Цель

I
Никита Рассохин — двадцатидвухлетний абитуриент академии государственной службы (да, в общем, и не абитуриент уже, а, можно сказать, студент — потому что его «лапа» в этом престижном вузе была слишком «лохматая», чтобы случилось по-другому), всегда покупал еду в одном и том же супермаркете. Главным образом потому, что супермаркет был рядом с домом. Цены Рассохина не интересовали.
Он стоял с тележкой возле кассы, когда...
— Это ограбление, всем на пол!!! — с ходу, почти от входной двери, заорала девушка в маске, расставив ноги в темно-синих джинсах и держа двумя руками совсем не игрушечный пистолет.
Сцена жутко напоминала плохой гангстерский фильм. На девушке были серый свитер явно домашней вязки и черная маска. На ногах — темные чистые полусапожки. Даже при беглом взгляде было в ней что-то неуловимо знакомое. Но что? Голос? Домашний свитер? Откуда-то возникла еще одна, как две капли дождя похожая на первую: такие же джинсы, маска на лице, полусапожки, пистолет — в вытянутых руках. Только вместо свитера — серый джемпер.
Никто не лег. Рассохину, да и, наверное, остальным, казалось, что ситуация ирреальна. Лишь какая-то старушка, стоявшая у витрины, сползла на пол, безжизненно уронив голову.
— Н-ну!!!
Девушка, ворвавшаяся первой, повела пистолетом.
Мужчина лет сорока пяти медленно лег. Девушка стояла рядом с Никитой. Вдруг она, почти не целясь, нажала на курок. Выстрел оглушил Рассохина. Пакетик с соком разорвало напополам. Оранжевые капли запятнали синюю форму охранника и молодой паренек рухнул возле витрины. Вслед за ним, пыхтя, неловко села на колени пожилая толстуха. Женщина лет тридцати пяти, в платье «от Кардена», брезгливо поджав губу, осторожно опустилась на грязный пол. Какой-то парень, похоже — ровесник Никиты, прыжком уронив себя на кафельные плиты, пополз в укрытие — за холодильник с пельменями.
Рассохин стоял. Падать было неудобно. И некуда. К тому же стоявшая рядом с ним налетчица в домашнем свитере, хоть и дышала сквозь маску зло и часто, но ничего от Никиты не требовала. Она произнесла — отрывисто и резко:
— Касса! Деньги!
Кассирша, возле которой стояла девушка, дрожащими наманикюренными пальчиками выгребла сначала из кассы, потом — из стоявшего возле ног мешка бумажки и мелочь. Вторая налетчица пробежала по другим кассам, ссыпая деньги в большой полотняный мешок и роняя мелочь.
Стояла тишина. Даже, скорее, не стояла, а висела — темная и гнетущая. Где-то за стеклом, чуть вдалеке, послышалась сирена. Видно, кто-то все же успел нажать на тревожную кнопку или набрал ноль два.
— Леська, ата-ас! — заорала вторая. — Менты!
Девушка в свитере, выбросив вперед руку, схватила Никиту за плечо и, приставив дуло к виску, выволокла из-за корзинки. В горле Рассохина, неожиданно для него самого, раздалось какое-то клокотание.
— Дура, — негромко сказала девушка. — Ника, не дрейфь. Прорвемся.
— Л-леська? — пробормотал Никита.
— Ксюха, валим! — не обращая больше на него внимания, громко сказала она.
И заорала на весь супермаркет:
— У нас — заложник! Рыпнетесь — башку ему размозжу!
Они выскочили на улицу и метнулись к бордовой «шестерке». Но выехать не сумели: пробка была на квартал.
— Ч-черт! — Леська зло плюнула и скомандовала: — Уходите дворами! Я догоню.
— Леська, чё задумала? — нервно поинтересовалась вторая.
— Сваливайте!
Наклонилась к водителю и, приставив дуло к виску, бросила:
— Расколешься — труп. Ясно?!
Мужик-пенсионер, оторопевший от виденного, едва заметно кивнул. Девушка в свитере сдернула маску, сорвалась с места и легким спортивным бегом растворилась во дворах.

II
— Копытин, на выезд!
— Чего там еще?! — недовольно поморщился Сергей.
— Не рассуждай, лейтенант! Мухой давай! Вооруженное нападение, супермаркет на Луначарского...
— Ё... — сказал Копытин. — Еще не хватало!
Когда они приехали, ловить было уже нечего. Точнее, некого. И оставалось только проводить следственные действия.
— Ярченко! Никого из супермаркета не выпускать! — скомандовал Копытин сержанту.
Со стоянки возле супермаркета сорвалась бордовая «шестерка» и, просвистев по тротуару, скрылась во дворах.
— Номер! — заорал кто-то. — Запоминайте номер!
Не запомнить было сложно: 323.
— Это он их сюда подвозил, — сказал коротко стриженный парень.
— Кто-нибудь что-нибудь видел? — поинтересовался Копытин.
— Они выскочили вместе с заложником. У меня создалось впечатление, что он шел с ними по собственной воле.
— Сколько их было?
— Две.
— Вы хотели сказать — два?
— Две, лейтенант.
— Девушки? — удивился Копытин.
Парень не ответил.
— ...Одну звали Леська. Другую — Ксюха, — сказала одна из кассирш.
— Как были одеты?
— Леська — такие черные полусапожки... темные джинсы с заплаткой на колене... домашний серый свитер. А вторая...
— Ксюха? — уточнил Сергей.
— Да... Точно так же. Только вместо свитера — серый джемпер. И в масках — обе.
— Что-нибудь еще заметили? Ну, скажем, родинка... — автоматически спросил Копытин и тут же укорил себя за несообразительность. Какая родинка, если они были в масках? — ...на руке.
— Думаете, нам было до того? — возмутилась пришедшая наконец в себя другая кассирша.
— Одну действительно звали Леська, — подала голос третья. — Главную. А вторую... По-моему, не Ксюха.
— А как?
— Ника. Эта Леська возле меня стояла. Когда вы подъезжали, она заложника взяла, парня лет двадцати. Или чуть больше. Эта, вторая, крикнула: «Леська, атас! Менты!». А первая ответила: «Дура! Ника, не дрейфь. Прорвемся».
— Я не слышала, — возразила другая кассирша. — А эта Ксюха возле меня стояла.
— Вы уверены, что она сказала: «Ника, не дрейфь»? — поинтересовался Копытин.
— Да.
Как всегда, путаница. Впрочем, следовало ли ожидать другого в данной ситуации?
— Ничего особенного в их поведении не заметили? Ну, чего-нибудь отличительного?
— Главная нервничала очень. Когда не все легли, она сказала: «Ну!» и выстрелила в пакет сока. И Серегу обрызгала.
— Кого? — удивился Копытин.
— Ну, охранника нашего...
— На ваш взгляд, собиралась убить?
— Нет, лейтенант, — подал голос подтянутый пенсионер, — она стреляла именно в этот пакет. Профессиональная девочка, уж поверьте мне. Я в войсках сорок лет...
Так, одна зацепка есть. Хотя почему — одна? Есть еще имена. Ксюха и Леська. Леська... Имя или кличка?
Собственно, отсюда можно было уже уходить. Больше, чем сказано, не узнать. Преступления в масках раскрываются редко. И то, скорее, по случайности. Следов нет и быть не может: на улице — засушливый август. Сергей нагнулся и поднял гильзу. Положил ее в полиэтиленовый пакетик и сунул в карман.
— Заканчивайте, — бросил Копытин сержанту Леше Ярченко и вышел из супермаркета.
Закурил и сощурился на солнце.
...Итак, что мы имеем? Двух девушек в масках. Кличка одной — Леська. Вторую зовут Ксюха. А Ника... Тоже, скорее, кличка. Или сокращение от фамилии. Скажем, Никитина. Или Николаева. Или Никольская. Или...
Всё не то. Сейчас нужно искать водителя бордовой «шестерки». Хотя он может оказаться ни при чем. Он просто мог испугаться, и потому сбежал.

III
Леська нагнала Ксюху с Никитой только на перекрестке Белинского — Декабристов. Кавер с Рассохиным стояли на троллейбусной остановке. В руках Ксюха держала полотняный мешок с деньгами.
— Дура, — бросила Леська. — Хочешь, чтобы замели?! Пошли!
— Куда?!
— К нему, — Леська ткнула пальцем в грудь Рассохина.
Никита дернул плечом.
— Не дрейфь, Ника! — сказала Леська. — Прорвемся.
