1.
Вода с журчанием огибала потемневшие от влаги и времени деревянные опоры пирса, уходящие в прозрачную глубь. Каждый камешек на дне был отчетливо виден, и каждый Элина знала, как родной…
Она выросла в Деревне на берегу Быстринки, в семье кузнеца. Их небольшая деревенька на сорок дворов делала жителей одной большой семьей, так что когда в десять лет Элина внезапно осиротела, её поднимали всей гурьбой, заботились, чтобы в хате у девочки оставалось тепло и светло, а малышка не умерла с голоду. Да и не такой уж малышкой она была в тот год, уже проворно вела хозяйство и потерю обоих родителей разом перенесла стойко. А ночные слезы маленькой девочки видела лишь подушка, да луна, заглядывающая в полузавешанное окно.
Дом её стоял на отшибе, дальше луг да мельница у реки, огибающей пригорок. С тех пор, как погас огонь в кузнице, жители Деревни ездили по этой нужде в Город, но в душе надеялись, что однажды появится в их краях умелец, который станет у наковальни с молотом в руках. Они не подозревали, что ровесник Элины, юный Петро, с детства липший с восторгом к окнам кузницы и наблюдал, но не решался войти внутрь, лелеял сразу две пламенные мечты…
Петро был сыном пастуха и пастухом по наследству, но не по призванию. С тех пор, как отец его занемог, парню приходилось сначала замещать, а потом взять пастушьи обязанности на себя. А в сердце его жила любовь в горячему пламени, бьющемуся в печи, да к дочери кузнеца – Элине.
Вторая греза постепенно осуществлялась, девушка доверчиво открыла свое сердце молодому пастушку. Они иногда встречались тайно на лугу, и вся деревня с замиранием сердца благословляла чудесную пару. Держась за руки, влюбленные провозгласили себя женихом и невестой. И знали, что скоро, очень скоро, они соединятся, родится новая семья. Вот только выздоровеет отец Петро, и тогда они сообщат о своем желании, попросят благословения…
Элина проворно вынула белье из пенящегося ледяного потока, покрасневшие от холода руки встряхнули наволочку, окунули вновь, побили о камни, а потом быстро выжали. То ли оттого, что уже перестирана куча белья, или потянуло сквозняком вдоль берега, внезапно девушке стало зябко. В солнечный теплый летний денек, она поежилась, словно стараясь стряхнуть мурашки, побежавшие по спине. Неведомое и непонятное желание обернуться. Элина тыльной стороной мокрой холодной ладони убрала прилипшие к лицу волосы и исподтишка глянула вполоборота…
Там, за лугом, протянулось поле, огромное, кажущееся бескрайним. А на самом его конце, у кромки леса, чернела серым камнем одинокая башня. От реки кажущаяся не больше мельницы, вблизи она угрожающе нависала, закрывая пол неба, вызывая в душе тоскливое чувство беспомощности, подавляла, обезоруживала, гнала прочь, наращивая в душе панику. Никто не знал наверняка, что это за место. Старики прозвали её Башней Колдуна и говаривали, что нечисто там. Однако в глубоком детстве Элина и Петро с другими ребятишками частенько прибегали к холодным, поросшим слегка мхом стенам, втайне от родителей, играли с упоением. Днем башня казалась местом безобидным, а лунными светлыми ночами четко пропечатывалась даже на фоне густого леса, высилась над деревьями. И не было такой силы, которая могла бы заставить самого смелого жителя Деревни отправиться туда после наступления темноты. Даже на спор. Даже на слабо. Впрочем, никакого Колдуна, никакой живой души вблизи Башни люди отродясь не видывали. Лишь самая древняя в Деревне бабка Прокопьиха вещала, что раньше, в годы её молодости, там пропадали молодые девушки. Тогда и Деревня была поболее числом дворов, не то, что сейчас. Бабку уважали, но так как на памяти остального люда бесследно не исчез ни один человек, всерьез россказней не принимали. Ну, даже если и так, если был там какой-то Колдун – так ведь, сколько лет минуло! Наверняка и нет его давно. А Башня осталась…
Пристально всматриваясь вдаль, Элина не могла понять, что же в этот момент вызывает внутри у неё непонятную дрожь. Иногда с девушкой происходило что-то странное. Вдруг накатывал волной ледяной озноб, потом так же быстро отпускал. И сейчас всё повторилось. И вновь она почувствовала на себе чей-то пристальный взгляд.
- Петро?… - неуверенно прошептали губы и сами себе не поверили.
Луг сегодня совершенно пуст, некому следить за ней, лежа в высокой душистой траве, грызя соломинку, смеясь прищуренными от солнца черными глазами. А потом выскакивать, бежать, чтоб обнять, закружить, зачаровать чертенятами, живущими в любимых зрачках. Сейчас же она тут совершенно одна. Тогда откуда эта тревога? Откуда было взяться неприятному волнению, мгновенно погрузившему краски летнего сияющего пестрого дня в серое марево тоски?
Она споро отвернулась, наклонившись над водой, с колотящимся сердцем дополоскала оставшееся белье, закинула на плечо (мокрые жгутики неприятно охладили кожу) и повернулась, чтоб поспешить домой. И сразу натолкнулась взглядом на незнакомца, стоящего у входа на пирс. Замерла, обмерла, а потом сама же удивилась внутренне своему страху. Это позже она долго раздумывала, как он смог и откуда так быстро и неслышно подойти, а в тот момент не придала значения. И даже нашла в себе силы улыбнуться.
- Добрый день!
- Добрый день.
Высокий стройный худощавый мужчина, довольно молодой, черноволосый, одетый вовсе не по-деревенски (скорее всего из Города, откуда же ещё, если не местный) поздоровался приветливо, но холодно. Светло голубые глаза искрились льдом, а улыбка не располагала к себе, а скорее сковывала собеседника. Элина инстинктивно опустила глаза. Заставила себя сделать шаг, другой. Сердце билось уже в висках, ослепляя, оглушая. Незнакомец галантно посторонился.
И когда девушка почти прошмыгнула мимо, её настиг мелодичный, чем-то завораживающий голос:
- Милая барышня торопится?
Элина встала, как вкопанная, озадаченно обернулась.
- Я возвращаюсь домой, - пролепетала она.
- Прекрасно. Могу ли я проводить?
- О… нет, спасибо, не надо, - быстро ответила девушка.
Непонятная тревога продолжала грызть её.
- Знаете ли, мне ведь самому нужна помощь, - вдруг признался незнакомец, - я в эти края крайне редко выбираюсь, боюсь заблудиться.
- Где же тут заблудиться? – удивилась Элина, - вся деревня, как на ладони. А вы из Города?
- Не совсем, - лаконично ответил мужчина, - гораздо дальше.
- А что ищете в наших краях? Тишины и покоя?
Девушка поймала себя на том, что они уже медленно, словно гуляя, двигаются к деревне. И – удивительно - эта совместная прогулка больше не напрягала её. Напротив, росло любопытство. В конце концов, они тут все так замкнулись в своем маленьком мирке, что даже случайные приезжие вызывают прежде страх. А как же гостеприимство?
А он, казалось, погрузился в себя.
- Покоя? Нет… отнюдь. Всё-таки любви. Чего ищет каждый из живущих, не задумываясь, инстинктивно. В природе человеческой искать любви. Обладания. Выдавать за любовь простое человеческое желание обладать и этим самым получать желаемое…
Элина усиленно старалась следить за его философскими повествованиями, и невольно смысл сказанного ускользнул от неё. Эти бездонные ледяные глаза холодили кровь, но завораживали. Сколько же ему лет, думала она, сколько? А потом стряхнула оцепенение и залилась румянцем. Незнакомец уже давно молчал и смотрел в упор. А она – надо же – глазеет на него с полуоткрытым ртом, как сельская девка-глупышка! И это при том, что у неё есть жених, любимый Петро!
А как он смотрит! Поглощающе, жадно, кажется, взахлеб пьет её душу…
Элина испуганно отвела взгляд.
- И надолго вы к нам?
- Не думаю… Места у вас красивые, но я сюда за другой красотой.
- А где же остановитесь? Вы знаете, у нас же нет гостиницы, приезжие у тетки Марфы ночуют, но, боюсь, вчерашние купцы заняли все места, съезжать ещё не собираются, и…
И вдруг он расхохотался.
- Так у тебя и остановлюсь! Дом кузнеца большой, места хватит, верно?
Элина споткнулась.
- Что вы! Так нельзя! Я живу одна и…
- И? – он поднял одну бровь.
- Не принимаю постояльцев! Что люди подумают?
- А тебе есть дело до их мыслей?
- Ну да, - Элина покраснела, зарделась, подобно маку, коих на поле росло в изобилии, - все знают, что у меня есть жених…
- Жени-и-их! – полувопросительно протянул незнакомец, - это меняет суть вопроса… Но не меняет дело. Уверен, парень не будет против.
Элина пришла в замешательство. Мало того, что её не слушают, не хотят услышать, так ещё и решают за неё вот так легко, походя. А ведь она совершенно не знает, что это за человек, кто он и откуда. Всеми нормами вежливости предполагается, что, просясь на ночлег, незнакомец должен бы представиться, рассказать о себе и своих планах здесь. А уж хозяйке решать – устроит её такое соседство или нет?
- Меня зовут Марек, - словно прочитав её мысли, галантно поклонился теперь уже знакомец, - в ваши края приехал на пару дней, не больше, думаю, управлюсь за этот срок. Так что неудобств не причиню, а плата будет достойной!
Он беззастенчиво сверлил, пронзал её глазами (разве человек может смотреть так?). Так, что мурашки по телу, что в летний день зимний озноб, что хочется скрыться от его взгляда, съежиться, уменьшиться, юркнуть ящеркой в траву и застыть там под лопуховым листом, переждать, пока гроза пройдет стороной. Гроза?
Она невольно глянула на небо. И впрямь сгущались тучи, хотя ещё минуту назад было солнечно, плотная серая пелерина заволокла небо, стянула, не оставив лучам ни прорехи. Так вот откуда озноб. И ещё это мокрое белье на плече… так сыро и холодно…
- А может, всё-таки к тетке Марфе? – с отчаянной надеждой предложила Элина, - одно местечко она выделит…
- Не люблю в тесноте, - с улыбкой поморщился Марек, ловко увлекая девушку под локоток к её же собственному дому.
Развешивая во дворе белье, Элина с опасливой украдкой посматривала за соседскую ограду. Не ровен час, появится над ней любопытная голова тетки Варвары, начнет расспросы, а девушке и рассказать ей нечего. Кто такой этот Марек, откуда и куда, почему именно у неё остановился? Обещал всё рассказать после того, как пообедает, пришлось угощать незваного гостя. Благо, хозяюшка Элина отменная, всегда готовы свежие щи и горбушка утреннего хлеба.
А вот сейчас как-то не по себе. Словно и дом стал вдруг неродным, в нем чужой человек, человек, не приятный сердцу, пугающий. Почему он там? Как получилось, что не смогла отказать? А может быть, пустые эти волнения, зряшные? Он действительно не обманул, щедро заплатил, ссыпав на подоконник немалую горсть монет. Пожалуй, она столько в деревенской пекарне и за месяц не зарабатывала. Если потерпит чуть-чуть его присутствие – шикарную свадьбу сыграют с Петро…
При воспоминании о женихе, Элина ощутила прилив бодрости, настроение поднялось. Зацепив за туго натянутую веревку последнюю выстиранную наволочку, она окинула взглядом полощущиеся «флаги» и обмерла. Батюшки, а где же ночнушка её? Вот постельные принадлежности, вот нижнее исподнее девичье, вот кухонные полотенца. А ночнушки любимой, мамочкой сшитой в приданое дочери давным-давно, когда она только крошкой под стол бегала, нет как нет! Аж сердце обмерло. Ещё раз припомнила – точно ли стирала? Ну да, как есть полоскала последней… Если здесь нет любимой вещицы, значит обронила по дороге. Ох, и как это могло случиться? А вдруг найдет кто? Стыд то какой!
Прижала ладони к пылающим щекам, метнулась к воротам. Потом вспомнила о постояльце и остановилась. Да что ему сделается, обедает ещё наверняка. Но всё же предупредить надо.
Когда скрипнула дверь, Марек поднял голову, ложка замерла на полпути.
- Извините, - пролепетала Элина смущенно, - вы кушайте. А я к речке быстро сбегаю. Забыла там кое-что. Я мигом!
Боже, какой бессвязный лепет, как нелепо! Показалось, странно сверкнули в ответ глаза, словно насквозь просветили. Кивнул заинтересованно.
- Успешных поисков.
Элина залилась краской и поспешила выскользнуть наружу.
А Марек застыл, глядя ей вслед, взгляд проникал сквозь пространство, зрачки расширились, но на лице не дрогнул ни один мускул. Вот, значит, как будет…
Неловкий по-ребячески стук в дверь, скрип:
- Эли, ты дома?
Марек спокойно поднялся навстречу робеющему гостю.
- Здравствуйте… - голос визитера дрогнул. Замер на пороге.
- Прошу, - учтиво улыбнулись ледяные глаза, - Элины в данный момент нет, но скоро вернется. Марек, будем знакомы?
- Пе-петро.
- Прекрасно.
И не обращая более внимания на смущенного жениха, Марек вернулся к обеду.
- А куда ушла Элина?
- На луг, - полная сосредоточенность на еде и чем-то ещё, невидимом для Петро.
- Тогда я лучше встречу её.
Парень с такой поспешностью ускользнул, что Марек ухмыльнулся. Люди не выносят его общества долго, правильно, так и должно быть. А этот мальчишка… с ним вообще не возникнет проблем.
Ложка легла рядом с тарелкой, взгляд сквозь пространство. Надо доводить дело до конца прямо сейчас, единственный вариант развития событий. Жить в её доме – зря терять время, эти дети слишком связаны.
Реальность – штука зыбкая. Очень пластичная для тех, кто знает это. Для привыкших бродить по мирам, один единственный – всего лишь комната в небоскребе жизни. И в каждой такой комнате совершенно другая реальность. Но это знают лишь те, у кого хватает храбрости и уверенности покидать привычную и передвигаться по зданию, жить то в одной, то в другой…
Пора забирать свое и менять комнату.
Тонкий розовый батист нежным крупным цветком проглядывал в траве, Элина увидела потерю, едва перешла мост. Пробежала по лугу с бешено колотящимся сердцем, подхватила стыдливо, оглянулась: нет ли кого поблизости, засмеют ведь. И тут словно тело охолонуло льдом, зашлось сердце – силуэт на мосту. Зыбкий, прозрачный, почти узнаваемый… Почему стало так страшно?
