Сказка господня. ч. 16. в какой-то мере чудо

РАЗДЕЛ  2 (ВТОРОЙ).  В КАКОЙ-ТО МЕРЕ ЧУДО

  Между тем, чудеса, происходящие на Земле в эту минуту, отнюдь не исчерпывались безобразной сценой избиения Чудотворной и приснопамятного Хомяка. Оставались еще в мире заповедные уголки, где все еще бродили лешие и на ветвях рассиживались русалки. Хотя их число год от года неуклонно и неумолимо снижалось, но, тем не менее, кое-где еще были невидимые дорожки со следами неведомых зверей.  Ничего не следовало из того, что никто-никто пока еще туда не забредал – все равно они существовали, по крайней мере, в начале Девятнадцатого века. Кто мне не верит, – спросите у Пушкина. Да и кое-кто из вас, неверующих и сомневающихся, разве не побывал хотя бы раз в жизни в ситуации, в которой могло спасти только чудо, и, тем не менее, остался жив? Вот то-то же. О себе могу рассказать только то, что сумел уцелеть,  столкнувшись почти носом к носу с белым медведем в безлюдной местности, а также во время выброса газа на буровой, находясь от него всего-то в 25 метрах... а о многочисленных 25 горячих от профосов Господа нашего вообще не хочу даже рассказывать – все равно никто не поверит.
 Нет, господа товарищи, чудеса есть, их даже регистрируют и книги о них издают, ей-богу. Мало того: у церковников имеется даже четко регламентируемая процедура присвоения покойникам звания святого на основании чудотворчества, зафиксированного на месте его погребения. Значит, было, что фиксировать? О полтергейсте,  хилерах и левитации вообще не хочу распространяться, потому что сам при оных явлениях не присутствовал, и другим не советую: а вдруг все это – не чудеса Господни, а происки Лукавого? Чур, чур, меня!
 Кстати, вам не посчастливилось ли оказаться вблизи вулканического извержения – желательно эксплозивного (взрывного) типа, наблюдать вал цунами, сход снежной лавины, переворот айсберга? Хоть это все официально не относится к разряду чудес (теологией да мистикой там и не пахнет), а увидеть стоит, право (если, конечно же, вам при этом еще и повезет остаться в живых).
  А если обратить свой мысленный взор в прошлое, то там чудеса просто кишмя кишат. То из ниоткуда возникают великие империи, то в никуда исчезают ужасные и могучие народы. А сумасшедшие взлеты к вершинам власти таких проходимцев, как Наполеон Бонапарт, Адольф Гитлер, Иосиф Сталин, наконец? (О том, что слишком близко, мы лучше умолчим, как говаривал товарищ А.К. Толстой). Вспомните умопомрачительные биографии Тамерлана, Чингисхана, да и того же Бейбарса, не говоря уже о султане Саладине  и великом пророке Мухаммеде. Видите, что творилось-то, да? Да как такое вообще могло бы произойти, не будь на то воля Божья?
    Впрочем, некоторые злые и не в меру умные скептики вечно что-нибудь выдумывают, объясняющее причины происходящего. Дарвин, например, ничего чудесного в волшебном превращении рыб в земноводных, жаб и тритонов в динозавров, а тех – в птиц и млекопитающих, не видел, а, напротив,  сумел все эти чудеса в решете научно объяснить. Дескать, все дело в естественном отборе, эволюции и так далее. Как у него, антихриста, язык-то повернулся все эти нелепицы произнести, как у него рука, составляющая научные фолианты, не отсохла-то! И ведь не отсохла же, даже наоборот – время показало, что прав был он, а не цвет науки Великобритании того времени во главе с лордом Кельвином (вообще-то Томпсоном). А разве не чудом было всеобщее заблуждение о строении Солнечной системы, когда почти две тысячи лет земляне были твердо уверены в том, что наша планета – пуп Мироздания, что Солнце, планеты и звезды лишь крутились вокруг нас и так далее? И еще большим чудом выглядит преодоление этих нелепейших заблуждений благодаря самоотверженному труду Галилея, Коперника и прочих титанов и храбрецов от науки того мрачного времени. Могу себе представить разочарование подавляющего большинства населения Земли, узнавшего вдруг, что не то, что Земля – наша Галактика совершенно теряется на фоне триллионов подобных, среди которых встречаются куда более яркие типажи, более экзотические (например, радиогалактики); мало того, наш жалкий мирок под названием галактика Млечный путь не виден с соседней Туманности Андромеды. Вот позор-то! А мы-то думали...