...Кавер с некоторой опаской вошла в трехкомнатную рассохинскую полнометражку, всю в евроремонте и в коврах. Леська, сдернув свитер и оставшись в белой футболке, вальяжно откинулась на спинку дивана.
— Чай? — спросил Никита, косясь на торчащую из-за Леськиного пояса рукоятку пистолета.
Леська положила ногу на ногу и сказала:
— Кофе. И самый лучший!
Ксюха отопнула брошенный у входа в комнату полотняный мешок в коридор и прилегла на диван рядом с подругой. Никита, еще до конца не отошедший от перенесенного, варил на кухне кофе. А когда минут через двадцать он вошел в комнату с подносом... Свернувшись клубком на диване, спала Ксюха. Умостив каштановую голову на ее бедро, с закрытыми глазами и приоткрытым ртом лежала Леська.
Поставив поднос на журнальный столик, Рассохин сел на ковер и, подперев руками подбородок, смотрел на прикорнувшую на бедре подруги Леську. Он ее почти не знал. Но что это — именно так, Рассохин понял только сейчас. И еще он понял, что попал. Жёстко попал. В мгновение ока превратился из заложника в соучастника. И, даже если он сейчас наберет ноль два...
А что, если?.. Пока они спят — все-таки набрать, сообщить и сбежать, укрыться куда-нибудь, пока не приедет милиция. А потом откреститься легко — мол, обе они были с пистолетами, а жизнь — одна. И больше того — только начинается. Мог ли он в принципе обезоружить Леську с подругой? Нет.
Никита никогда не видел Леську такой беспомощной. Наверное, любой во сне кажется абсолютно незащищенным. Если бы это была не Леська... Не в силах больше смотреть на нее, спящую, он поднялся и ушел из гостиной в спальню.
Легкую занавеску теребил ветер. Занавеска то приникала в раскрытой форточке, то отпрядывала. За окном висели легкие сумерки. Рассохин понял, что устал. В груди уже несколько часов жило беспокойство. Черт его дернул появиться в супермаркете именно в это время?! Ни на полчаса раньше, ни на полчаса позже, а именно в четыре?
...И все-таки — звонить-не звонить? Хоть монету бросай! Если бы это была не Леська... На мгновение подумалось: вдруг не она? Никита опустился на кровать. Рука нащупала что-то плотное. Телефон! Рассохин зажмурился, выдохнул... Рискует, как он рискует! Вряд ли Леська его пощадит после этого — ей терять нечего... Никита вздохнул, поднял веки и нажал на кнопку «On». Телефон был разряжен. Видно, валялся здесь с утра. Или даже с ночи. Никита не помнил, когда разговаривал по нему в последний раз.
Рассохин поднялся, положил телефон в гнездо и прошел на кухню. Из гостиной до него доносился редкий всхрап Леськи. Никита попытался представить, что храпит ее подруга, Ксюха которую он в первый раз увидел в супермаркете... Нет, в супермаркете он ее не видел: она была в маске. В общем, неважно. Попытался представить, что храпит она, а не Леська. И не смог. Наверное, теперь он сумел бы набрать ноль два — всего лишь две цифры! — но телефон был в коме.
Рассохин казался себе актером, вынужденным играть странную роль — не то заложника, не то гангстера — в пошлой пародии на западный боевик. При том, что никто его согласия на роль не спрашивал. Он прошел на кухню. Сварил пельмени. Сегодня готовиться к вступительным экзаменам было бесполезно. Леськин всхрап снова вернул Никиту к мыслям о ней. Лучше бы она... Ладно, бог с ней! Почему он не рванул от этой Ксюхи? Не стала бы она в него стрелять! К чему им лишний шум? А если?.. А если Леська намеренно выбрала именно его супермаркет? С тем, чтобы потом отсидеться у него, Рассохина? Или им просто некуда было деваться — из-за автомобильной пробки?
Никита, сидя на кухне перед тарелкой с остывающими пельменями, пытался понять: случайно ли оказалась здесь Леська, или она его подставила?
...Но зачем она это сделала?

IV
— Копытин!
— Я, товарищ майор!
— Что там за бодяга с супермаркетом? Мне с утра уже владелец звонил, плакался...
— Вооруженное ограбление, Александр Иваныч...
— Средь бела дня! При огромном стечении народа... В двух шагах от райотдела!..
«Кажется, взбешен», — подумал Копытин.
— Личности установлены?
— В масках работали, товарищ майор...
— В масках... — проворчал Лебедев.
— Две девицы...
— ...Под окном...
— Товарищ майор...
— Да хватит мне тут «майоркать»! По существу давай, Копытин.
«Начал успокаиваться», — понял Сергей.
— В четыре... в шестнадцать часов в супермаркет ворвались две девицы с пистолетами и в масках. Уложили всех на пол и стали чистить кассы.
— Америка, х-хрен его... А охрана где была?! — не выдержал майор.
— Лежала на полу и отдыхала — после того, как одна из девиц прострелила рядом с ним пакет с соком...
— ЧОПовцы хреновы!.. Им бы с берданкой на бахче прохлаждаться... Дальше!
— К нам сигнал поступил в шестнадцать ноль три. Через две минуты мы были на месте. Но они, взяв заложника, успели сбежать.
— Так там еще и заложник?! Выгоню всех к черт-товой матери!
— Вот тут как раз начинаются нестыковки, — не обращая внимания на разоряющегося начальника, продолжал Копытин.
— Что за нестыковки? — пробурчал майор.
— Свидетели уверяют, что заложник пошел с этими девицами добровольно.
— Под дулом пистолета — добровольно? Не смеши меня, Копытин!
— Главная задержалась возле бордовой «шестерки», подвозившей их к супермаркету, и что-то сказала водителю. Похоже, чтобы уезжал без них. Пробка там была, товарищ майор...
— Ну!
— Заложник остался со второй. Они побежали через дворы к Белинского. Парень бежал рядом с девицей. Пистолета в ее руках никто не видел.
— Та-ак, интересно, — оживился Лебедев. — А первая что?
— Первая за ними рванула. Но эта пистолет держала наготове.
— И все так же в маске?
— Да, похоже, нет. Одна, судя по описаниям, была блондинка...
— Крашеная, — предположил майор.
— Бог ее знает, Александр Иваныч... А вот вторая... Вторая — шатенка.
— Имена не называли?
— Называли. Ксюха и Леська.
— Ну, Ксюха — это понятно. А что за Леська такая?..
— Кличка, скорее всего.
— Ущерб?
— Уточняется.
Лебедев прикрыл глаза, помассировал переносицу и спросил:
— Говоришь, стрельба была?
— Один выстрел. Похоже, предупредительный. Никто ложиться не хотел.
— Гильза?
— От мелкашки. Гильза и пуля. Уже на экспертизе.
— А что машина?
— Перед самым нашим носом по тротуару просвистела и — гуд бай!
— Номер записали?
— Да.
— Поч-чему перехват не объявили?! Ты мне, лейтенант, за это ответишь! Из-под земли достань мне эту «шестерку», понял?!
— Ярченко уже по ней работает.
— Держи меня в курсе. Имей в виду — дело беру под свой контроль! Всё, иди!
Ну да, конечно! Надеется что-нибудь поиметь с владельца супермаркета. А им с Ярченко опять — фиг!..

V
Наконец, Леська проснулась. Она проспала почти четыре часа. Потянулась, взворошила каштановые волосы и заорала:
— Ника, где шампанское? Дуй за ним. Быстро!
— Не надо, — сонно проговорила Ксюха. — Вычислят.
Но Леську такая перспектива не остановила.
— Переоденься. У тебя костюм есть? — спросила она у Рассохина. — ...Глупый вопрос!
Прошло минут тридцать. Кавер металась по комнате и сердито выговаривала:
— Ну ты чё, Леська, погореть хочешь? Ну что за пижонство, а?!
Леська, полулежа на диване, произнесла лениво:
— Господи, Ксюха, ну ты же знаешь меня не первый десяток лет!
— Согласна, — помолчав, сказала Кавер. — Ты всегда такой была.
— В тридцать лет меняться поздно, — закурив, изрекла Леська.
— Дался он тебе! — неожиданно произнесла Ксюха.
— Отсидимся, — выдохнула с дымом Леська. — А там видно будет.
Рассохин вернулся минут через сорок — с полной сумкой еды и бутылкой шампанского.
— Круто! — сказала Кавер, выгружая на кухонный стол еду.
— Бутерброды готовьте, — сказала Леська.
— А ты? — спросил Никита.