Элина успела лишь вскрикнуть и, прижимая к груди влажные кружева, опустилась на траву.
Петро увидел её ещё от пыльной деревенской дороги, разделяющей улицу. Тонкая девичья фигурка, замершая среди зелени луга. Потом она медленно оглянулась, будто ощутив его взгляд, и вдруг, как подрубленная, опустилась невесомо на землю.
Он бежал быстро, изо всех сил, как только способен был бежать, одним махом проскочил мост, задыхаясь, кинулся к ней… Три шага. Каких-то три шага, но почему луг вдруг растянулся, словно резиновый, почему она снова так далеко? И, чем больше рвется Петро к своей Элине, тем длиннее расстояние между ними, тем горше становится в горле, возрастает в сердце странное отчаяние, ощущение необратимой потери.
Лишь ветер шевелит белокурые волосы, разметавшиеся по траве, её платье. И розовое пятно на груди…
Навалилось какое-то сонное оцепенение.
А в следующий момент, словно неотвратимый морок, перед Петро возникла серая стена, ледянящий камень. Башня Колдуна. Ноги подогнулись, лбом прижался к треснувшей, поросшей мхом, твердыне, опустился на траву. Едва хватило сил в этом дурмане оглянуться. Как далеко мостик, река и его белокурый ангел!
Скрюченные пальцы цеплялись за мох, рот беззвучно открывался и последнее, что увидел Петро – прозрачный силуэт, смутный и зловещий, приблизившийся к его невесте. А потом уже с ней, бессильно повисшей на чужих руках, скользнул мимо сидящего без сил парня, вошел в башню…
И мир потух.
2.
«Пи-ик! Пи-ик! Пи-ик!»
Словно дрель в мозг. Ненавижу будильники! – подумала Элина, протягивая руку, сжав мобильный так, что он должен бы был задохнуться в агонии, но продолжал отчаянно пищать, молить теперь уже о пощаде. Пальцы привычно оборвали вопль.
Как он мог – безжалостный! – оборвать такой нежный, такой светлый утренний сон? В нем Элина любила и была любима очень трогательно, очень красиво. Чем же он закончился?…
А здесь она одна, и на улице снова морось. Серая стена тумана, мелких капелек, которые неприятно вдыхать, которые душат, заставляют закашливаться, с тоской мечтая о лете, о цветочном луге, на котором она никогда не была, о том милом парне, что приснился ей сегодня. Целая жизнь в том сне. А что здесь? Одиночество, работа, холодная пустая квартира и… дожди, бесконечные осенние дожди.
А так хочется быть любимой!
Элина коротко обругала себя за лень и заставила встать. В конце концов, не одна она в такую рань побредет по мокрым улицам, глядя в серое унылое небо. Все так живут. Все работают. Если повезет – встречают мужчину и заводят семью. А она только мечтает. И вроде реалистка, а живет одним днем. Вот что было вчера? Уже не помню. Что будет завтра – не знаю и не хочу знать. Жизнь – всего лишь вереница ранних подъемов и неподъемных погодных условий. «А так хочется проснуться от солнечных лучей на цветочном лугу…» - откуда эта мысль? Купить что ли сонник?
Элина шла по квартире, касаясь пальцами по-утреннему холодной мебели, ежась от сквозняка из форточки, от предрассветной осенней темноты за окном и ощущала, что это – не её, внутри всё сопротивлялось, куда-то рвалось и тянулось. Но какая же нужна смелость, чтоб разом оборвать весь устоявшийся домашний и рабочий уклад и хоть раз нарушить график. Этого Элина не могла себе позволить. Никогда не могла. А значит – в душ и на работу!
Пару секунд потоптавшись на пороге подъезда, решая – открыть ли зонт или эта моросня недостаточно убедительна, Элина всё же встала на сторону своей прически. Зонт взметнулся над головой, закрывая небо, в котором, впрочем, не было ничего такого, чем стоило восхищаться и любоваться, так что и не жалко! Утренние рассеянные сумерки шептали на ушко: спать, спать, спать…
Каблучки зацокали по тротуару. Скорее, скорее в метро. В потоке таких же беcколесных бедолаг, толкающихся и цепляющих друг друга парусами зонтов. Как же зябко, ещё и этот пронизывающий ветер! Есть надежда, что на станции прибытия погодка более щадящая, иначе совсем не хочется вылезать из-под земли, из объятий тепла и электрического света. Так сладко дремать в вагоне подземной электрички…
Но подарка от природы не случилось, и Элину встретил всё тот же моросящий, надоедливый дождь. Только ещё более усилившийся, и ветер здесь разгулялся не на шутку. Двести метров от метро и я на месте – подумала Элина – сразу горячий чай… И кто придумал, что библиотека должна открываться в 8 утра? Кому же в такую рань придет в голову… Первые книголюбы обычно появляются не раньше 10-ти. Но график есть график.
И в тот момент, когда Элина уже всеми фибрами души ощущала тепло рабочего помещения и тонкий книжный запах, заветная дверь маячила в двух шагах, а руки в кармане уже нащупали связку ключей, она, вероятно, слишком поторопилась, перепрыгивая бордюр – коварная щель-выбоина схватила за каблук и с наслаждением выкрутила его. В итоге трещина овладела законным трофеем, а девушка – осталась с покалеченной туфлей и ноющей болью в потянутой мышце. Прекрасное утро! Не успела горько подумать о том, что бывает и страшнее, как поняла – рано расслабилась.
В тот момент, когда она нелепо замерла на одной ноге, аккуратно опершись на другую, одной рукой попыталась примостить зонт между плечом и подбородком, а другой – достать ключи – порыв ветра коварно рванул зонт. Элине удалось удержать позиции, но не удалось избежать потерь. Тонко хрустнула спица в вывернувшемся наизнанку защитнике от дождя… Зонт вмиг стал абсолютно бесполезным симбиозом тряпки с железками.
И это был апофеоз утренних передряг. Потому Элина в сердцах выругалась и сунула ненужный хлам в ближайшую урну. А потом заковыляла уже не к спасительному теплу, а к ненавистному ежедневному заточению. И плевать на струи воды, стекающие с волос и бегущие по лицу так, что хочется зареветь – всё равно будет незаметно. И «до лампочки» весь этот муравейник родного мегаполиса, который с каждым годом делает её все несчастнее и несчастнее. Пусть бегут себе мимо и смотрят, как рыдает девушка под дождем – всего лишь винтик в механизме огромной махины этого города – сидя на ступеньках средоточия культуры. Кому какое дело, что на душе у ближнего? Одному роботу нет до другого никакого дела. Мы разучились улыбаться раньше, чем сочувствовать…
Серый город, серое небо, серое настроение…
Откуда этот ярко-голубой свет?
Элина подняла голову, и чужой взгляд обжег её.
Парень стоял на тротуаре, через дорогу. Он явно смотрел в её сторону, но и как бы не на нее, а сквозь пространство. Смутное ощущение, что где-то видела его, откуда-то знает и… в следующий момент незнакомец шагнул на дорогу.
3.
В деревне если не встаешь рано – ничего не успеешь. И хоть на селе ритм куда как спокойнее и размереннее, но забот поболее, чем в городе, поэтому час лишний проспишь – день потеряешь. Работа – она ведь никуда не убежит, а значит делать всё равно придется.
А встанешь ранехонько – и дела спорятся, и день словно растягивается – до вечерних сумерек успеваешь переделать всё-всё, да ещё и с девками песни попеть у реки на закате.
Но если ты уже не парень, а муж – то забавы эти не про тебя. Твоя забота – жену да деток кормить и оберегать. На глупости холостяцкие зариться не резон серьезному мужу.
Петро легко поднялся до рассвета, оберегая жену, встал тихонько – недавно младшенький родился, да ещё двое вон на лавках посапывают, устает родимая, Любушка его, пусть хоть лишний часик сна урвет, пока Жамирчик спит.
А ему в кузницу. Горн разжечь да готовиться: сегодня предстоит день рабочий: лошадок пару приведут, да топор новый выковать ещё вчера соседу пообещал… мало ли работы возникает, подчас и неожиданной? День-то длинен летом.
Первым делом наносил в избу дров и воду свежую, передвигался бесшумно, даже кот ухом не повел – не скажешь, что кузнец, что крупен и неповоротлив, привыкший к тяжелому молоту. Сам умылся на улице, у колодца, прищурился на слабое зарево на горизонте, поблагодарил мысленно за новый день. Петухи надрывались вовсю, кое-где забрехали собаки, люди постепенно поднимались на трудовые будни. Деревня…
И уже на полпути к кузнице, словно громом ударило над головой, так, что ноги слегка подкосились. Снова этот сон - вспомнил Петро. Опять она: смеющаяся, кружащаяся на летней лужайке, белокурые локоны развеваются, а взгляд серых глаз такой родной, что лишь руки протяни – и она в твоих объятьях. Пахнет травой луговой, легкое дыхание щекочет щеку, нежный шепоток:
- Петро…
- Элина…
И проснулся. Через ночь терзает его этот сон. После него встает, как пьяный, с кружащейся головой, ошеломленный. Грудь сдавливает такая странная тоска, зовет куда-то, бьется в сердце мелодичным голоском, смехом-колокольчиком. Элина… Кто такая? Нет у них в деревне прелестницы с таким именем и отродясь не было. Да и когда она впервые ему приснилась – и не упомнить уже.
Только с каждым таким видением что-то непонятное происходит с Петро. Вся прошлая жизнь меркнет, отступает в пугающее забвение. На прошлой седьмице полдня вспоминал, как познакомился со своей Любушкой, так и не вспомнил. Неужели запамятует и деток рождение? Как охолонуло Петро, дрожь пробежала по телу крепкого, казалось, отлитого из стали кузнеца. Колдовство какое-то, не иначе.
И помимо воли взгляд метнулся в сторону, туда, за околицу. Но не в сторону кузни, а на луг, туда, где высится под заревом пробуждающегося неба серая каменная башня. Башня Колдуна. И вновь померещилось ему, что в ней всё дело. Вот ещё, суеверие! – Петро поморщился, махнул кудрями. А в голове колокольчик:
- Петро-о-о-о…
4.
Никогда не считала себя легкомысленной – мелькнула мысль – а вот сижу в машине незнакомого парня и еду неизвестно куда, вместо того, чтоб отпереть дверь библиотеки и занять свое рабочее место. Что я делаю здесь, лихо махнув рукой и оставив позади табличку «ЗАКРЫТО»?
Он просто подошел, просто раскрыл над ней зонт. И вот она, словно повинуясь чему-то глубинному, из сокровенной женской потребности быть оберегаемой, протянула ему руку. Эти глаза… цвета толстого льда, слегка подсвеченного, но так же обжигающего. Они вдруг подарили ощущение заботы, сильного мужского начала, словно соприкоснувшегося с её женской сутью, завладевшего ею.
А потом молча ехали в его машине – она даже не обратила внимания на цвет. Всё, как во сне. Только эта синева. Этот лед…
Оттаяла Элина, пришла в себя лишь в маленькой уютной кафешке, уже сидя за столиком. Лениво шевельнулась мысль: как я здесь оказалась? И больше не тревожила.
Они с незнакомцем до этой минуты не разговаривали, он лишь заказал горячее какао и пирожки. А потом повернулся к ней и тепло, так что искорки заплясали в хрустальных, но больше не холодящих, глазах, улыбнулся:
- Меня зовут Марек.
Очень зябко от промокшей одежды, но от него исходит такое тепло! Хочется греться и греться, словно от батареи, как можно ближе… Горячая чашка с какао сомкнула на себе холодные ладошки. И внутри вдруг воцарился покой. Как будто и не она четверть часа назад была озлоблена на весь мир, опечалена его равнодушием и серостью. А сейчас, когда проявил к ней неслыханное внимание – заслуживает ли она его?
Марек смотрит пытливо в глаза. Ах да!
- Элина…
- Гречанка?
И тут она искренне рассмеялась.
- Знаете, Марек, все наоборот спрашивают у меня, что означает мое нераспространенное имя. И это приходится произносить мне.
- Извините, что опередил, - засмеялся он в ответ, - кушайте, так быстрее согреетесь!
Потом они долго и взахлеб говорили обо всем подряд. Скованность совершенно исчезла. Как старые друзья, встретившиеся после долгой разлуки, они рассказывали друг другу о себе всё, что случилось с момента их последнего расставания. И это было похоже на самый прекрасный в мире сон.
Элина всегда считала мужчин сродни инопланетянам, она не понимала их, не чувствовала и в разговорах часто попадала впросак, не умея предугадать реакцию и следующую их фразу. А сейчас всё складывалось на редкость сказочно и чудесно, будто бы она разговаривала сама с собой. Такая тонкая нить чувствования протянулась, казалось, между ними. И Элина со всем жаром горящего сердца хваталась за эту нить, боясь спугнуть сказку, столь неожиданно возникшую в её жизни.
А после этого незапланированного завтрака Марек объявил, что по каким-то старинным законам, после совместной трапезы, они почти родственники и просто обязаны перейти на «ты». Элина с приятной легкостью в сердце согласилась и даже позволила ему отвезти себя домой…
5.
Распаренный, горячий, мокрый, улучив минутку в перерыве между работой, оставив кузницу на юркого паренька, просящегося в подмастерья, Петро поспешил в реке. Самое время окунуться.
Холодная Быстринка властно бурлила в непогоду и мягко журчала в солнечный погожий денек. Сейчас солнце стояло в зените, но пирс был на удивление пустынен. Возможно, женщины устроили постирушки и прогнали шаловливых ребятишек, любителей понырять, а с тех пор, как ушли с чистым бельем, ребятня не успела понабежать. Тем лучше.
Ледяная вода легко приняла, обожгла разгоряченное тело, смывая копоть вместе с потом, остужая кожу и голову. Вынырнул, взревел от удовольствия, поднимая веер брызг, нырнул снова, поплыл под водой против течения, выгоняя из мышц усталость. Ведь всем известно, что усталость лечится активным движением. Если присесть или прилечь – мышцы тут же наливает тяжесть, лень, апатия… весь день, считай, пропал.
И когда уже в полной мере ощутил бодрость в теле, Петро вынырнул, позволил течению донести себя до пирса, вскарабкался на скрипучий дощатый настил. Уселся под солнышком, ощущая, как горит всё тело, как просит работы. Пора возвращаться в мастерскую.
- Петро-о-о-о-о…
Прозвенело над ухом комариком
- Петро-о-о-о-о…
Кузнец замер, а потом подскочил, как ужаленный. Обернулся с такой поспешностью, словно ожег его зов. Не жены это голос, не его Любушки. Чей? Тонкий, девичий, такой знакомый.
