Гроза Часть II Ненастье Глава 23 Очная ставка

Распалив свой гнев, Наталья Федоровна шагнула через порог, тихо ненавидя всех находящихся в комнате, но первое, что увидела, это глаза любимой подруги. Анна Гавриловна сидела в пол оборота к двери. Выбившаяся из уложенной кренделем косы прядь русых волос, касавшаяся тонкой шеи, и вся изящная фигурка, беззащитная и прямая, в суровой обстановке полицейской палаты являли пример вопиющей несправедливости и спокойного мужества. Она быстро, но плавно обернулась на скрип раскрывающейся створки и, встретившись взглядом с Натальей, улыбнулась приветливо и грустно: «Разве могли мы подумать…». Злость княгини Лопухиной рассыпалась, как будто вылитая из стекла капсула натолкнулась на невидимое препятствие. От острого чувства вины навернулись слезы. Она подошла ко второму табурету, поставленному метрах в двух от Бестужевой, присела, рассеянно взглянула на следователей и снова на подругу. Опустила глаза.
- Продолжим, – сказал Лесток. – Как вы понимаете, над вами сейчас производится очная ставка, – обратился он к женщинам.
- Имеет ли которая-нибудь из вас что-то добавить или изменить в своих прежних ответах? – вопросительно посмотрел на подследственных Ушаков.
- Нет, – спокойно ответила Бестужева.
- Нет, – качнув головой, тихо сказала Лопухина. Она думала о том, какие разногласия обнаружили в их ответах судьи.
- Значит, вы настаиваете на том, что говорили правду? – Свысока взглянул на них Ушаков. Ответом ему было молчание. – Тогда приступим к разбирательству. На наш вопрос, говорили ли вы с Лопухиной о намерениях маркиза Ботты, помочь принцессе Анне, Вы что отвечали? – наклонился он к Бестужевой.
- Нет, не говорили, – Анна Гавриловна без суеты смотрела в лицо грозного инквизитора.
- Что на оный вопрос, ты нам говорила? – Хищно посмотрел он на Лопухину. Она отвернулась, ничего не отвечая. – Что забыла? – издевательски ухмыльнулся Андрей Иванович. – Напомним, - он перевернул несколько листов, начал читать, - «… в разговорах с графиней Бестужевой мы касались слов маркиза де Ботты…» - вот подпись…. Так? – повышая голос, снова обратился он к Наталье Федоровне.
Лопухина, которая сидела отвернувшись и неровно дышала, как будто не решаясь что-то сказать, быстро повернулась к Бестужевой.
- Прости меня…, - с болью и безысходностью прошептала она.
- Я не сержусь, Натальюшка, успокойся, - утешительно ответила Аня.
- Прекратить! На очной ставке расследуемым запрещено вести беседы, – одернул их Ушаков. А Лесток самодовольно заметил, - беседовать будете, когда мы вам это разрешим.
- Так, ты остаешься при своих прежних показаниях, или это ложь? – угрожая Лопухиной, продолжил глава тайной канцелярии.
- Да, но я говорила о том, что касались мы его слов вскользь, потому что ничего конкретного я не знаю, - справившись с собой, уверенно возразила Наталья Федоровна.
- Это не важно, - практически перебил ее Ушаков и спросил Бестужеву, - как можете это объяснить?
- Честно сказать, я не усматриваю никаких противоречий в наших показаниях, - невозмутимо сказала Анна Гавриловна, - как я и говорила, разговоров у нас об том не было, но Наталья Федоровна, действительно, упоминала о каких-то пространных его речах, смысл которых не понятен….
- Почему же раньше Вы этого не показали?
- Потому как нельзя это назвать разговором, а наши догадки, полагаю, не представляют интереса для следствия.
- Ну, это Вы предоставьте нам решать, – холодно возразил лейб-медик.
- Вот именно, - Ушаков сурово посмотрел на графиню, она не отвела взгляда. Инквизитор пробежал глазами по бумагам. – Так, значит, Лопухина упоминала о речах маркиза, и что именно она говорила?
- Помолчи! – крикнул попытавшейся вмешаться в разговор Наталье Федоровне князь Трубецкой. – Говорить станешь, когда мы велим! – повторил он слова Лестока, но грубо, с истерикой.
- Сложно упомнить точно, ведь смысл слов заключался как раз в неясности планов маркиза, - начала отвечать Бестужева, тщательно подбирая слова. - Помню, что в связи с этим, говорила Наталья Федоровна о чаянии, чтобы он в России беспокойств не делал, а старался бы только, чтобы принцессу с сыном в отечество отпустили к деверю. – Она помолчала, потом, в ответ на выжидающее молчание судей, осторожно добавила. – И, насколько я помню, Наталья Федоровна не верила в то, что маркизу может, что-то удаться.
У судей поджались губы, потемнели лица.
- А слова: «Ох, Натальюшка, Ботта, хоть и страшен, а иногда и увеселит», - с каким смыслом употребляли? – Строго посмотрел на графиню Лесток.
Лопухина, нахмурив брови, удивленно посмотрела на судей, перевела беспокойный взгляд на Бестужеву.
Анна Гавриловна после недолгого раздумья ответила:.
– Слова эти были употреблены в такой силе, что страшное может ли через его намерение сделаться, а увеселение: если сделается, то для дела брата моего, Михаила Гавриловича, может быть полезно, т.к. де Ботта по дружбе говорил, что не пожалел бы денег, чтобы освободить прежних министров, – распутала она Гордиев узел.
Никита Юрьевич закашлялся, долго громко харкал прямо на пол. Лесток не без брезгливости наблюдал за ним.
- Лопухину в камеру до надобности, – тем временем распорядился Ушаков.
Проходя рядом, Наташа успела незаметно дотронуться до Аниной руки и пожать ее. На душе стало легче. Аня не только не держала на нее зла. Мужество и хладнокровие подруги, казалось, передались ей самой и поддержали в надежде на благоприятную развязку всей истории.
- С кем еще имели Вы подобные же разговоры? Только теперь уже говорите все, не разделяя информацию на важную и неважную, – это не ваша забота, – допрос Бестужевой продолжил Лесток.
Анна Гавриловна сосредоточенно задумалась.
– Нет. – Покачала она головой. – Ни с кем более, даже мимоходом, эту тему я не обсуждала.
- А с мужем? – со сдерживаемым раздражением спросил хирург.
Ответ был отрицательным.
Напрасно судьи в разброс задавали одни и те же вопросы, им не удалось запутать Анну Гавриловну в показаниях, сделать ошибку в ответах. Допрос, не дав никаких результатов, зашел в тупик. Бестужеву отправили в камеру. На этот раз оптимизм уже не в такой мере наполнял Лестока, помрачнел и недовольный Ушаков. Дома на пышных перинах не так сладко им спалось, как прошлой ночью, нужно было обдумывать другие приемы следствия.