Жизнь за занавесом

        Вам когда-нибудь было знакомо такое ощущение, что ваши руки живут какой-то своей, совершенно отдельной жизнью, абсолютно отличающейся от жизни вашей головы или даже ваших ног. Наверное будет правильней сказать, что сейчас я обращаюсь к музыкантам. Для того чтобы уметь играть на каком-то инструменте, далеко не обязательно обладать идеальным слухом. Он приходит со временем. Намного важнее научиться чувствовать, научиться любить свой инструмент.  Понять, что хотел передать тот или иной музыкант. Ведь это тоже играет свою не мало важную роль в понимании музыки.
       Я уже много лет играю на скрипке. Когда я был совсем ребёнком мой отец заставил меня ходить в музыкальную школу. На самом деле это получилось совершенно случайно. Дело в том, что музыкальная школа была самым близким строением от нашего дома, и отцу было очень удобно за мной следить. Он крайне не любил, когда я бегал с дворовыми парнями. Он говорил, что такому маленькому придурку как мне нечего делать среди этих подрастающих уголовников.
       Случилось так, что я рос без матери. Она умерла ещё во время родов. У неё как и у меня были проблемы со здоровьем и слабое сердце. Отец долго не мог найти себе место после её смерти и начал пить. Кто-то из моих дальних родственников хотел забрать меня у него, но он не позволил. Когда кто-то из них приходил я часто слышал крики. Отец запирал меня в комнате и выпускал только тогда, когда все уходили. Но чаще всех меня пыталась навестить моя тётя, сестра моей матери.
- снова приходила твоя неугомонная тётка Жасмин. Знаешь, она мне надоела. Когда умерла твоя мать, она сразу начала искать виновных. Конечно же главным виновником был я, ну а как иначе?! Только потом врач как-то смог доказать ей, что это из-за того, что она очень слабая была. К тому же она была больна и принимала какие-то дурацкие таблетки, которые вызывали привыкание. Ты наверное поэтому такой хилый и бестолковый. Но я тебя им не отдам. Ты меня понял? – я молча слушал и только кивал в знак моего согласия. – Она думает, что я не справлюсь. Она говорит, что я пьяница. Но я просто дезинфицирую душевные раны. А их у меня очень много. Когда ты вырастишь, ты поймёшь своего старого отца. В следующий раз она обещала привести полицию если застанет меня в таком состоянии. Но никого она не приведёт, у неё кишка тонка. Сама накапывать себе проблемы она не будет, уж я то знаю. Ты пока иди играй на своей скрипунье. Хотя, разве это игра? Это просто жалкие одинокие нотки, которые с грубой фальшью вылетают из под смычка, который ты и держать-то не умеешь. Хотя, наверное твоя мать гордилась бы тобой.
       Почему-то это фразу он добавлял везде. я объяснял это себе тем, что моя мама если ещё когда-нибудь придёт, а я почему-то всегда верил, что она придёт, будет очень мной гордиться. Когда я выходил из дома, со мной часто заговаривала одна старуха. Она сидела на лавке, которая стояла почти прямо под нашими окнами. Иногда к ней присоединялись другие бабки, иногда она там сидела совсем одна. Зимой, я думал что она примерзает к полуразвалившейся скамейке, но по вечерам, иногда выглядывая сквозь замёрзшие окна мне удавалось увидеть лавку пустой. Когда я сидел рядом с ней и уделял ей внимание, она угощала меня кусочками квадратного сахара. Она многое мне рассказывала.
       Как-то раз, отец высек меня. Ему никогда не нравилась моя игра. Он всегда ждал, что вот я приду и смогу прямо наизусть сыграть ему шестую симфонию Чайковского. Но я не мог. Он говорил, что я бездарен, и что я не умею играть даже элементарных вещей. Но в конце он всё же успокаивался и шел снова пить.
- ты только не расстраивай свою мать. Слышишь? Не смей её расстраивать.
       Он никогда ничего про неё не рассказывал. Он просто говорил, либо что она будет мной гордиться, либо, что я не должен её расстраивать.