Покачнулся луг, пошатнулся мужчина, отчаянно всматриваясь вдаль. Ветер бродит беспрепятственно по своим цветущим угодьям, гладит или треплет разноцветные головки, волнует зеленое море. Но только он и бродит. Ни одной живой души! Что за наваждение?
И только в конце поля высится серая колдовская Башня. И екнуло вдруг сердце, оборвалось, заныло… ноги сами пошли. Очнулся на середине луга, одежда почти высохла на ветру и под солнышком. Куда? Зачем идет, словно повинуясь чарам?
Выругался, схватился за амулет на груди. Встал, как вкопанный, ни шагу дальше. Погибельное это место, даже для него, кузнеца, что со святой силой огня в дружбе.
- Петро-о-о-о-о-о…
- Элина! – вырвалось.
И лишь потом как кипятком обдало.
Застонал, отвернулся и бросился назад, к кузнице, что маячила, казалось, так далеко. И чудилось – не добежит никогда. Словно цепкая чья-то лапа сжала сердце и пригвоздила к серому камню. Мнилось, что воздух стал вязким, тяжелым. Мутило отчаянно, но шаг за шагом – и вот Петро видит уже босоного мальчонку в красной вышитой заботливыми маменькиными руками рубашке, топочущего с узелком горячего обеда к отцу в кузницу. Сынок.
И тут же отпустило сердце. Мир заиграл красками, стал легким и невесомым, ветер подталкивал в спину. А улыбка сынишки, как наивысшая награда, заставила Петро мгновенно забыть о происшедшем.
6.
Неужели она так соскучилась, истосковалась по мужскому вниманию и ласке, что, ещё толком не зная человека, настолько быстро доверилась ему и поддалась инстинктам. Как же споро всё завертелось, Элина сама изумлялась себе. Но уж очень потянуло её к Мареку, да и, чего кривить душой, боялась она недавних ледяных, пустых дней и ночей. Даже кошки у неё не приживались надолго, укоризненно рвались на улицу, гулять, а потом и вовсе не возвращались. И подруга была всего одна, Олеся, сослуживица. Но и та – лишь по долгу службы, других общих интересов у них не было.
И сейчас Элина впервые была счастлива. Впервые посмотрела на всю свою прошедшую жизнь с позиции счастливой женщины – КАК она могла так жить? Как она выжила ТАК?
Лунный свет заливал комнату сквозь тонкие занавески, рука спящего Марека покоилась у неё на груди, а сон не шел. Так хорошо, когда бессонница не в тягость, когда в радость любоваться (чуть повернув голову) мужественным профилем, чувствовать его запах, тепло тела.
Элина сладко поежилась, прильнула к нему, а две сильные руки сграбастали во сне, притянули, уверенно забирая в плен.
- Ты не помнишь, что видела во сне? – Марек умытый и побритый показался из ванной.
- Нет, - Элина легко пожала плечами, - помню только… что-то воздушное, цветочное, легкое… а что?
- Ничего, - он сладко улыбнулся, - ты не очень спокойно спала. Наверное, с непривычки.
- Это плохо? – смутилась Элина.
- Это хорошо, - серьезно сказал Марек, - значит, ты девушка не легкомысленная и гости в этой постели случались нечасто.
Девушку бросило моментально в краску от такой прямолинейности.
А потом дни потекли привычной чередой. Только теперь в этой череде было больше улыбок, внутренних и внешних. Элине казалось, что весь мир улыбается ей, поддерживает всячески счастье.
Марек теперь подвозил её на работу каждое утро и забирал вечером. Элина поняла, что значит быть семьей. И ей нравилось это. Нравилось то, что он не давил, не лез в душу, куда она с каждым днем всё больше готова была впустить его, поверить, что он – её судьба, её половинка.
Одно только странно. С тех пор, как они стали спать вместе, Элина поутру не могла вспомнить своих снов. Только смутные ощущения – но ни образа. А может и к лучшему? Те, старые сны о каком-то парне и деревеньке у реки мучали её невероятно своей недостижимостью. Просто она, наконец, не одна. Это были сны одиночества, безысходности, тоски. И теперь всё в прошлом.
7.
У кузнеца вся сила в руках. Если она вдруг уйдет, чем сможет помочь людям? Поднять молот, раздуть меха – на всё нужна крепость мышц. А они в последнее время что-то стали подводить Петро. Какая-то неизвестная слабость сковывала внезапно, бросала в дрожь руки и ноги.
Взять бы всерьез подмастерье, но не по этой причине! Нельзя смириться с тем, что странная болезнь завладела телом и как кузнец он уже несостоятелен. Надо изо всех сил стараться превозмочь немощь. Понять бы её причину…
А ещё хочется спать. Постоянно. Словно ночи мало, будто сон слаще яви.
Неужели это он – кузнец Петро - те странные видения, мучающие его еженощно, ощущает, как более реальные, чем его настоящая жизнь?
Пожалуй, и впрямь пора нанимать подмастерье.
8.
Марек был рядом постоянно, когда Элина находилась не на работе. Сначала это радовало, потом стало удивлять.
- А как же твоя работа? – однажды поинтересовалась она.
- Мой бизнес прекрасно вертится без меня, - усмехнулся Марек.
И впрямь, недостатка в средствах у них не наблюдалось, парень исполнял любое её финансовое желание, любой каприз. Другое дело, что Элина была не избалована таким положением дел и потому скромничала. Чаще Марек угадывал чудесным образом, что ей нужно, чем она просила его напрямую.. Она не решалась также спрашивать, чем он занимается, а любимый не обсуждал с ней свои дела.
Теперь у Элины было внимания с избытком.
Вечерами они сидели на кухне, пили чай, смотрели за окно на сияющий огнями город (теперь она и его искренне любила!) или на расплывающиеся в водных потоках дождя огни, или на туманное марево… Больше молчали. Марек был немногословен. А в последнее время он стал всё чаще серьезно вглядываться ей в глаза. Словно хотел спросить о чем-то. Зная его прямолинейность, Элина не сомневалась, спросит обязательно. Но, вероятно, он не знал, как к вопросу подступиться. А спрашивать самой было неловко. Она так и не смогла глубоко проникнуть в душу любимого за эти два месяца, что они прожили вместе. Но вот когда он улыбался – растворялась в его улыбке, и сомнения, недомолвки, опасения, всё отступало на задний план.
- А знаешь, ты для меня всё ещё загадка, - признался однажды Марек, варя себе кофе, - и впервые мне не хочется спешить с разгадкой. Эль, кажется, я нашел ту, что нужна мне.
- Когда-нибудь ты разгадаешь меня и уйдешь? – подмигнула Элина, помешивая зеленый чай.
- Мы уйдем вместе, если разгадка будет такой, какую я хочу.
- И куда же мы уйдем? Откуда?
- Твоё имя для меня не тайна, а знаешь ли, что обозначает мое?
- Вероятно, оно несет какой-то необычный смысл, потому что никогда до знакомства с тобой я не слышала его, видимо малораспространенное?
- Разумеется, - кивнул парень невозмутимо, притушил огонь до минимума и присел напротив.
- Если ты такое значение придаешь именам - расскажи! – потребовала Элина, ощущая, как разгорается огонек любопытства в груди.
- Я действительно прислушиваюсь к именам. Их носители всегда и на все сто подвержены влиянию их значения, их энергетики, вибраций, рожденных звуком. Если человека не устраивает суть имени, он меняется его и всегда попадает «в точку» с новым, характеризуя себя безошибочно. Марек – значит, «живет в двух измерениях», - улыбнулся любимый, - понимаешь, что это значит?
- Кажется, да… Ты ведь не о сне и яви говоришь?
- Умничка. Но с другой стороны – что такое сон? Можем ли мы быть сейчас уверены, что не снимся друг другу?
Он так пытливо вглядывался ей в лицо, что у Элины замедлилось вдруг сердцебиение.
- Мои сны мучают меня, а ты наоборот, - жалобно выдохнула она.
- Ты ведь давно не помнишь их.
- Да, и не хочу. Мне хорошо наяву, сейчас, с тобой! – она положила свою ладонь на его руку, накрыла её, словно вцепилась в спасительную соломинку.
- Можешь быть спокойна, солнышко, даже во сне всегда есть возможность выбирать, в какой реальности быть, что уж говорить про наше существование. А вот на тему – устраивает ли тебя этот мир – мы поговорим позже, не возражаешь? – он вскочил, выключил кофе, перелил его в кружку и в два глотка, даже не обжигаясь, выпил, - мне нужно решить пару дел. Прости, но подвезти не смогу, не мучайся в метро, возьми такси, хорошо?
Когда Марек ушел, Элина сидела ещё какое-то время в ступоре. Вот и приоткрылась ещё одна грань её немногословного мужчины. Он более глубок, чем может показаться. И впервые девушка ощутила смущение и смутную неуверенность.
9.
- Что с тобой происходит?
В теплых васильковых глазах Любушки плещется такое волнение, перемешанное с испугом, что Петро сам не знает, что ответить, чтоб не напугать жену ещё больше, а успокоить и объяснить. Но что объяснить? Ведь и сам ничего не понимает…
Сегодня ночью она остановила мужа в сенях. Не дозвавшись от кровати, кинулась следом. Петро спал на ходу, оделся во сне, и уже было шагнул за порог. Тормошила, звала, и едва разбудила… но перед самым пробуждением с его губ сорвался стон: Элина…
- Петро, ты… ты полюбил другую? Кто она – эта Элина?
В губах ни кровинки, сердце замерло в ожидании ответа. Сейчас он скажет «да» и разобьется их выстроенный на фундаменте любви мирок. Так ли уж крепок этот материал? В глазах всё закружилось, когда Петро шевельнулся.
- Любушка… тебя одну люблю. Приснилось что-то, забудь, не знаю я никакой Элины.
Как же стало вмиг светло! Прижалась со всем жаром к любимому, зарылась руками в густые кудри, словно желая слиться воедино. Маленьким облачком повисла тревога, но прогнала прочь её: это был просто сон, всего лишь сон.
А в кузне Петро сумрачно прошелся от двери к печи, остановился, задумался… Работы было немного, основные заказчики повалят завтра. Разве что к обеду придет Бурька – мальчишка с окраины, сын мельника, пробоваться в подмастерья. Ох, как претила эта мысль Петро, как мучительно было ощущать себя беспомощным, ну что за напасть? Словно морок какой-то: слоняется неприкаянно, тоскует не пойми о чем, и одна мечта: лечь поспать.
10.
Она не стала брать такси.
Путь на работу (до метро и от метро), выверенный до мелочей, привычный и знакомый до малейшей щербинки в асфальте, был для Элины уже машинальным, мозг отключался на этом маршруте и она уходила в себя, размышляла о разных вещах. До сегодняшнего дня она обдумывала сны, но сейчас столкнулась с невозможностью этого. Потому что впервые не помнила хотя бы смутно.
Сны спасали её от серых будней достаточно крупного города, от бетона и стекла, от отчаянья и безнадежности.
А сейчас она была довольна жизнью, счастлива даже, удушливый плен зданий и дорог не мучил так, мысли разбегались от него к Мареку, вот о ком хотелось смаковать каждое воспоминание.
И вместе с её отношением к городу, как к тюремщику, изменилось и зрительное восприятие города. Он теперь казался… ненастоящим. Отпустив от себя мысль об индустриальном мучителе, она увидела его всего лишь декорацией. Как странно, но город больше не ощущался чем-то огромным, давящим, всемогущим. Сейчас Элина воспринимала окружающую реальность зыбкой, неуловимо неустойчивой.
Рассеянно передвигаясь по улицам, девушка вглядывалась в людей и они казались ей отчего-то почти неживыми. Куклами, ботами из компьютерной игры. Двигались одинаково, реагировали одинаково безэмоционально, даже не обращали на неё внимания совершенно идентично. Элине прямо захотелось что-нибудь такое выкинуть, чтоб расшевелить эту массу, обратить внимание толпы на себя, убедиться, что они так же реальны, как она сама. Впрочем, на это не хватило мотивации. Может и она уже такая же? Что делают города с людьми…
А на работе всё было как прежде. В библиотеке время словно застывает, скручиваясь в улитку, которая ползет медленно-медленно, лишь иногда высовывая усики (проконтактировать с окружающим миром), эти дни знаменуются какими-то праздничными мероприятиями и встречами, а потом вновь – по кругу. И все эти мероприятия из года в год повторяются, их можно предсказать. Даже подготовка к ним царит в сонной привычной неспешной атмосфере… А куда спешить здесь, где можно переговариваться лишь шепотом, где всё уставлено стеллажами с дверцами в иные миры. Открываешь книгу – и исчезаешь из этого. Потому Элина так любила читать. Потому она и устроилась сюда работать. Но на большее её не хватало. Чтобы реально изменить свою жизнь, сорваться куда-то… (в какие там другие миры? И в этом-то есть множество мест) это было почти невероятным для Элины. Она могла лишь мечтать. Мечтать, что кто-то сделает с ней это за неё, подарит сказку. Какой-то нелепый страх и неуверенность останавливали её от решительных действий, и так было всегда. Город цепко удерживал её, он знал, что стоит отпустить – и она никогда больше не вернется. Ведь он сам существовал только засчет нескольких живых людей. С мечтами, с устремлениями. Питался их энергией и крепко держал.
Едва увидев коллегу на пороге, Олеся сонно потянулась и в который раз завела:
- И чего мы тут делаем в такую рань, Элька? Какой идиот припрется ни свет, ни заря? Это же би-бли-о-те-ка, а не ларек, куда не зарастает народная тропа!
- Надеюсь, и к нам не зарастет, а то без работы останемся, - буркнула Элина, недовольно (хоть бы раз подруга чем-то удивила, поразила, начала день с другой фразы!)
- Кофе будешь?
Олеся скрылась в подсобке, деловито застучала туркой, зашуршала пакетами с печеньем. Всё, как всегда.
А Элину вдруг так сморило.
- Лесь, если ты не против, я подремлю полчасика до начала потока?
Та показалась в дверях с пакетиком кофе. Хитро подмигнула.
- Ночка бессонная выдалась?
Элина неопределенно пожала плечами, пряча глаза.
- Ну, поспи, конечно, о чем разговор. Убери там мою сумку с диванчика…
Рядом с подсобкой был склад, на который девушки стащили некоторое количество мебели и он вполне годился для отдыха, куда больше, чем подсобное помещение с кушеткой и стульями, специально отведенное для этих целей. В их маленьких книжных владениях подсобка теперь выполняла функцию кухни, а склад – комнаты отдыха.
