Кий Бальзака

             Я отработал смену и понял, все – отпуск. Тут же мучительно захотелось выпить. Прямо сейчас, в восемь утра, зайти в магазин, взять литровую бутылку водки, немецкого пива, какую-нибудь дурацкую прессерву. Расположиться на ближайшей лавке и засадить стакан, закусив ржаным хлебом с толстолобиком. Достать пачку сигарет с устрашающей надписью: «курение может стать причиной импотенции», и не испугаться (почти).
             Потом, ах это потом, прийти домой, открыть журнал Иностранная литература за тысяча девятьсот восемьдесят восьмой год, роман Дюрренматта «Правосудие», и перечесть его спустя полжизни. В двадцать два – первый раз, в сорок четыре – второй.
             Читать и бухать: перевернул страницу – врезал рюмашку, дочитал главу – покурил около кухонного окна. Роман ляжет как родной, я всегда чую, пойдет книга или нет, этот, сейчас, пойдет. 
             Пьянка и чтение – символы свободы. Что-то из Пушкина про старые журналы соседа, про негу и ничегонеделание. Про гостей, заезжающих на пожарские котлеты, шашлык и барбекю (если это не одно и тоже). И конечно, про дочку отставного штабс-капитана.
             Куда без дочки.
            
             Еще в отпуске хорошо бы написать сценарий боевика из жизни Маяковского В.В. Начать его так:
             Владимир Владимирович, тщательно мелит кожаную нашлепку кия, кладет мелок в карман жилета (оставив на боку молочный след), прицеливается, и играет от двух бортов в середину.
             Или.
             Достает из кармана папиросы «Зефир», вынимает одну, и вытряхивает табачные крошки, легко постукивая гильзой о коробку.
             В жизни Маяковского есть все, чтобы сляпать боевик. Роковые красотки, иностранные автомобили, именные пистолеты, коварные спецслужбы и таинственные убийства.
             Сценарий будет называться «Маяковка стрит».

             Потом репортаж из кухни. (Репортаж – офигительный жанр).
             Готовим кулебяку с грибами по-простому.
             Отвариваем, к примеру, свинину, жарим грибы с луком и хреначим все это через мясорубку. Раскатываем дрожжевое тесто в лист толщиной один сантиметр.
             Далее лепим само изделие.
             Выкладываем полученную смесь грибов и свинины в центр листа и художественно загибаем края. Переворачиваем и даем «подойти». У меня выдержать больше часа никогда не получалось (я нетерпеливо подпрыгиваю и бегаю каждые пять минут посмотреть, как там моя кулебячка). В общем, по истечению энного количества времени, берем кулебяку, мажем ее яйцом, протыкаем по краям вилкой, чтоб дышала, и кладем на противень.
             Печем.
             Лично я все пеку не по времени, а по ощущениям.
             Иногда сильно ошибаясь. 

             Но все эти пьянки и кулебяки, носят домашний, прикладной характер, а в отпуске, согласитесь, хочется чего-то особенного.
             И я решил съездить на блошиный рынок.
             У нас в городе, по воскресеньям, в центре, на маленьком асфальтированном пятачке, собираются любители старины. Даже не асфальтированном, а выложенным брусчаткой. Памятник рядом, героям тысяча девятьсот пятого года, правее фонтан в виде лебедя разевающего хлебало. И атмосфера тотального доверия.
             Спекулянты раскладывают значочки, медальки, эсэсовские парадные кинжалы, посеребренные эмблемы горных стрелков дивизии «Эдельвейс» и нагрудные знаки Почетный работник правоохранительных органов.
             Вот я и решил приобщиться старины и культуры. Поброжу, думаю, среди специалистов, куплю что-нибудь по случаю. Например, специальную чашку для повседневного гадания на кофейной гуще или итальянскую дагу работы Бенвенуто Челлини. Короче, что-нибудь эдакое.
             И я нашел.
             Мужик расположился слегка на отшибе, скромно разложив свою рухлядь и прогуливаясь рядом.
             Заканчивая большой круг, я на него и наткнулся.
             Как полагается, набор пионерских значков на фланельке, дверная ручка времен второго регентства, ржавый самовар пятидесятых годов и длинный зеленый футляр, стоящий вертикально.
-- Чего это? – Спросил я.
-- Кий.
-- Кий?
-- Кий.
-- Старинный, что ли?
-- Это, молодой человек, личный кий Оноре де Бальзака. Цельный. Эбен, лимонник, граб, венский запил, четырнадцать штук.
-- Цена?
-- Запилов.
-- Погодите-погодите, а как вы докажете, что он де?
-- Бальзак?
-- Кий.
-- Кий?
-- Кий.
-- А зачем?
-- Может, я купить хочу?
-- Не смешите меня, у вас таких денег нет.
             Нифига себе, думаю, поговорили.
             С другой стороны, откуда у меня такие деньги.
             Да и кий, видимо, приехал из задуманного сценария про Маяковского, по дороге преобразившись в двусмысленный бальзаковский предмет воздействия на окружающих.
             Вечером в открытое окно услышал песню. Совершенно трезвая группа старичков, шла мимо моего дома и пела. Раньше, да, часто пели на улицах, особенно пьяные. Но в последнее время прекратили, условия не те, и повсеместное распространение различных звуконосителей, напрочь убили народное песенное творчество. 
             А эти пели.
             Трезвые.
             И хорошо так выводили – эх цветет калина.