— А я телек посмотрю. Новости.
И она щелкнула пультом.
— Зачем Леська это сделала? — нарушил неловкое молчание Расохин.
Ксюху он не знал. Похоже, это была старая Леськина подруга.
— У нее спроси, — бросила та. — Не я это затеяла.
— Догадываюсь, что не ты.
— Догадываешься — молчи. Ты — заложник, и ничего не знаешь. Понял?! — внушала Кавер, нарезая ветчину.
Черт его дернул оказаться в этом месте в этот час! Никита бросил нож и устремился в комнату — к Леське. Она полулежала на диване, вытянув длинные ноги в полусапожках на ковер. Из-за пояса темно-синих джинсов с заплаткой на левой коленке по-прежнему выглядывала рукоятка пистолета. Рассохин, поджав ноги, сел на ковер и уперся взглядом в Леськины глаза.
— Леська, зачем?!
— Дура, — сказала она, нехотя отрываясь от экрана. — Ты никогда не задумывался — кто ты и кто я?
— Но это же не причина... — попытался возразить Никита.
— Вот это, Никиша, как раз и причина. За тебя есть кому словечко замолвить. Тебя и пристроят, и оближут. Меня — нет. И я надеюсь только на себя.
— Ты же сильная, — опять возразил Рассохин. — Ты могла обойтись и без этого...
— Я сильная, но мне тридцать. И у меня ничего нет — ни денег, ни такой квартиры, как у тебя. ...Ни мужика, — добавила она спустя пяток секунд.
Никита — видно, автоматически, пересел из турецкой позы на колени, и, сглотнув, предложил:
— Выходи за меня! И у тебя все будет...
— Дура, — помолчав, отозвалась Леська. — Ты можешь такое предложить какой-нибудь девочке восемнадцатилетней. Но не мне. Ксюха! — позвала она. — Ковер!
— Ну? — выглянула из кухни блондинистая голова.
— Тут Ника мне предложение сделал. Не совсем вовремя, конечно. Лучше было бы там, в супермаркете. Но лучше поздно, чем никогда. Да только я отказалась. А ты не хочешь?
— Ну да, — сказала Кавер. — Я, как всегда, вторая...
— Не хочешь... — констатировала Леська. — Видишь, Рассохин, какая петрушка выходит... Мы для тебя слишком старые и сильные.
— Зачем? — снова повторил Никита.
— Затем, — словно маленькому, объяснила Леська, взвихрив рассохинские волосы, — что мне нужны были деньги. Ты извини, что пришлось немного вот этой штукой помахать...
Она вытащила из-за пояса пистолет, небрежно положила его на край журнального столика и продолжила:
— ...Сам знаешь, я стрелять не собиралась. Ты бы в любом случае остался жив. ...Ванну мне набери, да погорячее, — без перехода велела она. — Взмокла вся, пока эта бодяга длилась. Противно...
Рассохин медленно поднялся с колен и вышел из комнаты. Спустя полминуты из ванной послышался шум падающей воды.
— Ну мы есть и пить когда-нибудь будем?! — недовольно выдала возникшая в проеме двери Ксюха.
— Отдохни, Ковер, — незлобиво посоветовала Леська. — Мне нужно сполоснуться, а то я чувствую себя, как...
Она не договорила.
— Конечно, вы можете начать без меня, — глянув на Ксюху с Никитой, продолжила Леська.
— Не можем, — отозвался Рассохин.
— Дура, — изрекла Леська. — Ну, как хотите. Я скоро. Душ работает?
Никита кивнул.
— Полотенце и халат, — распорядилась она.
Рассохин сорвался в соседнюю комнату.
...Они с Ксюхой сидели у журнального столика и молчали. Из ванной доносился плеск воды. Никита попытался представить себе там Леську. Но не смог.
— Ну что мы как на похоронах?! — недовольно выдала, наконец, Ксюха. — Хоть бы музыку врубил, что ли...
— Медленную? — спросил Никита.
— Дура, — совсем как Леська, произнесла Кавер. — Что-нибудь повеселее. И неси все из кухни. Свечки есть?
— Найдем, — сказал Рассохин.
Они сидели вдвоем за накрытым журнальным столиком. Никита — в строгом костюме. Кавер — в джинсах и сером джемпере. Рассохин смотрел на сидевшую напротив тридцатилетнюю блондинку. По ее лицу, подчеркивая намечающиеся морщины, метались отблески свечи.
Щелкнул шпингалет. Чертыхнулась, — видно, запнувшись за мешок с деньгами, Леська. Спустя пару секунд появилась на пороге — в махровом белом халате, вытирая полотенцем каштановые волосы.
— Ну что, дождались, с голоду не померли? — весело бросила она. Обвела взглядом лица, по которым скользили тени от свечи, и поинтересовалась: — Чё, дуры, смурные такие? Я же говорила, что прорвемся? Когда Леська Антипенко не прорывалась?!

VII
Первым делом... Девицы (по крайней мере, одна) — профессионалки. Биатлон, спортивное многоборье; на крайний случай — какие-нибудь спецвойска, ЧОПы... Значит, придется прокачивать спортивные общества, школы со спортивным уклоном... Знать бы, сколько лет этим девицам... Вполне могут быть те, что вышли в тираж. Так... что у нас с зацепками? Бордовая «шестерка». Ее ищет Ярченко. Гильза и пуля — на экспертизе. Надо бы заглянуть...
— ...Ну что, Сережа. Стреляли из мелкокалиберного пистолета, судя по всему, заводской сборки. И, предположительно, спортивного. Извини, это все...
— Спасибо, Юрий Игоревич...
— Да не за что... Заходи еще, посидим...
— Лучше не надо, — суеверно сказал Сергей и вышел из лаборатории.
Пистолеты или краденые, или позаимствованные на время. Копытин поднялся к себе в кабинет, снял телефонную трубку и набрал номер.
— Оленька? Это Копытин. Я, как всегда...
— Ты со мной еще за прошлое не рассчитался... — выговорили Сергею на том конце провода.
— Понимаю, я... А в кредит? Вот премию получу, и — в ресторан...
— Ла-адно, — со вздохом донеслось из трубки. — Говори, чего надо.
— Список всех спортивных обществ, спортивных школ с убийственным уклоном...
— С каки-им?
— Тех, где стрелять учат. Из мелкашки, — уточнил Копытин.
Трубка надолго замолчала. Наконец, раздалось неуверенное:
— Попробую вытащить из базы все. Но я не уверена.
— Постарайся, а? Ну — кровь из носу — надо!
Ольга вздохнула и повесила трубку.
Ближе к вечеру появился Ярченко.
— Ну что, нашел?
— Нашел, товарищ лейтенант. Владелец — некий Вениамин Владимирович Филимонов, год рождения сороковой.
— Пенсионер? — уточнил Копытин.
— Пенсионер. На последнем месте работы характеризуется исключительно положительно. Приводов не имел, — отрапортовал Ярченко. И поинтересовался: — Вызовем?
— Пожалуй, — согласился Сергей.
Филимонов оказался тщедушным мужичком — редковолосым и морщинистым. Имя Веня ему явно подходило.
— ...Ну что, Вениамин Владимирович. Восьмого августа, в шестнадцать ноль-ноль, а, если точнее, в пятнадцать пятьдесят восемь, высадили вы возле супермаркета на Луначарского, двух девушек.
— Это что, запрещено? — не выдержал Филимонов.
— Да, в общем-то, нет, — отозвался Копытин. — Подвозите... Дело в том, что девушки эти надели маски, но собирались отнюдь не на карнавал. Намерения у них были далеко не мирные. Почему-то в их милые головушки взбрело магазин ограбить.
— Они не были в масках! — возмущенный владелец бордовой «шестерки» даже привстал. — И откуда мне знать, что...
— На вашем месте я уехал бы сразу, как только понял, что это — ограбление, — перебил его Копытин.
— Они не заплатили, — пробормотал Филимонов.
— А сейчас вы за них будете платить, — возразил Сергей. — Как соучастник. Где вы их подобрали?
— На Ленина — Бажова, — подхватил пенсионер, подавшись вперед и шаря юркими глазами по лицу Копытина.
— Дальше!
— Назвали адрес...
— Какой?
— Крестинского, сорок шесть. Кажется... Потом попросили остановиться у магазина — мол, едут в гости, нужно затариться.
— Их было трое? — Сергей подумал, что они могли привезти с собой и этого лже-заложника.
— Откуда? — удивился Вениамин Владимирович. — Двое их было! Две молодые женщины.