Элина разулась и аккуратно улеглась, а потом свернулась в клубочек. Сон словно ждал этого – напал моментально, будто зверь из засады.
11.
Родная Быстринка всё так же мягко несет свои воды. В воздухе густо стоит аромат полевых трав, лишь изредка разбавляемый тонкой цветочной струйкой ветерка, гуляющего по полю. Даже солнышко – свое, родное, особенное – словно гладит по волосам, шепча: с возвращением!
Босиком по траве, шелковой, нежной, взахлеб пить сладкий воздух, смеяться во весь голос! Я дома!
Скорее на пирс, опустить ноги в ледяную воду, смыть кошмар, что пригрезился. Надо же – она в огромном городе: пыльном, шумном, равнодушном… Как быстро течение!
- Элина!
И сердце сладко оборвалось.
- Петро!
Вскочила путаясь в юбках, побежала к нему через мостик, такой привычный, чуть поскрипывающий под ногами. Как сладостны объятия! В груди пронизывающая, томительная, но такая приятная боль – захлестнула, и тут же растворилась. Он целует её губы, волосы, плечи…
- Милая, любимая…
- Петро, наконец-то я вернулась, - задыхаясь, шепчет Элина, - я была как в кошмаре, далеко отсюда…
Он вдруг чуть отстраняется, смотрит грустно.
- Элинушка, я тоже. Но мы до сих пор там, родная. А здесь… это просто сон. Мы спим и снимся друг другу, понимаешь?
- Нет! – протестующее, отчаянно замотала головой, - нет, только не это! Не хочу!
Она не помнит, когда просыпается – понял Петро с тоской.
Прижалась так жарко, так тесно, словно чтоб раз и навсегда слиться с любимым, чтоб никакая реальность больше не разъединила.
- Как такое может быть? – зашептала ему в ухо, едва не плача, - мы же вот тут, вместе, это наша Деревня, мы здесь выросли, мы любим друг друга, почему мы разлучены?
- Не знаю… - Петро сжимает девушку сильно до боли, но она только рада, - я не хочу просыпаться.
- Я тоже… - не выдерживает она и плачет.
- Пойдем, скорее, домой, - он тянет за руку.
Кажется, что окажись они за порогом дома – и защищены, и смогут навсегда остаться здесь, проснуться здесь. Правда, после множества попыток им так и не удалось этого. В каждом сне они чуть-чуть не успевали…
- Мой ближе! – сворачивают к кузне.
У Петро на миг перехватывает дух: а вдруг откроется дверь и оттуда выглянет Любава с детками, что если и во сне продолжится его плен? Но нет, дом словно слегка подзаброшен, забыт…
И вдруг гул. Сильный порыв ветра принес этот низкий звук, стелящийся по самой земле.
- Нет… - Петро побледнел, сжал руку Элины с таким отчаяньем, будто налетевший ветер мог её вырвать, - только не это, ещё хоть несколько секунд…
- Петро! – Элина вспомнила, что произойдет в следующий момент, но никак не могла этому помешать.
А до родного порога оставалось-то всего несколько шагов!
Они оглянулись одновременно и увидели уже не в первый раз, обреченно, как пошло волнами пространство, и волны эти исходили от далекой, серой, холодной Башни Колдуна.
12.
Элину словно подкинуло на диване и проснулась девушка в слезах, вскрикнув от неожиданности. Села, вцепившись в подлокотник, переводя дыхание. Словно вынырнула из большой глубины, когда уже не хватало воздуха… Господи. Что же такое приснилось ей, что по щекам бегут слезы, а сердце тоскливо сжимается?
Заглянула Леся.
- Подруга, что случилось? Ты меня звала?
- Нет, нет, - торопливо ответила, вытирая лицо.
- Плачешь? – удивилась Олеся, - ну-ка, давай, рассказывай, что у тебя происходит?
Она подошла, присела на диван рядом, прижав Элину к спинке.
- С Мареком поссорились или другие какие-то проблемы? Скажи мне, может помогу как-то?
Она смотрела участливо, но Элине вдруг стало не по себе, словно сейчас на неё глядели из глубины светло-карих глаза подруги голубые глаза Марека: участливые, но настороженные, взволнованные, но цепкие. И, неожиданно для себя (ведь хотела уже рассказать про сон) Элина соврала.
- Да ну, глупости всякие, не беспокойся. Руку во сне отлежала, - улыбнулась «виновато», - вот и приснилось, что мне её маньяк топором отрубил, представляешь? Орала, рыдала во сне. Оказывается, не только во сне.
Как же противно от лжи!
Олеся вздохнула и перекрестилась.
- Ну, как говорится, «куда ночь, туда и сон», забудь, подруга. А то я уж подумала, что у тебя на личном фронте беда. Ты держись за Марека, не ссорьтесь, он мужик серьезный и любит тебя, как мальчишка.
- Правда? Это так в глаза бросается? – кокетливо улыбнулась Элина.
- Ну, ещё бы!
Они рассмеялись с явным облегчением.
- Ладно, потехе час, а дело тоже требует времени. Я пошла, ты приводи себя в порядок и тоже подтягивайся, - подмигнула Олеся, получила ответный кивок и вышла.
Элина осталась сидеть. Улыбка медленно сползла с лица, она только осознала, что, пожалуй, это единственный раз за долгое уже время, когда она не забыла сон, проснувшись, наоборот, помнила его весь до малейших деталей. И было такое ощущение, что множество-множество снов, забытых ею благополучно, были о том же.
- Петро… - прошептала она с горечью, смакуя имя парня из сна.
Я люблю его, подумала с тоской. А как же Марек? Его тоже люблю. Но… один там, другой здесь. Какой мир мой, родной? Почему сновиденный мир кажется не менее реальным, чем этот? Почему такая грусть гложет сердце?
Накатило. Захотелось вдруг сбежать куда-то. Вновь, как и каждый день (что случалось спонтанными приступами), потянуло прочь от городской суеты, на природу, туда, где тихо и можно подумать, поразмыслить.
Но – работа! Цепи, которыми она прикована на ближайшие несколько часов к этому месту, не дающие никакой возможности выбраться.
А голова просто закружилась от желания вырваться за город, пройтись босиком по траве, послушать пение птиц… хотя бы на полчасика!
И вдруг Элина решилась. Вдруг стало всё абсолютно неважно, сон, который всё ещё стоял перед глазами, будто придал сил и пофигизма. Однажды она уже убежала с работы ради гармонии на душе, неужели ещё раз не отважится? Что ей будет за этот побег? Максимум выговор, ну, может, штраф – в худшем случае. Но Олеська-то подруга, прикроет, если что.
Пока не остыла решимость, Элина подтерла размазавшийся макияж на лице, схватила сумочку и выскочила в коридор.
Леся сидела за конторкой и принимала первых посетителей, улыбалась им вежливо и приятно. В общем, вся погружена в работу.
Элина хотела было позвать её, соврать второй раз, что выскочит в магазин ненадолго, но та была так занята, что мешать девушка не стала. Просто тихонько выскользнула в дверь.
13.
Через 45 минут и две пересадки на маршрутках, Элина была за городом. И здесь всё было иначе.
Она брела по тенистой лесополосе всё дальше, прочь от шоссе, углубляясь в дикие заросли. Запоздалая мысль о змеях не уменьшила желание продолжить путь. Даже здесь, примерно в полукилометре от дороги, куда уже не долетал шум автотранспорта, но всё ещё встречались накатанные тропинки, под ногами хрустел выброшенный мусор, а бутылки попадались глазу то тут, то там. В общем, следы пребывания «цивилизованных людей». Да, люди, любящие цивилизацию, на самом деле не любят никого и ничего кроме себя. Они говорят о том, как им нравится бывать на природе, но, бывая там, плюют на неё. Разве мы стараемся замусорить места, в которых нам нравится? Природе нужны плоды нашей обожаемой цивилизации? Отнюдь. Любите её, родимую, то бишь, цивилизацию – вот и сидите там, мусорите в своих квартирах, если уж свинство настолько вошло в привычку.
Элина удивилась, с какой горячностью возмутилась внутренне и пожалела, что с собой нет пакета, чтоб навести хоть маломальский порядок. А потом лесополоса закончилась и она, шагнув мимо последних сплетающихся меж собой ветвями деревьев, на открытый простор, ахнула и замерла завороженно. Перед девушкой расстилалось огромное поле. Настоящее нетронутое русское поле с полевыми цветами, стрекочущее, благоухающее. Всё, как во сне. А вон там, вдали, за полем, едва виднеются крыши – ряд домиков… Может, недалеко ещё и речка есть?
Элина задохнулась от эмоций так, что закружилась голова. Она сделала ещё два шага и уселась прямо на траву.
Сидела, любовалась, дышала, пока не припекло солнышком. Тогда разулась и быстро-быстро пошла по мягкой, абсолютно не колкой, траве. Куда она шла, зачем – не знала сама, да и не хотелось думать совершенно, просто двигаться, пока ноги несут. Посредине поля остановилась. Домики уже было видно больше и отчетливее. Но они не вызвали в ней отклика, чего-то смутно знакомого, на что вероятно Элина надеялась, может быть пытаясь как-то увязать сны с явью…
Девушка села, а потом и легла на траву, бросив сумку и босоножки рядом, уставилась, прищурившись, в небо, и стала думать.
Та Деревня, с протекающей рядом Быстринкой, снилась ей столько, сколько она себя помнит. До знакомства с Мареком она по утрам отчетливо лелеяла в памяти каждый сон. С тех пор же, как они стали жить вместе, просыпаясь, она напрочь забывала ночные видения. Это странно, но с этим можно смириться. Смириться же с тем, что во сне ей слаще, чем наяву, роднее, и прекраснее на душе, Элина не могла. Ей хотелось вернуть те дни, когда утро становилось продолжением истории о ней и Петро, хоть и в её голове, но всё же – они скрашивали её будни. Сейчас же девушка отчаянно тосковала, не отдавая себе отчета – отчего. Но и с Мареком расставаться не видела для себя приемлемым.
И вот только здесь и сейчас она ощутила себя на своем месте…
Трель мобильника заставила Элину вздрогнуть. О, Господи, она умудрилась уснуть прямо посреди поля, в траве, сколько же времени прошло?! Девушка вскочила и вдруг рассмеялась: она не видела ничего сверхъестественного в этом или комичного, она рассмеялась от избытка сил и энергии. И как-то не вязался звонок мобильного телефона со всем этим природным великолепием. Отвечая, мельком глянула на экран: продремала не больше получаса.
- Привет, солнышко!
Она рада услышать голос Марека, но сейчас предпочла бы тишину.
- Ты где?
- Любимый, я за городом, - просто и бесхитростно ответила Элина, - тут так хорошо! Ты не представляешь… Я уснула прямо в траве!
Детская радость, восторженная, искренняя, бурлила в ней.
- Что ты там делаешь? – удивился Марек, - а работа?
- Работа не волк, по следам не найдет, - усмехнулась Элина, - уже возвращаюсь…
Они ещё поговорили пару минут, девушка отчетливо чувствовала в голосе любимого тревогу. Но оно и понятно: дорогая и ненаглядная торчит непонятно где в рабочее время, даже объяснить толком не может, где конкретно «за городом», совсем одна и отказывается, чтоб он приехал за ней. Ну а как иначе – испортить такое природное великолепие выхлопными газами? Да и неизвестно – сможет ли он заехать сюда?
А уходить не хотелось. Сжав зубы, Элина едва заставила себя обуться, и принялась напряженно всматриваться в лесополосу на горизонте. Вот где-то там шоссе и её привычная тусклая жизнь. А вон там, с другой стороны, хутор или деревенька, куда манит её сердце, прийти и остаться. Поменять прошлую жизнь на новую.
А на небе сгущались тучи. Наверное, через пару часов будет гроза, не зря так душно с самого утра – подумала Элина. Начал погромыхивать гром, глухо так, предупреждающе.
Вот классно – ещё и под дождь попаду! – и Элина расхохоталась. Вообще (мелькнуло в голове) так себя ведут только безумцы: смеются без причины или там, где вовсе не стоило бы.
Но до лесополосы шагать минут сорок, по любому не успею до начала грозы.
Пошла, весело размахивая сумочкой, и уже через пару минут услышала позади мягкий ритмичный стрекот. Оглянулась. Чуть поодаль, по невидимой отсюда тропинке, её нагонял парень на мопеде.
- Э-эй! – помахал он ей, как старой знакомой.
- Привет! – помахала и она, широко улыбаясь.
- Вы не местная, из города, – он догнал её, - заблудились?
- Да нет, мне туда, к шоссе, - махнула рукой и рассмеялась, когда раскат грома прокатился прямо над головой, а поднявшийся ветерок взъерошил волосы.
- Садитесь, домчу в один миг, - пригласил парень, - даже ойкнуть не успеете.
- Надеюсь, ойкать мне не придется, - подмигнула Элина, решительно садясь позади.
14.
Парень не соврал, домчал быстро, и когда забарабанили первые капли дождя, Элина уже ехала в маршрутке по городу. Сейчас спускаться под землю ей не хотелось. Как только они расстались у первой загородной остановки, незнакомец на мопеде повернул обратно. Элина удивилась, потому что думала, что он едет куда-то по делам. В самом деле, не из-за неё же он выехал из дома?!
В городе дождик накрапывал еле-еле, наверняка, весь ливень остался там, в поле. Живо представилось, как бегают деревенские детки между струями и кричат: «Дождик, дождик, лейся пуще, пусть растет пшеница гуще!»
Но тут же отмахнулась от этой заманчивой и сладкой мысли. Насколько хорошо девушке было там, настолько плохо вновь оказаться в кабале этих серых бетонных и кирпичных стен…
А ещё Элину вдруг начали раздражать люди. Хмурые, совершенно неэмоциональные, они сидели в маршрутке в одинаковых позах, подобно куклам, входили и выходили на остановках, какая-то машинальность, безжизненность сквозила в каждом движении. Весь мир вдруг почудился одной большой картонной декорацией…
А потом заболела голова. И потому, вылезая из душного авто в дождевую, хоть и удушливую, но свежесть, Элина вздохнула с облегчение, закрыв на мгновение глаза. И тут же столкнулась с кем-то.
- Ой, извините, - вырвалось по привычке.
Но девушка, которую Элина едва не сбила с ног, промолчала, выровнялась и продолжила путь, как-то кособоко держа зонт.
Элина пожала плечами. Реальность казалась зыбкой, непонятно неестественной. Хмыкнула. Кофта прилипла к вспотевшему в транспорте телу, а теперь продолжала мокнуть под дождем.
