Комментарии 6, продолжение

   

                ЧИСТЫЙ ЛИСТ БУМАГИ,
                карандаш, линейка, циркуль
                и часы


    Простые пружинные или гиревые часы имею две стрелки (часовую и минутную) и циферблат, на котором по кругу расположены метки. Границы часовой стрелки относительно циферблата движутся со скоростью один оборот за 24 часа (были такие циферблаты). Минутная стрелка делает один оборот за час. Наблюдатель практически не регистрирует медленное движение часовой стрелки. Движение минутной стрелки он может регистрировать, если достаточно длительно будет на нее смотреть (ребенком, лет шести, я часто наблюдал за стрелками часов "ходиков"; мне было любопытно, что стрелки "стоят-ходят"); мой отец частенько ремонтировал часы жителей деревни; мать рассказывала: "Папа, циси идють? Нек, ни идють..."; это еще до двух лет.). Если же промежуток времени регистрации у наблюдателя будет мал, то границы стрелки не успевают пройти путь по величине такой, что его ситема зрения зарегистрировала бы различие положений стрелки в момент внимания на нее. Она, таким образом, для наблюдателя стоит, т.е. находится в покое. Вот это "стоит-движется" для меня и было любопытным. Ответ же я нашел тогда, когда узнал о величине углового разрешения зрения. Процесс регистрации - это реальный процесс во времени. Если за время регистрации границы движущегося объекта-предмета-физического тела не успевают пройти путь относительно наблюдателя больше, чем величина разрешения зрения, то и движущийся объект он регистрирует покоящимся. Когда мы стреляли из луков, то стрелу можно было видеть высоко над собой, когда она затормаживалась. Но еще и тогда, когда ты угадывал, где она, и моргал быстро. Иногда получалось, что ты видел стрелу "стоящей". Это было так любопытно, что час и два я занимался "видением стрелы". Потом я вспомнил это, когда встретил проблему "апории Зенона".


                КАРАНДАШ

    Изделие из дерева и графита - это карандаш. На чистом листе бумаги часть стержня, если ему не мешает древисина, оставляет часть себя - частицы графита. Помню, что были химические карандаши. Если кончик его послюнявить, то на бумаге получалось цветное. Это уже практически не стералось (стЕреть, стёр). Естественно, что кончик карандаша ничего не может нанести на бумагу, кроме частиц графита. Это в детстве мною было усвоено прочно (о графите мне рассказал отец, о каменном угле и горном хрустале, об алмазах).


                ТОЧКИ

    Карандашом я наносил едва заметные частицы графита, которые я видел, а бабушка, дедушка и моя тетя, дочь бабушки, не видели. Мне нравилось делать рисунки, которые не видели взрослые. Очков же у них не было, так как были неграмотные, зрение же их было достаточно хорошим для их быта. (Почему взрослые покупали для меня пятилетнего тетрадки, откуда взялась готовальня с полным набором для работы с тушью, две линейки - деревянная и металлическая, я так и не понял, т.е. случайно так получилось или специально это сделал мой дед.)

      
                ЛИНЕЙКА, ЦИРКУЛЬ
                и чистые листы бумаги

именно благодаря им я создавал свою кинематику. Из "юрков" (это то, на что наматывались нити) и резинок я делал самодвижущиеся тележки. Прикрепленный карандаш оставлял след на листах бумаги, получались окружности. Линейкой я измерял пути, которые они проходили. Мы с "Панфилом" соревновались, чья больше пройдет. Сантиметры мы назвали большими черточками, а милиметры - маленькими.
   Потом мы делали пароходы с резиновыми моторами. Это уже весной. Не потому ли я не поддался на зомбирование в школе, что в раннем детстве активно мы делали свои игрушки?
Свое оружие (луки со стрелами, потом пороховые поджиги-наганы, потом пороховые ракеты)?
На доске мы видели мел, но не буквы и цифры. Буквы и цифры у нас были в головах. Естественно, что у каждого были свои мысли. Чужих не было. Вообще, до лет одиннадцати мы это обсуждали часто. Но потом интерес остался только у меня и у одного моего приятеля, у которого он заглох после восьмого класса.