Дневник Иезавель. Без тебя
На протяжении долгих лет эти странницы являлись для него священным табу, к которому он едва ли смел даже притрагиваться… в них хранились ее мысли, признания, воспоминания и мечты о будущем, проникнуть в которые, как и притрагиваться к фортепиано, он более не имел никакого права. В этой тетради был заключен почти целый год ее жизни без него, и он смотрел на потертую обложку и загнутые, пожелтевшие, искореженные временем края страниц одновременно с алчным вожделением и сжимающей сердце болью… Прошло несколько лет скитаний, прежде чем после всех бесчисленных яростных споров с самим собой, он просто открыл и начал читать…
И лишь погрузившись в хаотичный мир ее невесомого летящего почерка, он осознал, что проникновение в мысли и неоправданные надежды является еще более жестоким наказанием, чем невозможность прикоснуться к ним…
Но читая все дальше, углубляясь в ее дни… в ее жизнь… он не понимал, насколько стремительно метаморфизирует его собственное мировоззрение… Каждая строчка в ее дневнике была для него словно разряд электрошока… его Джаз, все-таки, сумела поразить его, хотя он и ожидал от нее самых непредсказуемых и неординарных поступков…
…но это было только начало…
…а потом он пожалел, что не умер…
…когда он дочитал ее дневник, оборванный на полуслове в тот самый, последний для них обоих, день, он уже не был прежним… он изменился, насколько это вообще можно было отнести к нему… Долгое время его душа оставалась статичной. Словно завязнув в том роковом дне, она замкнулась на нем, оставалась безразличной ко всему, происходящему вокруг… Так, неосознанно, он защищался от боли и лишений, что привносил каждый прожитый им день. Неприступные барьеры, что он возвел между собой и остальным миром, жесткие варварские ограничения, которыми он безжалостно обернулся словно непроницаемым коконом… его бесчувственность ко всему и вся, и постоянные погружения глубоко в их общее прошлое… Все это словно нескончаемая физическая тренировка, закаляло его внутренний мир, воздвигая все новые оковы вокруг погруженной в кому души… Пусть она истончалась и умирала от голода и жажды, это его мало волновало…
…но теперь… читая ее жизнь, он оказался свидетелем того, как она захлебнулась кровью и болью, едва не скатившись в беспросветное безумие, едва не погибнув… Она выжила вопреки законам природы, вопреки реальности… она выжила, отчасти благодаря своей давно осознанной любви к нему… Она так ждала его… Она так боялась, что не успеет дожить до его приезда…
Лучше бы она тогда умерла!!!
Его душа напоминала освежеванную плоть, в которую вогнали раскаленный до бела нож…
Он уже давно не смотрелся в зеркало, иначе бы увидел, как внутренняя агония отпечаталась на его внешнем облике… Нечесаные волосы, спадающие на глаза отдельными прядями, потеряли свой цвет, из светло-русых став абсолютно белыми, как и щетина, покрывающая заострившийся подбородок. Глаза запали глубже из-за выпирающих скул. Кипенно-белые брови и вечные темные круги, казалось, лишь зажгли его глаза еще ярче. С них слетела вся томность и задумчивость, когда-то действующих на женщин как запах непентеса на несчастных насекомых. Радужная оболочка, раньше переливающаяся хризолитовыми оттенками, теперь горела резким бирюзовым огнем с примесью безумия, как в кандалы заточенная по периферии в черную раму… а непроницаемо-черные зрачки, казалось, никогда не расширялись или сужались, напоминая вбитые острые гвозди и делая его взгляд, кинутый исподлобья, колючим и злым.
…но Иезавель, все равно, узнала бы его из тысячи и тысячи людей…
ДНЕВНИК ИЕЗАВЕЛЬ (отрывки): август-ноябрь (...Arvo Part, Spiegel Im Spiegel...)
