Рассказ 13. Fashion terror или?..

  - Располагайся, я сейчас с Кариной буду по «аське» переписываться, но ты спрашивай, я всё равно с тобой собирался об этом поговорить.
  Анжей дожидается, когда окошко «Каспера» выползет на экран монитора, закрывает его и выходит в Интернет. Как только выход фиксируется соответствующим «облачком», поляк запускает ICQ. Возвращается к разговору.
  - Так, ты хотел знать, существует ли fashion terror?
  - Верно.
  - В реальности он, разумеется, не существует, так как реальность никак не связана с условностями общества – в отличие от «Правды», свода законов Социума.  А вот для тех, кто верит, это существует. Ведь есть правила Социума, и есть то, что им не соответствует. В частности, это дресс-коды, пусть относительно либеральные в каких-то областях, но всё равно их соблюдение выгодно. В этих условиях существование подобия fashion terror, как серьёзного явления, на самом деле сомнительно… Погоди…
  Поляк набирает текст на «аське», начиная разговор. Ему там отвечают, причём, довольно быстро. Но наш разговор не прерывается.
  - Понимаешь, когда Бриджит Бардо пришла в ресторан босиком и в коротеньком платье, подобное поведение было вызовом, поскольку её могли просто «завернуть» оттуда вместе с супругом, что как-то раз, по-моему, было сделано. Сейчас, когда Бритни Спирс шастает по магазинам или ещё где босиком, это дело рассматривается, как клоунада. То же самое касается Эми Уайнхаус во время её знаменитого акта локальной доброты, когда она угощала конфетами окрестных детей. Она там чуть не в бикини системы «две ниточки» была, а не то, что босиком. Это воспринимается, как глупая выходка нетрезвой бабы, а не как акт террора. Хоть и не так давно Юля с Леной выступали в футболках, под которыми чуть ли не одни стринги были, а на самих футболках была написана нецензурщина, и вот это реально претендовало на fashion terror, более того, это вызвало серьёзный скандал.
  - Значит, есть-таки граница?
  - Не в реальности, Саня, в головах людей, причём, не всем скопом. Если ты девятого мая пройдёшься по центральной площади в форме SS и со свастикой, это будет воспринято, как акт террора, поскольку для многих в этой стране неочевидны часовые пояса, а боевым действиям на Дальнем Востоке (не американским, своим) придаётся очень мало значения. При том, что в том же самом Омске не меньше трёх улиц названо именами погибших на том фронте и до 2 сентября 1945 года. Это – fashion terror. И для очень многих. Если ты в курсе того, что ты одеваешься заведомо неприемлемо для круга людей, в котором хочешь появиться, и всё же ты так оделся, это – «акт террора». Ты можешь быть один, и с тобой нет никого, кто бы тебя поддерживал, но это по-своему – террор.
  - То есть то, что я заходил в какой-нибудь кафетерий со своей серьгой – это в то время был «акт террора», хотя эффективность его была маловата.
  - Кафетерий… – Водецкий прикрыл глаза. – Саня, а это было когда?
  - 1991-93 годы, даже район 1994.
  - Ну, тут, видимо, проблема была в том, что у вас или в том районе гопоты агрессивной не было.
  - Ну, проблема была, конечно. И не только с гопами, а ещё и с ментами. А то и среди бюргеров находилось хамло тупое, хихикало там насчёт серьги или просто возмущалось.
  - Ты мне это рассказываешь, – ответил на это Анжей. – Я, нескромно говоря, начал так ходить году в 1987 где-то, в заклёпках и цепях. Мода модой, но вокруг реакция была и агрессивной. Сане Кавалерову и вовсе за это левый глаз выбили. В наше время, конечно, ходов, на первый взгляд, меньше, но это – как посмотреть. Ведь загибающаяся система становится агрессивной, потому что её создатели понимают, что их идеалы уже отжили своё, что молодая шпана сдует, а не сметёт их с лица Земли, и это – всего лишь вопрос времени. Поэтому идёт завинчивание гаек. Здесь то, что ты расцениваешь, как личный выбор – это почти или уже fashion terror. Плюс к тому – это «русская проблема», когда стиль жизни, а в его числе и стиль одежды вступает в противоречие с идеалами «русской соборности», что заставляет противников индивидуализма (попросту – фашистов) брать на вооружение такие циничные методы, которых постыдился бы и Лойола. Вспомнить «дело Екатерины Трясиловой» – это же в ноль ситуация двенадцатилетней (относительно событий обсуждаемого дела) давности, когда нацисты сумели воспользоваться семейным горем и просто личными проблемами фрау Горобцовой. Юровский конечно, заслужил херем за свой поступок, но таких людей отправляют на принудлечение, вообще-то. Да и Чеберячка тоже так, пешка в грязной игре, как говорится… Погоди, Каринка сообщение прислала, надо ответить.