   Разумеется, куда приятнее воображать, будто мы – самые-самые, будто сам Бог за  нас, и ни о ком больше Всевышнему заботиться не надо, поскольку никого, кроме человечества, во Вселенной нет... но, с другой стороны, это тоже несколько скучновато. Иногда хочется ведь и поговорить с соседями, в гости с ним слетать, а если бы библейские представления о строении мира оказались бы верными?! И сидели бы мы в гордом одиночестве на крохотной планетке, на три четверти залитой соленой водой, с нетерпением поглядывая на часы – когда, мол, конец света настанет. Ничего чудесного в эдакой скучище не было бы, уверяю вас. Так что иногда бывает так, что религиозное сознание, казалось бы, насквозь пронизанное верой во всевозможные чудеса, на поверку оказывается зануднейшей инструкцией по соблюдению разного рода табу плюс сводом наивнейших и невероятно тупоумных сведений о происхождении и строении окружающего мира.
   Конечно, раньше-то жить было тоже весьма интересно, хотя и опасно: казалось, что за горизонтом сразу же начинаются обширные владения великанов и людоедов, драконов и колдунов, что, если хорошенько покопаться кое-где, можно овладеть шапкой-невидимкой, мечом - кладенцем, живой да мертвой водой, не говоря уже о сапогах-скороходах и коврах-самолетах. Здорово ведь, а? Особенно кое-кого прельщала перспектива совершать чудеса, сидя на печи, которая сама все за вас сделает с помощью какого-то щучьего веления. Да и возможность превращения чугуна в золото при помощи философского камня кое-кого могла свести с ума. В общем, в старину окружающий мир был страшен, но, тем не менее, сочился оптимизмом: все-то там было возможно, всюду таились прекрасные чудеса в решете и без решета.
    Конечно, жить, руководствуясь такими, с позволения сказать, представлениями об окружающем нас мире было не то, что опасно, а попросту нельзя: если бы все прекратили работать, и бросились бы искать философские камни да шапки-невидимки, плохо бы пришлось человечеству, которое, скорее всего, так и не сумело бы перешагнуть рубеж первого Тысячелетия от Рождества Христова. Да что там “тысячелетия” - и одного-двух поколений хватило бы для полного и окончательного вымирания гомо сапиенс. В религиозном сознании таится очевидная опасность перспективы всеобщего вымирания с голоду, поскольку там присутствует такой момент, как предопределенность всего происходящего и полная бесполезность что-либо делать: дескать, захочет Бог – будет урожай, не захочет – сколько ни старайся, все равно с голоду подохнешь, вот и весь сказ. В таком случае человечество, в конце концов, неизбежно приходит к выводу: а что тогда вообще шевелиться – Бог все сделает за нас – и еду добудет, и кровом обеспечит. Ученые перестанут ломать голову над проблемами наук, хоккеисты да футболисты перестанут пинать мяч и стучать шайбой, – потому что и так всего добьются в этой жизни, потому что с ними Бог. Помните, как у Салтыкова-Щедрина в “Истории одного города”? Там ведь глуповцы, уверовавшие в чудеса, не стали землю распахивать, а просто-напросто побросали на нее зерно – “и так, шельма, родит”. Поэтому-то умные люди и отделили церковь от государства – вы, мол, господа святоши, блажите, но не командуйте мирянами в быту да на производстве, ибо мало ли что вам в голову может взбрести! Вы там у себя в храмах сказки рассказывайте, но командовать фермерами и учеными все-таки сподручнее тем, кто знает, что само по себе в мире ничего не происходит, надо и нам кое-какие усилия прикладывать. Мост, например, через реку и пролив сам собой не выстроится, сколько ни колдуй, сколько ни молись. То же самое относится к железным и автомобильным дорогам, промышленным предприятиям и жилым домам, не говоря уже об урожае зерновых, зернобобовых и высоких удоях молока.