       Мы жили в  Будапеште. После войны его не хило разгромили и всё никак не могли воссоздать. Наш дом был трёхэтажным и на половину развалившимся. Его собирались снести, но почему-то местные жители всё никак не уступали властям. Бабушка, которая сидела во дворе, часто возмущалась. Она говорила, что прожила тут всю свою жизнь, и что съедет только после своей смерти. Её звали Матильда. Она иногда рассказывала мне про войну, когда отец засыпал я выходил и сидел с ней. Не могу сказать, что мне доставляло большое удовольствие сидеть возле старушки, которая с трудом являлась нашей соседкой, но в каком-то плане она заменяла мне мать.
- мне жаль тебя, мальчик. Твоя мама была полной дуррой, когда вышла замуж за твоего отца. Хотя, тогда он ещё не выглядел так убого. Ты на чём-то играешь? Я почти каждый вечер вижу как ты место того, чтобы играть с местной шпаной бегаешь в эту музыкальную школу. А ведь и правда. В этом плане твой отец не плохой. Он держит тебя в строгости и когда-нибудь ты скажешь ему спасибо. Ему ведь наверное очень тяжело воспитывать тебя одному. Хотя не знаю.
       Часто я просто засыпал под её рассказы и просыпался только от криков детей пробегавших мимо, или от мысли, что отец начнёт меня искать незаметно я пробирался в дом и начинал свои тренировки. Я мог тренироваться с утра до вечера. Со временем я начал понимать, что если я полюблю эту скрипку, то начнёт получаться лучше. Но я не любил её. Мне казалось, что отец мне просто заставляет и именно по этому мне приходится на ней играть. А это было совсем не интересно. Но я взрослел. Мой отец тоже, хотя скорее, он просто становился стариком. Казалось, что теперь он подходит в мужья той старушке, которая проводила дни на той лавочке, хотя ведь ещё всего пару лет назад, его можно было принять за её сына.
       Однажды, когда я вышел в школу, я не увидел Матильды. Её так же не было после того как я вернулся. Не появилась она и на следующий день. Меня охватило некое волнение за неё. Я попросил отца, чтобы тот отпустил меня к ней. Не долго думая, он согласился. Дверь в её квартиру была открыта. Когда я вошёл, в нос ударил запах духов. На шкафу висела старая шуба, там же в прихожей напротив шкафа стояло большое зеркало. На нём была длинная лампа, к абажуру которой были прицеплены с помощью булавки какие-то старые желтые бумажки с обгорелыми концами, билетики и какая-то денежная мелочь. Под лампой стояли те самые вкусно пахнущие духи в только что откупоренном тюбике и много помады разных оттенков красного. Я прошёл мимо всей этой сказочной обстановки и прошёл во вторую комнату. Немного постучав я вошёл.
- вы здесь? Как вы себя чувствуете.
- ах, здравствуй. Ты сегодня похоже пропустил своё занятие по музыке. Или что, тебе совсем стало не в радость играть на своей скрипке? Ахах…- она хотела было засмеяться, но приступ кашля перебил её смех. Заливистый страшный кашель, который можно было принять за лай собаки. – да, нормально всё. – я видел, что она это говорила, чтобы я не волновался, но кашель не умолкал. Вдруг, я заметил, как на полу появляются маленькие капельки криви. Я испугался. Впервые я подумал о смерти. – не волнуйся, это сейчас пройдёт. – она всё же улыбалась. Я пошёл на кухню, чтобы принести ей воды. Низкие грязные потолки заросли паутиной, плита почти не работала, а на пустой грязной тарелке мухи устраивали фестивали, создавая при этом громкое жужжание. Я нашёл какую-то расколотую чашку и принёс в ней воды. Бабушка выпила её.
       Немного успокоившись она отблагодарила меня. Скрипя кроватью, она сменила позу из лежачей в сидячую. Она лежала а старой раскладушке, одеяло и простыня были, как она говорит из настоящего хлопка, и подушка была сделана из самого качественного пуха, который почти не сбивается. В маленькой комнате, напоминавшей спальню кроме этой кровати стоял ещё один шкаф. На его дверце висело старое, но всё ещё очень красивое платье. Оно было длинным до пола и всё обвешано какими-то блёстками. На стене так же были фотографии. На них она была молодой. Я видел как она на них улыбалась.
- вы были очень красивой.
