Лилли Маллин

Мне восемнадцать. Мужняя жена с печатью. Мужу двадцать три. На вид ему тридцать. Он хотел выглядеть солидным - порода – по маме – Пушкин, по папе – Фрунзе.
Разонравился ещё до свадьбы.
Но моя мама железной рукой привела меня к венцу.
После этого мне, по большому счёту, всё стало пофигу.
Свекровь – женщина – генерал, популярно разъяснила , что моё место под лавкой : «Мама у тебя цыганка, а папа…. вообще смешной»
Но мне нравилась семейная жизнь. Стабильность. Основательность . Порядок.
Нравилось ездить на дачу, возиться в огороде.
Вечером собирались молодые дачники на мопедах и ехали, перемахнув на скорости через трясину, в угодья лесника, на пруды с сомами. Ездить через трясину было опасно. Дело техники. Пешком, на велосипеде, на мотоцикле не возможно. Только на мопеде и на скорости. Собирались по пять шесть мопедов. Если кто провалится, что бы хватало народа вытащить. Я любила эти опасные поездки.
Была ещё одна опасность в тех местах – деревенские. Во время немецкой оккупации им хорошо жилось. Стала деревня полунемецкой по крови. Зато туго деревенским пришлось когда русские вернулись. По этому деревенские потомки аккупантов были злые и агрессивные. Особенно ненавидели они дачников.

В тот хмурый вечер было только два мопеда: я с мужем и один малохольный парень со своим десятилетним братишкой. На болота поехать в таком количестве  не решились.
Взяли пива, картошки и поехали к реке. У реки в глубокой ложбине развели костёр, закидали туда картошку, сидим, пиво пьём. У вдруг по краю ложбины идёт отряд белобрысых гитлер юген, человек десять не меньше. Идут к нам, и не с пустыми руками: у кого лом, у кого кол, у кого цепь.  Тут и бывалые бойцы бы растерялись. А эти то, мои то и подавно. На их лицах я прочитала готовность передать меня фашистские лапы с наилучшими пожеланиями. Поднялась я и побежала на встречу белобрысой гидре. А та уже стратегически сформировалась, вперёд маленького, задиристого на предмет закурить выпустила. А я им: -« Ой как хорошо, что вы пришли, а то так скучно. Давайте к нам! У нас картошечка, пивко !»
 У них магнитофон раздолбанный. Бони М орёт! Собака с ними здоровая Баскервили, рычит при малейшем приближении
- Ах как я люблю Бони М, Ах как я люблю собак!
Гидра молча села у костра
Я с энтузиазмом продолжала оживлённый монолог
пока мои, бледные от страх "мужчины" выкатывали мопеды из ложбины.

- Встретимся завтра! –  я послала фашистким отродьям воздушный поцелуй.

И вот мы едем домой. Уютно гудит мотор. И только любимый муж тихо ругается матом