   Но и полное отсутствие веры в чудеса – тоже не подарок, уверяю вас. Там, где ни во что не верят, разрастаются сорняки цинизма и вседозволенности, а это есть нехорошо. Жить в таком диком поле и сам уже не захочешь, ибо твоя личная вседозволенность непременно натолкнется на сотни и тысячи аналогичных представлений. Нет, во что-то верить все-таки надо – хоть в победу коммунизма во всем мире, хоть в инопланетян, а я бы еще посоветовал и в некоторые приметы: целее будете. А уж насчет веры в светлое будущее – лучше ничего и не говорить: всем ясно, что без нее – полный кирдык, кранты по полной программе. Если впереди ничего хорошего не предвидится – зачем, спрашивается, вообще жить на этом свете? Пусть остается надежда на то, что хорошее все-таки возможно – пусть не здесь, не сейчас и вообще не у вас и не у нас. (Глядишь, когда-нибудь и до нашего брата-железнодорожника очередь дойдет, лишь бы оно было).
  Вот японцы – молодцы: они так и светятся оптимизмом, канальи. Есть у этого народа замечательная поговорка – мол, не суетись, без повода лишний раз не расстраивайся, а запасись терпением и жди – и, в конце концов, однажды мимо твоего дома пронесут труп твоего врага. Вера это, или не вера – не нам с вами судить, но, согласитесь, совет это хороший, годится на любой случай. Да и мы почти семьдесят лет пребывали в святой уверенности, что скоро невзгоды кончатся и заживем мы при коммунизме до скончания веков, и жить нам будет не скучно, потому что впереди – освоение планет Солнечной системы, затем – миров нашей Галактики, а потом уже – всей Вселенной. Дух захватывает от подобных перспектив! И ведь все или почти все перечисленное не очень-то и чудеса, потому что, в конце концов, так бы и случилось, не случись у нас  Великой Криминальной Революции, точнее – Контрреволюции. А уж она, родимая, марсиан решила в обиду не давать, – и сразу отбросила научно-технический прогресс эдак лет на сто пятьдесят, если не больше (институт рабства уже почти полностью возрожден). Так что цветение яблонь на Марсе пока решительно откладывается до окончания нового неолита, или что там нам предписано?!
    Кстати, о марсианских плодовых культурах. Замечательную  жизнеутверждающую песню о том, какой дивный сад мы сотворим на Красной планете, сочинил небезызвестный литератор В. Войнович, который раньше нас всех эволюционировал в тот самый каменный капиталистический век, хорошенько все просчитав и продав бессмертную душу Желтому Дьяволу за весьма достойную цену. Теперь он пишет исключительно о том, какие же, мол, дураки были все эти “совки” -романтики, и как замечательно все в мире, где можно продать и купить все-все – от души до славы, от родной матери до счета в швейцарском банке. Теперь ему, разумеется, не до Марса, и старик весьма решительно плюет в самого себя, оплевывая наше прошлое, в котором миллионы людей, как зачарованные, слушали эти самые песенки про яблони на Марсе. Не цветут они там, и, уверяю вас, не зацветут, пока такие орлы вместо того, чтобы творить и звать за собою к радужным горизонтам, будут разрушать мораль, культуру, получая взамен зеленые бумажки и похвалы от самых одиозных и реакционных деятелей Запада, вроде Франко или Пиночета, а то и самого Горбуша, не к ночи будь помянут. А ведь подобная эволюция в чем-то близка к чуду, что бы вы ни говорили. И действительно: был человек – а стал антисоветчик, антикоммунист, какого и в Чили-то не каждый день встретишь. Это все равно, как если бы серафим дьяволом стал... впрочем, говорят, и такое когда-то было, так что удивляться тут особо нечему.
    В какой-то мере чудом можно также считать и “волшебное” превращение самой читающей, самой образованной советской нации в беспорядочную пьяную, тупую, матерящуюся и непрерывно гадящую толпу, убывающую с каждым днем до заданной Западом цифры в пятнадцать миллионов душ – им, видите ли, достаточно руссиш швайн именно в таком количестве, а все, что свыше – ужу, извините, непозволительная роскошь. Причем в число тех самых избранных миллионов они включили отнюдь не цвет нации, а именно быдло – чтоб трудились, и ни о чем  не думали, ибо как бы до чего-нибудь опасного не додумались, как в 1917 году. Если и не чудо, то все равно нечто странное – победа злобного полуграмотного карлика над могучим и мудрым богатырем благодаря продажности отдельных составляющих того самого богатыря, в первой очередь – головы. Посулили ей белые виллы, самые дорогие иномарки, миллион в банке – и слабый рассудок несчастного великана не выдержал испытания искушением.