- что значит была?! Я и сейчас ничего. – говорила она с легким возмущением и некой тоской в голосе. Она тоже смотрела на эти фотокарточки и что-то рассказывала мне.- здесь, я со своим молодым человеком. Мы очень любили друг друга. Я была хорошей актрисой и почти каждый вечер до войны давала свои представления в разных залах .меня даже приглашали в Париж. Я там пела в какой-то опере. Жаль, что я не помню в какой именно, но по-моему в «Дон Жуан». Вот здесь мы сидим в кафе.- она показывала мне на разные фотографии. И про какую бы она не говорила, она всегда улыбалась.- он, мой молодой человек, был гонщиком. Здесь его машина и кубок за второе место. Видишь? Он у меня молодец был.
- а кто эта девушка рядом с вами?
- где? – я вытащил сверху одну фотографию. Она была немного помята, но всё равно можно было понять, кто там был. На ней была изображена одна девушка. Она была безумно красивой, но не было похоже, что это Матильда.  – это … - она прищурила глаза, словно хотела вспомнить. – я не помню, кто это. А вот я с Джоном. На следующий день, он сделал мне предложение выйти за него замуж.
- и всё-таки, вы правда не помните её? – мне всё ещё не давал покоя тот факт, что она хранит фотографию женщины, которую не знает.- а зачем вам эта фотография, если вы не помните, кто на ней?
- всё не просто мальчик мой, всё не просто. Я ведь знала её. Мы были очень хорошими подругами. Знаю, что тебе с трудом вериться в то, что я её забыла. Да и правильно, не надо мне верить, ведь я ничего не забыла. Просто бывают в этой жизни моменты, когда лучше что-то забыть или хотя бы сделать вид, что не помнишь. Тебе это будет лучше понятно, когда ты вырастешь. Сейчас конечно, обманывать тебе никого не надо. Но так делают все взрослые люди, кто хочет чего-то добиться. Но ты будешь молодцом, если сумеешь прожить ни разу не обманув. Просто поверь, что сейчас тебе не нужно знать кто она. Но знаешь, возьми эти две фотографии. Будешь смотреть на них и вспоминать про меня.
- но я и так вас вижу каждый день и помню. – она засмеялась. Сейчас она смеялась тихо и абсолютно спокойно. Она что-то знала. Что-то очень важное и дорогое, не обязательно эти знания были для меня, они просто грели ей душу. Ну и пусть, что я их не знал.
- ты ещё успеешь меня забыть. Ведь, в этом мире ничто не вечно.
       В тот день она говорила так словно навсегда хочет уйти. За  то время пока я с ней общался я хорошо привязался к ней. Да, она мне стала словно родная мать. Часто рассказывала мне про звёзды и про поезда.
       Вот опять её разговор прервался этим жутким кашлем. 
- у вас воды больше нет. Подождите, я принесу из дома своей. –но она остановила меня рукой. Медленно я помог ей лечь. –я вызову врача.- она махнула рукой в знак того, что и врача тоже не надо. Но я видел, что что-то происходит. И это надо сейчас же остановить. Вот кашель прекратился. На сей раз мне показалось что крови не было.
- я же говорила, что это пройдёт.
- почему вы так кашляете? Вы заболели?
- нет. Это не простуда, а всё остальное болезнью назвать нельзя. Знаешь, пока ты ещё молодой всё впереди. Но знаешь, нет ничего того, что было бы рядом с тобой вечно, даже любовь. Ведь сколько у меня было знакомых, мужчин, которые казалось любили меня больше жизни. А где они сейчас? Где женщины, которые мной восхищались, цветы которые мне дарили? Нет ничего.
- а почему нет любви? Я ведь вас люблю! Правда, как бабушку, даже больше, как маму! – услышав мой глупый вопрос и ещё более странный аргумент доказывающий обратное к её утверждению она улыбнулась. Сейчас мне кажется, что она всё ещё такая молодая. Ну и пусть, что её лицо покрыто морщинами и её уже давно за шестьдесят. Она всё ещё молода. Всё ещё в силах играть какие-то гениальные роли. В тот момент я искренне поверил, что она ещё в силах быть примой.
