губы, это не страшно, всегда так – мало крови, а словно ведро вылили да размазали.
- Тигра… - позвал.
Ресницы дрогнули, Радамель простонал что-то.
- Сейчас, сейчас… - Нилду приподнял его голову, огляделся по сторонам. – Погоди, я подъеду сюда, сейчас… Я тебя заберу…
Руки трясутся так, что Нилду пару раз промахнулся ключом мимо замка зажигания. Добрался наконец-таки, поднял Радамеля на руки, осторожно, придерживая, понёс в машину. Положил на сиденье, пристегнул.
Хорошо, что выходной – все спят, никто не увидит, как он вносит в дом окровавленный свёрток.
Положил на кровать, тряпку свернул и в угол бросил.
Платье порвано, кровь везде, на руках и ногах. Синяки по всему телу.
- Я тебе кровать испачкаю… - простонал тихо Радамель.
- Лежи, не двигайся. – Нилду пошёл в ванную.
Найти бы тех, кто это сделал с ним. Убить. На части порвать. Прямо голыми руками.
- Кто это был, не запомнил? – Живанилду губкой принялся стирать кровь с лица Радамеля. Тот только покачал головой, морщась.
- Я их не знаю…
Нос сломали, губы в кровь, на скуле порез. Два длинных пореза на бедре – кто-то ножом игрался.
- Даже ведь не тронули… - Радамель закрыл лицо руками, заплакал. – Просто избили. Ни за что. Что я им сделала?
Нилду только молчал, смывая с его кожи кровавые разводы.
Вправил ему нос под причитания и плач о том, что теперь-то нос точно не будет прежним, налепил пластырь, на ногу повязку наложил.
- Буду с тобой ходить. – буркнул Нилду, когда на следующий день Радамель встал с кровати и первым делом пошёл к зеркалу.
- Мешаться же будешь… - улыбнулся тот, но согласился.
На работу он только через неделю пошёл – отлеживался, залечивал свой нос, ждал, пока пройдут синяки.
Нилду, естественно, пошёл с ним.
Сидел и смотрел, как Радамель смеётся, как он пританцовывает, когда Пурита запела, как кокетничает с ошалевшим мужичком, посмевшим после пары рюмок горькой подкатить к нему.
Не смог смотреть на это. Сунул донне Хемайме деньги, пошёл наверх.
Радамель, как увидел, к кому в комнату зашёл, ногой притопнул.
- Зачем ты это сделал?
- Тебя ж только вот побили, нельзя тебе… - смутился Нилду. – Нельзя тебе работать…
- Заботливый какой! – огрызнулся тот.
- Ну, раз уж ты моя подружка… - Нилду сел на кровать. Радамель обернулся резко.
- Правда-правда?
- Ну… - тот покраснел.
- Ты же мой родноооой! – залопотал Радамель, обнимая Нилду. – Мой хороший!
Живанилду ничего и не осталось, как только обнять его.
- Сынок…
Донна Хемайма села рядом, тёплая ладонь легла на плечо Нилду. Ткнула ему рукой в карман, парень понял – что-то положила.
- Вот денежки твои. – сказала она тихо. – Мне Тигра рассказала всё…
- Что именно рассказала? – от неожиданности он даже покраснел.
- Всё… - она вдруг рассмеялась. – Негоже тебе платить за неё. За такое не платят. – она подмигнула. – У тебя лишние есть? Так лучше на себя потрать их.
- А как же я… - он запнулся.
- А защитить ты её и по-другому сможешь… - она встала, кивнула. – Иди домой. Я её отпущу сейчас.
И, чуть качая бёдрами, она пошла меж столиков, беседуя с посетителями.
Танцует у зеркала.
Нилду притащил со склада большой кусок зеркального стекла, долго вырезал, подгонял под стену, даже края обработал и рамку сделал – не дай Бог порежется ещё.
- Не пойдёшь больше на работу… - как бы между прочим заметил он, выходя из комнаты в коридор.
