Послевоенный Севастополь

     Мы вернулись в Севастополь в начале 1945 года. Город лежал в развалинах. Сохранившихся домов были единицы, да и те были лишены обычных бытовых удобств. Стены домов с зияющими отверстиями вместо окон, без крыш и межэтажных перекрытий, подавляли своим количеством. На каждом разрушенном доме надпись: «Проверенно. Мин нет». Возвращающиеся жители ютились в развалинах, выгораживая себе какие то лачуги из кирпичей и листового железа. На  Северной стороне у причала городских катеров еще долго были видны пещеры, используемые для жилья.
     Дом, в котором мы жили, был одним из немногих, сохранившихся на Центральном холме
Вода, слив, уборная типа «сортир», все было во дворе. Воду давали только по вечерам, и у крана выстраивалась длинная очередь из ведер. Дом был двухэтажный. Мы жили на втором этаже в проходной комнате. С улицы фасад дома, стиля классицизм, с одним балкончиком и со ступеньками к парадному подъезду. Парадный подъезд, с мраморной лестницей на второй этаж, был наглухо закрыт. Со двора к дому примыкал флигель с прекрасной широкой, крытой сверху, деревянной террасой, которая служила коридором второго этажа. На террасу вела почти винтовая лестница. Дом имел множество закоулков, входов, подвалов и таинственный чердак с широкой наклонной деревянной лестницей. Он был необыкновенно романтичен. Когда-то большие, комнаты дома были перегорожены на многочисленные клетушки, в которых размещались многочисленные жильцы. Но все жильцы жили дружно, не ссорились по пустякам. Конечно, жить в таком доме было не очень удобно, но в те времена люди и не могли мечтать об отдельных квартирах. Наша проходная комнатка была настолько маленькая (а нас, с бабушкой, было пятеро), что поставить детскую кроватку было некуда и мой брат Игорь, после рождения, спал на столе в корыте, под которые подкладывали томики Пушкина.
Как у нас шутили, из-за этого он вырос умным. А я спал в коридорчике на добротном ящике из-под немецких снарядов.
     К сожалению, где-то в восьмидесятых годах флигель снесли, и дом потерял свою романтичность. Таких оригинальных домов, построенных по индивидуальным проектам, может не очень удобных, но резко отличающихся от новых домов-коробок осталось совсем немного. Еще один тип домов мне был симпатичен. Это дома  многоуровневые,  характерные для построек  в  гористых  местностях. С главного фасада это одно или  двухэтажные  здания, а со двора  или с улицы, расположенной ниже, это многоэтажные дома. К сожалению, после войны таких домов не строили, но несколько старых домов еще сохранились в районе Центрального холма.
     Улица, на которой мы жили, довольно знаменитая. На неё выходит Владимирский собор - усыпальница четырёх знаменитых адмиралов - Лазарева, Истомина, Корнилова и Нахимова. Сейчас улица начинается Синопской лестницей, памятником Ленину и Владимирским собором и называется "Суворова". В квартале от собора, на правой стороне улицы стоит дом, где жил Корнилов. Посредине между собором и домом Корнилова жили мы, а прямо напротив нас, на левой стороне улицы, во дворе была квартира лейтенанта Шмидта.
     Во время войны были разрушены почти все городские школы. Но город восстанавливался, восстанавливались и школы. До пятого класса я каждый год менял школы, конечно не по своей воле. В первый класс я попал в маленькое одноэтажное здание, приютившееся среди громадных развалин. У многих моих сверстников отцы  погибли на фронтах. Много было переростков, которые не могли учиться во время войны. В окружении более старших товарищей, и мы, поневоле, взрослели. Ученики принимали участие в уборке территории вокруг школы. Как-то, копая во дворе школы яму, мальчишки наткнулись на склад гранат. Учителя вовремя вызвали саперов, и все обошлось, но в те времена не редки были случаи подрыва мальчишек на боеприпасах времен войны.
     И еще один эпизод  того времени. Как-то мой сосед по парте показал мне жменю каких-то разноцветных камушков (как оказалось смальта), которые, по его рассказу, он с товарищами сбивал камнями в какой-то разрушенной церкви. Прошло много времени, и однажды мы с женой были на экскурсии на братском кладбище на Северной стороне. Экскурсовод повела нас в церковь-пирамиду, которую только-только начали реставрировать. Показывая на остатки больших мозаичных картин на стенах, она сказала, что повредили эту мозаику не столько немецкие снаряды, сколько наши мальчишки. И только тогда я понял, откуда эти красивые камешки, которые мне показывал товарищ в далеком 1945 году.
     В пятый класс я пошел в школу, расположенную на Центральном холме, в которой проучился до седьмого класса. Она не была готова к началу занятий, и пока занятия проводились на одном этаже, два других ремонтировались. Директор школы, Лидия Владимировна Ткаченко, принимала непосредственное участие в восстановлении школы, и сумела привлечь учеников помогать в уборке строительного мусора и территории, даже в дни школьных каникул. В награду ребятам, она организовала экскурсию для шестого и седьмого классов  в Ялту, через Ай-Петри с ночевкой в лесной сторожке, со встречей восхода солнца на Ай-Петри. Большего удовольствия для детей трудно себе представить. Хочу напомнить, что в те времена на подобные экскурсии выезжали не в комфортабельных  автобусах, а в грузовиках, оборудованных деревянными скамейками, что, впрочем, было  еще романтичнее. И ехали мы по старой Крымской дороге (новую еще не начали строить), которую далеко не все выдерживали. На обратном пути одна девочка, все ж таки, укачалась.
     Ну и, конечно, море занимало не малую долю в жизни городской ребятни, В то время город был небольшим, население знало друг друга в лицо. Движение транспорта не  было интенсивным, и родители без боязни отпускали  детей на море. На море проходили все летние каникулы.
     После седьмого класса я поступил в судостроительный техникум