- любовь? А ведь ты прав. Но я всё равно уже слишком стара. Я наверное больше не в силах просиживать свою жизнь на той лавке. – она бросила усталый взгляд в сторону окна, которое было слегка задёрнуто занавеской. Это словно был её театр, за занавесом которого она жила, своей самой настоящей жизнью, о которой посчастливилось узнать только мне. – мне очень приятно, что ты сейчас со мной. Я ведь заслужила хоть немного скрасить свои последние дни. Спасибо тебе, маленький милый ребёнок. И кстати, как сказал кто-то « если Бог есть любовь, то Он и в правду есть».
- ты ведь будешь жить ещё очень долго.
- нет. Всё проходит и я тоже. Ведь теперь это только твоя жизнь. Я была лишь маленькой фигурой, которая хотела передать тебе хоть каплю того мира, который я видела.- я, казалось, совсем не понимал о чём она говорила. Мне действительно хотелось видеть её всегда. – я ухожу к твоей маме. Как когда-то давно она ушла к твоим дедушке и бабушке. Знаешь, она была чудесной. Я не говорила тебе, но я её знала. Она играла на скрипке, как и ты. Она была виртуозным музыкантом. Но умерла слишком молодой. После её последнего выступления мы не виделись. Она уехала в Париж, а я в Брюссель. Она говорила, что очень хочет ребёнка. И знаешь, ты бы ей очень понравился. Она и в правду гордилась бы тобой. – её голос дрогнул снова приступ кашля, на сей раз кровь пошла сильней.
- я позову на помощь, подождите! – я выбежал из её комнаты. Я бежал не разглядывая дороги, не разделяя ступенек. Я не думал, что она знала мою мать. Я и вправду совсем ничего не знал. И вдруг я понял, что если она сейчас умрёт, то сколько ещё всего останется недосказанного, сколько я всё всего не узнаю. Мне стало как-то ужасно обидно, ведь она знала мою мать и ничего мне так и не сказала. Может она хота оставить эту миссию на моего отца, но иногда мне казалось, что он сам ничего не знал о ней. А может я ошибался даже на счёт моего отца! Может он на самом деле просто замечательный, может даже он может как-нибудь в трезвом виде отвезти меня в парк и покатать на каруселях купить сладкой ваты, привезти домой, а потом долго сидеть со мной и смеяться над какими-то нашими общими глупостями. Но я ничего этого не знал. На улице шёл снег. Я не заметил его.
- помогите! Там женщине плох! Помогите!
       Два взрослых мужчины услышав мои крики поспешили на помощь они вбежали к ней в комнату. Через перу минут приехали санитары. Её увезли. Всё это время я стоял на улице и смотрел, как падал снег. Было на редкость тихо, не было ни детей, ни собак. Никого не было, только снег. Я вспомнил про фотографии и вытащил их из кармана. Аккуратно сложенные, они лежали в мой руке как жемчужное ожерелье. Я развернул одну из них. На ней была  Матильда и Джон. Они улыбались. Наверное тогда у них тоже вся жизнь была впереди.
- что ты тут стоишь, заболеть хочешь? – я обернулся. За мной стоял мой отец. Мне показалось что сегодня он был каким-то другим. Подойдя ко мне, он накинул на меня маленькую шубку. – что это у тебя?- взяв у меня фотографии, он с интересом начал их разглядывать.- знаешь, кто тут?- он посмотрел на меня своим выразительным удивлённым лицом и показал фотографию с девушкой. Я сказал что не знаю.- это Эльза. – я заметил как блеснули его глаза.
- кто это?
- это… твоя мать. – он отдал мне фотографию. Я ещё раз посмотрел на неё. «Почему она мне не сказала?». Мне было уже около десяти лет, а я всё ещё не знал как выглядела моя мама, более того, я даже не знал кем она была. Чувство смешанное с обидой и в тот же момент жалостью к самому себе пронзило меня. Обида всегда проявляется только с жалостью. Со временем я стал ненавидеть это чувство. Оно делало меня слишком слабым. А я не мог позволить себе, чтобы кто-то видел меня таким.- а что будет с Матильдой?
- она уже слишком стара. – я не знал, как мне отреагировать, но слёзы поняли что сейчас был их выход.
       Я репетировал когда отец вошёл ко мне в комнату. Неслышно он дошёл до стула и уселся в нём.
- ты никогда не сможешь играть красиво.
