Жаркое лето

Жарко. Что-то последнее время стало трудно дышать… И всё больше давит к земле. Зовет что ли к себе? Видно скоро… Солнце слишком яркое… А раньше – давным-давно – оно было мягким и не резало глаз…

Мама на лето отвезла Павлика к бабке Домне, в деревню. Там он просыпался с петухами, выскакивал из постели и бежал во двор. Проворно влезал на дубовые ворота, устраивался на столбе, босыми ногами упираясь в перекладину, облокачивался о коленки, подставляя ладошки под сонную еще головенку, и ждал, когда бабка выгонит из сарая корову и пойдет провожать ее в стадо. Вслед за Павликом из дома тянулась такая же сонная кошка, лениво взбиралась на те же ворота, усаживалась рядом и застывала в полном равнодушии к миру.
Из сарая выходила важная сударыня корова, жуя на ходу свою вечную жвачку, лениво помахивала хвостом и неспешно проплывала мимо Павлуши, незаметно подмигивая огромным бездонным глазом. Бабушка подгоняла ее, ласково поругивая, гладила мимоходом внучка по взъерошенной головушке и приговаривала:
- Смотри, Павлуша, никуда не уходи со двора-то, стереги ворота, а то придет дед Боря и унесет их вместе с кошкой. Где сидеть тогда будешь?
И Павлик послушно сидел, время от времени вертел головой, напряженно глядя то на дорогу, по которой ушли бабушка с коровой, то в противоположную сторону, откуда в любую минуту мог появиться зловещий дед Боря, и крепко держал ворота двумя руками. Он не боялся, но был настроен решительно.
Однажды бабушка напоила Павлика парным вкуснющим молоком и сказала:
- Поди-ка в избу да возьми за печной трубой корзинку плетеную. Пойдем сегодня с тобой в луга травы собирать. Да обувку-то надень, хоть роса уже пообсохла, но земелька еще прохладная – ножонки замерзнут.
Сама Домна всегда ходила босиком – и в жару, и в лютый холод. Павлик помнил случай, когда в январе даже воздух звенел от мороза и был остр – будто льдинкой по коже, а Домна пришла к ним в поселок (километров десять от деревни-то будет) по делу – попросить отца похлопотать за кого-то: то ли насчет жилья, то ли насчет работы. Так вот, вошла старуха в квартиру босая, а валенки подмышкой держит. Мама руками всплеснула:
- Ну что ж вы, в такую холодину босиком? Ой, какие ноги красные! Почему валенки не надели?
- Так ноги-то отойдут, милая, ничего с ними не станется, а валенки-то – износятся.
- Так зачем они вам, ежели всю дорогую босая?
- Для пущей важности, - усмехнулась старуха.
Пашка тогда уже в школу ходил. Запомнил он этот случай накрепко и решил: когда вырастет, обязательно купит Домне новые валенки.

А тем далеким утром взяла бабка внучка за руку и повела на ближний луг.
- Вот гляди, Павлуша, травка-то не только по имени и наружности, а еще и по силе различается. Бывает травка светлая, солнышком напоенная – для светлых, добрых дел годится. А бывает – темная, ночными росами укрепленная. Та трава-отрава злая, недобрые люди ее в темных делах используют. - Тяжело вздохнув, промолвила старуха и замолчала, уйдя мыслями в одной ей ведомое.
- Бабк, а бабк, - в нетерпении теребил Павлик старухину руку, - ну, Домна…
- Да, дитятко, - прервала свои невеселые размышления старуха и провела сухими, искореженными возрастом, но удивительно подвижными и чуткими пальцами по лохматой Пашкиной голове.
- А какие дела светлые?
- Вот когда дитя заболеет или коровка, из светлой травки напои делают или притирания. Если у человека скорбь или недомогание, или к примеру, ночное подкинется и человек спать не может – всё ему мерещится страх да морока какая – тогда светлая травка для облегчения ему служит. Опять же насекомых вредных отгонять или злых духов.
- А темные дела?
- Темные – это когда из зависти ли, соперничества ль хотят неугодного человека извести или скотину со двора. И тогда заговариваются бедовые травы, и злые люди творят горе. Мы их, Павлушка, собирать не будем, но различать их я тебя научу, мало ли пригодится в жизни, кто знает…
- Бабка, а мы сейчас будем все-все светлые собирать?
- Не все, дитятко. Одни травы-то собираются на рассвете, как только ночная роса сойдет, а утренняя еще не вызреет, другие – когда солнце поднимется и чуток пообсушит росу-то. А есть травы, которые собирать следует, когда солнце-то к покою клонится. Светлая ведь сила тоже разного свойства бывает: где крепче, а где послабже – смотря, что для чего нужно. И день нынче-то какой?
- Не знаю… - поднял плечики Павлушка, ручонки развел и губки коромыслом сложил, - длинный что ли?
- Середний, - улыбнулась Домна, - значит и травки середние собирать надобно. А неделя придет – недельные будем.
Бабка наклонилась, сорвала веточку с мелкими листочками и лиловым соцветием на верхушке и поднесла Павлику к лицу:
- Понюхай, до чего хорошо пахнет!
Павлик шумно втянул носом воздух, потрогал крохотные цветки и согласно кивнул:
- Ага, пахнет вкусно! Какое имя ей?
- Чабрецом зовется, от простуды детки пьют. Хорошо на воде заваривать и медку добавить, а еще лучше – на молоке. Младенчикам подушку чабрецом сушеным набивают, чтобы крепче спали, да силушек набирались.
Домна поискала в траве и подала мальчику другую веточку.
 – А это – кровь заговаривать, чтобы не истек человек, не умер…

Так и бродили они по пахучим травам, пока солнце не сморило Павлика. Тогда присели на муравушку в тени старого, раскидистого дуба. Павлик забрался к бабке на колени и, перебирая седые пряди, выбившиеся из Домниных кос, рассматривал лучики морщинок, струящиеся от глубоких глаз, в которых, казалось, само небо отражало свою предвечную мудрость.
- А злые люди - это только дед Боря?
- Нет внучек, их много…
- А как их узнавать?
- По делам: хорошие дела за добрым человеком густо следуют, а за недобрым – плохие горе несут обильно.
- А кого больше – добрых или недобрых?
- А вот подрастешь, лучше понимать станешь, тогда объясню тебе, сколько кого должно быть. Но ты не бойся, добрых всегда будет больше. Смотри в мои глаза - видишь воду глубокую? Следи, куда течет… У тебя, детка, светлая душа, и я научу тебя превращать злых людей в добрых… А теперь спи, дитя, отдыхай. Видишь, вода утекает в зыбкий туман… спи…
Загорелая ручонка разжалась, выпустив седую прядь, головка откинулась на Домнино плечо, ротик полуоткрылся и Павлушка заснул.

Жара достигла апогея. Назойливая муха суетливо ползала вокруг полураскрытого старческого рта, и его дыхание уже не беспокоило ее...