- Это почему? – Радамель замер, положил расчёску на кровать.
- Я так сказал. – буркнул тот.
- А ты что, генерал? Приказывать будешь, командовать? – парень упёр кулаки в бока. Нилду чуть не рассмеялся.
- Слушайся. – припечатал он.
- И что я делать буду? – сощурился, глаза накрашенные – смешной.
- Вон, к соседке пойдёшь. Ей помощница нужна, она старая. Убирать будешь… И готовить. Договоритесь там как-нибудь. Её донья Элена зовут.
- Не женился ещё, а уже командуешь! – Радамель чуть склонил голову на бок.
- И не женюсь, если слушаться не будешь. – Нилду выпрямился, взял пиджак с вешалки. – Ужин приготовь пока.
- А если буду? – Радамель вышел за ним в коридор, улыбаясь.
- Посмотрим… - усмехнулся тот.
Посреди ночи он проснулся, чувствуя, что на него кто-то смотрит.
- Чего не спишь? – проворчал Нилду, приподнимаясь. Радамель только покачал головой.
- Нильдо…
- Чего?
- Я тебе… нравлюсь?
Живанилду усмехнулся.
- Стал бы я терпеть парня, разряженного под девку, если бы он мне не нравился?
Глаза Радамеля странно заблестели в темноте.
- Значит нравлюсь?
- Спи. Болтушка…
- Я не хочу спать… - потянулся к Нилду, дотронулся кончиками пальцев до его груди. Парня словно обожгло огнём, он чуть отодвинулся, упёрся спиной в спинку кровати.
- Я любить хочу… - прошептал Радамель, медленно взбираясь к нему на колени. Нагнулся, поцеловал Нилду в лоб. – Будешь меня любить?
- Это… - тот почувствовал, как язык прилип к нёбу. – Не ко мне.
- Как это не к тебе? А как же… - он поёрзал немного. – Если мы вместе… То любить то… А если ты женишься…
- Ты… совсем тронулся? – Живанилду убрал его руку от своего лица. – Игры играми, а голова у тебя никакущая! Где видано, чтоб мужик на мужике женился?
- Я не… - начал Радамель, ошарашенный таким взрывом.
- Парень ты, парень! А не девка!
Тигра медленно с него слез, сел на край кровати, пряча лицо в ладонях. Нилду вдруг почувствовал, как навалилась усталость.
- Меня столько…мужчин…добивалось… - услышал Нилду. – А тот, кого я люблю… На меня и не смотрит…
Он поднял голову, его щёки блестели от влаги. Закусил губу, встал, взял своё платье со стула, принялся одеваться.
- Ну, куда ты? – Живанилду неуклюже потоптался на месте, пошёл к Радамелю, разводя руки.
- Работать, – колумбиец вывернулся из его объятий. – Авось, найду того, кому я нужен.
Он собрал свои вещички и быстро вышел из спальни, Нилду только и услышал, как хлопнула входная дверь.
- Погуляет – вернётся… - бормотал Нилду поутру, собирая вещички Радамеля и складывая их на полку в шкафу.
Не вернулся.
Второй и третий день без него прошли в ожидании, а его всё не было.
Когда сил ждать не осталось, Нилду поехал в таверну.
- А нет её, сынок… - донья Хемайма покачала головой. – Нет твоей Тигры, забрала деньги свои и уехала… Может, у девочек спросим?
Никто не смог сказать, где он. Пурита предположила, что домой поехал, даже адрес записала на клочке бумаги.
Поехал, объехал весь квартал, нашёл дом. Дверь ему открыл пьяный мужчина, неопрятный, пропахший сигаретным дымом.
- Нет его… - буркнул на вопрос о Радамеле. А ты хахаль что ли, этого отродья?
Нилду еле сдержался, чтоб не размазать морду мужчины, оказавшегося зятем Тигры, по стене.