Сделала два шага и будто нечаянно пихнула локтем парня с плейером. Тот шарахнулся в сторону, но даже не поглядел в сторону Элины. Выровнялся, продолжил путь.
«Я всё ещё сплю что ли?»
Рискуя показаться сумасшедшей, Элина уже нарочно и не скрывая этого, догнала и толкнула в спину невысокую толстушку под темно-синим зонтом, ожидая услышать ругательства в свой адрес, ну хотя бы изумленные возгласы… Но нет. Толстушка споткнулась, однако удержала равновесие и, не оборачиваясь, скрылась за поворотом.
Дождь усиливался. А у Элины кружилась голова, бешено колотилось сердце и всё плыло перед глазами. Она рванулась через дорогу к родной до боли библиотеке, споткнулась, услышала сигнал машины, побежала, не разбирая пути. Под руку подвернулся какой-то мужик в полосатой майке, торопливо бегущий навстречу…
И Элина разозлилась. Что, в конце концов происходит? Что за театр абсурда?! Как будто она невидимка… да нет, даже хуже, на невидимые нападения была бы хоть какая-то реакция. А тут… словно они все роботы, муляжи, движущиеся по заданной программе, корректируя её в случае сбоя.
Злость на что-то непонятное, происходящее с ней, затмила глаза. Элина взвыла и пихнула полосатого мужика, оттолкнула от себя с такой силой, что тот не удержался на ногах, упал и покатился кубарем прямо под колеса встречного автомобиля. Элина вскрикнула, пятясь, но водитель даже не ударил по тормозам. Переехав несчастного, он какое-то время ещё прокатился, остановившись в метрах десяти от происшествия. Из машины никто не вышел. Элина попятилась, зажимая рот рукой, а к пострадавшему уже стекались люди. Они собирались молча в толпу, окружая трагедию, пока полностью не скрыли её из виду, стояли под дождем, как манекены.
Но и того, что успела увидеть девушка, было достаточно, чтоб понять – мужчина или мертв, или останется инвалидом.
Элина пятилась и пятилась, пока не достигла тротуара. Тогда она обернулась, покачиваясь, преодолела оставшееся расстояние, дрожащей рукой открыла дверь и вошла.
Сейчас, находясь в кошмаре наяву, девушка ожидала всего, чего угодно: что внутри будет вовсе не библиотека, что вместо Олеси за столом окажется кто угодно незнакомый, выяснится, что она сама тут никогда не работала… Но Олеся, подписывающая формуляр, подняла голову и махнула ей приветливо.
На подкашивающихся ногах, Элина добрела о конторки, обошла её и уселась на стул позади коллеги. Когда отошел последний книголюб, и та освободилась, Элина позвала:
- Лесь…
- А?
- Там, на улице авария случилась, мужчину сбила машина.
- Да ты что? – Олеся вдруг проявила живость, обернулась, - кошмар какой…
- А ещё там дождь… - пробормотала Элина, опустив голову. Если подруга начнет расспрашивать о подробностях, она выложит всё, как есть.
Но та, разом утратив интерес, встала, взяла стопку книг и направилась к стеллажам. Элину снова захлестнула непонятная волна раздражения. Она вскочила, под сирену скорой помощи с улицы, догнала подругу, ещё с утра бывшую такой живой и общительной (может, обиделась?).
- Леся! А тебе совершенно не интересно, куда я в разгар рабочего дня уходила на несколько часов? – запальчиво воскликнула Элина.
- И куда? – вяло поинтересовалась та, расставляя книги.
- Просто гуляла, - пыл слегка поугас.
- А… - девушка продолжала заниматься делом.
Да что же такое происходит?!
Элина развернулась и убежала в подсобку. А там, усевшись на стул, принялась нервно набирать номер Марека. Если ещё и ему она вдруг стала безразлична, как целому миру, то это действительно безумие…
- Привет, солнышко, - тепло сказал Марек.
И Элина расплакалась. Она бессвязно бормотала в трубку, что происходит что-то не то, что всё вокруг неё странным образом поменялось, что она, кажется, сходит с ума… Но на это Марек лишь успокаивающе ответил, что всё хорошо, что завтра будет всё, как раньше, и что сейчас он заедет за ней на работу. Она просто очень устала, перегрелась за городом на солнце и нуждается в отдыхе.
Он и правда забрал её очень быстро. Леся не обратила никакого внимания на повторный уход подруги, она была занята посетителями.
15.
Петро плакал. Плакал, как ребенок.
В ожидании Бурьки, он переделал все дела, завалился на сеновал за кузней и неожиданно для себя уснул. И этот сон… он был ярче остальных. С глаз кузнеца будто пелена спала. Он вспомнил всё: Элину, их любовь, их планы на будущее. Но как? Откуда она? Кто она? Куда делась? Почему он с Любавой и не помнит, как всё произошло. Не помнит свадьбы, рождения детей, ничего.
Слезы катились по обветренному, закаленному огнем мужскому лицу, а он неловко стирал их пыльными от сена руками, размазывал по лицу, как мальчишка.
Встал, покачиваясь, как пьяный. Казалось, все его силы остались там, во сне, где они с любимой пытались спастись. Но от чего?
Вышел из прохладного полумрака сеновала на припекающее солнце, глянул в сторону Деревни, своего дома, словно боясь чего-то, окинул взглядом поле и уперся им в серую громаду Башни Колдуна. Сердце защемило, заныло в груди тоскливо, пронзительно. Словно он чего-то не помнит, самое важное запамятовал… Сам не заметил, как сделал шаг, другой, а потом ноги сами понесли его к мосту через реку, туда, на луг, к каменному логову. Петро не знал, что так тянет его туда, зачем, но уже не мог не повиноваться внутреннему зову.
И только удивленный окрик Бурьки настиг его уже на мосту, охладил, помог стряхнуть страшный морок и вернуться.
16.
Ночью, лежа в кровати, уже перед тем, как заснуть, Элина думала. Почему рядом с Мареком ей так спокойно, защищенно и кажется, что любая беда или неприятность надумана, зыбка? Вот и сегодня он привез её домой, успокоил, в объятьях любимого всё происшедшее днем потускнело, смазалось, казалось несуразицей, не стоящей нервов. Ну, подумаешь, мало ли какие происходят вещи, люди бывают рассеянные, или просто пофигисты. Разве что судьба мужчины в полосатой майке будоражила её, но Марек сказал, что она ни в чем не виновата, это просто несчастный случай. Чтоб не брала в голову.
По правде говоря, девушка ждала, что он ужаснется, будет в шоке, и спокойная реакция (словно знал) её удивила. Человек ведь возможно погиб из-за неё! А Марек улыбается, словно она сломала куклу. Гладит её по голове и утешает, как бы: кукол у тебя много, они иногда ломаются, ну что поделать…
Потом они снова разговаривали о будущем, кто каким его видит. Вдохновленная поддержкой, Элина рассказала о дневных приключениях в поле, о чудесном «спасителе», а потом вновь заговорила о домике в деревне или в пригороде, детках и неторопливом семейном быте. При этом она следила за реакцией любимого. О приключениях он слушал вполуха, заинтересовано, но отстранено, словно уже знал обо всем. А что касается остального, выяснилось три вещи: 1 – дети его особенно не интересовали, 2 – от идеи поселиться в глуши он был не в восторге, но не стал возражать, 3 – у него в голове уже жил четко прописанный план их бытоустройства, а слушал любимую он хоть и с теплом, но снисходительно, как ребенка, охваченного грандиозными фантазиями и мечтаниями.
А когда пришла его очередь говорить, Марек туманно поведал, что они будут много путешествовать и жить в разных местах, в таких, о которых Элина и не слышала и подумать не могла об их существовании. И как-то это совершенно не вязалось с уютным домом, хозяйством и огородом… Ну, куда уедешь, если у тебя куры, свинки и корова?
А потом Марек сказал, чтоб отныне она ни о чем не печалилась и ни в чем не сомневалась. Этот город больше не обидит её, он принадлежит ей и она может управлять своей жизнью в нем, как заблагорассудится. А он, Марек, ей в этом поможет. Элина подозревала, что её возлюбленный занимает не последнее место у власти в этом городке, но точно не знала, какое именно. Да и хотела ли знать? На этом разговор окончился, родные голубые глаза (уже не сковывающие её льдом, как поначалу раньше) улыбнулись и стали последним, что увидела девушка, проваливаясь в сон.
А наутро Элина проснулась бодрая, полная сил, но при этом с какой-то внутренней печалью. Словно приснился грустный сон, кого-то там она искала, но не нашла или что-то в этом роде – она снова не помнила. И вот это забвение расстроило, потому что после яркого дня вчера в полдень, она словно подсознательно ждала продолжения…
Марек поинтересовался – пойдет ли она на работу? Кажется, он предпочел бы, чтоб она не прозябала на скучной службе, а лучше проводила время как-нибудь иначе, делая что-то, что ей нравится. Впервые девушка получила такую возможность и теперь не знала, как ею распорядиться. «Иначе» – это как? Все женщины работают или сидят дома с детьми, а о ком заботиться ей, если Марек теперь тоже уезжает? Он пообещал, что скоро будет ещё больше времени поводить с любимой, нужно лишь немного подождать, но и сейчас Элине не хотелось оставаться одной. И она отправилась на работу.
Олеся снова пришла раньше и заваривала чай в подсобке. С тревогой взглянула Элина на подругу, но так снова стала прежней оживленной хохотушкой.
- Элинка, ты завтракала? А то я тут пирожных притащила. Прикинь, вчера уже за полночь нагрянул Васька… Ну помнишь, рассказывала, в очереди в банке познакомились? Так вот, заваливается с ящиком пирожных, оказывается, он кондитер и у него день рождения вчера был. Ну, мы, конечно, отметили, как полагается, - она хитро подмигнула и блаженно зажмурилась, - а сладостей ещё куча осталась, вот я и взяла, ты ж у нас сладкоежка? А мне фигуру теперь беречь надо. Авось и до венца дойдет дело, потом ещё откормлюсь…
Так она это рассказывала сладко, что Элина поневоле разулыбалась.
- Ну, вот и здорово, вижу, настроение у тебя радужное, сейчас чайку навернем, - суетилась старая добрая подруга. И Элина расслабилась.
День вышел приятным, неспешным, ленивым, как любая пятница, когда люди уже мыслями там, в выходных, и работают лишь по инерции, «до звонка», когда всё бросаешь и убегаешь домой. Посетителями сегодня были только самые одинокие заядлые книголюбы, что берут томик-другой на выходные, скоротать пустые вечера, да студенты, разыскивающие специфическую литературу. Так что ничего не мешало двум подружкам как встарь трепаться ни о чем, жизнь вошла в привычное русло.
А потом позвонил Марек, извинился, что не сможет подъехать прямо к библиотеке, попросил Элину подойти на соседнюю улицу, и там он проездом подберет их (Олесю подвозили домой «за компанию»). Ну что ж, на соседнюю – значит, на соседнюю. Тем более, что удушливая летняя жара спала, пыль уже не стояла так в воздухе и он наполнился предвечерней свежестью. Прогуляться немного не помешает.
Пока Олеся закрывала библиотеку, Элина стояла на тротуаре, провожая взглядом людей, машины. Сейчас город не казался ей враждебным или хоть в какой-то мере искусственным. Отчасти она даже ощущала дружелюбие в свой адрес, будто исходящее от самих стен домов. От этого настроение подпрыгнуло, девушка разулыбалась, подумала о том, что через десять минут обнимет Марека и…
И в этот миг сердце ёкнуло. А взгляд остановился, замер, прилип к мужчине в полосатой майке, быстро переходящему дорогу. Он спешил на маршрутку, притормозившую на другой стороне. Элина узнала этого человека сразу, и от узнавания этого ей сделалось дурно.
Вчера, спеша от остановки, она, пребывая в горестном состоянии духа, сшибла именно его с ног, кинула под колеса… во-о-он того автомобиля. В один момент на проезжей части сложилась вся вчерашняя ситуация, до малейших деталей, все участники были на своих местах – даже сворачивающая за угол (на этот раз без темно-синего зонтика) толстушка, которую она накануне бесцеремонно пихала. Все, кроме самой Элины. Она наблюдала с тротуара и цепенела всё больше. Захотелось закрыть глаза, показалось, что сейчас случится страшное…
Мужчина проскочил перед самым автомобилем, получив вслед возмущенный гудок, и благополучно успел на вожделенный транспорт. Люди всё так же шли по своим делам, поток машин тек городской рекой.
А Элина стояла и чувствовала, что сходит с ума. Этого просто не могло быть! Этого человека вчера на её глазах размазало по дороге, вывернуло ему руки и ноги, а сегодня он целехонький бежит себе по своим делам?
Мир снова покачнулся, потускнел.
- Эй… Элька! – тронула за плечо подруга, - ты чего побледнела так? Что-то увидела?
- А… нет, - выдохнула Элина, не зная, что ответить.
Всё вокруг опять казалось неживым, она быстро развернулась, схватила подругу за руку, боясь, что та тоже превратится в безэмоциональную куклу.
- Пойдем, скорее! – и потянула прочь.
- Пойдем, - удивленно хохотнула Олеся, - да подожди ты, не беги так, дай сумочку застегнуть…
Марек уже ждал их на следующем перекрестке, хмурый, напряженный. Но, увидев девушек, натянул улыбку, вышел навстречу, помог открыть дверцы.
- Марек, ты уж позаботься об Эльке, - сладко проговорила Леся, подмигивая, - а то она стала на работе так уставать! Вроде день прошел спокойно, как в болоте, а твоя милая дерганая какая-то.
- Лесь! – возмутилась Элина, отводя глаза.
- Опять? – коротко осведомился Марек.
Элине ничего не оставалось, как виновато кивнуть.
- Позабочусь, - пообещал он Олесе, - Эль, думаю, тебе пойдет на пользу сменить обстановку, съездим куда-нибудь отдохнуть, что скажешь?
Сзади завистливо вздохнула подруга.
17.
Вечером Петро покинул кузницу и вместо того, чтобы идти домой, пошел на луг. Он шагал и размышлял о том, что творится с ним в последнее время. Понимал - от этого страдает и он сам, и его семья.
Кто эта Элина, что снится каждую ночь, чей голос мерещится наяву, перед чьим образом меркнет и стирается из памяти его ненаглядная Любушка. Морок какой-то… как избавиться от него?