— Девушки, — поправил Копытин.
— Молодые женщины! — не согласился Филимонов. — Девушки, я считаю, это лет до двадцати пяти. А после — уже молодые женщины.
— Странная градация, — вступил в допрос Ярченко.
«Теоретик!» — усмехнулся про себя Копытин и уточнил:
— Значит, им было больше двадцати пяти. Сколько?
— Ну, не меньше тридцати, знаете...
Значит, как Сергей и предполагал — те, что вышли в тираж.
— Опишите.
— Н-ну, я особо не вглядывался, потому что за дорогой следил. Я, знаете ли, очень аккуратно езжу. За тридцать два года, что за рулем — ни одной аварии.
— Не отвлекайтесь, Вениамин Владимирович.
— Да-да, конечно. Я понимаю... — забормотал Филимонов. — Они сели сзади. Одна, которая побойчее, справа. Вторая — слева. Та, что слева — такая блондиночка, м-м-м!..
— Крашеная? — предположил Копытин.
— Обижаете! Натуральная. Самая что ни на есть. Я что, крашеную от натуральной не отличу, что ли?..
— А другая?
— Шатенка. Такая, знаете, чисто каштановая. Вот эта, может, и крашеная. Не знаю.
Показания случайных свидетелей подтверждаются. Блондинка и шатенка.
— А остановиться у магазина кто из них попросил?
— Блондиночка. Так притронулась к моему плечу и говорит: «Постойте, говорит, мы только туда и обратно...» Я остановиться не успел, как шатенка выскочила...
— Она могла маску по дороге натянуть? — поинтересовался Копытин.
— А вот этого, гражданин лейтенант, не знаю. Не видел.
— Прочитайте и распишитесь. Вот здесь. «С моих слов записано верно», число, подпись. Опознать сможете?
— Предъявите, опознаю, — сказал Филимонов.
— Хорошо. Если вы нам понадобитесь, мы вас вызовем.
— Я свободен? — напряженным голосом спросил владелец бордовой «шестерки».
— Вам же сказано — идите! — не выдержал Ярченко.
Филимонов облегченно выдохнул, перекрестился и выскочил из кабинета.
— Напугали вы, товарищ лейтенант, мужика! — заметил, улыбаясь, сержант.
— В следующий раз думать будет, прежде чем подвозить кого попало, — пробурчал Копытин.
— А разве у них было на лицах написано, что они — кто попало? — возразил сержант. — Симпатичные, видать, девушки.
— Молодые женщины, — поправил Сергей.
И они с сержантом рассмеялись, хотя на самом деле было не до смеха.
...Кое-что начало проясняться. Они приехали на случайной машине. Без заложника. Он мог быть сообщником. Парень появился в супермаркете раньше — скажем, для рекогносцировки. Чтобы в случае опасности дать им знать. Вариант номер два: он случайно оказался их знакомым. Тогда для налетчиц этот парень опасен. И они его не выпустят, пока не убедятся, что он не причинит им вреда. Так... Он бежал рядом с блондинкой, судя по всему, Ксюхой. По собственной воле. Сообщник? Или случайная жертва? Больше похож на сообщника. Или верил, что ничего плохого они ему не сделают. Если так, то откуда такая уверенность? Может быть давнее знакомство. Маловероятно. Парню, по свидетельствам очевидцев, около двадцати. Налетчицам — по тридцать. Значит, все-таки сообщник. Стоп! А не к нему ли были обращены слова шатенки Леськи: «Ника, не дрейфь. Прорвемся!»? Ника... Николай. Никита. Вполне возможно. Значит, все-таки сообщник. Но зачем они взяли такого сообщника, который мог струхнуть в самый неподходящий момент?
...Как бы там ни было, его фоторобот можно составить — парень был не в маске.
«Удача придет», — думал Копытин. Он не пытался убедить себя в этом. Он просто знал, что будет именно так. Всему свое время. И торопить его не надо. В конечном счете, все решает случай.

VIII
— Ника, — распорядилась Антипенко, потирая руки. — Открывай шампанское!
— Леська, ты чё, так в халате и будешь? — удивилась Кавер.
— Он уютный. Хочу хоть немного уюта, — сказала Леська.
Забралась с ногами на диван, запрокинула голову и закрыла глаза.
— Хочу шампа-анского! — проговорила она, растягивая слова. — Много-много шампанского! Целую ванну. И рюмку.
— А рюмку-то зачем? — удивился Рассохин.
— Дура, — отозвалась Леська. — Не понимаешь? Набираешь из ванны в рюмку шампанское, и пьешь, пьешь...
— Сопьешься, — возразила Ксюха.
— Эх, Ковер, Ковер... — не открывая глаз, произнесла Антипенко. — Мы с тобой хоть раз шампанское вдоволь пили, а?
— Пили, — сказала Ксюха. — В девяносто шестом, на России...
— Да, — подумав, согласилась Леська. — Именно тогда. В первый и последний раз.
Чмокнула вылетевшая пробка. Рассохин, наполнив бокал, передал его Леське.
— Ну что, за наш сегодняшний успех? — спросила Кавер.
— За наши завтрашние успехи, — поправила подругу Антипенко, сделала глоток и призналась. — Вот сейчас я снова чувствую себя человеком. Как тогда, в девяносто шестом... Никиша, ты такое шампанское принес — блеск! ...Ковер, а, Ковер, а помнишь, я с Сашкой танцевала? На плече у него уснула, а он так весь танец и таскал меня. Где он сейчас, не знаешь?
— В Чечне федералы отстрелили, — мрачно сказала Ксюха. — Не помнишь, что ли? Три года назад Ленка ездила хоронить. На нее потом полгода все косились.
— Так что, она была с ним?!
— А лучше, если бы ты его хоронила? — возразила Кавер.
Ну да. Сашку ей хоронить было нельзя. Сашка воевал на стороне «чехов». Если бы Леська его хоронила, хрен бы ей дали тогда золотую медаль! Засудили бы. Ей нельзя было ошибаться. Это Кавер имела право на ошибку. Леська права на ошибку не имела. Никогда.
Леська выпила до дна и молча протянула бокал Рассохину. Никита, тоже молча, наполнил его, потом подлил Ксюхе. Он чувствовал себя чужим в своей квартире.
— Ника, где музыка?! — заорала вдруг Леська. — Мы будем веселиться! Мы будем хоронить воспоминания. А завтра мы будем...
Она блаженно потянулась и закончила:
— А завтра мы будем жить!
Смотрела на равнодушно танцующую с Никой Ксюху и думала: «Зачем? Он пытается понять, зачем. А я сама — знаю? Я знаю только одно: все в этой жизни начинается с денег. И заканчивается с ними».
Первый танец Ника танцевал с Леськой. Сначала она долго и агрессивно отнекивалась, но Рассохин напомнил — сама же, дескать, говорила, что нужны музыка и веселье...
— Может, ты и прав... — медленно проговорила Леська. — Пошли!
И решительно швырнула себя с дивана в центр комнаты.
...Кажется, она оттоптала ему все ноги. Как же тогда, в девяносто шестом, в общажской комнате, Сашка выдержал ее, полупьяную? Но ведь Леська не хотела танцевать. Он вытащил ее почти силой...
Никита обнимал Леську и пытался вести. Она не то чтобы сопротивлялась... Она просто не умела танцевать.
— Зачем? — снова шепнул Рассохин.
— Не нуди, дура! — скривилась Леська и отвернулась — насколько это было возможно. — Не люблю.
Она помолчала и добавила — скорее, для себя:
— Когда выбрал цель, нужно в нее стрелять. С ходу. Иначе можешь не успеть. Иначе и на позицию выходить не стоило.
Перед глазами возникла лыжня — две белые ровные линии, уходящие, кажется, за горизонт. Две непересекающиеся бесконечные линии. Но Леська знала: это обман. Оптический обман. Лыжня когда-нибудь все равно заканчивается. Или возвращает на исходный рубеж. Или уводит в сторону. А рядом с лыжней разбросаны узелки — позиции. Каждая позиция подразумевает цель. И ты бежишь по лыжне, останавливаешься. Ищешь свою цель. Стреляешь и бежишь дальше — до новой позиции. До новой цели. Наверное, и вся жизнь — одна сплошная лыжня с позициями рядом. И просто в последний год она, Леська Антипенко, потеряла позицию. Потеряла цель. Заблудилась! А потом вернулась чуть-чуть назад и нашла, наконец...
— Стареешь, Леська, — сказала она себе, все так же неловко переступая под медленную музыку.
