Нож

(Беседы о науке)

Давным-давно у меня погиб друг. Как-то друзья решили снять о нем любительский фильм. Готовя свою часть кинематографических воспоминаний, я пошел в магазин покупать нож – мне он был нужен в кадре как символ смерти. Выбирая, я серьезно поранил руку – один из предложенных клинков проткнул палец, удивительным образом разрезав толстую кожу ножен.  Из-за обилия крови в магазине случился переполох, сам палец полгода не гнулся, тем не менее, нож был приобретен и фильм снят, при этом я остался в убеждении, что на свои размышления о смерти получил холодноватую ремарку «оттуда».

Эта не слишком обязательная история с ножом мне почему-то вспоминается всякий раз, когда заходит речь об анализе как методе.

Может сложиться впечатление, что любой анализ, а не только филигранно заточенный научный, убивает. Соответственно и анализ, когда, наконец, проанализирует сам себя, с неизбежностью умрет на лабораторном столе. При этом научным сообществом такой факт должен быть воспринят с энтузиазмом, несмотря даже на то, что смерть анализа означает смерть науки. 

С момента своего возникновения гордая, всесильная наука остается прислужницей генеральных штабов. Этот прискорбный факт воспринимается сегодня как следствие общего несовершенства мира, следствие, которое непременно будет исправлено на пути технического прогресса, дайте только срок. Но науке не суждено избавиться от своей унизительной роли, как телу не убежать от собственной тени, ибо убийство, смерть, война – все это ее неизбежные спутники, предопределенные в том числе и главным научным методом – анализом.
Однако сам по себе анализ не убийца, он лишь пособник, орудие, он нож, потому что препарирует не живые объекты, а понятия об этих объектах, то есть – мысли.

Существует множество определений мысли, но вот вам такое, которое, кажется, еще не использовалось: мысль – это «трупик бытия». О чем в данном случае речь? Если попробовать определить бытие одним единственным словом, то слово это будет «движение». Все есть движение, сама материя не более чем одна из форм движения, материи как таковой нет. Мысль же есть остановка неостановимого движения-бытия, то есть формально его гибель. Даже в мыслях о будущем мы оперируем понятиями – а значит образами вчерашнего дня, тем, чего в действительности уже не существует. Живую истину выразить словом (поймать мыслью) невозможно – разочарованное признание этого факта нет-нет да и встречается в европейской философии и литературе. Также и абсолютное знание наука не способна дать человеку, поскольку от реальности она фатально отстает.

Итак, мысль фотографирует действительность, после чего передает фотографию анализу, который режет и кромсает ее, как куклу Вуду, в то время как сама действительность уже далеко, – таков научный метод познания. Из признания этого обстоятельства вытекает множество следствий, и одно из них то, что подобный метод легко порождает иллюзию всесилия мысли, а вместе с ней и науки.


Давайте подойдем к вопросу о воздаянии, о теодицее (а он обязан занимать завсегдатаев литературных сайтов) как бы с противоположной, с потусторонней стороны, но при этом «строго научно».

Что такое жизнь каждого из нас? Это эксперимент над нами. Мы живем, пока опыт не закончен, пока происходит накопление данных. А умираем в тот момент, когда где-то «там», в занебесной «лаборатории», наконец, берутся проанализировать собранную относительно нас информацию. Ведь разве не анализ есть то, что во всех религиях присутствует как высший суд – взвешивание человеческой души, оценка свершенных нами земных дел?


2010 г.