  Отвечает Карине и возвращается к разговору.
  - Но всё же вернёмся в мир фэшн-террора, если таковой существует в природе. Так вот, в объективной реальности фэшн-террор – иллюзорная штука, он во многом зависит от личного восприятия конкретных людей. То есть это может быть неполиткорректно, но это классический случай именно политической некорректности, как и любой эпатаж, который не превращается в цирковой номер. И всеобщее преследование подобного поведения, подобной манеры одеваться – это тоталитарная сторона политической корректности. Как запрет на хиджаб во Франции. Там исламская одежда – это fashion terror для коренного населения, а больше – для властей, поскольку затрудняет идентификацию. Ну, ты меня понимаешь, я так надеюсь.
  - Очень хорошо. То есть, возвращаясь к определению, fashion terror – это спланированная атака на кого-либо, основанная на манере одеваться, неприемлемой для тех, против кого это направлено.
  - Совершенно верно. И это тем более «террор», чем больше людей в это верит и признаёт такую манеру одеваться неприемлемой, вызывающей, расходящейся с общественными нормами. Там, где это не регулируется законодательными актами или какими-то на бумаге написанными правилами, как то, что в метро, например, нельзя босиком находиться. Или в клубе – в спортивном костюме. Если ты сознательно нарушаешь это правило, это и есть fashion terror. Если нет, то восприятие этого кем-либо, как акта террора – или это паранойя или просто конфликтная натура воспринимающего. 
  - Теперь по методам?
  - Давай, только я сейчас Каринке отвечу, – Водецкий отсылает сообщение Карине, после чего продолжает. – Вот, Саня, мы с тобой упомянули, как бы между прочим, когда про «лингвотеррор» говорили, Манекена. А у нас же был большой разговор про него и его «Внутреннюю Готику». Так вот, Манекен считает, что вообще то, что называют language of clothing – это весьма эффективный метод противодействия Системе. Или её создания. Если бы это было не так, то многое из того, что делаем мы, и что делают против нас, было бы попросту абсурдным, хотя с точки зрения реализма и рационализма это именно так и есть. Но это значимо. Почему? Потому что это дело позволяет выделиться из толпы или, напротив, унифицироваться. И говорит ничуть не меньше, чем слова. Я же тебе говорил, что бывал в Индии?
  - Помню это хорошо. Имеешь в виду варны?
  - Они же касты. Совершенно верно, Саня, именно их. Одежда, причёска – всё это говорит о том, кто ты. Казалось бы, Индия, древность обычаев, а у нас не Индия. «У нас», скажем прямо, тоже есть «это» – language of clothing, собственно. Как униформа и дресс-коды, так и индивидуальная подача. Да, унисекс моден. Среди элиты и стремящихся. Но не среди так называемого «народа». Там до сих пор стиль одежды основан на гендерном принципе, пусть условно. И если парень делает маникюр за пределами подстригания ногтей, «народ» без разбора клеит на таких «опасный» ярлычок. Девчонкам не лучше, хотя это немного не такой заметный момент сейчас, в эпоху «абибасов» и пластиковых тапок «от дядюшки Ляо с пекинского рынка». Да и те же самые «абибасы» – знак «народности», того, что этот человек не вытрющивается, не на понтах, которые, возможно, он не отстоит, если что. Да и с обратной стороны то же самое. Культовые бренды – это знак того, что ты «в теме». Это, кстати, стало не только причиной частого подделывания «брендовых» тряпок, но и того, что компании-хозяева довольно вяло борются с бутлегерами. Они ведь не столько носильными вещами торгуют, не столько парфюмерией, сколько торговой маркой, Саня. Они торгуют престижем, «знаками принадлежности». Есть альтернативная «вселенная». Если, к примеру, для престижного в нынешней России «гламура» (очень, скажем прямо, условное обозначение) престижны, к примеру, «Hugo Boss», «Dolce & Gabbana» или «Pierre Cardin», то для тех же «хипстеров», модов, скинхедов – «Fred Perry», «Lacoste», «Merc», «Lambretta», «Burberry», «Clarks». Но многие (и правильно) считают, что всё это переходит в войну иерархий, и для них бренды вообще ничто. Они одеваются в то, что им хочется, а те, кто в состоянии это сделать – предпочитают индивидуальный пошив или fashion freak, что само по себе для Социума является террором: это отказ от вписывания в принятые там иерархии, нежелание занимать полочку.