Музыка обволакивала и не давала сосредоточиться. Впрочем... Сегодня она собралась хоронить воспоминания. А жить она собралась завтра. Жить... Это значит: опять — по лыжне, от рубежа к рубежу.
Леська прикрыла глаза и попыталась отдаться музыке. Не удалось. Перед глазами проходил последний год — серый и слякотный. ...Нет, о том, что сошла с дистанции, Антипенко не жалела. Ей наступали на пятки те, кто помоложе. А Леська не любила, когда ей наступали на пятки. Она не уступила им лыжню. Она просто ушла с лыжни. На другую. Но та лыжня была проложена профессионально. И накатана. Сейчас предстояло самой торить путь. Антипенко двигалась вперед шажками, неумело, как на школьном дворе в первом классе — когда впервые встала на лыжи. Скольз правой... Правую руку вперед... Скольз левой... Левую руку вперед... Скольз правой... Правую руку вперед... Левой... Правой... Левой, правой. Левой-правой, левой-правой... И уже не думается — левой ли, правой? — впереди оыжня, уходящая за горизонт. Кто ее проложил? Неважно! Проложили для тебя, чтобы легче было поразить цель. И цели заранее расставлены — для тебя.
...Деньги закончились на третий месяц. Кавер, кажется, протянула чуть меньше. Антипенко звали на тренерскую — точнее, передавали через Ксюху, что ждут, но Леська возвращаться не собиралась. Она отделалась тогда всего двумя словами: «Не хочу!», хотя могла произнести одно: «Больно». Но Леське Антипенко никогда не полагалось произносить это слово. На слова «боль» и «страх» Антипенко наложила табу. А «любовь»? Любовь — боль — страх. Эти слова всегда шли рядом, как рубежи рядом с лыжней.
Ксюха, когда кончились деньги, перебивалась случайными заработками, даже, кажется, писала какие-то спортивные репортажи. А с полгода назад устроила подруге «халтурку»: позвонила в двенадцатом часу ночи и сообщила:
— Леська, тебя хотят снять на обложку!
— «Плейбоя»? — хмыкнула Антипенко. — Ты знаешь, Ковер, я не раздеваюсь...
Ксюха не обиделась. Она никогда на Леську не обижалась, хотя сейчас та пошутила зло и едко.
— Одетой, — сказала Кавер. — На рубеже.
— С ума сошла? — поинтересовалась Леська. — Ты же знаешь, я совсем ушла.
— Большие деньги обещают...
— Снимайся сама, Ковер!..
Леська нервно зашарила рукой по подоконнику, ища зажигалку.
— Им нужна ты... — медленно, словно через силу, проговорила Ксюха. — Им нужна именно Леська Антипенко. И именно на рубеже.
Она им нужна. Именно на рубеже. На рубеже чего? Двух жизней? Они, профессионалы, вытащат на свет ее морщинки, они покажут, что, в общем-то, ее, признанной биатлонистки Олеси Антипенко, больше нет.
— Снимайся лучше ты, Кавер, — помолчав, сказала Леська. — Нужно же тебе когда-нибудь стать первой...
— Меня все равно будут сравнивать с тобой.
Ксюха говорила медленно, тщательно подбирая слова. Леська, затоптав пальцем окурок, выдохнула:
— Хорошо, Ковер! Согласна. С одним условием...
— Каким? — Ксюха, кажется, воспряла духом.
— А вот это я скажу не тебе. А им.
К съемке ее готовили минут сорок: затушевывали морщинки, подгоняли всё по фигуре... Фотограф мучил ее, наверное, с полчаса. По сравнению с той съемкой ограбление супермаркета показалось Леське детской игрой. А потом, когда ей вручили конверт с деньгами, Леська сказала — твердо и непреклонно:
— На следующей обложке должна быть Оксана Кавер...
— Н-но...
— ...Иначе моей фотографии на этой обложке не будет!
Они получили тогда неплохие деньги. Съездили на море, Ксюха даже познакомилась с кем-то, но дальше курортного романа дело не зашло. А потом Леська с матерью сделали ремонт. Остальное ушло на еду.
Журнал со своей фотографией Антипенко поставила на полку — рядом с пылящимися кубками и медалями. Никакой удовлетворенности Леська не испытала. Когда она уходила... Когда она уходила, любимый ее тренер, Тимофей Васильевич Кадушников, сказал:
— Не торопись. Выбери ближайшую цель. Представь, что она твоя. Прищурь глаз. Наведи прицел. И жми на курок.
...Нет, он тогда сказал еще что-то. Что? Это нужно вспомнить. Это важно. Да, он сказал: «Успокойся». Успокойся. Выбери цель. Стреляй. Она должна обнаружить лыжню. Она должна вклиниться между теми, кто бежит по ней. И стать первой. О ней снова должны заговорить.

IX
С утра позвонила Мария. Они встречались несколько раз. Впервые, кажется, месяцев восемь назад. Или больше. В общем, где-то перед самым Новым годом. Она влетела в райотдел и уже собиралась просвистеть мимо «дежурки», но ее перехватил капитан Серов.
— Девушка, вы куда?
— Мария Светланова, корреспондент, пишу на криминальные темы, — отрапортовала она, приставив кончики пальцев к полям черной, почти ковбойской, шляпки.
— Поднимитесь на второй этаж, — сказал Серов. — Третий кабинет от окна. Спросите лейтенанта Копытина.
— Спасибо, товарищ капитан! — бросила корреспондентка, грациозно повернулась и и счезла.
Серов удовлетворенно потер руки.
После той, первой, встречи Мария еще раза три брала у него информацию, носила материалы «на подпись». То есть встречались они раз шесть или семь. Но Сергея не покидало ощущение, что знакомы они почти с детства.
— Сережа, ты вечером свободен? Я заеду часов в пять. — по обыкновению безапелляционно заявила Мария.
— Ты хочешь что-то узнать? — осведомился Копытин.
— День рождения у меня сегодня, вот что! — оскорбилась Светланова.
— Так чего ж ты раньше?..
— Забыла! Суматоха такая, что... Ну, в общем, я заеду. Жди!
Она примчалась в четыре часа.
— Ну и что я с тобой делать буду? — не совсем довольным тоном спросил Сергей. — У меня работа.
— Ладно, старик... — протянул сосед по кабинету, лейтенант Каляев, окинув взглядом Светланову. — Иди, прикрою. Если что, ты этих девиц ищешь?
— Что за девица? — подозрительно поинтересовалась Мария.
Каляев опять его подставил.
— Потом расскажу, — пообещал Копытин. — Поехали!
— Только мне сначала нужно в одно место заскочить.
— Куда?
— В спортивное общество. За какие-то там резервы. У нас пан Спортсмен заболел — ну, тот, что на спортивные темы пишет, а у них там юбилей какой-то, ну и... В общем, написать надо. А о чем — ума не приложу!
— Разберемся, — сказал Копытин. — Тем более, что...
Что — «тем более», он не договорил. Боялся спугнуть удачу.
— Если что — я твой коллега, — предупредил он.
— Ладно, — отозвалась Мария.

— ...Мне нужен Кадушников Тимофей Васильевич, — не терпящим возражений голосом произнесла Мария.
— Слушаю.
Он совсем не походил на главного тренера. Его, скорее, можно было принять за вахтера.
— Тимофей Васильевич, я — Мария Светланова.
— А-а, ну да, мне звонили. Но кто-то у вас там в газете что-то напутал. Юбилей нашего общества, извините, только в будущем году. Так уж получилось...
Он развел руками.
— Но, согласитесь, Тимофей Васильевич, — нашлась Мария, — юбилей — это лишь повод, чтобы рассказать... Можно ведь и без повода?
— Согласен! Хотя, повод, конечно, есть — наши достижения. Прошу... Чай, кофе?
— Хорошо живете, — заметил Копытин.
— Да по-всякому бывает, — уклончиво отозвался Кадушкин.
Они сидели в тренерской. И без того невеликое пространство уменьшали кубки, грамоты, медали... Мария то и дело прикладываясь к кружке с «Нескафе» и оглядываясь, строчила что-то в блокнот. Копытин поднялся и теперь ходил по кабинету, натыкаясь на углы. Его интересовали фотографии. Они были разные: черно-белые и цветные, любительские и профессиональные. На соревнованиях и вне.
— Вам, наверное, интересны наши звезды? — поинтересовался он и, не ожидая ответа, вынул из стола толстый полноцветный журнал.
— Сергей, иди посмотри! — позвала Мария. — Эффектная девушка.