Спустился к реке, обойдя пирс, окунул руки в быстрые воды, вздохнул, обжегшись льдом. Он словно ждал, что Быстринка ответит на его вопросы, но она невозмутимо и молча катилась бесконечно куда-то. Налетевший вечерний ветерок дразнясь нашептывал неразборчивое, мимолетное. Петро поднялся, вытер руки о рубаху, окинул взглядом луг, подсвеченный почти севшим солнцем, задержался на Башне Колдуна.
Ох, нехорошие слухи бытовали о ней в Деревне, с детства каждый опасался не то чтобы подходить близко, а и поминать её на ночь глядя. Говорят, там люди исчезают бесследно, безвозвратно. Тогда отчего его уже несколько дней тянет туда, как магнитом? Может быть, там действительно обитает зло, объявившее охоту на его душу? Но тогда почему именно оттуда доносится столь желанный голос незнакомой ему, но такой близкой Элины?
А вдруг Колдун заточил в башню невинную душу, которая ждет своего избавителя и молит его о помощи? Именно в нем увидела своего спасителя? И что делать?
От берега пятился спиной, стараясь не поворачиваться лицом к злополучному серому камню. Но тянуло, манило неподвластное разуму. И оглянулся. И замер. Что-то комком розовело там, у самого подножия башни. На таком расстоянии он отчетливо видел яркое пятнышко среди многоцветья луговых цветов.
Петро не помнил, как преодолел луг, словно во сне, как подошел к башне с той стороны, что скрыта от глаз, если смотреть с моста. Как, стараясь не оглядываться по сторонам, наклонился и поднял в земли розовый комочек, развернул его в легкую кружевную батистовую сорочку. Сердце екнуло, и он расплакался. В который раз уже разрыдался, сам не знал отчего…
18.
В этот вечер они впервые поссорились.
У Элины сдали нервы. Он не понимал её, не понимал! Марек не мог объяснить ей внятно, что происходит и почему он так спокоен. Только лишь просил довериться ему. А довериться сейчас девушка не могла даже себе.
К тому же, она твердо поняла, чего хочет – уехать отсюда. Город сводил её с ума, выдавливал из себя, отторгал. Паника прошла, осталось здоровое понимание: ещё немного и она сойдет с ума.
А Марек не хотел понимать её состояния, твердил, что больше этого не повторится, он позаботится. О чем? О состоянии её рассудка? Единственная забота – сменить обстановку. Но не кратковременный выезд, а кардинальные перемены.
Элина созрела для того, чтоб уехать в какую-нибудь маленькую деревеньку, начать жизнь с нуля, окунуться в размеренную, неторопливую, полную нехитрых забот, деревенскую жизнь. Ей претило огромное количество людей на улицах. Задыхалась от одной только мысли: снова и снова быть частью толпы, бредущей каждый день по серому каменному маршруту.
Проворочавшись всю ночь, девушка встала поутру, как ни странно, успокоившейся, механически принялась собираться. Марек наблюдал за сборами. Вчера он предлагал ей бросить работу, но что тогда оставалось у Элины? Четыре стены?
А хотелось босиком по травке… к журчащей речке… чтоб волосы трепал ветерок с запахом луговых трав, а вдали мычала кормилица-коровка. Чтоб ни минутки свободной за домашними хлопотами.
Да и впервые она что-то решилась скрыть от любимого: Элина вовсе не думала работать, по крайней мере, сегодня.
Отказавшись от того, чтоб Марек подвез её, девушка отправилась прямиком за город, в уже знакомые места. В голове стояла четкая цель, а все тело дрожало от слабости и волнения, но воспламенялось уверенным желанием.
Когда Элина шла по лугу, в душе её разливалась благодать. Под стрекотание кузнечиков в траве, жужжание пчел и сопровождаемая разноцветными нежнокрылыми бабочками, она шла босиком и тихонечко напевала незнакомую, казалось, рождающуюся прямо сейчас в её голове, странную мелодию.
Домики приближались, а вместе с тем усиливалось сердцебиение. Там совсем маленькая деревенька – найдется ли ей место?
А вот и речка журчит…
Девушка свернула к воде, спустилась с пологого обрыва, присела на корточки и опустила руки в стремительное течение. Обожглась льдом, но не отдернула рук, лишь закрыла глаза и мечтательно разулыбалась: всё, как во сне… здравствуй, матушка-речка!
Сколько она просидела так, принимая водное крещение и очищаясь от налета городской суеты – неизвестно. Но когда открыла глаза, опьяненно покачиваясь, солнце уже стремилось к зениту, а руки почти потеряли чувствительность.
Подняла их, приложила холодные ладони к пылающим щекам. Пора!
Деревенька и впрямь мала, всего одна длинная улочка, от вида которой защемило в груди. Блеяние коз, бредущих на водопой, гогот гусей, квохтанье кур, клюющих травку под забором – это был отдельный мирок со своей жизнью, своей системой и обитателями. Она шла. Обласкивая взглядом каждое живое существо, что встречалось ей. Даже дворовые псы, лающие из-под забора, словно ощущали необыкновенную радость девушки. Переставали брехать почем зря, провожали урча и вращая хвостами.
И даже люди, попадающиеся навстречу, деловито погруженные в свои бесхитростные заботы, улыбались Элине, как своей, одной из них – это девушка ясно ощущала. Она сейчас будто бы вернулась домой и была радушно принята в родном краю. Только вот дома у неё здесь не было.
- Извините, вы мне не поможете? – счастливо улыбаясь, остановила она женщину с ведром, бредущую с куда-то, - не продается ли тут какой-нибудь домик?
- Та-а-а-ак… - женщина с готовностью задумалась, а потом её лицо просветлело, - да вроде бы Маланья свою хатку собиралась продать, да к сыну в город переехать. Ох, на старости лет-то! Вы, девушка, идите всё прямо, почти до самой окраины (махнула рукой в нужном направлении), третий домик от конца – её и будет, с голубыми ставенками. А вы чай для себя ищете?
- Для себя, - кивнула Элина, радуясь в душе, что всё так замечательно складывается.
- А, поди, городская, нешто справишься? На деревне забот полон рот, только поворачивайся, это вам не в офисах сидеть, - беззлобно поддела тетка, хитро улыбнувшись.
- Не могу больше в городе… - доверчиво поделилась Элина, от будущих соседей не надо скрывать истинных мотивов.
- А семья-то есть? Что муж думает?
- Семья… - девушка растерянно пожала плечами, замешкалась. Тетка чутьем своим простым поняла, что продолжать тему не стоит.
- Ну, тогда давай, иди, ежели договоритесь с Маланьей – добро пожаловать, будем всем миром помогать обживаться.
Но по пути к Маланьиной хатке погода как будто решительно встала против её задумки. Небо неожиданно быстро потемнело. Во дворах засуетились хозяйки, стягивая с веревок сушащееся белье, тревожно поглядывая вверх. Готовился хлынуть дождь, и надо было спешить. Элина искренне надеялась, что ей будет оказано гостеприимство, и она не останется без крыши над головой в непогоду.
Поднялся ветер, замел пыль по улицам, заклубил. Девушка ускорила ход. К счастью, деревня и вправду была очень мала, так, что когда упали первые крупные капли, она стучалась уже в указанный дом.
Маланья оказалась приземистой пожилой женщиной с выбеленными сединой волосами. Однако же с лица её не сходила широкая улыбка счастливого, довольного жизнью человека. Да и дом её, двор – всё лучилось этой внутренней радостью хозяйки.
Без разговоров и расспросов гостья сначала была препровождена в дом, а уж потом, когда закрылась дверь и во дворе по пыльной земле, а также по подоконнику забарабанили тугие струи дождя, Маланья с интересом осмотрела посетительницу.
- Здравствуйте, - вдруг оробела Элина, оглушенная тишиной и умиротворением маленького домика. И вправду – хатка, но внутри такая чистенькая, уютная.
- Да ты присаживайся, милая, - хозяйка указала на деревянный табурет у стола, - рассказывай, с чем пришла.
Напевный голос Маланьи успокоил, вернул к реальности.
- А я пока чай приготовлю. Поди с города к нам, устала с дороги?
- Спасибо, - кивнула Элина, - мне сказали… вы домик свой продаете?
- Собираюсь, да, - кивнула Маланья, суетясь у плиты, - правильно сказали. Сын в город зовет, говорит: продавай, мать! Нынешней молодежи не нужна деревенская жизнь. А годы мои уже не те, чтоб в одиночку с таким хозяйством управляться, огород 50 соток – пойди, обработай без мужской руки! Вот и жду покупателей, хочется, чтоб люди хорошие попались, трудолюбивые, чтоб не волноваться о родной хатке.
Она договорила с каким-то надрывом, выдавшем в Маланье тоску от предстоящего отъезда из мест, где родилась, выросла. И Элина, никогда не жившая в деревне, отлично её поняла.
Через десять минут они уже пили чай под шелест дождя, переставшего дико молотиться в стекло, льющегося ровно, мягко. Кушали калачи и обговаривали условия сделки.
Через пару часов распогодилось. Элина шла по мокрому полю, пахнущему свежевымытой травой, жмурилась счастливо. Всё так замечательно сложилось: её сбережений аккурат хватало на покупку, не придется занимать и тягостный разговор с Мареком можно отложить ненадолго. Однако, если у неё хватило смелости вот так решительно сделать шаг к тому, чтоб поменять всю свою жизнь, то и на разговор хватит. Даже если она сейчас на некоторое время останется в городе, будет не так трудно уже выживать среди бетона и асфальта, мысли о собственном домике в деревне, ждущем её окончательного приезда, придадут сил и решимости. Теперь уже дороги назад и вправду нет. И не надо.
Марек позвонил ей, когда она вышла из леса и брела по шоссе, надеясь, что по пути её подберет автобус. Голос встревоженный.
- Родная, ты где? Заехал к тебе на работу, Олеся говорит, ты не появлялась.
- Да, я решила послушать твоего совета и развеяться. Не переживай, милый, сейчас дисциплинированно поеду прямо туда.
- Где ты? Давай заберу и подвезу?
Вот так быстро Элине совсем не хотелось заводить разговор о её маленькой тайне. Но и обманывать больше сил не было.
- Я за городом, Марек. Но уже сажусь в автобус и скоро буду, - отвоевывала она последние мгновения свободы.
- Жду в библиотеке, – коротко проговорил он и отключился.
Элина вздохнула и поняла: сегодня всё бесповоротно изменится. Вот только в какую сторону?
19.
После дождя солнце принялось палить нещадно, превратив город в душную, раскаленную парилку. Он нисколько не освежил улицы, скорее наоборот – насытил воздух ещё и удушающей влагой. Элина с трудом втиснулась в набитую маршутку, застряла между толстой женщиной, мокрой от пота и мужчиной, дышащим перегаром и моментально прокляла себя за то, что не позволила Мареку приехать за ней. И с тем большей радостью она вылезла в городе, не доезжая одной остановки, чтоб отдышаться и прийти в себя. Храня в себе свою маленькую тайну, с восторгом лелея её, слегка замирая душой при мысли о том, как отреагирует любимый.
От вида машины Марека у библиотеки сердце екнуло. Вопреки её ожиданиям, что Марек коротает время в здании за разговорами с Олесей, он сидел внутри. Вообще, её любимый являлся человеком необщительным, любил побыть наедине с собой и не искал компании в такие моменты. Но вот из дверей выпорхнула Леся, принесла парню кофе. Марек криво улыбнулся, но взял.
Элина хмыкнула и ускорила шаг.
И вдруг весь мир словно застыл. Замер и воздух, которым она дышала, Элина вдруг поняла, что не может сделать ни вдоха. И остановилась, как вкопанная. Силясь расправить легкие, она вдруг ощутила себя рыбой, выброшенной на берег. Ни носом, ни ртом вдохнуть не получалось, только хрипы вырывались наружу. А потом в груди возникла скручивающая сухая боль, а перед глазами замелькали мушки-мурашки. Мир обрушился на неё тяжким удушьем, и Элина не выдержала этой тяжести. Всё ещё пытаясь безуспешно вдохнуть, она упала на колени, хватаясь одной рукой за землю, другой же – за грудь. Словно пыталась расцарапать её, впустить в себя немного воздуха… Кажется, к ней кинулись прохожие, зазвучали вокруг тревожные голоса, но в этот момент Элина потеряла сознание.
Пришла в себя в незнакомом помещении в объятиях Марека. Его же лицо увидела первым. Любимый взмок от волнения и напряжения, и эти капельки пота на лбу так растрогали вдруг Элину.
А потом она огляделась одними глазами и поняла, что находятся они в аптеке. У дверей перепуганная Леся разговаривала с аптекаршей в белом халате.
- Что ж вы так, - выговаривала ей аптекарша, - у девушки астма, а с собой ничего не носит! Ещё бы немного…
- У меня нет астмы, - слабо прошептала Элина, приподнимаясь, обнаруживая, что приступ отпустил, осталась лишь саднящая боль в груди да странный привкус во рту, - Марек, что со мной?…
Но любимый молчал. Нет, он вовсе не был напуган, только лишь встревожен, она уже научилась распознавать его эмоции, даже неявные.
- У меня нет астмы, - произнесла Элина уже громче, привлекая к себе внимание.
- Увы, деточка… - аптекарша подошла, смотрела сочувствующе, - я на этом «собаку съела», внучка у меня астматик. Давайте, ребята, прямо отсюда езжайте в больницу, обследуйте её. Пусть врач выпишет все необходимые препараты. Не шутите с этим. Очень уж сильный был приступ, в следующий раз может плачевно закончиться. Это хорошо, что рядом с моей аптекой, а то бы…
- Спасибо, - сухо, даже с небольшим раздражением (как же он, наверное, переволновался!) ответил Марек и поднялся, аккуратно поднимая и Элину на руках.
- Я сама могу, - слабо засопротивлялась она, но парень категорически отверг всякое сопротивление.
Ну и ладно, когда тебя носят на руках, надо наслаждаться моментом. Даже если у него негативная подоплека.
Уже в дверях Элина выглянула из-за его плеча, намереваясь ещё раз, более душевно, поблагодарить аптекаршу за чудесное спасение. Но та – странное дело – уже скрылась за стойкой и как будто забыла о них: не обращая внимания, задумчиво перебирала бутыльки и коробочки на витрине.
Усадив девушку в машину, Марек обошел с другой стороны и сел за руль. Олеся заглянула в окошко.
- Подруга, ты как?
- Нормально, - кивнула Элина.
- Может мне поехать с вами? – обратилась она к Мареку.
- Не надо, - мотнул головой, - оставайся на работе.
- Давайте, удачи вам в больнице, - она ободряюще улыбнулась, махнула рукой и ушла.