  - А далее следует радикализм, – подхватил я. – То есть те, кто ведёт отказ от какой-то части одежды или от одежды вообще. Натуристы, нудисты, барефутеры.
  - Да, – согласился Анжей, вернувшись из диалога с Кариной в нашу реальность. – Только с оговоркой небольшой: многие из этих людей не хотят, чтобы их действия считались террором. Ты и сам знаешь, наверное.
  - Это верно. Но ты же сам понимаешь, что многие реагируют на это с некоторым непониманием. Помнишь, я тебе рассказывал про «Зелёную милю»? Ну, про ту девчонку в синей джинсе. Одна, заметь, из неформалок, пришедших работать на «Милю» (причём, из той тусы, которая всё это не просто духовно поддерживает), спросила у девки той: «А тебе так не больно ходить?»
  - Да, я тебя понял, – поляк усмехнулся. – Радикализм такого рода в, казалось бы, такой не сильно значимой методике, как fashion terror, требует физических навыков для того, чтобы это проделывать. Это тебе не новые тряпки нацепить. Хотя… Хотя тот же fashion freak – тоже занятие не для лентяев. Перед зеркалом ты проторчишь не меньше пары часов, пока не найдёшь правильное сочетание предметов, да и найти нужное и реально интересное – тоже не за один раз, как правило. И (что тоже очень значимо) такой стиль исключительно трудно подделать.
  - Я сопоставлял в этом отношении неоромантизм и модовское движение (mod revival, если точнее). Неоромантизм, как мне кажется, пытался на тот момент учесть ошибки модов, связанные с «привязкой к брендам».
  - Верно, – Водецкий опять вернулся к разговору после ответа Карине. – Я так понимаю, ты нашёл страницу Стеблова на «Прозе» или на «Графоманах»?
  - Да, но свои изыскания я вёл без оглядки на него, потому что про Стеблова ты мне совсем недавно рассказал, а статья на «Indie-Ka», точнее, подборка статей про стили «новой волны» периферийные, мне попалась году в 2008 или около того.
  - Если я правильно тебя понял, речь идёт о статьях некоего Владислава Толстова. Я это дело тоже читал. Конечно, как серьёзное подспорье в твоём исследовании модов и «новых романтиков», эти статьи мало помогли бы, но как катализатор – они отменно хороши. И ты наверняка читал и статью глубокоуважаемого Юрия Валерьевича?
  - Да, «Культ без названия».
  - Вот. И Манекен это тоже штудировал. И он (не только он, но он – очень сильно) ставит вопрос о том, что неоромантизм и готика, как эстетические образцы, интересны и в плане fashion terror, но их очень сильно касается «проблема съёма». Готика – очень хороший показатель в данном случае.
  - Это не оспоришь, сам видел, как это приняли массы.
  - Вот. Сама по себе идея великолепна, но есть и проблема – её аппетитность для масс, желающих примерить на себя «крутизну» и «элитарность». Так появились так горячо нелюбимые настоящими готами «херки» и «babes». То же самое касается панка (quincy punks, они же «хойщики», они же – «турбохой»). То же самое коснулось и casuals, вот откуда уничижительные нотки в слове «хипстер», если говорить об indie pop. Это никоим образом не fashion terror – это как раз попытки погасить его ударную силу, создав ложные «Т», как сказали бы лётчики. Геликоптер наш, Ванька Братухин, так говорит, кстати, это я у него взял выражение, по большому счёту. Ну, знаешь, посадочные знаки, они в темноте ещё светятся. Это чтобы самолёту удобнее было садиться. Или это ещё можно назвать «ложной базой». Создаётся миф, и его отчасти поддерживают для того, чтобы на внешние черты клевали несведущие люди. В результате создаётся абсурдная по своей сути тусовка «пустышек» и наивных персонажей, искренне верящих, что «так надо». Это смотрится очень глупо, и эти люди для Социума – клоуны на полставки… Погоди, Каринка тут что-то сказала… Сейчас… Так вот, Саня, возвращаясь к проблеме «цирковой социализации» неформалов, резервационной политики Социума. Конечно, это всё «огораживание» было далеко не идеальным решением проблем, так как бунт всё же остаётся. Одни распознают «ложные базы» и не ловятся на приманку, создавая иные стили или модернизируя старые, другие, не осознав опасности «ложных баз», превращают их в малоэффективное, но всё же оружие, бунтуя и на арене «цирка». Но есть и те, кто понимает, что «цирк» – для тех, у кого чувство юмора и терпимость есть в наличии, а таковых на самом деле в Социуме не сто процентов. И на этой почве рождается тактика, тем же Манекеном названная «cheap shocking». «Дешёвый эпатаж», так сказать. Просто берётся известное «огородное чучело», которое сто проц будет пугать энное количество бюргеров – и копируется. На уровне fashion terror это может быть проход по городу хрестоматийных «херок» (их ведь считают «настоящими готами»), после «дела Екатерины Трясиловой» вызывающих сердечный приступ у правоверных обывателей. Или идёт так же по городу  лысый чувак с длинной бородой и в камуфлированной форме. Сейчас не так действует, но лет шесть назад ещё хорошо катило, сам знаешь.