«25.08. …неужели этот бесконечно долгий день, наконец-то, провалился за горизонт… Я думала, не вытерплю и состарюсь раньше, чем он доползет до этого злободневного коллапса! И это лишь первый день без тебя!!! Похоже на чью-то очень не смешную шутку… А ведь сегодня утром мы еще держались за руки… кажется, это было миллиард лет назад… и кажется, что часть моего рассудка попыталась погнаться за тобой, но безнадежно отстала и потерялась по дороге. Я уже не жду ее обратно.
Ты уже распаковал свою ненаглядную виолончель? Вырвал ли ты у нее одно из безумно-прекрасных созданий Грига или Баха? Зная тебя, я в этом не сомневаюсь…»
«31.08… Я несчастна… Тор, ну тот самый красавец-пес с добродушной ухмылкой и рыжими подпалинами на боках, исчез… Лаки ведь давно точил на него зуб… и теперь, полагаю, осуществил свой коварный план. Наверняка, ему помогали Фиби и Рихтер. Мне будет очень не хватать его. Жаль, что я не успела сфотографировать его… Но я решила непременно его нарисовать. Ах да… Ты же пока не знаешь, я вновь наведываюсь в наш «Дом искусств», только теперь в художественный класс. Оказывается, у меня есть «потенциал к художественному видению мира» (кхе-кхе) это так ляпнул старик Эмбер… Оказывается, папочка под шумок оттащил ему парочку своих любимых фоток, и на следующее утро поволок и меня… и знаешь… мне пока интересно)))
Я невозможно по тебе скучаю, Роб… ты везде… все здесь напоминает о тебе, я вижу и слышу тебя вокруг и внутри себя, но стоит только вглядеться и ты растворяешься… но твой запах щекочет ноздри, и я каждой клеточкой чувствую на себе твой взгляд… Я знаю, тебе там гораздо тяжелей… ведь ты один в чужом городе. Бродишь по незнакомым улочкам, ловя в окнах мое отражение, слыша мой голос в гудении проводов. Но я уверена, ты вытерпишь. И очень скоро это начнет проходить… Музыка тебя спасет… Я люблю тебя, братик… Привет!!! ^_^»
«05.09... кажется, я теряю связь с реальностью. По вечерам забираюсь в твою комнату и вспоминаю. А потом, ночью, сбегаю в наше мертвое царство… мне там легче переносить невыносимость бытия без тебя… Гуляю среди рассыпающихся замков и думаю о прошедшем дне… а потом усаживаюсь на потрескавшиеся ступени у подножия колеса и начинаю писать. Я решила, что не буду забираться наверх…. никогда, пока тебя нет рядом… ведь это только наше место. Оно принадлежит только нам двоим. Я подожду тебя, и мы вскарабкаемся в нашу кабинку и, как в старые временя, будем смотреть на луну… И, возможно, ты возьмешь меня за подбородок и заглянешь, наконец, в мою душу…
Помнишь, как мы любили лежать в траве и смотреть на небо? Ведь так редко небо баловало нас звездами без единого облачка… Тогда мы пытались вычленить из всего этого хаоса хотя бы самые известные созвездия… Мы всегда начинали с Большой медведицы, Кассиопеи и Ориона, помнишь… А там уже добирались до Персея и Андромеды… А летом мы даже находили Деву, Льва и Северную корону, как нам казалось! Но дальше мы никак не могли продвинуться! Нам это быстро надоедало, и мы придумывали свои собственные созвездия, помнишь? Пес задравший лапу, смайлик, улитка, птица, расправившая крылья… однажды ты даже увидел басовый и скрипичный ключи и первый такт «Утренней молитвы» Чайковского… Теперь я уже ни за что не смогу их найти… словно с твоим отъездом они тоже все разбежались в разные стороны(((
Между одноглазым Гинко и Найтом (ты еще любил звать его Night Knight) вспыхнула смертельная вражда. Эти ловеласы никак не могут поделить Хачи… Забавно ведь, да? Один как утренний туман, а другой как предрассветный мрак… прямо собачья вариация на тему извечной борьбы добра и зла! Пришлось влезть в их неравнобедренный треугольник в роли гласа правосудия и предложить свою вариацию библейской истории. Гинко отказался разорвать ее на две равные части, и Хачико предпочла его (что для нее совсем нехарактерно… вообще-то она падка на мерзавцев)… ха… это еще раз подтверждает истину, даже распоследние суки охочи до истинных героев…