- я никогда не смогу играть так как мама? – он замолчал. Мой вопрос по-видимому его удивил.
- это она тебе рассказала про мать?
- да и…
- она умерла.
       Знаете, как это бывает когда говорят о смерти, словно всё нормально, всё как бы точно так же как  и было, только вдруг, что-то совершенно меняется. Что-то теперь совсем по-другому. Отец сказал это так резко, словно просто хотел оглушить меня своим страшным известием. Я не мог ничего ответить. Я перестал играть. Руки, в которых я держал скрипку и смычок, медленно опустились. Я больше ничего не слышал. Может он и не говорил ничего, мне уже не до него. «она умерла» словно машинально повторил я про себя. Я не знал, что будет дальше. Теперь всё, что я мог это только сидеть и слушать ветер, который гонял за окном снежинки. Мне стало как-то ужасно грустно.
- что замолчал? Становись играй. – я не мог ответить, я не мог встать. Я просто взял и заплакал. Я не думал, что это какое-то проявление слабости. Нет. На тот момент это было просто необходимым выражением того, что  чувствую.
 – хватит плакать. Вот, держи. – он протянул мне листок. Не простой листок, а нотный. Это было какое-то произведение Генделя. Когда я его развернул, я увидел маленькую фигурку черепашки. – это был талисман твоей мамы. Его когда-то ей подарила именно она.- я понял о ком он говорит. – Эльза всегда гладила эту фигурку перед своими концертами. Теперь она твоя.
       Несколько минут он ещё сидел рядом со мной и смотрел, как я хлюпая носом и истекая слезами пытаюсь её разглядеть. Это была маленькая черепашка сделанная из серебра с каким-то зелёным камнем на подобии изумруда на спине. У неё открывалась спинка при нажатии на заднюю левую лапку. В неё можно было вложить фотографию. Только какую-нибудь очень маленькую. Я закрыл её и положил на стол к моим нотным тетрадям. Отец подошёл ко мне и сел передо мной на корточки.
- всё ещё плачешь?- он заглянул мне  лицо. Стараясь хотя бы на пару секунд сдержаться от слёз, я кивнул, и они снова потекли из глаз непрерывным потоком. – ну хватит. – он приблизился ко мне в плотную и обнял меня! Он делал это очень редко и наверное именно по этому каждый раз для меня был каким-то праздником. Но только не сегодня. Тогда наверное он тоже плакал. Может только и в душе. Но глаза выдавали его. Я чувствовал что какая-то нелепая грусть окутала дом.
       Через два дня мы стояли на похоронах. Я видел молодую девушку, которая лежала на гробу и плакала. Уже потом, когда мы подходили к дому отец рассказал мне, что это была дочь Матильды. Были так же ещё какие-то женщины. Пара богато одетых дам пришли, но быстро удалились. Она была очень хорошей актрисой. Меня какое-то время мучил вопрос о том, как она могла стать такой старой. Отец говорил, что это война её так поменяла. Гроб медленно погрузили под землю. Каждый подошёл и кинул по горстке земли. Потом все разошлись. Отец держал меня за руку. Знаете как это, очень тепло, когда кто-то самый родной берёт вас за руку, в нужный вам момент и не отпускает. Он всё время стоял рядом со мной, словно боялся, что что-то со мной произойдёт. Я подумал про себя, а что если и произошло бы что-то, ну что с того, но вдруг, словно что-то осенило меня, что даже если мой отец и пьяница, моя ценность в его глазах не уменьшается. Я всё равно самый близкий для него человек и такой же самый родной как и он для меня. От этих мыслей сердце иногда сжималось. Словно губка, пытаясь выдавить из себя впитавшуюся влагу.
       После похорон мы вернулись домой.  Как бы тяжело мне не было пережить потерь близкого друга, но я заметил что жизнь продолжается. Всё пошло так же как и было. Всё продолжило своё существование. Никто уже и не помнил что кто-то умер. Всё было так как должно было быть. Я продолжал учиться ходить в музыкальную школу. Но однажды когда отец ушел в магазин в дверь постучали. Он говорил, что никому открывать нельзя. А те кому надо если что придут потом, вечером. Но стук не утихал.
- кто там?
