Беспокойный сон. Или патч к дневнику неудачника

Мы не сможем быть добрее чем есть,
Мы не сможем быть добрее людей(Люмен).
Мы ехали в Мошенской район.
- Зачем ты так гонишь, ведь давно уже поняли, что на этой трассе - бесполезно.
- В нашей стране всё бесполезно, а гоню, чтобы навыка не терять.
В тверской нас остановили за пересечение сплошной на обгоне в горку. Восемьсот рублей и выписанный штраф за немытые номера. Кажется очень дешево, или они стояли в левом месте?
Свернув с трассы мы покатились по разбитой районной дороге с выбоинами и перекатами. Сто семдесят и машина слегка подлетает, подскакивая на искривлениях дороги. Пролетаем скромные деревушки, не успевая читать блеклые знаки. Мёртвый пост с задраенными стальными ставнями. Трафарет: тел. Дежурной части 81 666... или мне только кажется. Ослепительная позолота церкви блеснула в глазах. Бесконечные ряды борщевиков по обочинам. Меня укачало.
Резкий удар. В лицо. Вспышка и помутнение. "Приехали".
Руки-клешни потащили тело по земле. Какой-то чёрный обшарпаный кузов, тонкие диагональные шины. Рывком они закинули меня в  тёмную коробку грузовика. Что-то упрямое и твёрдое вцепилось в запястье. Зачихав, машина тронулась, волоча мою щёку по шершавой холодности пола. Нос упёрся в пахнущий дегтем тускло блестящий сапог.
Не знаю, как долго мы ехали. Безысходное движение к неизвестности.
Из дурмана меня вывел удар по ногам. Тусклый блеск лампочки высвечивал  странную серую шинель с рубиновыми петлицами, кажется такое я где-то видел.    Собравшись силами мне удалось встать. Дверь открылась...
С ускорением я нёсся через  вычурные кабинеты и холлы с лепниной и расписанными потолками. Потом только красные мягкие ковры, дерево, мягкий свет.   В одном кабинете с огромной библиотекой, где рядом с необычайно праздничными томами Ленина мне приметился серый корешок с синим шрифтом: "Очерки русской смуты"  Деникин.  Фотографии Брежнева. Одинаковые настенные деревянные часы. 
Неожиданно  рухнул в огромную комнату - дубовын стены, узорчатые вставки из карельской берёзы с замысловатым рисунком. Четыре портрета: Маркс, Ленин, Суворов и Кутозов на стене. На столе зелёная лампа и как всегда ничего лишнего: телефон, ручка, чернильница, графин с водой, стакан с дымящимся чаем, бумаги, газета "Правда".
- Неважно вигладите, товарищ Царёв, - это был конечно Он, я почувствовал слабость в ногах и острый холодный страх. Ведь это Он, вернувшийся из кремлёвской стены что бы покарать, что бы беспощадно сверлить меня своими густыми тёмными глазами.
Шевельнув усами с проседью он сказал:
- Ми рассмотрели ваше заявление на имя товарища Горького по улучшенияю ващего литературного мастерства. Сухие руки зажгли папиросу. Губы выпустили едкий зеленоватый дым.
- Пачему у вас нет рассказов про Единую Россию.
- Товарищ Сталин, я не состою.
- Это не харашо, так почему вы не выступаете на собранях Молодой Гвардии.
- У меня нету...  верту.
- Верту-мерту. Не знаю таких. А как оценить ваше пассивное отношение к  молодёжному прогрессивному,  антифашистскому движению "Наши"? - у меня ухнуло в сердце, он всё про меня знает.
- Про соколов Революции товарища Медведева и его верного боевого дргуга товарища Путина пачему ви не писали? 
- Честно говоря, я боялся писать о таких великих людях, не имея достоверных фактов.
- Факты это линия партии, читали ли ви "Краткий курс ВКПб"?
- Нет, враги народа отвлекают, прячут книжки.
- Некоторые говорят что сейчас якобы модно читать так называемую западную литературу. Ви не читаете?
- Читаю. Изучаю зарубежные революционные тенденции.
- Революционного движения на Западе нет, нет в наличии фактов революционного движения, а есть только потенция, ну, а мы не можем полагаться в своей практике на одну лишь потенцию. Надеюсь я  выражаюсь понятно.
- Предельно ясно.
- Может вы написали что нибудь про наши доблестные сражения в Южной Осетии?
- Нет.
- Скажите, хотите вы, чтобы промышленность наша пошла в гору, чтобы число пролетариев в России поднялось в ближайший период до 20-30 миллионов, чтобы коллективное нефтяное хозяйство расцвело и подчинило своему влиянию частное хозяйство, чтобы высокая индустрия и коллективное хозяйство  с нанотехнологиями спаяли окончательно пролетариев фабрик и тружеников земли в одну социалистическую армию...
- Очень хочу.
- Будем наедятся вы найдёте способ поднимать силы юных патриотов на борьбу за дальнейший расцвет нашей великой Родины.
- Идите и подумайте.
Stalin a still hero in Russia зачем-то прошептал я в дверях.
Грянула песня:
От края до края, по горным вершинам,
Где свой разговор ведет самолет,
О Сталине мудром, родном и любимом
Прекрасную песню поет весь народ.
Летит эта песня быстрее, чем птица,
И мир угнетателей злобно дрожит.
Ее не удержат посты и границы,
Ее не удержат ничьи рубежи.
Ее не страшат ни нагайки, ни пули,
Звучит эта песня в огне баррикад,
Поют эту песню и рикша и кули,
Пост эту песню китайский солдат.

От резкого торможения я проснулся.  За окном было совсем темно. По насыщенной гудроном дороге шипели шины. Что это было? Какой-то мёртвый рябой приснился и я сразу ссучился.
- А, проснулся, подчти приехали. Как поспал?
- Нормально.
- Что-то ворочался ты много.
- Слушай, а когда умер Коба?
- В пятьдесят третьем.
- И курсы были основанны в пятьдесят третьем.
- Ну и что.
- А ничего, не сечёшь? Я с ним вроде как сейчас встречался, он ушёл туда работать.
- Слабовато место для такой фигуры.
- Пенсия, как никак.
- А где котлы и смола?
- Да ты забыл – церковь тоже сталинская, они ему плохую путёвку не подсунут.