…наконец-то дорисовала Тора… не знаю… мне кажется, он получился более серьезным и грозным, чем был… старик Эмбер говорит, что я склонна всех и все идеализировать, причем на подсознательном уровне… Он говорит, что это видно из каждого моего рисунка… Сегодня попытаюсь рисовать акварелью… Ночами я почти не сплю и населяю твои окна витражными красками… Привет…»
«11.09... утро… видела тебя во сне… ты играл на рояле, огромном и черном… который стоял на берегу океана… там до горизонта была разлита серебристо-серая вода… а ты… ты был такой неофициальный))) расстегнутая рубашка, развязанная бабочка, на голове бардак, в который ты постоянно запускал руки, как ты всегда делаешь, когда пытаешься что-то решить или взволнован… и вокруг тебя повсюду валялись нотные листы, пустые, смятые, наполовину исписанные, перечеркнутые… ты что-то сочинял и был полностью поглощен этим… ты вскакивал и метался по берегу, ложился прямо на траву… бился головой о клавиши, закрывал глаза и надолго замирал, а потом вдруг… словно озарение… и ты весь освещался, когда твои пальцы наигрывали именно то, что ты давно хотел услышать… и ты улыбался безмятежно и блаженно, и, казалось, погружался глубоко в себя… а ветер гонял листы, унося их в море, поднимая высоко в небо, закручивая невидимым маленьким смерчем… но тебе было все равно… ты и так все помнил… и я гордилась тобой… я так хотела быть рядом в эти мгновения… Я всегда буду гордиться тобой, братик… Привет»
«11.09. ночь… Прости… Я совсем не могу писать о себе… твой образ из сна стоял у меня перед глазами весь день, и я совсем-совсем ничего не могла делать, за что бы не бралась все только портила… Поэтому я не выдержала и сбежала в наше место пораньше… и тогда нарисовала тебя. Это было, как освобождение… словно, кто-то отпустил натянутую тетиву… и это было так, словно мне вовсе не нужно было смотреть на бумагу. Я, правда, рисовала тебя с закрытыми глазами… Такого, каким видела весь день, склоненного над клавишами с потухшей сигаретой, о которой ты давно забыл… твои глаза, смотрящие в никуда, а твои пальцы… они словно жили своей жизнью… знаешь, как будто они были одновременно частью рояля и твоей частью… словно нервные волокна и кровеносные сосуды, проросшие и соединившиеся со струнами, они передавали твои мысли и фантазии прямо в его сердце, а оно преобразовывало их в музыку… вот какими я нарисовала твои пальцы… звучит немного устрашающе, да? А листы я даже и не стала рисовать… они тебе ни к чему! А потом, я закрыла глаза и долго-долго смотрела на тебя, я была словно тенью, подглядывающей за тобой из темного угла… ты такой красивый, братик. Такое ощущение, что я только сейчас это осознала…»
«19.09… Я нашла пропавшего несколько недель назад Тора, чей портрет нарисовала по памяти… портрет не получился, не смог передать его добродушный и жизнерадостный нрав… Ведь в его взгляде, движениях, лае… во всем сквозила радость просто от того, что он живет и дышит. Для безграничного счастья ему было достаточно просто самого факта существования… Тора сбила машина… а потом… его просто отшвырнули от обочины подальше в лес… я… я… мне стало так нестерпимо больно… казалось, что вот-вот умру… но рядом была Хачи и другие… даже Ацке пришла… Вся моя маленькая свора собралась рядом, словно почувствовав, как остро я в них во всех нуждаюсь. Только благодаря им я и смогла все это вынести… мне пришлось взять