Ушёл ни с чем. Ни сёстры Тигры, ни его соседи не знали о нём ничего. Словно сквозь землю провалился.
Оставалось только ждать и надеяться, что хоть что-нибудь прояснится, может быть, он сам появится, может быть, его кто-нибудь увидит.
Он скучал. Бродил по улице вечером, сидел на верхних ступеньках лестницы, курил. Пару раз навестил донью Хемайму, но в таверне не оставался, ему претил пьяный дух и галдящие мужчины.
Перестал есть, спал плохо, похудел и осунулся. Встречал рассветы, сидя на крыше, смотря, как розовеет небо, искал в облаках знакомые черты, под утро сон смеживал его веки…
Ругал себя, за то, что обидел, за то, что соврал Радамелю, позволил ему исчезнуть из своей жизни.
- Пришёл, сынок? – донья Хемайма села с ним рядом, приобняла, окутывая облаком своего аромата, присущего только ей. Нилду кивнул, голова тут же словно налилась свинцом, потяжелела. Он застонал, опуская её на сложенные перед собой руки.
Женщина вздохнула, подозвала девушку, приказала убрать со стола бутылку и стакан, принести крепкого кофе.
- Пей вот, – она потрясла Живанилду за плечо. – Пей, протрезвеешь…
Нилду медленно глотал горячую горькую густую жидкость, морщился, но пил, чувствуя, как она заполняет желудок и отгоняет хмель.
- Уж ушли все, ты один остался… - Хемайма погладила его по щеке. – Что с тобой? Заболел? Не ходишь к нам, Пуриту забыл уже, она всё время про тебя спрашивает. Похудел как…
- Я не могу так, m;e. – он зажмурился. – Не могу без неё…без него. Я себя проклинаю. И его тоже. Забыть не могу, ищу его по городу, уже месяца два прошло, а я никак остыть не могу…
- Что же ты прогнал её? – Хемайма, жалея, поцеловала его в висок.
- Не мог принять, что мужик. Что я мужика… захотел. – он чуть покраснел. – Я…
- Да молчи ты… - она махнула рукой. – Домой иди. Жди. Вернётся она. Верю, что вернётся. Сильно ты её задел, Тигру свою…
- Радамель… - Нилду, поднявшись, взял пачку сигарет со стола, поплёлся к выходу. – Радамель его звали, а не Тигра.
Он прикрыл входную дверь за собой, втянул в себя прохладный ночной воздух. Темно, нет ни луны, ни звёзд, всё заволокло тучами, наверное, дождь будет.
Достал свои сигареты, закурил, постоял немного на пороге и зашагал через дворы в сторону своего дома.
- Эй, братишка…
Он вздрогнул, остановившись. Голос знакомый.
Эулалио.
- Привет, брат. – Живанилду постарался, чтобы его голос звучал уверенно.
- Куда так поздно идёшь? Чего один? Куда курочку свою дел, а?
Нилду сунул руку за спину, сжимая рукоятку ножа и надеясь, что он не понадобится.
- Да вот домой иду. Выпил немного. Ты чего так поздно тут ходишь?
- Куда, говорю, шлюху свою дел… - Эулалио вышел на свет и Нилду тут же увидел, как блеснуло лезвие «финки» в его кулаке.
- Лало. – Живанилду сделал шаг назад. – Иди домой, тебя там жена ждёт.
- Не учи меня, что мне делать, малыш… - Лало подходил ближе, медленно, но всё же подходил.
По спине мурашки поползли. Нилду присмотрел нишу, за которой проход в подворотню. Да, он выше и может, быть, всё ещё сильнее, но из его крови ещё не вышел весь хмель, а Эулалио быстрый.