  - Вот так я и оказался в кабинете у «Кирюши и Базика», – усмехнулся я.
  - Да, это был маразм, не спорю. Так вот, продолжая дальше. В Люберцах есть такой чувак – Паша Бомбер. У него есть группа ЗЛОЙ OI. Вот, мне после альбома «Это группа ПДРС» (когда его в 2006 году переиздавали на дисках) на почту приходили вопросы, а не обслушался ли я данного проекта (который мне не был известен на тот момент), не дружу ли я с Бомбером (уже сказал, я был не в курсе, какая такая сувенира). У нас, кстати, тоже был проект после статьи Протасова (на «Астраханском панк-сайте») про QUEERS. Там по поводу панковских псевдонимов прикололся человек. Так вот, Саня, мы со Спайсушкой и Ленкой Сухоруковой сидели у меня дома, а тут ещё пришёл ко мне Мамочка, и мы эту самую статью прочитали. Год был, по-моему, 2005. Или даже 2004. Ладно, неважно, всё равно группа полгода была в стадии трёпа, «а не создать ли нам группу ЧМО, СОПЛЯ И КРЫСЁНЫШ». Где-то в августе 2005 года точно начались репетиции, но голоса наших не подходили для этого проекта, нужен был натуральный «турбохой», а желающих помочь не было. И где-то уже в двадцатых числах мне Спайсушка в каком-то подвале надыбала двоих парней, которые согласились. Я сказал, чтобы не было в студии бардака, и пошла работа. В марте пишем мы диск самопальный, маркерами потом через трафарет украсили это дело, сделали обложку аутентичную. Вот и получился проект. Записали пару альбомов в итоге. Ни одного живого концерта. Но фишка сработала. Только так же, как и ЗЛОЙ OI, то есть нашлись «фанаты», хоть статью на Лурке делай. Та же самая история была у нас с Майданом. Когда великороссы стали прудить кипятком от всего оранжевого, включая морковку и апельсины, мы это в эпатаже использовали. А когда чуть-чуть время прошло, то выяснилось, что всё не так просто, и под этим «революционным» соусом образовался ряд националистических движений – тот же «Трезуб»… Погоди, опять Каринка… Всё, продолжаем. Так что, Саня, метод оказался не особо действенным, да и наши оппоненты его использовать пытались, и на их тупости мы поняли, что это не самый лучший метод. Я имею в виду группу WARRIORS OF ZION. Выдавая себя за antifa, нацисты решили наши методы испортить ложным проектом, где соединили всю дрянь, которую они там про нас придумывали. Палка ведь о двух концах… Стоп, момент… Опять же Карина что-то там написала… ещё… А, ясно, тоже хочет нашу тему обсудить. Сейчас колонки подключу, мы пообщаемся… Готово, – и в микрофон: – Карин, давай, выкладывай, что ты там хотела. Мы тут с Джимми сидим, темку обсуждаем. Только ты имей в виду, мы тут долго проговорили на этот счёт.
  - Джимми, привет, – доносится из колонок голос Карины Гусейновой. В камере мелькает её физиономия, к сожалению, плохо передаваемая. – Анжей, я тут подумала насчёт вашей темы, хочу свои пять копеек вставить.
  - Валяй, – отвечает Анжей.
  - Так вот, по поводу того, что ты говорил насчёт «cheap shocking». Я так мыслю, что это не очень как-то, просто оно неудобно получается, вот я о чём хотела. Ну, сами же знаете, как тогда с «оранжевым бунтом» получилось.
  - Мы уже об этом говорили. Ладно, Саня, поехали дальше. Так вот, использование «cheap shocking», как метода, относится к тому, что называется «дёшево и сердито». То есть этот метод прост и элементарен в использовании, не нужно ничего мудрить. Но ведь это также автоматически даёт и непредвиденные, а то и нежелательные результаты. Поэтому то же «Чёрное Сопротивление» старается на него ставку не делать во время акций. Куда лучше прямое, не связанное с культурными пластами и модной сферой, действие.