его на руки… хотя от него почти ничего не осталось… и мы вошли в лес… Я не разбирала дороги, просто шла вперед, а они следовали за мной бесшумными тенями… Я не знала куда иду, но меня словно кто-то направлял, дергая натянутую глубоко в груди вибрирующую нить. А потом мы вышли к нашему мертвому царству, и в тот же момент хлынул дождь… Я оставила его в корнях платана у самого края обрыва, и старая маленькая Ацке села около него и замерла, словно идол одного из древних божеств… и когда я вернулась с лопатой, она сидела также неподвижно… никто из них не шевельнулся, пока меня не было… Эта картина до сих пор стоит перед моими глазами… они так и сидели, пока я выкапывала для него могилу, а потом засыпала завернутое в тряпку тело… и потом, когда я легла рядом со свежей, пахнущей лесом и дождем землей и взглянула Ацке в глаза… Я всегда чувствовала, что Ацке – не простая дворняга… Ее глаза всегда казались странными, никак у других, словно переполненные мудростью и множеством древних тайн… Но в этот раз в ее широко раскрытых глазах словно отражался голубой огонь… а остальные сидели неподвижно, будто в трансе… Наверное, написанное кажется абсолютной чушью, но все это действительно произошло. Это правда. И до сих пор, стоит мне закрыть глаза я вижу ее неподвижный гипнотизирующий взгляд… Казалось, что глядя в ее глаза, я проваливаюсь куда-то в разноголосый шепот и шорохи… словно слышу, то что раньше было для меня недоступно… и смотрю вроде бы в глаза Ацке, но принадлежат они кому-то другому… огромному белому зверю, возвышающемуся надо мной, такому сильному и спокойному… А потом словно кто-то в моей голове прошептал, что все хорошо, и ему уже не больно, и сейчас он далеко… он нашел свой Рай среди распускающихся каждое полнолуние лунных цветов, и обрел покой… а потом он приказал мне закрыть глаза… и я не смогла не подчиниться. А когда открыла, передо мной снова была просто старенькая Ацке.
… я так и не пошла домой… сейчас я сижу, прислонившись к стволу нашего платана, чувствуя спинной, как пульсируют под теплой корой его огромные кровеносные сосуды, и меня переполняет запах растревоженной мокрой земли. Я не могу даже представить, как приду домой и лягу в кровать…
Мне так тебя не хватает, братик…
В последнее время я часто вспоминаю, как мы вместе засыпали… и все это кажется таким далеким и нереальным… словно кто-то огородил мои воспоминания прозрачной пленкой. Знаешь… стоит закрыть глаза, и я чувствую тебя рядом, помню тебя каждой клеточкой, твое лицо в моих волосах, руки на моих плечах… ты такой теплый, рядом с тобой так спокойно и счастливо… я даже слышу запах и чувствую дыхание, такой ты реальный... но стоит лишь пошевелиться, и вся иллюзия разрушается. И мне так невыносимо от этого. Ох, братик…
…вся свита сейчас спит плотным кольцом вокруг меня … и это немного помогает согреться… А что делаешь ты? Наверное, задумался о чем-то, неосознанно касаясь струн виолончели… У меня такое ощущение, что тебя мучает что-то, не связанное с музыкой… что-то, что внутри тебя. Ты страдаешь от неразрешимого вопроса, ответа на который боишься больше, чем самой мучительной неразрешенности… Братик, я чувствую твою боль. Как бы мне хотелось помочь тебе… обнять и сказать, что не существует неразрешимых вопросов… что все будет хорошо…»