- Ричард? Ричард открой дверь это Жасмин! – нерешительно, но я всё таки открыл дверь. Тётя вбежала в комнату принеся с собой какой-то новый запах, который ворвался вслед за ней, словно снег во время вьюги, прорезая застоявшийся желатиновый воздух в нашем доме. От неё пахло морозом, пряностями и весной, которая уже стояла в ближайших пригородах.- ах, милый мой! Я так соскучилась! Давай быстрей, одевайся.- она говорила как-то быстро и немного испуганно. Говоря это она обняла меня, и я с головой смог окунуться в её шубу.
- зачем мне одеваться?
- мы уходим. Милый, я тебя забираю. Теперь ты будешь жить у меня, в моём большом доме.
- а мой отец?
- он останется тут. Я возьму только тебя. Скорее одевайся. Ты не волнуйся, твой отец будет приходить к нам в гости, ну это правда мы потом ещё обсудим, а пока ты одевайся.
       Я начал искать мою курточку. Найдя её я вспомнил про скрипку. Всё происходило словно во сне. я не знал, что мне нужно с собой взять, я не знал, что будет делать отец, когда придёт и увидит, что меня больше нет. Я прекрасно понимал, что одному ему будет очень сложно. Я пожалуй до сих пор не знал правильно ли я сделал если бы ушёл, но он вернулся.
-опять ты здесь. Я же сказал, что больше не хочу тебя видеть здесь!- он разозлился. Это было ясно, не только потому что он кричал. Когда он увидел Жасмин, он понял зачем она пришла.
- не груби мне. Не груби, хотя бы при ребёнке!
- это не твой ребёнок!
- а ты не можешь быть его отцом! Ты всё время пьёшь! Я уже говорила, что когда приду в следующий раз я заберу его у тебя.
- ты относишься к нему как к игрушке! Он живой человек и ему хорошо здесь, в этом доме он родился, в этом доме он жил всё детство. Здесь же он жил и свои последние годы!  Я его тебе не отдам.
- зачем он тебе? Хочешь, чтобы он ушёл в оркестр потому что там ему будут платить? Хочешь снова напиваться дорогим алкоголем в дорогих ресторанах? Или ты просто хотел заменить себе мою сестру её ребёнком?
- я не хочу никого заменять себе. Ты прекрасно знаешь, что он мой ребёнок и что я буду за него бороться во что бы то ни стало.
- ты плохой отец.
       На этом они замолчали. пока они кричали и ругались между собой, я ушёл в другую комнату. Я старался спрятаться как можно глубже, как можно дальше, только чтобы не слышать, как они кричат. Мне было жутко и страшно. На какой-то момент я хотел выбежать из дома и уйти куда-нибудь как можно дальше. Но мне приходилось сидеть в своей комнате как всегда, именно так как я всегда переживаю подобные сцены. Вот они затихли. Вот захлопнулась дверь. Ещё пять минут прошло в полной тишине. Я понял, что теперь я здесь. Некоторые называют это шестым чувством, но я просто понял это. Теперь я здесь. Может это снова всего лишь на несколько месяцев, но может уже навсегда.
- Ричард, подойди. – отец сидел на стуле, склонив голову так, что если бы я смотрел на него со спины, я мог бы подумать, что у него нет головы. – она позвала тебя с собой. Ты согласился?- он не шевелился. Словно это был просто какой-то голос за кадром.  Вдруг вокруг меня всё стало расти. Стол стал ужасно большим и я с трудом мог дотянуться до него, стены стали высокими и передо мной сидела только одна фигура отца, у которого я с трудом мог различить голову. Длинные полосы стен, окон и прочего хлама уносились вверх и склеивались в одну точку, которая нависала надо мной. – ты согласился?- опять этот жуткий голос. Пол начал медленно крутиться. Словно я был маленьким шариком в казино, которого бросили крутиться на барабан и каждый ждёт от меня чего-то одного, кто-то хочет чтобы я упал на «чёрное», кто-то на «красное», одному от меня нужно «тридцать», другому « двадцать один». – почему ты молчишь? – он посмотрел на меня. И вдруг я понял, что меня уносит. Я медленно улетаю в него. Проходя через его глаза, через его рот. Я оказался где-то внутри. Я видел снежинки и ветер дул в лицо.