- Так куда ты дел ту тварь, из-за которой мне морду исполосовал? Перед всеми моими друзьями опозорил меня… Из-за пацана в юбке…
- Ты сам себя опозорил, дружище. – Нилду сделал ещё один шаг в сторону, теперь они кружили, как два хищника перед битвой, словно высматривая слабые места друг друга. – Нечего было приставать к тому, кто слабее тебя…
Резкий выпад вперёд и Нилду еле успел увернуться, пригнулся, повторил движение, чувствуя, как лезвие раскрытого ножа утопает в мягкой ткани, вспарывает её и натыкается на что-то более упругое…
Сталь нашла свою цель, пусть оставила на коже всего лишь царапину, но и царапина делает своё дело. Кровь пропитала разорванный хлопок рубашки, поползли алые капли.
Только кровь Лало не испугала, наоборот рассердила ещё сильнее. Он взмахнул финкой, развернул её лезвием назад. Кулак попал Нилду в скулу, лезвие прошло ниже, по щеке, обжигая и леденя.
Они отпрыгнули в стороны, Нилду стёр с щеки кровь, переложил нож в другую руку – так удобнее.
Эулалио бросился вперёд. Быстрее, чем предполагал молодой бразилец, стремительнее. Прыгнул так, словно змея с ветки упала.
Нилду отступил, прижимая руку к боку, чувствуя противную теплую липкость, разливающуюся сквозь пальцы и рубашку.
Кажется, чей-то нож сегодня вдоволь напился.
Глаза его противника сверкнули при виде чужой крови.
Он бы не остановился, он бы закончил начатое, убить бы не убил, но оставил бы тут истекать кровью.
Только вот чей-то звонкий, почти мальчишеский голос его остановил:
- А ну, отойди от него, hijo de puta!
Нилду не нужно было оборачиваться, голос он узнал.
Он молился каждый день, чтобы этот голос услышать снова.
Что-то щёлкнуло, Лало чертыхнулся.
- Я не шучу, пошёл вон!
Эулалио сделал шаг назад, ещё два и быстро скрылся за поворотом. Звуки его шагов вскоре совсем стихли.
Нилду обернулся и моргнул пару раз, не узнавая.
- Ты живой?
Радамель подошёл к нему.
Джинсы, рубашка, волосы длинные в хвост собраны, не девчушка, к которой привык, а парень.
- Ты ли это? – Нилду присел прямо на землю, еле слышно охнул от боли.
- Ранен! – тёмные глаза совсем почернели. – Идём же, вставай. Я тебя доведу.
- Я тяжёлый… - Живанилду рассмеялся.
- Ты же меня нёс на руках. И я донесу, если нужно будет. – отрезал Радамель, подхватил его удобнее, повёл к арке.
А Нилду шёл медленно, прижимаясь к его тёплому телу, вдыхая его запах, и думал о том, что вот теперь и умереть не жалко.
Они еле до дома дошли, Живанилду уже стал чувствовать, как кружится голова и как ноги отказываются идти дальше. Но Радамель слово сдержал – почти волоком втащил его по лестнице вверх. Открыл дверь, уложил Нилду на кровать, принёс аптечку, достал бинты, пластырь.
Всё как в прошлый раз, но доктор теперь он, а Живанилду – пациент.
- Рана не такая страшная… - сказал он, смывая кровь. – Уже закрываться начала, крови только много…
- Я по тебе скучал… - еле произнёс Нилду. Радамель отвернулся.
- Я тебе попить принесу, тебе пить нужно сладкое…
Он принёс сладкий чай, переслащенный настолько, что от него сводило скулы. Нилду глотнул пару раз, ткнулся лбом в плечо Радамеля, тот не выдержал, погладил его по голове.
- Опять ты из-за меня в переделку попал… - прошептал он.
- Ничего. Хуже бывало… Как ты меня нашёл?
- Сюда приехал, а сосед твой сказал, что ты выпить ушёл. Машину твою увидел на стоянке, понял, что пешком. А дорога тут одна…
- И не боишься ходить один, глупый…
- Что мне станется то… - Радамель рассмеялся, погладил Нилду по щеке, коснулся тёплыми губами его лба. – До свадьбы то заживёт?
