1. Преданная Чара

Покатились глаза собачьи
Золотыми звездами в снег…
Сергей Есенин

***

1.  ПРЕДАННАЯ ЧАРА

«ЦАРАПАТЬ ЗДЕСЬ!»

– Собачки, кошечки… они, само собой, не только радость в дом приносят. Убытку, бывает, тоже поднакопится. То, глядишь, телефонную проводку повыдрало твое бессловесное чадо, то книжные корешки обглодало… Чара моя, как и положено «интеллигентной дворянке», перво-наперво за книги взялась. То ли витаминов каких ей не хватало, то ли занятие поинтереснее найти себе решила, – в первые же сутки проживания со мной прошлась по переплетам журнала «Наука и жизнь». У меня же пара полок его… Люблю я этот журнальчик. Любопытного чтива там много и развлечения тебе – шахматы, кроссворды с рисунками. Но я больше «Сделай сам» обожаю. Интересно! Глядишь, что и по хозяйству применишь…
Само собой, подловил я Чару за «чтением» очередного журнальчика и строго-строго отчитал. Она, шельма, сразу сообразила, что не доброе делает: скорчила повинную физиономию, потом и вовсе уткнула ее в лапы. И заметь: к стеллажу нет-нет да и подойдет, пригнется к полу, фыркнет на журнальную полку, вроде скажет: «Не лезьте мне в нос! Вон как из-за вас попало!» – и отпрыгнет.
Убыток посерьезнее нанесла она мне в другом месте. Опять же – потому что умница, культурная! Оказалась, что она не из породы брехливых. Голосок-то у нее был громкий, заливистый, но по каждому пустяку Чара не ругалась. На лестничной площадке шаги заслышит, не заливается сразу и попусту. Уши навострит, нос вытянет, словно охотница завзятая, и фыркнет по-своему: «Вух! В-вух!» А спустя несколько дней все соседские шаги – и детей, и родителей их – запомнила намертво и реагировала только ушами. Зато гостей, хоть моих, хоть соседских, отмечала рычанием, и чем ближе шаги к дверям – тем громче рычала. И у своих дверей, когда научилась гулять без меня и возвращалась домой сама. Только, бывало, выгляну в форточку: «Чара, домой!» – морду навострит в мою сторону… в сторону окна аж на пятом этаже, представляешь?.. и – «ноги в руки»! Полминуты не пройдет, а я уже слышу ее царапанье в дверь. День-другой это царапанье было безобидным – видать, дерматин на двери крепкий оказался, – а потом, гляжу, он лентами расслаивается! Загубила дверь, шельма моя!
Тут пришла мне в голову блажь: нашел кусок фанеры, обрезал по ширине двери, а чтоб проходящие люди не попеняли мне бедностью... не может, дескать, снова дерматин натянуть… решил пошутить. Взял черную тушь и крупно написал на той фанере: «Царапать здесь!» Чара приняла мою директиву к неуклонному исполнению: царапала только по фанере и, заметь, где положено – внизу текста. Ну не молодчина, а?
Помню, как-то Чара залилась вдруг лаем. Что такое, спрашиваю, а она в прихожую выскочила и ругается. Я прислушался, а там, кто-то скребет о дверь… Неужели еще какая-нибудь собака? Придержал я Чару, открываю – ба! А там друзья-супруги навестить меня пришли. И стоят на четвереньках – царапаются в дверь!
– Что это у вас за предупреждение?– смеются. – Болеет кто-нибудь?
Ну и посмеялись мы тогда. А гости, ко мне приходящие, еще не раз подражали Чаре… Дерматин на двери мы, между прочим, так менять и не стали – пусть потешатся люди, приходя к нам!