- Ричард! Да что с тобой, сын?!
- нет. Я не ушёл. Я здесь. Пап, я здесь!
Зажмурив глаза я постарался проснуться. Открыв глаза в очередной раз я понял, что сейчас все хорошо.  Я не знал, что это со мной произошло, но я точно решил для себя, что больше этого не хочу.
- мне пора на занятия музыкой. Если бы я ушёл, я не знал бы что мне делать. Мне больше негде было бы ей заниматься.
- хорошо. Иди сын. Твоя мама… хотя, какая разница.
       Сейчас мне уже двадцать четыре года. Я сижу в огромном концертном зале в Париже. У нас концерт. Где-то там, между третьим и восьмым рядом сидит мой отец. Там же Жасмин со своим мужем и двумя прекрасными детьми, там так же возможно присутствует дочь Матильды. У неё прекрасная дочь, спустя год после похорон, она как-то пришла к нам в дом и рассказала, что в завещании, которое оставила её мать она что-то передала одному мальчик, которым оказался я. Она принесла мне те вещи и заодно они с отцом разговорились. Он молодец, пригласил её в кафе, а когда вернулся он был ужасно рад. Сказал, что они подружились .
       Сейчас, я наверное счастлив, ссоры в семье прекратились. Мне надоело выслушивать что обо мне говорят как об игрушке, и однажды я сделал именно так как хотел. Мне надоело душить себя страхом, я устал слушать как меня делят.
       Когда Жасмин в очередной раз пришла к нам, а точнее будет сказать за мной, они опять начали кричать друг на друга. Тогда я вышел и тоже закричал. Они удивлённо посмотрели на меня.
- Ричард, ты ведь…
- замолчите! Может я ещё совсем ребёнок, но знаете, я в любом случае никак не ваша игрушка. Как говорила Матильда всё в этой жизни проходит. Да, проходит абсолютно всё! Тогда я не понимаю, какая вам разница где я живу?! А если и действительно разница есть, то почему бы нам всем вместе не жить в каком-нибудь большом загородном доме? Вы называете друг друга ужасными родителями. А что есть родитель? Разве это не тот мужчина, с которым я прожил всю свою жизнь, который кормит меня и заботится обо мне. Разве не он воспитывает во мне что-то стоящее? Знаете, что делает родителей врагами детей? Нет, не их постоянные ссоры, но их беспомощность, а точнее неспособность мыслить раскрыто. Словно младенцы вы цепляетесь за свою игрушку, не задумываясь над тем, что у неё тоже свой мир.
- Ричард, подожди.
- Жасмин не надо. Он не ребёнок.
- он ребёнок! Ребёнок у которого не было матери! Он просто не знает каково это. С детства он только и делал, что хотел быть похожим на отца!
- наверное именно по этому он пошёл по следам своей матери! Пусть он даже не знал её, но он никогда не хотел быть таким как я.
- я просто хотел быть собой. Просто хотел понять, что такое жизнь. И я понял! Я понял, что такое смерть и как быстро она приходит. и ещё я никогда не хочу становиться взрослым, если все взрослые такие как вы! Уж лучше я тоже умру молодым.
- замолчи Рич. Уходи Жасмин.
       В тот день я ощутил себя взрослым. ведь я впервые осмелился что-то возразить очередному скандалу. С тех пор если Тётя приходила, то только просто поговорить с отцом о каких-то своих делах. Они стали намного более мирно вести себя. Может просто прекратили ссориться при мне, может я и вправду оказался столь влиятельным.
       Концерт начался. Мы сидим в оркестровой яме. Это незабываемое ощущение, когда ты сосредоточен как пружина, где-то над головой шелестит занавес и публика, озарённая сиянием декорации, начинает аплодировать. Вот дирижер дёрнул смычном и расплылось!
       Знаете, если вам когда-нибудь посчастливиться испытать на себе это странное ощущение жизни рук в вашем теле, то обязательно запомните его! Оно ведь и в правду неповторимо. Для того что бы его добиться нужны годы тренировки, но если вы вдруг его добились, то оно продолжает жить в вас до конца ваших дней. И музыка, которую играют ваши пальцы, будет ещё долго звучать в ваших ушах и отголосками концерты будут блуждать по памяти.