- Я не хочу в больницу! – испугалась Элина, - Марек, я боюсь…
- Мы не поедем туда, - он вырулил на дорогу.
- А куда?
- Домой.
И всё. Больше ни слова, ни полслова. Ехали молча, любимый о чем-то сосредоточенно думал. Элину бросило в холодный пот: а что если он попросту напуган и теперь безумно жалеет, что связался с инвалидом? Боже, нет, какая инвалидность?! Что за мысль! Она же здорова. А это… это случайность, которая как-то объясняется, но только не этим страшным диагнозом.
Однако тормошить парня не спешила, сам скажет, что надумал.
Когда они поднялись в квартиру Элины, то в обоюдном молчании сразу прошли на кухню.
- Не хочешь прилечь? – спохватился Марек.
- Нет, со мной уже всё нормально… - и Элина захлебнулась речью, которую заготавливала, что, мол, просто перегрелась в маршрутке, вот организм и дал сбой. Не смогла выговорить больше ни слова.
Они уселись у стола.
- Вот до чего я тебя довел… - вдруг горько пробормотал Марек, отводя взгляд.
Элина опешила.
- Солнышко, ты то тут при чем? – удивилась она, - да у меня был банальный тепловой удар, пустяки…
- Удар… Говоришь, этот город душит тебя?
- Ну… говорила, да, но это же фигуральное выражение.
- Нельзя недооценивать силу слов, Эль…
Он взял в руки нож и стал поглаживать пальцем лезвие. Элина знала этот жест, таким образом Марек обычно старался успокоиться, когда выбивался из равновесия, вернуть самообладание.
- Расскажи, где ты была и что делала, - уже более ровным голосом попросил он.
Мда. Не самый подходящий момент, но, видимо, придется.
И Элина выложила как на духу всё, что произошло с ней с утра, включая договор о покупке дома.
К концу её рассказа Марек потемнел лицом. Рискуя порезаться, отложил нож.
- Значит, домик в деревне…
- Дорогой, ты же знаешь, я всегда мечтала об этом, говорила тебе не раз, - взмолилась Элина, - если ты хочешь, я не буду там жить всё время, только иногда уезжать ненадолго…
- Целого мира тебе мало! – недобро прищурившись, произнес Марек, - множества миров, которые я мог бы дать тебе. А маленькая халупка в забытом медвежьем углу – самое то, так? Всё, что надо для счастья!
Элина потупилась, не зная, что ответить. Уже сказала, и добавить было нечего. Как же ещё объяснить ему, что только там её душе будет хорошо, что ей не нужен весь мир или другой какой-то. Что ж поделать, если вот такая она…
- Прости, - Марек снизил обороты и взял себя в руки, - прости, любимая. Ты права. Ты много раз поднимала эту тему, но я игнорировал, пустил на самотек. Если хочешь природы, давай купим в Европе двухэтажный домик на побережье, уедем туда наслаждаться жизнью? Хочешь жить у моря?
- Марек… - Элина не знала, как ей сейчас ответить, чтоб и не обидеть его, и чтоб он понял, что милее маленькой деревеньки с прозрачной речушкой для неё нет ничего и не нужно ей никакой виллы на Средиземном море. А надо: своё хозяйство, огородик, душевных соседей и простое русское поле.
По её лицу Марек догадался без слов. И снова взялся за нож. Какое-то время вертел его в руках, потом тяжело произнес:
- Что ж, рад, что твоя мечта исполнилась.
И всё. Элина ждала, что он будет уговаривать, переубеждать, настаивать. Даже мысленно уже готовила аргументы в свою пользу. Но он не стал. Вот это странное спокойствие пугало её сильнее, чем упреки или возмущения. Ведь она и правда не посоветовалась, принимая такое важное решение. Хотя, его ведь оно не коснулось, ни финансово, ни как иначе. Можно считать, для самоуспокоения, что домик этот был у неё всегда. Просто Марек вот только сейчас узнал о нём.
А всё остальное, ну, их жизнь, быт – оно ведь не изменится из-за такой странной покупки? Изменится – поняла Элина – уже изменилось. И хотя ей было странно и непонятно, почему Марек так остро реагирует на её поступки, связанные с маниакальной тягой к деревенской жизни, она не спешила пытать. Пусть пройдет время. Всё уладится, сгладится и забудется. Ему там ещё понравится – в маленькой, но уютной хатке, вблизи природы, в спокойном и неторопливом ритме. Воспоминания об этих ощущениях пролили бальзам на душу.
- Марек… - тепло произнесла она, - всё будет хорошо.
- Да, да… - рассеянно сказал он, - непременно. Деревня так деревня. Главное, чтоб тебе было хорошо.
- Тебе тоже понравится, - воспряла духом Элина, - не представляешь, как там… душевно, сердце поет! Вдруг ты ещё не захочешь потом возвращаться в город? Ну а что? Проникнешься деревенским духом, найдешь своё место в тех краях, - она тараторила, не замечая, как меняется его взгляд, твердеет лицо, - освоишь новую профессию, станешь кузнецом, например, и…
Нож с резким звуком вонзился в стол, полетели щепки.
- А!… - вскрикнула Элина зажмурившись, но он вскочил и когда она открыла глаза, Марека уже не было в кухне. Впрочем, его не было и в квартире.
20.
Он вернулся поздно вечером. О чем только ни передумала за это время Элина. Гигантская усталость моральная придавила каменной плитой, но девушка не дала депрессии никакого шанса, стараясь рассуждать здраво и не усомниться в сделанном днем шаге. Она уже почти смирилась с мыслью, что Марек ушел навсегда и не вернётся, что всё кончено. Она уже почти попрощалась с ним мысленно, отпустила, когда открылась дверь, и он возник на пороге с улыбкой и огромным букетом роз.
Потом любимый долго потерянно извинялся, судя по всему, действительно раскаивался в случившейся вспышке эмоций. Элине было тепло, но без привычной всепоглощающей радости от его поступка. Что-то перегорело внутри. Однако девушка оценила с благодарностью этот жест и перемену в Мареке и решила попытаться всеми силами наладить их связь.
Остаток вечера прошел волшебно. Легкий ужин, массаж без слов, Марек старался всеми силами сделать ей приятно, Элина чувствовала, что он переживает за неё, чувствует какую-то странную свою ответственность. И не сопротивлялась. Приятно, когда кто-то заботится о тебе. А утро вечера мудренее – всё вернется: и их душевная близость, и всепоглощающая страсть. Об этом она думала, засыпая.
21.
- Элина!
- Петро!
Как сладки объятия, как нежны прикосновения любимого, желанного, единственного! Не налюбоваться, не нагладить вдоволь ладонью милые черты…
И вновь темнеет, и ощущение опасности, нависшее над ними, гонит их прочь, с луга.
Не сговариваясь, бегут влюбленные к кузнице.
- Петро… - задыхаясь на бегу, кричит Элина, - что это? Что с нами?
- Не знаю, любимая, - отвечает он, - но мы должны спрятаться. Чтоб больше не разлучаться!
«Здесь негде спрятаться, Он повсюду видит нас, мы у Него в плену!» – понимает Элина, но не понимает – у кого? Они лишь чувствует, что от них мало что зависит, и эти краткие минуты свиданий – единственное, что есть сейчас, что могут влюбленные исподтишка урвать у судьбы.
А в кузнице душно, светло, пахнет раскаленным железом и потом. Захлопывается за ними тяжелая дверь и на секунду отпускает ощущение тяжелого взгляда в спину, пропадает.
- Элинушка… - нежно говорит Петро.
А ей вдруг кажется, что это сон.
- Милая… - он обнимает её крепко, жарко. Его тело горит. И её тело мгновенно отзывается на этот огонь.
И в то же время, словно чьи-то другие руки обнимают и гладят её кожу…
- Мы всегда будем вместе… - звучит голос. Чей голос? Петро? Его?
- Да… - в унисон вторит Элина, закрывая глаза. Ещё хоть минутку, чтоб полнее отдаться во власть грез!
- Скажи, что ты любишь меня, - просит голос.
- Я люблю тебя… Петро! – стонет Элина, приникая к любимому так, что вот-вот сольется с ним.
И вдруг страшный толчок – и мир вокруг начинает рушиться. Нет, только не сейчас, ещё хотя бы миг!…
Но Элина проваливается в забытье.
22.
«Я люблю тебя… Петро!»
Марек заскрежетал зубами, затянулся, дым клубами наполнял кухню.
«Я люблю тебя… Петро!»
В ЕГО объятьях назвать этим именем!
«Я люблю тебя… Петро!»
Всё, что он выстроил – зазря?
«Я люблю тебя… Петро!»
Она отторгает этот мир, она уходит туда каждую ночь: душой, телом, сердцем…
«Я люблю тебя… Петро!»
И он ничего не может с этим поделать!
«Я люблю тебя… Петро!»
Такого с ним ещё не происходило. Какая ирония судьбы: никогда не любил, играл и наслаждался обожанием в свой адрес, легко расставался, когда надоедало. Неужели она первая, кто стал ему по настоящему нужен?
«Я люблю тебя… Петро!»
Но она ему не принадлежит.
«Я люблю тебя… Петро!»
Он построил ей новый мир, преподнес на блюдечке, но старый так и не смог разрушить. Почему?
«Я люблю тебя… Петро!»
23.
Кузнец застонал, как раненый зверь, когда любимая внезапно растворилась, исчезла из его объятий. Застонал и проснулся.
- Петро! – над ним склонилась Любушка, гладит волосы, дует на лоб, - тебе приснилось плохое? Я тут, рядом…
А он полубезумным взглядом скользит по стенам родной хаты, по потолку. Где он? Почему не в кузне?
- Это всего лишь сон, плохой сон, - шепчет Любушка, - он уже ушел… тшшш…
- Д-да…
В угла захныкал, проснувшись, крошка-Жамирчик. Жена легкой тенью скользнула к нему.
- Да… - повторил Петро, следя за ней одними глазами.
Но вдруг тихое хныканье ребенка усилилось, квакающие звуки возрастали, превращаясь в какафонию, из-за которой не было слышно голоса матери, успокаивающего малыша. Звук рос и уже оглушал, Петро вскочил, чтоб помочь, но обнаружил, что он один в избе. Из угла, где должна быть люлька, из пустого угла, по-прежнему несся плач, переходящий в вой, разрывающий барабанные перепонки, но там никого не было.
- Любушка!- закричал Петро, сжимая голову руками, стараясь заглушить ор, который теперь то утолщался до басовитого, то издевательски истончался и на детский больше ничуть не походил.
- Петро, - Любушка возникла посреди комнаты с ребенком на руках. В звенящей тишине застыла удивленно, - ты что, детей разбудишь…
Тряхнул головой, сбрасывая наваждение. Жена смотрела с укором и тревогой.
Кузнец пробурчал извинения и полез под одеяло. Его колотила мелкая дрожь, хотелось проснуться, потому что всё происходящее казалось кошмаром. Сон – есть сон, но ведь это уже не сон? Это же – реальность? Или где она, реальность?
Под тихую напевную колыбельную, что пела Любушка для Жамира, Петро и уснул. На этот раз без снов.
24.
Элина проснулась в хорошем настроении, абсолютно выспавшейся. События предыдущего дня смазались, расплылись и уже не казались чем-то трагичным, существенным.
Она не спешила вставать, лежала, наслаждаясь и потягиваясь, махнув рукой на работу: Марек же предлагал давно сделать это. Вот и сделает. Поедет сегодня оформлять покупку, а потом они вместе посетят домик в деревне и любимый оттает. Ему, наверняка, понравятся и уютная хатка, и луговое раздолье, и быстрая, но мягкая река…
Да, кстати, а где он? Место на кровати рядом пустовало, что было непривычно, непонятно в этот ранний час.
- Марек? – она приподнялась на локте, огляделась.
Из ванной не доносилось ни звука, значит, он не в душе. Из кухни – тоже.
Путаясь в нахлынувшей тревоге, как в паутине, а также в полах длинного халата, девушка выбежала в прихожую и застыла – одновременно в облегчении и изумлении.
Марек сидел за столом, осунувшийся, одетый, как и был с вечера, небритый. Погруженный в своим мысли, даже не заметил её появления. А ещё держал в руке сигарету, а я рядом на блюдечке покоилось несколько окурков.
- Марек… ты куришь? – выдохнула Элина потрясенно. Он никогда не делал этого, мало того – открыто недолюбливал курильщиков.
- Что? – словно вынырнул из сна, медленно повернул к ней голову, потом глянул на сигарету в руках всё тем же пустым отрешенным взглядом - а… это? Ерунда, мелочь жизни.
- Ты просидел здесь всю ночь? – продолжала изумляться Элина, - Солнышко, что-то случилось?
Быстро вошла в кухню, брезгливо разогнала застоявшийся сизый туман, распахнула форточку. Парень не двигался, и она присела рядом.
- Марек! – заглянула ему в глаза. Холодные, особенно пронзительные сейчас, они не выражали ничего, кроме усталости и равнодушия. Элина отшатнулась.
Она ещё не видела его таким. И – поняла сейчас: не хотела бы видеть.
- Что случилось? – повторила неуверенно, - это всё из-за вчерашнего да? Из-за дома? Ну, так и черт с ним. Хочешь, я не стану ничего покупать? Хочешь?
Она была готова на все, лишь бы убрать из его глаз это выражение, вернуть прежнего Марека, глядящего тепло, вернуть его улыбку.
Он несколько секунд помолчал, потом, словно приняв какое-то внутреннее решение, посмотрел на неё так, что мурашки побежали по телу, и произнес:
- Элина, я хочу, чтоб ты поехала со мной.
- Хорошо! – с готовностью ответила девушка, - сейчас, только оденусь. А куда мы поедем?
- Неважно, можешь не переодеваться.
- Ну, как это, прямо вот так, в халате?!
Он кивнул, поднялся и вышел. Уже из прихожей донесся голос:
- Жду тебя в машине.
25.
Петро потеряно бродил по кузнице.
Не дождавшись команды, Бурька сам засуетился. Разжег огонь, приготовил инструменты. К обеду подъедут заказчики, надо, чтоб прямо сейчас работа закипела, заспорилась в руках, и была сделана вовремя. Но что может один подмастерье, если кузнец не дает никаких указаний? В конце концов, мальчик робко присел на лавку, ожидая, пока не додумает все свои тяжелые думы его наставник.
Утром, собираясь в кузницу, Петро очутился в сплошном кошмаре. Сейчас не оставалось никаких сомнений: он сходит с ума. Жена и дети то исчезали, то появлялись в пространстве, очертания самого пространства изредка менялись, сквозь них проступали другие, смутно знакомые, но непонятные сознанию. Мог бы поручиться, что не спит, что это не сон, но тогда только опустить руки и принародно объявить себя умалишенным… А так – оставалась последняя робкая надежда. Но как ни пытался втихаря, пробуждение не наступало.
