Гроза Часть II Ненастье Глава 39 Очная ставка3

Она узнала его не в первое мгновение. Зато сразу зашлось, защемило сердце. На шатком табурете перед следователями сидел человек, весь окровавленный. Кровью была пропитана рубаха, наброшенная на ссутуленную спину, кровь была на безвольно обвисших руках, на непонятного цвета, спутанных волосах. Голова и вся фигура мелко раскачивалась и подергивалась в такт шумному, судорожному дыханию. Обращенный к полу, небритый профиль был болезненно знакомым. Узнала. Но боялась поверить.
- Ваня? – прошептала Наталья Федоровна, моля Бога, чтобы человек не откликнулся, чтобы оказалось это наваждение ошибкой.
Но сидящий на стуле, вздрогнув, обернулся, упал с табурета на колени: то ли ноги подкосились, то ли не осмелился подняться в рост.
- Мама! Матушка! – хрипло воскликнул Ваня, вытягиваясь к ней.
Теперь она видела его лицо, распухшее, сизое, белки глаз сплошь красные. Ему можно было дать лет сорок, но выражение детское, беспомощное.
- Сынок, - Наталья Федоровна кинулась к нему но, только и успела коснуться пальцами влажных волос. Ее дернули назад, оттащили.
- Ну, хватит! – крикнул Ушаков. – Теперь к делу.
Когда и вторая пытка Ивана Лопухина оказалась такой же безрезультатной, как и первая, великому инквизитору пришла в голову гениальная мысль: устроить ему, только снятому с дыбы, очную ставку с матерью. Должны же они при этом расчувствоваться. И если не Иван, то Наташка непременно добавит что-нибудь интересное к прежним показаниям.
- Мама, помоги мне, - шептал Ваня, глядя в ее сторону, измученный, изможденный, лицо его жалобно кривилось. - Помоги мне, - повторял он, и столько было отчаяния и надежды в его голосе.
- Все будет хорошо, Ванечка, все будет хорошо, - отвечала она горячо, ласково, стараясь не показать ему смятение и боль своего сердца, свое отчаяние. А сама отчетливо поняла, что хорошо уже не будет. Все ее существо рвалось к израненному ребенку. Защитить. Не позволить. Вот, метнулась к нему, обняла, прижала голову к груди, закрыла собой… .
- Отвечай на вопрос! – Через звук бьющегося в ушах пульса услышала она злобный окрик, резко обернулась к судьям. Табурет качнулся под ней. Три мерзкие рожи. Вскочила на стол, вцепилась в горло сидящему в центре Ушакову… . Нет лучше: пальцами в глаза, пусть нестриженные обломавшиеся ногти вонзятся в гадкую, студнеобразную массу, а зубами в нос, в пергаментную щеку. Разорвать. Загрызть… .
– Я долго буду ждать?! – произнесла рожа.
- Что вы хотите знать? – глухо отозвалась Наталья, глядя исподлобья.
- Что ты можешь добавить к своим прежним показаниям?
- Ничего. Все, что было, обо всем рассказала…, - она была напряжена, как будто одеревенела.
- Так, давай по пунктам: кто еще, помимо названных лиц, бывал в вашей компании? – глядя в опросный лист, спросил Ушаков.
- Больше никто.
- Катерина Черкасская, Марья Наумова, Салтыкова Прасковья?
- Они не в компании… . Изредка заезжали, но по знакомству… . Никаких…, - осторожно подбирая слова отвечала Лопухина, но ее перебил визгливый выкрик Трубецкого.
- А сынок твой говорит, что бывали они у тебя завсегда! Может он врет? Так мы переспросим! – с явной издевкой спросил он и мотнул головой в сторону Ивана.
Наташа посмотрела на сына, он, как и в первый момент, когда она увидела его здесь, смотрел в пол и мелко раскачивался, только при этом еще дрожал. По щеке ее стекла слеза.
- Нет, нет, - быстро сказала она слабым голосом, - не надо… . Он…, - она посмотрела в сторону, сжимая кривящиеся губы, - он правду сказал. – Опустила глаза.
- В разговорах Ваших к повреждению чести Ее Величества кто из них участие принимал? – удовлетворенно продолжал Ушаков.
- Такого ни за кем не помню.
- Так, не помнишь. Но не отрицаешь, что такое могло быть?
Наташа отрицательно помотала опущенной головой.
- Пиши, - обратился Лесток к секретарю, - «не отрицаю».
- О жизни Ее Величества в Царском селе разговоры вели?
- С ними? -  Наташа подняла глаза.
- С ними или с не ними… вели или нет?! – раздраженно переспросил инквизитор.
- С ними нет, а вообще – да…, не помню с кем.
- А откуда ты можешь знать, когда сама не бывала там? – строго вопрошал Ушаков.
- Кто-то мне говорил, а кто не помню.
- Опять не помнишь? А ты вспомни! – елейно сказал лейб-медик. – А не то, мы Иванушку поспрашиваем.
Наталья Федоровна скрипнула зубами. – Да, он-то откуда может это знать? – со стоном обратилась она к судьям.
- Мало ли, - улыбнулся Лесток, - вдруг вспомнит.
Лопухина прикрыла глаза рукой, проглотила слезы. – Нет. Я вспомнила: от повара Василия, я о том слышала, - еле слышно произнесла она.
- Откуда повара-то знаешь? Он ваш агент? – заинтересованно подключился Никита Юрьевич.
- Да какой агент, - ответила Наталья Федоровна, глаз не поднимая, - он прежде поваром был у графа Левенвольде. Поэтому и знаю.
- Вот, как славно, – как похвалу высказал ей Ушаков. – Сколько нового припомнила. А теперь ты еще подробно расскажешь нам о своем заговоре, кто из высоких чинов в нем участвовал и как Ее Величество извести хотели.
Наталья сжала в кулаки ткань юбки. – Не было заговора. – подавшись вперед и глядя перед собой в пол, ответила она.
- Получается, все-таки соврал нам Иван, – сказал Лесток.
Наташа зажмурила глаза и закрыла лицо руками: «Это конец!». Она поняла, что загнали ее в угол, выхода нет.
- Нет, не правда! – неожиданно для всех выкрикнул Ваня, который, казалось, не видел, не слышал и не осознавал происходящее. – Я такого не говорил, – сказал они тише, испуганно смотрящей на него матери.
- Не говорил?! – с угрозой спросил его Ушаков.
Ваня со страхом посмотрел на него, сжался, обхватил голову дрожащими руками. Но, трясясь и давясь слезами, сильно раскачиваясь взад-вперед, произнес еще несколько раз, - нет, не говорил.
- Ошиблись Вы, Андрей Иваныч, - дрожащим голосом воскликнула Лопухина, силясь улыбнуться. – Не было заговора!
Судьи переглянулись. Лесток что-то шепотом сказал Ушакову.
- Ну, мы еще вернемся к этому разговору, - мрачно отметил Андрей Иванович и велел увести подсудимых.