Виктюк на крыше

Канал: Культура
Программа: Театральная летопись. Роман Виктюк
Режиссер: Игорь Волосецкий

Как-то прочитала, что журналисты называют Романа Виктюка «роскошным клиентом». Еще бы, любой диалог-интервью Роман Григорьевич умудряется незаметно превратить в завораживающий монолог. В этот момент главное, чтобы записывающее устройство не подвело и, как говорится, «пиши, не хочу». В общем - идеальный персонаж для  очередного сюжета передачи «Театральная летопись»: он и великолепный рассказчик, и культовый режиссер, сумевший еще во времена тотальной коммунистической цензуры перевернуть с ног на голову все представление о современном русском театре.
Увлекательных историй из жизни этого великовозрастного по паспорту, но  юного в душе «хулигана» театральных подмостков хватило бы на гораздо большее время, чем четыре получасовые серии «летописи».
Но, как говорится, и на том спасибо каналу «Культура». Ведь в былые времена о режиссере-реформаторе Виктюке можно было услышать лишь легенды да небылицы... Его сногсшибательных и скандальных «Служанок», с которых в театральном мире и начался «Виктюковский бум», в конце восьмидесятых могли посмотреть лишь зрители двух российских столиц. Да и то, далеко не все, а лишь счастливые обладатели дефицитнейших билетов и контрамарок.
Открыть для себя Виктюка мне удалось лишь в середине девяностых в Тель-Авиве. В то время в Израиль уже съехалось огромное количество истинных ценителей театра, и поэтому Роман Виктюк стал довольно частым гостем «земли обетованной». Он привозил свои работы несколько раз в году, и израильский зритель имел возможность своими глазами увидеть и «Заводной апельсин», и «Любовь в будуаре», и «Осенние скрипки», и многие другие шедевры великого Мастера. Неизменные аншлаги были постоянным атрибутом этих гастролей, а бурные аплодисменты бывших соотечественников венчали каждый спектакль.
А еще можно было, прогуливаясь солнечным летним днем по тель-авивской набережной, встретить возвращающегося с пляжа, загоревшего Виктюка в легких цветастых штанах, шлепанцах на босу ногу, и вот так, запросто, поздороваться с «живой легендой».

...В кадрах «Театральной летописи» Роман Григорьевич очень похож на того Виктюка с набережной, встреченного мной более десяти лет назад. Одетый в пиджак любимой радужной расцветки, он неторопливо прогуливается по улицам своего детства...
- Этот двор мне когда-то казался очень большим, - говорит он, остановившись у старого раскидистого каштана. - А вот дерево это в ту пору было гораздо меньше. Мы здесь собирались с ребятами и играли свои первые спектакли. Однажды я убедил друзей, что смогу в один прекрасный день взлететь.
Он и сам-то в это верил. Иначе бы разве стал привязывать к каждой руке по венику. Взмахнув крылами, юный Виктюк, конечно же, грохнулся на землю, но чувства поражения, по его словам, он тогда не испытал. Просто встал, отряхнулся и сказал: «Это была репетиция».
Уже тогда он был уверен, что когда-нибудь обязательно полетит. Придет время, и он воспарит ввысь, к самим облакам, - и оттуда окинет взором узкие мощеные улочки любимого Львова, купола его церквей и шпили костелов, белоснежное море цветущих каштанов... Так когда-то сумел воспарить над Витебском провинциальный художник Марк Шагал, - и когда Роман Григорьевич показывает зрителю львовскую крышу, на которой мечтал сыграть свой спектакль, невольно представляешь его кем-то вроде шагаловского Скрипача.
В любимой песне Виктюка, которую во времена его юности распевала львовская шантрапа, есть такие слова: «Где еще можно встретить такую красоту? Только во Львове!» Прославленный режиссер, чье имя уважительно и с нескрываемым восторгом произносят зрители на разных континентах Земли, навсегда остался верным и любящим сыном своей Родины, своего неповторимого древнего Львова.

Виктюк рассказывает и о неких мистических поворотах своей судьбы. Роман Григорьевич говорит, что впервые любовь к театру он испытал, еще не успев появиться на свет Божий. Будучи на седьмом месяце беременности, его мама трижды покупала билет на оперу Верди «Травиата». Но ей так ни разу и не удалось посмотреть представление до конца. Как только дирижер взмахивал палочкой, и раздавались первые звуки увертюры, ребенок в животе начинал биться не на шутку. Оттого Виктюк и считает Львовский театр Оперы и Балета особым местом.
А однажды, когда Роман шел в театр, паренька неожиданно остановила цыганка. Она взяла его руку и, глянув на нее, сказала: «Ты будешь дирижером». А по звучанию, да и по смыслу, слово, произнесенное невесть откуда взявшейся гадалкой, похоже на другое – «режиссер»...
Режиссура, считает Виктюк, доступна лишь избранным.
- Как ставится спектакль?  Как пишутся стихи? - задает он риторический вопрос, на который тут же сам дает ответ: «Есть некий ритм, размер, рифма. Главное услышать из бездны шифры этих понятий».
О владении этим загадочным шифром говорит почерк каждого художника, поэта. Если такой почерк присутствует в работе, значит, свершилось таинство творчества и «искра Божья» блеснула в произведении писателя, композитора, скульптора или живописца. В случае с режиссером дело обстоит гораздо сложнее, ибо своей «кистью» он рисует на холсте, сотканном из множества чужих, актерских, душ. Они, актеры, должны прочувствовать все нюансы режиссерской задумки, и с ювелирной точностью воплотить ее на сцене.  У тех, кого Роман Виктюк выбирает себе в соратники, это получается. Необыкновенное чутье позволяет ему, «бунтарю» и возмутителю ханжеского спокойствия, находить для своих постановок именно тех, чьи сердца бьются с его собственным в унисон.

Один из учеников студии Романа Григорьевича говорит, что учитель просит их почаще смотреть вверх, на звезды, потому, что считает, что истинные служители сцены призваны связывать землю с небом.
Другой участник «театральной  революции» Романа Виктюка, Ефим Шифрин, считает своего любимого режиссера истинным «театральным полиглотом». «Виктюк умеет разговаривать на разных театральных языках, - говорит Шифрин, - и с ним сегодня готовы сотрудничать любые актеры».
Взрывной характер Виктюка наиболее ярко проявляется во время репетиций. Но мощь его таланта так велика, что эта «взрывоопасность» терпеливо переносится самыми именитыми актерами современной российской сцены. Все они почитают за честь выйти на сцену в его дерзких, эксцентричных, но всегда необыкновенно элегантных спектаклях. В спектаклях, где неизменно присутствуют безграничная чувственность и всепобеждающая любовь.
«На перекрестках Мира стоят безумцы, и именно они определяют движение мировых процессов», - любит повторять Роман Виктюк, единственный из режиссеров иностранного происхождения, удостоенный международной премии Института итальянской драмы за лучшее воплощение современной драматургии и обладатель театральной премии «Maratea» Центра европейской драматургии.  И почетное место, занимаемое им в «Театральной летописи» современности, надо сказать, принадлежит ему по праву.