  - Извини, что перебиваю, но мы забыли про фриков и «радикальный фронт». Я бы хотел немного побольше об этом узнать.
  - Согласен, мы на самом деле отошли от темы, да и Карина, я так думаю, может многое в этом плане сказать интересного. Итак, fashion freak, как метод противостояния. Он чем-то родственен «Культу без названия» – тому, что обычно называют неоромантизмом (хотя сами «новые романтики» не любили это наименование, да и на самом-то деле всё то, что называют «New Romance» и неоромантизм, как его понимают искусствоведы – это уже не одно и то же, хотя родство между ними где-то есть). Но если неоромантизм – это метод рафинированного до идеала эстетизма, пусть экстравагантного, то fashion freak намного меньше с эстетством связан, может показаться, что фрики не умеют правильно одеваться. На самом деле почти безупречный стиль одежды – это намёк на прекрасное понимание, что правила тебе известны, но также известно и то, для чего существуют правила.
  - Правила существуют для того, чтобы их нарушать, – ответила на это Карина.
  - Точно, Каринка, – поляк усмехается. – И ещё. Fashion freak – это в большой степени ещё и преодоление недочётов mod revival, как непосредственно, так и в виде того же 2Tone Ska. Ну, и неоромантизма тоже. Mod revival – это ретро уже в 1979 году. Это был шаг назад, который вобрал в себя не только опыт достижений. Та же система культовых брендов, перенятая позже инди-средой, а отчасти – ска-тусовкой и многими панками и брит-поповой всякой тусой. Это идеальный вариант для создания кооптированной среды. «Новые романтики» преодолевают этот опасный крен, сделав ставку на выраженный индивидуализм в стиле и сложный дресс-код клубов («Blitz», «Billy’s», «Cheguerama», «Rum Runner»). Но тут же нарисовываются массы (модно же), и начинается «съём» всего того, что можно без больших проблем скопировать – тот же «стиль карнавала». Рядом с реальным «культом без названия» развивается сцена групп-«пустышек», фактически делающих «модное диско». Современные попытки возрождения (то же «RoMo») стали тем, что «Культ без названия» преодолевал, отвечая собой на панк-рок и модизм. То же самое ретро. И опять же – с возможностью удачного «съёма». Фриков скопировать уже хуже получится, тут намного меньше внешних правил, которые позволяют тебе натянуть на себя нужную «шкуру». Я тебе рекомендовал почитать изыскания Манекена на этот счёт, ты как-нибудь ознакомься.
  - Это идея.
  - Можно? – из колонок снова раздался голос Карины. – Я тут как раз насчёт такого подхода хотела пару соображений высказать.
  - Давай, – Анжей усмехается в сторону.
  - Ты, Анжей, зря усмехаешься. Это тоже очень серьёзно. Как раз один из подходов того самого «фрика», о чём вы тут говорили. Наши девчонки, да и парни многие, попросту не одеваются в бутиках. Либо заказывают одежду у знакомых, либо берут, если уж покупать, «рыночные» вещи и просто доводят их до ума. И это можно так сочетать, что даже в вещах, которые ты называешь «со Стамбульского рынка», можно выглядеть, выделяясь из толпы, причём, это не будет неряшливо или смешно.
  - Каринка, этот метод в Питере ещё до Олимпиады-80 «звери» отработали по полной. Но что верно (и что Манекен говорил), метод по сию пору себя не исчерпал. Как те же вещи с Тишинского рынка, хотя это уже давно в прошлом. Нет тех людей многих, а вещи давно уже распроданы. Кстати, в Москве неслабые эксперименты с этим делом проводил пан Петлюра, хозяин «того самого» сквота. Там, конечно, был не только и не столько fashion terror, там вообще была мощная авангардная точка, хотя не была, а, по-моему, даже есть. Ну, как в Свердловске товарищество «Картинник», с которым сотрудничали Букашкин и Ваня Камикадзе. Но там, как таковой, fashion terror тонул в общем арт-потоке. Хотя метод неплох и по сию пору. Ты покупаешь старые вещи или носишь «самострок» – это само по себе не соответствует новым веяниям, не говоря уже о том, что это может и эстетически из «правильной картины» выбиваться.
  - Поняла тебя, – Карина засмеялась. – Слушай, Анжей, ты извини, что я вас с Джимми перебиваю, но мне кажется, что стоит сменить тему, я же скоро приеду на конференцию.
  Разговор постепенно переходит в какую-то иную плоскость, не касающуюся темы «сопротивления одеждой». Анжей обещает мне продолжить разговор на тему методов в другой раз…