На обложке — у рубежа, вполоборота к Сергею, прищурив глаз и уперев приклад спортивного ружья в плечо, стояла молодая женщина с каштановыми волосами. Ей было около тридцати лет. ...Удача все-таки пришла. Она не могла не прийти.
— Самая главная наша звезда — Олеся Антипенко...
Фамилию Копытин слышал. Кажется, майор Лебедев, учиняя разнос по результатам учебных стрельб, ставил в пример именно ее, биатлонистку Антипенко. Наверное, он жалел, что она — не из их райотдела. Олеся... Леся... Леська... Она?
Копытин взял журнал. Всмотрелся в лицо — насколько позволял выбранный фотографом ракурс. Лицо волевое и целеустремленное. Кажется, это и в самом деле была она.
— Олеся высоко забралась, — говорил меж тем Тимофей Васильевич. — Я ей всегда повторял: «Чем ты круче, тем больнее тебе падать».
— Верила?
— Говорила: «Мне нужно достичь вершины. А там посмотрим».
— Фаталистка, значит?
— Да нет. Целеустремленная. Но — видела только одну цель. «Не хочу, говорит, разбрасываться».
— Может, это хорошо? — предположила Мария. — Стрелять одновременно по разным целям — как по двум зайцам...
— Лучше смертельно ранить обоих зайцев, чем убить одного, — не согласился Кадушников.
Сергей вертел в руках журнал. С четвертой страницы обложки смотрела на лейтенанта Копытина остроносая блондинка.
— ...А это подруга Олеси, Оксана Кавер. Антипенко называла ее — Ковер, — мол, девочка с обложки. А та ее — Леська. От Олеси, значит. И ведь что интересно, — разглагольствовал Кадушников, — если у Антипенко было золото, у Кавер — серебро. Если у Олеси — серебро, то у Оксаны — бронза. Их так и выпускали вместе, когда возможность была. И они по две медали команде приносили.
— И это что, значит, Кавер всегда была в тени Антипенко? — поинтересовалась Мария.
— Почему?! — удивился Тимофей Васильевич. — Каждая знала свое место.
— А кто определял эти места? — спросил Сергей.
— Сами! Исключительно сами. Кавер всегда знала, что выше Антипенко ей не прыгнуть.
— И не комплексовала? — удивилась Мария.
— А зачем? Главное — четко знать свое место в жизни. Так проще, поверьте мне...
— Олеся, наверное, самолюбивая была? — закинул удочку Сергей.
— Антипенко — да, была. Не спорю. Ставила цель, и прямиком — к ней.
— И добивалась, — констатировала Мария.
— Добивалась, — согласился Кадушников.
— Всегда, — почти утвердительно сказал Копытин.
Тимофей Васильевич помолчал немного и ответил:
— Когда-то нам элементарно перестает хватать на это сил...
У кого-то хватает духа порвать со спортом. У кого-то — нет. Наверное, тренер говорил и про себя.
— Она ушла сама? — поинтересовалась Мария.
— Сама, — отозвался Кадушников. — Иначе она не была бы Антипенко.
— Давно ушла?
— В прошлом году. Все ждали, что вернется... — Тимофей Васильевич вздохнул. — Не вернулась.
— Вы следили за ее дальнейшей судьбой?
Кадушников покачал головой.
— Ушла насовсем. Как будто отрезала. Ну и правильно — к чему душу бередить? Только здесь ее после того и увидел...
Он взял в руки журнал.
— Вы рассказали только об Антипенко, — напомнил Сергей. — И почти ничего — о Кавер.
Кадушников молчал, перебирая страницы.
— У каждого тренера есть свои любимцы, — изрек, наконец, он. — С Оксаной ничего не случится. Она пробьется. Она еще станет первой.
И, помолчав, уточнил:
— ...эта девушка с обложки.
— А Олеся — нет? — удивилась Мария.
— Когда Леська уходила, я сказал ей: «Не торопись. Выбери цель. Сосредоточься на ней. Пойми: она твоя, и только твоя. Прищурь глаз. Наведи прицел. Успокойся. И жми на курок».
— А она? — не выдержала Мария.
— Сказала: «Я помню, Тимофей Васильевич». Повернулась и ушла. Даже не попрощалась.
— А может, она была права? — задумчиво произнес Копытин.
— Может быть, — согласился Кадушников. — Только ведь все равно больно...
— Фотографии можно взять? — спросил Сергей. — Я верну. Могу паспорт в залог оставить.
— Не надо ничего, — проговорил Тимофей Васильевич. — Только напишите о ней. Как есть, напишите. А если ее найдете... Скажите только два слова: Кадушников скучает. И всё. И ничего больше не надо.
День рождения не заладился. Копытин был рассеян и почти мрачен.

X
— ...Ярченко, — сказал Сергей. — Вызывай этого... с «шестеркой». Или... Лучше сам к нему съезди, предъяви журнал на опознание.
— Журна-ал? — с сомнением протянул сержант.
«Смотрит, как на сумасшедшего», — отметил Копытин. Хотя, наверное, любой на его месте...
— Вот эта — Леська. А вот эта... — Сергей перевернул журнал. — Ксюха.
— Разрешите, товарищ лейтенант?..
Сергей протянул журнал сержанту. Ярченко перевернул обложку и прочел вслух:
— «На первой странице обложки — Олеся Антипенко, многократная чемпионка... и т.д. по биатлону. На последней — Оксана Кавер»... Почти то же самое.
— Антипенко всегда была первой, — сказал Копытин. — Кавер — второй.
— Она и сейчас, похоже, пойдет второй, — заметил сержант. — Как соучастница.
«А ведь правда, — подумал Сергей. — И, может, слава богу, что не первой?» Но, если бы ее подругой была не Леська... Ничего бы не было. Все дело в ней. Наверное, Кадушников прав: чем ты круче, тем больнее тебе падать.
...Почему он так уверен, что Антипенко и Кавер — те самые Леська и Ксюха? Профессионализм, совпадение имен и цвета волос — против этого не возразить. Но это — не улики. Против этого может быть одно возражение: в биатлоне стреляют из ружья. Налетчица стреляла из пистолета.
Когда Ярченко уехал, Сергей сидел в кабинете и пытался внушить себе, что Олеся Антипенко и налетчица Леська — совершенно разные люди. Но чем сильнее внушал, приводя самому себе различные доводы, тем больше убеждался: Антипенко и Леська — одно и то же лицо.
— ...Эти? — спросил сержант. — Точно эти?
— Э-эти, — удовлетворенно отозвался Филимонов. — Они самые и есть. И шатеночка, и блондиночка, значит... Нашли все-таки... И что им будет?
— Суд решит, — дежурно сказал Ярченко. — Уж по головам точно не погладят.
— Догадываюсь, — изрек Вениамин Владимирович. — Вооруженный грабеж, то-сё... Но жалко девчонок...
— Молодых женщин, — поправил Ярченко.
— Да какая разница, сержант! Все одно жалко.
Копытин дергался на каждый скрип двери. Но в кабинет заглядывали не те. Капитан Серов... Майор Лебедев... Каляевская стукачка-малолетка Варя... Ольга из секретариата...
Ярченко появился часа через полтора — довольный донельзя. Его можно было не спрашивать. На Лешином лице читалось все. Медлить было нельзя.
— Я к Лебедеву на доклад, — бросил Копытин. — И за ордером.
— Ну что, сержант, поехали к нашим девочкам, — сказал Копытин. — Ордера подписаны. Сначала махнем к Олесе Антипенко, а после, если время позволит — к Кавер Оксане.
Машина затормозила возле обшарпанной «хрущевки». Копытин и Ярченко поднялись на четвертый этаж.
— Вот эта, — сказал Сергей и нажал на кнопку звонка.
Шарканье ног — видимо, в шлепанцах, и — следом — пожилой голос:
— Кто? Ты, Леся?
— Милиция, — отозвался Копытин.
Распахнулась дверь. На пороге стояла приземистая женщина. В ее каштановых волосах виднелись сединки. Копытин подумал, что скоро их прибавится. Женщина теребила верхнюю пуговицу кофточки, с надеждой глядя на вошедших.
— Вы о Лесе? Что с ней?!
— Ищем, — сказал Ярченко.
А Копытин, показав оторопевшей женщине ордер на обыск, прошел в комнату. Собственно, комнатой эту клетушку назвать было нельзя. В ней уместились лишь старенький диванчик, и — на самодельных полках — вымпелы, грамоты, кубки, медали... Их было столько, что, казалось, хватит на троих. Но все это принадлежало Олесе Антипенко.