ЧАРА-ВОЖАК

– Собака, конечно, нужна больше как сторож. Но мне приятно было, что Чара, как познакомится с кем, так и «расплывается в улыбке». Дружить со всеми – это ее хлебом не корми!
Страстными «поцелуями» встретила она и мою супругу, когда та вернулась из теплых краев и я привез ее с вокзала. Стоило только уставшей с дороги женщине порог переступить, как любвеобильное создание с таким восторгом подпрыгнуло вверх, что оказалось у нее на груди. Супруга так и села на табуретку, которая всегда стоит в прихожей, а Чара, радостно повизгивая, принялась облизывать ее лицо. Представляешь картинку? Я-то ведь нарочно не сказал супруге при встрече, что завел себе «сожительницу». Думал, а поглядим, как они встретятся… Оказалось, счастливее и не надо!
Мне занятно было, почему именно такой оказалась их встреча. Потом один собаковод объяснил. Когда собака входит в новый дом, ее окружают запахи всех живущих в нем, всех, часто бывающих здесь. И уж, конечно, чьих запахов в доме больше, как не Хозяйкиных? Сам Хозяин пахнет не столько собой, сколько своей Хозяйкой! А, как считаешь?
Во дворе, помнишь, я говорил, ребятишки ее сразу полюбили, и взрослые, соседи в смысле, бывало, приласкивали. Уж такая она аккуратненькая да такая красивая. Овчарка вообще собака знатная, а если она размером с мою Чару, вроде бы мини-овчарка, оч-чень приятно смотрится. Душу радует!
Меня поразило еще вот что… – как Чару другие собачки приняли.
Выводили там болонку-девочку и пуделька беспородного. Их выводили на поводках, а потом спускали порезвиться. Они, конечно, встретились с моей Чарой и сразу приняли ее в свою компанию, хоть и покрупнее Чары были. И не просто приняли…
Как-то выпустил я ее одну погулять. И вскоре слышу лай несусветный. Целой своры лай… Выглянул в окно – не видать ничего. Я – мигом на улицу, чтоб беды какой не случилось. Выскакиваю и вижу: наши малышки гоняют по двору чужака, здоровенного такого барбоса-приблуду! Он, если бы понахальнее был, каждую из них в один захват перекусить мог, но то ли не из храбрецов оказался, то ли у наших напор такой был, что… В общем прогнали они его со своей территории.
А самое-то главное – вожаком этой стаи не пудель был, не болонка, а моя Чара. Ласковейшее из существ, а – гляди-ка! – какое отважное, если надо защитить свое! После я не раз видел такие картинки: бегают, балуются все трое и вдруг – Чара в стойку, издает свой какой-то клич, и все трое клином в острие с нею летят куда-то, а от них, поджав хвост, улепетывает чужак, то ли заблудившийся, то ли ищущий поживы…  А то, знаешь, один из соседей пожаловался: «Чара ваша во главе своей кодлы в подъезд меня загнала. Не дала, паразитка, в магазин за бутыльком сбегать…»
Я сказал ему тогда, что Чара страсть как не любит сильно поддатых мужиков. Перебрал – лучше с нею не встречаться! Такая вот дворянка!

ЧАРА-ОХОТНИЦА

– Всего, что было у нас с Чарой, не упомнишь… Обо всем не расскажешь, – с заметным сожалением говорит всякий раз мой друг, выдав очередной «детектив» о своей дружбе со случайно найденной собачкой.
     – А несколько последних эпизодов нашей с ней жизни… – замечательной, знаешь, все-таки жизни! – никогда не забуду!..
Он надолго замолкает. Закуривает. Или мнет-мнет в пальцах сигарету, так что она вся рассыпается.
– На следующее лето повезло нам с женой – добыли две десятидневные путевки в Дом отдыха. Ты знаешь это горное местечко у нас… Воздух, пропитанный хвойным духом, ягода-грибы в обилии, студеная водичка в горных озерцах… Да не ты ли отвозил нас троих туда? А?
– Да и я как-то возил…
– Ну тогда ты помнишь, как мы забавлялись по дороге, глядя на выкрутасы псинки нашей. Пока едем, она, высунув морду наружу, стоит столбиком у окна и любуется пробегающими мимо пейзажами. Остановимся где-нибудь спины разогнуть, первой вылетает из машины и ну гоняться за бабочками да вспархивающими из травы птахами… А мы с нею радуемся тем бабочкам и птичкам. Раз сохранились они, значит, и нас радиация не свалит.
А приехали на место, вот ей раздолье было! Носится между соснами, а то, глядишь, притаилась за кустиком, подкарауливает кого-то.
Отдых всякий – это, как известно, поиск каких-нибудь развлечений. Книги-то безотрывно читать не будешь, валяться бездумно на пляже или на травке… тоже надоедает.
У нас с женой этой проблемы не было: успевай только наблюдай за проделками Чары! Но как ни изощрялась она в развлечениях, потешая нас, мы ей тоже занятие придумали. Знаешь же, что любимое наше хобби – грибочки искать. Тихая охота! «Третья», как утверждал писатель Солоухин. Вот и проводили мы большую часть свободного времени на этой охоте. Так наша любимица глядела, глядела на это дело и, представляешь, принялась нам помогать! Наткнется на гриб где-нибудь в траве – и зовет, потявкивая. А как-то сама свалила гриб и – вот потеха! – катит его лапами к нам!
Забавы ради я взялся научить ее искать грибы потаенные, те, что еще из-под листвы не вылезли. Взял свеженький груздь – снежный прямо! – разломил и говорю Чаре:
– «Нюхай! Нюхай – и ищи!» И, знаешь, находила бугорки грибные… Что тебе заправский миноискатель! Прибытка грибного она, конечно, не принесла, а забавы для настроения – хватало!.. Да! Я ведь ее научил ядовитые грибы не брать! На мухоморы она даже не глядела. Но, бывало, встретит его на пути, фыркнет и – лапой его, лапой! Он и набок.
– Ну уж придумал! – смеюсь я над этим рассказом друга.
– А с ней не надо придумывать! Она еще тот придумщик…
БЕДА ПРИШЛА