«15.10… представляешь, что мистер Эмбер сказал, когда увидел мою работу маслом… сказал, что я влюблена… Я не понимаю, как он это заключил из моей мазни??? Я искренне над ним похохотала, но он продолжал смотреть на меня очень серьезно сквозь эти свои несносные толстые очки… я чуть не подавилась… И сейчас я смотрю на эту картину… я же просто попробовала писать маслом (должна признаться, это жуткое занудство). И все, что я вижу, сплошные недостатки… я нарисовала панораму, открывающуюся с холма на нашу долину… помнишь, как мы однажды шли по дороге, когда тебя едва не задел старый пикап? Мы шли тогда прямо к солнцу, а оно садилось прямо на дорогу… ну вот это я примерно и нарисовала… по памяти… долину, холмы вдалеке, дорогу между ними, солнце, усевшееся на дорогу, нас с тобой вдалеке, просто два силуэта, размытых в мареве теплого вечера… и еще, дальше по дороге, этот красный потрепанный пикап. Все желтое, красное и совсем немного черного… Все, что я вижу, глядя на картину, мои воспоминания о том времени… о тебе… Может… неужели это и есть любовь? То, что я чувствую к тебе? О, братик, мне так стыдно, словно я вижу твои насмешливые глаза и кривую улыбку. Наверное, у тебя там много девушек… Ты же такой неотразимый, когда с головой погружаешься в свою музыку, словно не от мира сего… словно ангел. Впрочем, ты всегда неотразим… чем больше проходит времени с нашей разлуки, тем острее я это понимаю… Как будто только сейчас я прозрела и по-настоящему начала видеть других людей… Я стала замечать черты их лиц, неуловимые особенности, говорящие об их характерах… не то чтобы я обрадовалась этому открытию… чем больше я узнаю людей, тем ярче прорисовывается и твой образ… Есть необычно-красивые люди, но на твоем фоне они все теряются… не знаю, почему так…
В художественном классе познакомилась с Хью… у него потрясающие голубые глаза и очень острый язык… он постоянно смешит меня, даже когда высмеивает меня саму. Он любит покритиковать мои работы… но когда увидел Ацке, склонившуюся над Тором (я не могла по иному избавиться от этого преследующего меня видения) и других – неподвижные размытые тени каменных изваяний… знаешь, Хью долго смотрел на эту мазню, хотя мне кажется, я не смогла передать и малой части того потрясения, что испытала (для этого мне никогда не хватит таланта)… а потом повернулся и так же долго смотрел мне в глаза и молчал, что для него абсолютно несвойственно… но то, как Хью смотрел… от его взгляда у меня внутри все затряслось… В его глазах было что-то, от чего стало жарко… А потом… потом… он наклонился и поцеловал меня… долго… впервые в жизни меня поцеловали по-настоящему… я… я… не знаю, что со мной произошло, но я видела ясно и четко лишь ТЕБЯ, бра… нет, написать «братик» у меня не хватает силы воли… и я, неожиданно для себя, сама начала тебя целовать… мне стало так хорошо, но Хью все испортил… когда он отстранился, у меня внутри будто вакуум образовался, а рука сама взметнулась… и я так ему врезала, что у него глаз заплыл… но Хью только ухмыльнулся, пока я пыталась отдышаться… словно полюса поменялись местами, такое ощущение, будто я оказалась под водой и не могу вдохнуть… А Хью только и сказал: «Значит, нет… Жаль»… и в тот миг, он показался таким отвратительным и уродливым, и мне совсем не было смешно… Я все еще видела твои глаза… ох, братик… Мне, кажется, я начинаю понимать… и это пугает меня…»
«24.10. Я читала наши надписи на воротах… Прочла их все-все, начиная с тех, что мы впервые нацарапали в 13 лет… ха-ха… красным маркером, помнишь? Ты написал: «мы всегда будем вместе», а я «насчет всегда не знаю, но до конца жизни точно»… их столько, ужас… но я помню, когда каждая из них появилась на этих воротах… Прости, Роб, но я рыдала, как какая-то малявка… Мама даже поняла по моим красным, как у вампира, глазам, что я плакала… и ходила за мной несколько часов, но разве могу я ей рассказать… что влюбилась в собственного брата в его отсутствие… Роберт… теперь я знаю… точно знаю… но, я не знаю, как буду жить с этим»
Свидетельство о публикации №210080700790