    А победа всем ненавистного Кощея Первого в уже далеком 1996 году на президентских выборах в Россиянии – это что, не чудо? Особенно, если учесть, что никто за него, собственно, и не голосовал!
  В общем, начал я вспоминать события последних десятилетий, в какой-то мере напоминающих чудеса Господни – и со счету сбился. Одно только смущало – очень уж все это напоминало козни Нечистого, он ведь тоже на фокусы горазд. Не перепутать бы! А то, как бы Господь за приписывание ему подобных “чудес” не воздал по полной программе... ему, наверное, не очень-то приятно подобную клевету в свой адрес выслушивать. Не любит он ложь, ох, как не любит! Ведь “Диавол” - это и есть “лжец”, и ничего более, я вам, кажется, уже об этом рассказывал.
- Ладно, - сказал я сам себе, - не переживай ты так, Парамоша! Ну, не повезло нам с чудесами, ну, не те пока встречаются... но ведь когда-нибудь и самые настоящие, божьи, увидим, первый сорт и высший класс. А лучше всего – чтобы эти чудеса произошли не только со мною и моими близкими, но и со всей страной, а совсем хорошо – со всем миром. Ежели все станут жить да поживать в царстве волшебства и приятных сюрпризов сверхъестественного генезиса, то полностью исчезнут всякого рода поводы к войнам и прочим конфликтам – когда у всех все хорошо, то и делить нечего, и обижаться не на что.
 С этой мыслью я и заснул, и приснился мне, как и полагается, очередной сон в духе вещего предзнаменования или даже ясновидения.

 ПРОРОЧЕСКИЙ (НЕ ДАЙ БОГ!) СОН ПЕРЕГРИНА

     Небо на востоке быстро светлело, окрашиваясь в слабо-розовые и кремовые тона. Горная гряда, запирающая долину реки с юга, осветилась безумно теплыми красками, хотя даже отсюда, за сорок верст, было видно, что вершины были покрыты снегом, так и не растаявшим в конце лета. Утро, пронзительно ясное, яркое и холодное, стремительно накатывалось на наш Богом забытый, но все-таки прекрасный заповедный уголок – восточную окраину СССР, край вулканов, землетрясений и комаров. Здесь же периодически возникало рыбное и ягодное изобилие, а иногда даже горячая воды в городских коммуникациях – вы не поверите, при советской власти тогда и не такое бывало.
  Стараясь не шуметь, я выполз из палатки, и, бодро стуча зубами от утреннего морозца, стал разводить костер. К восьми завтрак должен быть готов, иначе не успеть обернуться в маршрут к ледопаду и обратно – верст тридцать по прямой; кроме того, туда-то мы шли налегке, а назад придется тащить пуда два образцов. Хорошо еще, что обратный путь идет в основном под гору, и опять-таки, что бы ни случилось, вечером нас ждет ужин у костра и море  сладкого чая, а то и банка сгущенки. Все будет хорошо: комаров уже практически нет, вымерзли, наш удачливый охотник добыл очередного снежного барана, а уж увидим мы сегодня столько потрясающих пейзажей, сколько среднестатистическому гражданину и за всю жизнь не увидать, даже в альбомах и на открытках. Запомнить бы все это, воспроизвести впоследствии на картинах (хорошо бы еще и рисовать научиться, черт побери!). Жизнь ошеломляюще прекрасна, а будет еще прекрасней. Она распахивает все новые и новые горизонты, и где-то на краю Ойкумены мы обязательно встретим то, что называется счастьем. Оно уже где-то близко, может быть, и здесь, сейчас, вон за той скалой, или сзади, во вчерашнем маршруте, где нам удалось перейти ледник, не провалившись в глубокие трещины, преодолеть крутой гребень, увернувшись при этом от камнепада и не сорвавшись с многочисленных обрывов. Здесь встречаются личности, которых больше нигде и не найти – а, если и повстречаешь где-нибудь при иных обстоятельствах – нипочем не узнаешь, кого же ты сейчас увидел. Только здесь раскрываются  подлинные характеры, только тут можно увидеть и услышать то, что в других условиях тебе никогда не покажут и не расскажут. Именно это обстоятельство служит мощным фактором отсева лишнего человеческого материала: занудам в этих местах делать нечего. Впрочем, исключения встречаются и на вулканах Камчатки. Вот