- Вроде как… - парень закрыл глаза.
- Ладно… - словно нехотя, Тигра поднялся на ноги. – Живой, и слава Деве Марии. Я пойду.
- Останься… - Нилду попытался сесть.
- Лежи уже. Не вставай, рану разбередишь… Ну ляг, хороший мой… - Радамель легонько толкнул его в грудь. – Останусь. Не беспокойся. Утром уйду…
- Нет. – Нилду всё-таки сел. – Не уйдёшь. Останься. Насовсем оставайся.
Щёки Радамеля вспыхнули.
- Зачем?
- Не хочу, чтобы ты уходил.
Живанилду потянулся вперёд, взял Тигру за руку, прижал ладонь к своей груди.
- Я хочу, чтобы ты рядом был.
- Хочешь жить с парнем, который одевается как девка? – рассмеялся, зло рассмеялся, а у самого в глазах обида плещется. Целое море обиды.
- Нет. – Нилду покачал головой. – Прости меня дурака. Ты мне нравишься. По-настоящему нравишься. Останься. Я не знаю, как мы жить будем, но будем. Мне всё равно. Вещи свои забери оттуда, где ты там сейчас живёшь. Будешь со мной.
- Бросишь ведь. За первой юбкой проволочишься и бросишь…
В глазах вскипели первые слёзы.
- Не брошу. Хотел бы – давно бы уже, вон их там сколько. Ни одна не нужна... Да и у тебя… - улыбнулся несмело. – Юбка тоже есть.
Радамель сел к нему, обнял, обхватил ладошками его лицо, поцеловал в обе щеки.
- Замуж за тебя никогда не смогу пойти. Деток не нарожаю, деток у тебя не будет. Соседи узнают, что с парнем живёшь – засмеют же…
- Кому какое дело… - Нилду прижал его к себе.
- Сам же и прогонишь с порога…
- Не прогоню… Останься со мной. Я без тебя долго не протяну.
Радамель затих, потом обмяк в его объятьях, Нилду почувствовал, как рубашка у ворота стала влажной.
- Завтрак пойду тебе готовить… - прошептал Радамель. – Спать ложись.
Он проспал пару дней, просыпался оттого, что Радамель садился на кровать рядом с ним, или ложился и осторожно прижимался к его спине. Кормил его бульоном с ложки, вытирал холодной тряпкой живот и руки, поил сладким чаем.
Нилду садился, держал его за руку, проваливался в сон, всё также с его рукой в своей ладони…
- Совсем другой… - Нилду потянул Тигру за рубашку. – Совсем…
- Что, в платье больше нравился? – рассмеялся тот.
- Угу…
И совсем как тогда, Радамель просиял, быстро скинул свои «мужские одёжки», надел платье, то самое, синее в полоску.
- Куда ты? – Нилду ухватился за дверной косяк, чтобы не упасть.
- На работу… - Радамель подошёл к нему, поцеловал в щёку, встав на цыпочки. – А ты отдыхай. Чай я тебе приготовила. Ужин в холодильнике…
- Опять туда идёшь… - нахмурился Живанилду. – Не ходи… Я не смогу тебя защитить, если тебя кто обидит…
- Глупый ты… - колумбиец вздохнул. – Я скоро буду.
- Не отпущу. – Нилду схватил его за руку. – Нет, не пойдёшь.
- Querido… - Радамель прикрыл дверь, потянулся к нему, приник к его груди. – Я в соседний дом иду. Там старуха живёт… Я ей по хозяйству помогаю…
Нилду смутился.
- Не бойся… Твоя девушка не шлюха. – Тигра улыбнулся. – Береги себя, я скоро.
Он не знал, как найти себе место. Ходил по квартире, выходил на крышу, сидел там и дышал вечерним сладким воздухом. Потом не выдержал ожидания, спустился вниз, купил в магазинчике бутылку вина, каких-то конфет и земляники у старушки, торговавшей ягодами у дверей магазина.
