Сказочка про мальчика

- Упал и отжался! - закричал отец, уперев мускулистые, покрытые темно-синими татуировками руки в бока. Его густые усы покрывала пена от пива, а стул, который он в ярости отбросил, улетел в дальний угол и громко стукнулся о стену. Этот звук - стулом об стену - означал, что с отцом лучше не шутить. Эдвард шмыгнул и лег на пол рядом с разбитым стаканом. Он оперся руками о липкий паркет и принялся поднимать и опускать свое туловище. Он должен был совершать эти бессмысленные действия, потому что его скользкие руки не смогли удержать стакан с соком.
- Пятнадцать раз. И не смей мухлевать! - гремел отец, стоя над ним и попивая пиво из огромной кружки. Отец был выше Эдварда настолько, что Эду приходилось задирать голову, чтобы встретиться с ним взглядом. Взгляд у отца был всегда грозный. "Грозный, но справедливый," - говорила про него мама. Маме-то легко говорить - ее он не заставлял отжиматься за каждую провинность. Эдвард всхлипнул. Он вспомнил, какая мама была красивая и как звонко смеялась, когда играла с ним. Жаль, что она больше не жила с ними - отец сказал, что "эта потаскушка удрала в гребаную Францию с этим ушлепком-автомехаником". Отец так часто повторял эту фразу, что Эд уже выучил ее наизусть. Хотя он понятия не имел, что таскала мама и кого шлепал механик, но подозревал, что маму отправили в командировку во Францию. Он ждал, что она когда-нибудь вернется и привезет ему много всего. Мама всегда привозила ему подарки, когда возвращалась с работы, - всякие игрушки и сладости.
- Ты похож на мешок с дерьмом, - констатировал отец, громко стукнув по столу пивной кружкой. Эдвард встал на ноги и стал ждать дальнейших распоряжений.
- Вали отсюда, хлюпик, тут сейчас будет уборка. По твоей вине, между прочим!
Услышав заветное "вали", Эд пулей вылетел из кухни.

Велосипедные колеса скрипели какую-то мелодию. Это была одна из любимых игр Эдварда - вслушиваться в музыку вещей. Ему нравилось, как пела дверь ванной - она порой брала удивительно высокие ноты. Газонокосилка соседа пела громко и протяжно, но от долгого ее пения могла разболеться голова. Мелодия велосипедных колес была спокойной и ненавязчивой. Им даже можно было подсвистывать. Эдвард свистел и ехал на пирс. Он любил сидеть на пирсе и смотреть на прохожих. Счастливые люди прогуливались туда-сюда, ели мороженое, кормили голубей и смеялись. Рядом с пирсом был парк, где гуляли люди с собаками и носились кричащие дети. Эдварду никогда не хотелось играть с детьми, он никогда не думал о том, чтобы завести друзей. Он научился завязывать шнурки в два года, и мама ему тогда сказала, что теперь он стал большой. Эд считал себя взрослым и самостоятельным и очень любил размышлять о том, насколько другие дети глупее, чем он. Он припарковал свой велосипед у фонарного столба - он очень любил его припарковывать и старался делать это как можно чаще, это было так по-взрослому. Он по-прежнему насвистывал мелодию, которую играли велосипедные колеса, когда услышал за спиной свист. Кто-то пытался подстроиться под его мелодию. Эд обернулся. Перед ним, засунув руки в карманы, стоял рыжий мужчина в клетчатой рубашке и ярко-зеленом пиджаке.
- Красивая песенка. Я, кажется, где-то ее слышал, - сказал он, сощурившись в улыбке. Эдварду не нравилось, когда люди щурились, улыбаясь, потому что они выглядели хитрецами.
- Ее пел мой велосипед, - ответил Эд, непроизвольно засунув руки в карманы и скопировав позу незнакомца.
- Твой велосипед? Как интересно. Хочешь мороженого? - мужчина вынул руку из кармана и зачем-то протянул ее Эду.
- Хочу, - серьезно сказал Эдвард. Потому что он очень сильно хотел мороженого. Этим летом он еще ни разу его не ел. Мама уехала зимой, а папа никогда не покупал ему мороженое. "Если ты заболеешь, мелкий засранец, мне придется с тобой еще больше возиться," - огрызался он на просьбы купить мороженого.
- Меня зовут Бернард, - сказал мужчина, все еще стоящий с протянутой рукой. Эдвард молча пожал руку. - Но ты можешь называть меня Барри.
- Эдвард, - Эд недовольно склонил голову набок и стал похож на пса, удивленно уставившегося на хозяина, который то бьет его, то кормит самым вкусным мясом.
- Очень приятно, Эдвард. Ты когда-нибудь катался на лодке? - с этими словами мужчина перевел взгляд на канал.
- Нет, но я бы хотел, - Эд почти перестал считать Барри хитрецом. Он ведь почти угостил его мороженым, а теперь предлагал покататься на лодке. Ведь Эда, может быть, больше никто никогда не покатает на лодке, если он не уговорит этого мужчину, у которого наверняка есть лодка, в которой ему скучно кататься одному.
- Вон там видишь, привязанная? Это моя. Я бы мог тебя покатать прямо сейчас, если хочешь, - улыбка мужчины, которая должна была быть добродушной, все-таки выглядела хитрой. Эд задумался и непроизвольно сунул в рот большой палец. Он стоял так несколько секунд, а Барри в это время смотрел на канал.
- Пойдем быстрее, иначе не успеем, - сказал мужчина. И Эдвард кивнул:
- Я хочу покататься.