и мой шеф, господин-товарищ Ермаков, никак не соответствует той торжественной и величественной обстановке. Если и есть в нем что-то от вулканов, то только сходство с давно угасшим и полуразрушенным куполом. И молчит он так, как Везувий накануне своего знаменитого извержения, уничтожившего Помпею и Геркуланум. Если он и много знает, то виду пока не показывает. Везет же мне на начальников! Только и слышишь от него; “Подъем”! “Завтрак (обед, ужин) готов”? “Рюкзак собрал”? Или: “вон от той скалы образец в два кило”. В общем, почти что “цурюк”, “хальт”, “форвертс” и “хенде хох”. Не балует разнообразием бедного работягу-студента, ох, как не балует. И, что самое обидное, один он тут такой: вот его напарники, весельчак Колосков и умница Волынец, с удовольствием разговаривают на любые темы, и с чувством юмора у них все в порядке. Ах, почему он не продаст меня в рабство своим коллегам? Не иначе – грешен, вот и схлопотал от Провидения подобную жалкую участь. Тянется, видать, за бедным перегрином нехороший след из его темного далекого прошлого, и никак не сбить с него ангелов гнева и мести. И придется мне после такой унылой каторги (И где?! В том самом месте, за возможность взглянуть на которое хоть краем глаза тысячи бродяг-романтиков душу бы заложили, не задумываясь) впоследствии отказаться от распределения в институт вулканологии, укатить в Дальневосточный Научный Центр, и с каждым годом все дальше отдаляться от вулканов, с которыми так хотелось тогда связать свое будущее. Но – не в этой же компании?! А все складывалось именно так: или к своему бывшему шефу, или куда-то в другое место. Забегая вперед, скажу лишь, что во Владивостоке мне встретилось точно такое же чувырло, если не хлеще. И это повторялось сотни раз. Примерно так же происходило когда-то и в священном Риме, где папы оказывались либо пьяницами, либо развратниками, либо и вовсе атеистами, а честный, бескорыстный фанатик быстро получал свою порцию яда. Суждено мне было скакать по рассыпающимся льдинам, и, куда бы я ни прыгнул, картина не менялась. Случалось мне работать и с интересными, даже, можно сказать, умными и честными начальниками, только во всех случаях судьба их была незавидной: как только обнаруживалось, что они не мошенники, не пройдохи и не дураки, как под ними горела земля, и кресло стремительно выскакивало из-под ягодиц. Дошло до того, что, когда к власти в СССР пришел мудрый, дальновидный, высоко эрудированный и нетерпимый к злу и лжи Юрий Владимирович, его постигла все та же участь, только еще хуже. Неужели все дело было во мне? Неужели присутствие моей скромной персоны заранее обрекает систему на саморазвал, самоуничтожение? Похоже. Жил я в СССР – и где он сейчас? Хоть бы на всю Землю, Солнечную систему это не распространилось, а то и вовсе на нашу несчастную галактику!
  Мы молча позавтракали, и молча же поплелись к вершине вулкана Плоского. Там, высоко-высоко, гремел ледопад, и гигантский провал, образованный титаническим взрывом много тысяч лет назад, открылся перед нами во всей своей заснеженной красе. Приблизительно с высоты 2500 м открылся удивительный вид на вулкан Толбачик, которому через несколько лет суждено будет рвануть так, что мало никому не покажется. В тот же день он злобно помалкивал и накапливал избыточную ненависть ко всему живому. Толбачик засыплет пеплом десятки квадратных километров, зальет горячей лавой склоны, в общем, ничего хорошего не сделает. Затем рванет и Ключевской, но, слава Богу, без жертв.
  И тут вдруг случилось нечто никому не понятное: я взвился над вулканами, облетел заснеженные вершины, кукарекнул “быть беде”, и смачно шлепнулся на асфальт в каком-то подмосковном военном городке. А вокруг шумел митинг, народ кричал “Бориса на царство”! И вообще Смута надвигалась такая, что все прежние можно было бы уже и не вспоминать.
   Проснулся я, – да и подумал: лишь бы и этот сон не оказался пророческим. Лучше бы, чтоб все было как-нибудь по-другому. В какой-то мере это было бы чудом.