Вино в холодильнике, конфеты в белой тарелке с голубой каймой, бешено бьющееся сердце в груди…
Радамель вернулся только к полуночи, устало сел на стул у двери, вздохнул.
- Я дома. – крикнул он.
- Устал? – Нилду снял с него пиджачок. – Идём. Вина выпьем.
- Ты вниз ходил? А вдруг рана откроется? – забеспокоился колумбиец.
- Она зарастает. Чешется только. – махнул рукой Нилду. – Вот, вино и шоколад. Ты же любишь.
Они пили вино, сидя на ящиках на крыше. Радамель смотрел в тёмное небо, меж бровей залегла морщинка, на скулах алые пятна полыхают.
- Жарко. – Радамель расстегнул платье. – Ужасно жарко. Дождь что ли пойдёт?
- Наверное.
Нилду протянул ему чашку с ягодами, взял одну, поднёс к губам Радамеля, тот приоткрыл рот, обхватил губами ягоду, языком слизнул сок с пальцев Нилду.
- Вкусные какие… - тихо сказал он.
Живанилду вздрогнул, промолчал, отдавая землянику Радамелю. Слез со своего ящика, присел у ног колумбийца, положил голову ему на колени.
- До рассвета здесь сидеть будем? – шепнул тот.
- А что шепчешь то? – усмехнулся Нилду.
- Уж больно хорошо, спугнуть боюсь.
- Глупый… Идём вниз. Дождь вот уже капает.
Спустились вниз, Радамель фыркнул, стянул с себя мокрое платье, бросил его на пол, стал расстёгивать кружевной бюстгальтер, Нилду вдруг потрогал его за плечо.
- Дай я попробую… - попросил он. Радамель только покраснел.
- Ну, расстегни…
Застёжка поддалась сразу, кусок хлопкового кружева, набитого поролоном упал на пол.
Нилду вдруг притянул его к себе, прижал спиной к груди.
- Иди ко мне. Научи меня.
- Чему? – Радамель задрожал.
- Любить тебя.
Колумбиец отступил на шаг, снял с себя последнюю деталь одежды, обнял Нилду за шею.
- Нильдо. – шепнул он. – Я тебя всему научу.
Положил его руки себе на поясницу, ладони тут же поползли вниз, обхватили упругие ягодицы.
- Ты маленький весь такой. – Нилду наклонился, поцеловал Радамеля в губы.
У его рта вкус земляники, сладкий, он дышит тяжело и жмётся к Нилду ещё ближе, его ручки проникают под футболку бразильца…
- Давай-ка снимем всё это… - прошептал он.
- Дай я обниму тебя ещё…. – Радамель повёл его к кровати.
Свет выключен, шторы задвинуты, ни луна, ни звёзды им не помешают.
Он тесный и горячий внутри, Нилду задыхается от этого жара, обнимает его крепко, целует долго в губы, пьёт его поцелуй и не может напиться.
Радамель вздыхает и мечется под ним, тёмные волосы рассыпаются по покрывалу, он похож на большую и красивую птицу, птицу, которую поймали.
- Я тебя никогда не отпущу… - шепчет Нилду.
Чашка земляники в его руке – тёмные ягоды, сладкие, пахнут зноем и ветром, пахнут полем и лесом, горькими ромашками. Они пахнут его руками и его волосами, пахнут его поцелуем на рассвете, его ласками и длинным протяжным стоном, когда два тела сливаются.
Солнце лениво выглядывает из-за облаков, ползёт вверх.
Радамель стоит у окна, опускает пальцы в чашку, подносит их к губам и жмурится, когда ягоды отдают ему свою сладость. Нилду обнимает его сзади, закрыв глаза, вдыхает аромат и загадывает желание о том, чтобы все их рассветы были земляничными.
Свидетельство о публикации №210080601314