– В том, что случилось за несколько дней до нашего отъезда, до сих пор себя виню! Смотрим как-то: посмурнела что-то наша Чара, норовит куда-нибудь забиться – под стол, под кровать – и лежит все, лежит. Потом вовсе прятаться начала. Зовем, а ее нигде нету. Выходим из своего домика, под деревья, в кусты заглядываем и вдруг находим: лежит под разлапистой веткой, глаза прикрыты, пасть приоткрыта.
– Чарочка, да что с тобой? – чуть не плачет жена, приподнимая ее, и у меня сердце заходится: недосмотрел!
Берем ее, несем к себе, пытаемся молочком напоить. Не ест ничего, не пьет. Глаза чуть отвел от нее – опять старается исчезнуть.
Промучились пару дней, ветеринара среди местных изыскались – не нашли. А у нее лапы судорогой стало сводить. И головы не поднимает… Мы вовсе голову потеряли: что делать? В автобус собаку в таком состоянии, конечно же, никто не позволит…
Машины найти не получилось. Пошли к нашей сестре-хозяйке:
– Наталья Платоновна! Что делать? Может, посоветуете? – молю.
– Может, мы ее у вас оставим? – это жена – со слезами.
– Да что с ней делать-то, не знаю, – огорченно разводит руками женщина. – Отчего заболела-то, не знаете? Укусила тварь какая? Или съела что непотребное?
– Не знаем, – отвечаем. – Но везти нам ее не на чем. И остаться еще на какое-то время не можем. Позвольте все-таки возле вас ее оставить? Если умрет, захороните… А я через пару дней позвоню вам. Если оправится, сразу приеду. Уж вы поверьте!
– Конечно, конечно! – с душой восклицает Наталья Платоновна. – Не убивать же несчастную…

«ПРИЕЗЖАЙТЕ СКОРЕЕ!»

– Как мы доехали до дома, не пересказать. Жена чуть не всю дорогу всхлипывала, все платочки слезами измочила, потом уткнулась в окно автобуса и замерла в немом отчаянии. А у меня ком в горле застрял – дышать не могу. Обездолила нас собачка!.. И потянулись дни, словно траурные. Говорить друг с дружкой не могли. Словно дитё  похоронено!
И надо же так случиться: целую неделю бил я телефоны Дома отдыха – не отвечают, и все тут! Оказалось, поломка у них была. А дозвонился – легче не стало!
– Жива ваша собачка! – кричит сквозь треск на линии Наталья Платоновна. – Оклемалась!.. Она, видать, не хотела умирать! Считает, что… – голос женщины срывается, – что вам без нее не жить… Так и сидит возле вашего домика, плачет на всю округу. Днем и ночью слышим ее жалобный крик. Зовет вас… Она же с того самого дня, как вы уехали, не ела ничего! Пищу ни у кого не берет, представляете?
– И у вас не берет еду? – с ужасом вскричал я.
– Не берет! – в голосе Натальи Платоновны  были  явные слезы. – По два раза на дню к ней бегаю. Приезжайте скорее! Лучше всего сегодня!
Ага, «приезжайте лучше сегодня!» Это же двести с гаком километров! Притом автобусы ходят один раз в сутки.
Как я тогда инфаркта не схватил, не знаю.
Видать, судьба мне другое нацелила…
– Она жива и гибнет от голода… – позвонил я домой, супруга ойкнула. – Она не позволила себе умереть… Чтоб не сделать нас сиротами…
– А мы-то, мы-то, – всхлипнула жена. – Оставили ее!
– Успокойся, я еду за нею.
Я не узнал при встрече свою Чару! Неизвестное существо величиной, ей-богу, с суслика, с выпирающими ребрышками, жалобно скуля, заковыляло навстречу мне, когда я повернул к нашему бывшему домику. Оно, когда я присел на корточки, потянулось ко мне, повизгивая, с трудом положило мне на ладони мордочку и замерло… Словно перед последним вздохом… Я осторожненько приподнял с земли свою Чару…  точнее, то, что от нее осталось. Для того только и осталось, чтоб дышать и надеяться? Прижал ее к груди тихо-тихо, и мы замерли с ней. Сквозь пиджак я услышал почти неслышимое биение ее сердечка… Разве это было биение? Механизмы наручных часов громче тикают…
Задыхаясь, подбежала Наталья Платоновна, протянула чашечку… с простоквашей. Я сел на траву и, держа Чару на коленях, подставил чашечку под ее неузнаваемую мордочку.
Бог мой! Наверное, и я пацаненком, когда после долгой той войны, еще и голода 46-го… наверное, и я набросился на поданную мне впервые за целую неделю еду так же отчаянно, как сейчас Чара!
Как встретила нас дома супруга моя, что с нею сделалось тут, говорить не могу. Уж прости… Вечером я вынес Чару на улицу. Посадил на травку и сам присел на корточки возле нее, чтоб никто ненароком не обидел ее, не задел…
– Дядь Коля, вы щеночка взяли? – окружила нас дворовая ребятня.
– Нет, ребятки, – прошептал я. – Это Чара… Неужто не узнаете ее?
Мальчишки пораскрывали рты от изумления. Не решались больше спрашивать. Заморгали глазенками, захлюпали носами, наблюдая, как Чара пытается понять, где она и что с нею.
Поверишь, месяц отхаживали мы ее. Чтоб стала прежней Чарой…