Даже деревня казалась какой-то не такой, колышущейся, зыбкой. Будто бы он завис где-то между сном и явью, а одно попеременно накладывалось на другое.
И сейчас кузнец сходил с ума в глубине себя, стараясь не выпускать страх, панику и боль душевную наружу.
Да вот ещё никак не шел из головы сегодняшний сон. Сейчас он казался неизмеримо четче окружающей действительности. И ныло сердце: Эли, Элина, Элинушка…
Вот так, наверное, и теряют рассудок. Сначала перестают различать границы сна и яви, заблудившись в подсознании. Потом начинают сомневаться в том, кто из близких существует на самом деле, а кто – нет. Иначе, почему он уже который день не может вспомнить, как и где встретился впервые с женой, когда родились их дети, сколько лет они уже вместе и почему помнит лишь последние недели их жизни? Что за глупую и жестокую шутку играет с ним его жизнь? Плакать или молиться? Или и то, и другое разом?
Петро почувствовал, что задыхается. На воздух!
- Дядя Петро! – крикнул вслед Бурька, вскакивая с лавки, - а как же работа?
Но кузнец почти бегом покинул кузню и направился к реке. Он даже не обернулся, и это хорошо, потому что не увидел, как растаял Бурька за его спиной. Сейчас в реальности оставались незыблемыми лишь дом, кузница да луг с речкой. Всё остальное блекло, то проступало четко, то затуманивалось.
26.
Элина всё же переоделась и спустилась вниз, кутаясь в кашемировую кофточку – в столь утренний час на улице особенно зябко, да и днем воздух не очень уже прогревается. Марек, подобно статуе, сидел в машине, припаркованной у самого подъезда.
Он не шевельнулся, и когда девушка скользнула на переднее сиденье и робко коснулась его руки.
- Марек, может, скажешь всё-таки, куда мы и что происходит?
Он спокойно повернулся к ней, долго всматривался в лицо взглядом, от которого Элина вдруг ощутила себя зверюшкой, лежащей на столе под яркой лампой, которую собирается препарировать любознательный ученый.
- Жизнь происходит, любимая, - наконец ответил ласково, но отстраненно, - естественная, неконтролируемая жизнь.
- Да? – она нервно улыбнулась, теребя воротник кофты, - ты всегда говорил, что у тебя всё под контролем?
- Я так считал, - кивнул он, заводя мотор.
- И всё изменилось? Солнышко, у тебя неприятности? – Элина вдруг поняла, что у любимого могут быть банальные неурядицы и проблемы на работе, мир не сомкнулся для него вокруг неё одной, и сразу стало легче, отпустило непонятное чувство вины. Хотя, раньше плохое настроение на неё он не срывал никогда.
- Вышло, что не так. Помнишь, что тебе сегодня снилось, дорогая?
Вопрос вогнал её в ступор. Обычно она забывала сны, как только просыпалась, но сегодняшний остался в памяти прочно. А вот рассказывать ли о нем Мареку?… Как-то неправильно говорить, что тебе снился другой мужчина, который во сне являлся смыслом всей твоей жизни, её центром и вселенной, из-за которого она ни разу не вспомнила о Мареке.
- Ты его любишь?
- Да… - вырвалось у Элины, - что?! Что ты сказал?
- Нет, ничего, - он улыбнулся.
А девушка насторожилась. Что-то происходило, чему она не могла дать определения. Снова привычный мир пошатнулся. Улицы вдруг расплылись, но Элина быстро поняла, что это из-за слез, навернувшихся на глаза. Промокнула их незаметно, но всё вокруг четче не стало. Ну и пусть, не до её персональных глюков сейчас.
Ехали молча, от Марека, глубоко погрузившегося в странные думы, исходило вполне ощутимое напряжение, словно между ними – гранитная стена, твердая и непоколебимая. А за этой стеной – пустота.
Элине стало страшно. Кажется, всё, действительно, кончено. Но почему? Вчера ведь всё так замечательно разрешилось!
Через десять минут машина свернула с шоссе и покатила по проселочной дороге сквозь лесополосу. Элина поняла, куда везет её Марек, но откуда он узнал, где находится та самая деревенька?
27.
Петро шел по полю уверенно, как идут люди, понявшие, что терять нечего, идут в последний путь, отрезая пути к отступлению.
Он измучался жизнью «наполовину» и решил, что пусть лучше пропадет, сгинет, чем это будет продолжаться. Какую-то тайну хранила проклятая башня Колдуна, и тайна явно имела к нему отношение. И пусть доселе память играла злую шутку с его сознанием, ей придется открыть все карты!
Он шел, и казалось, что кто-то за спиной зовет его. Но оглядываться было нельзя. Если он оглянется – всё вернется на круги своя, а это недопустимо.
Он шел, не зная куда, не понимая зачем, просто каким-то глубинным чутьем своим понимал: там всё решится. Надо просто дойти, преодолеть страхи и сомнения, покончить с этим тягостным небытием.
А ветер крепчал, толкал то в грудь, то в спину, словно никак не мог решить: помочь ли Петро или не дать ему приблизиться к башне.
Последние шаги сделал с великим внутренним и внешним преодолением.
- Эли-и-и-ина-а-а-а! – вдруг вырвался из груди отчаянный крик.
Коснулся ладонью холодной каменной стены и упал, как подкошенный. Он даже не успел подумать о цели своего прихода.
28.
Впрочем, до деревни они не доехали. У самого начала поля, как только выехали из лесополосы, Марек заглушил двигатель и дал команду выходить.
Здесь было ещё прохладнее, но реальность менее зыбка, и Элина, натянув рукава на кисти, стремясь согреть руки, втайне этому порадовалась.
Они медленно пошли по полю. Всё ещё опасаясь задавать вопросы, девушка осторожно подцепилась к любимому под руку, чтоб не спотыкаться и не слишком тонуть в мокрой от росы траве.
И тут Марек заговорил. Ни к кому не обращаясь, забормотал себе под нос.
- Вот оно как, оказывается, бывает. Есть что-то, что неподвластно даже мне? Никогда в это не верил. Но мне не нужно половины, я хочу либо всё, либо ничего…
- О чем ты, любимый? – робко подала голос Элина.
- Солнышко, - наконец, он повернулся к ней, - скажи, чего ты хочешь?
- Я? – она удивилась, - хочу, чтоб всё было хорошо, как и прежде.
- Хочешь быть счастливой?
- Конечно! Я счастлива, Марек, хочу, чтоб и дальше так было.
- Разве от счастья бегут со всех ног? – усмехнулся он, - знаешь, милая, ты поразительный человечек! Твоего сердца хватает на всех, но и такое положение вещей не может длиться вечно. Забавно, я никогда ещё не делал этого и даже не представлял, что сделаю. Не знаю, хорошо это или плохо лично для меня, разберусь потом. А сейчас должен просто избавиться от боли. Эль, ни разу в жизни ещё я не испытывал боли. Душевной. Считал, что это невозможно. Мне не было жаль никого и никогда, я не пытался исправить свои поступки, без сожаления оставляя людей на произвол судьбы. Ты первая, с кем поступлю иначе. Почему? Даже себе на этот вопрос ответить не могу. И если когда-нибудь найду ответ, может, тогда не буду себя ощущать так по-дурацки, как мальчишка-подросток с разбитым сердцем. Впервые у меня что-то не получилось так, как хотел, потому и конец будет нестандартный.
- Марек, ты о чем? – Элине вдруг стало не по себе, вцепилась ещё крепче в руку любимого, - зачем мы сюда приехали?
Реальность вокруг заколыхалась с новой силой, лес на горизонте размазался в темно-зеленое пятно, даже звуки исказились на несколько секунд. Но она не обращала внимания на свое нездоровье, на то, что всё вокруг всё более становится похоже на сон.
Марек остановился посреди поля, огляделся. Сейчас его взгляд был сосредоточен и отстранен.
А потом он, осторожно высвободился от хватки Элины, закрыл глаза и поднял руки над головой, ладонями вперед. Медленно повел ими вниз, словно стирая что-то в воздухе.
Элину качнуло, словно земля под ногами неожиданно встрепенулась, повело вбок, она присела на корточки, чтоб не упасть, схватилась за траву. Сердце забилось бешено, с болью. Она не понимала, что происходит, но сквозь страх, изнутри проступило что-то такое, в один момент придавшее сил и смягчившее панику. А реальность вокруг ходила ходуном. Волнами шла земля под её сандалиями, ниоткуда возникший ледяной ветер словно смел всех насекомых, до малейшей букашечки, с трав, луг вымер. Ни звука, ни мельтешения.
А Марек продолжал странные пассы в воздухе. Закусив губу, Элина собрала все силы и поднялась, встала рядом, борясь со снова подкатывающейся паникой.
Очертания домов на горизонте, леса, реки - изменялось всё, даже небо: то появлялись, то вновь исчезали облака. Она огляделась: автомобиль Марека пропал, словно его и не существовало. Что происходит?
Резкий взмах руки и что-то заклубилось в воздухе, сгущаясь, а потом, в десяти шагах от них, проступила в пространстве большая серая громадина.
Где-то Элина уже видела эту башню, но где…
И в душе девушки вдруг что-то словно оборвалось. Во сне! Она видела её во сне!
- Тебе пора, - сказал Марек, взял её властно за руку и сделал шаг к башне.
Он не смотрел сейчас ей в лицо, взгляд был устремлен туда, к холодному камню. От него ощутимо веяло холодом, но в то же время Элина чувствовала и ещё что-то. Какое-то странное присутствие. Казалось, что кроме них двоих есть кто-то ещё, совсем рядом. И этот третий ждет её.
- Я не хочу туда, Марек! – голос дрожал.
- Ты должна, - ответил твердо и категорично.
- Что там? Что со мной будет? – она цеплялась за любимого, как за ниточку, связывающую с этой, пусть зыбкой, но привычной реальностью.
Успела подумать: «я действительно схожу с ума?»
- Всё будет хорошо, - его голос вдруг прозвучал устало и с какой-то безнадежностью, - у тебя всё будет просто замечательно.
И повел её, безропотную, потащил за собой.
У самого входа в башню остановились.
- Марек… - выдохнула Элина, ощущая, что всё очень быстро и бесповоротно меняется, - ты уверен?
- Да.
- Я никогда тебя не забуду.
- Забудешь, - кивнул любимый, - а я постараюсь забыть тебя. Прости, родная, за всё…
Он наклонился и нежно поцеловал её. Как в последний раз. Вкус поцелуя перемешался со вкусом её слез.
А потом развернулся и зашагал прочь. У девушки возникло побуждение броситься вслед, но она понимала, что не сможет этого сделать. Марек шел и стирал дорогу за собой, а у неё оставался лишь один путь.
Элина шагнула в дверной проем.
29.
Боже, как же холодно! Где я?
Элина распахнула глаза и закричала. От страха, от отчаянья, от неизвестности. Она лежала на огромном камне в небольшом полутемном помещении, куда проникали только тоненькие лучики света из щели в потолке.
В один миг скатилась, путаясь в юбке, бросилась на странно слабых ногах прочь, туда, где заметила выход. Где бы она ни находилась, это место пронизывало её страхом, надо как можно скорее покинуть его.
Сразу за комнатой винтовая каменная лестница. Сколько же здесь ступенек, один раз Элина едва не упала, споткнувшись, но удержалась о ледяную стену. Вниз, скорее, наружу!
Подобно птице, заметившей, что клетка не закрыта, она выпорхнула из каменного плена на ослепляющее, залитое солнце пространство. И крик ликования, восторга, вырвался из груди.
И лишь отбежав на несколько шагов, осмелилась оглянуться. Башня Колдуна возвышалась своим пугающим величием, и трудно было поверить, что всего несколько мгновений назад Элина находилась внутри этого проклятого места! Все в Деревне знают, что нужно держаться от него подальше, как она тут очутилась?
Девушка всё терла глаза, отвыкшие от солнца так, словно она провела там не один день, но никак не могла вспомнить, каким образом попала туда. Потихонечку, с каждой новой секундой, всё более успокаивалась, страх покидал её, тревога смягчалась. Немного придя в себя, поднялась на ноги и, настороженно оглядываясь, побрела прочь. Домой.
А в тени башни вдруг что-то зашевелилось, Элина остановилась, как вкопанная. А в следующий момент радостно воскликнула:
- Петро!
Он поднялся, держась за стену, покачиваясь.
- Петро! – девушка бросилась к любимому, придержала, хотя самой едва хватало сил.
- Эли… - выдохнул парень, они крепко-крепко обнялись.
- Что ты здесь делаешь? – шепнула Элина ему в ухо.
- Пошел тебя искать и… сморился, - огорошено проговорил Петро, - жаркое нынче лето.
- Да…
«А что тут делаю я?» – мелькнуло в голове девушки, - «наверное, его искала?»
Она совершенно и бесповоротно забыла о том, что происходило ещё минуту назад.
Не разжимая рук, влюбленные побрели по лугу в сторону реки, подальше от этого дьявольского места.
- Мне приснился странный сон, - вдруг сказал Петро, потирая лоб, - целая жизнь! Такой нелепый… там не было тебя почему-то.
Элина хихикнула и шутливо шлепнула любимого.
- Не смей смотреть сны, где нет меня!
- Не буду, - ласково улыбнулся он.
- Мне тоже что-то снилось… - нахмурилась девушка, - что-то странное, жуткое и очень грустное. Но я забыла… Как вспомню, расскажу.
Они шли умиротворенные, безмятежные, пребывающие в невероятной гармонии, счастливо щебечущие о чем-то, к своему дому там, за рекой.
Вокруг сияло солнышко, пели птицы и стрекотали травяные обитатели, ветерок разливал в воздухе медвяные ароматы, казалось, весь мир пропитан лаской и негой, и самое счастье ещё впереди.
А из башни их провожали ледяным взглядом прозрачно-голубые глаза.
Башня Колдуна
© Copyright: Алина Багазова, 2010
Свидетельство о публикации №210080800436
Свидетельство о публикации №210080800436
Рецензии
Очень и очень понравилось! Красивая история любви. Любовь к Элине даже в колдуне пробудила человеческие чувства.
С теплом,
Гришаева Надежда 31.05.2019 14:29 • Заявить о нарушении
С теплом,
Гришаева Надежда 31.05.2019 14:29 • Заявить о нарушении
На это произведение написано 5 рецензий, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.