Эдвард все не мог решить, как ему стоит есть мороженое - просто кусать, начиная с верхушки, или сначала обгрызть весь шоколад, а потом приступить к мороженому. Он сидел в лодке и переводил взгляд с начинающего уже таять мороженого на гребущего Барри и обратно.
- Ты славный малый, Эдвард, кто твои родители? - спросил Барри, прерывисто дыша, будто у него в руках были не весла, а здоровенные гири, которые каждое утро отец Эда поднимает и опускает помногу раз. Эти гири были настолько тяжелыми, что Эд не мог не то, что поднять, но даже сдвинуть с места ни одну из них. Лодка приближалась к фонтану, бьющему на середине канала.
- Моя мама-потаскушка удрала в гребаную Францию с этим ушлепком-автомехаником. Я сейчас живу с отцом.
- Твой отец обижает тебя? - с лица Барри исчезла улыбка, его глаза цвета ровно подстриженной травы на соседском участке смотрели на Эда не мигая. Эдвард опустил взгляд и вздохнул.
- Ешь мороженое, растает же, - засмеялся Барри. И Эдвард яростно набросился на мороженое.
- Видишь радугу? - спросил Барри, когда они уже почти подплыли к фонтану, мелкие брызги от него уже долетали до лодки. Эдвард присмотрелся и заметил разноцветные полоски прямо над фонтаном.
- Вижу, красиво.
- Я там живу, - сказал Барри и указал в сторону фонтана.
- В фонтане?
- Нет, в радуге. Я лепрекон, - и Барри опять улыбнулся своей хитрой улыбкой.
- Вы гном, который сторожит горшок с сокровищем?
- Нет, я исполняю желания. Та песня, которую ты сегодня насвистывал, ты знаешь, что это за песня?
- Эту мелодию пел мой велосипед, - Эдвард чувствовал себя странно. Будто он оказался в одной из сказок, которые читала ему мама. Но Эд был большой и знал, что сказок не бывает. Что в сказках не бывает таких отцов, как его, и мамы не удирают во Францию.
- Это песенка лепреконов. Ты меня вызвал, - и Барри начал петь. Он пел так громко и звонко, что Эду захотелось подпевать.
- Я исполнил два твоих желания, - сказал Барри, допев, - ты попросил мороженного и покататься на лодке. Осталось еще одно.
- А потом? - Эд часто-часто заморгал. Он все еще не понимал, что происходит. Он был взрослый, жил во взрослом мире. Он научился завязывать шнурки, когда ему было два года. Лепреконы бывают в сказках.
- А потом я вернусь домой.
- Ты оставишь меня в лодке посреди реки одного?
- Нет, глупый, у тебя же есть желание. Я могу сделать так, чтобы ты прямо сейчас оказался на берегу, хочешь?
Эдвард чуть было не сказал "да", но вовремя прикусил язык. Лепрекон оказался плутом и хитрецом, как он и полагал с самого начала. Нужно было хорошенько подумать, чего он хочет. Если Барри действительно умел исполнять желания, то нужно загадать что-нибудь действительно необходимое. Эд сунул в рот большой палец. Талое мороженное капало ему на ногу и на желто-зеленый полосатый комбинезон, но он не замечал этого - в его голове роились желания: "Чтобы мама вернулась, чтобы папа стал добрым, чтобы у нас был такой же красивый газон, как у соседа, чтобы бабушка жила в нашем городе, а не в маленькой деревушке где-то в горах, чтобы соседский кот поселился у нас, чтобы всегда было лето и никогда не было дождя, чтобы у меня были все игрушки, какие бывают..."
- Так хочешь на берег или нет? - спросил Барри, прервав поток желаний в голове Эда.
- А что вы едите? - спросил в ответ Эд, вынув изо рта палец и склонив голову набок.
- Мы, лепреконы? Мы пьем мед.
- Как пчелы?
- Как лепреконы. Давай скорее решай, что будешь загадывать.
- И вы живете в радуге?
- Да, да.
- И вы обязаны исполнять желания вечно?
- Только если кто-то споет нашу песенку.
- А что вы делаете, когда не исполняете желания?
- Ничего! Играем с монетами, бродим по земле и развлекаемся. Короче, валяем дурака. Какое твое последнее желание?
- У вас много золота?
- Достаточно, чтобы купить все, что угодно, - нетерпеливо отмахнулся Барри, - слушай, я тороплюсь, видишь те облака? Они скроют солнце и радуга пропадет. Ты не мог бы побыстрее решить, чего хочешь? Может быть, мешочек золотых монет? Смотри, что у меня есть, - он достал из неоткуда небольшой зеленый мешочек и потряс, из мешочка послышался звон.
- Я придумал! - закричал Эд. - Я хочу быть лепреконом. Хочу жить в радуге и играть с монетами. Я люблю мед!

Пустую лодку вечером прибило к берегу и привязало к пирсу. Отец нашел велосипед Эда, прислоненный к фонарному столбу, но никто из прохожих не видел мальчика на пирсе тем днем. Отец поднял на уши весь город. Он сначала решил, что Эдвард сбежал. Затем он подумал, что его сына украли. Затем он вдруг понял, что это мать забрала сына во Францию, чтобы Эд жил с ней и ее ушлепком-киномехаником. Он каждый день звонил в полицию и орал на оператора за то, что они там все жопы свои не могут оторвать от кресел, в то время, как ублюдки, похитившие его сына, бродят на свободе. Оператор вежливо обещала, что они сделают все возможное, чтобы помочь ему, и, быстро простившись, вешала трубку. Но Эдварда никто так и не нашел.