— Что такое? — возмущенным дрожащим голосом проговорила Антипенко-старшая. — По какому праву?
— Я только что показывал вам ордер на обыск, — произнес Копытин.
— Где она? У вас? В чем ее обвиняют? Это бред какой-то...
— Она не у нас. А где она может быть — это я у вас хотел выяснить.
— Если только у Ка...
Она внезапно замолчала.
— К Кавер мы тоже наведаемся, — пообещал Сергей. — Еще где она может быть?
— В чем ее обвиняют? — требовала ответа мать Леськи.
— Про ограбление супермаркета слышали?
Антипенко прижала пальцы к губам.
— Когда вы в последний раз видели дочь?
— Накануне, — заторопилась Антипенко. — Позавчера утром. Она...
Снова замолчала и сказала твердо:
— По закону не имеете права! Я свидетельствовать против дочери не буду!
Ярченко в соседней комнате перерывал вещи в шкафу. Здесь, в комнате Олеси, денег явно не было. Здесь их прятать попросту негде. На кубках лежала многодневная пыль.
В комнате появился сержант.
— Ну что, Леша?
Копытин редко называл Ярченко по имени.
— Чисто.
Сергей повернулся к Антипенко.
— Что ж, Валерия Юрьевна... Извините за напрасное вторжение. Если дочь появится... А, ну да, — сказал Копытин, вспомнив ее: «Я свидетельствовать против дочери не буду!». — Хотя, за укрывательство... А Кавер звонить не советую. Тем более, что, скорее всего, ее тоже нет дома.
Он понял, где Кавер с Антипенко. У того самого парня — не то заложника, не то сообщника. В супермаркете кассирша по фотороботу его опознала, но пока это почти ничего не дало.

XI
— ...У тебя жизнь только начинается, — проговорила Леська. — А у меня одна уже закончилась.
— Значит, другая начинается, — подхватил Никита.
— Дура, — не согласилась Антипенко. — Мне кажется, другой не будет. ...Ты, вроде, хотел мне помочь? — помолчав, поинтересовалась она.
— Что я должен сделать? — хрипло спросил Рассохин.
Леська пнула ногой мешок с деньгами и ответила:
— Купи мне через свою «лапу» место под солнцем. Я не знаю, сколько здесь. Посчитай. Не хватит — добуду еще.
— Хватит, — возразил Рассохин.
— Ты что, считал?
— Нет. Но если здесь не хватит, я...
— Дура, — сказала Леська. — Но все равно — спасибо.
И тут в дверь позвонили. Звонок был длинный и требовательный.
— Всё, — проговорила Антипенко. — Уже не нужно. Вставай, Ковер, это за нами.
— Я выброшу деньги! — заторопился Никита.
— Дура, — помолчав, произнесла Леська. — Олеся Антипенко научилась проигрывать.
Она вышла в коридор и решительно распахнула дверь. В Леськин висок уперся ствол.
Их было двое, в синей форме — лейтенант и сержант.
— Антипенко Олеся Викторовна? — поинтересовался лейтенант.
— Да, — сказала Леська. — Пушку убери. ...Ствол холодный.
— Лицом к стене! — скомандовал сержант.
— Не мучайся, сержант, — посоветовала Антипенко. — Если бы я хотела, ты бы давно с пулей в виске отдыхал.
Ярченко, не обращая внимания на Леськины речи, ощупывал ее халат.
— Чисто, — сказал, наконец, он.
Сержант втолкнул ее в комнату. С дивана подняла сонную голову Ксюха.
— Вставай, девочка с обложки, — повторила Леська. — За нами пришли. Готовность номер один.
— Э-э, не балуйте! — предупредил Ярченко. — Что за «готовность номер один»?!
— Дура! — усмехнулась Леська. — Минута на сборы. Тебя что, в милицейской школе этому не учили?
— Не ерничай, Антипенко. Рассохин Никита Евгеньевич здесь?
— Ника? — уточнила Леська. — Там. В комнате дрыхнет. Только он ни при чем. Он ничего не знал.
— Сомневаюсь, — сказал Копытин, пнув мешок с деньгами.
— Рассохин. Никита. Евгеньевич. Ничего. Не знал, — раздельно повторила Леська. И бросила в сторону полусидящей, но еще завернутой в одеяло Ксюхи:
— Вставай, Ковер. Ты знала, на что я шла.
Потом Антипенко обернулась в сторону мужчин:
— Господа менты, потрудитесь покинуть спальню. Дамы желают одеться.
— Как-кая ты, блин, дама?! — почти взвился Ярченко.
— Спокойно, сержант, — остановил его Копытин. — В этом она права.
Они сидели на кухне и курили.
— О! — сказал Ярченко. — Явление Христа народу.
На пороге стоял оторопевший Рассохин.
— Ну что, Никита Евгеньевич... Антипенко божится, что ты — ни при чем. Так? Только финтить не надо.
— Так, — Никита кивнул. — Я постоянно хожу только сюда... в этот супермаркет. Ну и попал...
— Попал, — согласился Копытин. — Ну а где с этими умницами познакомился?
— С Леськой, — отозвался Никита. — На подготовительных курсах. А Ксюху не знал.
— Ярченко, проверь наших подопечных. Как бы чего не учудили.
— Сейчас состоится торжественная сдача оружия, — изрекла появившаяся в проеме двери Антипенко, вытаскивая из-за пояса и протягивая Сергею оба пистолета. — Заметь, лейтенант, сдача добровольная. Пока вы тут разглагольствовали, нам вас ухлопать было бы как дважды два.
— Сама не разглагольствуй! — скривился Копытин.
— Лейтена-ант! — протянула Леська. — Ты уже был у меня дома, видел мои полки. Неужели ты думаешь?..
— Потрудитесь говорить на вы, — предупредил Ярченко.
— Да ладно, Леша, — не согласился Копытин. — Пусть. Тут мы, как говорится, и на самом деле лоханулись. Расслабились. Ну что, девочки, готовы?
— Готовы, — сказала Антипенко. — Никишу оставьте!
— Гарантируешь, что не сбежит?
Сергей в упор посмотрел на Леську. Она выдержала его взгляд и твердо сказала:
— Да.
— Куда я денусь? — подхватил Рассохин. — У меня — вступительные...
— И куда, если не секрет?
— В академию госслужбы.
— И вы хотели туда же?
Антипенко собралась как пружина и ответила:
— Какое это сейчас имеет значение, лейтенант? Ведите!
И, не обращая внимания на впившегося в нее глазами Никиту, повернулась и пошла в коридор. За ней, подхватив мешок с деньгами, направилась Кавер.
— Дай сюда! — приказал сержант. — Вам они уже не понадобятся.

XII
Кого допрашивать первой? Антипенко или Кавер? В данном случае это, похоже, не имело значения. Запираться они, вероятно, не будут. Леська сказала совершенно четко: «Вставай, Ковер! Ты знала, на что я шла». Значит, всю вину она возьмет на себя. Этого тоже следовало ожидать. И все-таки: Олеся или Оксана?
— Сержант! — позвал Копытин. — Ярченко! Давай сюда Кавер.
Оксана шагнула за порог. Наверное, точно так же она шагала к огневому рубежу.
— Садитесь, — велел Сергей.
Кавер послушно села. С минуту лейтенант молча рассматривал ее. Вспоминалась фраза владельца бордовой «шестерки»: «Такая блондиночка, м-м-м!..» Да, Филимонов был прав. Это в Леське есть что-то мужское. Властность, что ли? Оксана — более женственна. Зачем она...
— ...ввязались в эту авантюру?
— Я не могла иначе, товарищ лейтенант. Я просто не могла иначе...
— Исчерпывающее объяснение! — усмехнулся Копытин. — Только, боюсь, суд не поймет.
— Мы были нужны друг другу. Леська всегда говорила: «Мы с тобой одной крови». Спорт — это джунгли. Выживает сильнейший.
— Конкуренция, — сказал Сергей. — Естественный отбор...
— Естественный, — согласилась Кавер. — И искусственный — тоже.
— Вам никогда не хотелось стать первой?
— Нет.
— Почему? Ведь если бы Антипенко ушла, а вы остались...
— Я стала бы первой, вы это хотите сказать? А зачем? Чтобы мне потом всякие корреспонденты перемывали кости — дескать, бывшая подруга... Мне дружба с Леськой дороже медалей и кубков. Они не стоят ничего.
-А дружба стоит нескольких лет тюрьмы, — возразил Копытин.
