Гроза Часть II Ненастье Глава 37 Последний вечер

Стемнело. В Петербурге капитан-поручики Никита Коковинский и Иван Кутузов закончили производить обыски в домах Лопухиных и Бестужевой. Степан Васильевич не хранил важных писем в столице – ни одного подозрительного в его корреспонденции не нашли. В то же время в Калуге при зажженных свечах страшно уставший, толи от долгой дороги, толи от изматывающей работы разрушителя, князь Лопухин завершил начатое. С чувством какого-то опустошения досматривал, как слизывает пламя буквы, испепеляет остатки бумаги, запечатлевшей и хранившей до этого времени творения гениальной человеческой мысли. Конечно, для человечества эти произведения не потеряны, они сохранятся в других библиотеках, но из жизни Степана Васильевича, как будто, уходила часть озарявшего ее света. А в те места, которые покидает свет, неизбежно врывается тьма. И эта тьма – подсказывали ему жизненный опыт, интуиция, разум или что-то еще – уже на пороге. Степан раскрыл старинную иранскую книгу с потертым золотым теснением – это все, что он позволил себе сохранить из обширного собрания литературы «для души». Перелистывая страницы, искал он понимания и утешения и нашел:
От страха смерти я, - поверьте мне, - далёк:
Страшнее жизни, что мне приготовил рок?
Я душу получил на подержанье только
И возвращу её, когда наступит срок.
Так, заглядывал в его мысли величайший мыслитель Востока и подсказывал:
Растить в душе побег унынья – преступленье,
Пока не прочтена вся книга наслажденья
Лови же радости и жадно пей вино:
Жизнь коротка, увы! Летят её мгновенья.
Степан Васильевич и сам не признавал уныния. Размышления о жизни это одно, а бесплодное уныние – другое – это удел слабых. Он потомок славного древнего рода, он глава своей терпящей бедствие семьи, он не может и не хочет быть слабым.
Князь дождался, пока огонь выполнит свою миссию, вороша обгоревшие клочки бумаги, помог ему добраться до каждого, когда остыл легкий, мелкий пепел, аккуратно вытащил все металлические части переплетов. Не спеша задул Степан Васильевич все свечи, вышел из библиотеки и, заперев по обыкновению дверь (хотя сейчас это уже не было необходимостью), пошел по темной анфиладе. Темнота казалась поначалу кромешной, но так было проще: чтобы разобраться с мыслями и восстановить душевное равновесие, чем меньше информации поступает извне, тем лучше. Глаза же быстро привыкли к мраку и уже отчетливо различали темные проемы дверей. Из мужской части дома вышел он в переднюю, а из нее в людскую. Со страхом смотрела на него притихшая прислуга, почувствовавшая – творится неладное. Князь отдал почерневшие в огне книжные скобы и замки молодому лакею Антошке:
- Закопай где-нибудь подальше в огороде.
Призвал к себе Савелия – управляющего и, отойдя с ним в отдаленную темную комнату, не вдаваясь в подробности, сказал, что за ним могут приехать из тайной полиции, и коли так случится то, если станут расспрашивать, нужно говорить, что барин по приезде занимался счетами и больше ничего не делал. И ни слова о пребывании в библиотеке. Савелий вытер лицо платком, но расспрашивать ни о чем не решился, побожился все исполнить в точности. Степан Васильевич велел подать ужин и пошел в столовую. Управляющий перекрестился на икону в углу, которой в темноте не было видно, и заторопился следом.
Пережевывая странно безвкусную пищу, князь думал о том, что завтра до рассвета отъедет в Петербург, а нынче нужно забыть обо всем и выспаться. Совет Омара Хайяма: «… жадно пей вино», - вполне уместен, если не принимать его слишком буквально, ибо «жадно пить» русский будет совсем не так, как перс, или таджик. Бокал же вина будет очень кстати. Завершив трапезу, Степан Васильевич обрадовал Илью распоряжением о завтрашнем раннем подъеме и ушел в опочивальню, где сумел-таки расслабиться и уснуть, слушая бубнивое роптание камердинера о безжалостной неугомонности барина. Суетиться, однако, Илье на этот раз особо не пришлось, поскольку с первыми проблесками рассвета въехал в Калугу в черной карете Александр Иванович Шувалов – как сказали бы в наше время, первый зам главы Тайной канцелярии.