Оксана пожала плечами:
— Сейчас уже не о чем говорить. Я знала, на что Леська шла.
Она закинула ногу за ногу и проговорила:
— Допрашивайте, товарищ лейтенант. Чего тянуть? Выбрали цель — жмите на курок!
«А если убью?..»
— Не я выбрал цель, — сказал Копытин. — Она меня выбрала.
Сергей подвинул к себе лист бумаги. Посмотрел на острый нос сидящей перед ним... Он подумал — «жертвы». И, наверное, был прав.
— Я долго ни вас, ни Олесю мучить не буду, — проговорил он. — Все и так ясно. У вас адвокат есть?
— Вот об этом Леська не позаботилась, — отозвалась Кавер. Было неясно, серьезно она или ерничает. — Она никогда не любила проигрывать.
— ...Поставьте число, подпись... Сержант! Уведи.
— И давай Антипенко сюда.
Кажется, он ее понял. ...А если это ему всего лишь кажется?
Леська встала в проеме — темно-синие джинсы с заплаткой на левом колене, свитер домашней вязки, черные полусапожки. За ее спиной торчал Ярченко.
— Сержант, — спросил вдруг Сергей. — У кого-нибудь из наших шляпа есть?
— Что? — опешил Ярченко.
— Шляпа.
— Я п-посмотрю...
«Считает, что я сошел с ума», — подумал Копытин. А ему просто захотелось надеть на Леську шляпу. В ней она должна быть похожа на ковбоя. А если еще в каждую руку по пистолету... Бред!
— Ну что, лейтенант, вы так и будете даму на пороге держать? Это довольно свинство с вашей стороны!
Бравирует. Значит, быстро расколется.
— Проходи, садись, — широким жестом пригласил Копытин. — Чувствуй себя как дома.
— Не юродствуй, лейтенант, — скривила губы Леська.
«Считает, что ей все позволено?» — подумал Сергей. Он смотрел на нее — будто впервые. Мальчишечья стрижка, облекающая маленькие, почти без мочек, уши и широкий лоб. Волосы, зачесанные назад. Чуть выдающийся подбородок. Недлинный прямой нос. Узкие губы. Большой рот. Двойной воротник свитера, подчеркивающий длинную шею. Слегка покатые плечи. Ничего лишнего. Лишь когда Леська улыбается, чуть приподнимаются к глубоко посаженным глазам припухлые щеки. Она села на стул — небрежно откинувшись на спинку, и поинтересовалась:
— Сигаретой угостишь?
— Угощу, — согласился Сергей. — Бери.
Леська вытащила из протянутой пачки две. Одну спрятала за ухо, в каштановые волосы. Вторую закурила. Антипенко и Копытин сидели напротив и молча курили, разглядывая друг друга.
— На волосы мои смотришь, — констатировала наконец Олеся. — Многие смотрели, да мало кому удалось. Меня в детстве даже Каштанкой звали. А я бесилась. Имя свое тоже ненавижу. Когда слышу, меня переворачивает всю. Спасибо Ксюхе — Леськой звала...
В дверь постучали.
— Да! — недовольно обронил Копытин.
В кабинет заглянул Ярченко.
— Ну что тебе, сержант?
— Я шляпу принес. ...Еле у Лебедева выпросил.
У майора?! Ну Ярченко дает!..
— Давай сюда, — вздохнул Копытин.
Сержант не уходил. Видно, ему было интересно, что собирается лейтенант делать со шляпой. «Ладно, — решил Копытин. — Если уж сказал «а»...
— Хотя, нет, — сказал Сергей и протянул шляпу сержанту. — Надень на нее.
Ярченко на самом деле посмотрел на лейтенанта как на сумасшедшего. Подошел к Леське и осторожно умостил головной убор майора Лебедева на каштановые волосы. Антипенко посмотрела на Копытина, как в зеркало, и небрежно поправила шляпу.
— Ну что, сержант, еще бы ей пару пистолетов, а?..
— Ковбойка, — сказал Ярченко.
— Дура, — отозвалась Леська. — Ковбой.
В кабинет заглянул майор Лебедев.
— Эт-то что еще за прерия такая?!
— Следственный эксперимент, товарищ майор... — нашелся Ярченко.
— Допрашиваешь, Копытин?
— Так точно...
— Зайдешь доложишь. ...И шляпу не забудь!
Когда дверь за Лебедевым закрылась, Антипенко затянулась и выдохнула:
— Знаешь, лейтенант, где мы с тобой могли встретиться?
Сергей смотрел на Леську, впитывая ее всю — от черных полусапожек до шляпы, и пытался понять: где? Почему-то вспомнилась Ермилова, ресторан... Антипенко затянулась и сказала коротко, как выстрелила:
— В Чечне.
Вырвалось удивленное:
— В Чечне?!
— Ну да, — спокойно ответила Леська. — Тебя отправили бы наводить порядок. Ты бы взял под козырек. Тебе бы другого просто не оставалось. А я могла поехать по своей воле. «Чехам», говорят, снайперы нужны. И смотрели бы мы с тобой, лейтенант, друг на друга не так, как сейчас, тихо-мирно, а я на тебя — через оптический прицел. И я бы тебя с первого раза сняла, уж поверь! Это так же верно, как то, что ты меня сейчас законопатишь на несколько лет. Отличие в том, что ты чувствуешь ко мне ненависть.
— Не чувствую, — сказал Сергей.
Он представил, как в полутьме ресторана, в танце, обнимает эту, в общем-то, милую — внешне! — молодую женщину. Нет, ненависти не было.
— Чу-увствуешь! А я бы не чувствовала. Я просто делала бы свою работу. Один хлопок — и готово.
— Я тоже делаю свою работу, — заметил Копытин.
— Верю.
— И я не убиваю.
— Но ты сажаешь! — возразила Леська. — А это хуже. Думаешь, я выйду оттуда такой же, какой войду? Знаешь, мне в детстве рассказывали сказку о комнате превращений. Кто заходит в нее, тот меняется. Как в зеркале. Заходит плохим, выходит хорошим. Тюрьма — тоже комната превращений, лейтенант. Да вот хорошими оттуда не выходят. И ты это знаешь.
— В ней многие остаются людьми, — возразил Сергей.
— Врешь, лейтенант! А если даже и так, то придется тебе признать, что ты отправлял туда хороших. ...Если они и там остались людьми.
— Демагогия, — спокойно сказал Копытин.
Столбик пепла с сигареты упал на листок протокола.
— Ты был у меня дома, лейтенант. Ты видел мои награды. Их некуда было ставить... пока я не вышла в тираж. А когда вышла... Когда я вышла, кому я, на хрен, стала нужна? Меня пережевали и выплюнули. И мне пришлось начинать жизнь сначала. С начала, понял, лейтенант?! С чистого листа. А мне уже не двадцать. И не двадцать пять! Мне тридцать. В секретарши уже не берут...
Она выставила вперед ногу. Крепость икр чувствовалась даже через плотную джинсовую ткань.
— Не те у меня ноги. Продавщицей... В облом, честное слово.
— Пришла бы к нам...
Копытин почему-то не мог отвести глаз от кончика спрятанной Леськой за ухо сигареты, едва заметного среди каштановых волос. Когда она вернется с допроса, наверняка угостит своих товарок. Почти как в Чечне — одна сигарета на всех.
— К вам?.. Отсижу — приду. Примете? Заметь, лейтенант, я никого не собиралась убивать.
— А заложник?
— Лейтенант, по стечению обстоятельств это был человек, которого я любила. Я что, способна убить любимого?
— Но ты же стреляла?
— В пакет с соком, лейтенант. Всего лишь! Все было абсолютно безвредно. И, заметь, в Чечню я не поехала. Хотя звали... А к вам... Когда я выйду... сколько мне стукнет, а, лейтенант? Сорокалетний сержант — это, извини, по крайней мере, смешно.
Копытин задумчиво чертил на лежавшем перед ним листке линии.
— Не тяни резину, лейтенант, закрывай меня, и дело с концом!
— Ты мне вчера приснилась, — совсем не по протоколу признался Копытин. — В ресторане.
— Никогда не любила стриптиз, — выдохнула с дымом Леська. — Хотя... Ты прав, лейтенант, именно этим я сейчас перед тобой и занимаюсь...

...Копытин подвинул к Олесе протокол допроса.
— Распишись.
Олеся поставила заковыристую роспись, поднялась со скрипучего стула и, скрестив руки за спиной, направилась к двери...

31.10 — 5.11.02 г.